Нефритовая война Ли Фонда

Глава 18. Клуб «Белый фонарь»

Шаэ прибыла в клуб «Белый фонарь» за двадцать минут до назначенной встречи с послом Эспении и командующим военно-морской базой на острове Эуман. Ей хотелось занять лучший столик и предстать хозяйкой – до появления иностранных гостей. Она попросила мастера по хоцзи принести из погреба две рекомендованные марки, а также бутылку импортного вина и поставить их в центр стола. Несколько членов клуба заметили ее и явно хотели подойти и выразить свое почтение. Вун отправился их поприветствовать и воспрепятствовать любым попыткам завести разговор, объяснив, что Шелест здесь по важному делу и сейчас ее нельзя отвлекать, но он с удовольствием передаст ей их приветствия.

Шаэ пошла в туалет, проверить макияж и вымыть руки, вдруг показавшиеся липкими. Она надела смелую красную юбку и жакет в эспенском стиле, с широкими лацканами и отворотами на рукавах, и белую блузку с высоким воротом, скрыв под ней нефритовые браслеты и ожерелье. Видны были только нефритовые серьги. Она вытащила из внутреннего кармана два сложенных листа бумаги и перечитала их. Несколько важных фактов и цифр об экономике и политике, полученных после разговора с Маро. И стратегические заметки, написанные собственноручно во время последнего обсуждения с Вуном. Она хорошо вооружена, но все равно чувствует себя так, будто вступает в битву со слабой позиции.

Шаэ вернулась к столу. Посол Грегор Мендофф и полковник Лиланд Дейлер прибыли одновременно, пять минут спустя. Шаэ встала, чтобы поприветствовать их и пожать руки.

– Посол. Полковник. Рада, что вы составите мне компанию.

Слова вылетали гладко, на прошлой неделе Шаэ провела много времени перед радиоприемником в офисе, настроенным на эспенскую станцию, и несколько часов говорила сама с собой на эспенском, освежая в памяти язык, на котором ей редко доводилось разговаривать после возвращения из Виндтона. Она говорила медленнее и аккуратнее, чем обычно, не только чтобы нивелировать акцент, но и устанавливая тон беседы. Шаэ не представила Вуна и переводчика, который, как она надеялась, не понадобится. Шаэ предполагала, что гости достаточно хорошо знакомы с деловыми традициями Кекона и понимают – это значит, что те двое просто наблюдатели и не примут активного участия в разговоре.

Пять минут Шаэ обменивалась с эспенцами любезностями, а официант принес чай и легкие закуски – креветочное печенье и маринованный инжир. Посол Мендофф посетовал на сырую погоду, а полковник Дейлер, не бывавший прежде в этом клубе, отметил большой ассортимент высококлассных напитков, выставленных у стены в баре. Клуб «Белый фонарь» был роскошным местом: красные кожаные кресла, хрустальные люстры, дорогие картины на стенах, безупречные официанты в черных жилетах.

Членство было только по приглашениям и до недавнего времени только для Фонарщиков Равнинного клана определенного уровня, и многие мечтали сюда попасть. Женщин впервые пустили сюда пять лет назад. На следующий год было открыто членство по заявлению, не только для бизнесменов из Равнинного клана, но и для членов Королевского совета, известных писателей и артистов, а также преподавателей из Академии Коула Душурона. А сейчас даже ввели ограниченное взаимное членство с клубом «Город Жанлун» на другом конце Финансового квартала, принадлежащим Горному клану. Даже во время войны кланов деньги текли здесь быстрее крови. Пусть Зеленые кости обоих кланов и смертельные враги, но платящие им дань деловые люди по-прежнему собирались за выпивкой в элитных заведениях.

– Думаю, вы слышали хорошие новости, – сказала Шаэ, когда унесли закуски и подали суп и мясные блюда. Как знала Шаэ, эспенцы обычно не оттягивают начало важного разговора до того момента, как покончат с мясом. – Правительство сняло запрет, и добыча нефрита возобновилась, а это значит, что Кекон скоро начнет выполнять обычные экспортные контракты.

– Да, и в самом деле приятные новости, – сказал посол Мендофф.

Это был тучный человек с серыми усами и проницательными голубыми глазами. Шаэ показалось, что он слегка смущается в ее присутствии – он развернул широкие плечи и посматривал на Вуна. Мендофф когда-то возглавлял влиятельный Союз морского транспорта и работал послом всего полгода, получив этот пост в награду за значительный вклад в избирательную кампанию нынешнего премьера эспенской Национальной Ассамблеи. Он откашлялся.

– И хотелось бы добавить, что это произошло в самый нужный момент, госпожа Коул. Учитывая политическую нестабильность из-за гражданской войны в Оортоко, наше правительство считает торговое соглашение с Кеконом одним из главных способов обеспечить спокойствие в этом регионе.

Шаэ вежливо, но твердо улыбнулась.

– Посол, здесь, на Кеконе, к человеку, который носит нефрит, принято обращаться с приставкой «цзен». Называйте меня Коул-цзен или просто Шелест. Для вас, вероятно, это звучит странно, но в моей культуре очень много значит.

Мендофф вспыхнул и смутился, но Шаэ продолжила как ни в чем не бывало:

– Полагаю, возобновление экспорта нефрита представляет для вас значительный интерес. – Она повернулась к полковнику Дейлеру: – К тому же эксперты утверждают, что конфликт в Оортоко может перерасти в первую нефритовую войну современности.

У полковника Дейлера было квадратное лицо, самоуверенный изгиб бровей и выправка кадрового военного, который побывал в десятке стран и видел всю грязь, какую только можно. Он окинул Шаэ оценивающим взглядом, так что она слегка смутилась. Она подозревала, что сейчас полковник мысленно листает ее досье, сравнивая ее лицо с давними фотографиями, когда она работала информатором эспенской разведки. Тогда ей было двадцать два, она была подругой офицера эспенского ВМФ и избалованной внучкой знаменитого героя войны Коула Сенингтуна. Возможно, сейчас полковник гадает, каким образом через семь лет она превратилась в одну из самых влиятельных фигур в политике и бизнесе Кекона.

– Наша цель в Оортоко – обеспечить поддержку шотарского правительства. – В голосе Дейлера слышался сильный северный акцент, который Шаэ научилась узнавать во время учебы в Виндтоне. – По его просьбе мы разворачиваем войска.

– Вы отправили флот в Западно-Тунское море, как только начали подозревать, что мятежников в Оортоко снабжает Югутан, – указала Шаэ.

– Политика Эспении – отражать любую агрессию Югутана, и совершенно очевидно, что восстание в Оортоко – это средство для Югутана расширить территорию. – Дейлер подозрительно оглядел блюдо с кальмарами и потянулся к свинине. – Премьер и секретарь Военного департамента заявили, что мы, безусловно, будем защищать суверенитет наших союзников. – Он пристально посмотрел на Шаэ. – И Кекона, конечно же.

Шаэ сделала знак официанту снова наполнить чашечки с хоцзи. Посол выпил первую порцию, а полковник – нет. Шаэ лишь пригубила.

– Сожалею, но должна сказать, что многие кеконцы не считают быстрое расширение базы на острове Эуман и в окружающих его водах действиями союзника.

– Я имел долгую беседу с канцлером Соном Томаро, – сказал посол Мендофф, сумев одновременно выразить негодование предположением Шаэ и остаться в рамках гладкого дипломатического тона. – Я заверил его и Королевский совет, что увеличение нашего военного присутствия на Кеконе необходимо, и мы надеемся, что это временная мера в обоюдных интересах.

– Ваши интересы – это нефрит, – уточнила Шаэ и положила суповую ложку. – Мы все смотрим новости, посол. Истории о спецоперациях эспенских отрядов с кеконским нефритом… Это беспокоит людей. Не забывайте, что моя страна имеет долгую историю отношений с иностранцами, которые пытались вторгнуться и оккупировать остров. Откуда мы знаем, что эспенские союзники поведут себя по-другому? Если вам понадобится, почему бы вам не использовать военную мощь и солдат с нефритом, чтобы захватить наши рудники и контроль над страной?

Шаэ развела руками, словно озвучила нелепые страхи, но она не сомневалась, что Мендофф и Дейлер уже говорили об этом со своим начальством. Если бы Равнинные не наладили постоянный поток нефрита в Адамонт во время закрытия рудников или если бы добыча не возобновилась, эспенцы и впрямь могли бы предпринять силовые действия.

– Не обижайтесь, я лишь сообщаю вам о настроениях кеконцев. Мы всегда настороже, опасаясь кражи.

– Похоже, вы уже в курсе нашей просьбы к Королевскому совету, – проворчал Мендофф. – В этой стране ничто не ускользает от внимания кланов.

– Просьба о таком значительном увеличении поставок нефрита сразу после возобновления добычи, когда вы стягиваете армию на нашу территорию, вряд ли встретит понимание у кого-либо на Кеконе. На Королевский совет и так уже серьезно давят, чтобы он снизил экспорт нефрита и тем самым предотвратил войну в Оортоко.

– В Шотаре кризис, – напирал посол, подавшись вперед, – а Югутан явно представляет угрозу для всех нас. Кекон важен не только как единственный в мире источник биоэнергетического нефрита, но и из-за своего стратегического положения в Западно-Тунском море. Нам нужна полная поддержка от вашей страны.

– Дополнительного нефрита вы не получите, – отрезала Шаэ. – Ни члены Королевского совета, ни представители кланов в совете директоров Кеконского Нефритового Альянса не согласятся отдать запасы страны для войны за рубежом.

Посол Мендофф откинулся назад и нахмурился.

– Простите, госпожа Коул-цзен, но вы не выступаете от имени кеконского правительства.

– Это верно. Вам придется подождать официального ответа. Он будет таким же, как и неофициальный, который вы сейчас услышали. У кеконцев есть поговорка: «Золоту и нефриту вместе не бывать». Те из нас, кто носит нефрит, не занимают политических постов, но вы просите не золото, вы просите нефрит. А в этом последнее слово за кланами.

Шаэ надеялась, что ее собеседники уловили намек: пусть Кекон и маленький остров с крохотной армией, но любая попытка силой захватить страну приведет к противоборству с кланами Зеленых костей, которые контролируют города и все важнейшие отрасли экономики и насчитывают в своих рядах тысячи тренированных бойцов, а каждый из них носит больше нефрита, чем несколько солдат из элитного эспенского подразделения, вместе взятые.

– Позвольте объяснить, – сказала Шелест, – чтобы вы передали своему начальству. Не то чтобы мы были против вашей стычки с Югутаном. Но на Кеконе верят, что нефрит – божественный дар небес. Человек должен годами тренироваться с самого детства, прежде чем его наденет, и по священной традиции его используют только для защиты. Конечно, мы осознаем, что мир стал открытым и мы больше не единственные владельцы нефрита, но все же нефрит стоит в центре нашего национального самосознания. В Оортоко большая кеконская диаспора, ее, как и других гражданских, втянут в этот конфликт. Мы не хотим, чтобы нефрит стал оружием для иностранцев, чтобы его использовали против этнических кеконцев.

– Вы утверждаете, что использование нефрита военными в вооруженном столкновении каким-то образом нанесет урон репутации Кекона? – скептически поинтересовался Мендофф. – Споры между кланами привели к тому, что носящие нефрит люди убивали друг друга саблями на улицах Жанлуна. Где же логика в ваших доводах?

Шаэ ответила спокойно, но с холодными нотками в голосе:

– Это совершенно другое. Если вы не видите разницу, то, вероятно, потому, что вы не кеконец.

Эспенцы явно рассердились. Официант унес пустые тарелки, Мендофф и Дейлер бросили сочувственный взгляд на людей позади Шаэ, которые ничего не ели и не пили во время ужина. Переводчик, младший Барышник клана, невольно посмотрел на остатки голодными глазами. Вун заранее побеспокоился набить желудок, так что и не взглянул на еду.

Шаэ подождала, пока официант разольет чай, и добавила примирительным тоном:

– Но не думайте, будто мы не собираемся поддерживать союзников. Нефрит – это национальное достояние, и распределять его будет только Кекон, но сейчас я скажу вам не как член совета директоров КНА, а как Шелест клана: нам есть что предложить и помимо нефрита.

Она впервые повернулась к Вуну, и тот немедленно протянул толстый конверт.

Шаэ положила конверт в центр стола и отметила, что первым к нему потянулся полковник Дейлер. Он вытащил бумаги и принялся их изучать. По мере чтения его брови сошлись вместе, и, хотя лицо его сохранило угрюмое спокойствие, Шаэ Почуяла, как участился его пульс. Он молча вручил бумаги Мендоффу, и тот через несколько минут пригладил усы и посмотрел на Шаэ.

– Откуда вы это взяли?

Шаэ прочесала документы Дору в поисках информации, которую тот собрал во время поездки в Югутан по приказу Лана два года назад. Она опросила Кулака и Пальца, помогавших составить доклад об активности Горных в этой стране, и с разрешения Маика Кена снова отправила их в Югутан на целый месяц, теперь вместе с двумя своими сотрудниками, чтобы подтвердить и обновить эти сведения.

– Баклан когда-нибудь снабжал вас ложной информацией? – спросила Шаэ Дейлера.

При упоминании ее старой оперативной клички Дейлер прищурился.

– Нет, – признал он.

Их столик был отделен от обеденного зала деревянной ширмой, и Вун присматривал за тем, чтобы персонал не сажал других клиентов в пределах слышимости, но все же Мендофф понизил голос:

– Это свидетельствует о крупномасштабном производстве СН-1 в Югутане.

– С такими запасами СН-1, если Югутан обеспечит поставки нефрита с черного рынка, он может использовать камни в военных целях, включая снабжение марионеточных сил в Оортоко.

Эспенцев эта мысль явно привела в замешательство.

– А почему наши люди в югутанском правительстве об этом не сообщили? – спросил Мендофф Дейлера.

– Ваши разведчики в Драмске, вероятно, не в курсе, – сказала Шаэ. – Фабриками по производству СН-1 руководит не югутанское правительство. Несмотря на то что кеконцы борются с контрабандой «сияния» в собственной стране, находятся люди – не в моем клане, – которые не видят проблем в производстве и продаже его всем, способным заплатить, вне зависимости от политических союзов.

Еще до войны кланов Лан предвидел, что Равнинные могут воспользоваться информацией о производстве Горными СН-1 за рубежом и тем самым нанести врагам урон, именно это и задумала Шаэ. Она собрала листки и сунула их обратно в конверт, а потом накрыла сверху ладонью и посмотрела на собеседников, выжидающе приподняв брови.

– Несмотря на разницу в наших взглядах и приоритетах, Равнинный клан хочет, чтобы наши страны оставались друзьями, вот почему я позвала вас сегодня на откровенный разговор и предложила взамен кое-что ценное.

Эспенцы переглянулись, явно придя к молчаливому согласию, после чего снова повернулись к ней.

– Потребуется сделать несколько звонков в Адамонт, – медленно выговорил Мендофф, – но вы очень помогли нам, предоставив эти сведения. Для нас они стоят, вероятно, от десяти до пятнадцати миллионов талиров.

Шаэ сумела скрыть гримасу отвращения от такого открытого упоминания денег. Эспенцы – продажный народ, их общество построено на долгой истории торговли и военного превосходства на море, и справедливая сделка для них как религия. Шаэ подозревала, что для них все имеет определенную стоимость, нефрит уж точно, а может, даже жизнь и смерть.

Шаэ откинулась назад и глотнула чая, делая вид, что обдумывает предложение посла – скорее всего, эспенцев оскорбит, если она не примет его слова всерьез.

– У кеконских кланов есть традиция, – наконец произнесла она. – Когда чужак делает что-то для нас из уважения и по доброй воле, мы преподносим ему подарок. Это должно быть что-то зеленое с эмблемой клана. Подарок означает, что мы благодарны за дружбу и поможем в будущем, если потребуется.

Дейлер поерзал, Мендофф кашлянул. Мысль о подарках и возможной ответной любезности явно их смутила.

– Вы это хотите получить в обмен на важную военную информацию? – скептически спросил посол.

Шаэ улыбнулась.

– Нет, у вас ведь нет такой традиции, так что, конечно, я не жду этого от вас. Цель подарка в том, что он не связан с определенной суммой или датой. Он символизирует доверие и уважение. Но мне не нужен символический жест, и я не жду, что вы примете такой неопределенный обмен. Я принесла эти бумаги, чтобы улучшить отношения между нашими странами. Мы союзники, как вы и сказали, но из-за недавних событий отношения разладились. Если мы построим мосты, и прибыльные мосты, это усилит наш союз и улучшит чувства нашего народа к Эспении.

Посол Мендофф медленно кивнул, развернув к ней широкие плечи и бледно-голубые глаза.

– У вас на уме что-то конкретное?

– Многие кеконские компании хотели бы получить доступ к эспенскому рынку. Для этого нужно снизить тарифы для некоторых отраслей, таких как текстильная и производство потребительских товаров. Хотелось бы, чтобы в городах вроде Порт-Масси сняли ограничения для иностранных инвестиций в недвижимость, тогда больше кеконских фирм могли бы там работать. – Шаэ решила, что лучше всего говорить так же прямо, как и собеседники. – После окончания Мировой войны Кекон открылся для международной торговли, но с учетом поставляемого в Эспению нефрита у нас возник большой торговый дефицит. Чтобы это исправить и расширить возможности для кеконских компаний, мне нужна ваша поддержка.

Посол Мендофф и полковник Дейлер несколько секунд смотрели на нее молча.

– Что ж, – наконец заявил полковник, – я военный, а не политик, но могу сказать, что Кекон – стратегическая позиция для нашего военного присутствия в Восточной Амарике. Мы придерживаемся договора и стремимся сохранить хорошие отношения с правительством и народом этой страны.

– Но вы должны понимать, – добавил Мендофф, – что эта просьба не может быть выполнена в одночасье и с легкостью. Советую вам все же принять пятнадцать миллионов талиров. Я могу поддержать вашу просьбу перед премьером Гальцом и в Национальной Ассамблее, но…

– Это все, чего я прошу. – Шаэ вложила в голос рассчитанную дозу скромности и лести. – Я знаю о вашей дружбе с премьером и большом на него влиянии, по крайней мере, так говорили все, у кого я спрашивала. Если вы сумеете замолвить словечко на высочайшем уровне и это улучшит наши деловые перспективы, я с радостью приму это вместо всего, что вы предложили.

– Вы говорите так, будто окончательное слово за вами, госпожа Коул-цзен, – смущенно сказал Мендофф. – А где глава вашего клана? Почему его здесь нет?

Потому что Хило предпочтет оказаться где угодно, лишь бы не сидеть в клубе «Белый фонарь», угождая иностранным дипломатам, подумала Шаэ.

– Я имею полномочия действовать в этих вопросах как представитель Колосса, – сказала она. – Мое слово будет окончательным для Равнинного клана.

Глава 19. Воссоединение в Либоне

Прибыв в Либон в Степенланде, Хило удивился чистоте вокруг. Поезд из международного аэропорта отправился точно по расписанию, в серебристой капсуле объявляли прилеты и отлеты на степенском, эспенском и еще каком-то языке, вероятно, лурмишском. Было свежо, почти прохладно, даже в конце лета. Люди выглядели дружелюбными, но были лаконичными, бледными и деловыми.

Хило решил проехаться по городу и осмотреть его, и Тар прямо в аэропорту взял в аренду синий двухместный автомобиль. Пока помощник изучал карту, Хило спросил дорогу у агента в прокатной конторе, показав ей нужный адрес и поговорив на скудном эспенском. Когда они наконец выехали, оказалось, что в Либоне легко ориентироваться.

По сравнению с Жанлуном город был скорее похож на большой поселок, разделенный на четыре квадрата, а с севера на юг рассеченный рекой Фарстгейн. На западе поднимались синеватые очертания гор, а на широких улицах стояли живописные кирпичные дома с остроконечными крышами, с чугунных балкончиков свешивались цветы в ящиках. Тротуары были узкими, но окаймлены безупречно подстриженными живыми изгородями и пышными деревьями.

Тар предложил сначала заехать в гостиницу, но Хило покачал головой – он выспался в самолете и предпочитал сначала заняться делами.

Нужный дом оказался одноэтажным, бледно-зеленого цвета, и находился в северо-западном районе Либона. Тар припарковался на обочине. После звонка в дверь им почти тут же открыли. Эйни, вероятно, ожидала кого-то другого, может, службу доставки или ремонта, потому что начала что-то говорить, прежде чем поняла, кто перед ней стоит. Бывшая жена Лана невольно отпрянула, распахнув глаза.

Хило улыбнулся и переступил через порог.

– Сестра Эйни, – тепло произнес он, – прости, что не позвонил и не предупредил о нашем приезде, но у меня не было степенских монет для телефона-автомата в аэропорту. Надеюсь, мы не помешали. – Хило закрыл дверь за Таром. – Это Маик Тар, не знаю, помнишь ли ты его, он был моим Вторым Кулаком, когда я был Штырем, а теперь мой помощник.

– Что ты здесь делаешь? – взвизгнула Эйни. – Как ты нашел мой дом?

– Это несложно выяснить.

Не стоило упоминать, что он отследил ее много лет назад, но по указанию Лана никогда ничего не предпринимал. Эйни слегка изменилась, лицо не постарело, но после рождения ребенка она пополнела в бедрах и укоротила волосы.

Хило снял пиджак и положил его на спинку стула.

– Письма – не лучший способ поговорить о важном. Сначала нужно написать, потом ждать несколько недель, пока получишь ответ. А к тому времени почти позабудешь, о чем писал. А когда не видишь собеседника, легко возникают недопонимания. К примеру, я знаю, что ты не хотела быть грубой с Вен, хотя на бумаге так вышло. Вот я и подумал, чтобы тебе не беспокоиться, планируя долгое путешествие в Жанлун, а это непросто с маленьким ребенком, я сам приеду к тебе поговорить.

Взгляд Эйни стрельнул от Хило к двери.

– Лорс с минуты на минуту будет дома.

– Хорошо, – сказал Хило. – Тогда можем посидеть все вместе, и ты нас познакомишь, как полагается.

Он с любопытством оглядел гостиную. Она была маленькой, но светлой, пахло цветочным освежителем воздуха. Эйни всегда любила искусство, и на стенах висели глиняные маски и квадратные акварели, а на кофейном столике стояло плетеное из лозы блюдо с фетровыми фруктами и валялась выбивающаяся из общего ряда ярко-зеленая пластиковая погремушка в форме лягушки. Эйни старалась выглядеть спокойной, но Хило Чуял биение ее сердца, недоверие сверкало, как красный аварийный маяк, и раздражало его. Иногда полезно внушать страх, но сейчас Хило не хотел ее пугать, и эта реакция его слегка задела. Он сел на диван и взглядом предложил Тару присоединиться. Хило взял в руки погремушку.

– Где мой племянник?

– Спит, – поспешила ответить Эйни, но тут же из соседней комнаты донесся шум, Хило встал и увидел в конце коридора малыша, цепляющегося за белые металлические прутья детского манежа. Хило подошел к нему и опустился на колени. Двухгодовалый мальчик мало походил на пухлого младенца на фотографии, которую показала Вен, теперь он определенно приобрел черты Коула – губы и нос, внимательный взгляд. Хило сразу понял, что он вырастет точной копией Лана, как Лан напоминал отца. Похоже, так всегда случалось в семье Коулов со старшими сыновьями. Мальчик с интересом рассматривал Хило, совершенно без опаски. Его левый глаз слегка косил. Малыш потянулся сквозь прутья пухлой ручкой. Очарованный Хило взял руку, и мальчик стиснул его пальцы.

– Привет, Нико, – сказал Колосс. – Я твой дядя Хило.

Эйни метнулась к ним, вырвала из руки Хило погремушку, открыла манеж и подняла Николаса, тот возмущенно пискнул, и Эйни шикнула на него и отнесла обратно в детскую. Мальчик пытался вывернуться и тянулся через ее плечо.

Хило охватил всепоглощающий порыв уберечь мальчика от всех бед. Он только что с ним познакомился, но уже пожалел, что не сделал этого раньше. Нужно было приехать, как только Вен показала письмо, без промедления. Хило чуть не схватил Эйни за руку, чтобы она не унесла Нико через несколько секунд после того, как он наконец-то его увидел.

Эйни скрылась в другой комнате и минуту спустя снова появилась, закрыв за собой дверь.

– Он должен спать, – объяснила она. – В последнее время он не хочет засыпать. Если он слишком перевозбудится, то не успокоится и весь вечер будет капризничать.

Она двинулась обратно в гостиную, даже не взглянув на бывшего деверя. Хило следовал за ней на расстоянии. В гостиной он сказал уже решительнее:

– Нам нужно поговорить, Эйни. Мы не дружили, признаю, я не был для тебя настоящим братом, а ты не была мне сестрой, но сейчас это не важно. Нужно подумать о том, что лучше для Нико. Давай поговорим о твоем возвращении в Жанлун.

Эйни не смотрела на него, ее спина напряглась. Когда она повернулась, то руки были скрещены на груди, а на лице читались скрытый гнев и упрямство.

– Тебе не следовало приезжать, Хило, – сказала она. – Я ведь попросила твою жену больше мне не писать и не ответила на два твоих последних письма. Я хочу забыть о прошлом.

Хило раздраженно поморщился.

– Ты написала Лану. Я видел письмо, ты сказала, что хочешь познакомить сына с отцом и вернуться на Кекон.

– Это было два года назад, – объяснила Эйни. – Я не так давно поселилась в Либоне и после рождения Нико чувствовала себя одиноко и неуверенно. Я по-прежнему любила Лана и скучала по нему, но потом узнала от друзей о его смерти – да, от друзей, потому что никто из клана не удосужился мне сообщить. Убит. В какой-то нелепой войне Зеленых костей, охватившей весь город.

– Ты покинула семью, – без сочувствия заявил Хило. – Вот почему тебе не сообщили.

– Да, – тихо сказала Эйни. – На это потребовалось время, но в конце концов я ее покинула. Теперь моя жизнь здесь, с Лорсом. Здесь наш дом и друзья. У нас нет причин возвращаться на Кекон.

– Нет причин? – поразился Хило, но заставил себя на несколько секунд помедлить с ответом. Он знал, что в сердцах может наговорить лишнего. Самым терпеливым тоном, который сумел изобразить, он ответил: – Признаю, я мало знаю о Либоне, но знаю, что это неподходящее место для воспитания Зеленой кости. Здесь почти нет кеконцев. Какая жизнь ждет Нико в Степенланде? Он всегда будет чужаком. Он должен расти на Кеконе, где живет его семья.

– Его семья – это мы с Лорсом.

– Этот человек, твой возлюбленный, он ведь не кеконец. Он в самом деле хочет воспитывать чужого ребенка? Вы вообще женаты?

Глаза Эйни вспыхнули негодованием.

– Какая разница? Мы преданы друг другу и собираемся вместе воспитывать детей.

Хило помолчал.

– Ладно, – наконец сказал он. – Я понял. Давай все обсудим, нет нужды злиться друг на друга, сидя в разных углах.

Он медленно подошел к Эйни, словно приближался к норовистой лошади, взял ее за локоть и отвел к дивану. Уже более мягким тоном он добавил:

– Ты, вероятно, помнишь меня как младшего брата Лана. Я был намного его моложе и не всегда умел судить здраво. Да и кто это умеет в таком возрасте? Но за годы после твоего отъезда многое изменилось. Теперь я Колосс клана, а это значит, что когда я принимаю решения, им подчиняются. Ты уехала из Жанлуна не в самых приятных обстоятельствах и привыкла к чужой стране, я могу понять, почему тебе не хочется возвращаться. И ты хочешь остаться со своим другом, это я тоже понимаю. – Он наклонился, чтобы посмотреть в ее хмурое лицо. – Обещаю тебе и твоей семье комфортную жизнь в Жанлуне, лучше, чем здесь. Клан все устроит. У тебя будет дом внутри или вне поместья Коулов – по твоему выбору. Машина с водителем, экономка, няня для Нико и все, что тебе понадобится. Если ты выйдешь замуж, твоего мужа примут в семью. Он уже жил на Кеконе. Он до сих пор работает в туризме? В наши дни в Жанлуне полно иностранцев и стало еще больше международных компаний. Для него не проблемой будет найти хорошую работу, наверняка он сможет выбирать.

Конечно, Хило не собирался приводить в клан иностранного любовника Эйни, но считал, что научится его выносить, если встречаться придется редко. В этом он хотел пойти на компромисс, раз Эйни нужен спутник, а ни один респектабельный кеконец ее не примет.

Пока она раздумывала над этими заверениями, Хило продолжил:

– Тар, не принесешь нам чего-нибудь попить?

Помощник Колосса, до того молча наблюдавший за разговором, встал и пошел на прилегающую кухню. Эйни обеспокоенно вскинула голову и дернулась, как будто хотела последовать за ним, но потом передумала. Она снова устроилась на диване и скрестила руки на коленях.

– Подумай еще вот над чем, – сказал Хило. – Моя жена Вен беременна. Осталось меньше двух месяцев. У Нико будет кузен почти его возраста. А еще – любящие дядя и тетя, а в Жанлуне он вырастет как Коул, первый сын Колосса Равнинного клана. – Он обвел рукой гостиную. – Неужели это место намного лучше и стоит того, чтобы лишить твоего сына яркого будущего? Стоит того, чтобы покинуть родину?

Тар вернулся с двумя стаканами воды. Руки Эйни слегка тряслись, когда она взяла стакан, не глядя на него, и быстро осушила. Хило понял, что его последние слова попали в цель. Эйни не отличалась особой глубиной, но он знал, что в душе она тоскует по родине. Она бы не уехала с Кекона, если бы не интрижка и развод, и теперь, когда Хило предлагал ей прощение клана и возврат прежней жизни и статуса в Жанлуне, трудно было не Почуять, как в ней разгорается внутренняя борьба. Он отпил воду в ожидании.

Эйни крепко сжала пустой стакан.

– Это правда, кое-что в Либоне мне не нравится, и я сильно скучаю по Жанлуну, – наконец призналась она. – Но жизнь, которую ты предлагаешь, жизнь в семье, возглавляющей Равнинный клан… именно это и разрушило наш брак с Ланом. Это его и убило. Это лишь сталь, нефрит и кровь. Такую жизнь не назовешь ни счастливой, ни безопасной… И не этого я хочу для Нико.

От вспышки ауры Колосса Тар посмотрел на него с большим интересом.

– Нико – мой племянник, – мягко произнес Хило, – сын Колосса Равнинного клана, правнук Факела Кекона. Он рожден Зеленой костью. А ты хочешь, чтобы он говорил на чужом языке, рос в окружении иностранцев, не носил нефрит и никогда не узнал, кто он такой? – Эйни всегда была вероломной, но это было даже хуже ее поступка с Ланом. – Как ты можешь, ты же кеконка!

Эйни встала, сжав кулаки.

– Ты ничего не понимаешь, Хило. Может, будь Лан еще жив, все было бы по-другому, но ты не Лан. Ты не отец Нико. А я не пешка клана, и клан не может вмешиваться в жизнь моей семьи, чтобы заставить меня выполнять все твои прихоти.

– Следи за словами, когда говоришь с Колоссом, – вмешался Тар с угрожающими нотками в голосе, но Хило взглядом и резким кивкомвелел ему замолчать.

Он услышал, как снаружи хлопнула калитка, и Почуял, что кто-то приближается к дому.

Эйни бросилась к двери, стоило той приоткрыться. Вошел подтянутый степенец с рыжеватыми волосами. Увидев Хило и Тара, он смущенно остановился. Хило встал, а за ним и Тар. Эйни взяла возлюбленного под руку и сказала по-кеконски, чтобы все поняли:

– Лорс, это Хило, брат моего бывшего мужа из Жанлуна. Они с другом были в Либоне и зашли поздороваться. Совсем забыла предупредить об их приходе.

Вновь прибывший немного расслабился. Хило понял, что Эйни боится за Лорса. Она пыталась успокоить его, чтобы предотвратить стычку с незнакомцами.

– Здравствуйте, – настороженно произнес Лорс по-кеконски с заметным акцентом. – До сих пор к нам не заглядывали знакомые Эйни с Кекона. Вы здесь надолго?

– Ненадолго, – ответил Хило. – Я приехал, чтобы познакомиться с племянником. Я лишь несколько месяцев назад узнал о его существовании. Жаль, вы живете так далеко, потому что остальная моя семья тоже хочет с ним познакомиться.

– М-да, довольно неловкая ситуация, – сказал Лорс с нервной улыбкой, запустив руку в медную шевелюру. – Мы думали, у вас остались предубеждения.

– Ничего такого, о чем нельзя было бы забыть. – Хило посмотрел на Эйни, застывшую рядом с Лорсом. – Я только что говорил Эйни о том, как мы хотим вашего возвращения в Жанлун. Но она, похоже, предпочитает жить здесь. Наверное, вы умеете привлекать людей, раз вам удалось выманить кеконку так далеко от дома.

Лорс хмыкнул, успокоенный дружелюбным подтруниванием Хило.

– Должен признаться, до приезда на Кекон я и не подозревал, как прекрасны тамошние женщины. Даже не знаю, как мне удалось заполучить одну из них. – Он пылко шлепнул Эйни чуть ниже спины. – Я побывал во многих экзотических местах и могу смело заявить, что она – лучший сувенир, который я откуда-либо привозил. Разве не так, цветочек? – Эйни неловко улыбнулась, по-прежнему глядя на Хило. – Послушай, Хило… Я ведь правильно произношу твое имя? Ты кажешься отличным парнем. Я должен сказать, что не имел ничего против твоего брата. Я даже его не знал. Просто Эйни и я… В общем… – Он приобнял Эйни, отчего она еще больше окаменела. – У нас была любовь… И сейчас есть. Дома у тебя есть любимая женщина?

Хило кивнул.

– Ну, тогда ты поймешь, верно? В нашей стране есть поговорка. – Лорс произнес фразу по-степенски, а потом перевел на кеконский: – «Цветы растут даже в пустыне, так и любовь может случиться везде».

Хило улыбнулся.

– Приятно знать, что вы счастливы вместе, даже после такого серьезного шага и вдобавок с чужим ребенком.

Улыбка Лорса дрогнула.

– Что ж… в семьях всякое бывает, верно? Мы собираемся подарить Николасу много братьев и сестер. Он прекрасно тут прижился, и все отлично.

– Не сомневаюсь, – сказал Хило. – Но жаль, что мой племянник так далеко от родных и ничего не знает о своем кеконском наследии. Поэтому нужно найти компромисс. Через несколько лет, когда Нико подрастет, он может делить время между Степенландом и Кеконом. Полгода в Либоне и полгода в Жанлуне.

Хило и в самом деле был доволен только что пришедшим в голову решением и чувствовал, что его не отвергнут. Не идеальный выход, не тот, на который он надеялся, но он приехал сюда с пониманием – с Эйни будет непросто. Этот исход должен устроить всех.

– В Жанлуне он поселится со мной и моей женой, и мы будем относиться к нему как к собственному сыну. В Жанлуне есть международные школы, даже те, в которых преподают степенский и другие языки. До десяти лет он может ходить в такую школу, а потом поступить в Академию Коула Душурона, а на каникулах возвращаться в Либон. Он вырастет в уважении к обеим странам и обеим культурам. Гражданин мира. Все говорят, что это будущее, и для него это станет преимуществом.

– Отличная мысль, – согласился Лорс. – А ты как думаешь, цветочек? Когда мы заведем своих детей, было бы здорово, если бы кеконские родственники Николаса занимались им некоторое время. – Потом он обратился к Хило: – Ты можешь взять свое предложение обратно, если узнаешь, каким несносным бывает маленькое чудовище! В первые полгода Эйни было непросто.

Лицо Эйни застыло, она пнула возлюбленного по ребрам, пытаясь заставить его умолкнуть.

– Мы с Таром пробудем в Либоне еще несколько дней, – сказал Хило. – Мы никогда здесь раньше не были и хотели бы посмотреть город. Может, сходим все вместе на ужин в пятницу вечером, за мой счет, разумеется, и снова все обсудим, чтобы я передал семье хорошие новости? Приводите и Нико, выберем подходящее место.

Лорс пожал руку Хило, а потом и Тару.

– Жаль, что мы не встречались раньше. Эйни, ты все-таки должна была сказать мне об их приезде. – И снова повернулся к Хило: – Не понимаю, почему она не поддерживает отношений с родней на Кеконе. Кажется, считает, что они будут нас осуждать. Лично я за два года в Жанлуне понял, насколько люди там доброжелательные и приятные в общении. Ничего общего со стереотипами.

– Я хочу для наших семей только лучшего, – сказал Хило.

Они договорились встретиться через три дня. Хило и Тар вернулись в арендованную машину.

– И чем мы будем здесь заниматься целых три дня? – спросил Тар.

Хило оглянулся на дом и закурил.

– Проследи за этим человеком и узнай о нем все, что можно. Пригодится.

Глава 20. Осложнения

– Ты такая молчаливая, – сказал Маро.

Они лежали лицом друг к другу, Шаэ закинула ногу ему на бедро, а рука Маро покоилась на ее бедре, их тела стали липкими и вялыми. Вентилятор на стойке в углу спальни Маро поворачивался туда-сюда, обдавая прохладным воздухом обнаженную кожу. Только что прошел Осенний фестиваль, а сезон тайфунов в этом году был мягким, но Жанлун до сих пор окутывало тяжелое покрывало летней сырости. Шаэ не хотелось вставать и идти на работу.

– О чем-то задумалась? – спросил Маро.

Она о многом задумалась – слишком много проблем, не знаешь, за какую хвататься, и все касаются клана – будет трудно объяснить. Шаэ провела рукой по изгибу голого плеча Маро.

– Это тебя беспокоит? – спросила она. – Что на мне больше нефрита? Что я Коул?

Наверное, это прозвучало слишком неуверенно, но с Маро она чувствовала себя беспечной, вдали от будничной реальности клана.

Маро задумался. Пробежался пальцами по ее руке, к ключице и ложбинке у горла, коснулся двурядного нефритового ожерелья на шее.

– Немного, – признался он. – Предполагается, что мужчина должен быть сильнее и зеленее женщины, и трудно не поддаться влиянию ожиданий. Люди могут решить, будто я пытаюсь с твоей помощью сделать карьеру в клане, а это неправда. Я с тобой только ради тебя, твоей личности, а не из-за твоей фамилии или нефрита.

Шаэ опустила голову и провела языком по его соску.

– Только ради личности?

– И этого. – Он обхватил ее грудь. – И этого. – Он стиснул ее ягодицу, и Шаэ прыснула. Улыбка Маро потухла. – Это я должен тебя спросить: ты стыдишься того, что встречаешься со мной? Это потому мы всегда приходим ко мне? Ты не хочешь знакомить меня с семьей?

Шаэ некоторое время молчала.

– Возможно, ты не захочешь знакомиться с моей семьей.

– Я не наивен. Я знаю, кто такие Зеленые кости, и мне известна репутация твоего брата.

– Дело не в Хило, а в клане, в том, что я Коул… Возможно, ты не захочешь стать частью этого. – Шаэ очертила пальцем его бровь. В последние три месяца каждый раз, еженедельно посещая храм Божественного Возвращения, когда Шаэ опускалась на колени в святилище и молилась, она вспоминала, как тело Дору ударилось о спинку кресла. – Недавно мне нужно было убить человека. Которого я хорошо знала.

Маро слегка напрягся.

– Уверен, на то были серьезные причины.

– Были, но я не смогла этого сделать. Мне никогда не доводилось убивать человека, которого я так хорошо знаю. И когда настало время, я не смогла вытащить саблю. Звучит странно, но мне горько оттого, что я его подвела. И хуже всего, я потеряла уважение человека, в чьей поддержке нуждаюсь.

Теперь она размышляла о том, как подорвала доверие Хами. Главный Барышник когда-то был Кулаком, вряд ли он простит такую оплошность. Лидер Зеленых костей не должен быть мягким или нерешительным, тем более женщина, ведь все только и ждут, когда она споткнется. Айт Мада убила ближайших соратников отца, приказала убить собственного брата. Она бы не стала колебаться в той хижине.

– Ты носишь нефрит, но образован, прекрасный профессионал и путешествовал по миру. Мне бы хотелось, чтобы людей вроде тебя было больше. Ты – современная сторона нашей страны. Но другая сторона Кекона – это кровь и сталь. А я, Шелест Равнинного клана, каким-то образом очутилась сразу на обеих сторонах.

Долгую минуту Маро молчал. Потом сел спиной к Шаэ и спустил ноги на пол, положив локти на колени. Шаэ задумалась, не сказала ли что-то не так, каким-то образом невольно его обидев, но прежде чем она успела спросить, Маро сказал:

– Я не просто так занимаюсь международными отношениями, в особенности Шотаром. – Он оглянулся через плечо на Шаэ, а потом снова отвернулся. – Мой отец был шотарским военным из жанлунского гарнизона, стоявшего здесь во время Мировой войны. Он влюбился в местную девушку, они хотели пожениться, но никто бы этого не позволил. Его отправили в Шотар вместе с остальной отступающей армией, а несколько месяцев спустя мать родила меня.

В голосе Маро прозвучали горькие нотки, которых Шаэ никогда прежде не слышала.

– Бабушка с дедушкой говорили всем, что мой отец – Зеленая кость из Людей Горы и его убили на войне. Куда лучше быть плодом любви между мертвым нефритовым воином, чем бастардом вражеского солдата. Ради сохранения репутации семьи мама всю жизнь придерживалась этой истории. Правду она рассказала мне уже при смерти, мне тогда было чуть больше двадцати. До того я всю жизнь гадал, почему так безнадежен в нефритовых дисциплинах, если мой отец – воин из Зеленых костей. Я приписывал это недостатку усердия, тому, что читаю книги вместо тренировок. – Маро поднял взгляд к потолку и болезненно рассмеялся. – Только представь, скольких мучений в детстве я сумел бы избежать. Узнав правду, я разъярился на мать и деда с бабкой. Они украли у меня половину моей крови, потому что стыдились ее.

Маро придвинулся ближе. Он убрал за ухо Шаэ выбившуюся прядь и тускло улыбнулся.

– Я не могу понять, что значит быть Коулом или решать проблемы, встающие перед Шелестом. Но у тебя нет монополии на губительную культуру чести. Может, Зеленые кости и находятся на ее вершине, но она уходит далеко вниз.

Шаэ не знала, что ответить. Она была благодарна, что Маро ей доверился, но чувствовала себя слегка виноватой. Именно она и ее семья ответственны за навязывание образа жизни Зеленых костей, которым пронизано все кеконское общество.

– Ты когда-нибудь пытался найти отца? – спросила она.

– Да. – Маро прислонился к изголовью кровати. – Мне потребовалось несколько лет, чтобы найти в себе смелость начать поиски, но я его нашел. После войны он женился у себя на родине. Выяснилось, что у меня есть две шотарские сестры. – Маро сосредоточенно помолчал. – Шесть лет назад я поехал в Лейоло и впервые встретился с ними. Это… это было так странно. Думаю, отец никогда не переставал тосковать и чувствовал вину за то, что покинул мою маму, хотя у него не было выбора, ведь дезертирство из шотарской армии означало казнь. Мне показалось, что мое существование напомнило ему о печальных временах. Он приятный человек, мы поддерживаем связь, но…

Маро умолк. По окну крался вверх солнечный луч. Шаэ услышала звяканье трамвая и выкрики самых настойчивых уличных продавцов.

– Я лучше познакомился с сестрами, – добавил Маро уже с более радостными нотками в голосе. – Естественно, они моложе меня, но у старшей… Это ее девочки на фото, мои племянницы.

Шаэ всегда казалось, что две девочки не похожи на кеконок, но она вежливо воздерживалась от вопросов.

– Они такие милые, – сказала она.

Маро встал с кровати и взял фотографию с комода.

– Это Куллишо, – сказал он, показывая на старшую девочку. – Она любит читать и обожает кошек. – Он улыбнулся и показал на младшую. – А Даналло – настоящий поросенок, вечно извазюкается в грязи, но милейшее создание и так смешно говорит. Надеюсь, когда-нибудь мои дети будут хотя бы наполовину такими же, как племянницы.

Шаэ посмотрела на два ангельских личика, а потом снова перевела взгляд на Маро.

Сколько кеконцев не только признались бы в родстве с чужаками, но и разыскивали их? Ее собственный сводный брат Анден никогда не проявлял интереса к биологическому отцу и родне в Эспении. Она до сих пор с болью вспоминала, с какой горечью он воспринял поездку в Порт-Масси. Может, для Маро все было по-другому, потому что он без труда мог сойти за полнокровного кеконца, но все же поколение их родителей презирало шотарцев больше всех других иностранцев.