Умру вместе с тобой Степанова Татьяна
– Раз выследили меня здесь, значит, не идиот.
– А там?
– Где?
– На автобусной остановке?
– Да не была я ни на какой автобусной остановке! Я приехала сюда. Хотела ночью это сделать, когда никого нет кругом.
– Ваш плащ насквозь промок от дождя.
– Это потому, что у меня колесо спустило прямо на Ленинградке. Чертово колесо. Я его меняла под дождем!
– И кто-то вам помог? Кто-то остановился?
– Кто сейчас остановится?
– Значит, алиби нет.
– Я никого не убивала. Я не убийца. Я ученый. Я просто пыталась найти ответы, которые важны. Это же великое чудо. Пусть и страшное. Но это нечто невероятное.
– Большой секрет?
– Тайна.
– А если ничего нет? Все – мираж?
– А тогда почему ее убили? – спросила Серафима. – Почему убили Афию?
Они забрали ее из дома. И отвезли в УВД. Миронов оформил протокол задержания. Причина – проникновение в чужой дом, подозрение на покушение на кражу. Пока только так.
Он спросил у Кати:
– Ну как, это она была там, на остановке?
– Не знаю.
– Многое сходится в вашем описании.
– Да… только, Володя, я честно не знаю. Скажи я «да» сейчас – вы посчитаете это дело раскрытым?
– Только не я. Следователь.
– Тогда я промолчу.
– Для следствия пока и случай с домработницей – всего лишь дорожная авария, наезд, – объявил Миронов, помолчав. – Так пока будет лучше.
– Надо подождать. Может, Динара придет в себя. Расспросим ее подробно.
– А если не придет в себя? У нее черепная травма. Ей же операцию делают, как инсультнику. Кто поручится, какой будет результат?
Обо всем этом Катя думала на обратном пути в Москву. Она ехала очень медленно. И все время пыталась сосредоточиться только на дороге. Но получалось это у нее неважно. И состояние свое она не в силах была описать: усталость, опустошение, страх, потерянность, растерянность, полное непонимание происходящего, неспособность свести хоть какие-то концы с концами… Где эти концы? Ну где?
Она спала, ощущая себя в какой-то яме, вырытой в темном, древнем, непроходимом лесу – яме-ловушке, выкопанной неизвестно кем и для кого. Для зверя ли свирепого или чудовища лесного? Шел дождь. Тропический ливень. И со стен ямы текло. Она наполнялась мутной водой. И Катя плавала в ней, барахталась, а со стен валились первопредки: люди-сколопендры, люди-богомолы, люди-термиты. Катя кричала, она уже захлебывалась в грязной жиже, в этом первобытном бульоне. И кто-то подполз к яме. Заглянул в нее сверху.
Темное лицо, рассеченное шрамом…
Белые глаза, выпуклые черные зрачки…
Зубы… Они клацнули, сомкнулись, словно в предвкушении ночного пира.
Катя проснулась от своего крика.
Постель вся промокла от пота. Подушка влажная, простыня тоже. И ночная шелковая комбинация – хоть выжимай. Катя стянула ее через голову. И сразу пошла в душ.
И здесь ливень…
Горячий…
Закутавшись в махровый халат, она прошла на кухню и лишь тогда глянула на таймер духовки – время восемь утра. Она набрала номер Сергея Мещерского.
– Сережа…
– Да… Кать, это ты? – осипший со сна Сережка Мещерский.
– Я.
– Что еще стряслось?
– У нас еще одна попытка убийства. И еще один задержанный. То есть еще одна. Серафима из музея.
– Катя, давай все по порядку.
– Не могу по порядку. Где он, этот порядок?! Сереж, мне страшно… я боюсь… Не хочу быть сейчас одна.
– Хорошо, я сейчас к тебе приеду. Только соберусь быстро.
Катя всхлипнула. Заплакала, уже не таясь. Золотое сердце… Великодушный… отважный… У кого еще есть такие друзья? У кого еще были такие друзья? Такие, как он?
Катя чувствовала себя абсолютно опустошенной и морально, и физически. Она написала шефу, что сегодня занята расследованием и в пресс-центре не появится.
Мещерский приехал через сорок минут. И не с пустыми руками – купил в «Азбуке вкуса» свежих горячих круассанов, плюшек, улиток с корицей.
Катя, нахохлившись, закутавшись в свой махровый халат, бледная, растрепанная, сидела за столом. А он начал хлопотать. Типа, надо сначала позавтракать, успокоиться, взять себя в руки, а потом ты мне все, все расскажешь…
Он уговаривал ее, как ребенка.
Но Катя не слушала его.
Она думала сейчас о другом.
О тайне.
– Сережа, подожди, оставь все. Сядь.
– Только кофеварку включу.
– Нет. Подожди. Серафима нам сказала о тайне. Сережа, а она есть?
– О чем ты?
– О нашем деле. Обо всем этом. Это – вот так все, как мы видим? Или правда там есть что-то еще? Какая-то тайна?
– Катя, у тебя разгулялось воображение. Это дело об убийствах. Да, очень необычное. Связанное с вещами, с которыми мы не сталкивались. Но это криминальный случай.
– Но ты ведь тоже мне не все говоришь.
– О ком?
– О Сергее Мещерском. – Катя смотрела на него. – О твоем первопредке…
– Я же тебе все о нем рассказал.
– Не все. Ты не сказал самого главного. Что с ним случилось? Что случилось с ними со всеми? Что произошло в тридцать втором году?
Глава 33
Что с ними стало… Что было… Что сейчас…
Золотой Берег. Западная Африка
Май. 1932 г.
С неимоверным усилием Бенни Фитцрой встал. Его левая рука висела, как плеть. Он сломал ее при падении.
Он схватился правой рукой за древко стрелы и вырвал ее из груди.
Он бы снова упал. Но Мещерский подхватил его.
Закинул его руку себе на шею, держа его со всей силой, на которую был способен. Глянул на рану на груди – на рубашке расплывалось кровавое пятно. Стрела попала в правую сторону грудины, ближе к плечу, и Мещерский надеялся, что сердце не задето. Он глянул под ноги, где валялась стрела. Ее наконечник и древко до середины густо обмазаны черным, словно смолой. Но это была не смола.
Бенни стиснул зубы и попробовал идти сам, но его повело в сторону, и он опять едва не упал. И тогда Мещерский снова собрал все свои силы, приподнял его и взвалил себе не плечо.
Шаг… еще шаг… еще, еще… Он нес Бенни на себе, хотя колени его подгибались.
– Все хорошо… все будет хорошо… Бенни, я с тобой… сейчас мы придем… Совсем немного осталось…
Кровь из раны Бенни заливала его.
– Ты все сделал правильно… я бы так не смог… А ты сделал… И все будет хорошо, обещаю… А потом – пароходом до Кейптауна. И ты покажешь его мне, свой город… А потом пароходом до Карачи и поездом… туда, к ней… Она полюбит тебя… Она обязательно тебя полюбит… Она, наверное, всю жизнь ждала именно тебя… Бенни!
Как же долог этот путь…
И помощи им нет…
Мещерский увидел, как к ним бегут Ахилл и доктор Унковский.
Вместе они дотащили Бенни до смотровой палатки, уложили на походную кровать. Мещерский ножницами разрезал на нем рубашку, снял.
Рана зияла. И там, среди крови, было что-то темное, словно смола.
– Изи, неси кислородные подушки! – закричала доктор Унковский, бросая ей ключи.
Изи со всех ног кинулась к походному шкафу с медикаментами, открыла его ключами, достала две кислородные подушки.
– Дай ему сразу кислород, – велел Мещерский. Он осматривал рану. Унковский подал ему дезинфицирующее средство в бутылке и скальпель. Мещерский залил рану дезинфекционным раствором, затем со скальпелем наклонился над Бенни.
– Потерпи… я быстро…
Бенни смотрел на него, не отрываясь. На лице его, на лбу, на висках – крупные капли пота. Он прерывисто дышал.
Мещерский скальпелем рассек рану вдоль. Бенни заскрипел зубами. Мещерский видел отчетливо на его выпуклой широкой груди ту татуировку, что так хотел рассмотреть вблизи… И вот близко это теперь – перед ним – герб, а в нем вырванный с корнями английский дуб и… сломанная стрела.
Он снова залил рану и всю грудь Бенни дезинфицирующим раствором, стараясь уничтожить то, что внушало ему такой ужас. Начал тщательно обрабатывать. Внешне все было вроде чисто. Промытая обработанная рана.
– Сердечная мышца не задета, – сказал Унковский. – Но в остальном… о боже…
По лицу Бенни прошла судорога, он жадно дышал, словно его легким не хватало воздуха.
– Яд, – прошептал Унковский. – И мы не знаем его природу. Растительный, или животный, или трупный… Стрела была отравлена?
– Да. – Мещерский встал.
Ему хотелось закрыть глаза, завыть, заорать, но вместо этого он с яростью ударил по столу, сбрасывая на пол папки с отчетами о вакцинации, склянки, чернильницу, часы. Ему казалось, что разрушение хоть как-то облегчит их боль, ту, которую он ощущал сейчас вместе с Бенни.
– Рана плохая, задеты сосуды, – прошептал Унковский. – Яд уже там, внутри.
Бенни тяжело дышал. Его голубые глаза блестели. Он был весь мокрый от пота.
– Изи, кислород! – снова приказал Мещерский.
Но это не помогло. Словно невидимые пальцы все плотнее сжимали горло Бенни Фитцроя.
– Яд в первую очередь поражает дыхательную систему. – Унковский сам паниковал. – Сережа, он умирает.
– Изи, неси лоток. Будешь держать его, – сказал Мещерский.
Он открыл пузырек с перекисью водорода и набрал в рот, прополоскал, выплюнул, затем сделал это снова.
Унковский при виде этого изменился в лице.
– Сережа, Сережа, я прошу вас! – Он схватил его за плечо, разворачивая к себе. – Сережа, это не поможет! Не делайте этого!
– Одно это и может помочь. Вы сами это знаете.
– Нет! Это же не змеиный укус! Подумайте сами! Это не змея его укусила! Это боевая рана, глубокая. Яд уже там. И вы… вы не сможете!
– Я смогу. Я попытаюсь.
– Вы сами умрете! Кто даст гарантии, что… Сережа, я умоляю вас! Есть разные способы самопожертвования и героизма, но они должны быть оправданы! А то, что вы хотите сделать, это… это не поможет! Отбросьте эмоции! Думайте как врач, как профессионал!
– Я думаю и делаю что нужно, что должен. – Мещерский наклонился к Бенни.
– Да вы сами погибнете! – не выдержал Унковский. – Вы умрете!
– По-вашему, я буду спокойно смотреть, как он умирает? Как уходит все самое дорогое, что я имею в жизни?
Мещерский крепко сжал руку Бенни и потянулся к его ране.
И Бенни понял. Все же он был очень сильным, этот Бенни Фитцрой. Преодолевая сопротивление Мещерского, он поднял свою здоровую руку и оттолкнул его от себя.
– Нет! Не смей!
– Бенни!
– Нет! Не надо этого, детка…
– Владимир Николаевич, держите ему руку!
Унковский сам всплеснул руками, однако схватил Бенни за руку, не давая ему возможности снова отбросить от себя Мещерского. Изи ухватила его за плечи. По ее темному испуганному лицу катились слезы. А губы двигались – Мещерский понял, что она молится. За Бенни, за него, за них всех.
– Нет, Изи, подставляй лоток!
Мещерский прильнул губами к груди Бенни Фитцроя, к его кровавой ране и начал высасывать из нее яд, яд, кровь…
Сплюнул в лоток, что держала Изи в трясущихся руках. Прильнул к ране снова, высасывая. Сплюнул опять.
Тело Бенни расслабилось. И Унковский отпустил его руку. Мещерский почувствовал, как Бенни обнимает его. Его пальцы запутались в его волосах.
– Детка… зачем ты это…
– Пароходом до Карачи… поездом до Лахора… И я тебя ей представлю. И потом все будет… все будет у вас… Будет счастье, слышишь? Если бы она была моложе, у меня бы родился брат или сестра… Я не против… А ты?
– И я не против. – Бенни смотрел на него. Этот взгляд…
Мещерский ощутил во рту легкое жжение. И словно губы онемели…
Он снова прильнул к ране, высасывая из нее все, все. Сплюнул, сделал это снова. И опять. И еще раз. И еще.
Сильная судорога свела тело Бенни Фитцроя. Он захрипел. Его мускулы одеревенели. Он судорожно хватал воздух ртом. Он уже задыхался.
Мещерский выпрямился. Его рот горел. Сильное жжение было на верхнем небе и на десне. Возможно, там была повреждена слизистая. На его висках выступил обильный пот.
Унковский увидел это и побелел как мел.
Наверное, потому, что яд попал в тело Мещерского через рот, а не через рану, первые признаки отравления и удушья наступили гораздо быстрее, чем у Бенни.
Мещерский попытался сконцентрироваться, но все плыло, двоилось перед его глазами: Изи… лоток в ее руках, полный темных сгустков… доктор Унковский, сорвавший с носа пенсне и…
Его тело словно сломалось пополам. И он рухнул на Бенни Фитцроя.
А потом могучая смертная судорога смяла его, и он упал с кровати на пол, хватаясь руками за горло, которое словно забило мокрой лесной грязью пополам с палой листвой.
Изи уронила лоток и бросилась вон из палатки.
Унковский и Ахилл остались до конца.
Бенни Фитцрой умер первым. А через семь минут после него умер Сергей Мещерский.
Хлынул тропический ливень.
Доктор Унковский вышел из палатки. И встал под струи дождя. Он плакал.
Дождь не прекращался всю ночь.
Доктор Унковский при свете керосинового фонаря составил отчет…
Свой сухой докторский отчет колониальной администрации о смерти на лесозаготовках.
Ахилл под дождем таскал поленья дров, хворост, сучья, складывая их четырехугольником, как велел ему Унковский, в огромный погребальный костер. Он рубил поваленные деревья топором так остервенело, что и просека, и притихший дождевой лес впитывали его ярость.
На рассвете дождь перестал.
Ахилл зашел в палатку. Подошел к столику, на котором стояла Черная голова. Он плюнул прямо в белые вытаращенные глаза. И с размаха ударил топором по деревянному лицу. Однако не рассек голову надвое, как хотел, несмотря на всю свою силу. Лезвие топора застряло в статуе.
– Не надо, Ахилл. Оставь. Это уже не поможет, – тихо сказал ему Унковский. – Это все теперь совсем не важно. Да и раньше никакой роли не играло. Нам надо отдать им наш последний долг. Помоги мне уложить тела на костер.
Розовая заря над лесом…
Розовая, чистая, юная, вечная заря…
Дерево венге, дерево боконге, дерево миботу, дальбергия конвайн, комбретовое дерево – их смолистая древесина, облитая керосином, была послушна огню, даже несмотря на окружающую сырость и хлябь после ливня.
Ахилл и Унковский уложили их рядом.
Сергей Мещерский. Бенни Фитцрой.
Их погребальный костер горел долго.
Когда он уже догорал, на закате дня рабочие наконец-то осмелились приблизиться к этим необычным похоронам.
– Нам надо собрать весь пепел, Ахилл, – сказал Унковский, вытирая с заплаканного лица сажу. – Ты поможешь мне?
– Я помогать вам, док.
Пепел… Он кружился в воздухе, словно снег.
Ничего, кроме пепла…
Ничего нет…
Ничего не осталось…
Катя чувствовала его вкус во рту…
Горький такой вкус…
И губы словно онемели…
– Очень мало известно о том, что произошло с ними в тридцать втором году, – сказал Сергей Мещерский. – На лесозаготовках произошло убийство одного из рабочих – его принесло в жертву разгневанное лесное племя. Бенни Фитцрой пытался его спасти, но был ранен отравленной стрелой. Он умирал, и не существовало другого способа спасти его, как только высосать яд из раны. Хотя это тоже было обречено… Это же не змеиный укус. Но Мещерский, его верный товарищ, попытался сделать невозможное. Он начал высасывать яд из раны. И тоже отравился. Они умерли оба в один день, в один час. Доктор Владимир Унковский присутствовал при их кремации. У Бенни не нашлось родственников, да и прах было не разделить. Поэтому он забрал прах и привез его в Европу. Мать Мещерского Вера Николаевна приехала в Париж, узнав о гибели сына. Она похоронила их обоих в одной могиле на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Там они и лежат.
Пепел…
И губы словно онемели…
Катя обвила шею Сергея Мещерского руками. Прижалась к нему.
Невозможно потерять его…
Невозможно даже слышать, что «Мещерский мертв».
Глава 34
Закрытая дверь
Все кончилось тем, что открыли бутылку вина.
Хоть было и рано еще пить – не вечер. И вроде как не к месту. Но они открыли бутылку красного.
Сергей Мещерский выпил совсем немного, лишь пригубил. А Катя выпила все остальное. И затем открыла еще одну бутылку – белого.
Ей все казалось – они поднимают какой-то прощальный тост, погребальный за кого-то. За них? Проживших так мало, ушедших навсегда в тридцать втором году? Она спросила даже, нет ли фотографий Сергея Мещерского-врача? И его друга Бенни Фитцроя? Мещерский сказал – к сожалению, никаких их фотографий он не нашел в архивах. Сохранилось лишь фото княгини Веры Николаевны Мещерской. Матери. Он достал свой планшет и показал Кате снимок. Вера Мещерская была женщиной редкой, удивительной красоты. Ради такой женщины можно пройти полмира, свернуть горы.
Бросить все к ее ногам… Влюбиться без памяти… Сгореть…
Катя совсем ослабела от вина. Мещерский возился на кухне, пытаясь что-то приготовить на обед, а она вернулась в спальню. Свернулась клубочком на кровати и уснула. Не видела больше во сне ту гнусную яму с мутной водой. Но лес… он шелестел мокрой листвой на ветру, и она отчетливо слышала этот шелест. Этот шепот. В нем не было угрозы. Только печаль…
Вечером Мещерский разбудил ее и покормил – ужасное варево, он пытался соорудить веганский карри. Затем Катя снова забралась под одеяло, жалобно попросив его не уезжать, побыть с ней еще. Он погладил ее по голове, как ребенка. И опять забормотал, что надо успокоиться, взять себя в руки. Ну, дело такое – нервное, эмоциональное, убийства… Но это уже было и раньше. Катя не стала возражать, что «такого вообще никогда еще не было». И копаться в себе, в своих настроениях ей больше не хотелось. Она притворилась, что засыпает. Потом и правда опять уснула. Уже после полуночи, пробираясь тихо, как мышка, в душ и туалет, она узрела Мещерского на диване в гостиной. Подложив под голову комковатую подушку, уронив на пол смартфон с какой-то видеоигрой, он спал на боку, поджав ноги, словно ему места не хватало на большом диване. Катя укрыла его пледом.
Их разбудил звонок по мобильному.
Было ранее утро – только что рассвело.
Катя схватила телефон, увидела, что это Миронов спозаранку. И ощутила дрожь. Что там еще? Ну что?
– Я всю ночь не спал, – объявил Миронов. – Не могу это описать… Какое-то чувство дикой тревоги. Я раньше никогда ни фобиями, ни депрессиями не страдал. Переживал, конечно, однако… Я вчера весь день допрашивал Серафиму Крыжовникову в ИВС. Толку никакого. Она стоит на своем. На том, что рассказала нам в доме. Я так и так прикидывал – Серафима могла убить Афию и попытаться убить ее домработницу Динару. Хотя она сама о ней нам сказала – помните, в музее? Нелогично, да? Хотела от себя подозрения отвести? Она ведь приезжала тогда, в субботу, в день убийства, к Афии. И если она видела там домработницу, то и Динара ее видела. И она бы нам это рассказала. А так Серафима заранее совершила свой первый ход конем. Да, она могла совершить два убийства. Но она не могла расправиться с Изи. Она точно о ней ничего не знала, ей было известно лишь то, что Афия нашла переводчицу.
– Изи приходила в музей как переводчик. И Серафима могла ее там увидеть и узнать все о ней, – возразила Катя. – Так что не сбрасывайте и третье убийство.
– Все равно выпадает Полозова из Гостевого дома.
– Может, с гематомами это просто совпадение.
– Что-то я не верю в совпадения. Да и вы не верите, Катя. Сами меня в этом убедили. Единственная наша нить сейчас – это Динара. Я только что перед вами звонил в больницу. Операция прошла, она в реанимации. Состояние тяжелое, и опять никаких гарантий мне врач не дал. Делают что могут. А мы…
– Володя, а вы где сейчас? – осторожно спросила Катя, услышав в телефоне шум, явно дорожный.
– Я на Садовом кольце, сейчас сверну на Комсомольский проспект. Если тачка подо мной не развалится на части. Меня уже дважды гаишники останавливали – призрак мотосвалки… Я за вами не смогу заскочить, тут одностороннее движение, нет поворотов.
– А куда вы едете?
– Помните, кто нам первый сказал про домработницу Афии?
– Серафима.
– Нет. Хохловская. – Миронов помолчал. – Женечка вам сказала о ней. Я хочу с ней встретиться не в музее, а приватно. Может, еще что расскажет интересного, а?
– Сейчас семь утра!
– Логично было бы застать ее дома в постели. Теплой. – Миронов усмехнулся. – Не думаю, что она у Романова сейчас. В их семейном загородном доме в Одинцове ей… вроде как и места теперь нет, судя по тому, что вы слышали. Значит, она у себя. Она недалеко от вас живет – переулок у метро «Фрунзенская». Это квартира ее матери.
– Володя, я буду готова через пять минут… мы будем готовы. Подхватите нас на Комсомольском, мы выйдем туда, на проспект. Какой переулок?
– Несвижский.
Катя дала отбой и кинулась в комнату, растормошила Мещерского на диване.
Вот так… только так в этом деле – либо прострация, либо лихорадка. Какая-то имитация деятельности…
Через десять минут они уже стояли на проспекте. Еще через пять минут рядом с ними остановилась разбитая патрульная машина Миронова – без бампера и фары. Он оглядел их, прищурившись – утро, парочка голубков. Все ясно? Катя не стала вдаваться в подробности, пусть старлей думает что хочет.
Еще через пять минут они въехали в Несвижский переулок и остановились перед панельной многоэтажкой, напротив уродливой кирпичной стены с какой-то трубой.
– Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. – Миронов отбарабанил по рулю ритм. – Надеюсь, за такой короткий срок Женечка не нашла замены Романову и сейчас одна дома.
– Не стоит быть слишком фамильярным, – осадил его Мещерский.
– Почему? У меня к этой девице сложное отношение. Тоже типа ревности. Если Романов все же станет нашим новым президентом. Когда-нибудь… Я почему-то не хотел бы иметь Женечку в роли первой леди. В ней мало покоя. Сплошной надрыв.
Читать бесплатно другие книги:
