Второй помощник Найтов Комбат

Глава 30

Далека родимая сторонка

На Северном флоте нас считали «тыловыми крысами». Оно и верно, располагались мы довольно глубоко в тылу, основные задачи выполняли отдельно от него, и даже отдельно от Беломорской флотилии. В марте вместо Степанова нам назначили контр-адмирала Степана Григорьевича Кучерова. До того он был начальником штаба Северного флота. Что-то с Головко не поделил. Сняли со ссылкой на резкое повышение уровня потерь флота. Мою кандидатуру ещё раньше отсеяли из списка кандидатов на пост командующего. К тому времени поставленная передо мной и моей дивизией задача ещё не была решена. Со Степаном Григорьевичем мы пересеклись ещё в Москве, практически сразу после приёма в Кремле. Его сразу предупредили, что дивизия имеет задание Ставки и не зря носит название отдельной. Летели обратно одним самолётом, там я и узнал причину его снятия. Кучеров прекрасно разбирался в снабжении и логистике флота. На посту начштаба Северного флота его сменил бывший замначальника службы снабжения и вооружения ВМФ Фёдоров, начштаба Амурской и Волжской военных флотилий. Он тоже долго не удержался в ласковых объятьях Головко. Фактически боевые потери были ни при чем. Да, ему «припомнили» исчезновение гвардейской Д-3 в июле и К-2 в сентябре 1942-го, гибель «Сокрушительного» в ноябре того же года, Щ-401, К-22 и нескольких «эМок» зимой 1942/1943 года. Но причиной понижения в должности было его замечание, что у Станкявичуса, который лично руководит ремонтами и походами, таких потерь нет, хоть и лезет в самую задницу. Этого ему не простили, обвинив в слабой проработке операций флота. Действительно, дивизия, тьфу-тьфу-тьфу, пока потеряла единственный самолет, все плав-единицы доходили до ремонтных баз самостоятельно, несмотря на повреждения. Но так, следует иметь в виду, что мне тоже могут не простить потерь, раз уж за это взялись. На следующий день после прилета в Архангельск я вылетел в Гремиху, и более мы с Кучеровым не пересекались.

Получив затребованные самолеты, спасибо Кузнецову, и решив вопрос с их прикрытием с помощью новых Пе-3М, восемь первых из них прилетели на Кильдин в середине марта, мы организовали целую сеть из акустических радиобуев и ударную группу кораблей и авиации. Стоило бую запеленговать ПЛ противника, как там немедленно появлялись наши самолеты. Большая часть подводных лодок была уничтожена ими. Распределенная по многим точкам авиагруппа всегда находила «дырочку» в погоде, чтобы направить самолеты к цели. Кроме наземной авиации, была задействована и «мокрохвостая», для которой мы подготовили за это время эффективные глубинные бомбы малого калибра, и многие летающие лодки получили радиолокаторы. Ныряющие подводные лодки, постоянно всплывающие для подзарядки, действовать в таких условиях не смогли. 11-я флотилия переключилась полностью на участок союзников. Так как все операции, так или иначе, союзники согласовывали между собой, то оценив нашу работу, англо-американцы передвинули границу ответственности. Теперь все то же самое предстояло развернуть западнее: от Медвежьего до Ян-Майена. И это при условии того, что в Тромсё еще сидели немцы. Поэтому первую скрипку пришлось отдать моим «ластоногим».

Но прежде, чем их выпустить, требовалось подойти на пистолетный выстрел к цели. А проход к Тромсё прикрывают, причем очень некисло! Западный проход перекрыт тремя крупнокалиберными фортами, проливы вокруг острова Риойен узкие и прослушиваются. К тому же перегорожены сетями. Да и течения там бешеные, на одном подкрадывающемся не пройти. Не вариант! Второй путь слишком длинный, 55 миль только на подход. И есть третий путь: мимо Мусваейра и Хиберга, там тоже батарея и хренова туча навигационных опасностей. Плюс неизвестна минная обстановка на подходах и в самом Квалсунне, это пролив. Он вдвое короче. Пролив полностью перегорожен, а внутри идет активная рыбалка, следовательно, мин нет. Так что пересаживаюсь к Жукову на К-23, и, вместе с «троечкой», потихоньку чапаем в ту сторону. Идти долго: 130 миль, день, так что без воздушного прикрытия – никак. И, чтобы сразу приступить к выполнению задания, идем большой и веселой компанией: четыре противолодочных крейсера, семь эсминцев, 15 «БОшек». И себя показать, и противника позлить. Вышли в точку 70°40’00N, 18°00’00E, там мы нырнули под РДП, выставив выдвижную антенну, дабы держать связь с прикрытием, и пошли курсом 180 к берегу. Таким образом прошли еще сорок миль, до траверза одинокой скалы у острова Рисё.

– Аркадий Алексеевич, начнем? Передайте Кузьме Иванычу.

– Есть! Перейти на аккумуляторы и на подкрадывающиеся! Стоп машина, убрать РДП! Штурман! Точку! Влево 15, курс 115, – скомандовал Жуков.

– Есть влево, на сто пятнадцать! – отрепетовал старшина 2-й статьи Грисько.

«Березка» взорвалась докладами, лодка выполняла маневр и ложилась на вход в Квалсундер.

– Командир, есть место!

– Боцман, ныряй на 40! Выдвижные вниз!

Пошел дифферент на нос, лодка ушла с перископной глубины. Где-то сзади те же команды выполняла К-3. Лодка легла на курс, который вел ее к двум каменным банкам: Лангхолмен и Сторхолмен. Справа от них целая гряда каменных глыб – Смаваер. Этим курсом нам следовать почти три часа, затем будет отворот влево на курс 90, затем на сорок и вновь на 90. Лишь после этого пойдем курсом 125, ведущим к первой линии сетей. Перед входом еще четыре банки Квален. А скорости практически нет, и куда потащат нас течения, еще не известно. А перископ не поднять, кругом сплошные наблюдатели. И самое обидное заключается в том, что немцы сидят только на сторожевике, что пасется у сети, да на ее оконечностях, там, где лебедки или якоря. В остальных местах – норвежцы, которых мы якобы «освобождаем». Буксиры, разводящие сеть, носят желтый крест на красном поле. Это они потом начнут вешать «квислингцев», сейчас они сами исполняют эти роли.

– Боцман, тридцать.

– Есть тридцать, командир.

– Подходим к повороту, Сергей Иваныч.

– Добро.

– Ворочаем влево, девяносто.

– Есть влево на 90. На курсе.

– Так держать. Акустик! Вперед и вкруговую. Два.

– Есть два. Впереди чисто. Справа – слева – шесть отметок. Дистанция…

– Отдай штурману. Глубина?

– 146, плюс тридцать.

Попали довольно точно, отметки – это каменные «пальцы», почему здесь никто и не ходит. ГАС у нас сейчас работает на той частоте, которой у англичан нет, поэтому и немцы на нее не настраиваются. Разлом здесь глубокий, так что ходить можно, и пока нет мин. Оператор ГАС периодически, раз в десять минут, просматривает, что у нас впереди. Так, не торопясь, совершили еще два поворота, влево и вправо, и услышали работу вспомогача «U-j».

– Правая – стоп! Левая – самый малый. Акустик, место цели, – запросил Жуков.

– Курсовой шесть левого, дистанция 4,2. Стоит посреди пролива.

– Странно, Сергей Иваныч, там глубины по карте почти сотня метров.

– Думаю, что он за буй разводной части ошвартовался. Давайте к берегу, к западному. Просигнальте Малафееву, – сказал я.

Было непонятно, что делает там «ягер». Прозвучали команды, лодка довернула вправо, там свал не такой резкий. Восточный берег очень приглубый. Подошли к глубинам 50 метров, вышел главстаршина Юров и ушел на акваплане к сети. Через час он вернулся и доложил:

– Кроме «U-ягера», там стоит буксир под норвежским флагом. Норвеги занимаются ремонтом сети, покраской буев, а немцы ловят рыбу. Предлагаю прикрепить к ним конец на винт, и он подтянет к корпусу защитник, кил на 50. Взрыв защитника приведет в действие удлиненный заряд.

– Здесь такое начнется! Мама не горюй!

– А так прохода нет, можно отворачивать. Дно ровное. Для надеги можно еще заряд подвесить, чтобы это корыто гарантированно утонуло и погрузило сеть.

Делать нечего, все смотрят на меня.

– Добро, работайте.

Ушли двое, Костя-«Одессит» и Юров. А мы перешли ближе и легли перед самой сетью в двух кабельтовых. Водолазы сработали быстро, теперь надо «вспугнуть» немцев, а то так и будут рыбу тягать. Сигналим Малафееву, чтобы он выдвинул антенну УКВ, он лежит дальше, и вызвал авиацию голосом. А немцы слушают эту волну! Не прошло и трех минут, как в проливе раздались взрывы. Затем, через восемь-десять минут послышался удар о грунт. И, черт возьми, взрывы бомб и грохот очередей взрывов. Наши летуны восприняли это за чистую монету! Гоняют бедного норвега, как голого по бане. Мы подвсплыли, идем вперед, простукивая сонаром дно. Есть отметка! Пытаемся остановиться и зависнуть, но не получается ни в какую. Какая-то каша из течений! Поработали сонаром вперед, нашли место, где металл не бьется. Сунулись вперед и прошли. Подождали Малафеева, и, как только он прошел, двинулись вперед под одним двигателем и самым малым. За Имре-Корвиком пришлось лечь на грунт и пропустить целую шоблу кораблей, спешащих к месту прорыва. Вторую сеть мы не обнаружили, то ли была разведена, то ли немцы просто имитировали ее. Тут трос паромной переправы проходит. В общем, мы вышли из пролива, повернули и теперь приближаемся к гидроаэродрому, на котором базируются наши лучшие друзья BV-138. Но течение не давало возможности двигаться на глубине 25 метров, пришлось лечь на грунт прямо напротив сильнейшего форта, прикрывающего Тромсё: Грётсунд-форта.

Через четыре часа Жуков оторвался от грунта и двинулся вперед, используя попутное течение. Затем снова лег, выпустив две группы на разведку. Здесь довольно шумно, так как интенсивно используется флот, но группы вернулись практически с нулевым результатом: к нефтехранилищам не подобраться, танкеров на выгрузке нет, ветра нет, вода прозрачная, причалы довольно высокие. С моря ничего не сделать, крупных судов и кораблей нет. Активное движение в южной оконечности острова.

– Хорошо, давайте сходим туда, но там еще мельче.

Мы обогнули южный мыс и вновь выпустили группы. Здесь совсем мелко! С К-3 пришло сообщение, что обнаружен противник. Просят обозначить себя, отправляют к нам «нарочного». В носовой и кормовой части теперь есть небольшие шлюзы, через которые можно передать сообщения. В южной части бухты стоит «карманный» линкор «Шарнхорст», неподалеку три танкера, но все перекрыто тройными сетями, якорные стоянки ограждены дополнительно. Это возле острова Хеунё. Схему расположения они набросали от руки. Через полчаса после этого вернулся Строгов, который дополнил картину, что противник выставил 8 рядов противоторпедных сетей. Залп возможен только из одной точки, расположенной вплотную к берегу. Дистанция 15 кабельтовых, но глубины там всего 10 метров. Лодка будет просто видна днем. Оставили Малафеева на месте, он подобрался ближе к ним. Нам же требовалась связь, поэтому мы пошли южнее, в Бальс-фьорд, где рассчитывали передать сообщение об обнаруженной стоянке последнего германского крупного корабля, и вызвать авиацию, как нашу, так и союзников. Кроме того, провентилироваться и набить батареи. Наиболее удобным для этого был небольшой Рам-фьорд. Была и еще одна мысль: я знал, что там находилась, в мое время, крупнейшая на Севере база американских подводных лодок, расположенная в скалах двух огромных холмов. А так как экскурсий нам, советским подводникам, туда не устраивали, то мне хотелось знать: кто создал ее для американцев?

Приказав Жукову держаться приглубого западного берега фьорда, мы двинулись туда. Первый звоночек прозвучал довольно рано: мы обнаружили на восточном берегу крупный лагерь для военнопленных. И я приказал Малафееву двигаться к нам. Второй лагерь расположился на мысу Олафсверн, и мы легли на курс 83°, направившись на вход в Рам-фьорд. Он не был даже перегорожен, глубины на входе большие, и две хорошие «ямки» с языками холодной воды в виде жидкого грунта. На южном берегу – одиноко стоящие норвежские дома на сваях. Мы-то привыкли к тому, что Норвегия выглядит как конфетка, но это последствия «нефтяного бума», тогда эти города и дома выглядели вот так:

Они были деревянные, на сваях, а крыша покрывалась дерном. Это – Север, тут другие строения не сильно греют. Тот же Тромсё занимал всего четверть острова, и внутри «города» существовал большой пустырь с озером. Оно было пресным и позволяло жить среди моря. А на фотографии – именно Тромсё, и это – жилой дом, сараи ниже и меньше за домом. Кое-где такие строения еще сохранились. Входы в «холлы» обнаружились там, где они существовали и в мое время. Их немного меньше, три входа сделали после войны. У них еще нет противоатомных дверей, но сами базы уже сделаны. Два ближайших «холла» функционируют, в третьем идут работы, у него еще «запечатан» водный проход.

Оставили Малафеева здесь, а сами прошли глубже, там должен быть второй «холл», Отерхолле. У причала стоит пароход, так что и те «дырочки» функционируют. Там шла выгрузка торпед и мин, которые доставил из Германии этот транспорт. Здесь работает одна «дыра» и грузовой причал, через который вовнутрь горы доставляется снабжение, топливо и боеприпасы. Минируем все. Внутри «холле» находятся 12 субмарин, здоровенная конструкция! Подождали доклада о готовности от Малафеева. И уходим! Повторять ошибку, допущенную в Ка-фьорде, мы не стали. Взрывы мы услышали уже за Рюэйем, в проливе Ристраумен, подходя к 125-метровым глубинам Маланген-фьорда. И четверо суток выходили из него. У острова Эдойя связались со своими и получили возможность всплыть и отходить в надводном положении. Доложили в Москву и штаб совместных операций о том, что обнаружили и уничтожили базу подводных сил 11-й флотилии.

К моменту нашего прихода в Хаммерфест туда уже село два английских и три наших разведчика, доложивших о двух крупных пожарах со взрывами в указанном районе. Линкора на месте не оказалось, он ушел и не был обнаружен, все-таки прошло пять суток после «диверсии». Куча «отчетности», тем более что К-23 пришлось оставить на месте «преступления» две новейшие электроторпеды с новой батареей М-3. Собственных запасов мин моим ластоногим не хватило, пришлось одну крепить к минному транспорту, а вторую снабдить минным взрывателем и положить ее под лодками. Но на фотографиях затопленный транспорт имеется. Малафеев воспользовался такими же приемами, у него на это ушло пять торпед. Но все они были прямоидущими, так что большой беды в этом нет. Все завершилось визитом в Хаммерфест «большого начальства», как нашего, так и союзников. Ну, не могут наши «военачальники» не похвастаться перед союзниками! В общем, секрет полишинеля был раскрыт! Англичане теперь в курсе, что у нас есть боевые пловцы, и видели наши РБУ. А они – опытные морячины, поэтому один из них молча показал Фрейзеру, что автомат стрельбы учитывает две скорости погружения глубинных бомб, хотя им показывали только один тип глубинок.

– Разброс большой получается, господин адмирал, поэтому перестали их использовать. – Не думаю, что он мне поверил. Будут продолжать копать.

Ну, а с транспортерами вообще глупо получилось, англичан и американцев пустили в 14-й отсек, вместе с адмиралом Кузнецовым. Сам он тоже никогда не видел их и не был на наших лодках. В общем, опять свято верят в вечную дружбу между объединенными нациями, в «пустые слова балерины джентльменов». Моими самолетами они, слава богу, не распоряжались, поэтому радиобуи благополучно улетели на задание. В любом случае настроение мне они здорово испортили, несмотря на обещания всех и вся наградить, и даже отправить всех в Англию для этого. А базируемся мы теперь далеко от Родины, и здесь немецкая и английская разведки пустили глубочайшие корни. Теперь они знают, где копать и что! Но я и здесь отличился, и получил награду первым в дивизии! Меня наградили бесплатной горящей путевкой в Туапсе, правда, вместо названия санатория, там была указана должность: командир бригады крейсеров. Чтоб не делил при наркоме длину окружности на диаметр! Начальство лучше знает, что и как!

Получив такой замечательный подарок, в виде двух гвардейских «корыт», вместо уже сплаванного дружного коллектива из четырех крейсеров и семи эсминцев, а все бывшие танко-десантные корабли «числились» крейсерами и кораблями первого ранга, да и ленд-лизовские эсминцы тоже были причислены к нему, кстати, лодки типа «К», да еще и глубоко модернизированные, тоже относились к кораблям первого ранга, и моя должность подразумевала «вилку» – контр – вице, я подождал несколько минут, пока начальство успокоилось и начало думать головой, и поинтересовался:

– А Иосиф Виссарионович в курсе событий?

Дело в том, что Хаммерфест был передовым местом базирования, а ВЧ находилось в Альте. Кузнецов и очень довольный Головко внимательно посмотрели на меня, затем Николай Герасимович, чуть помявшись, сказал, что это была, в общем-то, идея Верховного, что меня следует направить на Черноморский флот, так как уровень потерь там постоянно растет.

– Да, уровень потерь там высокий, тащ нарком, но я не думаю, что на той должности, которую вы мне только что предложили, я смогу хоть как-то их уменьшить. Там требуются кардинальные шаги.

– Один из крейсеров, «Красный Крым» встает на модернизацию вооружения, с заменой части башен главного калибра…

– То есть, вы хотите сказать, что в соединении будет один боеспособный корабль?

– Сергей Иванович, не надо заострять этот вопрос, он еще в стадии проработки, я просто подумал, что вы с начала войны на Севере, а там все-таки солнце, море, девушки…

– А что, у Грена готовы СМ? А почему их мне не дают? У меня пять эсминцев нуждаются в установке универсальной артиллерии.

– Дадим-дадим, планами это предусмотрено. Так все-таки, может быть, на юг?

– Должность смотрящего за ремонтами меня совершенно не интересует, товарищ нарком.

– Я вас понимаю, – отыграл назад Кузнецов. Он прекрасно знал, что стоит мне доложить о том, что случилось, Сталину, и его реакцию будет нетрудно предугадать.

– Всё, закончили! – сказал нарком, – И так уже опаздываем на прием на «Кинге».

– А мы теперь не можем опаздывать, тащ нарком, мы теперь только «задерживаемся». Район-то мы очистили, несмотря ни на что.

– Везунчик ты, Сергей Иванович! – нарком хлопнул меня по плечу и вышел из штаба пункта базирования, следом за ним вышел Головко и его адъютанты, ну а затем я, мне торопиться особо некуда.

Меня вроде и не позвали на пьянку на линкоре, Фрейзер, видя, что я на контакт не иду, предпочел иметь дело с более «адекватными» людьми. Впрочем, я и не рвусь, и так понятно, что пригласили в Англию не меня, а командующего флотом.

Глава 31

Генерал Флейшер и другие

Командный пункт был выдолблен немцами и пленными в скале в 120 метрах от ковша порта. На верхнем плато стояли брошенными позиции несколько зенитных батарей, включая тяжелые. «Кинг Георг Пятый» стоял на якорях внутри бухты, там, где на берегу нет домов. Это между аэродромом и самим Хаммерфестом. Поселок находился на южном берегу бухты и доходил только до моста через реку Феурен, выше которого располагалась гидроэлектростанция. Наше основное место базирования находилось в 40 милях юго-западнее в Ёкс-фьюре. Поэтому я собирался со своими «крейсерами» и лодками уйти туда. Шел просто проводить командование до катера. Но у домика капитана порта меня остановил молодой пехотный капитан. Перед этим он коротко откозырял адмиралам Кузнецову и Головко, но направился именно ко мне, я шел сзади, на расстоянии 10–15 шагов от плотной компании начальства и их свиты.

– Тащ контр-адмирал, разрешите обратиться? Капитан Краснощеков, 14-я армия.

– Слушаю.

– Вас просил подойти командующий, приказано вас проводить к нему.

– Вон, видишь? Пока не провожу, буду занят. Так что жди, когда освобожусь.

– Есть! – и капитан пошел за мной.

Вместе посмотрели, как катер отошел от причала.

– Ну что, капитан? Куда?

– У меня здесь машина.

Я ухмыльнулся, капитана я не знал, впервые его видел, впрочем, как командующего 14-й.

– Капитан, так где командующий?

– В здании управы, тащ адмирал.

– Я дойду. – Это метрах в ста от причала.

Капитан козырнул и направился к «русскому джипу», который стоял за развалинами небольшого домика. Но встретились мы с ним возле входа в управу. Там часовой, так что на засаду не похоже. Однако поселок совсем недавно освобожден, а «русскоговорящей» агентуры здесь вполне хватало. Я же был без адъютанта и причитающейся охраны. Но это – штаб какого-то подразделения 14-й армии. Краснощеков довел меня до кабинета, постучался и открыл дверь, когда изнутри послышалось: «Входите!»

– Тащ командующий, ваше приказание выполнено! – доложился капитан.

Да, этого человека я видел неоднократно в штабе флота и в Грязной. Худощавый, с заостренным, как у меня, лицом, светловолосый, мы чем-то даже похожи. Но лично знакомы не были.

– Сергей Иванович, проходите, пожалуйста! Извините, что побеспокоил. Владимир Иванович, – представился он. – Вот, специально пришлось завернуть в Хаммерфест, ехали к вам в Ёкс. Знакомьтесь: генерал-майор норвежской армии в отставке, бывший командир 6-го пехотной дивизии, бывший командующий силами обороны в Северной Норвегии в 1940 году, бывший командующий силами норвежской армии в Канаде, господин Флейшер, Карл Густав.

– Прям как Маннергейм, – заметил я, но протянул руку пожилому генералу. Переводчик повторил мне реплику генерала:

– У меня нет имени Эмиль, и я никогда не служил в русской армии.

– Это радует, но что вы хотите от меня? Насколько я понимаю, это вы просили Владимира Ивановича устроить эту встречу.

– Не совсем так, я просил генерала Щербакова подобрать человека, который сможет снять из-под Нарвика разведгруппу моей дивизии.

– Что-то я ничего не слышал о действиях этого соединения на Северном фронте, хотя с 27 сентября прошлого года моя дивизия действует на норвежской территории.

– Вечером того дня я прибыл в Исландию и запросил у правительства Йохана Нюгорсвольда разрешения прибыть в Мурманск для формирования на месте частей норвежской армии. Мне было отказано, и я подал в отставку с поста командующего вооруженными силами Норвегии в Канаде. Я прибыл на Северный фронт как частное лицо и доброволец. Был принят командующим фронтом генералом Мерецковым и направлен в распоряжение генерала Щербакова. В настоящее время 6-я пехотная насчитывает 2247 человек списочного личного состава, в основном это пехотные офицеры и младшие командиры, ранее проходившие службу под моим командованием. Действуем в составе армейской разведки 14-й армии. Готовимся развернуться в полнокровную дивизию. Пока непосредственно с 14-й армией работает 146 человек, плюс 268 переводчиков при комендатурах.

– Нескромный вопрос: зачем?

– У нас молодое государство, недавно отделившееся от Швеции, поэтому норвежцы должны принять участие в освобождении своей страны, несмотря на приказ «командующего» Норвежской армии бывшего майора Вильгельма фон Танген Ханстина: ни под каким предлогом не помогать Красной армии в деле освобождения страны, который смотрит на это с точки зрения финнов. Он воевал против вас в тридцать девятом.

– Действительно помогают? – спросил я Щербакова.

– Да, эта разведгруппа имеет очень ценные сведения, необходимые нам сейчас. Да и вас это тоже может заинтересовать: там в одном месте немцы тоже что-то долбят. Не переводи последнюю фразу, – сказал он переводчику.

– Это уже теплее! Где это?

– Аста-фьорд. Вот тут, – генерал ткнул только в название фьорда, не показав конкретного места. Норвежцу он явно не слишком доверял, но сведения были важнее недоверия.

– Сколько там человек, господин генерал?

– Пятеро.

– Среди них есть моряки? Могут они выйти в море, чтобы во фьорды не лезть?

– Немцы запретили норвежским судам ходить в море, за исключением тех судов, на которых есть кригскомиссар, назначаемый ими, и которые сдают рыбу полностью немцам.

– Понятно. В какую точку могут выйти, чтобы их подобрать?

– Орстейн и Фьордбос, последний – предпочтительнее. Раньше было свободнее, но немцы, вот тут вот, в Лаберге начали какое-то строительство, говорят, подземную электростанцию строят, поэтому туда проход и проезд запретили. А с Орстейна стройку видно, поэтому и там строгости начались.

Еще немного поговорив с норвежцем, пригласил его к себе в Ёкс-фьорд, чтобы детально проработать операцию, и собирался откланяться, когда генерал Щербаков сказал, что у него есть еще один вопрос к адмиралу. Старому генералу пришлось выйти.

– В общем так: немцы возле Нарвика построили две батареи в 406 миллиметров. Одна блокирует подход с запада, вторая с севера. По сведениям англичан и «наших» норвегов, одна батарея имеет три орудия, вторая – четыре. Это делает десантную операцию в этом месте невозможной. Именно поэтому англичане отказались от проведения операции в прошлом году.

– У меня совершенно другие сведения о причинах их отказа.

– Я в курсе. Тем не менее ликвидировать их группировку на Лофотенах они серьезно нам мешают. Твои пойдут в тот район, один из моих разведчиков доложил, что в полярный день, к нулю часам, эта батарея, они ее называют Тео, видна как на ладони, но не может обнаружить визуально ни одной цели, солнце мешает. Проверить бы надо. И требуется обнаружить: где расположены антенны ее локатора. Они должны быть видны с этого ракурса. Понял?

– Понять-то я понял, но подставлять лодку под четыреста шесть что-то не улыбается. Все равно у нас нет ничего, чтобы достать эту «Тео».

– Ну, как знаешь, мне приказали, я тебе передал. Мои подошли к Гаргану[5] и взяли село, там требуется разделиться и решить, куда больше направить войск. А это зависит от твоих данных.

– Есть! Разрешите идти?

– Не держу.

«Любят у нас ставить невыполнимые задачи. Хорошо еще показал место, где эта дурища стоит», – подумал я, выходя из комнаты, в которой расположился командарм.

Снаружи меня ждал тот самый норвежец и пара его адъютантов. Один из них неплохо знал русский.

– Military Intelligence? – спросил я. – Я начал эту войну в составе одной из ваших групп.

– Нет, – застеснялся «норг».

– Да, – ответил старый генерал. – Мы готовили военных переводчиков на случай войны с Россией. К войне с немцами никто не готовился. Будучи одним из старших офицеров Генерального штаба Норвежской армии, я неоднократно указывал на слабость береговой обороны страны и возможность высадки практически в любом месте. Что и произошло, но меня никто не слушал, готовились к войне с СССР. Хотя с 33-го года у нас у власти социал-демократы из Рабочей партии.

– Партия Гитлера тоже носит название «рабочей». И к власти пришла тоже в 33-м. Так что одним мирром мазаны. Мы пришли, прошу на борт. Аккуратнее на трапах.

– Смирно! Тащ адмирал! Крейсерские лодки К-3 и К-23 к бою и походу изготовлены. Прибыли «Радужный» и «Воздушный», к переходу готовы. Командир К-3 гвардии капитан второго ранга Малафеев.

– Вольно! Отдавайте концы и покормите гостей.

Я пожал руку Кузьме Ивановичу и взбежал по балясинам на ходовой мостик. Отряд готовился отдать концы и отойти к месту дислокации.

После отхода, посмотрев, как выстроился ордер, я оставил наверху Малафеева, а сам спустился вниз к «гостям». Они находились во втором отсеке и уминали флотский борщ и котлеты по-киевски (консервированные). Нас от них давно тошнит, а для них, с тылового пайка, это манна небесная. Пришлось подождать, пока переводчик закончит с едой и перейдет к компоту.

– Ты его хорошо знаешь? Я что-то не шибко доверяю генералам армии, которая сдалась. Переводить не надо.

– А мы не сдавались, господин адмирал. Для нас это была такая же неожиданность. Перед этим мы отбили у немцев Нарвик. Командовал нами он. Нам приказали эвакуироваться вместе с англичанами. Все мы считали, что генерал Флейшер станет нашим главнокомандующим. Он первый заставил немцев отступать, очень грамотно провел наступление на Нарвик. Он же развертывал всю северную группировку войск и провел в этих местах мобилизацию. Тогда, в сороковом. А уже в Англии выяснилось, что у правительства Нюгорсвольда совершенно другое видение проблемы. Они активно противодействовали созданию здесь партизанского движения, рейдам британских коммандос в Норвегии, и в результате, вместо нашего генерала, поставили майора, военного атташе в Финляндии, в качестве главнокомандующего. И сейчас он блокирует своими приказами развертывание нашей дивизии. Русским помогать нельзя! А больше здесь никого нет! Англичане отказались высаживаться. Высадились вы, под Киркинесом, как раз на границе. И мы видели, что граница между нашими странами восстановлена. Я лично был там, вместе с генералом, и видел ваших пограничников. Нам Щербаков приказал выставить посты с нашей стороны. Чего еще нужно этим идиотам? Так что не волнуйтесь, господин, извините, товарищ адмирал, генерал Флейшер, когда приехал в освобожденный Киркенес, на митинге на Баренц-пласс, сказал, что час освобождения пробил, и мы, вместе с героической Красной армией, освободим страну от «коричневых». И мы ему верим. Ваши дошли до Карасъёки, или Таны, этот рубеж был назначен в Лондоне, и остановились. Почти месяц решали вопрос: что делать дальше, занимаясь только финской армией, согласовали вопрос с Великобританией и США, и только потом двинулись дальше.

Я был в курсе событий тех дней, но мне хотелось услышать то, что думают младшие офицеры о Норвежской Освободительной Армии, НОА, в которую сейчас вступают коммунисты, их не слишком много, а «рабочая партия» пытается продолжить сотрудничество с немцами. Эти офицеры, правда, к НОА, видимо, никакого отношения не имеют, но действуют, помогая нашим разведчикам. Части НОА еще только формируются. Здесь, видимо, и закопана собака. Генерал служит эдаким буфером между откровенно русофобской позицией правительства и чаяниями КПН, которая пытается таким образом усилить свое влияние в стране.

– Что он у вас спрашивает? – по-норвежски спросил генерал.

Переводчик начал отвечать, но я прервал его.

– Вы совершенно свободно можете задавать вопрос по-английски, генерал. Я не переходил на него только потому, что не знаю о вас ничего. Я задал вопрос вашему офицеру о вас и получил исчерпывающий ответ (реально генерал Флейшер застрелился в декабре 1942-го, после того, как правительство Норвегии сорвало его попытку создать корпус вторжения для освобождения страны). Мы вытащим вашу разведгруппу. Требуется человек, которому будет доверять их командир.

– Этот человек есть, капитан Хольм, с которым вы беседуете, знает всю группу.

– Отлично, так как он знает русский. В этом случае не возникнет недопонимания. Есть у меня кораблик, которому под силу эта задача.

Речь шла об U-127, которую мы вполне освоили, а наличие у нас «Энигмы» позволяло решить вопрос с ее позывными и проходом в те места. Да, она уступает обеим крейсерским лодкам по дальности подводного хода, и есть вероятность того, что ее могут принять за вражескую англо-американцы, ну, а своих мы предупредим. И подстрахуем «Катюшами».

Через два дня Малафеев и кап-три Столбов отошли от причалов в Аста-фьорд. Их, как обычно, прикрывала и авиация, и корабли эскорта. С нас задачу по ликвидации деятельности подводных лодок противника в этом районе никто не снимал. Поэтому шли плановые вылеты авиации с расстановкой гидрорадиобуев, выходы в море на уничтожение обнаруженных подводных лодок. Шли бои в воздухе, на море и под водой, простаивать дивизия просто не могла.

Времени на детальную проработку задания не было, поэтому из последних успехов взяли позывные U-538, однотипную «девятку», несколько дней потренировали радистов имитировать их почерка, хотя записей было не слишком много. Известно было только то, что лодка ходила куда-то очень далеко. Ее пеленговали аж в районе Тикси. Что она там делала, было неизвестно, наших потерь в тех местах не было. Ходить в паре с такой лодкой было не слишком удобно: К-3 имела надводный ход 26–28 узлов, а эта больше 18 дать не могла, но «делать нечего, бояре». Лодки «разделились»: одна пошла вперед, вторая телепалась сзади, дабы догнать первую за счет того, что она дольше могла идти в надводном положении. У Хамна К-3 погрузилась и следовала под РДП. Но и «немке» пришлось погрузиться, так как район пасли англо-американцы на «либерейторах». У Грилле-фьорда Столбову пришлось отдать позывные неожиданно выскочившим из порта «U-ягерам». Вроде проскочило, но немцы приказали изменить курс и следовать ближе к Анденесу. Здесь полно островов, и некоторые, наиболее удобные проходы между ними напоминают «суп с клецками и фрикадельками». Мин довольно много, а лодка «постройки» 1941 года и официально сонара не имеет. Фактически он был, и даже с разнесенной антенной. Но делать нечего, противолодочники здесь полные хозяева, и кап-три выполнил их предписание. Благо что официально лодка числилась за второй флотилией. У Финнвики они отвернули и пошли на вход Анд-фьорден, к Скроллсвики, догоняя идущую уже на подкрадывающихся двигателях К-3. Сама «троечка» крутила два клиноременных привода и давала больше 6 узлов. На последнем ремонте она избавилась от орудий главного калибра, которые за время службы в бригаде и дивизии ни разу не выстрелили. Рубку зализали, в качестве зениток установили РШР-57 и НС-37, которые убирались в ниши. По «шумовой картинке» она на этой скорости шумела меньше, чем раньше на двух узлах. К-23 тоже немного переделали в этом направлении, но там подводная скорость была все-таки ниже: чуть больше пяти узлов. Ей в сентябре предстояло идти в док. Требовалось основательно переделать легкий корпус, именно он не давал возможности увеличить подводный ход и снизить шумность. Очень много дыр наделали на заводе. Первая серия лодок имела их меньше, но дольше погружалась. Немке все равно пришлось нырнуть, так как у Скроллсвики на ней зафиксировали работу вражеского локатора. Столбов перешел на РДП, что его и подвело. U-538 шнорхеля не имела, и немцы объявили тревогу. Забегали катера, появились эсминцы, и Малафеев дал команду Столбову идти на выход из залива или затаиться. Столбов, на борту у которого находился норвежский капитан Хольм, лег на грунт на банке Нордгруннан. «127-ю» мы тоже не забыли немного переделать под себя, ее автономность по кислороду была 14 суток, всего на сутки меньше, чем у «катюш». Через трое суток он подошел к входу во Фьордботн. Малафеев отдал РДО о готовности, и получил квитанцию. «Немка» ушла во фьорд, а «катюша» страховала ее у его входа. В случае попытки прохода во фьорд «сторонних сил» Малафеев был готов отстреляться по ним. Но все кончилось более или менее благополучно. Группу сняли с мыса Поллен, и вроде как тихо. Дабы подбить батареи «немке», пришлось всплыть и следовать в обход острова Андойя, давая возможность и Малафееву поработать в режиме винт-зарядка, следуя за ней под РДП. Место здесь довольно глухое, и сведения о том, что на берегах нет наблюдательных пунктов немцев, дали норвеги.

Затем вновь нырнули и опять разделились: Столбов пошел на выход, а Малафеев выполнять приказание Щербакова.

Но злую шутку сыграла погода! Она взяла и испортилась. Смогли дважды поднять перископ и сделать несколько снимков мыса Тронденес с расстояния в две мили. Остров Кьёйя, о котором говорил наш разведчик, оказался внутри плотной минной постановки. Туда было просто не сунуться. Сделав все что мог, Малафеев пошел на выход, где его ожидал Столбов, лежа на грунте. Через двое суток прошли Анденес и прибавили, перейдя под РДП. Вызвали авиацию, подошел Столбов, и лодки всплыли. Погода оставалась пасмурной, довольно сильное волнение, так что под РДП было идти сложно. Но «летуны» крутятся, меняются, все вроде в порядке. И, откуда ни возьмись, появляется «Либерейтор», со звездочками и полосами. Вывалился из облаков, тут же взвыл СПО на «немке». Истребители пошли на перехват и открыли отсекающий огонь, но американец сбросил серию глубинок.

– Ах ты ж сука! – рыкнул по радио полковник Сафонов и дал длинную очередь по кабине. Американец видел флаги на лодках и звезды на истребителях.

– Готов!

Но бомбы чертят баллистическую кривую и рвутся на 10-метровой глубине, один из взрывов буквально раздевает U-127. Малафеев пошел на циркуляцию и дал команду на «немку»:

– Стоп машина, покинуть корабль! Столбов, как понял?

Но связи уже не было. Взрыв был в районе 5-го отсека (третьего по нашей схеме). Завалив рули, Малафеев высадил аварийную партию и начал вскрывать люки погрузки торпед. Лодка просела довольно основательно. Сбросили «резинку», подобрать выброшенных взрывом людей с мостика. Начали выходить люди через кормовые торпедные аппараты, наконец вскрыли люки и из седьмого отсека показались головы людей.

– Третий затоплен! – доложил вылезший «бычок-2-3».

Но слышно, что там, в ЦП, кто-то чем-то бьет. Выход из центрального поста задраен изнутри. Двадцать семь человек перешли на К-3. Кто-то дал ВВД в третьем. Пошли значительные пузыри с правого борта. Затем они прекратились, и был отдраен центральный пост. Еще семь человек вышли из рубки через боковой люк. Наверху появился человек в ИДА, это был Столбов, который быстро снял маску.

– Выводи людей! Всех! – в рупор крикнул Малафеев.

– Мы поджали пробоину, успеваем откачивать!

– Выводи людей! Это приказ!

– Есть! Четвертый, пятый. Покинуть борт.

Достали четверых раненых и двух мертвых моряков, вылезли и норвежские разведчики из четвертого отсека. Не хватало четырех человек. Боцман Крутов нырнул в люк обратно с тремя матросами. Извлекли еще двух человек из второго отсека. Затем послышался стук в торпедном аппарате. Им «забыли» открыть крышку. Все!

– Отдать концы! – Малафеев отвалил от борта. – Девятый аппарат. Товсь!

– Аппарат к выстрелу приготовлен!

– Вот так вот! – сказал Кузьма Иванович, прицеливаясь через пеленгатор. – Пли!

– Торпеда пошла!

Все даже отвернулись, она хоть и «немка», но стала родной. Взрыв!

– Всем вниз, разместиться по отсекам! Курс 26, выходи на полные обороты.

– Человек за бортом!

– Вот и пусть купаются! – сказал кап-два, едва взглянув в бинокль в сторону, где виднелись купола парашютов.

– Иваныч! Ну, не по-человечески же так! – высказался замполит.

– Они что, люди, что ли? Прекрасно видели, что Столбов идет под нашим флагом. Четверо убитых и шестеро ранено. И минус лодка. Нет у меня места. А раз такой жалостный, спустись вниз и скажи «капрони», чтобы дал РДО о том, что обнаружен экипаж сбитого американца в квадрате 17 Буки. Подобрать возможности не имеем. Да куда ты пошел! Стой. Больше времени потеряем.

Он открыл УКВ-станцию и вызвал «Десятого».

– Десятый – «Тройке»

– На приеме.

– Там крестнички ваши болтаются. Семнадцать буки, четыре головы.

– Видели. Вернемся – доложим.

– Понял. Добавили до полного.

– Видим. Вот так вот, и на старуху бывает проруха. До связи.

Летуны тоже нервничают, их же прикрывать сюда посылали. А тут такая задница! Но дело нечисто! Кто-то очень не хочет, чтобы эта группа вернулась! Вот только кто?

Через пять часов, еще на пирсе, Малафеев задал этот вопрос мне, а я, соответственно, начальнику отдела СМЕРШ дивизии. Но, как выяснилось, оперативные дежурные флота получили приказ информировать союзное командование о ходе операции. А вот зачем был отдан такой приказ, нас в известность не поставили. Сказали, что уничтожение батарей будет совместной операцией ВВС флота, АДД и союзники подключатся. Как они подключились, мы уже видели.

Я не оставил идеи докопаться до сути происходившего в те дни, но в результате получил длиннейшую телегу из Главного штаба флота, суть которой был отвод дивизии на ремонт и переоборудование в Архангельск и Молотов. Вместо обеих лодок получаем три новых, замена всех орудий на эсминцах на универсальные и прочие «конфетки». Просил? Получи! И не рыпайся!

Глава 32

Молотовск, дела ремонтные и не только

Запросил командиров кораблей о готовности ремонтных ведомостей, и получил довольно невнятный ответ почти со всех бортов. А это – просто куча бумажек, которые составляют практически все командиры групп, отсеков, БЧ, плюс боцман и его команда. Одних бланков на борт каждого из них пришлось доставлять немерено. А они – формата А1, на буквально туалетной бумаге, газетной. Каждый лист – в четырех экземплярах. Эскизы делаются на обратной стороне этих листов, с ними проще, их под копирку можно делать. Синюю такую, противную, и дико пачкающуюся. И все это в условиях офигенного цейтнота. Поэтому из рядового состава выделены «писаря», которые помогают комсоставу заполнять ведомости и их копии. Оригинал пишет сам «исполнитель», лучше сказать: «заказчик», а копии – писцы или писарчуки. Это я о благах современной компьютерной техники. Тогда не на всех кораблях даже пишущие машинки были. Исключение составляли только «иностранцы». На всех из них были пишущие машинки IBM с широкой кареткой, которым заменили английский шрифт на русский. Там было несколько удобнее, поэтому они стучали в круглосуточном режиме «за себя и за того парня». Обиднее всего было нашим «героям-подводникам», ведь они шли сдавать лодки, но без ремонтных ведомостей их просто не примет новая команда. Началось это все еще в Ёкс-фьорде, заканчивать пришлось уже в Молотовске, затем согласовывать, утверждать, пару раз переписывать, что написали подчиненные, и, наконец, получить разрешение на постановку к местам ремонта. Штаб дивизии пришлось разделить на несколько частей, так как, кроме 402-го завода, было задействовано еще семь причалов и мест базирования. Корабли ремонтировались даже в Новодвинске. Первое время даже вздохнуть было некогда, пока корабли не получили места под ремонт.

Удивительное дело, но здание нашего штаба, в котором мы находились зимой, было занято какой-то службой флотилии, которая в течение двух суток его освободило, и, через неделю после прихода, контр-адмирал Фокин доложил, что переоборудование штаба закончено, и предложил принять его у квартирьеров. Мы поехали в Архангельск. После подписания разных бумаг Фокин показал мне «мой кабинет» и комнату отдыха. И сказал, что я могу переезжать с «Иоканги» в штаб дивизии или на арендованную квартиру. Чем поставил меня в некоторое состояние ступора. Откровенно говоря, я, как только дивизия начала развертывание, оборвал все связи с землей. И не звонил, и не писал Леночке. Я тогда улетел в Москву и в Архангельск более не возвращался. Крайний раз был у нее 20 или 21 марта. А уже август заканчивается. Пять месяцев пролетело, как один день. Зная «предприимчивый характер» шеф-повара, я ожидал чего угодно. Взглянув на часы, а была половина одиннадцатого вечера, но в городе Архангельск 77 суток длятся «белые ночи»: 35,5 суток до 22 июня, и столько же – после. В августе темнеет часа на два-три, и опять светло. В Питере они гораздо короче. И я решил прогуляться до дома подруги. Где-то около двенадцати она должна возвращаться домой.

– Виталий Алексеевич, вы тогда распорядитесь, чтобы мои вещи с «Иоканги» подвезли, сюда в кабинет. Мне еще в Москву требуется заглянуть с этим ремонтом. Отсюда лететь удобнее. Все тогда, на сегодня. Отдыхайте.

– Есть. Сейчас распоряжусь. Спокойной ночи, Сергей Иванович!

Через несколько минут я вышел из штаба и направился по довольно знакомому маршруту в сторону дома с табличкой СевМорПути. Я вышел на Обводный канал и дошел до улицы Розы Люксембург. Перешел через мостик, чуть прошел и оказался у знакомого заборчика с деревянным тротуаром перед ним. Снял колечко с калитки и открыл ее. Света было не видно, но на окнах светомаскировка. Постучал в дверь, никто не открыл. Я перешел на другую сторону улицы и пошел по направлению к набережной. Эта улица буквально упирается в ресторан, в котором работала Лена. Но метров через сто я заметил одинокую женскую фигуру, направлявшуюся мне навстречу по другой стороне улицы. Я перешел на ту сторону, и фигурка побежала мне навстречу. Узнала! Хотя уже довольно темно, но это ей не помешало. Мне показали, уже у нее дома, все газетные статьи о действиях моей дивизии. Естественно, что никуда, ни за какими вещами меня не отпустили.

– Все есть, ты же уезжал «ненадолго», но не вернулся. Нет, никуда не отпущу! Ты давно в городе?

– В Молотовске стоим уже неделю, а здесь появился три часа назад.

– А чего домой не зашел?

– Ключ где-то в Молотовске, в портфеле, я его с собой постоянно не ношу.

– Ты письма мои получал?

– Получал.

– А почему не отвечал? Ладно, не отвечал и не отвечал. Не в этом дело, живой же, и на том спасибо. Ты надолго?

– Не знаю. Мне завтра в Москву, с очень сложным вопросом. Но это еще не точно, разрешения я пока не получил. Так что, каждый день – завтра. Уже неделю. А после Москвы станет ясно: что и как. Но я вернусь, что бы ни случилось и куда бы меня ни перевели. За тобой.

Дома было видно, что моего возвращения ждали, несмотря на отсутствие новостей и писем. Так что у Лены это серьезно, и все мои опасения, что разлука все «вылечит», здесь не проходят. Поэтому я ей и сказал то, что сказал. Но рано утром зазвонил телефон, его выключали, но линию не убирали, и сухой голос начштаба сказал:

– Сергей Иванович, борт на Москву из Талаг отходит через два часа. Через полчаса машина будет у вас. Остальное передаст водитель с пакетом. Так что доброе утро!

Леночка подскочила ставить чайник, время от времени вытирая то слезы, то нос. Коротким получилось свидание. Мне пришлось заехать в штаб и забрать бумаги, которые я подготовил для Москвы. Вызов пришел из Кремля, а не из ГШФ, так что драчка предстоит серьезная. Кузнецов не был заинтересован в моем появлении в Москве, это ясно. Военный Совет флота рассматривать бумаги не будет, что и ожидалось. Но отступать некуда, «позади Москва»!