Нефритовая война Ли Фонда

Глава 25. Перехват

Маик Кен восстановил равновесие на палубе моторной лодки, когда она прибавила скорости, взметнув в воздух белую пену и прыгая на волне от более крупного судна. Кен не особо любил воду, в особенности когда в лицо брызжет холодный дождь; он предпочитал знакомые улицы Жанлуна – шумные, грязные улочки, где он правил вместе со своими Зелеными костями. Но клану приходилось патрулировать и зоны вне города – горы, побережье, даже сотни километров открытого моря. Кен подозревал, что он первый Штырь, по крайней мере, в своем поколении, взявший на абордаж судно в нейтральных водах. Но это часть его работы – отвечать на действия врагов, и он научился у Коула Хило всегда лично вести людей.

Цзуэн, Первый Кулак Кена, бросил абордажный крюк, и тот перелетел через леер грузового судна, сцепив его с лодкой. В отличие от многих здоровяков, у Кена не возникало проблем с Легкостью. Схватившись за натянутый канат, он закинул на него ногу и пробежал половину длины наверх, как ящерица по тонкой ветке, а остальное расстояние преодолел одним прыжком. Он тихо приземлился с ножом наготове.

К лееру бежали два человека с пистолетами. Кен с удивлением Почуял их нефритовые ауры, полыхающие враждебностью и тревогой. При виде него мужчины остановились и открыли огонь. Штырь прыгнул прямо на охранников, выпустив двойную волну Отражения, расчистившую ему путь в воздухе, и оказался прямо между ними. Он схватил ствол ближайшего пистолета левой рукой и с Силой вырвал его у стрелка, а правой завалил второго Отражением, и тот откатился по скользкой от дождя палубе к ближайшим металлическим контейнерам.

Кен выкинул пистолет за борт, его бывший владелец вытащил два дурбских кинжала – боевых ножа увиванцев – и набросился на Кена с градом быстрых и яростных ударов.

Кен пригнулся, отбивая левую руку увиванца ножом, а другой, с Броней, схватился за лезвие второго кинжала. Противник отреагировал мгновенно, выпустив оружие и врезав Кену по солнечному сплетению с такой Силой, что воздух вышел из легких Кена с болезненным вздохом. Прогиб нефритовой ауры противника выдал Кену, что тот собирается вложить Концентрацию в смертельный удар.

Кен переместил Броню на корпус, и дурбский кинжал неожиданно прорезал незащищенную кожу ладони. Кен выбросил нож и первым нанес удар с Концентрацией прямо в сердце – быстрый, но не смертельный, только чтобы оглушить. Сграбастав рубашку увиванца пятерней, он с ревом пнул его грудью и боднул в лицо головой. Раздался треск. Штырь врезал ослабевшему увиванцу плечом по груди, и тот перекувырнулся через леер и шлепнулся в пенную воду.

Кен обернулся. Его Кулаки, Цзуэн и Йин, и два Пальца, Лотт и Дудо, спрыгнули на палубу сразу после него, а один Палец, Тон, остался на моторной лодке.

Йин занялась вторым охранником, ковыляющим на сломанной ноге. Она уже вытащила саблю, но Кен приказал:

– Пусть пока живет.

Ему пришло в голову, что не стоит бросать в море и второго – теперь нефрит покойника, пусть его было и не так много, лежит на дне океана. По крайней мере, полукостная дворняжка больше не будет бесчестно носить нефрит.

Он прошелся по палубе между пятнадцатиметровыми стенками из красных, оранжевых и синих контейнеров, аккуратно поставленных друг на друга, как кубики его племянника. Грузовое судно имело триста метров в длину – слишком много, чтобы Почуять всех, находящихся на борту, но Кен знал, что Кулаки и Пальцы уже обыскивают судно, они найдут и убьют всех баруканских охранников и сгонят команду. Кен вытер руку о подол рубашки, зажал ладонь, чтобы остановить кровь, и направился к мостику.

Через двадцать минут капитан и офицеры собрались в кают-компании. Капитана, мужчину около сорока с кудрявой рыжей бородой и бакенбардами, судя по имени на табличке, звали Бамиву эйя Кидждива, он был югутанцем, как и несколько офицеров. Остальной экипаж, согнанный в столовую, состоял в основном из увиванцев. Хотя Кидждива вел себя с достоинством и спокойно, на его лбу проступила испарина, и Кен Чуял учащенное сердцебиение. Капитан явно ничего не знал про Зеленых костей и думал, что его судно атаковали пираты, которые украдут груз и покалечат команду.

– Не беспокойтесь, никто не пострадает, – сказал Кен. Либо капитан его не понял, либо заверения его не убедили. – Вы говорите на других языках? – спросил Кен. – По-увивански? По-эспенски?

Капитан говорил на сносном эспенском, и, к счастью, Лотт прилично владел этим языком, несколько лет учив его в Академии. Похоже, в последнее время это становилось популярным, чем больше в Жанлуне иностранцев и иностранных компаний, тем полезнее знать другие языки, даже Пальцам. Кен попросил Лотта перевести.

– Скажи ему, что мы хотим увидеть регистрационные документы и судовой манифест.

После беготни туда-сюда с мостика принесли затребованные документы. «Гордость Амарики» принадлежала югутанской компании, но зарегистрирована была на островах Увива и покинула Тиалуйю два дня назад, направляясь в Бурсвик, портовый город на севере Югутана. Обычно суда шли в Югутан южнее, вокруг Шотара и через залив Оригас, воды вблизи Оортоко сейчас были зоной военных действий, полной шотарских, эспенских и югутанских военных кораблей.

Кен нахмурился, листая манифест. Судно несло почти двадцать тысяч тонн грузов – одежду, потребительские товары, консервированные фрукты. Невозможно все это обыскать. Капитан задал вопрос, и Лотт объяснил:

– Он хочет знать, убили ли мы тех людей, четырех охранников.

Цзуэн и другие нашли на судне еще двух баруканов.

– Те люди работают на контрабандиста с островов Увива, – сказал капитану Кен, не ответив на вопрос. – Вы знаете, что они охраняли?

Капитан нервно сглотнул.

– Я не задавал вопросов, – объяснил он с помощью Лотта. – Мне заплатили за то, чтобы я их перевез. Мы часто берем на борт от четырех до десяти пассажиров. Я не знаю, что в контейнерах, никогда не заглядывал внутрь. Я их только перевожу.

Кен оставил капитана и офицеров под присмотром Цзуэна и вернулся с Лоттом на палубу. Небо до сих пор плевалось бесконечной моросью, но уже начало всходить солнце. Барукана, которого оставила в живых Йин, привязали к лееру, его нога изогнулась под кошмарным углом, лицо приобрело нездоровый оттенок. Йин сняла с него нефрит. Кулак разочарованно вздохнула, прислонилась к ближайшему контейнеру, разорвала звенья ожерелья и побросала фальшивый нефрит в воду, оставив только настоящие камни. Младшие Кулаки вроде Йин пылко стремились показать себя, состязались с товарищами, чтобы получить дополнительный нефрит, территорию, ответственность и Пальцев под начало.

Кен мысленно отметил, что нужно дать ей еще один шанс заработать нефрит. Он пришел к выводу, что главное в работе Штыря – управлять людьми, и хотя от природы не был наделен магнетизмом предшественника, всегда старался уделять внимание подчиненным и быть строгим, но справедливым в решениях. Через два изматывающих года на этом посту Кен обрел больше уверенности и знал, что воины его уважают.

Стоя перед раненым баруканом, Кен спросил:

– Ты говоришь по-кеконски? – Когда тот кивнул, Штырь перешел сразу к делу: – В каком контейнере?

– Не знаю, – промямлил барукан. – Запуньо платит мне не за то, чтобы я все знал. Убей меня, и покончим с этим.

– Я не собираюсь тебя убивать. Твоя нога сломана, но перелом чистый, если я попрошу судового врача его вправить, ты выздоровеешь и снова сможешь ходить. Или велю Йин и Лотту размолоть твою ногу в мешок из кожи с гравием, и вторую тоже, а потом отправлю тебя обратно на Увивы калекой, и посмотрим, как с тобой поступит Запуньо.

Остаток краски сошел с лица барукана.

– Если я что-нибудь тебе скажу, я покойник. Ты знаешь, что Запуньо делает с ворами и доносчиками? С теми, кто нарушает клятву молчания Ти Пасуйги? – Его зубы начали стучать, по мере того как ветер выстудил мокрую одежду и покрытую испариной кожу. – Сначала отрежет ступни, потом руки, а под конец голову и части тела закопает в разных местах, чтобы они не могли соединиться в загробной жизни.

– Потому что он животное, – сказал Кен. – Ты можешь от него уйти. Откуда, по-твоему, мы узнали про этот груз, если у нас нет информаторов, которых мы оберегаем? А кроме того, нас поддерживают эспенцы, они воюют и тоже хотят пресечь контрабанду, чтобы не допустить усиления врага. Ты хочешь начать новую жизнь где-нибудь подальше от лап Запуньо? Или предпочитаешь другой исход? Я покурю, а ты пока подумай.

Кен отошел.

Он и правда закурил сигарету и отошел в сторонку, чтобы ей насладиться. За спиной он услышал голос Йин:

– Я, наверное, все-таки сломаю тебе вторую ногу, чтобы Маик-цзен не тратил на тебя время. Он человек терпеливый, но не любит долгие разговоры и с тобой был на редкость щедр, а ты не воспринял это всерьез, баруканская собака.

– Ийн-цзен, – произнес Лотт, – нет нужды оскорблять его, когда он в таком состоянии. – Обратившись к барукану встревоженным тоном, он добавил: – Лично я надеюсь, что ты решишь сотрудничать. У тебя нет причин хранить верность Запуньо ценой таких мучений, а я не хочу подвергать тебя еще большим страданиям, хотя, конечно, выполню приказ.

Сказано было с точно отмеренной дозой сострадания, увещевания и холодной уверенности. Кен довольно хмыкнул – Палец Лотт Цзин поначалу не был уверен в себе, но по указаниям Хило Кен поставил его под присмотр хороших наставников, и юноша прошел долгий путь, теперь его поведение значительно улучшилось.

Кен ждал, дав пленнику еще несколько минут, и размышлял, как сделать Лине предложение. Он знал, что она согласится, они уже об этом говорили. Теперь самое время – он старший сын и надеялся вскоре тоже стать отцом. Как человек довольно замкнутый, Кен предпочел бы простую и негромкую свадьбу, но знал, что это невозможно – женитьба Штыря всегда событие для клана. Все политические соображения и повороты судьбы, касающиеся семьи Коулов, касались и Маиков.

Докурив, Кен вернулся и потребовал ответа. Теперь пленник заметно дрожал и совершенно пал духом, он указал им на контейнер, который ему велели охранять. Сложно поверить, что по крови барукан – кеконец, подумалось Кену, уж больно он слабоволен, но это естественное следствие рождения и постоянных унижений в стране трусов – Шотаре.

Кен вызвал врача, чтобы тот осмотрел раны пленника. Привели членов экипажа, с помощью судового крана они вытащили нужный контейнер. Когда вскрыли гофрированный металл, Кен увидел, что внутри контейнер забит картонными коробками.

Первые несколько коробок, которые они осмотрели, были наполнены упакованной в полиэтилен одеждой – спортивными штанами, майками, купальниками, прямо с фабрик на островах Увива. Потом Йин заметила, что на некоторых коробках стоит дополнительный штрих-код. Кен открыл такую коробку и вытащил женскую кофточку с зелеными пуговицами. Пуговки были нефритовыми, а кофточка фальшивой – она не расстегивалась. Вся коробка была наполнена нефритом, замаскированным под простые украшения. Спрятанные под слоями ткани, среди одежды, драгоценные камни с легкостью избежали бы досмотра в Югутане, где кто-то получал их от имени фиктивного продавца одежды. Стоимость нефрита составляла целое состояние.

– А этот увиванский пес неглуп, – ворчливо признал Кен, стоя посреди свалки коробок, полиэтилена и ткани. Он оставил Зеленых костей продолжить обыск, а сам пошел на мостик и приказал капитану изменить курс. «Гордость Амарики» пришвартуется в жанлунской Летней гавани.

Глава 26. Ожидания

В югутанских газетах появилось туманное сообщение, однако новости об этом событии не вышли за пределы страны, Шаэ получила перевод статей от своих людей в Югутане. На прошлой неделе произошло несколько точечных бомбовых атак, и в результате были разрушены химические фабрики около Драмска, Нитию и Бурсвика.

Югутанское руководство обвинило в атаках шотарских повстанцев из Оортоко, поддержанных эспенским правительством. В статье не раскрывалось, кто владеет или управляет фабриками, что они производили и по какой причине стали целью диверсии, но Шаэ уже знала. Эспенцы не предложили бы плату за информацию, которую не планируют использовать. Восемь месяцев назад она встретилась в клубе «Белый фонарь» с послом Мендоффом и полковником Дейлером, а теперь доходные фабрики Горных по производству «сияния» были разрушены.

Айт Мада наверняка в ярости. Довольная улыбка озарила лицо Шаэ и долго не исчезала. Равнинные не действовали против Горных напрямую, но Айт наверняка вычислит, кто продал информацию эспенцам.

Шаэ ни секунды не сожалела о содеянном, она нанесла сокрушительный удар по Горным, не рискуя людскими жизнями или предприятиями Равнинных, и теперь огромное количество отравы, убившей Лана, не попадет на черный рынок, а вдобавок Шаэ укрепила союз с эспенцами, не поддавшись на их требование поставлять больше нефрита. Такой хитроумной победой гордился бы дедушка. Была лишь одна проблема – Айт наверняка отомстит. Шаэ не знала, когда и как это случится, но Горные найдут способ.

Шаэ вызвала в кабинет Вуна и попросила его организовать еще одну встречу с полковником Дейлером.

– Скажи полковнику, что у нас есть новая информация, представляющая интерес для военных.

Вун сел перед ее столом. После попытки уйти в отставку с поста главы аппарата несколько недель назад между ними тянулась молчаливая неловкость, но необходимость поддерживать рабочие отношения постепенно от нее избавила. Шаэ была рада, что Вун снова чувствует себя свободно рядом с ней. Ей нравилось, что они по-прежнему друзья, хотя все стало немного по-другому.

– Маик Кен обнаружил контрабандный нефрит с островов Увива на грузовом судне, – сказал Вун. – Ты считаешь, что если мы расскажем об этом эспенцам, они прикроют этот канал, как уничтожили фабрики по производству «сияния» в Югутане?

– Кену и его Кулакам повезло, что им дали наводку на то судно, но они не могут патрулировать все Западно-Тунское море. А эспенцы могут, они этим и занимаются. И хотя у нас есть информаторы и агенты на островах Увива, мы мало на что можем там повлиять, тем более после того как Хило устроил публичную резню. Но Эспения обеспечивает основную долю международного финансирования для этой страны, она как никто другой может заставить увиванское правительство остановить деятельность Запуньо.

Вун кивнул.

– И они решат нашу проблему.

– Если отбросить националистическую риторику Айт Мады, у нас с Эспенией общие интересы, – сказала Шаэ. – Мы не хотим, чтобы нефрит или «сияние» попали на черный рынок, как и они.

– Потому что они сами хотят все это заграбастать, – отозвался Вун. – Ты должна быть осторожной, Шаэ-цзен. Иметь дело с эспенцами – это как спать рядом с тигром, выглядит хорошей идеей, только пока тигр не проголодается, а эспенцы – известные ловкачи. Сейчас на острове Эуман их больше сотни тысяч, и мы отбиваемся от жалоб Фонарщиков на то, что эспенские солдаты в увольнительных чинят проблемы в казино и борделях. В новостях сообщают о гражданских жертвах в Оортоко, и весь мир винит в этом вмешательство Эспении. Учитывая общественное мнение, Равнинному клану нельзя выглядеть так, будто он на короткой ноге с иностранцами.

Шаэ не могла с этим не согласиться, тем более что она знала людей в собственном клане, уже считающих ее слишком благосклонной к эспенцам из-за того, что она получила в этой стране образование. Тем временем Айт Мада набирала очки за счет войны в Оортоко, критикуя иностранцев, в особенности эспенцев, и наращивала свою популярность у широкой публики.

Шаэ понимала искушение людей, которых подкупали воинственные аргументы Айт, но не соглашалась с ними. Хорошо рассчитанные эмоции Айт вели по проторенной дорожке к национализму и изоляции. Кекон прошел через это несколько веков назад и больше не вернется обратно, теперь на острове слишком много современных технологий, глобальной торговли и людей вроде Маро.

– Ты прав насчет осторожности, Папи-цзен, – сказала Шаэ, – но ты же сам просил меня открывать больше дверей для Фонарщиков, а для этого нам нужна Эспения.

– Это разумно, – медленно проговорил Вун, – но чем больше у нас связей с Эспенией, тем больше рычагов влияния они имеют на нас. И могут в будущем ими воспользоваться теми способами, о которых мы даже не подозреваем, что дорого нам обойдется. И откуда ты знаешь, что иностранцы выполнят обещания? Мендофф и Дейлер до сих пор не сделали то, о чем ты просила в клубе «Белый фонарь».

– Вот почему я удваиваю ставку, – ответила Шаэ. – Эспенцы дорожат репутацией прямых и честных бизнесменов и неоплаченный долг считают моральным падением. Еще один подарок до оплаты за первый заставит их чувствовать себя неловко. Им захочется поскорее исправить этот дисбаланс.

Вун встал и направился к двери.

– Я устрою встречу, как ты просила, Шаэ-цзен, но держи ее в тайне. Не все в клане с нами согласятся.

Тем вечером Шаэ пригласила к себе на ужин Маро, Хило и Вен. Она подумывала пригласить Маро на семейный ужин в главном особняке Коулов, но решила, что встреча со всей семьей, включая детей и Маиков, – это многовато для начала. А кроме того, главный дом был резиденцией Колосса, и она посчитала, что это создаст ложное впечатление о причине встречи. Она отмела встречу в ресторане, где их увидят, а потом начнутся домыслы о том, что внучка Факела выйдет замуж и родит детей.

Шаэ никогда всерьез не занималась кулинарией, но с помощью Кьянлы соорудила вполне презентабельные блюда – салат из маринованного редиса, суп с яйцом и имбирем и запеченную курицу в соусе чили. Она велела Хило прийти за пятнадцать минут до Маро, потому что сначала хотела поговорить с ним и кое-что прояснить.

– Я привожу домой своего возлюбленного не для того, чтобы ты его одобрил, – сказала она брату, когда Вен ушла в столовую помогать Кьянле с тарелками. – Маро решил, будто я не хочу знакомить его с семьей, потому что он носит мало нефрита и не входит в клан. Это неправда, я хотела сделать это гораздо раньше, но учитывая нашу загруженность… Он уезжал в командировки, мы заняты, а теперь еще нужно заниматься Нико и Рю – в общем, просто не могла найти время. Наконец-то выпала такая возможность, но это всего лишь ужин.

– Тогда почему ты на взводе? – спросил Хило с проказливой улыбкой, которая раздражала Шаэ, потому что она не была на взводе, просто хотела все обговорить. – Думаешь, я собираюсь его допрашивать? Вызову на поединок? Мы с Вен просто рады предлогу на несколько часов сбежать от детей.

Охраняющим ворота поместья Коулов Пальцам велели впустить приятеля Шаэ, когда тот прибудет. Маро приехал в новой рубашке под твидовым пиджаком и с бутылкой дорогого ходзи. Он по-быстрому чмокнул Шаэ в щеку и низко склонился перед Хило, показывая должное уважение.

– Коул-цзен.

Подчеркнуто другое отношение Маро к Хило задело Шаэ больше, чем она ожидала.

– Шаэ сказала, что вы профессор, и я должен называть вас доктор Тау, – улыбнулся Хило, – но все здесь друзья, и я предлагаю забыть о формальностях, если вы поступите так же.

Он принял подарок, похвалил его (тактично не упомянув о том, что винодельня «Проклятая красота» принадлежит его бывшему Кулаку, так что семья Коулов может получить любое количество этого хоцзи) и, положив руку на плечо Маро, повел его в дом, знакомить с Вен.

Ужин проходил в более расслабленной атмосфере, чем предполагала Шаэ. Еда оказалась очень даже неплохой, несомненно, благодаря помощи Кьянлы. Хило вел себя просто и обезоруживающе, как умел при желании, и Шаэ радовалась присутствию невестки, потому что Вен поддерживала разговор, тепло расспрашивая Маро о преподавательской работе и его публикациях о постколониальных отношениях Кекона и Шотара.

Маро недавно вернулся из двухнедельной поездки в Лейоло, где прочитал несколько лекций в Императорском университете и занимался исследованиями в государственном архиве. Шаэ знала, что его частые командировки – еще и возможность навестить шотарских родственников.

Единственный неловкий момент за ужином возник неожиданно, когда Вен с искренним интересом спросила Маро:

– Маро-цзен, раз уж ты консультант Королевского совета, ты не рассматриваешь возможность самому заняться политикой?

Прежде чем ответить, Маро сделал глоток хоцзи.

– Такая мысль приходила мне в голову, – признался он. Давнишний запрет Зеленым костям занимать политические посты означал, что для избрания в Королевский совет придется добровольно расстаться с нефритом, и это тяжелое условия отсекало большинство выпускников Академии от политических амбиций. – Мне нравится преподавать и заниматься исследованиями, но хотелось бы и сделать что-то полезное в государственной политике.

– Маро занимается благотворительностью и гуманитарными проблемами в Оортоко, – упомянула Шаэ.

– Это достойно уважение, – улыбнулась Вен. – А то, что ты владеешь кеконским, эспенским и шотарским, – большое преимущество в карьере.

Хило наполнил рюмку гостя и одобрительно произнес:

– В следующем году канцлер Сон уходит, и Равнинным не помешает иметь больше людей в Королевском совете.

Маро помедлил с ответом и смущенно потеребил затылок.

– Я не планирую баллотироваться на какой-либо пост в ближайшем будущем, но если и сделаю это, то как независимый кандидат. – Он посмотрел на Шаэ, а потом на Колосса. – Я знаю, победить без поддержки одного из основных кланов труднее, но я не Фонарщик и не происхожу из значительной семьи Зеленых костей. Мне будет неловко принять поддержку клана и тем самым создать впечатление, что за моими отношениями с Шаэ стоит желание получить преференции в политике. – Он положил ладонь на руку Шаэ, но обращался по-прежнему к Хило. – Но самая главная причина – я считаю, что в правительстве должно быть больше независимых от кланов голосов.

Хило слегка поднял брови. Взгляд Шаэ перебегал с брата на Маро. Контраст между Хило и Маро был разительный. Хило был расслаблен, положив локоть на стол в обычной небрежной манере. Маро сидел прямо и напряженно, выглядел старше и осторожнее в позе и высказываниях.

– Независимых можно подкупить или запугать, – заметил Хило совершенно нейтральным тоном. – Неужели их присутствие в Королевском совете и впрямь имеет такое значение?

– Если их будет достаточно, то да, – заверил Маро. – Есть вещи, которые кланы считают неприкосновенными, но следовало бы задуматься над тем, действительно ли это идет на пользу обществу. Запрет СН-1, дуэли на чистых клинках, Кеконский Нефритовый Альянс.

Вен попыталась предотвратить назревающую стычку.

– Хило часто жалуется, – бодро сказала она, – что ему приходится столько всего читать перед заседаниями КНА и какие они долгие и скучные.

– А еще экономически неэффективные, – продолжил Маро, не воспользовавшись предложенным Вен выходом. – Нужно разрешить торговлю нефритом, как любыми другими товарами, по законам спроса и предложения, диктуемым свободным рынком.

Хило фыркнул.

– Тогда все до последнего камушка скупят иностранцы.

– А так ли уж это плохо, если судить объективно? – спросил Маро, словно побуждая студента высказаться в защиту своей работы. – КНА ограничивает поставки нефрита на мировой рынок и тем самым искусственно поднимает цены, стимулируя приток капитала на нелегальный рынок, вместо того чтобы увеличивать наш ВВП. При доступном СН-1 мы быстро двигаемся к тому времени, когда нефрит будет все меньше принадлежать одному Кекону. – Когда Маро заговорил о том, что его волнует, его речь ускорилась, голос приобрел тональность преподавателя. – Наша экономика развивается и диверсифицируется, у нас есть и другие отрасли и ресурсы. Быстрее всего растет экспорт потребительских товаров, текстиля и металлов. Так почему же мы продолжаем считать, что нефрит важнее всего остального и нужно регулировать торговлю им с помощью государственного картеля и защищать силой? Только потому, что это имеет глубоко укорененную историческую и религиозную основу.

Хило посмотрел на него с удивлением. В отличие от Шаэ, он не привык к манере Маро оспаривать традиционные устои просто ради красивой дискуссии. На мгновение Шаэ показалось, что брат ставит на Маро клеймо: какая Зеленая кость, какой кеконец будет принижать нефрит и все, что с ним связано, перед самим Колоссом клана?

– Маро любит выступать в роли адвоката дьявола, – поспешно, но твердо сказала Шаэ, сжав ладонь Маро с любовью, но и в попытке его сдержать. – Вот почему он такой хороший преподаватель, всегда бросает студентам вызов. Он может заставить тебя поверить, что черная кошка на самом деле белая, а белая – черная.

Хило слегка улыбнулся.

– Но цвет кошки от этого не изменится.

Уверенность Маро дрогнула. Шаэ заметила румянец смущения и обиды на его лице. Она и забыла, как быстро Хило умеет ставить людей на место – одним взглядом или словом, даже не прилагая усилий, – и тут же разозлилась на брата. Ученых уважают, но любые родители на Кеконе молятся о том, чтобы хотя бы один сын принес в семью честь, став воином, Зеленой костью. Все дипломы Маро – всего лишь бумаа по сравнению с нефритом Коула Хило и ему подобных, и на мгновение Шаэ увидела, как на застывшем лице Маро отразилось напоминание об этом.

Маро натужно улыбнулся.

– Я и впрямь слишком часто устраиваю дискуссии, даже за пределами учебной аудитории. Шаэ со мной терпелива, но иногда мне следует помнить, что не все готовы это терпеть.

Почуяв неловкость Маро или гнев Шаэ, Хило немедленно изменился. Он отмахнулся от объяснения Маро и сказал с коротким смешком:

– Шаэ и терпелива? Никогда не замечал. Наверное, ты вытащил на поверхность ее лучшую сторону. – Он подался вперед и добродушно хлопнул Маро по плечу. – Не принимай мои слова за критику, лично мне на политику никогда не хватало терпения, но из тебя наверняка получится хороший политик, и я рад, что сестра нашла человека, который соответствует ей интеллектом и твердостью убеждений.

– У вас двоих есть планы на Лодочный день? – спросила Вен. – Мы собираемся взять мальчиков на набережную, посмотреть, как топят лодки. Мы уже много лет этого не видели.

Минутное напряжение растворилось, и разговор вернулся к легким темам, они закончили с едой и перешли к чаю. Маро тактично распрощался, прежде чем настал поздний вечер. Он снова поклонился Хило, в этот раз менее официально, и поблагодарил его за то, что провел с ними вечер. У двери он обернулся к Шаэ с написанным на лице печальным облегчением, словно говоря: «Ну вот, все прошло не так уж плохо, мы это пережили». А потом поцеловал ее в губы.

– Скоро увидимся? – спросил он, понизив голос.

– Скоро, – пообещала она.

Вен сказала, что ей нужно вернуться в главный дом, чтобы уложить Рю, но мужу велела не торопиться.

– Давай как-нибудь на этой неделе выпьем чая, когда у тебя будет время, сестра, – сказала она, обняв Шаэ на прощанье. – Лучше всего в четверг или в пятницу, во вторник у меня занятия, а в среду я иду в спа-салон. Уже сто лет не была на массаже.

– Мы могли бы устроить для тебя бассейн или сауну прямо в доме, – предложил Хило. – Не пришлось бы ездить.

– Для этого нужно слишком много места, – отозвалась Вен. – И мне нравится выходить из дома.

Дети отнимали у Вен почти все внимание и время, но она до сих пор встречалась с несколькими информаторами Равнинных в «Небесном сиянии».

– Тогда в пятницу, – сказала Шаэ. – Я позвоню, когда приду домой с работы.

После ухода Вен Хило помог поставить тарелки в раковину и вышел во двор, закурив сигарету. Шаэ последовала за ним и встала рядом.

– Приятный был ужин, Шаэ, – сказал он. Шаэ уже собиралась его поблагодарить, но Хило добавил: – Звучит довольно странно, но мне он понравился. Он хотя бы кеконец.

И Шаэ с негодованием ответила:

– О чем я тебе говорила? Я пригласила Маро не для того, чтобы получить твое одобрение.

Хило повернулся к ней и нахмурился.

– Не кричи на меня, Шаэ. Ты пригласила меня встретиться со своим другом, и я с удовольствием это сделал. Ты хотела, чтобы я вел себя с ним помягче, не придавал встрече слишком много значения, так я и поступил. Я уже сказал, что ужин был приятный, мы с Вен отлично провели время. Ты представила его мне и рассчитывала, что я не скажу ни слова?

Хотя Хило не знал про истинное происхождение Маро, Шаэ разозлилась на брата.

– «Он хотя бы кеконец?» Что это значит?

– Только то, что я сказал, – огрызнулся Хило. Он затушил сигарету, нажав сильнее, чем требовалось. – Может, я немного не так выразился, – неохотно признал он. – Я лишь говорю: хорошо, что это не та проблема, с которой мы сталкивались в прошлом. Маро слишком большой идеалист, но у него доброе сердце. Он и близко не такой зеленый, как ты, но таких мужчин вообще мало, так что ничего удивительного. Важно только то, что он делает тебя счастливой. Ты его любишь?

Шаэ опешила от неожиданного вопроса. Контраст между грубоватостью Хило и разумностью выбивал у нее почву из-под ног.

– Кажется, да, – призналась она, почти не раздумывая.

– Если ты не уверена, что любишь, то это не любовь.

Конечно, в этом весь Хило. Шаэ точно знала, что ей нравится проводить время с Маро, нравились их долгие разговоры, его тепло, когда они рядом в постели, все то, чего нет в Равнинном клане, – спокойствие, вдумчивость, открытость. Рядом с ним она чувствовала себя ценимой и привлекательной. Она могла представить себе их будущее. Но после Джеральда осторожничала.

– Думаю, мы к этому идем, – сказала Шаэ. – Мне бы хотелось встречаться с ним чаще. Для чего-то большего клан просто не оставляет времени.

Поза брата стала более расслабленной.

– Я знаю, – сказал он и потер глаза усталой рукой.

Глядя на него, Шаэ немного успокоилась и не могла ему не посочувствовать. Из всех известных Шаэ Колоссов Хило больше всех занимался практической работой. Он до сих пор предоставлял ей разбираться с деловыми и политическими вопросами, но Шаэ видела, как он сидит за кухонным столом по вечерам, продираясь сквозь экономические отчеты и отмечая те места, о которых должен ее спросить.

Он усердно посещал все встречи с руководством компаний и членами Совета, которые она устраивала, и компенсировал отсутствие делового опыта и знаний неоспоримой силой личности. Хотя он постепенно давал Кену все больше самостоятельности, Хило по-прежнему выходил на улицы и разговаривал с Кулаками и Пальцами, встречался с Фонарщиками и отслеживал все боевые действия Равнинных, которые теперь включали патрулирование в моторных лодках и наблюдательные посты посреди джунглей в горах.

Публичными выступлениями и хитроумными речами Айт Мада внушала уважение к себе как к лидеру. Хило этого не умел, но управлял Равнинным кланом тем же способом, какой выработал на посту Штыря: ведя бесчисленные разговоры, с помощью личных встреч с людьми, внимательно разбираясь с каждым. Это эффективный, хотя и утомительный путь для Колосса. А теперь еще двое детей отнимают у него остатки энергии.

– У меня нет проблем с Маро, – сказал Хило, – но мне не нужны тайны или неожиданности. Если у вас всерьез, если ты хочешь выйти за него замуж и привести в семью, ты должна мне сказать. Должна спросить моего разрешения, как полагается.

– Потому что ты мой старший брат? – спросила Шаэ с легкой улыбкой.

– Да, – ответил Хило с намеком на гнев, а взгляд говорил: как же с ней трудно. – Я Колосс, а без разрешения Колосса ты не можешь сделать то, что повлияет на весь клан. Прежде чем жениться на Вен, я спросил разрешения у Лана.

– А если бы он отказал?

– Он не отказал. Да и с чего бы вдруг? – Теперь аура Хило потрескивала раздражением. – Ты думаешь, правила тебя не касаются, только потому что ты моя сестра и Шелест? Кен пришел ко мне, как положено. Как и Вун. Конечно, я дал согласие обоим.

Шаэ моргнула.

– Вун? Он просил разрешения на…

Хило прищурился, глядя на нее.

– А ты не знала? – Хило окинул ее странным взглядом, почти с жалостью. – Вскоре после Нового года он пришел ко мне со своей девушкой. Они вместе недолго, месяца четыре или пять. Но семьи знакомы, и они счастливы вместе. Насколько Вун вообще может выглядеть счастливым. С ним никогда не поймешь.

Новый год был почти два месяца назад. В тот день Шаэ говорила с Вуном в кабинете.

– Почему он мне не сказал? – спросила она скорее себя, чем Хило.

– Возможно, собирался, но забыл, – предположил Хило, хотя Шаэ понимала, что он сам в это не верит. Вун никогда ни о чем не забывал.

– Мы Коулы, все наши решения – это решения клана, даже если они кажутся личными, – сказал Хило. – Думаешь, я не знаю, что болтают о Маиках, о том, что Вен – каменноглазая? Конечно, знаю. Я дал Кену и Тару все возможности заработать нефрит и доказать свою ценность для клана. Я получил благословение Лана для женитьбы на Вен. Тебе придется сделать то же самое в случае с Маро, потому что он не должен врываться в клан без разрешения. Он приятный человек, но клан не для него. Уверен, он далеко пойдет в своем мире, и у вас будет хорошая жизнь, но он никогда не останется за столом после ужина, когда мы обсуждаем дела клана. Никогда. Он должен это понимать, если придет в нашу семью, и я поговорю с ним об этом, если ты ко мне придешь. Думаю, он уже это понимает, так что проблем не возникнет. Но мы бежим впереди паровоза, сегодня был всего лишь ужин, как ты и сказала, так давай пока не будем говорить на эту тему.

– Давай не будем.

Слова вышли с привкусом горечи и немного беспомощными. Ей хотелось бы злиться на Хило, скорее по привычке, но он лишь сказал правду.

Хило зевнул.

– Мне пора. Рю разбудит меня еще до зари. – Он посмотрел на сад. – А как там Анден?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Шаэ не нашлась с ответом. Их кузен уже больше года жил в Эспении, и Хило ни разу о нем не спрашивал. Когда Шаэ упоминала, что разговаривала с Анденом по телефону или получила от него письмо, Хило слушал, но никогда не отвечал. Его вопрос прозвучал настолько просто и внезапно, как будто коматозный пациент вдруг открыл глаза и спросил, который час.

– У него все хорошо. – Шаэ пыталась вспомнить последний междугородний звонок Андена, где-то около месяца назад. – Говорит, что получает хорошие оценки, а семья, у которой он живет, хорошо его принимает. Он завел друзей и даже играет в рельбол. Сказал, что в Порт-Масси есть люди, носящие нефрит, представь себе. У кеконских иммигрантов есть маленький неофициальный клан, и Анден познакомился с местным Колоссом и его семьей. – Шаэ недоверчиво покачала головой. – Не могу поверить, что он в нескольких тысячах километров от Кекона и снова оказался среди Зеленых костей.

– Я не удивлен, – тихо отозвался Хило. – От зелени в душе не так-то легко избавиться.

На следующее утро, когда Шаэ прибыла на Корабельную улицу, Вун ждал ее в кабинете и выглядел необычно взбудораженным. Она отметила вспышку беспокойства – возможно, они все-таки не окончательно уладили отношения, вот почему он не рассказал о помолвке, а теперь каким-то образом узнал, что Хило ей сообщил. Но затем помощник вручил ей газету «Жанлунский ежедневник», открытую на второй странице. Шаэ прочитала заголовок внизу: «Шелест Равнинного клана шпионила на эспенцев».

На мгновение Шаэ уставилась на статью, ничего не понимая, а потом прочитала ее, не веря своим глазам. В ней цитировались анонимные источники и документы, доказывающие, что семь лет назад Коул Шаэлинсан работала информатором у эспенских военных.

Полтора года она сотрудничала с эспенской разведслужбой, помогая иностранцам отстаивать свои политические и экономические интересы на Кеконе. Взамен ей неплохо платили и предоставили студенческую визу для обучения в магистратуре Виндтона вместе со своим молодым человеком, эспенским офицером шотарского происхождения. Несколько анонимных источников в клане подтвердили, что предательство со стороны любимой внучки вызвало у покойного Коула Сенингтуна сердечный приступ и напряженность в семье, которая и привела впоследствии к упадку физических и умственных сил Факела.

Газета затряслась в руках Шаэ. Она бросила газету на стол и обхватила пальцами его край.

– Это проделки Айт Мады, – прошептала она.