Лекарство для покойника Незнанский Фридрих
— Когда именно?
— С полгода назад, точно не помню.
— Подвески хранились в сейфе. Вы знали комбинацию?
— Нет, конечно. Просто, когда мы шли на какой-то прием, Леня сам открывал сейф и выдавал их мне.
— Слушайте, какой может быть прием в Гурзуфе?!
— Ну не знаю. В Ялте-то светская жизнь какая-никакая функционирует. Или я их надевала, когда к нам кто-нибудь приезжал.
— И часто такое бывало?
— Гости? Да постоянно. У Лени постоянно бывали всякие деловые партнеры, но он настолько был хлебосольный, что всякий раз это превращалось в нечто большее.
— Скажите, а Богачев всегда держал ваши драгоценности в своем сейфе?
— Только эти подвески. Остальное все всегда было у меня. Вероятно, ценность подвесок действительно была особой, раз он был так непреклонен в этом вопросе. Впрочем, я не возражала. Хотя, честно говоря, чувствовала, имею их... ну, как бы в прокат, что ли.
— А он не пытался хранить подвески, скажем, в банке?
— Но я же их часто надевала! — возмутилась Катя. — Как вы себе это представляете?!
Турецкий попытался представить подобную ситуацию, возникшую между ним и его женой, и действительно не смог.
— Ну ладно. Если Гукк приносил вам драгоценности на дом, значит, либо ему, как посреднику, доверяли не только вы, но и продавцы, либо он сам был перекупщиком. И перепродавал камешки вашему мужу. Возможен такой вариант?
Она в раздумье покачала головой.
— Второе — вряд ли. Он не казался мне настолько состоятельным человеком. Думаю, что Артур Карлович должен быть известен как оценщик.
— Хорошо бы это было так. Тем легче будет его найти. Катя, а вы бывали в его московской квартире? Знаете адрес?
— Конечно. Он живет в самом центре, на Варварке.
— Давайте ему сейчас позвоним, — предложил Турецкий.
— Не стоит, — она покачала головой. — Я уже пыталась неоднократно. Никто не подходит.
— А его внук, гувернер вашей дочери, разве не знает, где находится его дражайший дедушка?
— По крайней мере, мне Виктор об этом ничего не говорил. Да и ведь допрашивали его уже, — напомнила она. — Так что, если бы он об этом говорил, вы бы уже знали. Нас ведь всех уже допрашивали. На следующее утро.
— Кстати, раз уж речь зашла о Викторе. Каким образом он попал в ваш дом?
— Он — внук своего деда, — напомнила Катя. — Для нас этого было достаточно.
— То есть это значит, что старшему Гукку вы доверяли абсолютно.
— В общем, да.
— Настолько, что доверили своего единственного ребенка его внуку?
— Послушайте, чего вы хотите от меня?!
— А чему он учит вашу Юлю? — не обращая внимания на ее раздражение, спросил Турецкий. — Ведь в школу, пардон, гимназию, она еще не ходит, по вашему признанию. Или уже осваивает науки дома?
— Он учит ее языкам. Он блестяще знает немецкий, очень неплохо английский и чуть хуже — французский.
Турецкий поднял руки вверх, сдаюсь, мол.
— Еще родственники у Гукка есть?
— Нет, насколько мне известно. Родители Виктора погибли. Довольно давно, — тут же добавила Катя, заметив, что Турецкий готов был задать вопрос по этому поводу.
Турецкий окончательно обессилел и мысленно капитулировал, но постарался придать лицу надменное выражение.
— Ладно, пока закончим на этом, только скажите мне, когда, где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Гукком-старшим?
Оперуполномоченный МУРа Владимир Софрин. Москва. 24 августа, 14.10
С утра зарядил обложной дождь. Только к обеду он истощил свои силы и стих. Небо прояснилось, и сразу же по обильным лужам весело заскользили солнечные лучи.
Софрин, рядовой муровский опер, глядя из окна своего кабинета на эти изменения в природе, не улыбался и не светлел лицом. Предстояло заняться новым оперативным делом, которое вчера поручил ему лично начальник МУРа, генерал-майор Грязнов. А уж он-то никогда не подсовывал пустышек, не говоря уж о том, что относился к Софрину чуть ли не как к родному сыну. И Володя старался изо всех сил, чтобы не подвести своего наставника.
Вот и сейчас, узнав о сути задания, сразу почувствовал, откуда ветер дует. Из Генеральной прокуратуры, не иначе. На вопрос, уж не Сан Борисыча ли инициатива, Софрин получил едва заметный кивок Грязнова, что подтвердило предположение, но не обрадовало. Уж он-то знал, когда «важняк» Турецкий и Грязнов начинали вместе свои игры, окружающее пространство превращалось в русскую баню, а помощники соответственно потели до седьмого пота.
На первый взгляд не такая уж и архисложная задача — разыскать в Москве какого-то там Артура Карловича Гукка, старика, подозреваемого в убийстве. Но убийство совершено не здесь — это раз. И прихлопнули не какого-нибудь пенсионера Иванова-Сидорова (этим Генпрокуратура заниматься едва ли будет), а довольно заметную фигуру в отечественном бизнесе. Это два. В сумме получалось, что, как пойдут поиски и во что они выльются — вещь совершенно непредсказуемая.
Тем более что московскую квартиру Гукка уже внимательно обследовали. Вячеслав Иванович съездил туда лично и обследовал каждый закуток. Само собой, что старика там не было и в помине (не станет же подозреваемый в убийстве спокойно отсиживаться по месту прописки?!), и не только его, но и малейшей зацепки по поводу его возможного местопребывания. Жилплощадь не дала ни единой улики.
Но первая зацепка все же была. Только это и радовало. Грязнов получил информацию от Турецкого, что пропавшего Гукка познакомила с женой Богачева ее подруга еще со времен работы на подиуме. Вот с нее Софрин и решил начать.
Отойдя от окна, снял с вешалки джинсовую куртку и несколько секунд вертел в руках. Потом, решившись, надел ее и посмотрелся в висевшее тут же большое зеркало. На него смотрело узкое веснушчатое лицо с немного, как ему казалось, длинным носом и детскими серыми глазами.
— Н-да, — Софрин расчесал коротко стриженные волосы и зачем-то еще пригладил их руками, — произвести впечатление вряд ли удастся. Или нет?
Дом моделей «Селена» располагался в старом отреставрированном особняке на Гоголевском бульваре, недалеко от станции метро «Кропоткинская». Выкрашенное в белые и оранжевые тона трехэтажное здание бросалось в глаза издалека. Широкая дубовая дверь выходила прямо на тротуар. Тут стояли припаркованные автомобили, в основном иномарки. Софрин шагнул внутрь.
Два рослых парня в черной униформе смотрели за стойкой по четырнадцатидюймовому «Самсунгу» какой-то боевик. Один сразу отреагировал и преградил вошедшему путь. Впрочем, в нем не было ничего угрожающего, больше — положенное по роду службы, хотя и немного детское любопытство. Стандартный вопрос уже готов был сорваться с губ, но Софрин его опередил. Молча показал удостоверение.
— По какому вопросу? — все же поинтересовался охранник.
— Мне нужна госпожа Алешина. Где ее можно найти?
Лицо парня от удивления приняло еще более детский вид.
— На втором этаже, в зале просмотра. Там спросите.
Софрин направился к мраморным ступеням. Поворачивая на лестницу, он задержался на просторной площадке. В помещение вошел мужчина в легком хлопчатобумажном костюме цвета кофе с молоком и белой рубашке. Его никто не остановил, не поинтересовался, кто такой и по какой надобности. Охранники приветственно, как старому знакомому, закивали ему, а тот, что разговаривал с Софриным, бросив пару слов, указал глазами на лестницу. Муровский сыщик едва успел уловить на себе взгляд «кофейного» незнакомца — он уже легко взбегал дальше по ступеням.
На втором этаже в огромном холле находился бар, видимо, для своих. Он был наполовину пуст. Дверь с табличкой «Демонстрационный зал» располагалась рядом, слева. Вправо уходил коридор с многочисленными комнатами по обе стороны. Софрин, не мешкая, прошел в зал.
Людей и здесь было немного. Но царила оживленная рабочая атмосфера. Небольшой квадратный зал на две части разбивали ряды с обтянутыми красной материей сиденьями. На них группками по два-три человека сидели и перешептывались молоденькие девушки. По сцене, выполненной в виде мини-подиума, метался неопределенного возраста мужичок в темных широких брюках, ярко-красной рубахе и клетчатом жилете. Он наматывал круги вокруг одиноко стоявшей девушки, что-то на ней поправлял, отбегал и снова забегал с другой стороны. Там и поправлять-то было нечего. В таком наряде разве что на пляж. Софрину мужичок напомнил клоуна из далекого детства, когда родители водили его в цирк. Девушка прошлась, тот ее остановил, опять начал щипать и опять попросил пройтись.
Софрин перевел внимание на зал и, не долго думая, подсел к ближайшим к проходу девушкам.
— Извините, — начал он полушепотом, в тон окружающим, — я ищу Нонну Алешину.
— А чего искать? Вон ее на подиуме Мишунин терзает, — ответила ближайшая брюнетка, стриженная под мальчика. Оценивающе взглянула на Софрина и демонстративно отвернулась, потеряв к нему всякий интерес.
Володя пересел поближе к выходу.
В этот момент в зал вошел «кофейный» мужчина. Постоял, рассматривая помещение и сцену, и сразу же вышел. Взгляд его безразлично скользнул по Софрину.
А на подиуме происходила смена действий. Мужичок что-то восхищенно говорил девушке, как оказалось, Алешиной, и проводил ее чуть ли не до спуска в зал. На сцену уже поднималась другая модель в блестящем вечернем платье.
Нонна пошла по проходу, ни на кого не глядя. Она двигалась, как будто и сейчас была на сцене. Софрин залюбовался. Высокая, стройная, с ногами, как говорят, от шеи, узкие бедра и маленькая грудь — ее фигура была создана для такой работы. А откровенное платье только сильнее это подчеркивало. Оно представляло собой легкую, по колено сетку в крупный квадрат с высоким вырезом по левому бедру, без рукавов, но с закрытым горлом. Коричневое, в тон платью, белье легко просматривалось под ним. Но все это не выглядело вульгарно. Софрин долго искал подходящее слово и наконец нашел. Экзотично. Да именно, эк...
Со своими филологическими поисками он чуть не прохлопал Нонну у выхода. Вырос перед ней, как ванька-встанька, представился. Симпатичное лицо девушки застыло в удивлении, большие карие глаза широко распахнулись.
— А что, собственно... — начала она.
— Не волнуйтесь. У меня к вам пара вопросов. Я не отниму и пяти минут, — успокоил Софрин.
— Ну, если так, — протянула она.
— Именно так, — поспешил заверить Володя.
— Давайте вот здесь и присядем.
Софрин был несколько удивлен таким предложением. Неужели в этом огромном здании нет другого, более уединенного места? Но сел рядом, в свободном последнем ряду.
— Скажите, Нонна, вы близкие подруги с Екатериной Богачевой?
— Да. А что? — она непонимающе посмотрела на него.
— Как часто вы видитесь?
Девушка увидела, что он ничего не записывает, и сразу осмелела.
— Раньше, когда вместе работали, часто. Почти каждый день. Потом она вышла замуж и оставила работу. Но встречаться продолжали, хотя и реже. Она и сюда к нам заглядывала. А что такое?
— Это вы познакомили ее с Артуром Карловичем Гукком?
— Н-да. Давно.
— А сами вы с ним видитесь?
— Довольно редко.
— Не могли бы вы подсказать, где я бы мог его найти? — невинным тоном поинтересовался Софрин.
— Ну, дома, надо полагать.
— А где-нибудь еще, кроме московской квартиры, он мог бы находиться?
— Нет. Я и на этой-то была у него пару раз. А что, это связано как-то со смертью Леонида Георгиевича?
— Так вам, Нонна, известно об этом?
— А как же. Катя моя подруга. Да и так половина Москвы знает. А что?
Эти ее постоянные «а что?» начинали Софрина раздражать. Сообщать, что Гукка ищут как подозреваемого в убийстве, он не собирался. Но и чувствовал уже, что сейчас из нее ничего больше не вытащить. И сделал последнюю попытку.
— Нет, что вы. Просто Катя переживает. У них были очень дружеские отношения. А тут пропал человек. Нет его нигде. А такого за Гукком раньше не замечалось. — Девушка понимающе кивала головой. Софрин продолжал: — Возраст. Мало ли что могло случиться. А найти человека — это наша работа. Вот и делаем все возможное.
Нонна сочувственно и, как показалось Софрину, искренне развела руками.
— Но это действительно все, чем я могу вам помочь.
— А кто вас познакомил с Артуром Карловичем? — задал он приготовленный напоследок вопрос и уставился на нее, с нетерпением ожидая ответа.
С ответом она помедлила.
— Один мой хороший старый знакомый.
— И как зовут вашего хорошего старого знакомого?
Девушка молчала.
— Такой хороший и старый, что вы даже имя забыли?
— Геннадий... Карамышев.
Вот тут Софрин достал ручку и блокнот.
— Извините за бестактность, работа такая... Как найти вашего знакомого? Я бы хотел и с ним поговорить о Гукке. Может, он поможет нам?
Девушка явно смутилась. Опустила огромные ресницы, что-то быстро соображая. Софрин пришел на помощь. Достал визитную карточку.
— Вот, возьмите. Пусть перезвонит мне сам. — Он поднялся. — Не буду больше задерживать. Спасибо за беседу.
— Так я же вроде ничем и не помогла. — Она тоже поднялась, опять превратившись в диву подиума.
— Ничего, это тоже результат, — своим ответом Софрин поверг спутницу в новую волну смущения.
Они вышли из зала. Прошли к бару. Мраморная лестница напротив уводила вниз.
— Нравится ваша работа? — вежливо поинтересовался Софрин.
Девушка просияла.
— Очень. Другой не представляю... До свидания, мистер Холмс. — И вплыла в открытую дверь полутемного бара, тряхнув напоследок роскошными каштановыми волосами.
Немного обескураженный таким обращением, Софрин все же успел заметить «кофейного» незнакомца, одиноко восседавшего за столиком. К нему и направлялась Нонна Алешина.
На улице у самого входа в дом моделей Софрин заметил черный «БМВ». Когда он входил, машины не было. Рядом покуривал, облокотившись на раскрытую переднюю дверь, здоровый парень. Бритая наголо голова пускала солнечные зайчики. Другой сидел внутри. Из салона доносился затасканный хит группы «Руки вверх»: «Ну где же вы, девчонки, девчонки, девчонки, короткие юбчонки, юбчонки, юбчонки...»
Софрина уже мутило от этой песни, и он поспешил к метро.
В конторе он задержался допоздна. Прокручивал в голове разговор с моделью. Ничего нового и интересного не находил. Хотя, скорее всего, это и не последняя встреча.
То, что старика Гукка нет дома, стало известно еще вчера. Грязнов первым делом послал туда людей. Везде пока только нулевой результат. Знакомый Алешиной, естественно, так и не позвонил.
Магнитофонная звукозапись допроса в качестве свидетеля начальника охраны семьи Богачевых. Крым, Гурзуф. 24 августа, 13.00 — 13.35
Турецкий. Какие функции вы осуществляли при Богачеве?
Трофимов. Был начальником его службы безопасности.
Турецкий. Звучит громко. И сколько у вас было сотрудников?
Трофимов. Вы имеете в виду в доме? Поскольку в концерне Леонида Георгиевича существует отдельная структура, собственно там работает целая охранная фирма.
Турецкий. К этому вернемся позднее. Так сколько у вас было сотрудников в гурзуфском доме Богачева?
Трофимов. Кроме меня — еще шесть человек.
Турецкий. Как давно работала ваша команда?
Трофимов. Почти полтора года.
Турецкий. Состав менялся? Кого-то увольняли, приходили новые люди?
Трофимов. Ни разу.
Турецкий. Каковы были ваши функции?
Трофимов. Абсолютно стандартные. Охрана членов семьи. К дочери был прикреплен постоянный человек, а сам Леонид Георгиевич и его жена персональных телохранителей не имели. У нас просто была посменная система. Не меньше двух человек всегда дежурили в доме.
Турецкий. И в ночь убийства Богачева?
Трофимов. 19 августа — трое. Я, Раструба и Кныш.
Турецкий. Опишите подробней, как это происходило.
Трофимов. Да чего там описывать?! Сидели в караульном помещении, ну есть у нас такая комната на первом этаже. Каждый час Кныш или Раструба выходили во двор и проверяли, все ли спокойно. На это уходило минут по пять.
Турецкий. Вы можете уточнить, кто и когда выходил в интервале между тремя и пятью часами утра?
Трофимов. Сейчас посмотрю график... Значит так. Раструба выходил в 3.40, а Кныш — в 4.15. Но это была простая формальность.
Турецкий. Почему?
Трофимов. Да потому что мы были оснащены всеми необходимыми средствами слежения. Не скажу, чтобы Леонид Георгиевич был сильно подозрительный человек, но зайти в дом так, чтобы это не отразилось на наших экранах, нереально. Но и это еще не все. Все входы были оборудованы идентификационной дактилоскопической системой.
Турецкий. Это еще что такое?!
Трофимов. Ну, ведь чисто теоретически телевизоры, на которые попадает вся видеосъемка, можно заблокировать...
Турецкий. Да?
Трофимов. Я же сказал: чисто теоретически. Вы кино смотрите? Американские боевики. Так вот, в доме был заведен такой порядок: если ночью кто-то выходил из дому или, наоборот, появлялся, он прикладывал свою ладонь на входе к специальной идентификационной пластине. Естественно, все отпечатки ладоней домочадцев были занесены в память, так что это являлось своеобразным паролем, пропуском. А если они нарушены, моментально поднимается тревога.
Турецкий. Ничего себе. А вы говорите, Богачев не был подозрительным человеком.
Трофимов. Не был. Эту систему я ему посоветовал внедрить.
Турецкий. Чем мотивировали?
Трофимов. У сослуживца Богачева похитили сына.
Турецкий. Вот как? Расскажите об этом случае.
Трофимов. Ну, я особо не в курсе. Знаю только, что его удалось вернуть.
Турецкий. Выкупили или освободили?
Трофимов. Как-то договорились. Этим занималась СБ «Махаона».
Турецкий. Вот как, а официальные органы привлекались к этой операции?
Трофимов. Нет, таково было условие переговоров с похитителями.
Турецкий. Как зовут сослуживца? И когда это было?
Трофимов. Лапин. Петр Евдокимович. С полгода назад.
Турецкий. И после этой истории Богачев решил усилить охрану своей семьи?
Трофимов. Видимо, так.
Турецкий. Последний вопрос. Вы знали, что в сейфе у Богачева хранятся драгоценности и деньги?
Трофимов. Знаете, когда у богатого человека в комнате сейф, немудрено предположить, что он хранит в нем что-то ценное.
Турецкий. Спрашиваю еще раз. Вы знали, что в сейфе Богачева — бриллиантовые подвески и восемь с половиной тысяч долларов?
Трофимов. Про деньги — знал, про подвески — нет. Насчет денег у нас был заведен такой порядок. Леонид Георгиевич обычно сообщал мне, какие суммы хранятся в доме. Думаю, он мне доверял.
Оперуполномоченный МУРа Владимир Софрин. Москва. 24 августа, 20.10
Дверь без стука отворилась, и на пороге возник Грязнов.
— Ты бы раскладушкой обзавелся, что ли, — начал он, проходя в кабинет, — если не можешь прерывать процесс движения мысли.
— Добрый вечер, Вячеслав Иванович! — очнулся Софрин.
Грязнов плюхнулся на стул.
— Кому как. Вот тебе, Вовка, например, как?
— По нашему... моему заданию — никак... Пока.
— Что, ничего путного у этой супермодели, как там ее...
— Алешина.
— Ну, не важно. Ничего не узнал?
— Не знает она, где его еще искать можно и с кем компанию водит. Вот. Но ее саму познакомил с Гукком один знакомый. Я оставил Алешиной свой телефон. Служебный.
— Гм-м, — иронически протянул Грязнов. — И он тебе, конечно, тут же перезвонил и назвал точный адрес, где Гукк прячется.
— Нет, — честно признался Софрин. — Может, завтра.
— Ну, удивил ты меня, Володя. Ты хоть именем поинтересовался?
— А как же! — не без гордости выпалил сыщик. — Геннадий Карамышев. Не позвонит сам, наведу справки. Найду.
— Повтори.
— Карамышев Геннадий.
Грязнов откинулся на спинку стула.
— Не думаю, что позвонит.
Софрин предположил:
— Министр какой-нибудь? Она меньшего не стоит. Видели бы сами.
— А мне и видеть не надо, — Грязнов заулыбался. — У тебя до сих пор слюнки текут. А насчет министра — почти в «яблочко». Только с обратной стороны медали. Так что можешь не искать, я тебе сам за справку отвечу.
Володя Софрин был полностью деморализован всезнающим шефом. Его хватило только на:
— Ну и?
— Про бабушкинскую группировку слыхал?
Софрин утвердительно закивал головой.
— Кличка лидера — Призер. Он и есть твой Карамышев.
Володя сразу вспомнил элегантного «кофейного» мужчину, подходящую к нему Нонну. И ему стало нехорошо.
— Я, кажется, видел его сегодня там. Блин... Ну кто ж мог знать, а?!
Магнитофонная звукозапись допроса в качестве свидетеля охранника семьи Богачевых гр-на Кныша. Крым, Гурзуф. 24 августа, 14.10 — 14.39
Турецкий. Расскажите, чем вы занимались, работая охранником в семье Богачева.
Кныш. Так вы же сами все и сказали. Охранял семью Богачева.
Турецкий. У вас были конкретные функции?
Кныш. Нет, они были только у двух человек. Трофимов нами всеми командовал, а Жора Мальцев охраняет Юльку. То есть дочь Богачевых. Наследницу, так сказать. Принцессу.
Турецкий. Вы сказали: «функции были...», «Трофимов командовал», а «Жора охраняет...» О всех — в прошедшем времени, а о Мальцеве — в настоящем.
Кныш. Так мы же все, кроме него, и уволены.
Турецкий. Кроме Мальцева?
Кныш. Ну да! На следующий день после гибели Леонида Георгиевича его мадам нас рассчитала. Кроме Мальцева.
Турецкий. Интересно. И как она это объяснила? Служебным несоответствием?
Кныш. Не знаю. Меня аудиенции не удостоили.
Турецкий. А от кого вы узнали о своем увольнении. От шефа?
Кныш. От Трофимова. Он нас всех собрал и сказал, что свободны, кроме Жоры. Свободны от работы то есть. Но надо подождать, пока приедет следователь из Москвы и быстренько проведет свое следствие. Потому что хохлам это убийство — до одного места.
Турецкий. Так и сказал — «быстренько»?
Кныш. Не помню, честно говоря. Может, я это от себя добавил. Хотя нет, кажется, Дмитрий именно так высказался. Да что тут такого, собственно?
Турецкий. Разберемся. Это не ваше дело.
Кныш. Да?! А что — мое дело?
Турецкий. Охранять своего босса. Но это вы прохлопали, так что теперь ваше дело — помогать следствию.
Кныш. В гробу я его видал, ваше следствие. Все равно не найдете ни хрена.
Турецкий. Да? Откуда такая уверенность?