Штосс (сборник) Антонов Сергей
Директор жестяно-баночного завода Никифор Семенович Громыхайло поднял принесенную секретаршей чашку чая, втянул носом исходивший от нее аромат и развернул свежую газету. Обычно «Быкохвостовский вестник» не сообщал читателям ничего нового. От заголовков «Добились высоких показателей», «Вышли на качественно новый уровень» и постоянной рубрики «В комитете госконтроля» у читательской массы возникали острые позыве к рвоте. Однако Громыхайло внимательно просматривал как раз последние известия из комитета. Он считал, что должен быть начеку и не допускать детских ошибок, на которых прокалывались его коллеги по всебелибердусскому движению коррупционеров.
На этот раз директора привлекла заметка известного на всю Быкохвостовщину журналиста Ромки Губастенького. Она повествовала о новом председателе Нижнечмыринского сельсхозкооператива, неком Чубей-Оторвине, который собирался строить в родных пенатах не что-нибудь, а самую, что ни на есть гидроэлектростанцию.
– Во дает! – Никифор глотнул чая, зачерпнул ложку варенья, которое специально для него покупали в областном центре и причмокнул. – Попер так попер! Напролом!
Громыхайло с уважением посмотрел на фото веснушчатого паренька в старомодном френче с наглым выражением лица, который указывал рукой в сторону узкой речушки. Он благоговел перед теми, кто умел строить хоть и несбыточные, но красивые планы с размахом. В течение последующих десяти минут Громыхайло напряженно думал. А любое напряжение мозга всегда вызывало в нем желание жрать. Именно жрать, а не есть. Ведь едят все по-разному, а жрут одинаково. Никифор причмокивал, вытягивал губы трубочкой, с шумом втягивая горячий чай, откусывал куски обильно намазанной вареньем булки, роняя крошки на свои брюки и служебные бумаженции, разложенные на столе. Когда рука, в очередной раз потянувшая к тарелке не нащупала там булки, Громыхайло сообразил, что увлекся.
Он почесал затылок.
– Нина!
В кабинет прошмыгнула блондинка-секретарша в мини-юбке, туго обтягивающей выпуклую, как у кобылы задницу. Первым желанием всех, кто видел это чудо телосложения, было дать хорошего пинка и посмотреть, что из этого выйдет. Никифор Семенович испытывал к филейной части своего референта совсем другие чувства. Вот и сейчас на вопрос «Еще чайку?» Никифор поманил молодку пальцем и нежно хлопнул ее по заднице.
– Хватит чайку, – Громыхайло ткнул пальцем в лицо Чубей-Оторвина. – Найди-ка мне телефон этого строителя плотин.
– Минутку, шеф!
Никифор Семенович Громыхайло ни острым умом, ни талантами руководителя не отличался. Однако был очень упорным в своем стремлении выползти наверх. Высшее образование, с более чем скромным «ай-кью» Громыхайле не светило. Не будь Белибердуссия объявлена самой ученой страной в мире Никифор так и прозябал бы на вторых ролях мастера участка и бригадира каменщиков. Однако открытие целого сонма учебных заведений для тупой от рождения, но всецело преданной власти категории граждан, позволило Семенычу получить книжицу, подтверждающую его состоятельность как юриста. Невзирая на диплом, Громыхайло продолжал, как и до высшего образования писать с ошибками. Зато с грехом пополам освоил компьютер, обзавелся несколькими почтовыми ящиками на бесплатных хостингах и при каждом удобном случае сообщал встречным и поперечным свои «е-майлы», всучивая для большего эффекта визитку. О визитке Громыхайлы следует сказать особо. Подобное произведение искусства могло бы быть у старика Ротшильда, если бы тот впал в маразм или у кого-нибудь из первой десятки журнала «Форбс». Могло бы даже украсить картинную галерею визиток, если бы таковая существовала. Визитку Семеныча неизвестные акулы полиграфического дела отпечатали на такой толстой бумаге, что при желании ей можно было резать хлеб. В центре визитки размещался тисненный золотом герб, на котором два, вставший на дыбы льва, держали в лапах консервную банку. Геральдическая комиссия наверняка ахнула бы от такого святотатства, а умный человек посмеялся бы. Однако Громыхайло не имел ни малейшего понятия о нюансах геральдики и не страдал от избытка серого вещества. Поэтому свою, далеко не дворянскую фамилию потребовал написать огромными готическими буквами.
Поскольку подавляющее большинство руководителей вообще не имело ни малейшего понятия о «е-майлах», на Никифора Семеновича стали смотреть с уважением. Его занесли в список перспективных сотрудников. Вскоре мутные волны многовекторной политики вынесли Громыхайлу на Быкохвостовщину. Прежний директор был раз в сто умнее Никифора и поэтому имел глупость заявить однажды, что вверенный ему завод в лучшем случае протянет полгода. Хоть сказано это было не с высокой трибуны, а в тени кулуаров, моментально нашлись доброжелатели, рассказавшие об упаднических настроениях директора. Того моментально выпроводили на заслуженный отдых, а на освободившееся кресло взгромоздили Громыхайлу, клятвенно пообещавшего сделать отечественную жестебанку самой жестяной на всех континентах. Дело сразу сдвинулось с мертвой точки. И не сдвинуться попросту не могло.
Жестяно-баночный завод был ярким примером борьбы с коррупцией по-белибердусски. Фишка этой борьбы заключалась в том, что беспощадный бой с коррупцией вели сами коррупционеры. С легкой руки высших властей для жуликов создавались специальные комитеты по искоренению жульничества. Само собой при такой постановке задачи отчеты о проделанной работе создавали впечатление того, что война с ворами находится на стадии завершения и последний из жуликов со стенаниями забился в труднодоступную щель. Само собой, его требовалось добить созданием нового комитета.
На деле все комитеты и подкомитеты, организовывали себе такие заоблачные льготы, каких чужеземные сенаторы не видели и во сне.
Громыхайле очень нравилось быть директором, давать интервью газетам и расхаживать по заводу, выпятив вперед начальнический живот. При этом Семеныч трезво оценивал свои скромные возможности и понимал, что на руководящем посту протянет, в лучшем случае полгода. В связи с такой печальной перспективой самыми актуальными для Громыхайлы были две задачи: украсть, как можно больше и любой ценой выползти из-под удара. Полагаться на помощь Хрякова было бессмысленно: Никифор был выше Сан Саныча на целую голову и, ввиду нетерпимости Хряка к рослым мужикам, не имел ни малейшего шанса войти в число любимчиков председателя. Пришлось делать ставку на первого попавшегося жулика.
Громыхайло набрал номер Чубея и услышав в трубке «Але!» проворковал:
– Михаил Фомич?
– Я.
– Желаю удачи во всех ваших начинаниях.
– Ты кто, доброжелатель?
– Громыхайло Никифор Семенович. Директор Быкохвостовского жестяно-баночного завода и ваш горячий поклонник.
– Ну и…
– Есть одно дельце. Только это не телефонный разговор. Когда вам будем удобно со мною встретиться?
– Дельце? Да хоть сейчас приезжай.
– Буду, Михаил Фомич. Через полчаса буду. Рад, что вы выкроили для меня минутку.
К приезду Громыхайлы Чубей уже составил линию поведения с директором. Подхалимский тон Никифора Семеновича однозначно говорил о том, что из него можно вить веревки. Поэтому Мишка, встретив гостя у двери конторы, сделал вид, что не заметил протянутой руки Громыхайлы.
– Ну и как твои жестяно-баночные дела? – поинтересовался Чубей. – Небось, проворовался, гамадрил коррумпированный?
– Не без этого, Михаил Фомич, – кивал головой директор, ничуть не обижаясь. – Время такое: не украдешь – не проживешь. Вот и вертимся помаленьку.
– А я тебе зачем? Имей в виду, что с несунами веду беспощадную борьбу. Если станешь предлагать на пару народ обворовывать – лучше сразу вешайся.
– Зачем обворовывать, когда все и так украдено? Слыхал, будто вы в депутаты выдвигаетесь?
– Выдвигаюсь. Подписи вот собираю.
Мишка не стал распространяться о том, что сбор подписей в Нижних Чмырях шел ни шатко, ни валко. Приходилось применять политику кнута и пряника, поскольку не все нижнечмыринцы уверовали в исключительность Оторвина. Развитая устроила для избирателей бесплатную раздачу самогона: каждый, кто ставил закорючку в подписном листе, получал от сельсовета стакан ароматного напитка и половину соленого огурца. С наиболее неподкупными односельчанами разбирался выпущенный из-под ареста Гриня. Собрав группу опричников во главе с Никитой Кулачковым, он вылавливал диссидентов на улицах. Кого-то удавалось уговорить без применения физического воздействия, кому-то приходилось банально бить в морду. Подключился к избирательной кампании и участковый Иннокентий Порядкин, который стремился упорным трудом заслужить у Мишки отпущение грехов. Порядкин ловко добивал различными штрафами тех, кого не успела добить «черная сотня» Грини. В общем, дело было поставлено с размахом, но Чубей остро ощущал недостаток денежных средств и с горечью вспоминал кампанию по экспроприации скота, на которую возлагал большие надежды.
– Сами собираете? – спросил Громыхайло. – Без спонсоров?
– Так откуда ж их взять?
– Хорошему человеку, вроде вас, Михал Фомич, каждый помочь согласится. Я как крупный производственник готов хоть сейчас выделить на вашу избирательную кампанию скажем…
Громыхайло произнес сумму шепотом, но для Чубея она прозвучала как пушечный выстрел.
– Из личных средств?!
– Пока я хозяин на предприятии, какая разница: из личных или из общественных? – усмехнулся директор.
– Что ж я готов принять вашу спонсорскую помощь, Никифор Семенович. – Чубей торжественно встал. – От имени всех жителей Нижних Чмырей, от коллектива сельхозкооператива «Красный пахарь» выражаю вам благодарность!
– Благодарность, господин Чубей-Оторвин, на хлеб не намажешь!
– Ого! Чего ж ты хочешь?
– С учетом того, что выдвигаться вы будете не от этой деревенской шушеры, а от коллектива моего предприятия, то хочу я немало.
О своих требованиях Громыхайло поведал Чубею на ухо. Мишка поморщился, но скрепил договор с директором крепким рукопожатием и отослал адъютанта Феоктистыча созывать избирательный штаб в полном составе. Прибывшая команда знакомилась с Громыхайло и рассаживалась. Когда собрались все, Чубей объявил:
– Мы вступаем в самую решительную фазу предвыборной борьбы. Возможны провокации со стороны конкурентов. Всем быть начеку и о любых подозрительных поползновениях докладывать мне лично.
Речь кандидата в депутаты была прервана телефонным звонком. Мишка снял трубку, выслушал звонившего и усмехнулся.
– Буду!
– Ну, вот, друзья, – сказал он, швыряя трубку на телефон. – Кажись, началось. Меня Сан Саныч Хряков лично желает видеть. Заинтересовался, значит, сучий потрох. Что ж, встречусь. От меня не убудет.
Распустив собрание, Чубей садился в «Жигули». Подбежал Фима Циркулев и сунул Мишке прямоугольную коробочку с клавишами и кнопочками.
– Возьми, Мишка, пригодится.
– Что это? – после трагических событий в казино Чубей уже не доверял Фиме, как в старые добрые времена. – Бомбу с часовым механизмом хочешь под райисполком заложить?
– Это диктофон! – замотал головой Фима. – Красненькая кнопочка – запись. Зеленая – воспроизведение.
– И чего мне записывать?
– Мало ли кто и что брякнет? А ты все на пленочку. Это, Мишаня, компроматом называется. А кандидату без компромата на выборах, как вору без фомки!
Глава десятая,
в которой главного героя предостерегают от вмешательства во многовекторную политическую деятельность, а он в совершенстве овладевает умением собирать компромат.
Председатель Быкохвостовского райисполкома Сан Саныч Хряков сделал головокружительную карьеру всего за каких-то два года. И все благодаря жене – волоокой красавице Зинаиде, имевшей привычку не пропускать ни одной живой твари в штанах мимо себя. Зинка была той еще сукой. Переспав со всеми дружками Хрякова, тогда занимавшего скромную должность страхового агента в областном филиале, она попала на именины начальника мужа, где в числе приглашенных оказался весьма влиятельный чиновник. Поскольку все остальные дамы оказались, как на подбор уродинами, Зинку заметили. Через пару танцев большой босс уединился с женой Хрякова в ближайшей спальне. Сан Саныч пользуясь тем, что все успели ужраться до поросячьего визга, прильнул глазом к замочной скважине и наблюдал за тем, как его благоверную окучивают в разных позах и во все дыры. После сеанса шоковой терапии влиятельный чиновник стал относиться к страховому агенту как к другу, товарищу и брату. Из собственных ручек налил Хрякову рюмку и веско заявил, подмигивая растрепанной Зинке:
– Мне, Саня, референт нужен. Твоя Зинаида – работник опытный и старательный. Ничего не имеешь против, если я ее в свой отдел возьму?
– Только благодарен буду! – отрапортовал Сан Саныч. – Для вас – хоть в огонь, хоть в воду!
Дальше все пошло как по маслу. Босс одолжил у Хрякова супругу на время поездки на море, а Сан Саныч поднялся на одну ступеньку чиновничьей лестницы.
Зинка-оторва продержалась в фаворитках всего год. Потом начальник, неизвестно за какие заслуги, пошел на повышение и прихватил с собой Хрякова. Тот был до омерзения услужлив и исполнителен, но когда шеф слегка оступился и попал в немилость, тут же сдал его с потрохами. Следует отметить – проступок был мелким, несущественным. Просто на одной из вечеринок для избранных босс Хрякова, отправился по-большому. Штаны, как водится, снял, а справив нужду, забыл вернуть их на прежнее место. Подлец Сан Саныч, следовавший за шефом везде и всюду, в том числе и в сортир, заметил вопиющий беспорядок в его одежде, но предупреждать о том, что штаны следует поднять до пояса, не стал. Начальник и вошел в банкетный зал ресторана в спущенных до колен брюках. Не обращая внимания на «ахи» и «охи» проследовал к своему месту, шокируя дам не столько самим фактом оголенного хозяйства, сколько его микроскопическими размерами. Когда он сел, присутствующие начали приходить в себя. Еще оставалась надежда все исправить, превратить в смелую шутку. Однако босс пошел на обострение конфликта. Он встал, чтобы провозгласить тост. С милой улыбкой брякнул «За присутствующих дам!». В порыве выразить свое почтение милым дамам, сделал очень резкое, неосторожное движение и прислонился к столу слишком близко. Волосатый карлик нарушителя плюхнулся в тарелку сидящего рядом начальника рангом повыше, прямо на надкушенный бифштекс. Крах был полным и сокрушительным. Утром следующего дня состоялась разборка, на которой главным обвинителем выступил Хряков. Он подчеркнул, что поступок начальника имеет политическую окраску и сыграет на руку белибердусской оппозиции, которая только и ждет повода дискредитировать власть.
– Думаю, что исправить ничего уже нельзя и дело следует передать на рассмотрение в комитет государственного контроля, – закончил Сан Саныч свою пламенную речь. – Если каждый из нас начнет бегать без штанов, то никто не поверит в то, что мы заботимся только о благе народа.
Хряков рассчитывал занять место проштрафившегося босса и был очень расстроен, когда наградой за его красноречие стало место председателя райисполкома в заштатном райцентре Быкохвостов.
Хряков отбыл на место и с первых дней царствования приложил максимум усилий для того, чтобы сделать свой авторитет непререкаемым. Борьба была напряженной, а главной проблемой – слишком уж комичный внешний вид нового председателя. С ростом в метр пятьдесят и поразительной до несолидности подвижностью, Хряков мог бы с успехом заменить на арене цирка знаменитого Карандаша. Требовалось срочно искать выход и Сан Саныч его отыскал. Главным критерием в подборе новой команды стал… рост заместителей. Карандаш так старательно подбирал себе Клякс, что новое быкохвостовское руководство стало выглядеть сонмом злобных гномов. Зато сам Хряков, на фоне окружавших его недоростков, смотрелся почти великаном. Он отпустил бородку а-ля Феликс Эдмундович, стал одеваться в серые, с игривой искоркой костюмы и приводил подчиненных в ужас своей привычкой потирать руки.
Вот только приглашенного для конфиденциального разговора Чубея было не испугать дешевыми эффектами. Мишка нажал красную кнопку диктофона. Легко, почти не касаясь ступенек, взлетел на второй этаж. С презрением посмотрел на смазливую секретаршу, оторвавшуюся от игры в «Косынку» для того, чтобы преградить ему путь.
– Приглашен лично председателем!
Секретарша пожала плечами и вернулась к игре, а Мишка толкнул дверь с надписью «А.А. Хряков». Он очутился в огромном кабинете, большую часть которого занимал стол, на котором мог бы устраивать свои пиры легендарный Валтасар. Сан Саныч сидел в дальнем торце гигантского стола, делая вид, что внимательно читает газету «Быкохвостовский вестник». Он ждал, что посетитель начнет откашливаться, пытаясь оповестить о своем присутствии. Однако Оторвин бесцеремонно, не дожидаясь приглашения сел.
– Здрасте!
– Здравствуйте, здравствуйте, – Хряков оторвался от чтения. – Значит, пожаловали?
– А че? Нас звали, мы пришли, – Мишка повертел шеей в слишком тугом воротничке. – Мы не гордые.
– Хочешь честно, Мишка? – председатель райисполкома встал из-за стола и потер руки так, как будто собирался добыть огонь.
– Хочу, – Чубей-Оторвин нахмурился. – Только не «хочу», а «хотите», не Мишка, а Михаил Фомич.
– О, ты как! Михаил Фомич! Ваше благородие! А этого ты не хочешь?
Перед носом Чубей-Оторвина оказался председательский кукиш.
Мишка аккуратно, но настойчиво отвел фигу от своей физиономии.
– Не стыдно Александр Александрович? У вас, главы района и такие жесты!
– А я у себя в кабинете! – Сан Саныч с озорной удалью в глазах уселся на полированный стол и постучал по нему пальцем. – Я здесь насрать могу, а потом заместителю по идеологии сказать, чтоб убрал. И уберет ведь! Сечешь, сельский пастушонок?
– А еще что можете?
– Многое могу. Могу секретаршу свою раком поставить и… Имею право!
– И кто вам такое право дал?
– Народ, мать твою, избиратели, электорат, чурбан ты стоеросовый! Я – Сан Саныч Хряков и на всех с прибором клал! Сейчас я на орбите, сейчас моя власть. Хошь казню, хошь милую! Я – президентская вертикаль в этой дыре. Я – король в вашем долбаном Быкохвостове!
– Значит долбаном? – Чубей мысленно поблагодарил Фиму за диктофон и тут же пообещал набить Циркулеву морду, если диктофон, как и все, что побывало в руках изобретателя не работает. – Так вы думаете про наш Быкохвостовский район?
– Думаю, а тебе не мешало бы прислушаться к советом старшего товарища. Я ведь тебе, Михаил Фомич только добра желаю.
– Про то, чего ты мне желаешь, мы после поговорим, – Чубей демонстративно сплюнул прямо на сверкающий паркет. – Добра ты не желаешь никому, кроме собственной жопы! Так-то, Хряк!
По идее после этих оскорбительных слов Сан Саныч, должен был начать метать громы и молнии, чтобы испепелить наглеца. Однако в душе Хряков был трусом и смертельно боялся тех, кто наглее его, независимо от места их размещения в табеле о рангах. Он расхохотался, распахнул дверцу встроенного в стену шкафа, поставил перед Мишкой бутылку коньяка, две рюмки и тарелку с нарезанным лимоном.
– А ты, пастушья морда, мне нравишься! – Хряк наполнил рюмки и, не дожидаясь, Чубея, влил порцию коньяка в глотку. – Неужто и впрямь на мое место метишь?
– Пока думаю, – Оторвин отодвинул рюмку. – Не пью.
– А я еще выпью! – заявил Сан Саныч, пытаясь скрыть замешательство. – Только знай – меня свалить потруднее будет. Я тебе не гомосек Льняной.
– Все вы – гомосеки! – зевнул Мишка. – Петухи вертикальные! А вообще-то мне твое место без надобности. Я, Сан Саныч, повыше планку брать буду.
– Ты про выборы в нижнюю палату? – изумился Хряк, замирая с рюмкой, так и не поднесенной ко рту.
– В нее самую, – Чубей сунул в рот дольку лимона и поморщился. – В самую нижнюю из всех палаток. Уже заявку подал и подписи полным ходом собираю.
– Совсем нюх потерял? С твоей-то рожей! В зеркало давно смотрелся, урод тряпочный?
– Мой нюх при мне. Предлагаю тебе сделку. Ты мне – всемерную поддержку на выборах, я тебе… Короче, пока не трогаю. Большего обещать не могу.
– Пока! Он мне обещает! – Хряк заметался по кабинету будто пойманная в силки птица. – Миша, родненький. Ты хоть соображаешь, в какое говно вступить хочешь? У нас в стране многовекторная политика. Векторов этих столько, что без стакана не разберешься. Президент уже и сам не знает, по какому вектору двигаться. У тебя дети есть?
– При чем тут дети?
– А при том, что у всех начальников минимум по двое наследников. А работать эти ублюдки не хотят. Им, чертям вынь да положь тепленькое место. Они руководить желают. А мест в госаппарате на всех не напасешься. Приходится создавать новые властные структуры. Контрольные, мать их так, надконтрольные и околоконтрольные. Жрать уже нечего, заводы только для вида работают, а колхозы… Сам знаешь. Доруководились. Набрали кредитов по самые яйца, на «джипах» ездим и подходы по два раза на день меняем. А они не меняются потому, как мало кто из нынешних вождей в дырку унитаза с первого раза попадает. Лишь бы водки нажраться, телку трахнуть, да дом на берегу реки в три этажа забацать.
– Ты это про свой дом? – усмехнулся Оторвин, прерывая поток обличений.
– А я не хуже и не лучше. Я – как все.
– Эх и пощипать вас жуликов за вымя! – мечтательно проговорил Мишка. – Так как насчет поддержки? По рукам?
– Хрен тебе на воротник чтоб шея не потела! – Хряк разошелся так, что напрочь забыл о расстановке фигур на шахматной доске Быкохвостовского района. – Пастухом, сука был, пастухом и помрешь!
Пока Сан Саныч брызгал слюной, Чубей успел достать из кармана кителя диктофон, положил его на стол и нажал кнопку воспроизведения.
– Я здесь насрать могу, а потом заместителю по идеологии сказать, чтоб убрал. И уберет ведь! – донеслось из динамика.
Хряк застыл, как городничий, парализованный ужасом в последней сцене гоголевского «Ревизора».
– Я – Сан Саныч Хряков и на всех с прибором клал! Сейчас я на орбите, сейчас моя власть. Хошь казню, хошь милую! Я – президентская вертикаль в этой дыре. Я – король в вашем долбанном Быкохвостове! – продолжал хрипеть диктофон.
– Что это? – председатель попятился к окну. – Что это?
– Компромат, Сан Саныч. – усмехнулся Чубей, вставая. – Наше вам с кисточкой!
Когда Хряков оправился от шока, посылать погоню за Мишкой было поздно. Сан Саныч рванулся к телефону и набрал номер начальника РОВД.
– Мелкокалиберный? Срочно ко мне! Беда у нас!
Глава одиннадцатая,
в которой Чубей кладет всех завистников на лопатки и с боем прорывается в нижнюю палату.
Иннокентия Порядкина начальник не вызывал так давно, что несчастный участковый начал подумывать о том, что о его существовании забыли. Захолустный нижнечмыринский участок, вверенный попечению Порядкина, ничем не выделялся в плане преступности. Что касается самогоноварения, то от борьбы с ним отказался еще предшественник Иннокентия, старый милицейский волк фамилия которого была безвозвратно утеряна для истории.
– Бесполезно, Кеша, – предупреждал он молодого инспектора. – Эту хренотень в Нижних Чмырях не искоренишь. Гнали и гнать будут. Тут другая тактика нужна. Если врага нельзя победить лобовым ударом, надо затесаться в его ряды, войти в доверие и взорвать преступное сообщество изнутри!
Предшественнику Иннокентия удалось настолько гармонично влиться в ряды самогонщиков и завоевать их доверие, что к моменту выхода на пенсию от дыхания участкового вяли комнатные растения, а поднесение ко рту инспектора спички было чревато взрывом.
Иннокентий перенял тактику наставника, сделался не только постоянным клиентом «родничка» Леокадии, но и штатным сотрудником главной самогонщицы Быкохвостовского района. Он следил за порядком при отпуске горячительного напитка и поименно знал тех, от кого можно ожидать нарушений дисциплины.
Смену власти в деревне Порядкин воспринял спокойно. Избиение Чубея накануне его прорыва во властелины села и председатели сельхозкооператива могло сказаться на карьере Иннокентия, однако Оторвин ничем не выразил своего неудовольствия. В благодарность Порядкин целиком и полностью поддержал политику, проводимую нижнечмыринским руководством, принял активное участие в ликвидации «Красного пахаря» как животноводческой точки. Рьяно занялся избирательной кампанией Чубея и теперь чувствовал себя полноправным членом героической команды бывшего пастуха.
Мелкокалиберный встретил Иннокентия отеческой улыбкой, предложил сесть и начал расспрашивать о службе, житье-бытье и печках-лавочках.
– Зарплаты-то хватает? – поинтересовался Максим Максимыч, постепенно переходя к делу.
– Да как вам сказать, – пожал плечами Порядкин. – Вроде и грех жаловаться, а вроде и…
– Звездочка тебе на погоны нужна, сынок. Давно заслужил ты ее. Осталось только последнее испытание. Если сдюжишь – быть тебе майором!
– Испытание? Так я готов! А в чем дело?
– Дело в вашем новом председателе. Буреет он не по дням, а по часом. Совсем землю под ногами чувствовать перестал. В депутаты рвется, райисполкому массу неудобств доставляет, а между тем… Кто такой Чубей-Оторвин? Обычный, мать его так, преступник. Помнится, ты его сам не так давно на воровстве колхозного добра за руку ловил.
– Было дело, – кивнул Порядкин. – Только вы сами, товарищ полковник, приказали тому делу хода не давать.
– А теперь! – Мелкокалиберный встал и выпятил грудь вперед. – А теперь приказываю: раскручивай на полную катушку! Чтоб изолировать этого нижнечмыринского обалдуя минимум на год! Пусть его в «зоне» депутатом параши сделают. И главное, Кеша: диктофон у Мишки конфискуй, изыми без шума и пыли. Прослушивать запись тебе не обязательно. Просто мне доставь диктофончик и можешь считать, что приказ о присвоении тебе очередного звания уже подписан.
– Есть изолировать и конфисковать! – козырнул Порядкин. – Приступать к выполнению?
– Приступай. Могу людьми помочь. Проси хоть взвод ОМОНа – выделю!
– Сам справлюсь, Максим Максимыч. К чему лишний шум? Мишка и не заметит, как в обезьяннике окажется.
– Действуй, сынок! Родина ждет!
Мелкокалиберный слишком уверовал в то, что его власти в районе ничто не угрожает и сильно ошибся в степени влияния Чубея на умы. Порядкин не собирался сдавать Мишку. Сразу после разговора с Мелкокалиберным Иннокентий отправился в Нижние Чмыри и в деталях обрисовал ситуацию Оторвину.
– Ага! Закопошились! – рассмеялся Чубей. – За день до выборов хотят меня с пробега снять. Ладушки! Спасибо, Кеша, я этой услуги век не забуду. Зуб даю – быть тебе министром МВД! Только шнурки завяжи!
Мишка набрал номер «Быкохвостовского вестника» потребовал к трубке Губастенького.
– Срочно ко мне, Ромка! С фотоаппаратом и всеми причиндалами!
Журналист примчался через десять минут.
– Сейчас поедешь с участковым на дачу полковника Мелкокалиберного, – приказал Чубей. – Сфотографируешь этот объект со всех сторон и все снимки – мне. Я, им, уродам, покажу, как народному избраннику дорогу переходить!
Инспектор и журналист выполнили задание своего босса, причем Ромка, как всегда полезший вперед батьки в пекло даже пострадал: под его глазом расцвел фиолетово-красный синяк, а нижняя губа распухла, как пирог.
– Сторож, сучара, застукал! – рассказывал Ромка. – Хотел фотоаппарат разбить, но я аппаратуру ценой собственной морды сберег.
– Сторожа, я потом, конечно, нейтрализовал, – продолжил Порядкин. – Так приложил в ухо, что еще долго не очухается.
– Молодцы! – похвалил Чубей. – Ну-с, посмотрим, чего там наш полковник наворотил…
Размеры дачи Мелкокалиберного впечатляли и красноречиво свидетельствовали о том, что построить ее на полковничью зарплату было просто немыслимо.
– Отлично! – констатировал Чубей. – С такими козырями не грех к гражданину Мелкокалиберному заглянуть.
В РОВД Мишка прибыл в сопровождении Порядкина. Полковник заметил парочку из окна кабинета и улыбнулся, уверенный в том, что его указание в точности выполнено. Перед разговором с Чубей-Оторвиным Максим Макимыч решил слегка освежиться. Он достал из сейфа бутылку, наполнил стакан и подносил его ко рту, когда в кабинет без стука вломились Порядкин и Оторвин.
– Выпиваем на работе, полковник? – Мишка без приглашения сел и откинулся на спинку стула. – А я-то думаю, дурачок, почему в районе преступность растет? Ломаю голову, почему на ниве правопорядка конь не валялся! Какой там конь, когда Мелкокалиберный с утра за галстук заливает! Значит, не работаем, пьянствуем и дачи возводим? Так-так…
Цвет лица полковника менялся так стремительно, будто его присоединили к цветомузыкальной установке. Сначала Мелкокалиберный побледнел, затем его щеки сделались лиловыми, а, в конце концов, кожа приобрела светло-зеленый оттенок, свойственный героям фильмов ужасов, которые застряли между миром живых и царством мертвых.
– Ты! – гаркнул полковник. – Да как ты смеешь?! Да я тебя в порошок сотру! Порядкин! В камеру его!
Иннокентий не сдвинулся с места, а Чубей швырнул на стол пачку фотографий.
– Узнаешь, Максим Максимыч?
Полковник рухнул в кресло.
– Ага, вижу, что узнаешь. Так вот: если через час я не вернусь в Нижние Чмыри, копии этих фотографий отправятся по хорошо знакомому тебе адресу. Думаю, что после этого тебе самому понадобится камера. Кивни, ворюга, если ты меня хорошо понял.
Мелкокалиберный тряхнул головой.
– Ну, тогда, до скорой встречи, – Чубей махнул Порядкину и направился к двери. – Да. Совсем забыл. Можешь Хряку передать, что с ним тоже самое будет, если вздумает на рожон переть.
Мишка просил Мелкокалиберного сообщить Сан Санычу о провале просто для очистки совести: из милиции он прямиком направился в райисполком и, врываясь в кабинет а Хряку, влепил звонкую оплеуху секретарше, которая опять пыталась преградить путь.
– С дороги, стерва!
Сан Саныч был в курсе последних событий. Он встретил Чубея стоя, с низко опущенной головой и поникшими плечами.
– Что, съел?! – Оторвин впечатал кулак в живот председателя райисполкома, а когда тот склонился, глотая воздух, от души врезал коленом в подбородок. – Будешь еще козни строить, козлина карликовая?! Допрыгаешься, что я твое выступление на местное радио отдам! Для трансляции!
– Не надо, – промычал Хряк. – Я все понял.
– Не надо, говоришь? А руки так и чешутся! Ладно, на первый раз прощаю и ставлю задачу: мои агитационные плакаты должны в каждой дыре висеть! Если не хватит, у Громыхайлы сколько надо возьмешь. На выборах по всем участкам лично проедешь и народ поагитируешь. Только помни Хряк: один неправильный шаг и твоя песенка спета. До конца дней зону топтать будешь!
Мишка ушел, а Сан Саныч продолжал сидеть на полу, монотонно раскачиваясь из стороны в сторону. Он понял, в какие железные руки попал, взвесил все «за» и «против».
– Капитуляция… Безоговорочная капитуляция… Все!
В кабинет заглянула взволнованная секретарша.
– Шеф, что случилось? Вам плохо?
– Мне хорошо! – председатель вскочил, схватил стул и швырнул в стену. – Уйди, выдра! С глаз моих долой!
С горя Хряк и Мелкокалиберный напились так, что решили поехать на охоту. В одно из деревенек Быкохвостовщины для начальника РОВД держали породистую собаку. Сан Саныч поразил мужиков-загонщиков тем, что прибыв на место, подполз к будке на четвереньках и принялся лобзать пса в морду. Максим Максимыч задорно хохотал и орал, что сегодня обязательно подстрелит кабана. Потом, не сделав никакого перерыва, вызвал председателя райисполкома на дуэль. Дуэлянтов едва разняли, налили по стакану и разнесли по кроватям. Они были сломлены и раздавлены в прямом и переносном смыслах.
В отличие от впавших в истерику руководителей Чубей вел себя сдержано. Он побывал в типографии и больше часа следил, как из-под фотобарабана вылетают глянцевые плакаты с его изображением и списком предвыборных обещаний.
Глава двенадцатая,
в которой Мишка шокирует, поражает и восхищает.
– Жрать хочется! – пожаловался Гриня. – Который день почитай, как угорелые носимся. Депутат туда, депутат сюда… Я, честно говоря, у себя в Нижних Чмырях лучше питался.
– Все беды наши от того, что желудком, а не головой думаем, – глубокомысленно ответил Чубей. – Тут вообще-то буфетище есть. Там для депутатов по-дешевке такими деликатесами торгуют!
– Там че ж мы тут топчемся?
– Не вздумай в буфет без моего ведома соваться! – приказал Мишка. – Проголодаешься – покупай булку и пакет кефира. Питайся, Гриша, как весь народ! И вообще: хватит про жратву. Будто другой темы нет.
Чубей уселся на подоконник вестибюля резиденции парламента и поболтал ногами в воздухе.
– А здесь интересно! Правда, Гриня?
– Ага! Я только что из сортира! – Бурый перешел на другую тему, в очередной раз полюбовался своей фотографией в красной книжечке помощника депутата и бережно спрятал документ в нагрудный карман. – Там, Миша, такое! Говно автоматически смывается! Руки к крану подносишь – вода сама течет. А вместо мыла… Вот полюбуйся: я специально в бутылочку набрал.
– Спрячь и не позорь меня. Вон уже мои коллеги оборачиваться начинают.
– Это они, Мишка, на твой китель любуются. И как ты додумался его напялить? У тебя ж сейчас десять пиджаков и штанов целое море.
– Дурак ты, Гриня, – ответил Чубей, демонстративно зажал ноздрю и громко высморкался на мраморный пол. – И ничегошеньки в имидже не шурупишь. Они тут все в пиджаках и при галстуках. А толку? Ходят, как подстреленные и тени своей пужаются. Разве у таких есть хоть один шанс в президенты пролезть?
– А ты? – Гриня раскрыл рот, как выброшенная на берег рыба. – Ты… В президенты?
– А почему бы и нет? Чубей-Оторвин – истинно народный избранник. А кто в этом пока сомневается – сегодня узнает почем фунт лиха. Я на выступление в прениях записался.
– Готовился? Рома Губастенький речугу строчил?
– Никто и ничего мне не строчил! – отмахнулся Оторвин. – Я без бумажки выступать буду. Это экспромтом называется. Сечешь?
– Рискуешь, Мишаня!
– Кто не рискует, тот не пьет шампанского! – Чубей спрыгнул с подоконника. – Пойдем в зал заседаний. Видишь, как засуетились? Начинается, значит, говорильня.
В зале заседаний Чубей и Бурый разместились в первом ряду. Не обошлось без эксцессов. Маленький толстячок-депутат попытался убедить Гриню в том, что тот по ошибке занял чужое место. Бурый отреагировал на замечание своеобразно: выставил пальцы вилкой и промычал «Моргалы выколю!». Толстячок сразу понял беспочвенность своих претензий и забился в самый дальний угол зала.
Вместо того, чтобы выслушивать скучные выступления депутатов Мишка с Гриней битых два часа травили матерные анекдоты, чем очень расположили к себе соседей по креслам. Воодушевленные дерзким поведением нижнечмыринской парочки депутаты сначала хихикали, а потом начали хохотать в полный голос, не обращая внимания на спикера, пытавшегося восстановить дисциплину путем скраивания жутких гримас.
– Слово предоставляется депутату от Быкохвостовского избирательного округа Михаилу Фомичу Чубей-Оторвину! – пропел спикер козлиным тенором. – Прошу на трибуну, Михаил Фомич!
Мишка пружинисто вскочил с кресла, прошел за трибуну и не меньше минуты держал паузу, оглядывая зал исподлобья. Когда молчание сделалась совсем неловким, Чубей хлопнул стакан минералочки и наклонился к микрофону.
– Здорово, бакланы!
Прокатившийся по залу ропот Оторвин пресек поднятием руки.
– А разве не бакланы? Нет, вы мне скажите: неужто и впрямь себя народными избранниками считаете? Поднимите руки, кто так думает. То-то же! Никакие вы не избранники, а извращенцы, шкуры продажные! Клянусь конституцией, что когда стану президентом, половину этого зала раком поставлю! Научу, козлов, родину-мать любить!
В гробовой тишине смелой речи Мишки зааплодировал один Бурый.
– Так их, Мишка! В хвост и в гриву!
– Я попросил бы вас! – спикер наконец смог побороть столбняк. – Здесь вам не колхоз!
– Он бы меня попросил! – расхохотался Чубей, покидая трибуну. – Вы слышали? Этот пузатый тритон меня попросил бы! Ой, не могу, братцы!
Мишка взбежал по ступенькам к столу, за которым восседал спикер и сочно плюнул до смерти напуганному лидеру парламента в его заплывшие жиром глазки.
– Чем тебе, сука, колхоз не нравится?!
Эффект, вызванный смелым поступком Чубея, превзошел все ожидания. Спикер рухнул в кресло и схватился за сердце. Депутаты с криками повскакивали с мест. Открылись двери и в зал вбежали охранники. Пока они достигли первого ряда, Бурый успел включиться в потасовку и, несколькими сокрушительными ударами, свалил трех, подвернувшихся под руку, избранников на красный ковер.
Когда зачинщиков беспорядка выводили из зала, они не сопротивлялись и чувствовали себя абсолютными победителями.
Вечером этого дня Чубея и Оторвина, отпущенных под залог, торжественно встречала банда журналистов во главе с Губастеньким.
– Уже известный своим экстравагантным поведением депутат Чубей-Оторвин триумфально освобожден из-под стражи! – пел Ромка. – Сегодня он во всеуслышание заявил о своем намерении баллотироваться в президенты! По словам помощника депутата, известного белибердусского политика Григория Бурого своим поступком Михаил Фомич выразил протест против засилья бюрократов и коррупционеров! А сейчас мы дадим слово самому лидеру новой белибердусской оппозиции. Господин Чубей-Оторвин, народу хотелось бы услышать ваши комментарии!
– Комментариев не будет! – Мишка, стоя у депутатского «джипа» снял верный китель и сменил его на черный пиджак. – Я – не сторонник болтовни. Обещаю лишь, что наведу порядок в этой стране!
Наводить порядок в стране Чубей начал со своего следующего выступления в парламенте. Поддерживая имидж непреклонного демократа и яростного оппозиционера, он не стал подниматься на трибуну, чем несказанно обрадовал напуганного спикера. Мишка просто встал с ногами на кресло и завопил на весь зал.
– Доколе белибердусский народ будет терпеть издевательства?! Когда наш крестьянин станет истинным хозяином собственной земли? Необходимо всесторонне укреплять власть на местах, усиливать роль сельских исполнительных комитетов, как главной движущей силы прогресса на селе! Требую немедленно принять постановление о выносе всех игровых заведений за пределы столицы!
Речь Чубея, в которой он, с изяществом птички колибри, перескакивал с одной темы на другую, длилась четыре часа. Ошарашенные таким напором, интеллигентные и безвольные парламентарии не нашли аргументов в споре с Оторвиным и почли за лучшее единогласно принять все предложения нижнечмыринского оппозиционера.
Заканчивая свое выступление Мишка официально объявил о своем намерении баллотироваться в президенты, спрыгнул с кресла и, сопровождаемый восхищенными взглядами покинул зал.
Читать бесплатно другие книги:
