Случайный билет в детство Стрелков Владислав

Школа встретила нас своим обычным гулом, но этот ор был радостным от осознания того, что сегодня последний учебный день. Ничего, что у многих впереди контрольные и экзамены, общий настрой это не изменяло. Ученики носились на полном форсаже, как будто собрались побыстрей приблизить летние каникулы.

Мы прошли через фойе к лестнице, поднялись на второй этаж и по дороге перед нами жизнь немного замирала. Встречные пацаны останавливались и здоровались. Даже старшеклассники подходили руку пожать.

– Чего это они? – спросил Олег.

– Не знаю.

Первым уроком должна быть литература. Класс находился на втором этаже, в самом конце коридора. Мы вошли в помещение. У первой парты сгрудились девчонки, что-то бурно обсуждая. Они обернулись, увидели меня и Олега и зашушукались тише, изредка на нас поглядывая.

Мы прошли к «камчатке» и уселись за парту. Сумки с учебниками засунули под стол. До начала урока ещё десять минут. Выбранное вчера стихотворение в голове прокрутил и подумал – а чего, собственно мне его рассказывать? У меня по литературе все равно четыре. Вот тройки исправить нужнее… кстати.

– У тебя двойка по инглишу, – напоминаю я Олегу.

– Да знаю, – кривится Савин, – а что делать?

– Исправлять, конечно.

– Ага, – хмыкает Олег, – а зелье ты с собой прихватил?

– Без зелья обойдёмся, – говорю, – я набросаю что-нибудь на английском, а ты выучишь. Только надо выучить быстро. Сможешь?

– Смогу, давай свой текст.

– Точно сможешь? – уточнил я.

– Не беспокойся, Пушкин влёт запоминался, а тут пара четверостиший…

Влет запоминался? Тут же спрашиваю:

– Слушай, а почему с такой памятью у тебя проблемы с английским языком. Не пробовал просто тупо заучивать?

– Не, лень было. Мне Онегина за глаза хватало.

Я хмыкнул – ну да, помню, что Олег учить не любил, лень-матушка, однако. И непоседа был ещё тот.

– Вот ведь, чаю дома надулся, – пробурчал Савин и посмотрел на часы, – время ещё есть пойду до ветру сбегаю.

У первой парты шушуканье продолжалось, и как только Савин поднялся, так сразу половина девчонок посмотрела на нас. Из мужской половины класса мы пришли первыми. Я глянул на девчачью толпу у первых парт и, на всякий случай, решил сходить с Олегом за компанию. Не хотелось оставаться в классе одному.

Школьные туалеты были рядом и находились в концах каждого коридора.

У двери стоял незнакомый старшеклассник и бдительно смотрел в глубину прохода. «Часовой» глянул на нас, нахмурил брови и вдруг улыбнулся:

– А, Вязов, здорово! – и тянет руку.

– Здорово, – жму его вялую кисть, – коль не шутишь.

– Какие шутки, пацаны? – слишком показушно трясет рукой старшеклассник.

Понятно, почему тот девятиклассник стоит на «шухере», чтоб предупредить о появлении учителей. Только непонятно – чего он лебезит перед младшими?

В туалете накурено будь здоров, как будто вся школа по сигарете выкурила. Будь тут пожарная сигнализация, то её давно замкнуло бы от концентрации дыма. А этим хоть бы хны. Четко видны только ноги, остальное размывалось в сигаретном смоге. Чего они окно не откроют? Или в целях безопасности на вторых этажах створки заколочены? Но должно что-то открываться для проветривания. Здоровье портят не только себе. Сейчас вся одежда куревом пропитается. Я прокашлялся и сказал:

– Форточку бы открыли, – и собрался выйти. Лучше Савина снаружи подождать.

– Это кто тут такой борзый? – тут же сипло отозвался кто-то.

Из тумана появляется рука и пытается меня схватить. Привычно перехватываю её. По кафелю катится недокуренная сигарета, а куряка, ойкая, сопровождается мной к выходу.

Снаружи нас встречают круглые глаза «часового». Следом из туалета выходит Олег, видит нашу композицию и хмыкает:

– Все резвишься? Пойдём, сейчас звонок будет.

«Часовой» перестаёт таращиться на загнутого товарища и говорит тому:

– Ты чё? Это же Вязов!

– А ты обретаешь популярность, – опять хмыкает друг.

Отпускаю старшеклассника и спрашиваю:

– В чем вообще дело? Чего вы тут за культ личности затеяли?

– Какой ещё культ? – трясет рукой курильщик. – Ты с Громиным махался. И в торец ему дал, да так, что тот кровью умылся…

Вдруг показалось, что эта нездоровая популярность ещё мне аукнется. Я схватил за руку Савина и затащил в класс. Лучше заняться насущными проблемами, а эту мыслю обдумаю потом.

Следом за нами почти разом зашли пацаны нашего седьмого «А». Несмотря на первый звонок, все мальчишки сразу собрались у нашей парты, но Савин тут же зашипел на них:

– Не мешайте, – и уже мне, – Серёг, давай, пиши.

Что бы такое Олегу перевести? А что я думаю-то! Улыбнулся и начал быстро записывать на листок: «My uncle is the most fair rules. When it is not a joke was sick…»

– Это что? – глядя на текст, спросил Савин.

– То, что ты быстро заучишь, – ответил я и пробежал глазами весь текст. Вот, черт! У меня получилось примерно так же, как и вчерашний перевод оригинального текста песни. То, что я тут написал, смысл-то несет, но вот рифма отсутствует. Я учил когда-то стихотворения на английском, но вот не помню их точно. И что теперь делать? Может, так сойдёт?

В этот момент в класс вошла Елена Михайловна, держа в руках журналы. Все встали.

– Здравствуйте, ребята, – красивым и чарующим голосом поздоровалась учительница, – садитесь.

Батюшки! То есть… я, конечно, помнил, что Щупко была молодым специалистом, но насколько она была молодым…

В той жизни на это внимания как-то не обращал. Ну, старше, и что? А теперь… теперь моя взрослая часть отметила обалденную красоту молодой женщины. Стройность, длину ног, прическу… Елена Михайловна сейчас старше настолько же, насколько был бы старше её я, по прожитой и осознанной жизни. Странно, подумал я, сверстниц побаиваюсь, а взрослых нет. А чего я на… э-э-э, взрослую женщину заглядываюсь? Марина красивей сейчас и ещё лучше станет…

Черт, понесло не в ту сторону. Отогнав все лишние мысли, принялся рассматривать оформление класса. Типичный кабинет литературы. Висящие на стене портреты классиков, изречения, отрывки из произведений, а у самой двери висел плакат с надписью «Слава героям», рисунком Вечного Огня и памятника двадцати восьми панфиловцам. Наверное, ко дню Победы рисовали. Я вздохнул и посмотрел вперед. Над доской висел портрет Ленина. Ну да, куда ж без него? И его завет под портретом: «Учиться, учиться и учиться».

Вот и учусь. Во второй раз…

Что же с переводом делать? На родном языке я бы ещё рифму подобрал, а вот на английском… попробовать? Начал переставлять слова, подбирая по созвучию, чтобы не потерялся смысл. Наконец вроде получилось. Внизу текста написал транскрипцию русскими словами. То, что и будет учить Олег.

– Вот, – я пододвинул к нему листок.

– Как это называется?

– Онегин, который Евгений.

– Да ну! – и Савин пробежал глазами по тексту. – Тарабарщина какая-то.

Ага, на первый взгляд действительно тарабарщина, на «Уно-уно-уно-ин-моменто» похоже.

– Май анкл хай адиэлс инспай хим… – начал бубнить Савин, – бат увен паст джокинг хи фал сек…

– Учи про себя, – шепнул ему, а сам стал смотреть на учительницу.

– Итак, мы сегодня учимся последний день, – сказала она. – Сегодня же сдаём учебники. Сейчас я по-быстрому объявлю – у кого имеются низкие оценки и кто может их исправить. Потом вы прочтете стихи…

Классная что-то говорила об исправлении, называла фамилии, в том числе и мою. Ну, то, что у меня в итоге по трем предметам выходят тройки, я и сам знал. Но есть возможность исправления…

– Вязов, – вызвала она меня первым. – У тебя есть возможность повысить оценку. Не только по литературе, но и по другим предметам. Стихотворение приготовил?

– Да, Елена Михайловна, – ответил я и, стараясь не смотреть на её ноги, отвернулся к двери.

Только я собрался начать, и тут опять на глаза попалось изображение памятника и Вечного Огня. Приготовленное произведение неизвестного пока автора решил не читать, а вместо него прочту сочинённый мной когда-то для песни текст, но так и не озвученный музыкально. Просто не смог переложить слова на музыку. Пауза уже слишком затянулась и я начал:

Посмотрел на класс, все сидели с задумчивым видом. Кто-то тяжело вздохнул. Конечно, стих не совсем удачен с литературной точки зрения, но задевает. Так мне Жихарев говорил, единственный, кому я читал сочиненный текст.

– Хорошо, Сергей, – тихо сказала Елена Михайловна, – то есть отлично. К-хм, ты вот что… ты сейчас в учительскую иди, там тебя Александра Владимировна ждёт.

А вот это просто отлично! Значит, по английскому оценка тоже будет положительная. Остались математика и русский, но тут проще. Как сказала Щупко, по результатам контрольных и будет выставляться оценка в табель.

Я вышел из класса и направился в главный корпус. Учительская была на первом этаже, напротив кабинета директора. Прошел по переходу, спустился по лестнице и остановился у двери.

Интересно, как все будет происходить? Скорей всего, Александра Владимировна мне экзамен устроит. Задаст много вопросов, чтобы убедиться в знании языка. Вдруг я тот монолог на зубок выучил? Посмотрим.

Постучался и вошел. В кабинете, кроме Травиной, сидел представительный мужчина лет пятидесяти и читал газету.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Серёжа, – поздоровалась англичанка.

– Добрый день, молодой человек, – на мгновение отвлёкся мужчина и опять уткнулся в газету. Странно, но показалось, что своим коротким взглядом этот представительный субъект прокачал меня с ног до головы. Кто он? Для простого учителя он одет просто шикарно. Дорогой костюм, модный фасон туфель, необычная оправа очков, аккуратная прическа… все говорило о том, что этот мужчина сидит тут не просто так, а ждет именно меня. Только делает вид слишком уж незаинтересованный, да и газета, как я заметил, недельной давности. Контора? Хм, не думаю, но и не исключаю. Ведь моё внезапное для всех знание английского языка могло привлечь внимание. Ладно, поговорим и увидим, что за фрукт.

– Присядь, – Александра Владимировна показала на стул рядом с её столом.

Я сел так, чтобы был виден этот странный тип. Боковым зрением отметил, как он сложил газету, повернулся к нам и принялся уже внимательно меня разглядывать. Нет, это не контора. Профессор какого-нибудь иняза, вызванный проверить чистоту моей английской мовы.

– Серёжа, – начала говорить англичанка, – у тебя во всех четвертях были одни тройки. Особым рвением к изучению языка ты не отличался. Твои знания английского еле-еле тянули на тройку, и то… но вчера…

Она немного помолчала, собираясь с мыслями, и продолжила:

– Но вчера ты вдруг заговорил так… – англичанка стрельнула глазами в сторону опять начавшего читать газету мужчины, – как говорил бы британец или как долго живший в Англии человек, по крайней мере, мне так показалось. И поэтому я в некотором затруднении. Вроде бы оценка по результатам года очевидна, но есть вопрос…

«В журнале», – мысленно улыбнулся я, но вида не подал.

– …и вопрос в том, что я решила, что ставить тебе тройку за год будет не совсем правильно, но с другой стороны… – Травина опять задумалась.

– Вы хотите проверить, не заучил ли я тот монолог? – спросил я.

– В общем-то, да, – кивнула англичанка.

– Хорошо, проверяйте. Готов к любым вашим вопросам.

Представительный мужчина крякнул, но я и не повернулся, а Александра Владимировна достала лист и протянула, сказав по-английски:

– Напишешь маленький диктант, а потом мы немного побеседуем, – и выразительно на меня посмотрела. Мол, понял ли?

– Хорошо, давайте напишем, – так же по-английски ответил я и достал из кармана ручку.

Странный тип опять зашуршал газетой, а англичанка кивнула, взяла обложенную серой бумагой книгу, открыла в отмеченном закладкой месте и, пробежав глазами страницу, спросила:

– Готов?

– Готов.

Травина начала медленно диктовать:

– The end! It was all just a dream…

С первыми словами я узнал «Воспоминание» Байрона. Ну и совпадения! Именно это стихотворение я и учил когда-то. И ведь хорошо его помню. Нравится он мне. Учительница на мгновение глянула на лист, где я уже записал продиктованное, и продолжила:

– There is no light in my future. Where is happiness, where the charm?

Вот черт! Как специально мне это стихотворение выбрали. Ведь в переводе звучит так: «Нет света в будущем моем». Для меня это звучит своеобразным намеком.

– Tremble in the wind wicked winter, dawn is my hidden behind a cloud of darkness…

Я вздохнул и, не дожидаясь, пока Александра Владимировна продиктует произведение до конца, быстро дописал текст. Отложил ручку и задумался. М-да, «рассвет мой скрыт за тучей тьмы…», ну точно намек на моё будущее. Нечаянный. Байрон ни при чем и Травина тоже. Откуда они могут знать про мою ситуацию? Но совпадение странное. Если бы это стихотворение мне продиктовали в других условиях, то и внимания не обратил. Но тут…

– Молодой человек, – раздалось рядом. Англичанка замолчала, прервавшись на последнем предложении, и посмотрела на меня. А рядом стоял тот тип и смотрел на листок. – Я думаю, что вы отлично знаете это стихотворение. Не так ли?

Делаю невозмутимое лицо и киваю:

– Да, вы правы, я хорошо его знаю.

Он постоял немного, глядя на стихотворение, написанное мной, затем передвинул стул, поставив его напротив, сел, положив ногу на ногу, взял листок, опять пробежал глазами текст и пристально посмотрел на меня.

– В первый раз вижу столь молодого человека, знающего классика английской литературы в подлиннике.

Я покосился на Травину. Теперь она тихо сидела, как будто поменялась ролью с этим респектабельным мужчиной. А этот «профессор» разглядывал меня как чудо.

– А ещё что-нибудь из классиков знаете?

Я много чего знал, так как практически учил язык по английским книгам, которыми меня обеспечивал сокурсник. Но на всякий случай, ответил так:

– Только это стихотворение, но могу перевести на инглиш любого из русских поэтов.

И подумал – только полчаса назад этим и занимался. Кстати, надо будет Александру Владимировну за Олега попросить.

– Даже так?! – чуть улыбнулся «профессор» и поглядел на Травину. – Интересно, интересно.

Учительница пожала плечами, а он поправил очки и, наконец, представился:

– Кокошин Виктор Михайлович, декан Казахского государственного университета. Факультет филологии, литературоведения и мировых языков.

Я про себя улыбнулся – правильно угадал.

Мы немного поговорили. Диалог велся, естественно, на английском. Кокошин задавал разные вопросы, а я отвечал. Мои ответы декан выслушивал внимательно, иногда чуть улыбаясь. Наконец он по-русски обратился к Травиной:

– Вы были правы, Александра Владимировна, у молодого человека ярко поставленный английский, без вкрапления американизмов. Но некоторые слова он произносит не совсем правильно, – он опять взглянул на лист. – Удивительно, что в написании стихотворения не допущено ошибок, даже орфографических. – Повернулся ко мне: – Сергей… э-э-э…

– Александрович, – подсказал я.

– Сергей Александрович, откуда вы так хорошо знаете язык? У вас родители им владеют?

– Нет, родители изучали немецкий. А я… (чего сказать-то?) просто начал понимать, а потом и говорить…

– Да? – удивленно поднял брови декан. – Интересный поворот. Ну, не хотите говорить… впрочем, неважно.

Кокошин чуть помолчал, пристально меня разглядывая, затем сказал:

– Сергей Александрович, вы бы не хотели перейти в школу с углубленным изучением английского языка? С последующим поступлением в университет. Это даст вам в будущем очень большие перспективы.

Усмехнулся про себя: а если, например, я сейчас запою, как Карузо, то в консерваторию позовёте? И про будущее говорит. Уж про него-то я лучше вас знаю. Всё, что случится… Нет, конечно, предложение заманчивое, ничего не скажешь, но не стоит торопиться. Надо хорошо подумать.

– Я вас не тороплю, подумайте, – продолжал Кокошин, будто прочитав мои мысли. – Конечно, можете и эту школу закончить, Александра Владимировна отличный учитель, я её прекрасно знаю. А после десятого класса, я буду ждать вас в приёмной комиссии. Кстати, – Кокошин взглянул на учительницу, – Александра Владимировна, я рекомендую поставить Сергею высокую оценку. Заслужил.

Он взглянул на свои золотые часы и поднялся.

– К сожалению, мне пора. До свидания, Александра, – поклонился декан Травиной, повернулся ко мне, – до свидания, молодой человек.

– До свидания, – кивнул я в ответ, тоже поднявшись.

Декан направился к двери, а я повернулся к англичанке:

– Александра Владимировна, Савин Олег тоже хочет стихотворение рассказать.

Кокошин, услышав мои последние слова, задержался в дверях:

– Что, ещё один феномен?

– Нет, Виктор Михайлович, – улыбнулась англичанка, – Сергей просто за товарища просит, чтобы тот оценку по предмету исправил.

– А, это хорошее дело, – тоже улыбнулся тот и подмигнул мне, – удачи, молодой человек. Я буду ждать вашего решения.

И дверь за ним закрылась.

– Так можно ему прийти и исправить двойку?

– Хорошо, пусть прямо сюда на перемене приходит. А тебе я четвёрку в табель ставлю за год. Уж извини, пятёрку никак не могу…

– Спасибо, Александра Владимировна. Мне четвёрки хватит.

Вышел из учительской в приподнятом настроении и быстро пошел к кабинету литературы. Надо успеть к концу урока, так как, выходя, посмотрел на настенные часы. Пять минут до звонка. Перемена всего десять минут, а Олегу ещё стихотворение надо учительнице рассказать. У двери кабинета литературы меня застал звонок на перемену. Тишину разорвал стадионный рёв, который я приглушил, закрыв дверь за собой. Одноклассники уже встали из-за парт, учительский стол окружили девчонки и о чем-то говорили с учительницей, пацаны занимались кто чем. Савин сидел и смотрел в окно, подперев голову рукой. Под любопытные взоры прохожу через класс. Олег сразу оживился:

– Ну что?

– Четыре, – я не стал уточнять детали, сразу спросил: – ты выучил?

– Ага. И отрывок из Онегина успел тут прочитать. Пятёрку получил, – похвастался Олег и перешел на шепот, – чуть по-английски его не прочел. Представляешь?

– Представляю, а я, насчет тебя уже с англичанкой договорился. Она тебя сейчас в учительской ждёт.

– Как в учительской! – воскликнул Савин так, что к нам разом все обернулись.

– Нельзя было где-нибудь отдельно или потом? – уже шепотом спросил он. – Туда же сейчас все учителя припрутся.

– Ну, уж прости, – развел я руки, – так получилось. Пошли, а то времени нет. Провожу тебя до кабинета.

По дороге Олег читал выученный текст, а я поправлял не только ошибки, но и произношение. Нагнали Щупко, она как раз входила в учительскую. У двери мы остановились.

– Давай, иди. Ни пуха… – и я ободряюще пожал плечо Олегу. – Я тебя в классе подожду.

Савин как-то жалобно на меня взглянул, тяжело вздохнул и выпалил:

– К черту! – И, открыв дверь, решительно шагнул в кабинет.

Скрестил за Олега пальцы и направился обратно. В переходе между корпусами увидел идущего навстречу хмурого Макса Громина. Он тоже меня заметил. Согласно нашей договоренности развернули головы в разные стороны и спокойно разминулись. Уже за спиной, сквозь школьный гам, различил его тяжелый вздох. Ну-ну, не нравится? А что ты думал? Впрочем, черт с этим Громиным. Не надо себе хорошее настроение портить.

Только я подошел к своей парте, как меня сразу окружили пацаны. Как оказалось, по той же теме, что пытались подойти перед уроком литературы:

– Сегёга, здорово ты врезал Громозеке!

– А как в бок ему дал!

– А в нос!

– …обалденно ногой так…

Я переводил взгляд от одного к другому. Интересно – откуда они знают такие подробности? Ведь не было в скверике никого кроме громинской компании, меня и Савина. А издалека очень трудно было бы что-то разглядеть, кусты и деревья мешают.

– А откуда знаете? – спрашиваю.

– Так вся школа об этом говорит, – ответил за всех Ульский.

Обалдеть! Никто ничего не видел, а знают всё, как будто лично присутствовали на разборе. И кто проболтался? Савин? Так он никогда излишней болтливостью не отличался. Толще, Вершине и Громину вообще это не выгодно. Не от этого ли, кстати, Макс так сегодня хмур? Его проблемы. Тогда кто же? Не тот ли, четвёртый, что всё время за забором сидел, а потом сбежал, как только я метнул нож?

Одноклассники продолжали спрашивать и одновременно отвечать на свои же вопросы. Я им не мешал, думая о своём, и тут услышал такое, отчего чуть со стула не упал:

– …и ведь как ножом махнул… махаловка до крови была…

– Стоп, – гаркнул я. Все сразу замолчали, даже девчонки у доски. Сказал уже тише: – Повтори, что ты сказал про нож?

Переходников удивился, но медленно повторил:

– Ты ножом махнул, а Громозека отскочил…

А вот это уже серьёзно. Слухи слухами, но они имеют свойство преумножаться самыми нелепыми и фантастическими дополнениями. Каждый, пересказывая новость другому, прибавлял какую-нибудь отсебятину, чтобы было гораздо круче и интереснее. В результате, от множества подобных пересказываний получалось вовсе другая история, кардинально отличающаяся от первоначальной. В моём случае это то, что я будто бы дрался с Максом на ножах. Для всех это круто, но для меня…

Тут к холодному оружию гораздо серьёзнее относятся. Не помню, какая статья сейчас, но в российском кодексе это двести двадцать вторая, четвёртая часть, как минимум…

Если дойдёт до взрослых, то будет скандал. Наш участковый хваток и сразу возьмет на карандаш. Правда, ответственность идёт с шестнадцати лет, и ничего такого мне не грозит, но неприятностей для родителей будет много. Поэтому надо эти слухи пресечь.

– Короче, – негромко хлопнул я по парте, – никаких ножей не было.

– Но как же…

– Никаких, – повторил я, – махались по-честному.

– Но ведь до крови…

– Да, до крови, – подтвердил кивком, – но я не резал Макса, а просто разбил ему нос. И всё! НИКАКИХ, – повторил с расстановкой, – ножей не было. Понятно?

Все переглянулись.

– Так понятно? – переспросил я.

– Понятно, – пожал плечами Переходников.

– Можете всем это рассказать. Чтоб не придумывали нелепости, – сказал я и, отвернувшись к окну, добавил: – и хватит об этом.

Зазвенел звонок. Своим видом дал понять – разговору конец, и пацаны потихоньку разошлись по своим местам. Вздохнул, глядя в окно. Вот и стало понятно, почему с утра меня в школе так все встречали. Герой дня, блин, вчерашнего. Такая популярность, конечно, льстит, только это мне ни к чему. Я вдруг оказался на вершине этакой странной славы, как «хозяин горы» в детской игре. Будто эфемерный пояс чемпиона надел. Только такое положение вещей мне совсем не нравится. Всегда найдётся претендент меня оттуда сбросить. Посмотрит на Макса, потом на меня и…

Сам бы отдал кому-нибудь этот титул. Даже Максу бы вернул, только, как это теперь сделать? Второй день в детстве, а проблемы нарастают как снежный ком. Не уверен, что теперь и дня не пройдёт без приключений.

Узнают родители, сразу примут меры. Решат по-своему оградить меня от проблем. Если у отца, наконец, решится с отпуском, то мы, наверняка, всей семьей укатим к родственникам, на родину предков. А если с отпуском выйдут задержки, то просто отправят в какой-нибудь пионерский лагерь, а чего я там не видел? Надо как-то затихариться на время. Перестать удивлять окружающих. И так всколыхнул все устои, что были до моего провала сюда. А всё от того, что головой перестал думать. Ребенок… сорокалетний.

На стол упала записка. Я оглядел класс – все занимались своими делами. Девичья группа у доски распалась на более мелкие, которые переместились ближе к своим партам. Пацаны в основном сидели на местах, иногда что-то между собой обсуждая. Зеленина о чем-то шепталась с соседкой по парте. Так и не определив, кто кинул, развернул записку. На маленьком листочке аккуратно было написано: «Давай после школы встретимся?» Хм, оригинально. Звучит как вызов. Подписи нет и почерк незнакомый. Девичий, судя по аккуратности. Опять огляделся. На меня посматривали только пацаны, девчонки шептались, сидя парами. Ладно, потом узнаем – кто это писал?

Посмотрел на часы. Урок уж десять минут как идет, но Елена Михайловна до сих пор не пришла. Савина тоже до сих пор нет. Что там, в учительской, случилось? Олег всех поразил английской трактовкой Онегина? Или, может, я чего с переводом накосячил? Ну, нет, ошибок я не сделал, в этом уверен.

Дверь открылась, и в класс медленно зашел Савин. С важным видом прошествовал к парте и медленно сел.

– Как всё прошло?

– Отлично прошло, – ответил Олег.

– Что, пятёрка? – удивился я. – В четверти?

– Нет, ты что? – засмеялся он. – Тройка в табель поставлена. Меня устраивает.

– А чего так долго?

– Так вышло, – буркнул Савин и, оглядевшись, подсел ближе.

– Слышал новость? – зашептал мне на ухо Олег. – Громина на второй год оставляют! В учительской случайно подслушал.

В той истории Макс на второй год не оставался, а просто в середине учебного года перестал в школу ходить. Точно всё изменилось. И что-то мне подсказывает – не к добру.

– Слушай, – шепчу я, – а ты про мой разбор с Громозекой никому не говорил?

– Нет, а что?

– Тут такое дело… – и я рассказал про «особенные» слухи.

– Хреново, – почесал голову Савин. У него мозги работали всегда нормально, сам догадался – чем это грозит.

В класс зашла Елена Михайловна и тут же замахала нам рукой – садитесь мол. Положила на стол кипу журналов с тетрадями, села, перебрала их, разложив по размеру, затем встала, как-то странно посмотрела на нас с Савиным, прошлась у доски и, наконец, сказала: – Вот и прошел учебный год, ребята. Я очень рада, что в этом году ни у кого не оказалось двоек в четверти, – пристально посмотрела на Савина, отчего тот смутился, и продолжила: – и троек меньше, чем в прошлом году. Как я говорила на прошлом уроке, все оценки за год уже выставлены. Исключения составляют только предметы, по которым вы будете писать контрольные, то есть математика и русский язык. По результатам контрольных и будут выставляться оценки в табель. По математике вам всё расскажет Василий Владимирович на следующем уроке, а вот по русскому языку вы напишите сочинение. Ещё… завтра состоится линейка. После неё младшие классы разойдутся по домам, а все седьмые классы будут писать контрольные.

Щупко опять осмотрела класс и улыбнулась.

– Ну, а вечером в школе будет дискотека. Директором приглашена вокально-инструментальная группа «Палитра».

Ребята оживленно зашептались. Название группы мне ничего не говорило, не помнил я такой. Дискотеки в школе проходили часто. Имелась неплохая аппаратура. Не концертная, как у соседней школы, но два усилителя «Амфитон» с колонками и самодельный микшер присутствовали. А группа наверняка со своей приедет. Так что танцы выйдут на славу. Я на дискотеку начал ходить как раз после седьмого класса. Пихнул Савина и спросил:

– Пойдёшь?

– Конечно, группа ведь будет.

Обсуждение предстоящих экзаменов перемешивалось с разговорами о группе и песнях, какие кому больше нравятся. В основном говорили девчонки. Пацаны больше молчали, но было видно, что на дискотеку пойдут.

– А давайте, перед тем, как все разъедемся на каникулы, сходим всем классом куда-нибудь? – предложила Зеленина.

– Да, это хорошая мысль, – улыбнулась Елена Михайловна. – Ребята, куда сходим?

Посыпались предложения:

– В кино…