Возвращение Стил Даниэла
— Хай, Джилл и, как дела? — Как дела?.. Это после трехмесячной разлуки?.. Ну, дерьмо…
— Нормально.
— Я не заслужил поцелуя? — спросил он, подставляя щеку, когда мы добрались до багажного отделения.
— Подожди до дому.
— Молодая леди строит из себя недотрогу? — развеселился Крис.
Он смеялся надо всем и главным образом надо мной, а я чувствовала себя дура дурой и пыталась выдавить пару слов, которые могли бы сойти за беседу.
Крис полностью погрузился в пересчитывание своих сумок. Все оказалось в целости и сохранности. Я смотрела на него, гадая, что же связывает меня с этим человеком. Как я могла думать, что эта связь еще существует, что все осталось по-прежнему, как могла верить в сказочного принца, если все было ясно с первого взгляда? И все же я продолжала на что-то надеяться.
Я хмуро разглядывала Криса. Казалось, за это время он вырос, раздался в плечах, загорел и поздоровел. Боже, какая разница по сравнению с бледными, усталыми жителями Нью-Йорка!
Он забрал с конвейера последнюю сумку, и мы двинулись к выходу ловить такси. По дороге мы оба напряженно молчали. Я еще не забыла про последнюю ссору и разговаривала отчужденно, избегая смотреть в глаза этому высокому загорелому мужчине. Он обратил внимание на мою меховую шляпу, похвалил ее и мельком отметил, что я совсем не похожа на беременную.
— Ты что, избавилась от него?
— Это пальто, Крис. Одежда пока скрывает все.
— Ага. Я бы побился об заклад, что ты не беременна. — Я знала, что он вовсе так не думает, но реплика была в его стиле и разозлила меня до такой степени, что я еле сдержалась.
Когда мы добрались до дому, Крис бросил сумки в холле и устремился на кухню, откуда доносился голос Саманты, певшей дифирамбы своей учительнице.
— Дядя Криц!
Визги, крики, объятия, подбрасывание в воздух и снова визги. Нет, смотреть на них было одно удовольствие! Два человека, которых я любила больше всех на свете, вцепились друг в друга, обнимались и хохотали. Я тоже засмеялась и сразу перенеслась в Калифорнию, с ее ярким солнцем, пляжами и любовью.
— Дядя Криц, я покажу тебе мою комнату! А ты, мама, не входи.
— Ладно, я пошла готовить завтрак.
Они ушли, взявшись за руки. По дороге Саманта рассказывала ему о школе, а Крис спрашивал, как она себя вела и следовала ли его совету добавлять в кукурузные хлопья мед.
Бедная Сэм, она нуждалась в Крисе не меньше, чем я. Он был ей настоящим отцом, а время, проведенное в Калифорнии, больше всего походило на нормальную семейную жизнь…
— Завтрак готов! Вылезайте!
— Сейчас… — глухо донеслось из холла. А затем появился Крис, запряженный в скакалку, и Саманта, вопившая: «Н-но, лошадка!»
— Лошадки не завтракают за столом, мистер Мэтьюз.
— Это было давно. За последние два месяца многое изменилось. — Тут мы рассмеялись и принялись уплетать яйца, вафли, тосты и бекон. Мы ели, болтали, подтрунивали друг над другом, и только тут я поняла, как ужасно истосковалась по Крису. Все, что мне приходило в голову раньше, нужно было помножить на двадцать.
Когда завтрак закончился, Саманта заупрямилась. Она ни за что не хотела идти гулять и, казалось, вот-вот заревет.
— Не хочу в парк. Хочу остаться с дядей Крицем…
Не упрямься, пигалица. Нам с мамой нужно поговорить. Сходи в парк и погляди, не найдется ли там сена для лошадей. Я буду ждать твоего возвращения. А теперь — н-но, лошадка!
Сэм послушно направилась к двери и помахала рукой.
— До свидания, дядя Криц, до встречи! Пока, мама.
— Пока, моя радость.
— Ты ее по-прежнему балуешь, Джиллиан. Ничто не изменилось.
— Что ж, она нуждается в любви.
— Любви ей как раз хватает, ей общения недостает. Если бы ты не работала, а жила на алименты, тебе не пришлось бы отправлять ребенка в парк. Вам же обеим было бы лучше.
— Я должна работать.
— Ну, это не разговор… Слушай, я хочу принять ванну. Где можно переодеться?
— Пойдем покажу. — Я здорово разозлилась на Криса. Что он смыслит в детях?
— Ты не пустишь воду, Джилл? Мне надо кое-что взять из сумки.
Я круто развернулась. Интересно, какие еще будут приказания?.. Да, сэр, мистер Крис, сэр… Ванна готова, ваша честь, сэр… Сам напускай воду в свою проклятую ванну…
Он вернулся в ванную абсолютно голый. Кожа под плавками была заметно белее остального тела, хотя лето давно кончилось.
— Погляди-ка на меня.
— Крис, без глупостей…
— Живей, раздевайся и полезай в ванну.
— Я мылась перед тем, как ехать в аэропорт. Пойду распакую вещи.
— Я сам их распакую. Раздевайся и быстро в ванну! Я хочу полюбоваться на твой животик.
— Крис, я не хочу мыться.
— Нет, хочешь. Пошевеливайся, детка… — Он залез в воду и посмотрел на меня снизу вверх. Взгляд у него при этом был весьма откровенный. — Так и быть, можешь снять шляпу, хоть она мне нравится.
— Спасибо. Ладно, о'кей… — Я стала раздеваться, чувствуя себя до крайности глупо.
Крис придирчиво осмотрел меня и протянул руку, помогая залезть в ванну.
— А ты действительно беременна.
— Да неужели?
— Джилл, потрешь мне спину?
— Конечно, — ответила я и принялась намыливать его, улыбаясь при виде знакомых родинок и веснушек. Можно было на память составить их карту. Я знала и его душу, и его тело. Каждый дюйм. Каким счастьем было изучать это… Если бы кто-нибудь неделю назад сказал мне, что на следующий день после Дня благодарения я буду тереть спину Крису Мэтьюзу, это вызвало бы у меня гомерический смех. Но тем не менее это случилось, и я улыбалась от уха до уха.
— Чему улыбаешься, маленькая толстушка?
— Какая я тебе толстушка?
— Толстушка, толстушка. Так чему ты улыбаешься?
— Ничему. Нам. Тебе. Как хорошо, что ты вернулся, Крис… Телефонные разговоры — это совсем другое, никакого сравнения. Я цеплялась к словам и забывала про взгляд, про выражение лица, с которым эти слова говорились, а ты ведь не мог передать это по телефону. Я ужасно соскучилась по тебе.
— Ага, я знаю. — И тут в ванной неслышно возникла тень Мэрлин. Я знала, что Крис думает и о ней тоже. Она примостилась на краю и выдувала мыльные пузыри…
— О'кей. А теперь потри мне грудь.
— Хватит, Крис. Это ты и сам можешь.
— Нет, не могу. Я хочу, чтобы это сделала ты. Потри грудь. Слушай, не могла бы ты в понедельник купить мне другое мыло? Не переношу запаха орхидей.
— Это не орхидея, а гардения. От Мэгнина.
— Все равно. Купи что-нибудь в обыкновенной бакалейной лавке.
— Ты плебей.
— Может, я и плебей, но не гомик. Не хочу я благоухать гарденией. А теперь потри мне грудь.
Я послушно намылила Криса и незаметно прильнула к его губам. Он улыбался.
— Иди сюда, маленькая толстушка… Иди сюда, ты…
Мы вымазались мылом с головы до ног, как в какой-то смешной французской комедии, пытались заниматься любовью, чуть не захлебнулись, залили водой весь пол и смеялись, как дети.
— Давай… — Крис вытолкнул меня из ванны всю в мыльной пене, мы улеглись на пол и овладели друг другом.
А потом мы долго лежали и блаженно улыбались…
— Крис…
— Да, малышка?
— Я люблю тебя.
— Знаю. Я тоже люблю тебя. — Он легонько стиснул меня и поднялся. — Я хочу принять душ и наконец смыть с себя это проклятое мыло. Стакан молока найдется?
— Конечно. — Жизнь снова вошла в нормальное русло. Крис пел, стоя под душем, а я, вся в мыле, со вздувшимся животом, стояла на кухне обнаженная и наливала в стакан молоко. И тут мне вспомнился Гордон. Нет, наши отношения с ним не шли ни в какое сравнение с тем, что связывало меня и Криса. С меня словно сошла старая кожа и наросла новая. Казалось, все мечты были утрачены безвозвратно, но они все-таки вернулись…
Поставив стакан с молоком на раковину, я прошла в спальню, а Крис продолжал нежиться под душем. Вдруг зазвонил телефон.
— Джиллиан? Как насчет ленча?
О господи, Гордон! Что ему сказать? А, ладно, Крис все равно в ванной, он ничего не услышит…
— Не могу. Кое-что произошло. Похоже, наш уик-энд накрылся.
— Что-нибудь скверное?
— Нет, но я не смогу выйти из дома. Встретимся в понедельник.
— Правда, ничего серьезного?
— Правда, правда. Не беспокойся. Извини, Гордон, мне действительно очень жаль.
— Ну что ж… Мне тоже есть чем заняться. Увидимся в понедельник. Но я все же позвоню тебе попозже. До свидания.
— Кто это был? — донеслось из ванной. Крис пил молоко. Я не слышала, когда он выключил душ.
— Подруга из редакции.
— Ох-х… Неужели у маленькой толстушки завелся любовник?
— Нет. Слушай, перестань называть меня маленькой толстушкой.
— О'кей. — И он наградил меня поцелуем. Интересно, почему Крис всюду чувствует себя как дома? Впрочем, это вполне в его стиле. Недовольно бормоча себе под нос, я отправилась в ванную смывать мыло. Меня одолевали мысли о Гордоне и Крисе. Нет, Гордон не был моим любовником. Это определение к нему не подходило. Так же, как не подходили к ситуации слова «ничего серьезного». Я солгала обоим, и это мне не нравилось. Похоже, этот месяц скучным не будет…
Вернувшись в спальню, я получила от Криса шлепок.
— Натягивай тряпье, Джилл. Я хочу прогуляться.
— Хорошо, любимый…
Тут хлопнула входная дверь, и на всю квартиру раздался вопль Саманты.
— Дядя Криц! Дядя Криц!.. Хай, мамочка. Угадай, кого я видела по дороге домой? Гор-р-р-до-на… — Она перекатывала «р-р-р» так, словно во рту у нее были мраморные шарики. — Я сказала ему, что приехал дядя Криц, а он ответил: «Очень хорошо» — и велел передать привет.
О черт… Ничего себе День благодарения… В эту минуту я чувствовала себя… нет, не индейкой. Мокрой курицей.
Глава 25
Я в нерешительности стояла под дверью кабинета Гордона, понятия не имея, что ему сказать.
— Вам помочь, миссис Форрестер?
Поймав на себе любопытный взгляд секретарши, я осторожно взялась за ручку двери, легонько постучала, переступила порог… и застыла на месте. Там шло совещание. От взгляда Гордона меня бросило в дрожь.
— Да, Джиллиан? — Его бородатое лицо было строгим, а глаза — холодными и бесстрастными.
— Извините. Я не знала, что вы заняты. Зайду попозже.
— Я позвоню вам, когда закончится совещание.
Он отвел глаза, и в комнате запахло грозой. Я тихонько закрыла дверь и поплелась к себе в кабинет, готовая провалиться сквозь землю.
С расстройства я купила в буфете чашку кофе, датскую булочку и уселась на стол. Как ни крути, ничего хорошего меня не ожидало. И винить его не приходилось. Я знала, как бы сама чувствовала себя на его месте. Паршиво. И хреново.
Телефон зазвонил через час, когда я безуспешно пыталась заняться делом.
— Джиллиан, встретимся внизу через десять минут.
— Гордон, я…
— Ничего не хочу слышать. Поговорим внизу.
— Ладно. — Но он уже бросил трубку. Я закрыла глаза, попыталась сосредоточиться и вышла из кабинета. Не хватало только, чтобы мы встретились в лифте, но этого не случилось. Гордон ждал внизу.
Стоило мне подойти, как он стремительно пошел вверх по Лексингтон-авеню. Я с трудом поспевала следом.
— Почему ты не сказала, что он приезжает? Думала, я не узнаю?
— Конечно, нет. Я ничего не знала заранее. Он позвонил после твоего ухода, а через несколько часов приземлился в Нью-Йорке.
— По какому праву? — Это был самый трудный вопрос. Мы переходили улицы на красный свет, плевали на правила и неслись вперед как сумасшедшие. Гордон был просто вне себя.
— Не в этом дело, Гордон. Он прилетел снимать фильм и еще не знает, как обстоят дела.
— А как они обстоят? Похоже, я и сам не понимаю. Кто твой любовник, он или я?
— Он отец моего ребенка. Я жила с ним. И мы расстались при весьма сложных обстоятельствах.
— Ужасно трагично. Напомню, твои «сложные обстоятельства» означают только одно: он тебя выгнал. Что, забыла? Или это неважно? Но стоило ему сесть в самолет и прилететь в Нью-Йорк, как все стало чудесно. Наверняка он и остановился у тебя. — Слово «да» застряло в горле. Гордон схватил меня за руку и повернул лицом к себе. — Верно?
— Да! Остановился! Ну и что тут такого?
— Очень много. Я не хочу, чтобы этот сукин сын оставался рядом с тобой, Джиллиан! Ни на минуту! — На нас стали оглядываться прохожие. Гордон так стиснул мне руку, что на глаза навернулись слезы.
— Гордон, пойми, это совсем другое дело. Пожалуйста.
— Ради бога, стань наконец взрослой и взгляни правде в глаза. Какое другое дело? Ты ему не нужна, неужели это не понятно?
— А может, нужна, — выпалила я и похолодела от собственных слов.
— Ах вот как? Ну, наконец-то все встало на свои места! Когда его нет поблизости, сгожусь и я. Сука ты! — Казалось, Гордон вот-вот ударит меня, но он сдержался. — А теперь послушай меня. Хочешь знать, почему мужчины обходятся с тобой скверно? Потому что ты сама толкаешь их на это. Ты бы не смогла жить с порядочным человеком. Тебе обязательно нужно чувствовать себя страдалицей. Я первый, кто обращался с тобой прилично. А теперь посмотри на меня и подумай, что ты наделала. Смотри внимательно, потому что ты видишь меня в последний раз. — Он уперся в меня горящими глазами, и я пришла в ужас от этого взгляда и этих слов.
— Гордон, я не знаю, как объяснить… Мне не хочется обманывать тебя. Я любила этого человека. Но ты тоже очень много значишь для меня. Я люблю тебя. Ты мне нужен.
— Чтобы использовать меня? Я для этого не гожусь. Черт побери, слишком поздно! Я стар для этой мерзости. Не собираюсь играть в любовь с каким-то хиппарем-киношником и его подружкой-шлюхой. Вот именно. Самое подходящее для тебя слово. Шлюха поганая! — Он схватил меня за обе руки и затряс так, что застучали зубы. Тут я застыла, потому что к нам приближался полицейский.
— Гордон! Давай поговорим об этом где-нибудь в другом месте… Здесь…
— Не о чем тут говорить! — Гордон в последний раз встряхнул меня, а потом оттолкнул. — Пошла к чертовой матери! — Он завернул за угол как раз в тот момент, когда ко мне подошел полисмен.
— Леди, с вами все в порядке?
— Да, офицер. Спасибо, все нормально.
— Похоже, этот парень обижал вас. Надо было проверить.
— Всего лишь небольшое недоразумение… Разбитая, я потащилась обратно на работу. Это ужасно. Я потеряла Гордона. Все кончено. А ради чего? Через несколько недель Крис уедет. И на этот раз навсегда. Черт возьми, что я наделала?
У меня не было желания возвращаться в редакцию. Все равно день пошел коту под хвост. Хотелось уйти домой и забиться под одеяло. Но видеть Криса я тоже не могла, и пришлось из двух зол выбрать меньшее.
Время шло еле-еле, и на душе у меня было тошно. Наконец я не выдержала, уронила голову на руки и заревела. Звонил телефон, но я не обращала на это внимания. Подождут. Слезы текли в три ручья. Будь ты проклят, Крис Мэтьюз, ты всегда портил мне жизнь…
— Джиллиан… — Я услышала голос, но не успела поднять головы, как вокруг сомкнулись чьи-то руки. — Милая… Прости. — Меня бережно подняли, и я продолжала плакать уже в мужских объятиях.
— Ох, Гордон… Я… я… — У меня не было слов.
— Тсс…
— Я скажу ему, чтобы он ушел, я велю ему…
— Тише. Ничего ты ему не скажешь. Подождем, пока он уедет, а там посмотрим.
Я изумленно поглядела на него снизу вверх.
— Ты не сможешь…
— Я смогу все, что захочу. Но ты права, надо попробовать избавиться от него. Если ты согласна потерпеть мою кислую физиономию, давай сделаем вид, что ничего не случилось. Пусть все идет своим чередом. Как тебе эта мысль? — Он нежно поцеловал меня в оба глаза, отчего из них опять хлынули слезы. Гордон, добрее тебя нет никого на свете…
— Мысль превосходная, но хватит ли у тебя сил?
— Хватит. — И он крепко обнял меня.
Через полчаса Гордон проводил меня домой.
Я повернула ключ в замке и помертвела, увидев Криса. В доме стоял хаос, игрушки Саманты были раскиданы по всей гостиной.
— Хай, Сэм. Хай, Крис. Как дела?
— О'кей. Забавные ребята. Ужасные снобы. Задирают нос и думают, что делают настоящее кино. Хреновина это все.
— Детский сад, да?
— Да, мэм. А как у тебя?
— Нормально. Ничего особенного. Хотя похоже, что в ближайшие недели будет много работы. Придется задерживаться сверхурочно. — Я втайне надеялась выкроить время для Гордона.
— Не беспокойся. Когда начнутся съемки, я тоже буду приходить домой не раньше одиннадцати-двенадцати ночи.
— Тогда все о'кей.
— Может, и о'кей. Для тебя. Я задерживаться не собирался. Но жизнь есть жизнь, и лишние деньги не помешают. — О том, чтобы оплатить счет из бакалейной лавки, он даже не заикнулся…
— Эй, а что же ты не распаковал маленький чемодан, Крис? Хочешь, это сделаю я? — Надо было чем-то заполнить паузу.
— Ладно, свали все в какой-нибудь ящик. — В ожидании его приезда я освободила двенадцать ящиков. Кто знал, сколько барахла привезет с собой Крис. Насколько я могла судить, в этом плане он был непредсказуем.
Я прошла в спальню, развернула купленную в аптеке упаковку мыла, мысленно попрощалась с гардениями от Мэгнина и минуту собиралась с духом, прежде чем открыть чемодан. Там лежало несколько свитеров, немного нижнего белья и какие-то желтые листки бумаги. «Я люблю тебя. М.»… «Кто-то теперь целует тебя? М.»… «Больше, чем вчера, и меньше, чем завтра. М.»… «Возвращайся поскорее. М.»… Я собрала их в стопку и положила на тумбочку. Опять она. Мэрлин в моей спальне, в моей ванне, на моей кухне. Тут вошел Крис.
— Что это?
— Взгляни сам. Послания от твоей дамы. — Все выглядело так, словно Крис нарочно подсунул мне свой чемодан.
— Эй, уж не думаешь ли ты?.. — У него сорвался голос.
— Ничего я не думаю. Но восторга по этому поводу не испытываю. Тут их около дюжины. Я видела только четыре или пять. Извини.
Он ничего не ответил, прочитал все записки, скомкал и выбросил в унитаз. Все же сначала прочитал. Все до единой, черт побери…
Первая наша неделя с Крисом прошла как-то странно. Мы то прямо говорили о Мэрлин, то пытались стыдливо избегать этой темы. Но, что бы мы ни делали, избавиться от ее незримого присутствия не удавалось. Мне, во всяком случае. Однако я научилась чувствовать себя более независимой. Мне нравилось думать о Крисе, но физическая близость уже не играла такой роли, как раньше. Теперь я знала и его слабые стороны. Это Гордон разбаловал меня. С ним было легко, он волновался и заботился обо мне, залечивал мои старые раны и не наносил новых. Но я все равно светилась от счастья, улыбалась и продолжала любить Криса, хоть и ругала себя последними словами. Знать, что он близко, иметь возможность прикоснуться к нему… Мои чувства к Гордону были здесь ни при чем. Крис оставался Крисом.
В четверг Джулии сделали операцию. В справочной отвечали скупо: самочувствие удовлетворительное, больная находится в палате интенсивной терапии, куда посетителям вход воспрещен. Я не слишком разбиралась в больничной терминологии, но все же поняла, о чем речь. «Состояние удовлетворительное» — чушь собачья, но палата интенсивной терапии — это куда более определенно. Со сломанным пальцем туда не кладут. Там лежат больные, которые вполне могут отправиться прямиком на кладбище, а тот, кто сумеет уцелеть, едва ли вынесет оттуда веселые воспоминания. Это палата для очень тяжело больных, оснащенная мониторами, которые сообщают врачам о малейшем изменении вашего состояния и скрупулезно высчитывают шансы на спасение. Однако врачи рассказывают об этом только друг другу, а знакомым и родственникам лаконично отвечают: «Состояние удовлетворительное…»
В пятницу позвонил Джон Темплтон и попросил зайти к нему в кабинет. Там уже сидели Джин, Гордон, Элоиза Фрэнк и трое других сотрудников, которых я знала только в лицо. Стоило Джону раскрыть рот, как я поняла, что речь пойдет о Джулии. Нам сообщили следующее:
— Как все вы знаете, Джулии вчера сделали операцию и взяли биопсию ткани. У нее… — тут Джон сделал драматическую паузу — … рак кости. Прогнозы на дальнейшее туманные. Она может прожить либо год-два, либо все кончится через несколько недель. Врачи еще не знают. Многое зависит от того, как она перенесла операцию. Пока Джулия очень слаба, за ней установлено постоянное наблюдение. Посещать ее нельзя, но, как только появятся новости, я вам скажу. Нам остается только молиться за нее. Еще раз очень прошу ничего не говорить остальным сотрудникам. Они узнают обо всем в свое время. Если она немного оправится, каждый сможет посетить ее, а до тех пор едва ли имеет смысл говорить об этом. Спасибо вам. Мне очень жаль. Поверьте, я чувствую себя так же скверно, как и все вы.
Тут мы заскрипели стульями, пробормотали: «Спасибо, Джон», потянулись за сигаретами и молча направились к выходу, ощущая тоску и одиночество.
Гордон проводил меня до кабинета и вошел следом, закрыв за собой дверь. Мы обнялись и заплакали. Гордон Харт, много повидавший мужчина, потерявший Хуаниту и безразличный к тому, что она была проституткой, оплакивал Джулию Вейнтрауб. Мы раскачивались взад и вперед, обхватив друг друга и оплакивая не только Джулию, но и свою неудавшуюся судьбу.
Глава 26
Как ни странно, от неожиданного вторжения Криса наши отношения с Хартом почти не изменились. И все благодаря Гордону. Он прилагал титанические усилия, чтобы сохранить мир. Не было ни крутых подъемов, ни спусков, ни проявлений неудовольствия, хотя виделись мы реже, чем раньше. И, естественно, реже спали друг с другом.
С Крисом же все получалось наоборот. Жизнь у нас шла бурно, то вверх, то вниз. Как всегда, ничего нельзя было сказать заранее. Минуты безоблачного счастья сменялись гневом, слезами и переживаниями. Всему виной была Мэрлин. Мы стали чаще выяснять отношения. Было ясно, что пора принять решение. Мы слишком долго топтались на одном месте. Может быть, Криса такое положение и устраивало, но я с ним мириться не могла.
Джулия после операции две недели пролежала пластом, но потом начала потихоньку поправляться. Должно быть, бог услышал наши молитвы. Она исхудала, побледнела, однако держалась великолепно. Чувство юмора ее не покинуло, делами журнала она интересовалась по-прежнему, сделала несколько очень ценных предложений для следующего номера и устроила у себя что-то вроде клуба с баром для сотрудников редакции. Весь день у ее постели толкались люди, и бывали моменты, когда в палате собирались пять-шесть человек одновременно. Невероятно, но факт: среди них неизменно была Элоиза Фрэнк. Она приходила ежедневно и вела себя совсем не так, как «больничные вампиры», обожающие вдыхать запах эфира и любоваться страданиями умирающих. Нет, Элоиза и в палате оставалась самой собой: сухой, точной и энергичной. Она организовала сдачу крови не только в «Жизни женщины», но и в других журналах, где у нее были знакомые редакторы. Это сильно уменьшало стоимость переливаний, которые регулярно делали Джулии. Элоиза могла быть порядочной занудой, но я уважала ее. Все-таки у нее было сердце. Она удивляла меня, как и многие другие. Оказалось, что нельзя судить по одежке. Люди редко позволяют заглянуть им в душу, и частенько тот, на ком ты давно поставил крест, приходит и обрушивает на тебя лавину любви. Нет ничего приятнее такого разочарования. Элоиза стала человечнее, да и все остальные тоже. Пытаясь поддержать Джулию, мы встали в магический круг и отдавали ей не только кровь, но и некую волшебную силу, которая пробуждает в человеке желание жить.
Как-то я попросила Криса навестить со мной Джулию, но он отказался.
— С какой стати, Джилл? Это ваше дело, а меня она даже не знает. Да и не люблю я ни больниц, ни кладбищ. Я считаю это ханжеством, как и церковь, в которую не верю ни на грош.
— Крис, а в гуманность ты тоже не веришь?
Вот и еще одна причина для разрыва…
Однако причины причинами, а наши отношения оставались прежними. Будь Крис каким-нибудь неотесанным деревенским парнем с Дикого Запада, все стало бы намного проще. Но он оставался хорошим и плохим, любимым и ненавистным, прекрасным и уродливым одновременно. В нем все перепуталось, но, даже если бы он был законченным негодяем, это не помешало бы мне любить его…
Месяц подходил к концу, а я так ничего и не решила. И Крис тоже. Но ведь он приезжал с Запада совсем не за этим. Дай-то бог хотя бы мне одной что-нибудь надумать.
И тут в нас проснулась нежность. Мы не знали, когда теперь суждено увидеться, и я пыталась сделать все, чтобы оставить о себе долгую память. Это время стало сумерками — нет, чудесной летней ночью, когда неизвестно откуда появляются мириады светлячков. Я любила Криса так же, как в Калифорнии, сразу забыв о существовании Мэрлин. Ну и пусть возвращается к ней, что же я могу поделать…
Гордон, казалось, чувствовал, что происходит, и последние пять-шесть дней, остававшихся до отъезда Криса, не назначал свиданий. Он избегал меня, и я была ему благодарна. Мне хотелось побыть наедине с Крисом. После того как выпал первый снег, я взяла на работе отгул, и мы вместе с Самантой отправились за город, играли в снежки, гуляли, целовались, смеялись и пели рождественские гимны.
Рождество в этом году приходилось на среду, и я надеялась, что Крис встретит его со мной, но он решил уехать. Работа его закончилась, и никаких причин оставаться у него не было. Разве что ради меня. Но это никогда не имело для Криса значения. Уж если он решил уехать, то сделает это непременно.
Я ожидала, что он уедет в пятницу, и крепилась изо всех сил. Нужно было купить рождественские подарки, но, чтобы не тратить напрасно драгоценное время, я решила заняться покупками после его отъезда.
Проснувшись в пятницу, я увидела, что он уже одет. На лице Криса было написано, что он хочет что-то сказать, и я приготовилась услышать весть об отъезде.
— Я решил, когда мне уезжать.
— Хорошо. Бей скорее, не трави душу.
— Ради Христа, Джилл, не смотри на меня так. Я начинаю чувствовать себя последним ублюдком. Как будто стоит мне уехать, и всему настанет конец.
— Извини. Это просто… Ты же знаешь, каково мне сейчас.
— Что я могу сделать? Я собирался сказать тебе, торопыжка, что хочу уехать после Рождества. В четверг, двадцать шестого. Ты довольна? Надеюсь, я не расстроил твои планы?
— Какие планы? Кристофер Мэтьюз, я тебя обожаю! Ура! Аллилуйя! Тогда пошли за подарками.
О господи… Таскаться по нью-йоркским магазинам? И зачем я только остался! Ты соображаешь, что там сейчас творится? Тебе тоже незачем толкаться в толпе.
— Не ворчи, это не займет много времени. Все равно надо будет показать Сэм Санта-Клауса.
— Зачем? Неужели нужно забивать детям голову этим дерьмом?
— Пойдем, Крис, будь умницей. Пожалуйста.
— О'кей, о'кей, но после этого настанет твой черед выполнять мои желания.
— Договорились, Крис… А как же Мэрлин?
— Что Мэрлин?
— Ну, я подумала про Рождество и все остальное…
— Слушай, забыла, что она мне не жена? Это мое дело, и я не собираюсь говорить о нем с тобой. Хватит. Разговор окончен.
— Ладно. Свари мне кофе, пожалуйста. Я соберусь через полчаса.
Я купила Крису в подарок часы фирмы «Патек-Филипп». С моей стороны это было чистейшим безумием, но я знала, как он любит дорогие вещи. Плоские, как на картине Сальвадора Дали, они имели прекрасный простой циферблат и черный замшевый ремешок. Матери я купила халат, отцу влагомер. У него их было уже двенадцать штук, но больше ничего мне в голову не приходило. Для Хилари и Пег — всякие мелочи. Для Джулии — самую сексуальную ночную рубашку из всех, какие мне попались, и три скабрезных романа. А Гордону решила подарить старинное издание «Дон Кихота» — толстый том в кожаном переплете. Для Саманты несколько дней назад я заказала довольно эффектный кукольный дом, который принесет ей Санта-Клаус. Я знала, что Крис этого не одобрит, но ведь для ребенка нет ничего слаще…
У меня не хватило воображения придумать для Джона Темплтона что-нибудь более оригинальное, чем несколько бутылок шотландского виски, но зато Джин Эдварде и девочкам из журнала пару недель назад я купила в лавке старьевщика несколько смешных шляп и заранее предвкушала, какой хохот поднимется в редакции.
Двадцать третьего мы с Гордоном навестили Джулию. Выглядела она неважно: горящие щеки и блестящие глаза безошибочно свидетельствовали о высокой температуре. Мы принесли ей бутылку шампанского и подарки, но сцена была такой грустной, что пришлось пару раз отвернуться, чтобы не выдать себя.
Потом я отдала Гордону его подарок, а он вручил мне свой: красивую кожаную шкатулку ручной работы.
Читать бесплатно другие книги:
