В логове льва Гаррисон Гарри
— Согласен целиком и полностью и знаю, что это правда от слова до слова. Засвидетельствуй генералу Мигеру мое почтение. Он великолепный офицер.
— Согласен. Знаю, он нас не подведет — ни он, ни его ирландские войска. Но я должен внушить ему, насколько кардинальную роль он играет и что точный расчет времени архиважен. Не сомневаюсь, что он все поймет, когда я изложу ему план всей операции. Просто чудо, какую изумительную организационную работу он проделал, опираясь лишь на горстку фактов о предстоящей операции, которые мы могли ему сообщить.
— Это потому, что он верит в тебя, Камп, как и все мы. Это военное искусство нового рода — твое и только твое детище. Да, большинство видов оружия и машин было на виду у всякого. Но ты узрел больше, чем мы. Твой дар предвидения и, осмелюсь сказать, гениальность объединили все это в радикально новый боевой порядок. Мы победим, мы просто-таки обязаны одержать решительную победу, уладить британский вопрос раз и навсегда. Может быть, тогда политики спохватятся и поймут, что войны чересчур ужасны и более недопустимы.
— Я бы не слишком на это рассчитывал, — криво усмехнулся Шерман. — Как тебе известно, сам я считаю войну сущим адом, но большинство людей этого мнения не разделяют. Я твердо убежден, что политики всегда отыщут повод, чтобы затеять очередную войну.
— Боюсь, ты прав. Что ж, желаю приятного и скорого путешествия. Увидимся по возвращении.
В Ирландии день выдался сырой, как почти всегда в апреле, но генерал Томас Фрэнсис Мигер почти не обращал внимания на выхлестанные дождем луга Баррена и промокшие палатки. Его воинство — сплошь новобранцы, зеленые и не нюхавшие пороху, зато это люди с львиными сердцами. Они сошлись под трехцветный флаг со всех концов страны, когда был брошен клич о добровольцах — ведь их самой юной нации в мире угрожает одна из старейших. Ирландия пробыла республикой недолго, но вполне довольно, чтобы вкусить сладость свободы, — и когда ее новоприобретенная независимость оказалась в опасности, весь народ, как один, выступил на ее защиту.
Год назад, когда Мигер инспектировал своих первых добровольцев, у него прямо-таки сердце оборвалось. Да нет, энтузиазма-то у них хватало, а вот недоедание на протяжении многих поколений, видит бог, взяло свою дань. Руки у них были как спички, а лица мертвенно-бледные и дряблые. У некоторых — ноги колесом: классический признак скверного питания и рахита. Все сержанты новой армии были выходцами из Ирландской бригады, сплошь американцы ирландского происхождения, эмигрировавшие со старой родины всего одно-два поколения назад. Но какую же разницу составила эти пара поколений! Благодаря заводам и неустанному труду они поправили свою участь, а приличное питание заодно поправило их конституцию. Большинство американцев были на голову выше своих ирландских собратьев, а иные еще и вдвое массивнее.
Генералу Мигеру пришлось обратиться за советом к американским военврачам, накопившим многолетний опыт заботы о больших группах людей, заботы не только об их боевых ранениях, но и здоровье, и благополучии.
— Откормите их, — распорядился генерал медицинской службы, срочно примчавшийся в Ирландию на зов докторов Ирландской бригады.
Увиденное прямо-таки шокировало его, и он в самом спешном порядке организовал совещание с генералом Мигером и его штабом.
— Я только диву даюсь, что они все вообще дожили до половой зрелости! Вы знаете, что составляет диету жителей этой страны? Картошка, практически одна картошка! Несомненно, ценный источник питательных веществ, но не сам же по себе! А если картошку перед приготовлением чистят, это изрядно снижает ее пищевую ценность. Ее тут едят, макая в соленую воду для вкуса, запивая черным не сладким чаем. Это не то что нездоровая диета, это смертный приговор!
— Но они к ней привыкли, — возразил Мигер. — Они активно противятся питанию сборными блюдами и тому, что зовут сборной солянкой…
— Здесь армия! — рявкнул генерал медслужбы. — Вот и пусть подчиняются приказам. Каша по утрам, а если соленая им не по вкусу, пусть сластят сахаром хоть до приторности. Знаю, они талдычат, что овес хорош только для лошадей, но пусть берут пример со своих шотландских родственников и едят овсяную кашу ежедневно. И никакого чаю до ужина! Если их мучает жажда — выставляйте им жбаны с молоком. И позаботьтесь, чтобы у них было мясо, хоть раз в день, и овощи вроде репы и капусты. Да, и лук-порей.
Есть такое самое вкусное ирландское блюдо под названием колканнон, готовящееся из капусты и картошки. Проследите, чтобы они его получали.
Далее, нужны упражнения, поначалу не слишком изнурительные, но мало-помалу все более энергичные. От этого они нарастят мышцы и вообще наберут форму.
Доктора оказались абсолютно правы — перемены менее чем за год произошли разительные. А с улучшением здоровья возросла и воинская доблесть личного состава. Обстрелянных солдат из американской Ирландской бригады равномерно распределили по новой ирландской армии. Тех, у кого имелся необходимый опыт и хватало ума, произвели в сержанты, остальные же играли роль обученного ядра армии, подавая пример деревенщине и городским трущобникам. Те учились с азартом, страстно желая внести свой вклад в оборону родной страны.
Все это невероятно радовало Мигера, хотя порой продвижение шло мучительно медленно. Но эти по большей части неграмотные парни обладали несокрушимой волей к победе — и побеждали.
Им говорили, что надо делать, и они брались за все с энтузиазмом. И теперь стали армией, которая может и одолеть марш-бросок, и пройти парадным маршем, да притом все лучше показывает себя на стрельбище. У них хватит мужества пойти на врага, и на поле боя они будут являть внушительную силу.
Вышколить артиллеристов было не так легко.
Правда, зато среди добровольцев хватало деревенских парней, умеющих управляться с лошадьми и разбирающихся в упряжи, и они пополнили расчеты, а основу составили канониры из числа американских ирландцев, обладающие необходимым опытом и познаниями, чтобы образовать действенные артиллерийские расчеты.
С этим покончено. Прежде чем выйти принимать парад, генерал Мигер постоял во входном проеме палатки, глядя, как идет муштра под нескончаемым дождем. Люди держатся стойко. По соседству рота ставила новые палатки; одна из них, потяжелевшая от пропитавшей брезент воды, обрушилась на солдат, хлопотавших внутри. Они выбрались промокшие насквозь, смеясь над своим невезением. Боевой дух на высоте.
Скоро им предстоит испытать себя в бою. Генерал Шерман, командующий, прислал еженедельным пакетботом в Голуэй весточку, что они с генералом Робертом Э. Ли весьма скоро прибудут в Ирландию военным кораблем прямиком в Дублин. Шерман объяснит, что потребуется делать.
Мигер ясно помнил его слова, сказанные при встрече в военном министерстве в Вашингтоне несколько месяцев назад:
— Ты должен сколотить мне боеспособную армию, Фрэнсис, да такую, что пойдет за тобой повсюду. Если война придет, тебе выпадет сыграть важнейшую роль в обеспечении нашей победы. К тебе подключатся и американские войска, но и твои люди должны быть готовы сражаться. Ты понесешь потери, этого не избежать, но я хочу, чтобы перед вступлением в бой каждый воин в твоих рядах знал, что сражается за свободу Ирландии. Победа в бою будет означать независимость их родины во веки веков.
«Они готовы, — думал Мигер, кивая собственным мыслям, — они готовы».
Гроза отгремела, по небу стремительно неслись черные тучи. На юге проглянуло солнце, внезапно озарив пейзаж золотыми лучами. «Знамение, — встрепенулся Мигер. — Воистину добрый знак».
Гроза, хлеставшая Ирландию и пронесенная через Англию доминирующими западными ветрами, долетела до Английского канала. Пассажиры, покидавшие борт пакетбота из Кале, пригибали головы и придерживали шляпы, чтобы хоть как-то уберечься от ливня. И только крупный мужчина с длинными волосами и окладистой бородой, не обращая внимания на дождь, неспешно, флегматично шагал вдоль берега. Дойдя до паба, он помедлил, по слогам читая вывеску «Бочонок и подзорная труба», затем кивнул и толчком распахнул дверь.
Кое-кто из посетителей заведения искоса взглянул на него, но без особого интереса. Чужаки в порту — дело самое заурядное.
— Пиво, — сказал он трактирщику, когда тот подошел, чтобы обслужить его.
— Пинту? Полпинты?
— Болшой.
— Значит, пинту.
Иностранные моряки тут не в диковинку.
Трактирщик поставил бокал и выбрал несколько пенни из горсти мелочи, высыпанной пришельцем на стойку. Тот отпил сразу полбокала одним крупным глотком, громогласно рыгнул, со стуком поставил бокал на стойку и гортанно, с сильным акцентом произнес по-английски:
— Я искать лоцман.
— Ты пришел куда надо, старичок, — отозвался трактирщик, надраивая бокал до блеска. — До Тринити-хаус тут рукой подать. Все нужные тебе лоцманы там.
— Лоцманы тут?
— Мои лучшие клиенты. Вон за тем столиком у стены — все лоцманы до единого.
Не проронив больше ни слова, пришелец взял свой бокал и вразвалочку направился к указанному столу. Сидевшие за ним испуганно подняли головы, когда он подтянул стул и тяжело плюхнулся на него, спросив:
— Лоцманы?
— Не твое собачье дело, — огрызнулся Фред Суит, пивший с самого утра и успевший порядком набраться. Начал было вставать, но сидевший рядом потянул его на место, примирительно сказав:
— Попробуй по соседству. Тринити-хаус. Все, кто тебе нужен, там.
— Хочу лоцман имя Ларс Нильсен, — обернулся к нему пришелец. — Он мой, как это по-вашему… племянник.
— Клянусь святым Георгием, смахивает на то, что наш друг — родня старине Ларсу! А я-то всегда считал, что он чересчур убогий, чтобы иметь семью.
— Повел вчера угольный сухогруз в Лондон, — вставил другой выпивоха. — Смотря чего подцепил на обратную дорогу, может подоспеть уже с минуты на минуту.
— Ларс — он здесь? — переспросил великан.
Повторив то же самое много раз так и эдак, чужаку таки растолковали, что к чему.
— Я ждать, — отодвинувшись от стола, он вернулся к стойке, что не слишком огорчило лоцманов.
К вечеру горсть мелочи на стойке порядком убыла после множества пинт. Дядюшка Ларса пил неспешно, с толком и расстановкой, поднимая голову только для того, чтобы взглянуть на вошедшего, когда дверь с улицы отворялась. Уже смеркалось, когда в бар ввалился седобородый мужчина, гулко тюпая деревянным протезом по доскам пола. Сидевшие в пабе лоцманы встретили его нестройным хором приветствий.
— Принимай компанию, Ларс! — крикнул кто-то.
— Твое семейство хочет получить обратно деньжата, что ты украл, когда сбежал из Дании!
— Он такая же образина, как ты, вы наверняка родственники!
Громко, неистово обложив всех в три этажа, Ларс заковылял к стойке. Бородатый обернулся, чтобы взглянуть на него.
— Чего пялишься? — рявкнул на него.
— Jeg er deres onkel, Lars[29], — невозмутимо отозвался тот.
— Не видал тебя ни разу в жизни, — заорал Ларс по-датски, смерив собеседника взглядом с головы до ног. — И говоришь, как уроженец Kobenhavn[30], а не Jylland[31]. Вся моя родня — Jysk[32].
— Я хочу потолковать с тобой, Ларс. О деньгах. О куче денег, которые могут быть твоими.
— Ты кто таков? — подозрительно осведомился Ларс. — Откуда меня знаешь?
— Я знаю о тебе. Ты датский моряк, прослуживший тут лоцманом десять лет. Это верно?
— Ja[33], — пробормотал Ларс, окидывая взглядом помещение, но никто не обращал на них ни малейшего внимания, потому что говорили они по-датски.
— Добро. Теперь я куплю тебе пива и мы snakke[34], как старые друзья. Куча денег, Ларс, а заодно и возвращение в Аарус.
После этого они толковали вполголоса, сблизив головы над липким от пролитого пива столом.
Что бы там ни было сказано, но это так обрадовало Ларса, что его губы растянула столь непривычная для них улыбка. Собеседники заказали ужин — массу котлет с хлебом — и умяли их без остатка.
Покончив с едой, они удалились вдвоем.
Назавтра Ларс Нильсен не явился на дежурство в Тринити-хаус. Потом разнесся слух, будто он сказал хозяину паба, что получил наследство и возвращается в Данию.
О его исчезновении никто ни капельки не пожалел.
ДА БУДЕТ БОЙ!
Поодиночке и парами большие корабли шли из Америки в Ирландию, конвоируемые всю дорогу броненосцами Соединенных Штатов. Многочисленные транспорты очень разнились по классу; попадались даже деревянные парусники, оборудованные паровыми двигателями. У некоторых из этих переделанных судов бункеры вместительностью не отличались, так что все конвои делали остановки в Сент-Джонсе, на Ньюфаундленде. Теперь в тамошнем порту не осталось ни одного британского корабля; американцев же местные жители встречали очень гостеприимно.
После этого визита на берег конвои шли дальше на север в надежде уклониться от встречи с британскими дозорами. Почти дойдя до Исландии, они сворачивали на юг в сторону Голуэя. Как только прибывшие суда избавились от доставленных грузов — по большей части, боеприпасов, — те поездом отправляли в Дублин, а пустые суда бросали якорь на рейде Голуэйской бухты. К исходу весны бухта почернела от кораблей, мирно стоявших на якоре в ожидании приказов; такого их множества здесь не видели ни разу.
Долго ждать приказов не пришлось. Последние распоряжения доставил сам крейсер ВМФ США «Мститель», победитель сражения на Потомаке. Однажды утром он величественно вошел в гавань, чтобы причалить в порту Голуэя. Теперь «Мстителем» командовал закаленный в боях капитан Скофилд, поскольку постаревший командир Голдсборо наконец получил заслуженную отставку. Старший помощник тоже пришел новый — как ни странно, русский, граф Корженевский, ко всему еще и окончивший британскую Военно-морскую академию. Первоначальные сомнения Скофилда по поводу этого странного назначения вскоре уступили место уважению, ибо граф оказался старательным и способным офицером.
Приказы, доставленные «Мстителем», тут же разослали на ожидающие корабли, а полковник сухопутных войск с вооруженной охраной отправился курьерским поездом в Дублин с приказами для генерала Мигера и генерала Ли.
Приготовления шли без суеты и спешки, с достоинством бесповоротной решимости. На рассвете 15 мая 1866 года корабли подняли якоря и один за другим вышли в открытое море. Миновали Аранские острова, двигаясь на северо-запад вдоль побережья Коннемара, затем свернули на север — их путь лежал в Северный пролив между Ирландией и Шотландией. Задолго до того, как они вошли в пролив близ Донегальской бухты, тучи дыма на горизонте выдали присутствие стоящих в ожидании американских броненосцев.
Такого огромного военного флота мир еще не видел даже во время недавнего вторжения в Ирландию. Ни один британский флот, как бы силен он ни был, не осмелился бы встать на пути этой могучей армады.
Впрочем, врага не было и в помине — маневр американского флота застал британцев врасплох.
Корабли шли на юг через Северный пролив, где их легко было заметить из Шотландии. Их и в самом деле обнаружили, когда они миновали Маллоф-Кинтир, и телеграмма из Кэмпбел-тауна стремительно понесла эту весть на юг. Но пока там успели хоть что-то предпринять, транспортные суда уже благополучно стояли в Дублинском порту и порту Дан-Лэри.
Броненосцы же остались в море, чтобы перехватывать все суда, у которых хватит опрометчивости приблизиться к побережью Ирландии. Пару-тройку решившихся на это быстренько отправили восвояси. Тем временем на берегу войска поднимались на борт ожидавших кораблей, а артиллерийские батареи направлялись на новые транспорты, построенные специально для надвигающегося вторжения, — корабли с железными корпусами, у причала открывающие огромные люки в бортах, из которых паровые цилиндры выдвигали стальные аппарели. К ним прилаживали дощатые мостки, чтобы лошади без труда смогли втащить в трюм орудия и лафеты. Кавалерия, как и конюхи с офицерскими конями, грузились тем же манером. С посадкой и погрузкой было покончено с наступлением сумерек вечером 19 мая.
Вскоре после полуночи 20 мая корабли заняли свои места в походных порядках и вышли в море.
Им предстояло пройти по прямой менее ста сорока миль через Ирландское море к берегам Британии. Рассвет застал их уже в Ливерпульской бухте, а первые боевые корабли уже шли на всех парах вверх по Мерси.
Нападение оказалось полнейшей неожиданностью для ошарашенных ливерпульцев. Грохот тяжелых орудий стал первым знаком того, что их страна снова вступила в войну. Каждая крепость, артиллерийская батарея и военный объект были тщательно нанесены на карты американцев. Разведка дала свои плоды. Каждому из броненосцев были указаны собственные специфические цели.
Солнце едва успело подняться над горизонтом, когда прогремели первые выстрелы.
Мощные фугасы разорвались на закрытых позициях, расшвыривая пушки, кладку и клочья человеческой плоти во все стороны от всесокрушающего огненного урагана, вздымаемого крупнокалиберными снарядами. Поддерживая раненую руку, одинокий кавалерист, пустив коня в галоп, пронесся по пустынным улицам к центральной телеграфной конторе и стучал в запертую дверь эфесом сабли, пока не взломал. Вскоре явился перепуганный телеграфист и прямо в ночной сорочке уселся за аппарат, чтобы передать в Лондон весть о вторжении.
Впервые за восемь веков с лишком в Британию вторгся враг. Волна возмущения — а за ним и ужаса — прокатилась по острову.
Варвары у порога!
Свой штаб генерал Шерман устроил в здании таможни города Корк — очаровательном особняке белого камня, возведенном на самой оконечности острова. Из высоких окон открывался прекрасный вид на реку Ли. Северный и южный рукава реки, голубые и безмятежные, смыкались прямо под окнами, чтобы влиться в Корк-Лох.
Но теперь их гладь покрывали разношерстные суда южных военно-морских сил вторжения.
Транспорты поближе, многие у причалов, а ниже по течению, в гавани, — броненосные крейсеры, да еще дозорные дальше к востоку, где воды реки вливаются в море. Вражеские корабли пробовали было сунуться в эту сторону, но их отогнали задолго до того, как они успели разглядеть хоть что-нибудь. Все передвижения судов старались держать в тайне, не считая неизбежной вероятности, что они будут замечены случайно. Американцы публично провозгласили, что защищают ирландский флот от покушений зарубежных держав, а протесты Британии по поводу вторжения в ее территориальные воды демонстративно игнорировали.
Войдя в комнату, генерал Грант поглядел на листок календаря с крупной надписью «20 МАЯ», после чего уселся за стол напротив генерала Шермана и задумчиво причесал пятерней свою густую бороду.
— Двадцатое мая. Дублин телеграфировал, как только отчалили последние корабли. Если не было никаких поломок в открытом море, город Ливерпуль подвергся нападению нынче утром.
— В оперативном приказе предусмотрен допустимый процент потерянных судов, — отозвался генерал Шерман. — Так что штурм прошел, как запланировано.
— Когда же нам станет что-нибудь известно?
— Не раньше чем через несколько часов. Только после падения всех оплотов и захвата поездов самое быстроходное судно доставит депешу в Дублин, и только после этого новости телеграфируют нам. — Шерман подбородком указал на распахнутую дверь комнаты через коридор напротив, где работали телеграфисты. Провода, гирляндами свисавшие с потолка, уходили в окно, связывая комнату с почтамтом и флотом.
— Ждать да догонять — хуже нет, — заметил Грант, выуживая черную сигару из нагрудного кармана, после чего чиркнул серной спичкой и закурил.
— Уж как водится, — согласился Шерман. — Но спокойствие — наш девиз. Не сомневаться можно лишь в одном: весть о нападении наверняка уже телеграфирована в Лондон. Несомненно, тотчас же будет отдан приказ о тотальной мобилизации. Дадим им хотя бы денек, чтобы сориентироваться в случившемся, а затем решить, что предпринимать.
— То бишь завтра, двадцать первого.
— Так точно. И еще я накинул бы денек на замешательство. Правительству придется заседать, планировать, бегать к королеве и обратно.
— Ты считаешь, что этаким манером они потеряют целый день, прежде чем перейдут к решительным действиям?
— Да.
Выдохнув облако дыма, Грант устремил невидящий взгляд за окно.
— Ты твердокаменный человек, Камп. Не хотелось бы мне оказаться на твоем месте и отвечать за развитие боевых действий в этой войне. Я бы ринулся в наступление тотчас же.
— Вполне может быть, что и нет, окажись ты на моем месте. Это основополагающее решение — и если оно принято, изменить его уже невозможно. В Лондоне тоже должны прикинуть, что к чему, написать и передать приказы. Стиль их мышления должен претерпеть радикальные перемены, а это никогда не дается малой ценой, потому что им еще ни разу не доводилось оказаться в подобном положении. Впервые их армии будут не наступать, а обороняться. Конечно, нельзя исключить шанс, что они учли в своих планах и такую возможность. Но даже если у них имеются подобные планы, их необходимо раскопать, рассмотреть и переработать. Если я и проявляю чрезмерную консервативность, то лишь в том, что отвожу на замешательство один-единственный день.
Но тут уж поздно что-либо менять. Я уверен, что завтра всем вражеским войскам по всей стране выпадет спокойный денек. Я не сомневаюсь, что явных передвижений войск не следует ожидать ранее двадцать второго.
— И тогда они выступят в глубь территории, чтобы противостоять вторжению.
— Несомненно, — в улыбке Шермана не было даже намека на тепло. — Так что тебе и твоим людям предстоит плавание двадцать третьего.
— Жду не дождусь этого мгновения, как и мои войска. К тому времени нас наверняка известят, как продвигается штурм Ливерпуля.
— Я рассчитываю, что ты нанесешь удар прямо в цель.
— Я тебя не подведу, — твердо, пожалуй, даже резковато ответил Грант. И он сделает свое дело.
Шерман знал, что если кто-то из генералов всей планеты и способен добиться успеха, то лишь Улисс С. Грант.
Как только ливерпульские укрепления сровняли с землей, а корабельная артиллерия заставила пушки умолкнуть, транспорты армии вторжения начали один за другим причаливать в порту. У стоявших же там кораблей бесцеремонно перерезали перлини и буксировали их к биркенхедскому берегу, сажая там на мель. Даже до того, как с этим было покончено, с ирландских кораблей спустили сходни. Первыми на берег вышли ирландские стрелки, рассыпавшиеся веером, чтобы занять оборону на случай контратаки. Едва они успели найти укрытия, как специальные транспорты выдвинули аппарели, и американская конница галопом вылетела навстречу утру.
Через час район порта был захвачен полностью, а наступающие войска рассыпались по городу. Встречавшиеся очаги сопротивления быстро подавляли — ведь, как только кавалерия покинула транспорты и ринулась в бой, началась выгрузка пушек. Вытолкнув их из трюма, им не давали скатываться по аппарелям чересчур быстро. Сдерживая продвижение пушек тросами, идущими к палубным лебедкам, их медленно и осторожно спускали на пристань. Тягловые лошади последовали за ними через считаные минуты. Куда более легкие пулеметы Гатлинга скатывали вручную на причал, где уже стояли наготове запряженные лошади. Так что орудия на лафетах, полностью укомплектованные боеприпасами, вскоре готовы были вступить в бой. Волна наступления медленно и неукротимо катилась по городу.
Свой штаб генерал Роберт Э. Ли разместил неподалеку от Мерси. Рапорты ему доставляли вестовые, а порой и кавалеристы.
— Встречен очаг упорного сопротивления в казармах, вот здесь, — полковник Кили ткнул пальцем в карту города, разложенную по столу.
— Чего и следовало ожидать, — кивнул Ли. — Их обошли?
— Так точно, генерал, как вы и приказывали.
Оставили только роту, чтобы держать их под огнем, а также два пулемета Гатлинга.
— Отлично. Отправьте туда артиллерийскую батарею, чтобы она их убрала.
Но если наступление на Ливерпуль вели медленно и методично, то передовые отряды, брошенные на станцию Лайм-стрит, подобной скрупулезностью не отличались. Конница мчалась впереди, саблями прокладывая путь сквозь пункты обороны противника, — и неслась дальше. Очаги решительного сопротивления обходили стороной, предоставляя зачистку на долю пехоты. Мобильные пулеметы Гатлинга обрушивали свинцовый ураган на войска, осмелившиеся встать у них на пути. Станцию, поезда и сортировочные узлы следовало захватить в целости и сохранности любой ценой. Ли позволил себе расслабиться хотя бы самую малость лишь после того, как поступили первые донесения о захвате важнейших целей.
— Я переношу штаб на станцию, как намечено. Отправьте посыльных, да проследите, чтобы известили все подразделения. — Он сделал шаг назад, чтобы дать место офицерам, принявшимся поспешно скатывать карты в рулон. — Операция переходит во вторую и окончательную стадию. Генерал Мигер с ирландскими войсками начнет отправку при первой же возможности. — Взмахом руки подозвав кавалериста, Ли отдал ему только что написанное послание. — Доставьте это капитану «Стремительного». Пускай отправляется в Дублин сию же минуту.
Козырнув, офицер одним махом взлетел в седло и галопом понесся к кораблю. Ли только кивнул ему вслед.
Все идет, как запланировано.
МЕЧ ВЫНУТ ИЗ НОЖЕН
Все это смахивало на попытку расколоть орех паровым молотом — мощь, пущенная в ход, была несоизмерима с ничтожностью цели. И все же успех всего вторжения зависел от зауряднейшего действия: необходимости доставить одного человека — вооруженного единственным, но необычайно важным орудием — на берег Корнуолла в нужном месте. Для этой миссии избрали корабли ВМФ США «Миссисипи» и «Пенсильвания» — только что спущенные на воду усовершенствованные броненосцы класса «Монитор» с двумя башнями. Как и предшественник — «Виргиния», они были названы в честь американских штатов.
Из политических соображений военно-морское ведомство именовало суда поочередно то в честь северных, то в честь южных штатов.
После выхода из гавани Корка эти два броненосца опередили армаду. На всех парах устремившись строго на юг, они не сворачивали к востоку, пока не пересекли пятидесятую параллель, оказавшись в устье Английского канала. После этого они взяли курс намного южнее островов Силли, так что сами острова казались крохотными точками на горизонте по левому борту. Солнце уже клонилось к закату, и они сбросили ход до наступления сумерек. Наступило время величайшей опасности: от Плимута — второй по величине военно-морской базы Британских островов — их отделяло менее сорока миль. Число дозорных удвоили, и они неустанно осматривали горизонт.
Неподалеку от берега виднелись рыбачьи баркасы, но на них внимание можно было не обращать; тревожил американцев только британский военный флот, и не без причины — ставка делалась только на внезапность.
Уже почти совсем стемнело, когда «Пенсильвания» приняла сигнал «Миссисипи», шедшего мористее и намного опередившего близнеца. Такая диспозиция была избрана намеренно и чрезвычайно обоснованно, как следовало из короткого сообщения: «Впереди неопознанное военное судно. Иду на перехват».
Сигнальщик еще не кончил передачу, когда «Миссисипи», изрыгая тучи черного дыма, начал набирать ход, устремляясь на юго-восток. Если британцы и ринутся в погоню, заметив судно, то все события разыграются далеко за пределами видимости «Пенсильвании».
План удался. Наступила ночь. Теперь американский крейсер под покровом тьмы, запустив машину на самые малые обороты, тихим ходом направился к корнуолльскому берегу.
— Должно быть, это маяк мыса Зоун, — сказал старший помощник, когда впереди показался берег. — Он находится у входа в Фолмутскую бухту — значит, подальше впереди огни самого Фолмута.
— Так держать! — распорядился капитан.
Вскоре после полуночи они проскользнули мимо Сент-Остелла в Сент-Остелльскую бухту.
Когда газовые фонари городка остались позади, машину застопорили, и броненосец по инерции заскользил вперед, стал слышен спокойный плеск волн, лизавших его стальные бока.
— Десантный отряд к высадке!
Раздался топот бегущих ног по палубе, а мгновения спустя послышался негромкий скрип хорошо смазанных блоков шлюп-балок; две шлюпки пошли вниз. Первыми в них спустились по штормтрапам матросы, чтобы в случае чего помочь более неуклюжим солдатам слезть. За ними шли телеграфисты, а уж после остаток отряда. Винтовки у всех были разряжены, а боеприпасы лежали в застегнутых подсумках. Встретив отпор, они должны будут обойтись без лишнего шума прикладами и штыками.
Впрочем, стоит надеяться, сопротивления не будет. Эта часть побережья выбрана по двум важным причинам: во-первых, изрядная часть прилегающей территории занята частными лесными владениями, изобилующими оленями, разгуливающими на свободе. Ночью там должно быть безлюдно, потому что поблизости нет ни фермерских хозяйств, ни других жилищ — только железная дорога, проложенная между берегом и крутыми холмами. Вот ради этой-то железной дороги они сюда и высадились.
Корнуолл — скалистая гряда, протянувшаяся вдоль всего полуострова. Когда Великая Западная железная дорога покидает западную его оконечность в Пензансе, рельсы сворачивают в глубь суши, прочь от моря. Идут через Редрут и Труро, далее к Сент-Остеллу, где железная дорога снова выходит к морю, одолев больше половины пути от Пензанса до Плимута. Огибая болота Блэкмура, рельсовый путь сколько-то миль бежит вдоль берега, после чего сворачивает в глубь суши окончательно. Как раз этот отрезок пути и был целью десанта.
Шлюпки с хрустом врезались в гальку берега.
Повинуясь приказам, отданным шепотом, матросы спрыгнули в воду, погрузившись по колено, и выволокли шлюпки еще дальше на пляж. Света ущербного месяца хватало, чтобы высаживающиеся солдаты не теряли ориентации. Один из них упал под громкий лязг винтовки, ударившейся о гальку, и тут же негромко вскрикнул, когда кто-то наступил ему на руку. Его рывком подняли на ноги, и все замерли, повинуясь команде, которую прошипел офицер. Ночь была тиха настолько, что слышалось уханье сов среди деревьев по ту сторону одноколейного пути. Рельсы сверкали в лунном свете, словно серебряные.
А вдоль пути шагали столбы, несущие телеграфные провода.
— Сержант, расставьте посты слева и справа, на расстоянии двадцати ярдов. И чтобы тихо на сей раз! Телеграфное отделение, вам известно, что делать.
Дойдя до рельсов, телеграфисты разбились на две группы. Одна зашагала по шпалам на восток.
Не успела тьма поглотить ее, как солдаты второй уже надели «кошки» и полезли вверх по столбам, уверенно и проворно, с тупым стуком вгрызаясь стальными шипами «кошек» в дерево. Звонко лязгнули кусачки, и телеграфные провода с легким шорохом упали на землю.
— Собрать провода, — вполголоса приказал сержант. — Срежьте их и бросьте в океан.
Сотню, а то и две сотни ярдов проводов срезали со столбов и зашвырнули подальше в воду.
Покончив с заданием, солдаты вернулись к шлюпкам задолго до возвращения второй группы и суетливо ерзали от волнения, пока сержанты не осадили их. Лейтенант выхаживал взад-вперед, беспокойно барабаня пальцами по кобуре, но не говорил ни слова. Группе диверсантов, резавших провода, было приказано идти вдоль путей пятнадцать минут или около того, срезать там провода еще на одном участке и вернуться. Похоже, отведенное им время давным-давно прошло, но лейтенант этого вроде бы не осознавал.
Рядовой О'Рейли, один из часовых, расставленных вдоль путей, заметил приближение темного силуэта и уже хотел было окликнуть, когда понял, что тот идет с запада, — а вторая группа ушла на восток. Подавшись вперед, О'Рейли потянул капрала за рукав, одновременно прижав палец к губам, и указал в сторону рельсов. Оба солдата пригнулись, стараясь слиться с землей.
Неизвестный, невероятно широкий в плечах, все приближался, негромко насвистывая.
И вдруг замер, углядев темные фигуры впереди, обок путей. Не мешкая ни секунды, чужак развернулся и тяжело побежал прочь.
— Схватить его! — бросил капрал, первым ринувшись в погоню.
Услышав громкий хруст гравия под ногами преследователей, беглец приостановился, сбросил что-то на рельсы и налегке помчался вперед — но недостаточно быстро. Сделав выпад винтовкой, капрал попал ему между ног, и неизвестный рухнул на землю. Не успел он встать хотя бы на четвереньки, как О'Рейли уже навалился на него, пригвоздив его запястья к земле.
— Не убивайте, пожалуйста, не убивайте! — пискляво взмолился тот. Только теперь солдаты разглядели его спутанные седые волосы.
— Эгей, с чего бы нам пускаться на такие жестокости, дедуля?
— Это не я! Я не ставил силков, я вроде как наткнулся на них, просто случайно.
— Господи, да это браконьер! — О'Рейли приподнял оленя за рога.
— Не-е-ет!.. — заверещал пойманный, и капрал тряс его, пока крик не захлебнулся.
— Вот и умница! Не шуми, и ничего тебе не будет. Тащи оленя, — шепнул капрал О'Рейли. — Побалуемся свежим мясцом…
— В чем дело? — спросил лейтенант, когда они приволокли перепуганного старика на пляж.
Капрал доложил.
— Отлично. Свяжите ему руки и посадите в шлюпку. Заберем его с собой, будет нашим первым пленным. — И холодно добавил:
— Если подымет шум, пристрелите его.
— Есть, сэр!
— О'Рейли, ступайте с ним. И принесите оленя. Генерал наверняка порадуется оленине.
— Группа приближается, — донесся приглушенный голос из темноты.
Расслышав хруст гравия под подошвами, очень многие вздохнули с облегчением.
— Шлюпки на воду! Все на борт, как только они отчалят!
Провода перерезаны. Никто их не видел.
При первых лучах солнца начнется высадка десанта.
Для браконьера война закончилась даже до того, как началась. А он, наконец-то сообразив, что с ним приключилось, испытал громадное облегчение. Как ни поверни, это вам не лесники сэра Перси, и в Фолмутский суд его не потянут, как он опасался. Куда лучше быть военнопленным у американцев, чем получить бесплатный проезд на тот свет.
Свет в Букингемском дворце не гас далеко за полночь, вплоть до самого утра. Курьеры то и дело входили и выходили, а порой подкатывали и кареты. Средоточием всей этой активности был зал совещаний, где проходило важнейшее заседание. Перед дверью стоял полковник, перехватывавший депеши, а другой полковник в зале передавал совещавшимся послания, казавшиеся достаточно важными, чтобы оправдать вмешательство в ход заседания.
— Мы не позволим нарушать священные пределы Нашей страны! Ясно ли Мы выразились?
— Да, мэм, чрезвычайно ясно. Но вы должны понимать, что ее пределы уже нарушены, высадка десанта стала делом прошлого. Вражеские войска захватили в Ливерпуле плацдарм, город в их руках, согласно последнему донесению, всякое сопротивление прекратилось.
— Мои дорогие солдаты никогда не сдаются! — чуть слышно прошептала Виктория; голос ее осип от многих часов, а то и суток бурных переживаний. А лицо так побагровело, что все присутствующие встревожились.
— Разумеется, не сдаются, мэм, — терпеливо произнес лорд Джон Рассел. — Но они вполне могли сложить головы. Что могла сделать горстка защитников против многочисленных и безжалостных нападающих? И, судя по всему, Ливерпуль — не единственная их цель. Из Бирмингема доносят об интенсивных боях.
— Бирмингем… но как?! — Виктория лишь рот разинула, в замешательстве пытаясь освоиться с этой новой, пугающей вестью.
— По железной дороге, мэм. Наши собственные поезда захвачены и были вынуждены доставить вражеские войска на юг. Американцы — ярые приверженцы железных дорог и широко пользовались ими в разнообразнейших войнах.
— Американцы? Мне сказали, что захватчики — ирландцы…
— Что янки, что пэдди — разница невелика! — буркнул герцог Кембриджский. Многочасовые пререкания действовали ему на нервы; он предпочел бы им поле боя. Куда лучше дать врагу сражение, перебить этих ублюдков.
— А с какой стати ирландцам вздумалось вторгнуться к нам? — с искренним недоумением поинтересовалась Виктория. Для нее ирландцы всегда были этакими непослушными детишками, которых надо наставить на путь истинный и вернуть под благословенное британское правление.
— С какой стати?! — проворчал герцог Кембриджский. — Да с такой, что их, видите ли, разобидело, когда их родственничков загнали в концентрационные лагеря. А разве у нас был выбор?! Выносили змею на собственной груди. Похоже Сэфтон-Парк, лагерь к востоку от Ливерпуля, уже захвачен. А Эстон-Холл близ Бирмингема наверняка на очереди.
Говоря это, он услышал деликатный стук в дверь, а теперь она приоткрылась самую малость, последовал краткий разговор шепотом, и дверь опять закрылась. Собравшиеся вокруг стола для заседаний поглядели на полковника, приблизившегося с полоской бумаги.
— Телеграмма из Уайтхолла…
Герцог вырвал ее из рук офицера в тот самый миг, когда за ней потянулся лорд Рассел.
— Чтоб у них глаза повылазили! — герцог просто-таки бурлил от гнева. Отшвырнув телеграмму, он протопал через комнату к большой карте Британских островов, висящей на стене.
— Рапорт «Защитника», телеграфированный из Милфорд-Хейвена… вот здесь. — Он ткнул пальцем в карту западного Уэльса близ пролива Святого Георгия. — Смахивает на то, что несколько часов назад замечен крупный конвой, шедший по проливу на юг.
— На юг… почему на юг? — Лорд Рассел тщетно пытался разобраться в ситуации.
— Ну, не для того же, чтоб вторгнуться во Францию, могу вас уверить, — разъярился герцог, взмахом руки обведя Английский канал и южное побережье Британии. — Вот куда они нацелились — в теплое и мягкое брюхо Англии!
С первыми лучами солнца атакующая армада подошла к корнуолльскому берегу. Опоясанная скалами гавань Пензанса была крайне мала и годилась только для прогулочных судов и рыбачьих лодчонок. Паром до островов Силли, причаливая на ночь, занимал ее чуть ли не целиком. Организуя десант, это приняли во внимание, и паровой полубаркас с «Виргинии» был единственным американским судном, попытавшимся войти в гавань. Он был битком набит солдатами, так что его фальшборта возвышались над водой едва ли на пару дюймов. Военные хлынули на причал черным потоком, бегом устремляясь в атаку, и не мешкая взяли таможню и спасательную станцию.
А в это время вдоль всего побережья Пензанса причаливали мелкие суденышки, высаживая десант на берег между гаванью и железнодорожной станцией и на просторные пустынные пляжи, дугой уходящие от гавани на запад. Первые же высадившиеся солдаты двинулись по дороге к станции, а оттуда в депо. Генерал Грант шел во главе: поезда — ключ к успеху всей кампании. Прошагав через станцию, он вошел в телеграфную контору, где двое солдат держали перепуганного дежурного телеграфиста за руки.
— Дрых в обнимку с ключом, генерал, — доложил сержант. — Мы схватили его до того, как он передал предупреждение.
— Я не мог сделать этого, ваша честь! — запротестовал тот. — Просто не мог, потому что связи с Плимутом нет.
— Я спросил его про прибывающие поезда, — сообщил майор Сэндисон, служивший начальником станции до того, как созвал роту добровольцев в Сент-Луисе и повел их на войну. Его солдаты, по большей части бывшие железнодорожники, захватили станцию и прилегающую территорию. — Только товарные поезда из Сент-Остелла в Труро, больше на линии никого.
Разложив на столе карту, Сэндисон указал на станцию:
— Должно быть, они встанут на запасной путь, прежде чем мы попадем туда.
— «Должно быть» меня не устраивает, — отрезал Грант.
— Согласен, генерал. Перед нашим первым поездом я пошлю локомотив с товарными вагонами, плюс вагон с солдатами, вооруженными кувалдами и костылями на случай, если рельсы не в порядке. Они позаботятся, чтобы путь был свободен и открыт.
— Генерал, первые «гатлинги» уже на берегу, — отрапортовал солдат.
— Хорошо. Пусть выгружают остальные — и сейчас же сюда.
Шерман и Грант потратили не один час, организуя войска для этой атаки на Корнуолл.
— Гавань невероятно мала, — говорил Шерман. — Я видел это собственными глазами, потому что наша яхта стояла в ней. Но за волноломом достаточно глубоко. По моей просьбе команда «Авроры» сделала промеры глубины лотом, когда мы уходили. Грузовые суда с малой осадкой смогут причалить со стороны моря и лебедками спустить тяжелое снаряжение на берег.
— А орудия?
— Они слишком тяжелы, — покачал головой Шерман, — да и выгрузка займет чересчур много времени. Вдобавок у нас нет тягловых животных для их перевозки. И даже если мы как-то исхитримся доставить их на станцию, с их погрузкой придется порядком повозиться. Никаких орудий. Надо обернуться очень быстро.
Читать бесплатно другие книги:
