Напряжение растет Ильин Владимир
— Медведь тебе Ника!
— Это очень опрометчивые слова! Но я понимаю тебя, дорогая. Это стресс…
— Этот дурак замолчит сегодня? — слабо простонали сбоку.
— Ой! — Девушка повела взглядом в ту сторону и смущенно порозовела. — Вы без одежды, юноша.
Вернее, она успела заметить какие-то слипшиеся браслеты на руках и ногах, но это не то что одеждой, даже украшением не назвать.
— Да? — хрипло, с недоумением произнес парень. — То-то думаю, что так бодрит…
Он встал, покачиваясь, на ноги, и так же, обнаженным, выпрямился во весь рост. Благо край моста укрывал от взглядов.
— Слышишь, ты, тебе что надо? — крикнул парень на очередное завывание Константина.
— Я разговариваю со своей девушкой! — к великому возмущению Ники, послышалось с той стороны.
— Потише там. Вон она рядом с тобой стоит, что орать-то. У меня тут друга лечат. — Он повернулся к Нике и невозмутимо уточнил: — Ведь лечат?
— Д-да, — порозовела она, забыла про возмущение и вернулась к диагностике пациента.
Да так, что губу закусила от отчаяния — пациент был плох… Если бы оказалась реанимация рядом — тоской застучало в висках… Но нет, может, она ошибается? Новый луч света устремился в грудь пациента.
— Ника — моя девушка! — не унимался Голицын.
— Это девушка моего друга. Вон выбирай себе из четверых рядом и не отвлекай.
— Я — не его девушка, — кошкой зашипела Ника на парня.
— А зачем ты его лечишь? — Слегка несфокусированный взгляд повернулся к ней.
— Прибить хочу, — честно ответила она.
— Это повод, — уважительно кивнул парень. — Я, знаешь, тоже иногда. Но сдерживался. Я ж этот… культурный, в очках. Скрипка еще у меня… Была, — недоуменно поглядел он вокруг, а затем посмотрел на руки и странные нитки на них, серые и белые, тонкие, будто волосы — только таких не бывает.
— Ю-у-уху-у! Наконец-то! — пронеслось средь слабеющего дождя, а голый парень затанцевал на месте.
— Да вы посмотрите на него! — негодовали с берега. — Как себя ведет! Голый! Отвратительно!
— А знаешь, почему я голый, морда? Это чтобы, когда я тебя поймаю, время не тратить.
— Да как ты смеешь со мной так говорить! Я — Голицын Константин! Сын второго дяди главы клана! Восьмой на княжение!
— А я — Шуйский Артем. Первый и единственный. А знаешь, кто мой друг?!
На берегу как-то сдулись и даже пожелали хорошего здоровья им обоим.
— А я и сам не знаю, — шепнул Артем еле слышно. — Как он? — обратился к Нике парень, с мрачным видом присев рядом с самым юным мальчишкой и двумя пальцами проверяя пульс на шее. — Жив, — облегченно выдохнул и только после этого принялся искать одежду.
— Плохо, — простонала Ника, пытаясь унять панику.
Такого в ее целительской практике не было и быть не могло. Повреждено все, что только можно! Из ног разве что кости не торчат! Сердце бьется столь медленно, что охватывает ужас, будто пульс почудился просто от огромного желания его ощутить.
— Ты уж постарайся, — смутился парень, не зная, как подобрать слова. — Иначе как ты его убивать-то будешь…
Силы вытекли из Ники вместе со слезами, мир сузился до лица перед глазами и собственных чувств. Целитель должен любить, чтобы целить. Не важно, что — семью или светлый образ, перенося его на пациента. Но любви не хватало, и сложная машина чужого организма не хотела заводиться.
Один раз в разум прорвалось холодное «мертв», произнесенное Артемом. Страх от того, что придется сказать это самой, придал новых сил. Но страхом Целители не лечат.
Сердце, печень, поджелудочная, легкие, позвоночник. Следы ударов, деформаций, разрывов мышц и трещин. «Не лечится, не могу, — накатывало отчаяние после каждой попытки. — Было бы что-то одно…»
Постепенно рядом стали ощущаться новые люди, окатывая эмоциями разочарования из-за своего поражения и любопытством к разыгравшейся драме. Застрекотали вдали вертолеты. А жизнь уходила из глупого мальчишки, которому она даже не успела сказать спасибо за место среди выступающих первого дня. Тогда — было нельзя, неприлично у всех на виду. А сейчас — уже поздно.
— Тут Андрей Долгорукий! — тревожно прозвучал рядом голос. — Кажется, дышит! Девушка, Целитель, вы слышите меня?!
— Я ему ничего не должна, — сквозь зубы процедила Ника, вливая саму себя в лечение. — А ему — должна. Мороженое, — совсем тихо произнесла, чтобы никто не услышал.
Но кое-кто был слишком близко, чтобы упустить это слово.
— Мороженое, — распахнулись веки.
— Да-да, самое вкусное мороженое! — всхлипнув, кивнула девушка.
— Хорошо, — выдохнул парень.
А затем неожиданно сильной рукой слегка притянул за голову и поцеловал.
— Тут больше чем одно… Целый ящик… — прикрыл он глаза. — Я верну…
— Подлец! — запоздало сообразив, что произошло, вырубила его оплеухой Ника и тут же ойкнула и вновь принялась лечить.
И отчего-то это удавалось все лучше и лучше…
Сколько он себя помнил, тут всегда был резкий ветер, разгоняющийся от побережья по прямым портовым улицам. Особенности застройки, мало приспособленной для комфортной жизни. Зато вполне удобной, чтобы установить в глубине коридора длинной и узкой улицы крупнокалиберное оружие. Последний набег отгремел около тридцати лет назад — тогда пираты успели сжечь треть города, пока не подошла дружина местного владетеля. Но если бы не отчаянное сопротивление портовой стражи, вставшей насмерть, гореть бы ему целиком.
Из тех, кто жил тут во времена набега, вряд ли кто-то остался. Даже местные здания было проще снести, чем пытаться ремонтировать решето бетонных коробок. Так и решили, возведя все то же самое, серо-угрюмое, хлопающее дверями и окнами от прибрежного ветра. Общежития, съемные комнаты и дешевые квартиры. То, что надо для погорельцев и разоренных бедой.
Со временем кто-то находил возможность вернуться обратно, в чистые кварталы. Кто-то ломался и становился частью этого места. У кого-то не спрашивали, чего он хочет.
Руслан Артемьевич провел рукой по золотой доске, закрепленной на стене ветхого, давно нежилого дома.
«Шуйская Светлана». Годы жизни.
— А чтой-то, в нашем районе кто-то приличный мог родиться? — донесся издалека сварливый старушечий голос.
За оградой, коей был окружен дом, ойкнули и под вежливые увещевания охраны согласились пройти мимо.
— Хороший человек может родиться в любом доме, — тихо произнес Руслан.
Налетевший ветер заставил поежиться и повыше поднять ворот пальто.
— Да ведь? — повернулся он к девочке лет четырнадцати в черном плаще поверх серого платья.
Та не ответила, продолжая с необычной серьезностью изучать памятную доску.
— Твоя служба окончена досрочно. Документы в машине, вместе с полной историей новой жизни. Рождение, переезды, детская медкарта… Даже есть билеты в кино двухлетней давности. Подлинные.
Тишина была ему ответом, и от этого длинная и торжественная тирада обрела неуместность и беспомощность.
— Я буду в машине, — кивнул он коротко и отправился к первому из двух джипов, стоявших возле забора.
Уважительно козырнул охранник, придерживая распахнутую калитку.
Еще раз посмотрев сквозь тонированные стекла на замершую девчонку, Руслан Артемьевич с силой провел ладонями по лицу.
За спасение наследника Светлана принята в клан. Почетная награда, выше ее и быть не может. Но немного странная для человека, истово мечтавшего выйти из-под княжеской руки.
Ей долго пытались объяснить разницу между служением и родством. Но в целом не сильно удивились, когда титул она просила дать себе настоящей. А затем похоронить. Решение, с которым не стали спорить.
Руслан не знал, что он чувствовал бы, оказавшись перед посмертной табличкой самому себе. Да и чужую реакцию представлял слабо. Хотя именно сейчас надеялся хоть на какую-то радость, конечно — ведь служба, которую предстояло нести Свете до одиннадцатого класса, теперь тоже завершена. Подарок, не оговоренный ранее.
Вышло не совсем так, как загадывалось. То ли стресс тому виной, то ли последствия страшной раны в животе и на боку, которой суждено было стать смертельной… Только такие, как Светлана, — штучный продукт, чтобы допустить их гибель. Бессмертие недостижимо, но боевая химия способна замедлить жизненные процессы до уровня комы, если организм вдруг решит умереть. Два дня назад впервые пригодилось.
Хлопнула дверь джипа рядом.
— Поехали? — Света устроилась на своем месте и пристегнула ремень.
— В аэропорт, — хлопнул Руслан Артемьевич рукой под подлокотнику, и машина мягко двинулась с места. — Какие планы на будущее? — нейтрально уточнил он.
— Учиться, — сосредоточенно кивнула Света. — Мне пятерки ставят, учительницы любят. После двух часов свободна. Рай.
— Мм, а не скучно будет? — полюбопытствовал Руслан.
— У меня интересный сосед по парте.
— Вот, кстати… Ты, конечно, можешь не отвечать. Все-таки человек свободный и вообще… — поднял он ладони. — Но почему ты его не остановила? Тогда, на вокзале?
— Как?! — пронзил его укоряющий взгляд.
— Ну, вообще-то он обещал мне слушаться соседку по парте.
— Что-о?! — Машина аж вильнула от вопля возмущения. — И вы мне не сказали?! Да я… Да он!.. И вообще!.. — всплеснула она руками, выдохнув.
— А я не говорил, да? — смутился Руслан, вдавившись поглубже в кресло и нервно дергая ремень безопасности.
— Это просто безответственность!!!
— Слушай… Да, есть в этом моя вина, — покаянно отвернулся он к окну.
— Да мы жизнями рисковали, пока это чудовище кормило испанцев варениками!
— Я готов принести извинения. Проси, что хочешь, — затарабанил Руслан Артемьевич пальцами по колену.
Не нервничая, просто желая скрыть энтузиазм и надежду — если первый подарок не удался, то, может, удастся подарить то, чего ей действительно хочется…
— Лучшего учителя по хореографии!
Глава 31
Наверное, было утро, когда удалось снова открыть глаза. Под руками отыскалось приятное одеяло. Солнце светило через приоткрытые жалюзи, отпечатывая полосы света на противоположной стене.
За окном жалобно требовали найти Барсика, и женский голос убеждал, что он обязательно будет найден.
Рядом стояла медицинская койка, окруженная приборами, сейчас выключенными. Приподнявшись, обнаружил себя на точно такой же, только у меня электроника отливала зеленым, помигивая лампами, а от одного из приборов шел к локтевому сгибу левой руки белый кабель, завершающийся круглой присоской, отсоединившейся с интересным звуком и спокойно соединявшийся с любой плоскостью.
Приятно пахло яблоками, апельсиновой кожицей, чистой постелью и совсем немного — горьковатыми лекарствами.
Резко дернулась дверь, пропуская запыхавшуюся медсестру в белом халате и чепчике, сначала она посмотрела на приборы, а потом, охнув, на меня.
— Доброе утро, — проявил я учтивость.
Та охнула повторно и столь же внезапно скрылась в коридоре, предоставив автоматической двери медленно затворяться. Судя по проглянувшему уголку большого плаката, закрепленного в коридоре, больница.
Двери закрыться не позволили.
Воровато оглянувшись по сторонам, в проем буквально втек Федор, скинул ботинок с левой ноги и оставил его в проеме.
— Электронные замки, — смущенно ответил на мой любопытствующий взгляд и с возмущением добавил: — Охрана страшная! Все хотят прическу испортить и к родителям отвести! Еле прорвался.
Брат осторожно присел на край кровати.
— Как ты? — обеспокоенно взял я его руку, оглядывая еле заметные рубцы на коже возле локтя и чуть синеватые — на фалангах пальцев.
— Да нормально, — махнул он другой рукой, явно храбрясь. — В первый раз было гораздо хуже.
— Федор, если ты не перестанешь так рисковать… — построжел я, скрывая за тоном заботу.
— Буду, — упрямо насупился он.
— А если ты погибнешь, что папа, сестры и я станем делать?
— Это я к тебе пришел, а не ты ко мне! — запыхтел он возмущенно. — Это я должен тебя ругать! И вообще, я не погибну. И тебе не дам! — категорично мотнул он головой.
— Я ведь до конца не знал, жив ли ты. Верил искренне, но не знал, — прикрыл я глаза.
— У меня просто пока кровать маленькая, — засмущался Федор. — И то, что под ней обитает, тоже. Вот когда я вырасту, никто не сможет нас обидеть!
— Послушай мудрого человека, дожившего до тринадцати лет. Всегда найдется кто-то, у кого кровать будет больше, а ужас под ней — опаснее.
— Но я не хочу вас терять… — понурился он.
— Главное, не теряйся сам, — чуть сжал его руку. — Для решения остальных проблем у тебя есть старший брат.
— Ты три дня лежал без сознания, — всхлипнул Федор. — Знаешь, как страшно?
— Да мне уже поспать нельзя! — делано возмутился я, обрадованно отмечая улыбку на лице младшего. — И вообще, мы ведь справились? Значит, все хорошо.
— Так, нарушитель! — звонко взлетел к потолку голос очередной медсестры, заставив Федора вздрогнуть.
— Красивая тетенька, а где туалет? — похлопал ресницами брат, вставая.
— Ох ты моя прелесть! Заблудился? Пойдем отведу, — заворковала она, за руку уводя брата в коридор. — Вот, ботиночек не забудь.
Дверь щелкнула, закрываясь.
Впрочем, не прошло и пяти минут, как открылась снова.
— Тридцать секунд! — произнес напряженно незнакомый голос.
Я аж яблоко схватил на всякий случай и в проем нацелился. Мало ли.
Но через секунду в комнату торопливо зашел Пашка, быстро оглядел комнату и широким шагом преодолел расстояние до кровати.
— Спасибо! — схватил он левую руку, лежащую над одеялом, и энергично затряс. — Спасибо! Спасибо! Спасибо!
В его лице был океан признательности и даже намек на слезинку от избытка чувств.
— Обращайтесь, — осторожно вернул я себе руку под невольную улыбку.
— Пятнадцать секунд, — прошипел голос из коридора.
— Извини, тут охрана страшная, пришлось взятку давать, — смущенно повернулся Пашка к двери. — Вот, пока не забыл! — спохватился он и положил на простыню черное кольцо в виде паука. — Даже не знаю, как благодарить.
— Все нормально. Теперь, наверное, дома все хорошо будет? — осторожно поинтересовался я.
Если не знает про дела отца…
— Да, конечно! — расцвел он улыбкой. — Нам, правда, деньги пока не перевели, но как только — я сразу сообщу!
— Пять секунд!
— Ладно, я — бежать! — заговорщически подмигнул он. — Еще раз спасибо!
— Паша.
— А? — повернулся Пашка уже в дверях.
— А вот помнишь… Ну, эти корабли в порту, которые у вас утонули. Они сколько стоили, не знаешь? — нейтрально уточнил у него, рассматривая яблоко в руке.
— Мм, миллионов сорок каждый, наверное… — на мгновение задумался он, игнорируя мужскую руку, которая настойчиво вытаскивала его из палаты.
— Тогда, когда выигрыш делить будешь, ты из моих себе восемьдесят перекинь, хорошо? — вдумчиво принялся я поправлять край одеяла.
— Да не нужно, ты что! Ты и так для меня много сделал, — принялся он было отнекиваться, улыбаясь, а затем как-то резко замолчал и посмотрел на меня. — Максим…
— Все, юноша, время закончилось.
— Максим, — вцепился Пашка в проем двери.
— Ведите себя прилично, мы же договаривались! — дернули его уже бесцеремонно, отцепили руку и закрыли дверь.
Следующий визит был нанесен целым коллективом докторов, весьма интересовавшихся моим замечательным самочувствием и отрицательно зацокавших, стоило заговорить о том, что пора бы домой.
Находились мы, как оказалось, в гербовом оздоровительном центре Долгоруких, так что доводы «записаться на прием и прийти попозже» не срабатывали. В итоге облепили датчиками и велели изображать больного. Потом все приборы как-то разом вышли из строя, и от меня отстали. Разве что поводили по груди и спине холодным стетоскопом.
Минут через сорок зашел Артем, вполне свободно хлопнувший дверью за собой.
— Ты как добирался? — полюбопытствовал я, помня о нелегких путях предыдущих гостей.
— Сказал фамилию, к кому иду и пообещал, что разнесу все закрытые двери. Вот, выдали, — показал он краешек пластиковой карты доступа в нагрудном кармане.
Выглядел мой друг вроде бы так же, но неуловимо иначе. Конечно, были и явные отличия.
— А где очки и скрипка? — заинтересовался я.
— Да уже не надо, — с некоторой гордостью произнес он.
— А раньше было надо? Зачем? — Я аж заерзал от любопытства.
Нет, слова его помнил, но он тогда был не совсем расположен к беседе и немного медведь.
Артем хмыкнул, оглянулся на запертую дверь, а затем выудил из внутреннего кармана черную коробочку и установил на тумбе рядом с яблоками.
Тут же по палате дунуло Силой, а бывшая запертой и теперь, видимо, обесточенная дверь чуть скрипнула, отходя от косяка.
— Зверь внутри, он сильный, — оглянувшись на дверь и внимательно прислушавшись, но не обнаружив никого лишнего, начал Артем.
— Да я заметил, — хмыкнул в ответ.
— Он волей сильный. Сильнее человека, особенно в детстве, — хмуро посмотрел Тема в окно. — Чем сильнее зверь, тем сильнее его воля. Тем более он считает себя главным в теле. Унять сложно, а подчинить — вообще кошмар…
— Ты вроде не кусался, — осторожно нарушил я затянувшуюся паузу.
— Потому что скрипку с собой таскал. Там в каждой струне по пряди волос прадеда, прапрадеда, прапрапрадеда и его отца. В одну кучу свалить нельзя, под одеждой держать тоже нельзя — обидятся. Вот и приходилось… Они медведя и держали. Вернее, меня держали, наверное. Советовали, успокаивали. Знаешь, как страшно, когда глаз замечает дрожащую жилку на шее у соседа по парте, а во рту выступает слюна?! Я ведь этого не хочу! А зверь — хочет.
— Так зачем тогда очки носил?
— У меня зрение идеальное. Очки его специально портили, картину размывали. Так проще жить, — пожал он плечами.
— Тяжело медведю в городе.
— Не говори, — поежился Артем, вспоминая. — Зверя все в бешенство приводило. Запахи, звуки, машины, узкие коридоры. Хорошо, парк вокруг школы, можно на перемене спрятаться.
— Сейчас, выходит, скрипка и очки больше не нужны?
— Да, — со спокойной гордостью посмотрел он мне в глаза. — Вот только это оставил, — показал Артем неброский браслет на левой руке. — Прапрапрадедушку, на всякий случай.
— А остальные что? — аж принюхался я, уловив вновь нечто искристое, как тогда, на поляне.
— Да… Хорошие они, просто старые, — засмущался Артем. — «Возьми Казань, возьми Казань», — беззлобно передразнил он.
— А что там хорошего? — заинтересовался я.
— А что хорошего в полненькой Юльке из «Б» класса? — мрачно посмотрел Тема.
— Запятые? — предположил я.
Он просто рукой махнул.
— Ты там логику вообще не ищи, они своим веком живут.
— Ну, вообще, здорово так с родственниками говорить, — вздохнул я и завершил грустно: — С самого детства.
— Ладно, — хлопнул он ладонью по колену. — Я чего зашел. Спасибо хочу сказать.
— Да ерунда, — отмахнулся я. — Если бы ты тогда не поднялся…
— Не ерунда, — серьезно посмотрел он на меня. — Не пришел бы ты, мне бы никто подняться не дал. Награда будет более чем щедрой. Ты, пожалуйста, не отказывайся. А лучше сам скажи, чего хочешь.
— Дельфинарий рядом с домом построите? — На такой искус сложно было не поддаться. — И секретный ход от дома к школе?
— Мм…
— Ой, да забудь, — махнул я рукой.
— Нет, ну тут просто со специалистами советоваться надо, — возмутился он.
— Просто спаси меня как-нибудь, и в расчете, — серьезно посмотрел я на него.
А он кивнул, понимая.
Не все же мне будет везти. И не всегда над головой в небесах будет мое отражение.
— Просьба будет, — замялся он слегка. — Ты про медведя — никому, ладно?
— Это само собой, — понимающе кивнул я.
— Даже обсуждать это нельзя, в том числе со мной, — строго добавил он и тут же смягчился: — Если какие-то вопросы остались, то давай сразу отвечу, чтобы потом не вспоминать.
— Слушай, — пристально посмотрел я на него, ведомый озарением и надеждой, — а у тебя есть брат?
— Нет.
— А тебя из цирка не похищали лет пять назад?
— Нет, — поскучнел лицом Артем.
— А ты покатаешь меня на себе?
— Нет.
— Блин, — вздохнул я грустно.
— Что, все? — недоуменно уточнил друг. — Больше нет вопросов? А как же «есть ли у тебя блохи»?
— Ну ты же приличный медведь, как я о тебе такое подумать могу, — возмутился я. — Слушай… Давай лучше так: мне надо знать что-то действительно важное, о чем я не спросил?
— Хм… — задумался Артем. — В Серебряный заповедник не ходи. Там дедушка.
— Огромный медведь, наверное? — спросил я благоговейно.
— Да, — с гордостью приподнял он подбородок.
— А он меня покатает?
— Нет.
— Слушай, ну ты же не можешь знать точно, — рационально рассудил я.
— Стоп! — занервничал Артем. — Ладно, я тебя покатаю, если ты пообещаешь не лезть к дедушке! Он, знаешь ли, мне дорог! Только пять минут!
— Ну, ты ведь всяко меньше его будешь… Вот если десять…
— Максим!
— Ладно, — миролюбиво поднял я руки. — Слушай, а вот еще вопрос. Помнишь, мы встретились? Там еще двое в тебя желудями кидались.
— В парке-то?
— Да. Понимаю, что твоему медведю это не нравилось. А как к этому относился княжеский сын? — осторожно, чтобы не обидеть, поинтересовался я. — Ведь они вырастут и узнают.
Все-таки странно это. Я потому Артему сразу и не поверил про настоящую фамилию, там, на берегу реки возле бабушкиной деревни.
— Так ведь дети, — пожал он плечами, будто сам взрослый, даже и не собираясь как-то волноваться. — Понимаешь, сейчас у них ничего нет, и они ни за что не отвечают. Вот когда вырастут и вступят в наследство, — проступил на его лице истинно медвежий оскал, — тогда и спрошу. Ладно, пойду. Выздоравливай и приезжай быстрее.
— А Света зайдет?
— Она узнала про твое обещание слушаться соседку по парте, — замялся Артем. — Теперь пишет свод правил с кучей слов «нельзя».
Читать бесплатно другие книги:
