Коммуналка 2. Близкие люди Демина Карина
А еще верно, что во время смуты большой, страну захлестнувшей, легко потеряться. Ведьм и вовсе довольно, кто их считать станет-то? Одною больше, одною меньше. Другое дело сейчас, когда каждая или при ковене, или при школе числится.
Пропадет?
Искать станут. А найдут выпитую до капли, то и вопросы появятся. К кому? Известное дело… нет, это не те деньги, которые стоят подобного риска. Именно потому и отступился Отвертка, а не из большой к ведьминому племени любви или совести взыгравшей.
– Нынешний груз – старый заказ, на который давно договор составлен. И не простой, – чужая душа подобралась близко. И пора уходить, но Антонина медлит. – Короной он связан и кровью… потому и отказать не смог. Вот и…
…и не стало ведьмы.
Или двух.
Или трех? А может, и дюжины… везли камни издалека, скорее всего с юга, там, что бы ни писали о свободных женщинах Востока, а старые порядки сохранились.
Антонина знает.
Дорого бы стало, но… не невозможно купить девочку-другую или сколько нужно. Отыскать и принести в жертву, сцедить силу по капле, и ту, что свыше дадена, а как она иссякнет, то и иную, душой прозываемую.
Сплести заклятье.
Запечатать в камнях драгоценных, которые только и способны силу удержать, да и то ненадолго.
– …это была последняя поставка. Согласно договору.
Дыхание мертвеца касается шеи. И кажется, что не только дыхание, что еще немного и тронут эту шею ледяные пальцы, вцепятся, сдавят.
Спокойно.
Дышать надо спокойно. И помнить, что душу на краю мира держит лишь воля Антонины, что стоит ей соступить с тропы, и все закончится.
– Он разозлился?
– Нет. Сказал, что больше и не понадобится. Он нашел другой источник. Такой, которого хватит, чтобы вернуться.
– Если так, то почему он тебя убил?
В этом не было смысла. Договор исполнен. Договор завершен. И Отвертка не стал бы мешаться. Или…
– Дивы, – Отвертка все-таки коснулся шеи, и прикосновение это заставило Антонину замереть. Сердце сжалось в нервный комок. – Ему нужны дивы. Останови.
Он убрал руку.
И сказал:
– Возьми деньги. Возьми золото. Ты видишь где.
– Нет.
– Возьми. Я… Александр Сергеевич Карамазин, князь и наследник рода Карамазиных, признаю тебя, Антонина, своей законной дочерью и наследницей…
Он запнулся, а ветер зашелестел, будто смеясь, а заодно подговаривая открыть глаза, оглянуться, посмотреть на человека, который…
…нет, матушка не стала бы связываться…
– …и передаю тебе силу и право…
Силу…
…сила его ощущалась здесь темным густым потоком, который грозил снести Антонину, потому что…
– …распоряжаться всем имуществом моим, как движимым, так и не движимым.
Он замолчал.
Молчала и Антонина.
– Ты… не желаешь спросить? – Отвертка, некогда князь Карамазин, один из тех, о ком Антонина читала в школьном учебнике, угнетатель и кровопийца, держался сзади.
– Ты и вправду мой… отец?
– Да.
– Почему…
– Сыну князя можно любить цирковую актриску, но негоже упоминать о той любви в приличном обществе, не говоря уже о большем. Бродяге, вдруг оставшемуся без дома и имени, которое стало слишком опасным, чтобы признаваться в нем, нечего предложить женщине. Правда, она ничего и не требовала, но… я был обязан ей жизнью.
…может, поэтому матушка так и не согласилась на те, другие, предложения, которые поступали? И ведь предлагали отнюдь не покровительство, не только покровительство, но и положение.
Отношения.
Официальные. Одобренные обществом. Способные вытянуть ее из… этого.
– Ради нее я не сдох, а затолкал княжескую честь туда, где ей ныне было самое место. Да… случилось сидеть, но… отсидел и вышел.
С новою короной.
– Ты появилась на свет, когда я впервые попал на каторгу. Пока росла, побывал там трижды. Уходил. Научился… многому научился. Да и сама знаешь. Возвращался к ней, но потом получил корону и… вновь стало слишком опасно признаваться.
– А теперь?
– Теперь я, наконец, найду ее. И мы выберемся. Куда – не знаю. Но мы выберемся?
– А я? – прозвучало до отвращения жалко, будто она, Антонина, вновь маленькая девочка, растерянная, не знающая, как ей быть.
– А ты справишься, – совершенно спокойно ответил князь. – Но помни, ты унаследуешь не только силу, но и долг.
– Перед дивными?
– Да.
Антонина склонила голову.
– Остальных не бойся. Перстень возьмешь, покажешь… кто-то будет возмущаться, да ныне не те времена, когда сила правит. Никогда-то по сути своей она и не правила. Захочешь удержаться – удержишься. Захочешь уйти – позволят, только цену назначь достойную. И договор проси. На крови.
Антонина промолчала.
Наверное, стоило сказать что-то. К примеру, что она любит. Его ли, матушку ли… и вообще… и мечтает о семье. Или нет?
Она выдохнула, отпуская мир. И губы дрогнули, произнося одно-единственное слово:
– Удачи…
…почему-то не возникло и тени сомнений, что он найдет маму. И уже там, в мире реальном, отдышавшись, вытерев ладонью закровивший нос, она поняла, насколько сглупила.
Имя!
Она не спросила ни имени, ни примет заказчика.
– Вот дура, – прошипела, тревожа окружающую тишину. И сама себе пощечину отвесила. Помогло. Как всегда. И отпустила, что боль непонятная, что… взять себя в руки.
Выдохнуть.
Вдохнуть.
Подняться. И наклониться, зажав нос пальцами. Кровь остановилась сразу, но не хватало, чтобы какая-нибудь капля упала на тело. Антонина коснулась холодной руки, перехватила ее за запястье и с трудом, но стянула неприметное колечко.
В руках ее оно поплыло, меняясь, подстраиваясь, признавая за нею, Антониной, право… не хватало проблем. И как ей быть? Нет, наследство она примет, но… чтобы воровскую корону примерила женщина?!
…потом. Антонина подумает обо всем потом, когда будет у нее время. А сейчас она поднялась, еще раз потрогала нос, убеждаясь, что кровотечение прекратилось.
Тайники она вскрывала уже без страха. Дважды руку опалило жаром, но всякий раз кольцо поглощало его, рассеивая охранные плетения.
Золото.
Камни.
Ассигнации. Домой нести нельзя, а оставить… ни один из прежних тайников для такого дела не годился. Появилось даже искушение вернуть, как было, но Антонина упрямо мотнула головой. Как бы потом ни обернулось дело, деньги всегда пригодятся.
Она покинула дом, когда сумерки уже почти сгустились, не зная, сколько времени прошло. Немного, если милиция еще не приехала.
И ладно.
Ждать она не станет. Незачем. Возможно, когда-нибудь потом, через год или два, или десять, не суть важно, но Антонина вернется, чтобы узнать, где похоронили князя, коронованного в двух мирах. И быть может, навестит его могилку.
Если будет настроение.
И розы. Надо будет посадить розы.
Опять же, если, конечно, будет настроение.
Глава 9
Розочка с Машкой, все еще ошалевшей, не верящей в собственное счастье, уснули, обнявшись. И выяснилось, что ее, Астры, кровати, для детей еще хватает, а вот самой Астре места уже маловато.
Нет, если с краю.
Бочком.
И вообще… она вздохнула и поправила тяжеленное пуховое одеяло, от которого успокаивающе пахло травами. Во сне дети выглядели, как и положено, детьми.
Ничего. Астра на полу ляжет. Если постелить второе одеяло, а накрыться пледом, то вполне себе можно переночевать. Или…
Тихий стук в дверь заставил подняться.
– Доброй ночи, – маг не переступил порог, но голову вытянул. – Спят?
– Спят, – подтвердила Астра. И зачем-то добавила: – Умаялись.
И улыбнулась, потому как и вправду умаялись, чего за Розочкой, пожалуй, с рождения не водилось. А тут вот… ведьмы и танцы, и кружок музыки, и еще готовка.
Ужин.
Разговор, который, казалось, никогда-то не прекратится. И снова ведьмы. Сонный мед, который Астре всучила Аннушка же, со стыдливым притворством отводя взгляд, будто бы ей и вправду неловко было. И Астра думала отказаться, но Савожицкая кивнула, мол, возьми.
Астра и взяла.
И мед был хорош, сладкий, весеннего первого сбора, он, смешанный с травами, настоянный на них, еще не загустел. И верно, до новой весны не загустеет, то ли благодаря травам, то ли ведьминской силе. Главное, ложечки его, разведенной в теплом молоке, хватило, чтобы Розочка стала зевать, а там и…
– Это ведь хорошо? – спросил Святослав, взъерошив волосы.
– Да.
– А… ты как?
– Тоже неплохо.
– Нет, в смысле, спать где будешь?
– На полу, – Астра иных вариантов не видела, но магу ответ не понравился.
– На полу холодно. И жестко. И вообще… – он задумался ненадолго. – Иди ко мне. В смысле, в комнату. Меня все равно вызывают. Я поэтому и пришел, сказать, что вызывают…
Сердце екнуло.
Отца тоже вызывали, незадолго до того, как… и он вернулся нарочито бодрый, сказал, что все глупости, просто… интересовались.
– Тише! – Святослав вскинул обе руки и вошел. – Это не то, что ты думаешь.
Конечно, не то.
Не может быть, чтобы…
Ее вдруг обняли, сжали так, что дышать стало невозможно, а потом вдруг страх исчез. Вместо него на Астру упало теплое покрывало чужих эмоций. Спокойствие. Уверенность.
Желание защитить.
Убаюкать.
И дыхание вернулось тоже.
– Таких, как я, мало… и таких, как ты, тоже немного…
…никогда не было много, но это не помешало ведь…
– И время сейчас другое… то закончилось. Ушло. Совсем.
Нет.
Это только дураки могут верить, что совсем. Изменилось – да, но не ушло. Остались люди со своими привычками, со страхом и подловатыми желаниями.
Месть?
Отец не сделал ничего плохого. Он людям помогал, как и мама, только в клинике все открестились и весьма поспешно. Кто хочет иметь что-то общее с врагом народа?
А вот порадоваться, поздравить друг друга, что вредитель обезврежен, это да…
…и воспользоваться ситуацией.
Зависть.
Бабушка рассказывала о своей соседке из той, прежней, жизни, где тоже была коммунальная квартира, появившаяся после уплотнения. И о том, что работала Клавушка секретарем, только не просто, а секретарем у прокурора области.
Малая должность.
Тихая женщина.
С правом вносить в список имя… не часто, нет. Раз в месяц…
…говоря о ней, бабушка менялась в лице и замолкала. А в молчании ощущалась, как становится тяжелой, густой ее сила. Она рассказывала о том, какими вежливыми все были с Клавушкой, как вязали ей кофточки и угощали вареньями, как спешили освободить ванную и убирались в ее очередь, но все равно время от времени кто-то да исчезал.
Клавушку забрали в тридцать девятом. Пришли и… все.
…в квартире устроили праздник.
– Никто не рискнет воевать с магами разума. Со всеми. И с дивами. И с ведьмами. Это обыкновенная рабочая встреча. Мне нужно просто рассказать о том, что случилось в лаборатории. И просмотреть кое-какие документы, – он уговаривал ее, как ребенка, и Астре хотелось быть ребенком, тем, что не желает понимать взрослых слов и не слышит аргументов.
Хотелось взвыть.
Расплакаться.
Вцепиться еще сильнее, хотя она и без того вцепилась так, что ткань рубашки трещала.
– Я бы взял тебя с собой, но дети…
Дети спали.
И улыбались во сне. И были, кажется, всецело счастливы, как могут быть счастливы лишь дети, верящие, что огромный мир этот на самом-то деле добр.
– Я… попрошу присмотреть, – Астра сглотнула, до того спасительной показалась вдруг эта нелепая мысль. Что она изменит, если отправится вместе с ним?
Ничего.
И…
…надо бы забирать девочек и бежать. Не важно, куда.
– Так, – эта перемена в настроении от Святослава не укрылась. – Похоже и вправду лучше будет тебя взять, пока глупостей не натворила.
Разве это глупость, спасать себя?
Или…
– Я попрошу Ингвара, он за девочками присмотрит. Охранку поставлю, на всякий случай. А ты собирайся, только оденься потеплее, а то морозит.
Святослав сам разжал ее пальцы и, поднеся к губам, вдруг поцеловал.
– Все будет хорошо, дива.
– Я… знаю, – солгала она.
…Казимир Витольдович вряд ли обрадуется этакому сопровождению, но с другой стороны сам велел за дивой приглядывать, а приглядывать всяко удобнее, когда дива рядом. А то ведь и вправду станется сбежать куда. И сама погибнет, и детей погубит.
Именно в этом дело.
А не в нежелании Святослава расставаться с нею. Он бы и детей с собой прихватил, честно говоря, но те спали, Ингвар же, выслушав просьбу, кивнул.
Встал.
Потянулся.
– Там полежу, – сказал он Калерии, а та велела:
– Обернись только, теплее будет, – и чуть тише добавила. – И надежнее.
– А не испугаются? – в голосе Ингвара прозвучало сомнение.
– Розочка тебя видела. Да и… спят они крепко. Только если утром… – Калерия посмотрела выжидающе.
– До утра мы вернемся, – поспешил уверить Святослав.
Вернутся.
В самом-то деле.
Астра судорожно выдохнула и сильнее прежнего сжала его пальцы. А ведь еще немного и вправду сломает, хотя казалось бы…
Она надела новое пальто, и ботинки тоже. А Калерия принесла пуховой платок, набросила на плечи:
– Шерстяной, – сказала, не уточняя, чья именно шерсть на него пошла. – А то примораживать начало.
И дива в кои-то веки не стала спорить, но лишь перекинула длинные хвосты платка через шею, чтобы завязать на спине. Она была мрачна и сосредоточена, собрана, словно и вправду отправлялась если не на каторгу, то на войну. И Святослав не решился сказать что-либо, опасаясь нарушить то хрупкое равновесие разума, в котором дива пребывала.
Уже в коридоре они столкнулись с Антониной, какой-то растерянной, взбудораженной и выглядевшей иначе, нежели обычно. В другой раз Святослав всенепременно попытался бы понять, в чем именно случилась перемена и что послужило причиной ее.
В другой раз.
Неожиданно ледяной ветер куснул за щеки. И Святослав, повернувшись к диве, поправил платок.
– Ртом не дыши, – сказал он. – Не хватало, чтобы ты простыла.
– Дивы не болеют.
– Может, дивы и не болеют, а мне не хватало, чтобы ты простыла.
Она фыркнула.
А и в самом деле, если простынет, что с нею делать-то?
– Далеко? – спросила Астра, глянув отчего-то на небо. Луна висела круглая, самая что ни на есть ведьминская, с блеклым щербатым краем.
– Да нет. Сейчас машина подойти должна.
Машина была.
Пусть и не генеральская, но тоже неплохо. Салон успел нагреться, пахло внутри кожей, табаком и одеколоном «Хвойный», причем последним – особенно сильно.
– Снег будет, – нейтрально произнес водитель. Если ему и было любопытно, то виду он не подал. – Рано в этом году…
– Рано, – согласился Святослав.
И больше до самой конторы не было произнесено ни слова.
Особое отделение комиссариата внутренних дел располагалось на окраине города, на той, что почти-то и не пострадала от бомбежек, сохранивши не только дома, но и старые липы. Высоченные, разлапистые деревья в упрямстве своем еще держали листву, и примороженная, покрытая белесым налетом изморози, та серебрилась в лунном свете.
Контора занимала старый особняк, построенный непривычно, уголком. Окна его выходили на дорогу, что с одной, что с другой стороны, и в перекрестье этих самых дорог поднимался к небесам обгорелый столб, который давно следовало бы выкопать, но то ли руки не доходили, то ли по иной какой причине, однако столб не трогали. За прошедшие годы гарь успела смыться, слезла потеками, а сам столб слегка накренился. Он был стар, как и особняк, и ограда, отделявшая место это от людского жилья. Во внутреннем дворе, на месте конюшен появились гаражи, жизнь в которых кипела и ночью.
Кто-то спорил.
Ругался.
Пахло керосином и соляркой, и вовсе железом. Что-то гремело и позвякивало.
Астра стояла, вцепившись в руку, озираясь, готовая немедля отступить. И возникло желание позволить ей уйти, отправить домой с водителем, благо, машину пока не сдал.
– Нам туда, – Святослав указал на здание, которое в сумерках гляделось вполне себе зловещим. Темные окна, темные стены.
– Вниз?
– Наверх.
Она кивнула.
– Внизу подвалы есть, это да.
Астра глянула искоса.
– И я знаю, что про эти подвалы говорят.
Во взгляде появилась нервозная настороженность.
– Про все подвалы… в таких домах говорят. Даже когда подвалов нет. И да, порой говорят правду.
Ноздри ее дрогнули.
– Я не знаю, что было здесь… и было ли.
…ложь.
Было.
Наверняка.
И есть архивы. Есть списки. Постановления. И отчеты. Приговор приведен… перечень конфискованного имущества, как в том городке, в котором Святославу пришлось задержаться. Ценное вывезли, а кому нужна старая обувь или вот веревки? Мешки, ремни… все это хранилось, и местные старались к кладовке не подходить лишний раз.
Тянуло оттуда.
Да.
Затем его и позвали, чтобы проверил, тянет оно и вправду или лишь мерещится.
…из полугнилой рухляди разложили после костер, но то ли отсырела она, то ли по какой иной причине, но куча долго не занималась, чем породила новую волну слухов.
Проклятье.
– Прошлого не изменить, – Святослав сказал это не диве, которая ничего не спрашивала. Себе. – А сейчас… сейчас никого не расстреливают только на основании доносов.
– А на каком расстреливают? – она вцепилась в оговорку. – Ты… расстреливал?
– И приговаривал.
Читать бесплатно другие книги:
