Воображаемый друг Чбоски Стивен

Глава 10

Когда Кейт вошла в палату, Кристофер стоял у окна и смотрел на улицу. Много лун тому назад точно так же любил стоять его отец. На миг забыв про больницу, она задумалась о судьбе сына. С каждым днем он будет все больше походить на отца. Когда-нибудь у него начнет ломаться голос. И когда-нибудь сын ее перерастет. С трудом верилось, что лет через шесть Кристофер уже будет бриться. Определенно. Как все парни. А ее дело – заботиться, чтобы из него получился столь же замечательный мужчина, как этот мальчуган.

Ну и, конечно, не давать его в обиду.

Он с улыбкой повернулся. Ее рука нашла его ладошку, и дальше мать заговорила шепотом. Словно по секрету.

– Привет, солнце. У меня для тебя сюрприз.

Открыв сумку, Кейт увидела, как у него загорелись глаза. Хорошо зная сына, она почувствовала, что он сейчас просит Иисуса и Пресвятую Деву, чтобы там оказалась коробка хрустиков «Фрут-лупс». Мальчик двое суток сидел на больничной еде. Двое суток терпел едва ли не самое большое наказание. Овсянку.

– Это из школы, – продолжала она, явственно видя, как у него падает сердце.

Вместо хрустиков мать Кристофера извлекла из сумки большой белый конверт и протянула сыну. Этот конверт они распечатали вместе и вытащили гигантскую открытку, на которой был изображен Плохой Кот, втягивающий в себя пузырь со словами: «Не хмурррься, выздоравливай скорее».

– Там весь класс расписался. Приятно, да?

Кристофер промолчал, но по глазам было видно, что он понял: одноклассников просто заставили подписать эту открытку, точно так же, как заставляли дарить «валентинки» всем без исключения, чтобы никого не обидеть. И все же он улыбнулся.

– А отец Том во время службы попросил всех прихожан за тебя помолиться. Какой внимательный, правда?

Ее мальчик покивал.

– Ой, чуть не забыла, – спохватилась она. – У меня ведь тоже кое-что для тебя припасено.

С этими словами она достала из сумки маленькую коробочку «Фрут-лупс».

– Спасибо, мам! – обрадовался он.

Коробка из вощеного картона не требовала миски. Кристофер с нетерпением вскрыл упаковку, а мать достала ложечку и столовское молоко. Ел он с таким вожделением, будто ему подали деликатес из омара.

– Тебя завтра выписывают, – сообщила мать. – Что у нас завтра? Не могу сообразить. Среда или четверг?

– Завтра кинопятница, – подсказал он.

От его сияющего личика у нее сжалось сердце. Ребенок абсолютно счастлив. Ему неведомо, что больница выставила ей счет на сорок пять тысяч. И что страховая компания отказалась возмещать эти расходы, ссылаясь на недостаточный стаж работы Кейт в местном доме престарелых. И что во время его розыска она взяла неделю за свой счет. И что теперь их ждет полный финансовый крах.

– Ну и какие планы на завтра? – спросила Кейт.

– Съездим в библиотеку и возьмем напрокат фильмы, – ответил Кристофер.

– Это уже поднадоело, – сказала она. – Не хочешь для разнообразия предложить что-нибудь другое?

– Например, что?

– Говорят, с завтрашнего дня выходит на экраны «Плохой Кот в 3D».

Молчание. Сын уставился на нее, прекратив жевать. Они еще ни разу не ходили на новые фильмы. Вообще никогда.

– Я договорилась с мамой Эдди. Завтра вечером поедем все вместе.

Сын так крепко ее обнял, что у нее заныл позвоночник. Врачи уверяли, что у ребенка нет никаких признаков психологического стресса. Никаких признаков сексуального или иного насилия. Мальчик практически здоров. Не может ли быть такого, что ему просто требуется непререкаемый авторитет, защитник – либо замена отцу, либо воображаемый друг? Если уж некоторым в расплавленном сыре на горячем ломтике хлеба порой мерещится лик Иисуса, семилетний мальчик тем более способен вообразить что угодно. Ее сын жив. Остальное не играет роли.

– Кристофер, – начала она. – В тот день хлынул жуткий ливень. На дороге было множество аварий. Да еще на легковушку, ехавшую впереди меня, выпрыгнул олень. Я бы ни за что не бросила тебя одного у школы. Никогда. Ты сам понимаешь.

– Понимаю, – сказал он.

– Кристофер, сейчас мы с тобой остались наедине – только ты и я. Врачей рядом нет. С тобой что-нибудь приключилось? Тебе кто-нибудь сделал больно? – спросила она.

– Нет, мам. Никто. Честное слово.

– Я должна была приехать вовремя. Прости меня, – выговорила она.

А потом обняла его так крепко, что чуть не задушила.

В ту ночь Кристофер с мамой лежали на больничной койке бок о бок, как бывало раньше, пока мама не объявила, что он уже большой и должен бороться с чудовищами самостоятельно. Теперь она спала, и ее дыхание овевало лицо сына. Кристофер заметил, что даже в больничной палате от мамы пахнет по-домашнему.

Он повернулся к окну и стал ждать, чтобы у него тоже сомкнулись веки. Уставившись в безоблачное небо, Кристофер пытался разобраться, что же происходило с ним в течение шести суток. Ясное дело: взрослые не верили в славного человека. Может, они и правы. Может, это и в самом деле «плот воображения», как сказал Тормоз Эд.

А может, и нет.

Только одно Кристофер знал наверняка: проснулся он в чаще леса. На огромной поляне. С одним-единственным деревом. Не понимая, как туда попал и как будет выбираться. Вот тогда-то он и увидел вдалеке доброго, по его мнению, человека, последовал за ним и вышел из леса.

Лучи солнца оказались фарами автомобиля милой девушки.

Она воскликнула: «Благодарю Тебя, Господи!»

И домчала Кристофера до больницы.

Перед тем как закрыть глаза, Кристофер напоследок посмотрел в окно и увидел плывущие облака, которые заслоняли луну. Что-то знакомое было в этих облаках, но что именно – вспомнить не удавалось. В тишине он ощутил у себя первые признаки головной боли. И тут же погрузился в мирный сон.

Глава 11

– Нет! – закричал он и резко сел в постели, очнувшись ото сна.

Глаза тотчас же привыкли к темноте. Он увидел небольшую коробку из-под молока с фотографией Эмили Бертович. Увидел закрепленный под потолком телевизор. И маму, спящую в большом кресле у кровати. Тут он все вспомнил.

Его же увезли в больницу.

В палате царило спокойствие. Свет исходил только от электронных часов. На зеленом экране мигало 23:25. Кристофер, считай, никогда не просыпался среди ночи.

Но уж очень страшный был сон.

Сердце колотилось в ребра. Он прямо чувствовал, как в груди отбивают дробь барабанные палочки. Припомнить сон нипочем не удавалось – ни единой подробности. От него осталась только легкая головная боль, как будто виски ему сжимали чьи-то костлявые пальцы. Чтобы себя обезопасить, Кристофер юркнул под тонкое, колючее одеяло, но стоило ему чуть-чуть расслабиться, как под просторной больничной рубахой, внизу живота, почувствовалось нестерпимое давление.

Нужно было сходить пописать.

Кристофер спустил ноги на холодный кафельный пол и двинулся на цыпочках в сторону туалета. Уже взявшись за дверную ручку, он вдруг остановился от какого-то странного предчувствия. На миг ему померещилось, будто за дверью кто-то есть.

Приложив ухо к деревянной филенке, он прислушался.

«Кап… кап… кап…» – твердил водопроводный кран. Кристофер непременно спросил бы: «Есть тут кто-нибудь?», да побоялся разбудить маму. А потому только поскребся в дверь. Выждал, но никакого отклика не услышал. Решительно сжав дверную ручку, Кристофер начал отворять дверь. Но остановился. Что-то было не так. Казалось, внутри прячется чудовище. Или нечто похуже. Нечто за дверью вроде бы шуршало. Причем по-особому: звук – как от детской погремушки, что ли. Только это не младенец забавлялся. А гремучая змея.

Кристофер поспешно выскочил из палаты.

Он брел сквозь темноту и тихое жужжанье аппаратуры. Поглядел на стойку сестринского поста, за которой сидели две дежурные медсестры. Одна разговаривала по телефону. Кристофер ее узнал: сестра Тэмми, самая добрая – всегда приносила ему добавку десерта.

– Да, папа. На мамин день рождения куплю к столу хорошего вина. Да-да, как ты говорил – «мерЛОТ». Ну, ладно, спокойной ночи. – Сестра Тэмми повесила трубку.

– Твой отец не в курсе, что правильно говорить «мерЛО»? – спросила ее напарница.

– Нет, не в курсе, зато он оплатил мою учебу в медицинском колледже, – улыбнулась сестра Тэмми. – Так что не мне его поправлять.

Кристофер распахнул дверь в мужской туалет.

Там никого не оказалось. Он подошел к писсуару. К детскому. Повозился с длинной, широкой рубахой. И пока облегчался, вспоминал, как Тормоз Эд ходил в уборную после дополнительных занятий по чтению: вставал шагах в пяти от писсуара и упражнялся «на дальность». Кристофер скучал по Тормозу Эду. Не мог дождаться их завтрашней встречи – им обещали «Плохого Кота в 3D»!

Он так размечтался, что не услышал, как у него за спиной отворилась дверь.

Кристофер перешел к раковине, чтобы помыть руки. Дотянуться до жидкого мыла оказалось непросто: пришлось встать на цыпочки. Дозатор со стоном плюнул ему на запястье. Намылив руки, Кристофер еще раз привстал на цыпочки, чтобы подставить руки под сенсорный кран. Но, как ни тянулся, достать не смог.

И тут у него из-за спины протянулась дряхлая рука, и вода полилась струей.

– Она уже близко, – сказал голос.

Вскрикнув, Кристофер обернулся.

И увидел старуху. Сама вся в морщинах, спина сгорблена, как знак вопроса.

– Ясно вижу. Идет за нами, – добавила она.

И закурила. В проблеске света Кристофер увидел ее пятнисто-желтые вставные зубы. Идеально ровные. Одной рукой старуха опиралась на трость. В другой, трясущейся от артрита и старости, подрагивала сигарета. Трость отстукивала по полу: тук-тук-тук.

– В преддверии встречи с нею мальчикам положено хорошенько мыть руки, – выговорила старуха.

У нее, как у дракона, изо рта вырывался дым; Кристофер попятился.

– Куда это собрался наш мальчик? – спросила она и двинулась за ним. – Мальчикам положено мыть руки дочиста!

Он ударился спиной о кабинку для инвалидов. Дверь со скрипом подалась, как ржавая калитка.

– От нее не спрячешься! Мальчикам положено встречать ее чистенькими! Смерть уж близко! Все мертво! Мы умрем на Рождество! – объявила старуха.

Спина Кристофера вжалась в стенку. Больше отступать было некуда. Ему в лицо било прокуренное дыхание. Он собрался закричать. Слова рвались наружу: «Помогите! Не трожь меня! Эй, кто-нибудь!» Но застревали в горле. Как в тех ночных кошмарах, что преследовали его после папиной смерти – тогда он даже не мог встать.

– СМЕРТЬ УЖ БЛИЗКО! ВСЕ МЕРТВО! МЫ УМРЕМ НА РОЖДЕСТВО!

В конце концов к нему все же вернулась речь, и он завопил:

– ПОМОГИТЕ!

В считаные секунды вспыхнул верхний свет. В кабинку ворвался какой-то старик в очках, круглых и толстых, как донышки бутылок из-под кока-колы.

– Миссис Кайзер, за каким чертом вас сюда принесло? Мало того, что сигареты таскаете, так еще и мальчика-беднягу совсем перепугали. А ну-ка, ноги в руки и марш в койку, – потребовал он.

Старуха испепелила его злобным взглядом.

– Не твое дело! Катись давай, – проскрежетала она.

– Это как раз мое дело – когда я пытаюсь посмотреть «Сегодня вечером», вы через коридор почем зря нагоняете страху на ребенка! – гаркнул старик.

Он выхватил у нее сигарету и бросил в унитаз. В воде окурок сердито зашипел.

– Хватит дурить, ступай к себе в палату, сумасшедшая баба. – Он указал пальцем на дверь.

Старуха заглянула в унитаз, где покачивалась серая от пепла вода, а затем повернулась лицом к Кристоферу. Ее угольно-черные глаза вспыхнули злобой.

– Сумасшедших не бывает, так и знай, мальчик. Есть та, которая не спускает с тебя глаз.

На мгновение взгляд ее дрогнул. Как огонек свечи на сквозняке.

– Да убирайся же, старая крыса. – Старик пинками выпроваживал ее из туалета.

Кристофер застыл на месте и почувствовал, как сердце вернулось на привычное место. Когда в коридоре стихли шаги, он вернулся к раковине и каким-то чудом открыл воду. Быстро ополоснул руки от пены и выскочил из уборной.

В длинном, темном коридоре свет пробивался лишь из-под двери напротив. Тишину нарушали звуки телепрограммы «Сегодня вечером». Ведущий отпустил колкость насчет запоздалой президентской реакции на ближневосточный кризис. Взрослая аудитория засмеялась и разразилась одобрительными возгласами.

– Так его! – хохотнул старик со своей больничной койки. – Гнать такого в шею!

– Сделайте потише, Эмброуз, – воззвал мужской голос из-за занавески в той же палате. – Некоторые уже легли спать.

– Нет, не так. Некоторые уже легли помирать. Так что пошли вы все… – тут старик выхватил взглядом Кристофера, застывшего на пороге, – …в задницу.

Дожидаться ответа из-за занавески Эмброуз не стал.

– Как ты, сынок? – спросил он. – Почтенная госпожа Кайзер тебя перепугала – спокойно пописать не дала?

Кристофер кивнул.

– У нее Альцгеймер. Этим все сказано. Она в пансионате живет, по соседству со мной. Когда не буйствует. Но вообще она безобидная. Ты, главное дело, не слишком ее шугайся, хорошо?

– Хорошо, сэр.

– И кончай мне «сэркать». У меня имя есть – Эмброуз. Договорились?

– Договорились.

– Вот и славно. Тогда либо присаживайся, либо ступай к себе в палату. И чтоб ни звука! А иначе я мысль упускаю, – проворчал старик.

Кристофер всегда ложился спать в определенное время и никогда не засиживался до начала программы «Сегодня вечером». Он с улыбкой залез в громоздкое кресло для посетителей. На прикроватной тумбочке стоял поднос, а на нем – нетронутый десерт. Большой, толстый кругляш печенья с шоколадной крошкой.

– Любишь такие – с шоколадной крошкой? – спросил старик.

– Еще как, сэр, – ответил Кристофер.

– Вот и я тоже. Это мое. Так что губу не раскатывай. Я сам съем.

Кристофер кивнул и проводил глазами печенюшку. Без лишних слов Эмброуз разломал ее надвое и протянул Кристоферу ту часть, что побольше. Улыбаясь, Кристофер смаковал печенье и смотрел телепередачу вместе со стариком. Он плохо понимал эти шутки, но все равно смеялся за компанию. В какой-то момент его взгляд упал на старика – на загрубелую кожу и выцветшую татуировку орла.

– Откуда у вас такая наколка, сэр? – полюбопытствовал Кристофер.

– Из армии. Все, ни звука. Зря, что ли, я с тобой печеньем поделился – хватит языком болтать.

– Вы на войне были? – не удержался Кристофер.

– На двух, – буркнул старик.

– А на каких?

– На правильных.

Ведущий передачи «Сегодня вечером» сострил насчет обвала экономики; мистер Эмброуз так смеялся, что даже закашлялся. Кристофер вгляделся в его лицо.

– Сэр, а что у вас с глазами? – спросил он.

– Катаракта, – ответил старик. – Катаракта у меня.

– Которакта передается от кота? – уточнил Кристофер.

Старик хмыкнул.

– От кота? Не смеши, Христа ради. Ка-та-рак-та. Зрение у меня неважное. Облака в глазах.

Кристофер похолодел.

– Как это – облака? – спросил он.

– Формы предметов я различаю. Но они как бы затянуты облаками. Я ведь как сюда угодил? Гнал на машине – и сбил оленя. Даже не заметил паразита этого. А сам еще башкой трахнулся о приборную панель. На этот раз у меня, как пить дать, права отберут. К гадалке не ходи. А из богадельни теперь ни на шаг не отпустят. Сучары.

От таких речей Кристофер повеселел. Рисковые они. Прямо как игры с законом. Теперь он умолк и стал слушать ведущего, но вглядывался не в экран, а в стариковское лицо, на котором плясали экранные блики. Прошло немного времени; мистер Эмброуз по-стариковски пробурчал, что хочет «дать отдых глазам», и вскоре начал похрапывать. Кристофер, не вынимая щербатый пульт из старческих рук, выключил телевизор.

– Так держать, малой, – пробормотал Эмброуз, лег поудобнее и снова захрапел.

Никто еще не говорил Кристоферу «малой». Напоследок улыбнувшись, он вышел в коридор. Почему-то страха больше не было. Обратный путь лежал мимо сестринского поста. И опять сестра Тэмми его не заметила, потому что разговаривала по телефону.

– Папа, умоляю, не звони больше, я на дежурстве. Мне не разорваться. Да, обещаю принести именно «мерЛОТ». – Она еле сдерживалась.

Перед тем как зайти в свою палату и лечь спать, Кристофер обвел глазами коридор и увидел отца Тома. Раньше ему доводилось встречать священника только в стенах церкви. Чтобы не упустить ничего интересного, Кристофер на цыпочках двинулся в ту сторону: отец Том освящал крестным знамением какого-то пожилого человека. Рядом находилась родня старичка. Жена. Две взрослые дочери с мужьями. Внуки, по виду – старшеклассники. Пока отец Том соборовал больного, все плакали.

– Кристофер, – шепнула сестра Тэмми. – Иди спать, дружок. Ребенку не стоит на это смотреть.

Она повела его назад по коридору, чтобы водворить в палату. Волей-неволей им пришлось пройти мимо палаты миссис Кайзер. Та сидела на кровати, вперившись в телевизионный экран, на котором мельтешили помехи. В банке на тумбочке мокли пожелтевшие зубы. Старушонка повернулась к Кристоферу и расплылась в тошнотворной беззубой улыбке.

– Ну вот, еще одного забрала. И нас всех укокошит, когда пробьет час, – проскрипела она.

– Не слушай ее, Кристофер. Она сама не понимает, что говорит.

Глава 12

Наутро Кристофер не смог вспомнить, как заснул. Через шторы пробивался свет. Значит, наступила пятница. Значит: прощай, больница. Значит, сегодня будет «Плохой Кот в 3D»!

Он перевернулся на другой бок и посмотрел в сторону санузла. Дверь была нараспашку.

Над раковиной мама мыла руки.

Шипенья не было и в помине.

– Просыпайся, лентяй! – улыбнулась мама. – Ты домой ехать собираешься?

Когда медсестра, согласно правилам, везла его на каталке к выходу, он понял, каково живется противнику Плохого Кота – летающему бельчонку по имени Ас, у которого при любом маневре подступала тошнота. То ли дело – виниловое сиденье старенькой машины. Мама привезла Кристофера в ближайшую к мотелю закусочную, где он заказал блинчики с шоколадной крошкой. Раньше это всегда становилось главным событием дня.

А сегодня – вроде как ничего особенного.

Потому что сегодня его ожидал «Плохой Кот в 3D». Все утро и весь день у Кристофера из головы не шел Плохой Кот со своей лучшей подругой, Коровой-мороженщицей, которая готовила вкуснейшее мягкое угощение. Поглядев на часы, он припомнил, как миз Ласко учила их распознавать время. Сеанс начинался в половине пятого. Секунды тикали невыносимо медленно; это было еще мучительней, чем ожидание Рождества.

– А почему нельзя сдвинуть Рождество на денек раньше? – вечно допытывался он у мамы.

– Потому, что ты тогда начнешь изводиться уже двадцать третьего декабря, – отвечала она.

В три часа дня они с мамой подъехали к кинотеатру возле торгового центра «Саут-Хиллз Виллидж» и встали в очередь на вход. К четырем часам очередь уже загибалась за угол. Пришел со своей мамой и Тормоз Эд: оба нарядились в героев из «Плохого Кота». Мама Кристофера понадеялась, что это была задумка Тормоза – добиться, чтобы мать пришла в таком дурацком виде. А не наоборот. Ребенка в этой жизни поджидало слишком много проблем, чтобы еще терпеть причуды матери, которая добровольно напялила костюм осла.

Когда билетер наконец открыл двери, Кристофера охватило неописуемое волнение. Ему выдали громоздкие 3D-очки. «Как у богатеньких!» – восхитился он. Места им достались – лучше не придумаешь: в самой середине. Мать Кристофера вышла в фойе купить чего-нибудь вкусного, и вернулась с любимыми лакомствами сына.

Когда закончились трейлеры, Кристофер уже съел половину снеков. Но с каждым трейлером и с каждым шариком попкорна его волнение только усиливалось. Едва дождавшись начала фильма, все ребята в зале разразились громом аплодисментов.

Для них это на всю жизнь свяжется с детством, подумала его мать.

Ей вспомнились любимые фильмы из ее собственного детства. Из той далекой поры, когда она считала себя принцессой, которая потерялась в младенчестве, хотя и происходила из королевской семьи. Конечно, в этом не было ни капли правды, но почему-то она родила принца.

– Я тебя люблю, Кристофер, – сказала она.

– И я тебя, мам, – шепнул Кристофер, не отвлекаясь от фильма.

Кейт только сейчас посмотрела на экран и заулыбалась: Плохой Кот наведался к своему соседу-крабу по имени Леопардо Дубинчи, который заканчивал портрет Моны-Подлизы, подружки Плохого Кота.

Плохой Кот сказал: «Недурно малюешь, Леопардо. Ты собирался это закончить?»

И все ребята возликовали. После окончания фильма мать Тормоза Эда поклялась «именем Господа нашего Иисуса Христа», что угостит их настоящим американским ужином.

– Дети закажут крылышки, а мы – «сок для мамочек», – подмигнула она.

В ресторане мать Кристофера только выслушивала байки матери Тормоза Эда, повторявшей «Бога ради, зови меня Бетти»: та вволю «намаргаритилась» (теперь так говорится) и сыпала россказнями про то, как почти окончила колледж, как выходила замуж и как отец Тормоза Эда недавно открыл шестой («Не веришь – сама пересчитай. Шестой!») магазин металлоизделий на границе трех штатов.

Нависая над столом, она шептала сквозь алкогольный выхлоп:

– Тебе знакома эта «Бренда-Лола-Ясмин Дища» – миссис Коллинз? Муж ее – тот еще «Хлеб-Еда-Рыбец»: рекламирует планы застройки и пудрит людям мозги, чтобы брали ссуды и несли ему. Одно могу сказать: Бог в помощь. Эх, утрись, «Хоум депо»![24] Мой муж – богач! Эй, официантка, бокал пустой, а у меня ни в одном глазу!

Мать Кристофера подумывала, что неплохо было бы слегка сблизиться с Бетти Андерсон. Одним на роду написано говорить. Другим – слушать. Удачно, если такие натуры сходятся.

– Ты мне нравишься, Кейт, – выговорила Бетти, когда они шли к парковке. – Слушать умеешь, как никто.

В машине Кристофер, наевшийся до отвала, заснул. Мать на руках внесла его в мотель и уложила в кровать.

– Мам? – сонно окликнул он.

– Да, солнце?

– А можно будет еще разок сходить на «Плохого Кота»?

– Конечно, солнце. Когда захочешь.

Она поцеловала его в лоб и оставила смотреть сны. А сама налила себе пива со льдом и постаралась насладиться тихим поздним вечером. Потому что знала: наутро в почте окажется очередной счет, а платить будет нечем.

Глава 14

В понедельник утром «каникулы» закончились. Кристоферу предстояло вернуться в школу. Где Брэйди Коллинз и Дженни Херцог вечно дразнились. Но самое неприятное – он пропустил целых две недели.

«Даже Тормоз Эд теперь будет умнее меня», – лезло ему в голову. Он потупился. В молоке спасательным кругом плавало одинокое колечко сухого завтрака «Фрут-лупс».

– Я заберу тебя на этом самом месте в три часа, – сказала мама, высаживая его у школы. – И чтобы отсюда НИ НОГОЙ.

– Хорошо, мам, – ответил он.

Мать Кристофера обняла его и удерживала дольше обычного, но потом все же отпустила, и он пошел к школьному крыльцу. Перед началом уроков на него, как правило, никто не обращал внимания, но сейчас ему в спину шептали: «гляди: явился не запылился». Девчонки с косичками даже перестали крутить скакалку и провожали его взглядами. Двое-трое мальчишек бросили: «Привет». К школе бежали братья-близнецы. И тут произошло кое-что невообразимое.

– Эй, Кристофер, выше нос! – крикнул Майк и бросил ему их маленький пластмассовый мячик.

Кристофер не мог опомниться. Мэтт и Майк захотели с ним играть! Мяч пикировал сверху прямо на него. Спортивные игры давались ему плохо, но сейчас он молился, чтобы не оплошать. Мячик был уже почти у него перед носом и…

Кристофер его поймал!

– Эй, Крис! Давай длинный пас на меня! – скомандовал Мэтт – тот, что с повязкой на «ленивом» глазу, – и пустился бежать.

Понимая, что длинный пас у него не получится, Кристофер принял мгновенное решение, чтобы только остаться в игре.

– Финт ушами! – крикнул он в ответ и обманным движением перебросил мяч Майку.

Получилось! Майк поймал мячик и отправил крученую передачу брату, который убежал по тротуару ярдов на двадцать. Идеальная спираль.

Еще минуты три они перебрасывались мячом. Но Кристоферу показалось, что это лучше всякого субботнего дня. В конце концов он наловчился принимать пас.

Майк и Мэтт, которым нравилось прозвище «Эм-энд-Эмс», даже похвалили его за скорость. Майк был старше брата на три минуты, да и ростом дюйма на два выше. И не забывал это подчеркивать. Но всякому, кто наезжал на Мэтта, приходилось иметь дело с Майком. Особенно в тех случаях, когда кто-нибудь осмеливался проехаться насчет повязки на «ленивом» глазу. И только Дженни Херцог почему-то сходил с рук «Попка-Пират». Хотя никого другого Майк не щадил.

Даже старшеклассников.

Когда Кристофер вошел в класс, болтовня стихла, и все головы повернулись к нему. Подсев к Тормозу Эду, он постарался вжаться в парту. Но рядом крутились Эм-энд-Эмсы – допытывались, где он пропадал и что с ним приключилось.

Обычно Кристофер обмирал от смущения, когда с ним заговаривали другие ребята, но эти близнецы держались очень дружелюбно. Так что в ожидании миз Ласко, которая, как всегда, опаздывала на пять минут, он поведал одноклассникам свою историю. И при этом заметил, что все остальные умолкли. Его слушали во все уши.