Случайный билет в детство Стрелков Владислав

Глава 12

Наверное, перед смертью человеку открывается истина. Те слова, сказанные Азуро, Тихомиров повторил для меня: «Ты должен жить, друг».

Он прошептал еле слышно, но теперь я знаю – он говорил их мне как равному. Дядя Миша знал – кто я, и он понял, что за проблемы терзают меня последнее время. И он дал мне прожить маленький кусочек своей жизни. Чтобы я сделал правильный выбор. Сон ушел, оставив горечь потери, и теперь у меня сомнений нет – я должен стать тем, кем должен. Именно так и не иначе.

Я проснулся со странным чувством, будто повзрослел разом. И вдвойне странно, что гораздо старше стали обе сущности – и детская, и взрослая. И почти слились в единое целое. Жаль, не смогу попасть на похороны Тихомирова. Но я могу другое…

На улице шумел ливень. Было слышно, как барабанит по отливу окна. Иногда порывами ветра капли бросало на стекло. Сверкнуло и тут же громыхнуло. И этот гром очень похож на пушечный выстрел…

Шум ливня навевал мелодию. Грустную. Сами собой начали складываться строки:

Боль в руках отступила, отвлекая от стихов, и сменилась острым покалыванием.

– Ну вот, готово. – Медсестра собрала обрезки бинтов и выкинула их в урну, а я начал массировать затекший палец. Надо же так затянуть бинт и напрочь оторвать завязки…

«Рука нащупала твердые грани. Кольцо само нашло палец, но что-то мешает его вырвать – усики не свел. Тени уже рядом, значит, времени нет, значит, надо сильнее… ещё сильнее…»

Во сне я рвал кольцо, а на самом деле узел повязки на руке, да так затянул, что большой палец левой кисти капитально опух. И развязать не получилось, пришлось идти в процедурную.

– Теперь только обработать йодом и наложить новые повязки.

– Не надо повязок, – я осмотрел свои кисти, – ссадины достаточно затянулись.

– Да! – медсестра как-то странно на меня посмотрела. – Но без повязок можно повредить незажившие шрамы, и все начнется сначала.

Честно говоря, мне не хотелось ходить с забинтованными кистями. Не очень удобно.

– Может, пластырем закрыть?

– Можно и пластырем, – согласилась медсестра, положила пузырек с йодом на столик и направилась к шкафчику. – Тогда заодно все повреждения мазью обработаем, если не возражаешь.

Насчет мази я не против, наоборот – за. Хорошее лекарство, спасибо Зеленину. Медсестра начала обрабатывать мои ушибы, а я посмотрел на дежурного врача, сидящего за столом у окна и решающего кроссворд.

– Самая крупная река Европы, пять букв, – пробормотал врач и начал грызть карандаш. – Мария Антоновна, не знаете, какая река самая крупная?

– Не знаю, – ответила она, – я, Виктор Евгеньевич, в географии не сильна.

Странно не знать такой простой вещи, поэтому не удержался:

– Вообще-то Волга.

– Подходит, – кивнул врач и старательно вписал слово в кроссворд.

– Поразительно!

Нет, все-таки на мне, наверное, вместо синяков узор проступил, необычный, минимум гжельская роспись, раз на меня будто на чудо глазеют.

– Что? – оторвался дежурный врач от решения кроссворда.

– Я говорю – поразительно, – повторила медсестра, – еще вчера на молодом человеке живого места не было, а сегодня лишь легкие посинения остались. Какая быстрая регенерация!

Может, медику и виднее, но я в зеркало на себя смотрел, и мне моя физиономия показалась вообще неправильной формы, если цвет лица не учитывать. И ребра побаливают, челюсть тоже, палец вот…

Правда, это после того как проснулся. М-да, чего только во сне не сделаешь…

– Ничего удивительного, Мария Антоновна, – продирижировал карандашом врач, – у парня молодой и здоровый организм и дикое желание провести лето не дома, а на улице. А это мощный стимул к выздоровлению.

– Возможно, – пожала плечами медсестра, – но все равно удивительно.

Очень даже возможно. На здоровье я никогда не жаловался. Все ранения заживали быстро, да и болел редко, можно по пальцам сосчитать. Последний раз загрипповал пять лет назад, но только из-за прививки. Тогда эпидемия по стране гуляла, и болезнь поразила чуть ли не половину управления, не затронув наш отдел. Это понятно, что наши организмы, закаленные ежедневными нагрузками и «снятием стресса», хрен чем возьмешь, но у руководства было особое мнение. М-дя, я потом очень пожалел, что дал себя уговорить «уколоться». Меня «скосило» под вечер, да так что «скорую» пришлось вызывать. Спасибо прививке – провалялся пластом три дня и еще неделю температурил. А на следующий год в мягкой форме послал медиков, предложивших опять привиться.

В детстве тоже редко болел, в основном простудой. Помнится, весь класс переболел желтухой, лишь я не поддался недугу. Зато сейчас почти весь желтый, будто Боткин лично меня в желтый цвет разукрасил.

Вновь громыхнуло за окном, и я невольно посмотрел на улицу.

– Столица Анголы, – пробормотал врач и почесал карандашом висок, – шесть букв. Третья буква…

– Луанда.

– Подходит! – почему-то удивился врач. – Точно, Луанда?

– Точнее некуда.

– Хорошо знаешь географию, парень.

Ну да, с чего бы не знать? Как много в жизни совпадений!

– Может, ты знаешь, какая самая большая в мире птица?

– Страус. – Удивительно и позорно не знать таких простых вещей. – Может, вы меня выпишите?

– Можно и выписать, только, как ты сейчас до дома доберешься? – и он кивнул на улицу.

Я поднялся и подошел к окну. Нет, это не просто ливень, это стихия. Водные струи били с таким напором, что можно подумать, будто наверху собрали триллионы брандспойтов и дали давление…

Наверное, таким образом, природа решила провести влажную уборку. Согнала к горам тучи, и они, вспоротые острыми вершинами, обрушили на город мощные водопады. По проспектам будто цунами прошло. Затопило все. Арыки, каналы и улицы сразу превратились в бурные потоки. Одно слово – стихия.

Однако после таких ливней воздух становился особенным, над городом надолго исчезает смог, вода в лужах прозрачная, а деревья сверкают изумрудной листвой. В такие минуты начинает казаться, что прошедшая стихия заказывалась обленившимися коммунальщиками.

Где-то далеко сверкнуло. Гром пришел с большим запозданием. Гроза отдалялась.

– Через полчаса кончится.

– Откуда такая точная информация? – удивился Виктор Евгеньевич. – Там на лужах пузыри были, а это к долгому дождю. Примета такая.

Врач сидел за столом справа от окна и не мог видеть край грозового фронта на западе, а гроза двигалась на восток. Да и напор дождя явно ослаб. Скоро вновь будет солнечная погода. И небо чудесной синевы…

– Приметы не всегда верны.

Виктор Евгеньевич пожал плечами и уткнулся в кроссворд, а я прислонился к прохладному стеклу.

Капли еще раз отбарабанили раз по отливу, возвращая к незаконченным стихам:

– Дерево семейства ильмовых, – опять отвлек меня врач. – Дуб? – предположил он и почесал лоб.

«Сам ты дуб, – беззлобно подумал я, – у Вязовых дубов сроду небывало. Интересно, он вообще какое-нибудь слово в кроссворде сам отгадал? Медик он хороший, но помимо медицины хоть чего-то он должен со школы помнить».

– Это дерево – вяз, Виктор Евгеньевич, – сказал я, и шагнул было от окна, но задержался, глядя на крыльцо больничного корпуса. – К нему бежал мужик, прикрываясь чем-то вроде кожаной папки или дипломата. Его узнал сразу, это был следователь, что приходил вместе с Зелениным.

– Да, Виктор Евгеньевич, через пять минут следователь придет. В ординаторскую для конфиденциального разговора не пустите?

Врач поднял на меня ошарашенные глаза.

– Его я только что в окно увидел, – на всякий случай пояснил я.

Врач поднялся и выглянул в окно. Следователя, естественно, не увидел, зато узрел ясное небо на западе. Посмотрел на часы и хмыкнул.

– Хм, и вправду… ладно, Мария Антоновна, – обратился он к медсестре, – проводите молодого человека в ординаторскую, а потом выписку подготовьте. А вам, – врач положил руку на моё плечо, – для скорейшего обретения нормального вида рекомендую контрастный душ и солнечные ванны, для тонуса кожи полезно и для всего организма соответственно.

– Спасибо. – И мы попрощались.

Медсестра проводила меня в ординаторскую. Убрала посуду со стола, протерла столешницу и вышла.

Следователь запаздывал, похоже, я со временем немного ошибся. Ну, ничего, тогда пока закончу песню:

Но закончить песню не успел, дверь опять скрипнула, и в ординаторскую вошел мужик в сером костюме, держа в руках вовсе не дипломат, а старый тощий черный портфель из кожзаменителя.

– Здравствуйте, следователь Запашный Руслан Григорьевич, – представился он.

– Здравствуйте. – И улыбнулся про себя – хорошая фамилия для следователя. А что – ищет, ловит, укрощает и в клетку, то есть в тюрьму сажает.

Тем временем следователь снял пиджак, повесил его на спинку стула, сел, достал из портфеля пару листов с записями, ручку и картонную папку с надписью «Дело №». Раскрыл её, пролистал, что-то просматривая, а я напряг память, вспоминая УК РСФСР – что там мне по статьям светит? Кажется, статья сто четвертая или сто пятая? Возможно, сто шестая, так как Громин был меня гораздо старше и сильнее, да еще с поддержкой пятнадцати молодых придурков. Правда, помнится, согласно десятой статье, уголовная ответственность не грозит, так как мне четырнадцать только через полтора месяца исполнится, так что лишь меры воспитательного характера.

– И так, – произнес следователь. Отложил папку и взял один из листов. – Поговорим?

– Поговорим, – согласился я.

Как-то странно и неправильно всё, но что именно, пока не понял. В больнице, и не допрос, а разговор, и у следака вид, точнее настрой, доброжелательный. Ладно, посмотрим.

Сам «разговор» начался с уточнения моих данных – имя, фамилия, отчество, год рождения…

Нет, это не допрос, а тест какой-то.

– Фамилия – Вязов?

– Вязов.

– Отлично! – следователь чиркнул на листочке, будто галочку поставил, – Имя – Сергей?

– Сергей.

– Прекрасно! – опять галочка…

Я смотрел на Запашного и прикидывал – это такая форма подготовки к признательным показаниям, или уже укрощение началось? Оригинально. Ничего себе пустая формальность!

На каждый мой ответ у него находилось новое восклицание. Сейчас как гаркнет – Ап!

Но уточняющие мою личность вопросы закончились, и Запашный перешел к делу:

– Ладно, с этим закончили. Я задам несколько вопросов, просто для уточнения. Весь этот разговор пустая формальность, не более, но мне надо понять многие непонятные мне моменты. Вот такая тавтология. Например, причины лютой ненависти Громина к вам, и так далее.

– Задавайте.

Запашный убрал в портфель папку, оставив на столе только листочки, откинулся на стуле, сложил на груди руки и спросил:

– Вы давно знаете Громина Андрея Михайловича?

Вот блин, если честно, я его на уроке в первый раз увидел, и что теперь говорить?

– Нет. Он недавно в школе начал работать.

– И у вас сразу случилась взаимная неприязнь?

– Не сразу. Просто с утра был конфликт с его младшим братом…

– Дальше. – Кивнул Запашный, а я подумал – знает.

– На уроке Громин повел себя негативно, начал оскорблять…

Блин, а ведь я тоже хорош. Мне бы самому промолчать… не случилось бы всего.

– И я не сдержался – ответил.

– Как?

– Попал мячом ему в лицо.

– Специально?

– Да.

– Хм, метко, и?

– Громин схватил меня, хотел ударить, но ему ребята помешали, а потом пришел директор и военрук.

Следователь вновь кивнул.

– Это я знаю, но не понимаю, почему Громин мстил именно вам?

Значит, про случай у беседки, когда Громин был с собакой, Запашный не знает или не придает ему значения?

– Скорей всего Громин хотел отомстить Коротову за увольнение, – высказал свою версию я, – только Василий Владимирович оказался не по зубам, и он решил выместить всю злобу на мне.

– Да, – пробормотал Запашный, – именно так и… – но спохватился. – Хорошо, с этим разобрались.

Следователь заглянул в свои записи. Лист был исписан весь, только прочитать, что именно, невозможно, не почерк, а кардиограмма.

– Когда Марина Зеленина ушла, у вас была возможность избежать драки, почему все-таки остались, зная, что вас гарантированно изобьют?

– Руслан Григорьевич, а вам страшно бывает? Ну, угрозы от подследственных были?

– Хм, всякое бывало, – пожал плечами Запашный, – но собака лает, ветер свищет. Как тут отступать?

– Вот вы сами и ответили на свой вопрос. Вы работаете с уголовниками и знаете, как у них бывает – отступил, показал слабость, струсил, и все – ты дно. А если выстоял да еще оборотку дал… так что случись опять выйти против десятка не побегу.

Сказал и понял – так и будет. И дядя Миша сделал бы так же.