Умру вместе с тобой Степанова Татьяна

Глава 35

Редкость. Цвет – алый

– Что это за место? В чью квартиру мы сломали дверь?

– Это его… то есть его матери, они жили здесь, когда он был маленький!

Евгения Хохловская оттолкнула с дороги Миронова, что вопрошал, озирая квартиру, и понеслась по коридору, как вихрь.

Коридор, узкий и длинный, две комнаты, вид нежилой, запущенный, пыльный, сумрачный. Но Катя даже не успела оглядеться – Хохловская рванула дверь ванной и испустила пронзительный вопль.

Феликс – полуголый – лежал в ванне, полной воды. И вода, и пол, и кафель – все было алое от крови. Он вскрыл себе вены.

Сергей Мещерский бросился к нему первым – сунул руку в воду и выдернул затычку, спуская воду. Затем приложил пальцы к шее Феликса, прощупывая пульс.

– Он еще жив! Надо остановить кровотечение, наложить жгуты! – Он сорвал с крючка полотенце.

Катя видела запястья Феликса – он взрезал их вдоль. И этот длинный разрез внушал Кате страх. Мещерский попытался обмотать полотенцем предплечье, и в этот миг Феликс словно очнулся от глубокого сна. Окровавленной рукой он с силой оттолкнул Мещерского от себя.

– Нет! Не смей!

– Держите ему руки! – крикнул Мещерский. – Полотенце не годится, нужен нормальный жгут – ремень или галстук! Ищите скорей! И в «Скорую» звоните! Не стойте столбом!

Катя начала набирать на мобильном, звонить в «Скорую». Руки не слушались.

– Адрес! Женя, какой точный адрес?!

Миронов ринулся в комнату на поиски ремня или галстука. Он распахнул старый платяной шкаф. Тот был полупустым – на вешалке висел лишь байкерский костюм Феликса, кожаное пальто, длинная темная куртка – дождевик. На полке лежал мотоциклетный шлем, а внизу валялся какой-то старый хлам – чемодан и что-то похожее на темные шланги, свернутые спиралью – так в тот миг показалось Кате. И еще там были какие-то деревянные палки.

Но на штанге на двери шкафа Катя увидела два старых кожаных ремня и пояса от женских платьев. Наверное, они так и висели здесь с тех пор, когда еще мать Феликса была жива и пользовалась этим шкафом – это явно была ее комната.

На комоде – фотография в рамке… Балерина в балетной пачке… Его мать…

Миронов сорвал ремни и все пояса и бросился в ванную.

– Держи. – Он сунул все это Мещерскому. – Черт, я не умею накладывать эти жгуты!

– Я умею. – Мещерский старался сохранить хладнокровие. – Катя, помоги мне.

Вдвоем они наложили первый жгут на правую руку Феликса – на предплечье выше разреза, ближе к локтю. Мещерский с силой затянул жгут.

– Почему он это сделал? – Миронов смотрел на Хохловскую. – Почему захотел покончить с собой?

– Я не знаю.

– Он же вас предупредил. Вы же узнали, что он здесь.

– Я не знала точно! Я просто подумала, что он в квартире матери. Дома в Одинцове… там бы он не позволил себе умереть… там же Даша! Он бы никогда не сделал такого у нее на глазах. Он забился в эту нору! Он и не жил здесь никогда с тех самых пор!

– Но он сообщил вам, поэтому вы ринулись его спасти. Он позвонил, или это был мейл? Мейл, да? Что он написал? Почему он это сделал? Телефон мне сюда ваш, быстро!

Хохловская сунула ему телефон. В эту минуту Мещерский и Катя как раз пытались наложить и затянуть второй жгут на левой руке Феликса.

– «Что я сделал, то сделал. И это только я. Не хочу с этим жить. Все свое возьму с собой. Женя, прости меня. И прощай».

Миронов прочел последний мейл Феликса своей кузине.

– Что он сделал? – спросил он тихо.

– Я не знаю!

– Что такого он сделал?!

– Не получается туго, – закричал Мещерский. – Кровотечение не останавливается! Надо что-то подложить в жгут и закрутить как рычаг – что угодно – на кухне любой предмет с длинной ручкой или короткую палку! Ищите скорей! Разбираться будете потом!

– Там в шкафу какие-то палки, я видела. – Катя – вся окровавленная – вскочила на ноги и побежала в комнату к шкафу. – Сережа, я сейчас принесу!

Она увидела это опять – что-то похожее на свернутый шланг. Но, приглядевшись, вдруг поняла, что это не палки никакие, а полированные рукоятки от… Она схватилась за эту деревяшку, потянула на себя и почувствовала, как черная свернутая змея словно пришла в движение, расправляя свои кольца и распрямляясь, таща за собой нечто тяжелое и увесистое и…

Это было что-то наподобие длинного хлыста или кнута с полированной рукояткой и тяжелым грузом на конце в форме просверленного металлического диска. Катя недоуменно смотрела на эту штуку.

Кто-то хрипло выдохнул за ее спиной. Миронов. Невыразимым взглядом он смотрел на этот кнут.

– Castlevania…

– Что? – Катю испугал ее вид. Он словно призрака узрел.

– Черт… я же говорил с ним…

– Видеоигра?! А это? Это что такое?!

Миронов наклонился и поднял со дна шкафа еще один точно такой же кнут с металлическим диском. Взвесил его на руке. Медленно вышел в длинный коридор квартиры с выбитой с косяков дверью. Он встал у самой двери, держа странный кнут в руке, опущенным вниз. И вдруг сделал рукой такое движение… быстрое… и вроде как даже легкое… Кнут змеей взмыл верх и сшиб сначала потолочный светильник, а затем металлический диск с силой ударил в кухонную дверь со стеклянной вставкой, что располагалась рядом с ванной – расстояние было не менее восьми метров. Удар оказался такой силы, что кухонная дверь треснула пополам, а стекло осыпалось осколками.

– Вы что там, все с ума посходили?! – заревел Мещерский. Катя никогда не видела, не слышала, не наблюдала его в таком бешенстве. – Он же умирает! Кровь из него уходит!! Тащите то, что я просил!!!

Катя, топча осколки, бросилась на кухню, открыла ящики и нашла там деревянные мешалки для салата – у них были длинные тонкие ручки. Она схватила их – сойдут как рычаг для жгута. Ворвалась в ванну, и вдвоем они подсунули деревяшки в узел и начали закручивать так сильно, что предплечье Феликса посинело.

И в этот миг в дверях послышались голоса: «Какой разгром! Да что тут у вас? Где больной?»

Это приехали врачи «Скорой».

И все снова засуетились вокруг Феликса.

Катя в этой суматохе смотрела на Миронова. Он держал ужасный кнут под мышкой и звонил по телефону в Главк:

– Дежурную группу сюда немедленно. Экспертов. Необходим полный осмотр и обыск квартиры. Подозреваемого везут в больницу, я еду с ним.

Феликса на носилках уже грузили в машину «Скорой», когда приехала опергруппа из ГУВД области. Миронов коротко ввел их в курс дела. Со страшным кнутом он так и не расстался, словно хотел иметь эту улику всегда при себе.

Они все вчетвером, вместе с Хохловской, поехали из Несвижского переулка следом за «Скорой», включившей сирену. В приемном покое Феликса на каталке сразу повезли в операционную. Катя мечтала лишь об одном – зайти в туалет больничный и вымыть свои окровавленные руки и лицо. И Мещерский был весь окровавленный, как вурдалак. Но внезапно…

– Стойте, подождите! Не уезжайте! – В приемный покой выбежал дежурный врач.

– Он умер? – спросил Миронов.

– Он жив, но тест показал, у него редкая группа крови – четвертая, отрицательный резус. У нас нет запаса. Мы позвонили – нам привезут, но это займет час. А у него нет этого времени. Катастрофическая кровопотеря. Мы вынуждены срочно использовать кровь других групп с отрицательным резусом для переливания, а это всегда чревато. И в его положении может угрожать жизни. Вы… кто-то из вас знает свою группу крови? Может, быть у вас…

Хохловская зажала рот рукой и зарыдала в голос. Катя чувствовала опустошение… вот так… все напрасно… Как они ни старались спасти его…

– У меня четвертая, отрицательныая, – сказал Миронов. – Я стану его донором. Этот смазливый подонок… он нужен мне живым!

Прошло немало времени, прежде чем он…

Прежде чем он как бы проснулся наяву и сначала даже не понял, где он и что с ним. Так бывает при большой потере крови, а из него ее выкачали прилично для донорства. Словно сон… все как сон и экстаз. И полет – высоко, далеко, а потом он падал, падал и ударился о больничную кровать.

Еще пару минут он плохо соображал, но догадался, что его без сознания тоже перевезли в реанимацию. Рядом на расстоянии вытянутой руки на больничной кровати лежал Феликс. Его глаза были открыты.

Живой.

Владимир Миронов приподнялся, оглядел себя – вместо одежды зеленая больничная роба, которую выдают донорам. Рука забинтована туго. Руки Феликса тоже забинтованы до самых локтей. Миронов сел на кровати.

– Что ты сделал?

– Ты знаешь.

– Ты их убил?

– Да. Ты теперь вроде как мой брат по крови… Зря ты это. – Феликс шептал еле слышно.

– Ты убил Афию и Изи Фрияпонг?

– Да.

– А остальных?

Феликс глянул на него.

– Всех. Всех, сколько у вас есть.

– За что?

– Считай, что это голоса…

– Какие голоса?!

– Или духи… духи мне нашептали… Все эти музейные штуки, они же опасные. Она говорила мне – они не просто так сделаны, они опасные…

– Кто тебе это говорил? Афия?

– Нет… Та, другая… из музея… Она сама похожа на ведьму.

– Серафима?

Феликс закрыл глаза.

– Какое первое убийство ты совершил? Где? Назови место.

– Я не помню… у меня памяти уже нет. Это все твоя чертова кровь… Она не нужна мне, твоя кровь, слышишь, ты? Зачем ты полез? Хочешь тоже стать героем? – Феликс пытался сам приподняться, но у него не было сил. – Герой только один. Единственный и неповторимый. А на тебя мне плевать… Дал бы мне уйти, было бы самому меньше волокиты с расследованием.

– Ты хотел стать Лордом Теней? – спросил Миронов. – В Castlevania сыграть с ними, только в реале, не в виртуале?

Феликс смотрел в потолок.

Потом закрыл глаза.

Притворился.

Или и вправду снова потерял сознание.

Глава 36

Предупреждение

Это было очень долгое ожидание – сначала в приемном покое, а затем в коридоре у закрытых дверей реанимации. Из цепких лап смерти так просто не вырвешься.

Сергей Мещерский тихо утешал плачущую Женю Хохловскую. А Катя не находила слов для ее утешения… нет…

Она погуглила украдкой на смартфоне – Castlevania. И прочитала массу сведений об этой популярной видеоигре – и про создание, и про новые версии. И про сюжет – про вампиров из клана Бельмонт и какого-то Лорда Теней… И самое главное – что символом игры и дома Бельмонт является кнут против разной нечисти, которым герои и игроки приканчивают тех, кто встал у них на пути.

Видеоигра, разыгранная Феликсом в реальности?

Это отдавало какой-то запредельной дичью. Ну абсолютным бредом.

Но те штуки у него в шкафу – ужасные смертоносные кнуты, которыми и были расколоты черепа жертв… и причинены те самые гематомы. И никто не приближался к несчастной Алле Полозовой на том железнодорожном мосту. Машинист поезда сказал им сущую правду – рядом с ней никого не было в тот миг, когда увесистый диск с невероятной силой толкнул ее на загородку.

Катя ведь сама в коридоре квартиры Феликса видела, как используют кнут. И это расстояние до кухонной двери… И к машине Изи не было нужды приближаться, имея в руках такое оружие. Поэтому и не осталось там следов…

Но все равно это отдавало какой-то запредельной дикостью.

Когда Женя Хохловская перестала рыдать, Катя решила, что пора и ей поговорить с ней. Откладывать этот разговор до официального допроса не имело смысла.

– Женя, почему Феликс хотел себя убить?

– Я же сказала вам, я не знаю! Я сама все бы отдала, чтобы узнать это.

– Все бы отдали? А у нас версия, почему он пытался это сделать. Хотите, я изложу ее вам?

Женя молчала.

– Вы нам неправду сказали про ночной клуб «Царь» в прошлый раз. А Феликс нам просто солгал. Он был там вместе с Афией и ее приятельницей Изи Фрияпонг. И случилось это незадолго до их убийств. Ничего не хотите мне об этом сообщить?

– Я же там с ними не была.

– Но Феликс вам мог что-то рассказать. Он же… он же вас известил о том, что собирается сделать с собой. Значит, вы ему близки и дороги, как родной человек. И потом, Афия… вы же с ней разговаривали по телефону незадолго до ее смерти. Вы нам сами об этом сказали. Она еще насчет домработницы жаловалась вам… Вы не вдавались в подробности в тот раз. А о чем все же шла речь?

Женя снова всхлипнула.

– Об этом клубе «Царь» как раз и шла.

– Рассказывайте. Что сказала вам Афия? Дословно.

– Да ничего такого. Она просто была возмущена и рассержена. Говорила, как люди глупы… как они принимают одно за другое по своей глупости и нетерпимости. Делают ошибочные выводы… И переполняют их ненависть и злоба, хотя повода для этого нет. Она имела в виду свою домработницу. Та их застала в квартире утром, когда явилась убираться – всех троих.

– Кого?

– Афию, Изи и Феликса. Он накануне поздно вечером пришел к Афие в музей. Он вообще-то искал меня, но я в тот день уехала рано. И он меня не застал. Он сильно выпил тогда – мне Афия так сказала. И он был в отчаянии, просто никакой.

– Почему?

– Да я не знаю! Это вы у него спрашивайте. Афия мне сказала по телефону, что она встревожилась из-за него. Он же на мотоцикле приехал и в таком невменяемом состоянии пытался снова сесть на мотоцикл. Он бы разбился насмерть. Она ему это и сказала – мол, что ты делаешь, опомнись! А он ей – а, все равно, никто обо мне не заплачет. Она сильно испугалась за него. Захотела как-то его подбодрить, отвлечь – сказала: хватит киснуть, дурачок, лучше поехали в клуб. Там Изи сегодня всю ночь танцует. А она такая заводная девчонка. Она привезла его на такси в клуб, и там они были уже вместе с Изи. И он там еще добавил спиртного. И они с Изи на ее машине привезли его домой к Афие – в ее квартиру. Не бросать же было его на улице, такого пьяного? Они его раздели и уложили в кровать в спальне. А сами сидели на кухне, разговаривали. Но потом им и самим смертельно спать захотелось. И они решили лечь. Изи без комплексов – она легла в кровать рядом с Феликсом. Афия сказала мне, что легла на диван в комнате, но он мягкий, а у нее спина этого не выдерживает. У нее на кровати ортопедический матрас. И она потом под утро тоже перекочевала к ним на кровать. Они там и спали все втроем. А эта домработница явилась рано утром. У нее ключи, ей Афия дала запасные, она же убиралась у нее, когда Афия была в музее. Она увидела их всех троих в одной постели, Феликс – полуголый, они тоже раздетые. И она начала на них орать, как базарная торговка, что они развратницы, что это грех – в постели втроем, что ее вера ей запрещает служить таким вот язычницам чернокожим… Это ее дословные слова – Афия мне их привела. И домработница хлопнула дверью. Облила их всех грязью, даже не разобравшись.

– Те штуки… кнут, который был у него в шкафу. Вы знаете, что это такое?

– Это из видеоигры. Разная дребедень. – Женя махнула рукой. – Он подростком подсел на видеоигры. Они там с Валентином отрывались… из лука стреляли и копья метали, как викинги… Ну и это тоже, наверное. Кнутом пластиковые баклажки с водой сбивали с пня. Как дети… Но Романов говорил – разные бывают в жизни ситуации. Они же оба не забыли с Феликсом ту школу… Так вот он говорил – надо быть готовым. И даже если нет оружия, надо учиться использовать что-то еще. Они и на палках сражались, – как Робин Гуд… Да мало ли…

Катя внимательно ее слушала. Хотела было кое-что уточнить, но в этот момент приехал Валентин Романов.

Без сомнения, Женя его вызвала. В этом хаосе разве они могли уследить, кому она звонила?

Романов был бледен. Он пытался казаться спокойным, но это ему не удавалось. Хохловская бросилась к нему. Он ее обнял. Она зашептала ему – пересказывала события утра. Они сели поодаль. Потом Романов встал. Повернулся к ним с Мещерским лицом. Кате казалось, он что-то хочет им сказать. Но в этот момент в коридор у реанимации высыпали медсестры. Они сразу же узнали Романова. И дежурный врач выглянул. И тоже, конечно, его узнал.

А потом из реанимации вышел Владимир Миронов – в одной футболке, с забинтованной рукой. Он был тоже бледен и слаб после своего донорства. Но, увидев Романова, выпрямился.

– Феликс жив. Его жизни ничего не угрожает.

– Ой. – Хохловская села на стул. – Ой… спасибо вам… если бы не вы все…

– Феликс признался в убийствах. – Миронов глядел на Романова. – У меня его официальное признание.

Кате показалось, что в коридоре сейчас гром грянет. Но нет – тишина. Гробовая.

– Этого не может быть, – сказал Романов.

– Но это так. Я хочу спросить вас: у Феликса есть машина?

– Нет. У него мотоцикл.

– А у вас, конечно, есть машина?

– Да.

– Марка, цвет?

– «БМВ». Черный.

– И Феликсу вы разрешали пользоваться ею?

– Он нечасто ею пользовался.

– А у вас какая машина, Женя? – Миронов обернулся к Хохловской.

– «Шкода»… черная… Но она в гараже. Я редко вожу. Боюсь водить по Москве.

– Феликс имел к ней доступ?

Женя молчала. Глянула на Романова, словно ища у него поддержки.

– Я сам с ним поговорю. Сейчас. – Романов ринулся к дверям реанимации.

Но Миронов преградил ему путь.

– Нет.

– Я хочу его увидеть!

– Это невозможно.

– Я должен его увидеть!

– Он подозреваемый по делу о трех убийствах и покушении в совершении четвертого. Здесь, у реанимации я выставляю круглосуточный полицейский пост. Никто не будет иметь доступ к нему, кроме медперсонала.

И точно – загромыхали шаги по коридору. Приехали патрульные в бронежилетах и оперативники. Пост у реанимации встал на дежурство.

– Это какая-то чудовищная ошибка, – сказал Валентин Романов. – Он… Феликс… мой мальчик… он бы никогда…

Катя в первый раз в жизни видела, как в реальности, не в кино, а в нашем больном несчастном мире отчаяние и мрак спускаются с небес и окутывают… побеждают, повергают в прах даже героев… тех, кто без страха и упрека… тех, которые не ради славы и богатств… – Феликсу, когда его подлечат, потребуется адвокат, – объявил Миронов. – Вы уж займитесь этим, Валентин Всеволодович. Его из больницы переведут в тюрьму. И это надолго.

А потом слабым срывающимся голосом он посулил страшные кары персоналу больницы: врачам, медсестрам и нянечкам, если те только посмеют слить информацию журналистам о том, что произошло и кто находится у них в реанимации. Он угрожал чуть ли не расстрелом, а они смотрели на него, как на ненормального. Дежурный врач шепнул Кате, что надо дома дать «герою из полиции» успокоительного. И сунул украдкой пачку таблеток. Мол, это все последствия донорства, так тоже бывает… нервы…

– Я вас в Солнечногорск не пущу, – известила Катя Миронова, когда они покинули наконец больницу. – Из вас столько крови взяли! Вам нужен полноценный отдых. И не возражайте. Иначе мы с Сережкой вас просто свяжем!

Мещерский за все это время не проронил ни слова. Он о чем-то сосредоточенно думал. Но с Катей не делился. За руль разбитой полицейской машины Миронова он сел сам. И они с грехом пополам уже ночью добрались до Фрунзенской набережной, где все и началось. Подняли Миронова в квартиру – он совсем ослабел. И сгрузили его на Катин диван в гостиной. Вот так – сегодня ты, а завтра я…

Катя снова попросила Сережку остаться. И он остался. Молчаливый и задумчивый. Явно не впечатленный громким задержанием.

Утром Миронов все еще спал. И Мещерский запретил его будить и даже выключил звук у всех их мобильных. Катя оставила его на кухне – он снова варганил какое-то варево на завтрак. «Диетическое» – вроде как «мультизерновую» кашу из хлопьев. «Миронову нужна сейчас здоровая пища».

Катя выпила кофе и поехала на работу. Узнавать новости. Но их пока не было. Все словно подвисло. И тогда она…

Она снова отправилась в Музей Востока.

Объяснить себе этого не могла – почему, зачем? Одно она знала – Серафиму Крыжовникову выпустили из ИВС.

– Африканский зал уже открыли? – спросила Катя у охранника, предъявляя удостоверение на служебном входе. Тот и так ее узнал. Зачастили к ним полицейские.

– Нет еще. Куратор Крыжовникова сейчас как раз там.

Катя шла по музейным залам знакомым путем. Толкнула двери зала «Искусство и Магия».

Треснувшую витрину уже заменили. И все было вроде как обычно. Как прежде. Стул в виде крокодила. Мали. Принцесса. Бенин. Первопредок…

Серафима стояла возле витрины с Черной головой. Катя не удивилась этому – здесь ее место теперь…

– Подозрения в совершении убийств с вас сняты, – объявила она Серафиме. – И вы опять на работе. Снова на своем посту.

– Что же вы одна ко мне явились? – ледяным тоном поинтересовалась Серафима. – А где ваш безумный напарник?

– Он занят.

– Он в меня стрелял там, в доме.

– Вы его вынудили. Мы пока не выдвигаем против вас обвинения в незаконном проникновении в дом Афии и попытке кражи, но вы… вы должны подтвердить свое намерение сотрудничать с нами.

– Сотрудничать с вами? – Серафима смотрела на нее странно. – А что же все-таки приключилось с вашим напарником?

– Я же сказала – он занят. Служба.

– Он меня чуть не убил.

И тут Катя заметила, что зажившая ссадина на щеке Серафимы рдеет, хотя и обильно намазана тональным кремом.

– Думаете, я забуду об этом? Нет, мы этого никогда ему не забудем. – Серафима положила руку на витрину, словно объединяя себя с Черной головой. – Такие вещи не прощают, правда? За такие вещи всегда наступает расплата.

Катя хотела было повернуться и уйти, однако… что-то мешало ей это сделать. Может быть, взгляд этих белых вытаращенных глаз… и эта ухмылка… шрам…

– Если это предупреждение, угроза, то вы… вы не можете угрожать никому и ничем. Вы же не нашли ключа, хоть и искали его там, на даче… Если он вообще есть – тот ключ. В чем я лично очень сомневаюсь. И потом, вы не владелица этой скульптуры. Владелец – фонд Романова. А вы просто музейный хранитель. Пешка. Вы – пешка, Серафима.

– Сегодня утром у юристов окончательно подписаны документы, передающие нашему музею право собственности на все экспонаты. Фонд Романова подписал все бумаги. Он щедрый даритель. И теперь это все наше. Дар состоялся. Это все принадлежит музею. – Серафима любовно погладила витрину. – А у вашего напарника с пистолетом будет печальный конец. Вот увидите… Потому что есть вещи, которые мы не прощаем никому.

Глава 37

Хронология

Вечером, вернувшись с работы, Катя первым делом спросила Мещерского, открывшего ей дверь:

– Как он?

Мещерский шепотом сообщил: Миронов спал, потом проснулся и на какое-то время «уподобился урагану» – названивал по телефонам, узнавал, распоряжался, ругался, доказывал. Порывался куда-то ехать. Но его шатало из стороны в сторону, и голова у него кружилась. Вконец обессилев, он снова уснул.

Они шептались в холле, как заговорщики: «Нельзя его отпускать никуда сегодня, а завтра посмотрим». Катя собралась немедленно извлечь из морозилки курицу и «сварить горячего бульона – ему полезно». На цыпочках они поплыли на кухню, но не удержались, заглянули в комнату – Миронов лежал на диване на высокой подушке. Он смотрел на них.

– Как дела, Володя? – спросила Катя, подходя и садясь у него в ногах.

– Нормально. Спасибо вам и Сергею за хлопоты. Я сейчас соберусь и поеду домой.