Второй взгляд Пиколт Джоди

Он бросил на Илая сердитый взгляд из кабины грузовика. Илай вздохнул, скрестив руки на животе:

– Мистер Шампиньи…

– Уинкс. – Парень, растянувшийся на земле, вызывающе улыбнулся полицейскому. – Все зовут меня так.

Пес Илая, выскочив неведомо откуда, уперся передними лапами в грудь парня.

– Ко мне, Ватсон! – скомандовал Илай. – Мистер Шампиньи, прошу вас, поднимайтесь. Компания «Редхук» имеет официальное разрешение проводить строительные работы на этой земле.

– Этот коп несет какую-то чушь! – крикнул Уинкс, обращаясь к пикетчикам, толпившимся в отдалении.

– Вы не можете их всех арестовать? – спросил Род ван Влит.

– Пока они не совершили ничего противозаконного. Просто выражают свой протест, и все.

Фолленсби, шеф полиции, начальник Илая, недвусмысленно дал понять, что не стоит разжигать конфликт, который может перерасти в ожесточенное столкновение на расовой почве. Кроме того, Илай знал: когда дело касается индейцев абенаки, проблему невозможно решить силой. К тому же у него не было ни малейшего желания этим заниматься. Его ждали другие дела. Ему нужно было забрать местного пьяницу Эббота Тула с автозаправки, отвезти в участок и оставить там, пока тот не протрезвеет. Да и Ватсона пора покормить. Так что Илай вовсе не собирался тратить время попусту, разбираясь с бандой индейцев, у которых наглости и спеси больше, чем воды в озере Шамплейн.

Илай потер затылок. В такие дни, как сегодня, он жалел, что после смерти матери не перебрался во Флориду. В конце концов, ему уже тридцать шесть и эта работа ему осточертела. Сейчас он мог бы играть с отцом в гольф. Или нежиться в шезлонге под пальмой… Его мысли прервало поскуливание Ватсона, который скалился в собачьей улыбке, умильно глядя на хозяина.

– Прежде здесь было кладбище. В этой земле лежит прах, – сообщил Уинкс.

– Это правда? – обернулся Илай к Роду.

Тот слегка нахмурился:

– Никаких останков здесь не нашли. Все, что удалось обнаружить, – жестяной медальон, несколько глиняных черепков и монета тысяча девятьсот тридцать второго года выпуска.

– И наконечник стрелы! – крикнул Эз Томпсон.

«Как этот старикан ухитрился на таком расстоянии услышать, о чем они говорят?» – удивился про себя Илай.

– Не забудьте про наконечник стрелы! – настаивал Эз.

Девелопер округлил глаза:

– Да, припоминаю, был найден и наконечник стрелы. Но это ровным счетом ничего не доказывает. Наверняка мальчишки играли здесь в индейцев и ковбоев, только и всего.

Эз Томпсон подошел ближе:

– На наконечники от стрел нам плевать. Мы тревожимся за наших предков. Вы знаете, что такое полтергейст? Если вы нарушите покой мертвых, в домах, которые вы здесь построите, не будет мира.

«Интересно, имеет ли старик какое-то отношение к этой земле?» – подумал Илай. Насколько он помнил, Эз перебрался в Комтусук откуда-то с запада. В городе он жил почти так же долго, как и сам Илай, но с этим участком его ровным счетом ничего не связывало. Несомненно, он выступает против застройки из чисто принципиальных соображений.

– Вы слышали? Он угрожает! – обратился к Илаю Род.

Эз рассмеялся:

– Чем это я вам угрожаю?

– Проклятием… колдовством… в общем, всякой чертовщиной.

Старый индеец вытащил трубку, зажег ее и глубоко затянулся. Слова его поднимались в воздух вместе с дымом:

– Значит, вы верите во «всякую чертовщину», мистер ван Влит? Даже если это не так, скоро вам придется поверить.

– Послушайте, Эз, – подал голос Илай. – Я знаю, вы все недовольны застройкой. Но если вы хотите ее остановить, следует обратиться в суд.

– Когда государство в последний раз заявило, что действует во благо племени абенаки, нас едва не стерли с лица земли, – покачал головой Эз. – Нет, детектив Рочерт, мы не станем искать справедливости в ваших судах.

– В его судах? – Уинкс, вскочив на ноги, отряхивал джинсы. – Илай, кто тебе сказал, что синяя форма сделала твою кожу менее красной?

Не раздумывая, полицейский бросился на тщедушного Уинкса, схватил его за лацканы и с силой прижал к бульдозеру. Ватсон подскочил к ним, оскалив зубы. Затылок Уинкса с глухим стуком ударился о металл. Илай тут же опомнился, опустил руки и с трудом перевел дыхание, ощущая на себе взгляд Эза Томпсона.

Детектив отвернулся, кликнул пса. В памяти у него внезапно ожила картинка из давнего прошлого. Лето. Он на рыбалке с родственниками матери. Смуглые босоногие дети без устали играют в пятнашки, так что трава примята на милю вокруг… Лишь в десятилетнем возрасте Илай осознал, что озеро Питаубагв – «вода между берегами» – на карте носит название Шамплейн.

Он кивнул водителю бульдозера, давая понять, что можно приступать к работе. Отвернулся от индейцев и пошел прочь, пытаясь вернуть утраченное самообладание.

Неделю спустя после своего приезда в Комтусук Росс брел вдоль берега по мелководью, не обращая внимания на мелкую гальку, царапавшую босые ноги. Вода была холодной – слишком холодной для августа, – но это его ничуть не смущало. Любые ощущения, даже вызывающие дискомфорт, были ему приятны. Слишком долго он вообще ничего не чувствовал.

Озеро Шамплейн – такое длинное, что невозможно окинуть его взглядом из конца в конец. На противоположном берегу, подобно солдатам в карауле, высятся горы Адирондак. Именно на том берегу, в северной части штата Нью-Йорк, родилась Эйми. В тот день, когда небо рухнуло на землю, Росс с невестой ехали в гости к ее родителям.

Однажды в книжном магазине на Манхэттене, где работал Росс, один из авторов прочел лекцию о погребальных ритуалах. Из этой лекции Росс узнал, что тибетские монахи срезают с тела умершего плоть и оставляют ее на съедение хищным птицам. На Бали устраивают пышную церемонию кремации, но прежде тело усопшего помещают в расписной бамбуковый саркофаг, долго вертят и трясут его, чтобы у духа закружилась голова и он не смог отыскать дорогу назад.

В тот вечер Росс работал: он должен был расставить стулья в маленьком зале; сложить на столе книги, чтобы автор мог оставить на титуле автограф; принести бутылку минеральной воды. Публика собралась необычная: ученые-социологи в твидовых пиджаках сидели бок о бок с юнцами в черных готических одеяниях, с ирокезом на голове. Всю лекцию Росс стоял у стены и поражался, какое великое множество странных обрядов люди придумали, прощаясь с теми, кто оставил этот мир.

Эйми вошла в зал посреди лекции. Она была в бледно-зеленом медицинском костюме. «Наверное, ей холодно», – сразу подумал Росс. Этот костюм она иногда носила дома вместо пижамы. Но сегодня ей пришлось идти в нем по декабрьским улицам.

«Случилось что-то ужасное» – такова была следующая мысль Росса.

– Привет! – Он схватил ее за руку, когда она проходила мимо, глядя в пространство невидящими глазами.

Она ткнулась носом ему в грудь и разразилась рыданиями. Несколько человек обернулись в их сторону, на лице лектора мелькнуло недовольство.

Сжав руку Эйми, Росс повел ее в ту часть магазина, где стояли книги по садоводству, не вызывающие особого интереса у жителей Нью-Йорка. Там всегда было пусто. Он взял ее лицо в ладони. Сердце его колотилось, предвкушая печальную весть. У нее обнаружили рак. Она беременна. Она его больше не любит.

– Мартин умер, – выдохнула Эйми.

Росс крепко обнял ее, пытаясь сообразить, кто такой Мартин. Ах да, конечно, как он мог забыть! Мартин Биренбаум, пятидесяти трех лет, пострадал во время пожара на химическом предприятии. Ожоги третьей степени на восьмидесяти пяти процентах тела. Эйми, студентка-третьекурсница, проходившая практику в отделении реанимации, делала все, чтобы облегчить его страдания. Обрабатывала раны, смазывала их сильвадином. Когда Мартин спросил, умрет ли он, Эйми, посмотрев ему в глаза, ответила «да».

Это был первый пациент, умерший у нее на руках. Она знала, что не забудет его до конца своих дней.

– Я смотрела, как он умирает, и ничем не могла помочь, – всхлипывала Эйми. – Может, потом я привыкну к смерти. А может, и нет. Знаешь, Росс, иногда я думаю, что мне не стоит заниматься медициной. – Внезапно она подняла голову и пристально взглянула на него. – Когда я буду умирать, прошу тебя, будь рядом. Так же, как я была сегодня рядом с Мартином.

– Ты не умрешь…

– Росс, мы все когда-нибудь умрем. Обещай, что будешь рядом!

– Нет! – отрезал он. – Я не могу этого обещать, потому что умру первым.

Эйми замолчала, потом неуверенно рассмеялась:

– Ты что, уже купил билет на тот свет?

– Гуэй, или голодные призраки, – это души китайцев, которые умерли насильственной смертью, – долетел до них голос лектора. – Исполненные обиды, они часто возвращаются на землю и строят живым всякие пакости.

– Что за чертовщину он несет, Росс? – удивленно спросила Эйми.

– Именно что чертовщину, – пожал тот плечами.

Росс сопровождал Эйми на похороны Мартина Биренбаума. После этого они никогда не вспоминали о нем. За время ее практики умерло еще несколько пациентов. Но Эйми больше об этом не заговаривала. В конце концов, подобно большинству врачей, она примирилась с тем, что смерть – это естественное завершение жизни.

Росс швырнул в озеро плоский камешек, который, подскочив пару раз, пошел ко дну, прежде чем второй брошенный им камень коснулся поверхности воды. Эйми кремировали… Прах ее – там, на другом берегу озера, у ее родителей. Как они с ним поступили, Росс не знал: через три года после смерти Эйми он перестал отвечать на их звонки и письма – это причиняло ему слишком сильную боль.

Росс надел ботинки и вернулся к машине. Сев за руль, он вспомнил еще одну историю, рассказанную лектором в книжном магазине. Мексиканцы верят, что в году есть особенный день, когда поднимается завеса, отделяющая этот мир от потустороннего, и души умерших посещают тех, кого оставили здесь.

Когда я буду умирать, прошу тебя, будь рядом.

Его не было рядом. Тем не менее он до сих пор не может расстаться с ней.

Институт Дженерра находился в Вашингтоне, Ди-Си[4], и из окна кабинета Мередит Оливер открывался вид на мемориал Джефферсона. Она находила в этом некоторую иронию. Дело в том, что многие ученые, работающие в той же сфере, что и она, отвергали концепцию, согласно которой все люди созданы равными. По их мнению, на протяжении всей истории человечества выживали сильнейшие.

Мистер и миссис де ла Корриа сидели напротив Мередит, то и дело нервно поглаживая друг друга по руке.

– У меня для вас хорошие новости, – с улыбкой сообщила она.

Мередит занималась предымплантационной генетической диагностикой уже десять лет и успела понять: ожидание результатов исследования порой является для супружеской пары большим стрессом, чем сама процедура искусственного оплодотворения.

– У нас есть три жизнеспособных эмбриона.

Карлос де ла Корриа страдал гемофилией. Опасаясь передать недуг своему потомству, они с женой решили прибегнуть к ЭКО, что давало возможность тщательно проверить каждый эмбрион. В утробе матери окажутся лишь те из них, что свободны от гена гемофилии.

– Мальчики среди них есть? – спросил Карлос.

– Два.

Мередит взглянула ему в глаза. Ген гемофилии несут Х-хромосомы. Это означает, что ребенок мужского пола, произведенный четой де ла Корриа, не сможет передать болезнь своему потомству. Следовательно, если у супругов будут только мальчики, будущие поколения семьи избавятся от гемофилии.

Карлос подхватил свою жену на руки и закружил ее по маленькому кабинету Мередит. Интересно, что бы сказали все эти ханжи, считающие генную инженерию неэтичной, став свидетелями подобного счастливого момента? На столе Мередит стояли две фотографии. На одной – Люси, на другой – первая пациентка Мередит, сияющая молодая мать с новорожденным сыном на руках. Женщина страдала кистозным фиброзом. Благодаря Мередит ребенок родился совершенно здоровым.

Миссис де ла Корриа, еле переводя дух, опустилась в кресло.

– А девочка? – едва слышно спросила она.

– Третий эмбрион является носителем дефектного гена, – ответила Мередит. – Мне очень жаль.

Карлос сжал руку жены.

– Ничего страшного! – воскликнул он с воодушевлением. – У нас будут мальчишки-близнецы, и это здорово!

Для того чтобы «мальчишки-близнецы» появились на свет, нужно было преодолеть еще множество препятствий. Вероятность того, что эмбрионы не приживутся, была довольно велика. Но Мередит выполнила свою часть работы. Теперь настал черед других специалистов Института Дженерра – тех, кто занимается непосредственно оплодотворением. Мередит с улыбкой выслушала благодарности и протянула миссис де ла Корриа лист назначений.

Предстояло еще две консультации. После этого Мередит собиралась заняться лабораторной работой. Она достала из кармана очки для чтения – необъяснимое позерство мешало ей надевать их при посторонних. Вытащила шпильку, которой ее волосы были сколоты в подобие узла, и густые золотисто-медовые кудри рассыпались по плечам. Наверное, Бог хотел подшутить над ней, наградив буйной, непослушной гривой, ведь Мередит Оливер была просто помешана на порядке и аккуратности. Она потерла покрасневшие от утомления карие глаза.

– Сегодня вечером не буду работать, – произнесла она. – Поеду домой, приму горячую ванну и почитаю Люси что-нибудь более увлекательное, чем статья из журнала «Териогенология».

Ей казалось, что, озвучив свое намерение, она повышает шансы осуществить его.

– Доктор Оливер? – В дверях появилась секретарь Мередит с листком бумаги в руках. – Супруги де ла Корриа подписали документ.

Мередит прекрасно знала, о каком документе идет речь. Де ла Корриа давали согласие на уничтожение третьего, женского эмбриона.

– Надо подождать результатов оплодотворения. Возможно, ни один из эмбрионов не приживется, и тогда… – Мередит осеклась.

Эмбрион-девочка не понадобится в любом случае. Супруги де ла Корриа не хотят иметь ребенка, который является носителем дефектного гена. Несомненно, они предпочтут остаться бездетными. Кстати, женщины не болеют гемофилией, и девочка, скорее всего, появилась бы на свет совершенно здоровой. Возможно, она унаследовала бы от матери блестящие темные волосы, а от отца – огромные глаза орехового цвета.

Мередит поставила на документе свою подпись и положила его на стол.

– Пришли супруги Альбертсон, – сообщила секретарь.

– Пусть подождут пару минут.

Как только дверь закрылась, Мередит схватила телефон и позвонила домой. Наверняка Люси сидит за кухонным столом; две косички у нее за спиной напоминают модель человеческого генома. Она делает домашнее задание, решая, где надо вписать «U», а где «V». «Ula unrolled uneven umbrellas»[5]. В трубке раздался голос Люси:

– Алло!

– Привет, Вермишелька.

– Мама! Ты сейчас где?

– На Юпитере. А ты?

– А я в пустыне Каламари.

– Наверное, все-таки Калахари, – улыбнулась Мередит.

– Когда ты приедешь домой?

– Скоро.

В трубке на мгновение повисло молчание.

– До того, как стемнеет?

Мередит прикрыла глаза.

– Я вернусь к обеду, – пообещала она. – Скажи об этом бабушке Руби. И пока я не приеду, не ешь больше шоколадного печенья.

– Мама, но откуда ты знаешь, что я…

– Потому что я твоя мама. Люблю тебя.

Мередит положила трубку и снова скрутила волосы в узел. Сунула руку в ящик стола, надеясь найти резинку для волос, но обнаружила лишь несколько пластмассовых скрепок, которые иногда служили ей заколками. Взгляд ее упал на бумагу, лежавшую на столе. Подчинившись внезапному импульсу, Мередит спрятала документ в нижний ящик. Пусть это согласие пока полежит здесь.

Она нажала кнопку, подавая посетителям сигнал войти. Через мгновение в кабинете появились супруги Альбертсон. Вид у них был смущенный и растерянный, как и у большинства супружеских пар, приходящих сюда впервые. Мередит протянула руку:

– Я доктор Оливер. Буду заниматься вашим случаем. И постараюсь вам помочь.

Эз знал: если дойдет до дела, он не сможет выгнать из гранитного карьера «Ангел» и белку, не говоря уже о вооруженном злоумышленнике. Хозяева держали Эза в качестве охранника то ли из милосердия, то ли из жалости. А может, причина была в том, что он довольствовался ничтожной зарплатой, ибо совершенно не представлял, что делать с деньгами. К счастью, в карьер вела всего одна дорога, да и за той Эз следил не слишком усердно. Большую часть времени он проводил в конторе карьера, в тесном закутке, где на стенах висело несколько мониторов, позволяющих наблюдать за разными участками территории. Как правило, Эз уделял особое внимание четвертому экрану – там транслировались игры «Ред сокс».

– Эх ты, рохля, – пробормотал Эз, с укором глядя на нападающего. – И за что только тебе платят одиннадцать миллионов баксов в год?!

«Ангел» был одним из многочисленных гранитных карьеров Вермонта. Прожилки гранита тянулись по скалам, извилистые, как морщины на лице Эза. Прежде в скалах вручную просверливали отверстия, закладывали взрывчатку, дробили камень и отправляли его на экспорт. Теперь техникой управляли компьютеры. Работая по ночам, Эз не встречал здесь ни одной живой души… Насколько он знал, днем в карьере тоже было безлюдно. Иногда старику казалось, что он единственный человек, который здесь трудится.

Он охранял карьер уже тридцать лет, и за это время ему пришлось подать только два отчета о происшествиях. Однажды во время грозы взорвались заряды, предназначенные для использования на следующий день. Второй случай был связан с самоубийцей – тот перелез через ограждение и спрыгнул со скалы на острые камни. Придурок сломал обе ноги, однако пошел-таки на поправку и занялся интернет-бизнесом.

Эзу нравилось работать по ночам, он любил одиночество. Иногда, обходя карьер, старый индеец старался ступать как можно тише и тогда слышал, как распускаются на деревьях почки. Он ощущал запахи разных времен года. Иногда он лежал на спине, подложив руки под голову, и смотрел на звезды, образующие созвездия его жизни: злобный Телец разочарования, шаткие Весы справедливости, Близнецы, напоминающие о двух женщинах, которых он любил и давным-давно потерял.

«Хотелось бы знать, что сейчас происходит на Оттер-Крик-Пасс», – думал Эз. На этой неделе протесты племени абенаки против застройки бывшего кладбища усилились до такой степени, что привлекли внимание общественности. К тому же в городе произошел весьма странный случай: проснувшись однажды утром, местный пьяница Эббот Тул обнаружил, что его волосы, всю жизнь прямые, теперь вьются барашком! Бедолага немедленно бросился в церковь, где провел целый день, взывая к милосердию Иисуса и упрекая призраков за то, что они над ним насмехаются. По Комтусуку поползли слухи, их нашествие было сродни метели из белых лепестков, что припорошили крыши машин и забили стоки в душах открытого бассейна.

Если бы Род ван Влит был чуть поумнее, то завез бы все строительное оборудование на площадку глубокой ночью, когда индейцы мирно храпят в своих палатках. Им повезло, что представитель компании «Редхук» такой непроходимый болван. Учитывая неорганизованность протестующих, это ставило обе стороны в равное положение.

Эзу показалось, что справа от него пролетел светлячок. В следующее мгновение старик осознал: то был вовсе не светляк, а блуждающий огонек на темном экране, показывающем северную часть карьера, где велись наиболее активные разработки. Эд ощутил, как его окатило жаром, – это было привычное, хорошо знакомое возбуждение. Нахлобучив шапку, он направился к месту, где вспыхнул огонек. С каждым шагом с него слетали годы, и вскоре он вновь стал сильным, прямым и могучим, как дуб, пробивающий своей верхушкой небо.

Росс не знал, кого больше упрекать – Итана, заронившего в его душу опасные семена, или самого себя за то, что серьезно отнесся к словам племянника. Итан сказал: всем в городе известно, что в карьере «Ангел» водятся призраки… Росс медленно пробирался по узкой тропе, пока не почувствовал: волосы у него на затылке встали дыбом. Фонарь решил пока не включать. Работая у Уорбертонов, он убедился, что свет порой может испортить все дело. Власти обычно оставляют охотников за привидениями в покое, но нарушение границы чужих владений в любом случае остается правонарушением. Если ты исследуешь кладбище, то должен быть готов в любую минуту вскочить в машину и скрыться задним ходом, с выключенными фарами. И уж конечно, если глубокой ночью ты пробрался на чужой участок, надо постараться стать как можно незаметнее.

Хотя Росс заявил сестре, что больше не занимается паранормальными исследованиями, мысль об Эйми заставила его совершить еще одну, последнюю попытку. Он съездил в Берлингтон, в магазин, торговавший уцененной электроникой, и купил видеокамеру, реагирующую на инфракрасное излучение. За обедом Росс сказал Шелби, что сегодня вечером у него свидание.

– Правда? – Шелби так просияла, что у Росса сжалось сердце. – И с кем же?

– Ты ее не знаешь.

– Я ужасно за тебя рада, Росс! – улыбнулась Шелби.

Скверно, конечно, что пришлось врать сестре. Тяжело было вспоминать, как перед самым отъездом она подошла к его машине, наклонившись к окну, поправила воротник его рубашки и сказала, что он может возвращаться когда угодно, – дверь дома будет открыта.

И теперь, пока его сестра утешалась мыслью о том, что он проводит время с женщиной, Росс укрепил свой фонарь на выступе скал и установил видеокамеру на штатив.

– Ни черта я здесь не увижу, – бормотал он при этом.

Заглянул в видоискатель и чертыхнулся еще раз.

Ведь он же решил завязать с этой фигней. Он больше не верит в призраков.

Но вдруг именно нынешней ночью что-то произойдет? Он не может уйти отсюда, ничего не выяснив. Если Итан говорил правду и в карьере действительно произошло убийство, вполне вероятно, в этих местах по-прежнему обретается не знающий покоя дух. Призрак, который не попал на небеса, потому что не завершил свои земные дела. Подобная участь нередко постигает души людей, погибших насильственной смертью, а также покончивших жизнь самоубийством, не оставив предсмертной записки. А иногда призраки остаются на земле, потому что не хотят расстаться с теми, кого любили.

Росс знал: если повезет, он заснимет на камеру блуждающие огни, один или два светящихся шара. Возможно, ему удастся зафиксировать так называемый феномен электронного голоса. И если окажется, что в этом карьере действительно происходят паранормальные явления, возрастет шанс на то, что дух Эйми еще не покинул эту землю.

Росс понятия не имел, где именно произошло убийство, поэтому установил камеру там, где подсказала ему интуиция. Зарядив камеру пленкой, проверил батарейки и замер в ожидании.

Внезапно его ослепил свет сильного фонаря.

– Сейчас объясню, что я здесь делаю… – начал Росс.

Но слова замерли у него на губах, когда он увидел древнего старика в поношенной форме охранника; в глазах старца, казалось, отражался весь мир. Росс не сомневался, что перед ним призрак.

– Кто вы? – хриплым шепотом спросил нарушитель, и глаза у него полезли на лоб, словно он ни разу в жизни не видел индейца.

Откровенно говоря, это взбесило Эза.

– Вы вторглись в частные владения, – процедил он.

– Прежде это была ваша земля, да?

Господи боже, а еще говорят, что все индецы наркоманы или чокнутые! Конечно, Эз чертовски стар, да и форма эта служит ему уже четверть века, но все же… Вообще-то, парень выглядел вполне нормальным… судя по длинным темным волосам, не исключено даже, что в жилах его текло несколько капель крови абенаки. Эз ощутил легкий укол жалости.

– Слушай меня внимательно. Чем бы ты тут ни занимался, бери свои вещички и убирайся прочь. А я никому не скажу, что тебя видел.

Парень кивнул – и вдруг, резко протянув руку вперед, попытался коснуться Эза. Испуганный индеец отшатнулся и выхватил резиновую дубинку.

– Прошу вас… разрешите задать вам несколько вопросов, – пробормотал парень.

«Господи боже, того и гляди из-за этого придурка пропустишь седьмой иннинг», – подумал Эз.

– Вы здесь живете? – спросил странный тип.

– Нет, я живу не здесь, и у меня нет вигвама, если это твой следующий вопрос, – проворчал Эз. – А теперь выключай эту штуковину и убирайся…

– Вы можете меня коснуться?

– Я могу выбить из тебя дурь, если будешь продолжать в том же духе. Из-за тебя я пропущу классную игру. Сегодня «Ред сокс» играет против «Янкиз».

Нарушитель на глазах начал гаснуть. Именно гаснуть, иначе не скажешь. Подобное угасание Эз наблюдал, сидя у постели умирающего друга. Свет, исходивший от человека, неумолимо блекнул, пока не исчезал совсем.

– «Ред сокс»… – пробормотал парень. – Значит, вы не призрак.

– Я, конечно, очень стар, но, черт побери, пока еще не умер!

– Простите, мне показалось. Вы… – Нарушитель затряс головой, потом протянул руку. – Меня зовут Росс Уэйкман.

– И ты сумасшедший, да?

– В какой-то степени. – Росс запустил пятерню в волосы. – Я занимаюсь исследованием паранормальных явлений. Точнее, занимался прежде.

– Ну и как, нашел что-нибудь? – пожал плечами Эз.

– А здесь есть что искать? – спросил Росс после короткой паузы.

– Лично я ничего такого не видел. По крайней мере, здесь.

– А в других местах?

Эз пропустил вопрос мимо ушей:

– Тебе нельзя здесь оставаться. Это частные владения.

Росс принялся неспешно собирать вещи.

– Я слышал, много лет назад здесь произошло убийство, – проронил он, искоса взглянув на Эза.

– Да, так говорят.

– А вам об этом что-нибудь известно?

Эз окинул карьер взглядом:

– Это случилось до того, как я стал здесь охранником.

– Понятно, – кивнул Росс и закинул на плечо сумку с камерой. – Еще раз прошу прощения… за свою идиотскую ошибку.

– Ерунда, – буркнул Эз.

Росс двинулся к своей машине, Эз остановился у железных ворот. Прежде чем Росс открыл дверцу, старый индеец окликнул его:

– Эй, парень! Чей призрак ты ищешь? Может быть, ты на верном пути.

Затем индеец вернулся в свою будку, оставив Росса размышлять, что же означали эти слова – обещание или угрозу?

В течение следующих недель жителям городка Комтусук пришлось столкнуться с множеством странных явлений.

Матери, просыпаясь, ощущали, как подступают слезы; ком в горле мешал позвать детей. Бизнесмены, замечая свое отражение в зеркальных панелях, не узнавали собственного лица. Парочки в припаркованных на мысу машинах, сплетаясь в объятии, наблюдали, как клятвы в вечной любви, которые они нашептывали друг другу, превращаются в радужные пузыри и тут же лопаются.

Шелби Уэйкман обнаружила, что все северные окна ее дома густо облепили божьи коровки. Род ван Влит смог проехать в автомобиле, предоставленном ему компанией, не более мили, ибо из кондиционера исходил запах ягод, столь сильный, что воздух в салоне «тауруса» стал густым и приторным, как джем. Спенсер Пайк однажды вечером обнаружил у себя под подушкой три ярко-голубых яйца малиновки.

Итан украдкой бросал взгляды на солнце, хотя прекрасно знал, к каким печальным последствиям это может привести.

Кошки покидали свои дома и стаями устремлялись к реке – купаться. Уровень воды в озере Шамплейн поднимался и опускался по нескольку раз в день. Буйно разрастались розы, которым вдруг стало тесно в плену садовых шпалер и подпорок. Вкус всех знакомых блюд стал совершенно иным.

Несмотря на теплый август, земля на спорном участке у Оттер-Крик-Пасс промерзла, поэтому начать строительство на индейском кладбище было невозможно. Так метафизическая проблема обрела физическое воплощение.

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил Уинкс Улыбающийся Лис, с кряхтеньем отодвинув барабан на несколько футов влево.

Они сидели на земле, ощущая исходящий от нее холод. Тем не менее вокруг в изобилии росли одуванчики.

История знала случаи, когда здесь, в Новой Англии, земля промерзала летом. Имелись документальные подтверждения этого природного феномена. В 1794 году альманах «Старый фермер» предсказал мороз в июле; выяснилось, что это была типографская ошибка, однако предсказание сбылось после извержения вулкана Везувий. Облака пепла, взлетевшие в воздух, создали подобие ядерной зимы. Каждые несколько лет в Вермонт приходил так называемый черничный мороз: температура опускалась ниже нуля и ягоды на кустах засыхали. Но во всех этих случаях природная аномалия охватывала значительные территории, а не крошечный клочок земли.

– Помнишь истории про Эзебана? – спросил Уинкс. – Когда мы были детьми, старики часто о нем рассказывали. И теперь эти рассказы все время приходят мне на ум.

– Эзебан? – переспросил Толстый Чарли. – Хитрец и обманщик?

– Угу, – кивнул Уинкс. – Насколько я помню, он все время строил другим козни, которые оборачивались против него самого. Например, как-то раз он решил затоптать спящего огненного лиса, а в результате загорелся его собственный хвост.

– Сейчас здесь не помешал бы небольшой пожар…

– Нет, Чарли, – вступил в разговор Эз. – Уинкс говорил не об этом. Если ты замышляешь против других плохое, оно непременно вернется к тебе.

Друзья взяли в руки барабанные палочки. Они коротали время, сплетая свои голоса, будто ткали длинный и прочный узорчатый пояс. Если бы не песни, которые они пели на своем почти забытом родном языке, трудно было бы догадаться, что эта небольшая группа людей принадлежит к племени абенаки. Они хорошо усвоили уроки прошлого века, их предки вступали в браки с белыми, принимали их фамилии и производили на свет отпрысков с европейскими чертами лица. Уинкс был светловолосым, а Толстый Чарли белокожим, как ирландец.

– Как вы считаете, этим не закончится? – спросил Уинкс. – Я имею в виду: всякие странные вещи будут происходить и дальше?

То, что он хотел сказать, было понятно без всяких уточнений. Помимо промерзшей земли, возникло еще одно неожиданное затруднение. Владелец компании, предоставляющей в аренду технику, сообщил, что все вакуумные пылесосы, с помощью которых они чистили экскаваторы, вышли из строя. Они забиты цикадами.

– В городе говорят: если индейцы не отвоюют свою землю у компании «Редхук», это сделают духи, – изрек Толстый Чарли.

– Духов можно понять, – усмехнулся Уинкс. – Если бы мою могилу собирались раскопать бульдозером, мне бы это пришлось не по нраву. И уж конечно, я устроил бы наглецам потеху: восстал бы из гроба, потрясая цепями. Вы видели археолога, который сюда приезжал? Когда ему казалось, что его никто не слышит, он нашептывал «Отче наш». Пытался отпугнуть духов и при этом делал вид, что их не существует.

– Глупо делать вид, что духов не существует, – заявил Толстый Чарли. – В прошлом году я собственными глазами видел призрак своего двоюродного прадедушки. Ты ведь тоже видел призраков, Эз?

– Не все призраки одинаковы. Одни время от времени возвращаются в этот мир, другие не могут его покинуть, – изрек Эз, достал нож и принялся обстругивать ветку. – Когда-то в племени абенаки жила одна девушка. Родители запретили ей выйти замуж за парня, которого она любила, и она повесилась на березе, росшей на вершине холма. После похорон ее возлюбленный пошел к этой березе и тоже повесился. А если индеец повесится, его дух не может попасть на небо. Он заперт в теле, как в ловушке. – Эз тронул пальцем заостренный конец ветки. – Так вот, после смерти этой пары над холмом по ночам стали появляться два голубых огня.

Уинкс подался вперед, упершись локтями в колени:

– Кто-нибудь пытался подойти к этим огням?

Эз вновь принялся орудовать ножом. Он чувствовал, что где-то позади стоит Род ван Влит, изо всех сил притворяясь, что не слушает.

– Нет, к ним никто не приближался, – проронил Эз. – Таких дураков не нашлось.

– Итан?

Итан вздрогнул, услышав голос матери. Прежде чем она открыла дверь в его спальню, он успел отскочить от зашторенного окна и сунуть солнцезащитные очки в щель между стеной и кроватью.

– Привет, – улыбнулся он вошедшей в комнату Шелби.

Она окинула ястребиным взором смятую постель, шляпу на голове Итана, задернутые шторы. Прищурившись, подошла к сыну и опустила пониже рукав его рубашки, прикрыв запястье.

– Я еду на работу, – сообщила она. – А тебе пора спать.

– Но я не устал, – возразил Итан. «А вот мама наверняка валится с ног, – подумал он. – Ведь по ночам она не спит вместе со мной, а днем работает в городской библиотеке». – Мама, а ты устала?

– Еще как, – улыбнулась она и поцеловала его на прощание.

Он подождал, когда за ней закроется дверь. Вот каблуки застучали по плиткам кухонного пола. Долетел мамин голос – она обменялась с дядей Россом парой фраз о том, до какого часа можно разрешать Итану не ложиться и что делать в экстренных случаях. Когда все стихло, Итан сунул руку под кровать и нашарил темные очки в серебристой оправе. Надвинул шляпу до самых бровей. Подошел к окну, приподнял штору и, как котенок, свернулся на подоконнике. Через несколько минут его молочно-белая кожа покрылась красными пятнами, но Итана это ничуть не заботило. Он был готов на все, лишь бы доказать самому себе, что он тоже является частью этого мира.

Ученые из Научно-технической лаборатории армии США по изучению холодных районов прибыли в Комтусук из Гановера, Нью-Гэмпшир, и целый день потратили на то, чтобы извлечь образцы почв для исследования. Для этого были использованы специальные буры, способные глубоко вгрызаться в твердую как камень, промерзшую землю. С Родом ван Влитом эти серьезные ребята почти не разговаривали. Они приехали сюда из научного интереса и рассуждали исключительно о том, как состав почв влияет на глубину промерзания. Но сотрудники лаборатории не могли объяснить, какова причина этого явления и почему оно произошло именно здесь.

Парень из Института полярных исследований имени Скотта заявил, что это похоже на вечную мерзлоту, феномен, возникающий, когда температура на поверхности земли остается ниже точки замерзания в течение двух или более лет. В случае с участком у Оттер-Крик-Пасс ничего подобного, разумеется, не наблюдалось. Полярный исследователь долго рассуждал об особенностях порового, сегрегационного льда, о пинго – буграх с ледяным ядром – и напомнил Роду, что, согласно одной из теорий, рельеф в окрестностях Берлингтона имеет ледниковое происхождение.