Красавица и чудовище Дрейк Оливия

Глава 17

«Итак, – подумала Белла, – я это сказала. Пути назад нет. Придется мне все рассказать ему прямо сейчас».

Можно не сомневаться, что Майлз будет в ярости. Он ревниво оберегал свою личную жизнь и вряд ли придет в восторг, узнав, что она сделала. Тем не менее, она не должна трястись от страха.

Белла не знала, каким еще способом можно добиться своей цели – убедить герцога поговорить с ней о прошлом.

Он приподнял темную бровь. По крайней мере, кажется, он чуть смягчился. Майлз больше не выказывал тот холодный гнев, который охватывал его раньше, когда она донимала его бесчисленными вопросами о его отце. Герцог мог кричать и ругаться, но он совладает со своей яростью и сейчас тоже. По крайней мере, Белла на это надеялась.

Одной рукой Майлз держал канделябр. Другой рукой он оперся о верхнюю часть дверного косяка, эффективно заблокировав дверь.

– Признание, – задумчиво проговорил он, изучая лицо девушки. – Оно как-то связано с тем, что вы сегодня вечером рылись в моих папках?

Он был очень близок к цели. Но все-таки не поразил ее.

Белла сглотнула.

– Не сегодня. Два вечера назад. Я у вас кое-что позаимствовала.

– Позаимствовали? Мне известно о кинжале. – Эйлуин нахмурился. – Надеюсь, вы не были столь беспечны, чтобы взять у меня кусок папируса.

– Что вы, нет, конечно! Я знаю, что он очень хрупкий. – Майлз стоял близко к ней, слишком близко. Настолько, что она вжималась спиной в стену. – По правде говоря… Я наткнулась на пачку писем. И узнала почерк отца на конвертах. Письма были адресованы маркизу Рамсгейту.

Дружелюбное выражение вмиг исчезло с его лица. В свете свечи его лицо стало таким же напряженным и неумолимым, как похоронная маска.

– Значит, вы взяли мои личные письма! Можно не сомневаться, что вы их прочитали.

– Да. Хотя я вначале не поняла, что вы и есть Рамсгейт. Я вычислила это позднее. – Белла прикусила губу. Быть может, эмоциональная мольба смогла бы стереть холод с его лица. – Пожалуйста, попытайтесь понять, ваша светлость! Я потеряла отца меньше года назад, и я не смогла устоять перед возможностью прочесть написанные им строки. Я надеялась, что письма дадут мне ключ к разгадке, что я пойму, почему папа никогда не рассказывал мне о жизни в Египте. Я не хотела ничего плохого!

– Ничего плохого. – Презрительно проговорив это, Майлз сделал несколько шагов в сторону, а затем повернулся, чтобы снова взглянуть на Беллу.

Он провел пятерней по волосам, взъерошив темные пряди. Его глаза еще никогда не казались ей такими каменными.

– Это были личные письма, – сказал он. – Вы когда-нибудь думаете, прежде чем начать действовать?

От его обвиняющего тона Белле стало только хуже. По пути сюда ей не давала покоя мысль о том, что она должна открыть ему правду, девушка спорила сама с собой, несколько раз превращалась в трусиху, прежде чем собралась с духом. Она могла бы промолчать. Скорее всего, еще долго после ее отъезда из Эйлуин-Хауса он не обнаружил бы пропажи писем.

Но герцог заслуживал того, чтобы узнать о произошедшем. И, надеялась Белла, это даст ей возможность задать больше вопросов. Она чувствовала в Майлзе внутреннюю боль, которая была связана с его и ее отцами. Что-то, что терзало его все эти годы. Что-то большее, чем обида на ее папу, который бросил его в Египте.

Но чем бы это ни было, Белла жаждала помочь Майлзу решить эту проблему. В ином случае он проведет остаток жизни, ненавидя ее отца.

– Это еще не самое худшее, – призналась Белла. – Видите ли, ваши письма пропали. Я нигде не могу их найти.

Майлз стиснул зубы.

– Что за чертовщину вы мне говорите?!

– Мне очень жаль, ваша светлость. – Белла надеялась, что признание снимет с нее тяжкий груз, но вместо этого она ощутила себя маленькой и несчастной. – Я убрала их для хранения в ящик прикроватного столика. Но когда я заглянула туда, чтобы забрать их и вернуть в кладовую, их там не было. Они исчезли.

– Вы положили их куда-то еще!

Белла решительно покачала головой:

– Нет, я точно помню, что запирала их в ящике. Я тщательно обыскала всю свою спальню, но их нигде нет.

– Они не могли сами уйти оттуда. – Майлз подошел к ней. – Черт, отойдите в сторону. Я сам хочу посмотреть.

Белла развернулась, открыла дверь и первой зашла в спальню. Майлз явно сомневался в ее словах, и она чувствовала себя обязанной доказать ему, что говорит правду.

Густые тени окутывали углы комнаты, скрывали стулья у очага и большую кровать под балдахином. Высокие окна были задернуты портьерами. Единственным источником света служили тлеющие в очаге угли – по крайней мере, до тех пор, пока Майлз не вошел в спальню с канделябром.

Белла бросилась к прикроватному столику и выдвинула ящик.

– Видите? Тут ничего нет. Письма исчезли.

Эйлуин подошел ближе, чтобы свет свечей пролился в пустое пространство.

– Вы уверены, что письма были именно тут?

– Абсолютно. Я читала их в кровати перед сном. А потом перевязала бечевкой и положила в этот ящик.

Наклонившись вперед, Майлз заглянул за столик.

– Но кто мог их взять? Полагаю, никто не заходит сюда, кроме вашей горничной.

Белла не знала, стоит ли рассказать герцогу о призрачной фигуре, которую она заметила в конце коридора. Это был человек, Белла не сомневалась. Но в своем нынешнем приступе гнева Майлз, скорее всего, обвинит ее в отсутствии здравого смысла.

Она наблюдала за тем, как он поставил подсвечник на стол, а потом нырнул под кровать. Глядя на его широкую спину, Белла размышляла о том, как ей вернуть его расположение. Если бы только она смогла расслабиться и снова стать такой же обаятельной, какой была за обедом…

– Я спросила Нэн, но та поклялась, что не видела никаких писем, – проговорила девушка. – Да она в любом случае не полезла бы в этот ящик. У меня нет причины сомневаться в ее словах.

– Да вот же они!

Сунув руку глубже под кровать, Майлз вытащил пачку писем. Он смахнул с них несколько клочьев пыли, липнувших к краям страниц.

Белла заморгала, будучи не в силах поверить своим глазам.

– Господи, да как же они туда попали? – недоуменно воскликнула она.

Эйлуин поднялся на ноги.

– Вероятно, вы только подумали, что положили письма в ящик. Если вы читали их перед сном, то они могли выпасть из ваших рук и упасть под кровать.

Ошеломленная, Белла взяла у него пачку писем и повертела ее в руках. Похоже, все письма были на месте. Но объяснение Майлза не имело отношения к реальности. Она не сразу заснула, убрав письма в стол. Она сидела, откинувшись на подушки и размышляя о личности маркиза Рамсгейта, вспоминая своего отца…

Внезапно Белла заметила кое-что странное.

– Я завязала бечевку бантиком, – сказала она. – А сейчас она завязана просто узлом.

Эйлуин пренебрежительно покачал головой:

– Если вы настолько устали, что заснули с ними, то едва ли можете точно помнить, как именно их перевязали.

Но Белла была уверена. Она учила Лейлу и Сайруса всегда завязывать веревки бантиком, потому что узлы трудно распутывать. Возможно ли, что кто-то брал письма? И, прочитав их, забросил пачку под кровать, чтобы обвести ее вокруг пальца и заставить поверить в то, что она сама уронила их туда?

Да, это было возможно. Но кто мог это сделать? Хасани?

Египтянин вполне мог быть фигурой в белом одеянии. Но, проработав в этом доме много лет, он имел достаточно возможностей прочитать письма. Ему не было смысла ждать до сих пор, чтобы добраться до них. Да и вообще, с чего бы это он вздумал рыться в ее спальне?

Но Белла держала эти тревожные размышления при себе. Майлз все еще выглядел сердитым, его губы были крепко сжаты, а брови – насуплены. Его и без того раздражало, что она взяла письма. Поэтому Белла не решилась подливать масла в огонь, высказывая свои подозрения в адрес его камердинера.

Белла прижала письма к груди. Майлз больше не был добродушным и милым мужчиной, который разделил с ней ужин; нет, он снова превратился в холодного и погруженного в себя герцога Эйлуина. Белле до боли хотелось восстановить дружеские отношения с ним. Если бы только она знала, как это сделать.

– Прошу прощения, что взяла письма без вашего позволения, ваша светлость. Клянусь, я и предположить не могла, что папа писал их вам. – Сделав несколько шагов, она остановилась прямо перед Майлзом. – Полагаю, вы захотите их вернуть.

Она протянула ему маленькую пачку писем, но герцог не двинулся, чтобы забрать их. Он смотрел на нее сверху вниз с таким неистовством во взгляде, что оно могло бы расшевелить даже воздух.

– Оставьте их у себя, – сказал он. – Для вас они значат больше, чем для меня.

– Но вы хранили их все эти годы, – возразила Белла. – Наверняка у вас была на то причина.

– Какой бы она ни была, это уже не имеет значения. – Его взгляд задержался на ее груди. – Особенно когда на уме у меня куда более важные вещи.

Белла почувствовала дрожь, как будто он запустил руку ей под корсаж, чтобы погладить ее обнаженную кожу. В его глазах вспыхнуло необузданное желание, которое взывало к ее глубочайшим женским инстинктам. А потом он добавил хриплым вкрадчивым голосом:

– Я, знаете ли, не должен тут находиться. Это неправильно. Вы же наверняка понимаете, как неприлично приглашать мужчину в свою спальню.

Краем глаза Белла видела большую кровать, взбитые подушки и гостеприимно отдернутое покрывало. Интересно, каково это – сбросить с себя одежду и оказаться обнаженной в его объятиях? Позволить ему делать с собой все, что он захочет? Участвовать во всевозможных непристойностях?

Ее залило краской. Она не должна задавать себе такие вопросы, не должна даже позволять себе такие запретные мысли!

– Не припомню, чтобы я приглашала вас, – язвительно проговорила она. – Скорее, вы ввалились сюда без моего позволения.

– Да, но вы открыли дверь. А это можно счесть приглашением, способным ввести в искушение самых щепетильных джентльменов. – Он погладил ее губы указательным пальцем, отчего они слегка задрожали. – Однако у меня нет желания еще раз встретиться с вашим кинжалом. Поэтому я желаю вам спокойной ночи.

Оставив ее в полном смятении, Майлз быстро направился к прикроватному столику за канделябром. Белла так же мгновенно раскусила его хитрость. Он умело использовал соблазн в качестве отвлекающего маневра. И сделал это для того, чтобы не дать ей возможности говорить о письмах.

Но она не могла позволить ему уйти. Только не сейчас, когда письма давали ей прекрасный повод проникнуть еще глубже в ее прошлое. Поэтому она бросилась к нему.

– Ваша светлость, подождите, пожалуйста!

Майлз оглянулся, подняв одну бровь и холодно взглянув на нее. Казалось, ему не терпится уйти. Вернуться в свою уединенную келью, где он мог охранять свои секреты так же надежно, как и артефакты, которые там находились.

Белла взяла его за запястье. У него хватило времени только на то, чтобы нахмуриться, потому что она вложила пачку писем в его большую руку, а затем заставила его сжать пальцы.

– Вы должны взять эти письма, – настаивала она, подняв к нему лицо, чтобы встретиться с ним взглядом. – Из них явствует, что одно время папа был для вас очень важным человеком. И он очень любил вас, Майлз. В противном случае, он не стал бы тратить время на то, чтобы отвечать на ваши вопросы, давать вам советы, разговаривать с вами.

Его глаза почернели, как обсидиан.

– Вы ничего об этом не знаете, – сказал он.

– Я знаю то, что прочитала в этих письмах. Папа так заботился о вас, что уговорил вашего отца позволить вам присоединиться к экспедиции. Он делал все, чтобы при возможности помогать вам. Пожалуйста, не дайте своей обиде отравить эти воспоминания.

У герцога на скулах заходили желваки. Он сердито посмотрел на нее. Белла буквально физически ощущала его гнев. Тишину нарушало лишь тихое тиканье часов на каминной полке.

Резко отстранившись от Беллы, Эйлуин пересек спальню. Его шаги звучали резко, зловеще. Он направился прямо к камину.

Беллу охватил ужас, когда она поняла его цель. Герцог намеревался сжечь письма!

С мучительным криком она бросилась за ним. Слишком поздно. Он бросил пачку писем на решетку. Крохотные язычки пламени взметнулись из тлеющих углей, чтобы лизнуть сложенные листы бумаги.

Белла даже не остановилась, чтобы подумать. Упав на колени, она выхватила письма из огня. Перевязанная бечевкой пачка упала на мраморный пол перед камином. Горячие оранжевые зубы впились в края писем. Подолом платья Белла била по пламени, отчаянно пытаясь сбить его языки.

Внезапно на ее предплечье опустилась рука. Его рука.

– Ради бога, Белла! Твое платье загорится.

Она оттолкнула его.

– Оставьте меня! Что с вами не так? Это письма моего папы!

Прерывистое рыдание застряло у нее в горле. Сев на колени, она исступленно рассматривала письма. Края почернели от сажи, как и ее пальцы. Но письма были в основном целы. Ей удалось спасти эту драгоценную связующую ее с покойным отцом нить.

Девушку сотрясала сильная дрожь. Ей мучительно хотелось расплакаться. Но она этого не сделает, только не перед ним! Белла стиснула зубы, чтобы удержать слезы, которые жгли ей глаза.

Теплая рука обхватила ее спину, и девушка вздрогнула.

– Уходите, – проговорила она, даже не желая взглянуть на герцога. – Уходите отсюда! В любом случае вы не должны здесь находиться.

– Я не прикоснусь к письмам, если они так много для вас значат, – промолвил он. Его голос звучал тихо, но настойчиво. – Но довольно, вы же могли обжечься!

Неожиданно Белла почувствовала себя настолько опустошенной, что у нее исчезло всякое желание ссориться. Прижимая к себе опаленную огнем пачку, она позволила герцогу помочь ей подняться. Обняв Беллу за талию, Эйлуин повел ее в темную гардеробную.

Когда он взял канделябр и поставил его около умывальника, Белла сунула письма в карман. Если герцог это и заметил, то не подал вида.

Он бесстрастно взял перепачканные сажей руки Беллы в свои и осмотрел их по очереди в свете свечей.

Эйлуин больше не казался сердитым – только мрачным и неулыбчивым. Прядь темных волос упала ему на лоб, и Белле захотелось протянуть к его лицу руку, чтобы отбросить ее. Но она проигнорировала это побуждение, потому что сейчас она презирала герцога.

– Письма теперь мои, – бросила Белла. – Вы утратили всякое право на них.

Его темный взор метнулся к ее глазам, а потом опять опустился на ее руку.

– Да.

«Конечно, он согласился, – с горечью подумала она. – Они ведь все равно были ему не нужны». Она была слишком наивна, чтобы сразу это понять и принять, слишком сосредоточена на том, чтобы убедить его открыться и поговорить с ней.

Как будто он когда-нибудь это сделает.

Герцог взял кувшин, оставленный Нэн, и плеснул воды в фарфоровый таз.

– Я пока не вижу волдырей, – произнес он, – но мне нужно смыть сажу, чтобы убедиться в этом.

– Со мной все в порядке. Ничего не болит. – Ничего, кроме ее души, которая пострадала от его гнусного поступка. Попытка сжечь письма была отвратительной. Это был удар ножом, направленный на ее отца.

Майлз ненавидел ее отца. И теперь Белла, наконец, поняла, что убедить его в обратном невозможно.

– Опустите руки в воду, – попросил он. – Пожалуйста!

Белла подчинилась. Ей нужно было смыть сажу, и она чувствовала себя слишком разбитой, чтобы сопротивляться. Как только пальцы оказались в воде, прохладная жидкость успокоила ее кожу. Было что-то умиротворяющее в простой процедуре мытья рук. Белла потянулась было за куском лавандового мыла, но герцог схватил его первым. Намылив собственные руки, он взял одну руку Беллы и стал отмывать ее пальцы, по одному, бережно оттирая черноту.

– Скажите мне, если почувствуете хоть какую-то боль, – велел он.

Она сжала губы и отвела взгляд к туалетному столику, за которым она каждое утро перед овальным зеркалом укладывала волосы. У нее не было ни малейшего желания продолжать с ним разговор. Это не уймет ее враждебности к нему. Этим вечером Белла поняла, каким несговорчивым может быть герцог.

Если что и причиняло ей боль, так это необходимость покинуть Эйлуин-Хаус. Майлз сделал невозможным ее пребывание здесь, она не могла остаться даже еще на одну ночь. Но она не должна была забывать о пропавшей карте. Карте, о которой папа рассказал ей на смертном одре.

«Разыщи Эйлуина. Найди карту. Ты имеешь право на половину сокровищ фараона».

Во имя памяти своего отца она должна быть непоколебима в стремлении обрести фараоновы сокровища. Хасани упоминал о поисках пропавшей гробницы, в которой, по слухам, хранились сказочные богатства, золото и драгоценности. Как только она найдет карту, они с братом и сестрой поедут в Египет, чтобы раскопать сокровища.

Если карта будет у нее, она отыщет способ сделать это без герцога Эйлуина. Перспектива больше никогда не видеть его ее радовала.

Майлз отмыл вторую ее руку, а затем вытер ее льняным полотенцем. Повернув ее ладонь к себе, он осмотрел подушечки пальцев. Ощущение его легких прикосновений к ее коже зародило нежеланную искру удовольствия глубоко внутри ее лона. Это ощущение было таким сильным и удивительным, что на мгновение у нее перехватило дыхание.

Белла высвободила руку.

– Прекратите суетиться! В этом нет необходимости.

С этими словами девушка прошагала мимо Эйлуина и вышла из гардеробной комнаты. Она хотела, чтобы он ушел. И тогда она смогла бы удобно устроиться в постели и обнять подушку в надежде унять пустую боль внутри себя. Глупо было огорчаться из-за его плохого отношения к ее отцу. Герцог Эйлуин ничего для нее не значил. Совсем ничего!

Он прошел в спальню следом за ней, снова поставил подсвечник на прикроватный столик, а затем скрестил на груди руки. Его серьезный взгляд впился в нее.

– Простите меня, Белла, – хрипло проговорил он. – То, что я сделал, было неправильно. Мне не следовало даже пытаться уничтожить письма вашего отца.

– Да уж, не следовало. Но все уже сделано. Так что вы вполне можете уйти.

Но герцог не ушел. Он нахмурился и продолжил:

– Мое поведение было ребячеством. – Было заметно, что он волнуется. – Я вел себя как тринадцатилетний подросток. Дело в том, что моя враждебность по отношению к вашему отцу уходит корнями в детство.

Белла молчала. Как она может с этим спорить? Это была правда.

Бросив на нее мрачный взгляд, герцог подбоченился и принялся расхаживать взад-вперед.

– Как вы поняли из писем, я не всегда презирал сэра Сеймура. Некоторое время он был для меня больше отцом, чем мой собственный отец. Он уделял мне внимание, был мне наставником, и… и да, давал мне ту любовь, которую мальчик ждет от отца. Он всегда был готов выслушать меня и отвечал даже на самые простые вопросы без той постоянной критики, которую я слышал от Эйлуина.

Его искренние слова тронули сердце Беллы. Майлз говорил с ней. Не подначивания ее. Она и не думала, что он на это способен.

Но девушка не была готова смягчиться. Облокотившись о столб кровати, она обхватила пальцами резное дерево.

– Именно таким был папа, – вымолвила она. – Всегда веселый, готовый помочь. Мне больно, когда вы его порочите.

– Разумеется… Но все же… Попробуйте посмотреть на все это с моей точки зрения. Он уехал, когда я больше всего нуждался в нем, когда я скорбел из-за убийства моего отца. Мне пришлось разбираться с этой историей, приняв помощь почти незнакомого человека.

– Уильяма Банбери-Дэвиса? – подсказала Белла.

– Да. – Поморщившись, Майлз отвернулся. – Этот человек был достаточно компетентным, но я едва его знал. Это было трудное время в моей жизни.

Белла невольно представила его подростком. Он тогда был младше Сайруса и столкнулся с обстоятельствами, с которыми справился бы не каждый взрослый. Это, вероятно, было огромное дело – выбрать артефакты и принять решение об их покупке, подготовить их к отправке в Англию. И при этом он должен был справиться с потерей отца.

И ее папы.

Белла, выдохнув, выпустила из себя остатки гнева. Нельзя было отрицать вину ее отца в этом деле.

– Не знаю, почему папа сделал то, что сделал. И, похоже, мы никогда этого не узнаем. – Она смягчила тон. – Но, Майлз, вы действительно должны его простить. Иначе призраки прошлого продолжат преследовать вас.

Он смотрел на нее непроницаемым взглядом, скрывая свои мысли.

– Если бы все было так просто, – пробормотал герцог. – Я не могу простить себя самого.

– Что вы хотите этим сказать?

Майлз ничего не объяснил ей. Подойдя к стене с окнами, он раздвинул портьеры. Упершись ладонями в подоконник, он молча стоял там, глядя в ночной мрак.

Как будто забыл о ее присутствии.

Глава 18

Белла велела себе оставить его в покое. Пусть хранит свои секреты, они ее не касаются. Однако смятение, которое она чувствовала в Майлзе, взывало к ее сердцу. Белла пересекла спальню и остановилась недалеко от Эйлуина. А потом скрестила на груди руки и стала ждать, не заговорит ли он.

Спрятав лицо в тени, он бросил на нее быстрый взгляд.

– Не только исчезновение вашего отца подавляло меня все эти годы, – наконец произнес он. – Есть и еще кое-что. Нечто, о чем я не рассказывал никому.

– Да? – отозвалась Белла.

Она предупредила себя, что откровений ждать не стоит. Нет причины, которая заставила бы его поделиться с ней своими секретами. Она без разрешения прочитала его личную переписку. Дважды ее ловили на том, что она рылась в его бумагах. Но хуже всего то, что она была дочерью презираемого им человека.

А если Белла что и узнала этим вечером, так это то, что герцог Эйлуин был не тем человеком, которого можно заставить, убедить или уговорить. По его собственному признанию, он никогда и никому не рассказывал о своей тайне. А это означало, что он вообще никому не доверял.

Ни Хасани. Ни Банбери-Дэвису. Ни своему кузену, Оскару Грейсону.

Майлз держал свои мысли и эмоции крепко запертыми внутри, скрывая их за угрюмой личиной дикого зверя. И как зверь в клетке, он скалился на любого, кто осмеливался к нему приблизиться.

Но почему? Что могло быть настолько ужасным, чтобы заставить его прятаться от жизни? Белле очень хотелось это узнать, но не спрашивая об этом. Либо он сам скажет ей, либо нет.

Майлз со свистом выдохнул.

– Вы недавно спросили меня, ссорился ли я со своим отцом. Да, но только один раз. После того, как я провел в Египте почти год, отец решил, что мне пора вернуться в Англию и поступить в Итонский колледж. Я решительно этому воспротивился.

– Конечно! Вы же изучали реальную историю на месте событий, а не читали о них в учебниках.

До нее донесся едва слышный смешок.

– Именно это и было моим главным аргументом. Я яростно отстаивал свою позицию. Впервые в жизни я набрался смелости противостоять Эйлуину. Я хотел остаться в Египте и сказал ему, что намерен это сделать. Я никогда не видел отца таким разъяренным, как в тот вечер.

Майлз резко замолчал, словно его засосало в водоворот воспоминаний. Прошла минута, а Белла все ждала, когда он договорит. Оцепенелость его позы свидетельствовала о внутреннем напряжении Майлза.

Наконец, не выдержав, девушка спросила:

– И что произошло?

Он стоял в полумраке, отвернувшись от нее.

– Эйлуин сказал… – Он проговаривал слова медленно, будто вытаскивал их из глубокого, темного колодца. – Он сказал, что зол на меня настолько, что готов меня задушить. А потом он вихрем вылетел из палатки. Было уже темно, но он взял лампу и… в одиночестве направился на раскопки. – Помолчав, Майлз добавил мрачным тоном: – Это был последний раз, когда я его видел живым.

Белла зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Теперь ей стал ясен источник его терзаний. Ссора произошла в ночь нападения. Майлз винил себя в смерти отца.

Она понимала, как он пришел к такому выводу. Если бы не эта ссора, его отец не ушел бы из лагеря. И не погиб бы от рук расхитителей гробниц.

Почти машинально Белла направилась к Майлзу. Она обхватила его руками за талию и притянула его голову к себе на плечо, думая только о необходимости утешить его. Неудивительно, что он приехал из Египта абсолютно изменившимся и совсем не походившим на того солнечного мальчика, каким был когда-то. Все эти годы он нес на себе чудовищный груз вины, никому не рассказывая об этом. Угрызения совести из-за смерти отца разъедали Майлза, делали его раздражительным и враждебным по отношению к людям.

И, возможно, в качестве компенсации он посвятил себя сохранению отцовского наследия. Герцог похоронил себя в этом огромном доме-мавзолее и проводил все свое время, изучая артефакты, которые его отец выкопал из гробниц древних фараонов.

Его жаркое дыхание касалось ее волос. Майлз тоже обнял ее и крепко прижал к себе, так что тепло его тела смешалось с ее теплом. Ничто и никогда не казалось ему столь правильным, как эти объятия. Белла была ошеломлена и благодарна ему за то, что он позволил себе открыть ей правду. Возможно, признание уймет его давнюю боль.

Но сначала он должен был понять, что бремя, которое он носил на своих плечах все эти годы, было надуманным. Таким надуманным!

Белла слегка отстранилась, чтобы посмотреть на него. В неровном свете свечи она разглядела на его лице выражение настороженности. Неужели он опасался, что она осудит его за грех, который он сам себе придумал?

Одной рукой Белла крепко обнимала его за талию, а другой поглаживала его широкую спину.

– О, Майлз, в этом не было вашей вины, – прошептала она. – Вы же не могли знать, что разбойники нападут именно в эту ночь.

Эйлуин нетерпеливо покачал головой.

– Это не имеет значения. Я все равно виноват в его смерти.

– Ха! Да вам было всего тринадцать лет! А ваш отец был взрослым человеком. С таким же успехом можно утверждать, что он сам выбрал свою судьбу.