Метро 2035: Питер. Специальное издание Врочек Шимун

Гнильщик повернулся, открыл рот… Поднял фонарь.

Из темноты надвигалось нечто – огромное и седое. И оно было раздраженным.

Гнильщики переглянулись. «Гурман» опустил заржавленный тесак, втянул в плечи неровную, в странных пятнах, голову. Повернулся к остальным – их было пятеро. Трое мужчин и две женщины. Правда, различия между ними были самые минимальные. Воняющие на все метро груды тряпья и злобы.

– А ну, съебались из кадра! – Старик двинулся прямо на них.

К удивлению Ивана, гнильщики, глухо ворча, отступили. Старик сделал шаг, второй. При ходьбе он опирался на огромный ржавый костыль, обмотанный почерневшей изолентой. Седая грива воинственно колыхалась на его плечах. Ричард Львиное сердце.

Ну, или псих.

– Уебу – мало не покажется, – предупредил старик. – Вы меня знаете.

Гнильщики заворчали. Разошлись в стороны, чтобы охватить его кольцом.

Старик взмахнул рукой…

Свист воздуха.

Огромный ржавый костыль ударил гнильщика в грудь. Раздался звук, словно что-то сломалось. Гнильщика отбросило метра на два, он упал на спину и глухо застонал.

«Однако», – подумал Иван. Старик с необыкновенной ловкостью двинулся к потерянному оружию. Второй гнильщик бросился на перехват – получил коленом в пах и откатился, завыл. Третьему старик с размаху врезал локтем по зубам.

Остались женщины.

Старик наклонился, продолжая смотреть куда-то в сторону. Сделал рукой странное движение, словно пытаясь найти костыль на ощупь.

Нащупал, выпрямился. Взмахнул костылем. Жуткий свист рассекаемого воздуха.

– Ну, кто на новенького?

Иван выдохнул. Гнильщики позорно бежали, забыв фонарь. В тусклом свете Иван видел только старика. И слышал топот удаляющихся шагов.

– И заебали ломать мой ВШ! – заорал старик вслед гнильщикам. Иван снова удивился, до чего тот огромный. Два метра ростом. Вот еще одно заблуждение развеялось. Словно калеками могут быть только маленькие люди.

В ответ из темноты долетели различные эмоциональные возгласы. Что-то про «хорошего человека энигму».

– Они… кхм-кхм. – Иван откашлялся. – Они вас знают?

В старике чувствовалась огромная сила – и бешеный темперамент. Того и гляди, раздолбает что-нибудь от избытка чувств. Компактный передвижной вулкан на одном костыле.

– Хех. Да меня тут каждая собака знает, – сообщил старик.

Глаза его смотрели куда-то над плечом Ивана. Диггер покосился – да нет там никого. Что старик увидел?

– Собака? Павловская, что ли? – переспросил Иван. Спохватился: – Черт! Без обид, дед, сорвалось с языка.

– Кто тебе дед? – удивился старик. – Я?

Иван хотел ответить, но не успел. Старик наклонился и положил ладонь ему на лицо. Шибануло запахом изоленты и застарелого пота. Пальцы старика ощупали нос, щеки, лоб Ивана, небритый подбородок. «Блин, дед!» Иван попытался отодвинуться, но сил не было. Его дернули за ухо. Иван поморщился.

– Полегче, – сказал он.

Старик приблизил к нему свое лицо. Глаза были белые, без зрачков, и смотрели над головой диггера.

– Что ты там бормочешь?

И только тут Иван сообразил, что его спаситель слеп.

Синее пламя спиртовки било в закопченое донышко кастрюли.

– И вот тогда Федор мне позвонил, – сказал старик.

– Позвонил? – удивился Иван.

– Телефон.

Старик помешал ложкой варево. Иван даже отсюда чувствовал резкий запах горящего сухого спирта и вкусный аромат варева. Грибная похлебка. В животе у Ивана настойчиво забурчало.

– Я когда с ним связался, – сказал старик, продолжая помешивать похлебку. – тоже подумал, что глюки у меня. Я в своей жизни наркотики всякие пробовал, но тут был какой-то очень яркий и тяжелый приход.

Иван повел головой.

«Только не рассказывайте мне про “приход”. Перед вами фактически отец галлюциногенной бомбы…»

– С кем связались-то? – переспросил он.

– С Федором. Я разве не сказал? Федор Бахметьев его зовут, он там живет…

– Где? – «Кто-то из нас точно бредит».

– На ЛАЭС. Ленинградская атомная станция, не слышал разве?

Приехали. Иван откинулся, заложил руки за голову. Похоже, «яркий приход» у старикана до сих пор не закончился.

– Я о них много знаю. У меня отец строил атомные станции, – сообщил старик. – Я в детстве играл с чертежами РБМК.

– А что это?

Старик пожал плечами.

– Реактор. Чернобыльская модель. Практически один в один с ленинградским. Только питерский помощнее будет.

Н-да.

День ото дня все интереснее жить. То в тебя стреляет лучший друг, то с реактора звонят…

– Какой телефон-то? – спросил Иван.

– Чего?

– Я говорю: по какому телефону вы с ним говорили?

– Вон на там, на столе. Красный такой.

Иван с трудом поднялся. Голова кружилась.

Еле-еле, по стеночке, добрел до двери, толкнул ее. Скрип.

На столе действительно стоял телефон. Только совсем не красный. И даже не зеленый. Иван покосился на старика – тот достал белый пластиковый пузырек, открыл и начал солить варево. Вкусный запах не давал Ивану сосредоточиться и подумать. Черт.

Желудок опять сжался. Иван практически слышал, как тот рычит.

Успеешь, диггер. А пока действуй.

Иван рывком добрался до стола, плюхнулся на стул. Посидел, пережидая головокружение. Когда комната вокруг перестала уплывать, оглядел стол.

На нем стоял единственный телефон. Из матово-серой пластмассы, со следами пальцев на слое пыли.

Давненько им не пользовались, похоже.

И тут только до Ивана дошло. Старикан-то слепой! Все шутим на старости лет.

Иван снова посмотрел на телефон. Не работает – зуб даю. Не ра-бо-та-ет. Может, старику действительно звонили с ближайшей станции? Может, он того – родственник какого-нибудь главного коменданта? И ему провели отдельную линию. Угу.

Но это куда логичнее версии о звонке с ЛАЭС.

Иван взялся за трубку, пальцы обхватили гладкую пластмассу. Помедлил секунду. А вдруг действительно ответят? Что я им скажу?

Пока не попробуешь, не узнаешь. Он поднес трубку к уху… подождал.

Тишина. Далекое, едва слышное гудение.

– Алло? – сказал Иван. – Первый, первый, я второй, как слышишь?

Молчание. Что и требовалось доказать. А то какой-то мифический Федор Бахметьев… ЛАЭС… выдумал тоже.

Иван положил трубку, дотащился до матраса, упал, словно кости из него вытащили. От перенапряжения перед глазами плыли черные круги.

– Сходи к нему, а? – сказал старик.

Иван потряс головой. Да нет, никакой воды в ушах. Он действительно это услышал?

– Вы серьезно?

– А то! До ЛАЭС всего километров восемьдесят. Сосновый Бор знаешь? Город такой был. Вот она там, эта станция атомная. Кто-то должен туда смотаться, верно?

Иван хмыкнул.

– Видимо, этот «кто-то» – я?

– А кто еще? – резонно спросил старик. – Сделаешь?

Иван вздохнул.

– Извини, старик. Не в этот раз, похоже.

Лицо слепого застыло изнутри, как сталагмит – накапано по капле за долгие годы, теперь разрушается. Известняковая свеча. Иван видел такие в заброшенных туннелях. Красиво. Но странно.

– Я думал, ты диггер, – сказал старик наконец.

– Я тоже так думал.

Старик помолчал, покачиваясь над котелком. Спалит ведь похлебку к чертовой матери, подумал Иван. Жаль.

– Что с тобой случилось, диггер?

Иван невольно усмехнулся. Хороший вопрос.

– Меня убили.

– Хмм! Это бывает.

– И теперь мне нужно кое с чем разобраться.

Старик поднял белые брови.

– Всем нам нужно кое с чем разобраться. На то мы и люди.

Иван хмыкнул.

– Верно сказано.

– Суета, – произнес старик. – Суета, суета… Я пока был молодой, как ты, тоже все время суетился. Какие-то заботы, обиды, друзья, союзники, враги… женщины. – Последнее слово старик произнес так вкусно, что Иван засомневался – точно ли старик оставил позади это свое увлечение?

– Женщины, – повторил старик. Вздохнул. – А надо думать о вечном. Вот ты о чем думаешь?

– Жрать хочу, – сказал Иван. – И башка кружится…

На самом деле он соврал. Думал Иван в этот момент вовсе не о еде. Когда диггер закрывал глаза, на внутренней стороне век горели три имени:

Мемов

Орлов

Сазонов

Все просто.

«Осталось придумать, в какой последовательности я буду их убивать».

– Спишь? – Ивана толкнули. – Или кони двинул?

Он открыл глаза. Над ним склонился слепой, белые космы свисали вокруг бородатого лица.

– Держи, салага. – Старик протянул ему помятую железную тарелку. В прохладном воздухе похлебка мощно парила. Желудок Ивана взревел и бросился в атаку. – Приятного аппетита. Жри, как говорится, от души. – Другой рукой старик сунул ему почерневшую металлическую ложку.

Иван вдохнул пар. От похлебки отчетливо тянуло горелым.

– Спасибо, – сказал Иван.

Второй день он чувствовал горячие толчки под ребрами, биение жара в теле, которое стало не совсем его собственным – как нарывающий зуб уже совсем не твой зуб, а нечто чужое, опасное, поселившееся глубоко в твоей челюсти.

Но зуб можно вырвать, а с телом не так просто.

– Пуля прошла вот здесь, – показал доктор, военный медик с «Площади Ленина». – Попала в металл и ушла по касательной. Тебе повезло, что ты надел защиту. Бронежилет?

У военврача было длинное лицо и короткие брови. Почти лысый, с тощей шеей. Как гриф из диснеевского мультфильма про Маугли, который Иван видел в детстве. Но твердый, словно железо – это Иван сразу понял. У такого не забалуешь.

– Совпадение, – сказал Иван. – У меня ребра были повреждены. И спина в тот день болела. Вот я их и закрепил, чтобы не болтались лишний раз. Проложил металлическими пластинами и закрепил на бинт сверху. Держит. То есть… – Иван помедлил. – Держала.

– Удивительно. – Брови врача поднялись. – Впрочем, я слышал и о более невероятных случаях. И в ладанку пуля попадала и в книгу. А у вас, смотри-ка, в самодельный бронежилет. – Он посмотрел на Ивана пугающе голубыми глазами. – Был такой старый фильм… «За пригоршню долларов», кажется. Клинт Иствуд… впрочем, вы его вряд ли знаете. Он повесил на грудь печную заслонку.

– Я просто снять их не успел, – объяснил Иван зачем-то. Словно был виноват в том, что простая случайность спасла ему жизнь…

Врач улыбнулся, поднялся. Фонарь, закрепленный на шнуре, исчезнув за его головой, окружил лысину синеватым нимбом. «Ух, ты, – успел подумать Иван, прежде чем врач сдвинулся, – он же как святой на старой иконе». В глаза Ивану плеснуло белым. Он прикрыл глаза. На внутренней стороне век таял раскаленный просверк ламповой спирали.

– Я оставлю перекись, – сказал доктор. – Еще стрептоцид. Порошковый. Антибиотики прописал бы… Но, увы, у меня их нет. Впрочем, я думаю, у вас и так будет все хорошо. Организм сильный, крепкий. Только содержите рану в чистоте.

– Спасибо, доктор, – сказал Иван.

Когда доктор ушел, он вернулся на койку. Закрыл глаза. Ребра пульсировали. Смешно. Кто бы знал, что та тварь с «Приморской» невольно спасет его от пули? Вот это номер.

Через минуту он услышал шаги и стук костыля. Решил не вставать. Интересно, что старикан учудит на этот раз? Иван чуть приоткрыл веки, задышал ровнее, чтобы сойти за спящего.

– Разлегся. – Старик постоял над ним, прислушиваясь.

Затем поднял костыль… Ч-черт! Иван не успел среагировать, как тупой наконечник вонзился ему в здоровый бок.

Блять!

Иван сам не понял, как вскочил.

– Ты, блин, что делаешь?!

– Поднимаю тебя, чтоб не валялся на моей койке, – спокойно объяснил старик. – Ибо нехуй.

– Доктор сказал: лежать!

– Вот и пиздуй на свой матрас. – Старик усмехнулся. – Который, кстати, тоже мой.

Иван не выдержал, засмеялся. А у старикана есть определенный шарм.

– Ладно, – сказал Иван. Стоять ему уже было невмоготу. Комната перед глазами кружилась. Снова здорово… Надо отлежаться еще денек и топать дальше. «Авось не сдохну», – решил Иван.

– Ладно, уговорил, языкастый. Где твой матрас?

Ночью ему опять снились госпиталь и лейтенант с мертвыми глазами. В слепящем белом свете он шел за лейтенантом по проходу между койками, раненые смотрели на них с ненавистью и страхом, отводили взгляды. И снова вспышка, мир вздрагивал и сдвигался, когда лейтенант нажимал на спуск.

Доктор падал медленно-медленно. Иван видел белесые волоски у него на тощей шее. Но лицо доктора изменилось, теперь это был военврач с «Площади Ленина». Беззвучно разевали рты медсестры. Одна из них была Таня. Другая – та девушка, Илюза. Иван удивился.

Илюза кричала. Таня кричала.

Иван положил руку на плечо лейтенанта…

Тот медленно поворачивался. Иван уже предчувствовал, что не нужно было этого делать… но, наконец, увидел лицо.

Лейтенантом был Сазонов.

– Здорово, Ван! – весело сказал Сазон. Вспышка. Иван вздрогнул, почувствовал, как пуля входит ему между ребер… «Там же металлическая пластина, верно?» Иван опустил голову и увидел, как кровь толчками выбивается из пулевого отверстия. «Меня убили», подумал Иван. И начал падать…

Отдаляющееся лицо Тани.

Белое подвенечное платье.

Отчего не бросилась, Марьюшка, в реку ты…

Иван открыл глаза. Пора уходить, понял он. Хватит терять время. Выздороветь можно и по пути.

Над ним был серый потолок с щелью между плитами.

Обитал старик в перегоне от «Восстания» до «Чернышевской», в маленьком заброшенном бункере. Для каких целей его создавали, неизвестно, но тут было две комнаты, одна из которых с телефоном, а в дальнем конце, через коридорчик, что-то вроде складского помещения – маленького и темного. Там стояли серые железные шкафы и возвышалась колонна из инструментальных ящиков, сложенных один на другой. В бункере был свет – лампы на шнурах. И две из них работали! Впрочем, к тому, что электричество может быть везде и расходоваться без нормы, Иван после «Площади Восстания» начал уже привыкать.

Старику освещение без надобности, так что, можно сказать, Ивану повезло.

– Собираешься уходить? – спросил старик, когда Иван сообщил ему о своем решении. – Дело твое, хозяин барин. Возьми. Твой паспорт.

– Серьезно?

Иван вынул потертую книжицу из пальцев старика, осторожно раскрыл.

«Иван Сергеевич Горелов. Дата рождения: 01.11.2008, место рождения: г. Санкт-Петербург Ленинградская обл.»

– Это не мой паспорт, – сказал Иван. – Имя мое, а паспорт не мой.

Старик пожал плечами.

– А чей? Он лежал рядом, когда я тебя нашел.

Может, его выронил гнильщик? Вот это у судьбы шуточки.

Иван хмыкнул.

Подарочек от гнильщиков. И как нельзя вовремя – без документов в метро сложно.

– И кто ты по паспорту? – спросил старик.

– Иван. Только фамилия другая.

– Ну и забей. – Старик задрал голову, словно разглядывал потолок. – Даже привыкать не придется.

– Логично.

Сазонов забрал оружие Ивана, нож, фонарь и документы – остальные вещи были в Ивановой сумке на станции. Там же, в сумке, был и стеклянный шарик. Подарок для Тани. Иван прищурился. «Таня». Глаза – лампы накаливания с выгоревшими спиралями.

– Мне нужно домой.

Молчание.

– Вернуть все, как было – это и есть твоя цель? – Старик повернул голову к Ивану. – Не слишком романтично.

– Я хочу назад свою жизнь, – упрямо сказал Иван.

– Глупости, – сказал старик. – Твоей жизни никогда не было. Ты умер на этой войне, диггер. Просто ты до сих пор этого не знаешь. Ты умер, Иван, – повторил он. Белые глаза без зрачков смотрели на диггера из-под век.

– Кто ты?

– Я? – Слепой засмеялся. – Смех расточил я звенящий на тысячу кубков… – продекламировал он. – Вышла из мрака младая… Ты знаешь такую? …с перстами пурпурными, Эос.

Иван невольно вздрогнул. Где он слышал про «младую Эос»? Не так давно… впрочем, недавние события, казалось, произошли сто лет назад.

– Как мне тебя называть, старик?

Тот помолчал.

– Зови меня Айс, – ответил наконец. – Хотя лучше… никак не зови.

Через два дня Иван окреп достаточно, чтобы совершать короткие прогулки. Старик пошел с ним – нехотя и ворча. А главное, неясно, зачем – по крайней мере, Иван этого так и не понял. Ради компании? Держи карман шире, а то патроны не влезут. Гулять со стариком было сущее мучение. У него был свой ритм. Обычно он врубал полную скорость и убегал вперед на своем костыле. А иногда, как нарочно, плелся позади.

Чтобы отвлечься от боли в выздоравливающем теле, Иван рассказывал старику о своем походе на Приморскую.

– Я как тигра увидел, сразу понял, что тут дело нечисто.

– Тигра? – удивился старик. – Какого тигра?

– Белого.

– Бенгальского, что ли? Хех. – Старик вдруг засветился изнутри, как потолочный плафон из матового стекла. – Красивая тварь. Откуда он в метро?

– Ну, говорят, один из работников зоопарка его выпустил перед самой Катастрофой. Тигр забежал в метро. Байка, конечно, – сказал Иван. – Но почему бы и нет? Мне нравится.

– Байка, говоришь? – Старик почесал бровь. – Вообще-то это я его выпустил.

Пауза. Иван решил, что ослышался. Или старик окончательно сбрендил? А мир за семь дней он случайно не создавал?

– Откуда выпустили?

– Из клетки, конечно! Не задавай идиотских вопросов. – Старик продолжал шагать, опираясь на костыль. «Двужильный, сука». – А где он, по-твоему, должен был находиться? На Эмпайр Стейт Билдинг? Ну ты чайник.

Это было обидно. Иван даже остановился, чтобы разобраться в собственных ощущениях. Действительно, обидно. Он и забыл, когда в последний раз чувствовал подобное. Пожалуй, после смерти Косолапого – ни разу.

Стоило позволить, чтобы тебя убили, чтобы снова почувствовать себя чайником.

– О, великий гуру, скажи… – начал Иван.

– А в торец? – Старик даже остановился.

– Понял.

Иван помолчал.

– Слушай, дед, а зачем ты его выпустил? Нет, серьезно?

В этот раз они зашли дальше обычного. Сегодня, ради разнообразия, ноги Ивана не дрожали, а сердце не работало так, словно из последних сил перекачивает загустевший на морозе мазут.

Стоп. А это что такое?

– Что это? – спросил Иван.

Старик пожал плечами.

– Вентуха. Ничего интересного, – и пошел дальше. Тук, тук, тук.

Иван подсветил фонарем. Обычный вход в обычный вентиляционный туннель. Оттуда шел плотный поток воздуха – Иван почувствовал, как тот шевелит волосы на лбу. Смотри-ка, до сих пор работает. Он зашел внутрь.

Высветил лучом фонаря бочонки, составленные один на другой – получилась башня. Угольные фильтры. Понятно.

ФВУ. Фильтро-вентиляционная установка. Дальше, если пройти по стволу, обнаружатся гермодверь и шлюзовая камера – выход наружу. Диггеры иногда пользуются стволами ФВУ-шек для заброски на поверхность. Но это сложный трюк. По лестнице лезть, даже если она в хорошем состоянии, никаких рук не хватит. Семьдесят метров. А уж если с грузом или лестница обледенела… н-да.

«Впрочем, один раз я такой фокус проделал, – подумал Иван. – Когда за мной гнались зеленые – веганцы. Но тогда и выбора у меня не было…»

Иван огляделся. Видимо, за ФВУ-шкой ухаживают, все неплохо сохранилось. Он подсветил лучом стену. Полустертые цифры на бетоне – номер ФВУ-шки. Иван хмыкнул, пошел к выходу.

Когда уже спустился на рельсы, внезапно его словно током ударило.

Черт, не может быть.

Иван вернулся. Ерунда. Сердце стучало.