Четыре после полуночи Кинг Стивен
— Вижу еще один покинутый аэропорт. Вопрос в том, что я чувствую. — Он поднес руку к щеке… потом вытянул перед собой, словно ловил попутку.
Брайан хотел уже спросить, что все это значит, но понял, что и сам знает ответ. Разве он сам этого не заметил? Когда они еще стояли под самолетом?
Ветерок. Слабенький, но ветерок. Воздух двигался.
— Святая ворона! — Алберт сунул палец в рот, обслюнявил, поднял руку, губы его разошлись в счастливой улыбке.
— Это еще не все, — вставила Лорел. — Послушайте!
Она побежала к крылу «767». Затем вернулась, с развевающимися волосами. Высокие каблучки звонко цокали по бетону.
— Вы слышали? — спросила она. — Слышали?
Они слышали. Звуки не глохли, как в вате. Теперь, вслушиваясь в слова Лорел, Брайан понял, что в Бангоре на их головы словно надели колпаки из металла, заглушающего звук, вроде латуни или свинца, там изменился даже тембр их голосов.
Бетани подняла руки, несколько раз хлопнула в ладоши. Четкий, чистый звук разнесся по летному полю. Девушка заулыбалась.
— И что все это з… — начал Руди.
— Самолет! — выкрикнул Алберт, чем-то напомнив Брайану одного из героев старого фильма «Остров Фантазия». — Я знаю, в чем разница! Посмотрите на наш самолет! Он ничем не отличается от других!
Все повернулись, посмотрели. Долго никто не мог произнести ни слова. Они словно лишились дара речи. «Боинг-727» авиакомпании «Дельта», стоявший рядом с их самолетом в Бангоре, казался серым и безжизненным. Сейчас же все самолеты, и «767» авиакомпании «Американская гордость», и принадлежащие «Юнайтед эйрлайнс», выглядели новехонькими, сверкающими. Даже в предрассветном сумраке поблескивали фирменные знаки компаний и их названия, написанные на фюзеляжах.
— Что это все значит? — спросил Руди, повернувшись к Бобу. — Что это все значит? Если все действительно пришло в норму, почему нет электричества? И где люди?
— И что это за шум? — добавил Алберт.
Звук приближался, нарастал, что-то гудело, это Бетани отметила правильно. Но не как электрические провода. Словно ветер дул в трубе, словно нечеловеческий хор тянул одну букву: а-а-а-а-а-а…
Боб покачал головой:
— Не знаю. Давайте поставим трап на место и войдем в…
Лорел схватила его за плечо.
— Вы что-то знаете! — Голос звенел от напряжения. — Я вижу, что знаете. Почему вы не хотите сказать нам о том, что знаете?
Боб помялся, вновь покачал головой.
— Я еще не готов, Лорел. Сначала хочу войти в здание аэропорта и оглядеться.
Больше ничего они от писателя не добились. Брайан и Алберт подкатили трап к служебной двери. Одна из алюминиевых ступенек шаталась, и Брайан поддерживал ее, пока остальные поднимались по трапу. Сам он замкнул колонну, перескочив через поврежденную ступеньку. Остальные дожидались его в посадочном рукаве, затем плотной группой они направились в здание.
И попали в большой зал, одна из стен которого была полукруглой. От нее, через равные промежутки, отходили посадочные рукава. Середину зала занимали ряды пустых кресел, под потолком темнели квадраты матового пластика, за которыми прятались флюоресцентные лампы. Алберт, однако, ощутил человеческий запах, словно сидевшие в зале отбыли за несколько секунд до того, как из посадочного рукава появились те, кто совершил рейс 29.
А снаружи все нарастал тот странный звук: а-а-а-а-а-а…
— Пойдемте со мной. — Боб Дженкинс взял командование на себя: никто не возражал. — Только быстро.
Он направился к пустой площадке за рядами кресел, остальные двинулись следом. Алберт и Бетани шли, обняв друг друга за талии. Их шаги гулко отдавались от стен и потолка, словно шагали два десятка человек, а не шестеро. Они прошли мимо рекламных плакатов на стене: «Смотри Си-эн-эн», «Кури „Мальборо“», «Поезжай с „Хертцем“», «Читай „Ньюсуик“», «Побывай в Диснейленде».
И звук, все та же единственная, первая буква алфавита, нарастал и нарастал. Он уже проник в здание, словно певцы, если речь могла идти о певцах, находились где-то рядом. Звук этот не пугал, наоборот, наполнял благоговейным трепетом.
Они добрались до кафетерия. Боб, не останавливаясь, влетел в зал, прошел за стойку, взял завернутое в целлофан пирожное. Попытался сдернуть зубами обертку, вспомнил, что вставная челюсть осталась в самолете, поморщился и через стойку пододвинул пирожное Алберту.
— Давай, Алберт! — Его глаза лихорадочно блестели. — Быстро! Быстро!
— Быстро, Ватсон, игра началась! — расхохотался Алберт.
Сорвал целлофан, впился зубами в пирожное. В стороны полезли крем и малиновый джем. Алберт закатил глаза.
— Хак ше фкушно! — говорил он с набитым ртом. — Фанташтика! — И протянул пирожное Бетани.
Откусила и она.
До ноздрей Лорел долетел запах малинового джема, и у нее заурчало в желудке. Она засмеялась. Внезапно ей стало на удивление весело. Последствия декомпрессии сняло как рукой. Она словно вышла из душной комнаты и почувствовала свежий морской бриз. Лорел подумала о Нике, которого не было с ними, который умер, чтобы они попали сюда, и решила, что Ник только бы одобрил ее нынешнее состояние души.
Звук окутал их со всех сторон.
— А-А-А-А-А-А-А-А…
Боб Дженкинс обежал стойку, едва не сшиб кассовый аппарат. Ему пришлось схватиться за сервировочный столик, чтобы не упасть. На пол полетели пластмассовые вилки, ложки, ножи, пакетики с горчицей и кетчупом.
— Скорее! — крикнул он. — Нам нельзя здесь оставаться! Это скоро произойдет, боюсь, в любую секунду, мы не можем находиться здесь в этот момент! Я думаю, это небезопасно!
— Что должно про… — Договорить Бетани не успела. Алберт схватил ее за руку и увлек вслед за Бобом, который спешил к двери.
Они выбежали из кафетерия и вновь понеслись в зал посадки на самолеты компании «Юнайтед». Теперь их шаги терялись в мощном гуле, заполнявшем терминал.
Брайан почувствовал, как единственная нота начала распадаться на отдельные звуки. То же самое происходило и при приближении лангольеров к Бангору.
Вбежав в посадочный зал, он увидел, как темнота начинает светиться, вызывая к жизни ряды кресел, мониторы, фиксирующие время прибытия и отлета, регистрационные стойки. Синий цвет сменился красным, желтым, зеленым. Брайан содрогнулся. Волосы встали дыбом. Ему открылась истина: сейчас должно произойти что-то невероятное, невероятное и удивительное.
— Сюда!
Боб указал на стену около посадочного рукава, через который они вошли в зал. Вдоль нее тянулась красная бархатная лента. Боб легко перемахнул через нее.
— Прижимайтесь к стене!
— Прижимайтесь к стене! — повторил Алберт и внезапно расхохотался во весь голос.
Все выстроились вдоль стены, словно подозреваемые во время проводимого в полиции опознания. Цвета, играющие в круглом зале, на мгновение прибавили в яркости… и стали блекнуть. Зато звук нарастал, становился все более реальным. Брайан уже различал в нем голоса, шаги, даже детский плач.
— Не знаю, что это такое, но мне нравится, — воскликнула Лорел. Она и смеялась, и плакала одновременно. — Я просто счастлива.
— Надеюсь, мы здесь в безопасности. — Бобу пришлось возвысить голос, иначе его бы не услышали. — Хочется в это верить. Вдоль стен мало кто ходит.
— А что должно произойти? — спросил Брайан. — Чего вы ждете?
— Летя на восток, мы проскочили временную дыру и попали в прошлое! — прокричал Боб. — Отстоящее от нашего времени минут на пятнадцать… помнится, я говорил об этом, не так ли?
Брайан кивнул, и тут же Алберт все понял.
— А на этот раз временная дыра занесла нас в будущее! — воскликнул он. — Я прав? Мы попали в будущее!
— Я думаю, да! — последовал ответ Боба. Он тоже улыбался во весь рот. — И вместо того чтобы прибыть в мертвый мир, мир, для которого уже все позади, мы очутились в нарождающемся мире! Мире чистом и свежем, как бутон розы, который вот-вот распустится! Вот это сейчас и происходит вокруг нас. Это мы слышим, это мы чувствуем… отсюда и переполняющее нас счастье. Я уверен, что сейчас мы станем свидетелями удивительного события, лицезреть которое более никому не удастся. Мы видели смерть мира, теперь нам предстоит посмотреть на его рождение. Я чувствую, что ждать осталось недолго.
Цвета поблекли окончательно, звуковой фон пропал, зато голоса стали громче, отчетливее. Лорел поняла, что разбирает отдельные слова, фразы.
— …должен позвонить ей до того, как она решит…
— Я не думаю, что ему можно в этом доверять…
— …домой и разберись, сможем ли мы перекинуть этот заказ нашей дочерней компании…
Последняя фраза прозвучала совсем близко, у самой бархатной веревки.
Брайан Энгл чувствовал поднимающуюся в нем волну восторга. Он взял Лорел за руку, улыбнулся ей, почувствовал ответное пожатие. Алберт прижал к себе Бетани, и она, смеясь, начала покрывать поцелуями его лицо. Боб и Руди радостно улыбались друг другу, как давние друзья, случайно встретившиеся в Богом забытом городке.
Над головой начали вспыхивать флюоресцентные лампы. Начиная от центра, расширяющимися кругами, выгоняя прочь ночные тени.
В нос Брайану внезапно ударили запахи: пот, духи, лосьон после бритья, одеколон, сигаретный дым, кожа, мыло.
Еще мгновение круглый зал пустовал, в нем слышались лишь голоса да шаги невидимок-призраков. «Я увижу, как это случится, — подумал Брайан. — Я увижу, как движущееся настоящее наедет на стационарное будущее и потянет его за собой, точно так же, как на почтовых экспрессах использовали специальные крюки, чтобы без остановки подхватывать мешки с почтой, висевшие на столбах в сонных маленьких городках Юга и Запада. Я увижу, как откроется время, откроется, будто роза летним утром».
— Приготовьтесь, — пробормотал Боб. — Возможен толчок.
И долю секунды спустя Брайан его почувствовал. Не ногами — всем телом. И одновременно невидимая рука отпихнула его от стены. Его бросило вперед, вместе с Лорел. Алберта кинуло на Руди, Тот не возражал: улыбался во весь рот.
— Посмотри! — ахнула Лорел. — Брайан, ты только посмотри!
Прозрачные фигуры заполнили посадочный зал: мужчины в деловых костюмах с брифкейсами, женщины в дорожных нарядах, подростки в джинсах и футболках с названиями популярных рок-групп. Они увидели призрака-папу, ведущего двух призраков-детей, а сквозь них — других призраков, сидящих в креслах, читающих прозрачные журналы «Космополитен», «Эсквайр», «Ю-Эс ньюс энд уорлд рипорт». Потом цвет начал вливаться в прозрачные силуэты, придавая им реальность; море голосов разделилось на ручейки, каждый из которых обрел владельца.
Только для падающих звезд, вспомнилось Брайану. Только для падающих звезд.
Только им выпало счастье увидеть это удивительное зрелище.
Двое детей оказались единственными, кто смотрел на переживших рейс 29 в момент, когда настоящее настигло будущее, в которое попали Брайан, Лорел, Алберт, Бетани, Руди и Боб. Только двое детей увидели четырех мужчин и двух женщин, возникших у стены, где мгновением раньше их не было.
— Папа! — воскликнул маленький мальчик, дернув отца за правую руку.
— Папа! — потребовала к себе внимания маленькая девочка, дернув за левую.
— Что такое? — спросил отец, одарив их нетерпеливым взглядом. — Я ищу вашу мать!
— Новые люди! — Девочка указала на Брайана и иже с ним. — Посмотри на новых людей!
Мужчина посмотрел на Брайана, его щека нервно дернулась. «Кровь», — догадался Брайан. У него, Лорел и Бетани при понижении давления пошла носом кровь. Мужчина крепче сжал ручонки детей и поволок их в сторону.
— Да, очень интересно. А теперь помогите мне найти вашу маму. Эта поездка выходит нам…
— Но раньше их тут не было! — стал упираться маленький мальчик. — Они…
Больше Брайан ничего не услышал. Мужчина с мальчиком и девочкой смешались с толпой.
Брайан посмотрел на мониторы. Четыре часа семнадцать минут. Утра.
«Очень уж здесь много людей, — подумал он. — И, готов спорить, я знаю, в чем причина».
Словно подтверждая его слова, из динамика громкой связи загремел женский голос: «Все рейсы из Международного аэропорта Лос-Анджелеса на Восточное побережье откладываются из-за необычных атмосферных возмущений над пустыней Мохаве. Мы приносим извинения за причиненные неудобства, просим проявлять выдержку и сознательность, поскольку речь идет о безопасности полетов. Повторяю: все рейсы…»
Необычные атмосферные возмущения, повторил про себя Брайан. Да уж. Более чем необычные.
Лорел повернулась к Брайану, по ее щекам катились слезы, но она не пыталась вытереть их.
— Ты слышал? Ты слышал, что сказала эта маленькая девочка?
— Да.
— Это мы, Брайан? Новые люди? Ты думаешь, это о нас?
— Не знаю, но думаю, что девочка не ошиблась.
— Это было прекрасно, — вырвалось у Алберта. — Господи, как же я счастлив!
— Фантастика! — выкрикнула Бетани и захлопала в ладоши.
— Что нам теперь делать, Брайан? — спросил Боб. — Есть идеи?
Брайан оглядел набитый людьми посадочный зал.
— Думаю, пора отсюда уходить. Хочется вдохнуть свежего воздуха. Посмотреть на небо.
— Не следует ли нам поставить в известность…
— Поставим, — оборвал его Брайан. — Но сначала взглянем на небо.
— А может, по пути перехватим что-нибудь из еды? — с надеждой спросил Руди.
Брайан рассмеялся.
— Почему нет?
— Мои часы остановились, — заметила Бетани.
Брайан взглянул на свои, увидел, что остановились и они. Часы остановились у всех шестерых.
Брайан снял часы, бросил на пол, обнял Лорел за талию.
— Сматываемся. Если, конечно, кто-то из вас не хочет подождать следующего рейса на Восток.
— Сегодня — нет, — ответила ему Лорел, — но скоро придется полететь. В Англию. Есть один человек, которого я должна увидеть. Живет он в… — На мгновение ее охватил ужас: она забыла название городка! Но нет, память ее не подвела. — Во Флутинге. На Высокой улице любой скажет, как пройти в его дом. Старожилы называют его десятником.
— О чем вы говорите? — спросил Алберт.
— О маргаритках, — ответила Лорел и рассмеялась. — Думаю, я говорю о маргаритках. Но не будем терять время… Пошли отсюда.
Боб широко улыбнулся, обнажив розовые десны.
— Что касается меня, то я в следующий раз поеду в Бостон на поезде.
Лорел поддела носком туфельки часы Брайана.
— Ты уверен, что они тебе не нужны? Часы-то дорогие.
Брайан усмехнулся, покачал головой, поцеловал Лорел в лоб. Как же вкусно пахли ее волосы! Он не просто пребывал в хорошем настроении. Он словно родился во второй раз, обретя себя в новом, чистом, не потрепанном жизнью теле. Капитану казалось, что он взлетит, если раскинет руки. И никакие двигатели ему не нужны.
— Зачем они мне? Время я знаю и без них.
— Правда?
— Конечно. Мы в настоящем, и это главное!
Алберт хлопнул Брайана по спине, показывая, что полностью с ним согласен.
Они вышли плотной группой, прокладывая путь сквозь толпу раздраженных, недовольных задержкой рейсов людей. Многие пассажиры с любопытством смотрели на них. Не потому, что у некоторых одежда была в крови. Просто они смеялись, когда остальные хмурились и злились.
Смотрели на них, потому что во всем аэропорту только эти шестеро буквально светились от счастья.
Их все радовало.
Они не находили повода для печали.
Только для падающих звезд, подумал Брайан, и внезапно вспомнил, что на борту самолета остался еще один пассажир — мужчина с черной бородой. Такого похмелья этому парню не забыть ни в жизнь, решил Брайан и улыбнулся. Подхватил Лорел и закружил. Она засмеялась, обняла Брайана.
И все шестеро побежали из аэровокзала в простирающийся за ним мир.
Секретное окно, секретный сад
Это для Чака Верилла
ЗАМЕТКИ ПО ПОВОДУ РОМАНА «СЕКРЕТНОЕ ОКНО, СЕКРЕТНЫЙ САД»
Я принадлежу к тем людям, которые верят, что жизнь состоит из повторяющихся циклов — колеса в колесах, одни цепляются за другие, какие-то вращаются сами по себе, но каждое из них совершает некое постоянное, присущее ему движение. Мне нравится этот абстрактный образ, сравнивающий нашу жизнь с работой какого-то хитроумного механизма. Может быть, потому, что настоящая жизнь, очень близкая и дорогая каждому, кажется нам такой беспорядочной и странной. Как прекрасно иногда отбросить все ненужные мысли и сказать: «Вот он, образец! И, хотя я не знаю, что он означает, но, слава Богу, я, во всяком случае, его вижу!»
Насколько я понимаю, все эти колеса заканчивают свои циклы вращения строго одновременно, и когда это происходит — по моему мнению, это случается примерно каждые двадцать лет, — мы переживаем время окончания своих дел. Психиатры даже ввели в обиход специальный термин для описания этого феномена — они называют его французским словом cloture, которое как раз и означает «окончание», «ограда».
Сейчас мне сорок два года, и, оглядываясь назад на последние четыре года своей жизни, я замечаю все признаки cloture — окончания. Это можно увидеть и в моих произведениях. В романе «Оно» я посвятил возмутительное количество страниц своим размышлениям о детях и освещающей их внутренний мир природной способности очень тонко чувствовать и воспринимать все окружающее. На следующий год я собираюсь опубликовать последний роман из серии о Касл-Роке, который будет называться «Самое необходимое» (последняя история этого сборника под названием «Несущий смерть» представляет собой пролог к этому роману). И наконец, повесть, которая ждет вас во втором томе этой книги, будет, как я думаю, моей последней историей о писателях и их творчестве и о таинственном нечеловеческом пространстве, которое существует между реальностью и вымыслом. Думаю, что добрая половина моих верных читателей, терпеливо выносивших мое увлечение подобной темой, будут счастливы это узнать.
Несколько лет назад я опубликовал роман под названием «Мизери», в котором попытался хотя бы отчасти продемонстрировать, какую огромную власть может получить вымысел над читателями. В прошлом году я опубликовал книгу под названием «Темная половина», где я пытался исследовать обратную ситуацию: какую власть может иметь вымысел над создавшим его писателем. Эта книга была еще в черновиках, а я уже думал о том, что, по всей видимости, можно рассказать обе истории одновременно, если взглянуть на некоторые сюжетные ходы «Темной половины» под принципиально другим углом. Литературное творчество, на мой взгляд, является таинством — таким же, как сновидения, — и прежде я никогда так серьезно не размышлял именно над этим аспектом моего странного и опасного ремесла.
Я знаю, что писатели время от времени переписывают старые произведения — так сделал Джон Фоулз со своим «Магом», так поступил и ваш покорный слуга со своим «Противостоянием», — но на этот раз я имел в виду нечто другое. Мне захотелось взять уже известные элементы и сложить из них совершенно незнакомую конструкцию. Однажды я уже попытался сделать нечто похожее — я воспользовался некоторыми элементами «Дракулы» Брема Стокера для создания своего «Жребия». Такой способ построения нового показался мне очень удобным.
В один прекрасный день поздней осени 1987 года, пока все эти мысли еще в беспорядке роились в моем сознании, я зашел в нашу прачечную, чтобы бросить в стиральную машину грязное белье. Эта прачечная представляет собой маленькую комнатку, и — по случайному любопытству — я остановился у одного из двух окон.
Мы жили в этом доме уже одиннадцать или двенадцать лет, но прежде я ни разу не удосужился выглянуть из этого окна. Причина очень проста: окна расположены на уровне пола, и обычно к ним невозможно подобраться из-за сушилки или корзины с грязным бельем. На этот раз я все-таки преодолел эти препятствия и выглянул наружу.
Из окна видна небольшая кирпичная арка, которая соединяет дом и летнюю беседку. Это место я видел практически каждый день.., но точка, с которой я смотрел на него теперь, была новой. Моя жена расставила на арке около дюжины горшков с растениями, полагаю, для того, чтобы они могли хоть немного глотнуть раннего ноябрьского солнца, и в результате получился симпатичный маленький садик, который был виден только мне. Фраза, пришедшая мне в тот момент, была, конечно, названием истории.
Мне показалось, что это удачная метафора тому, чем день и ночь занимаются писатели — особенно писатели, работающие в жанре фэнтези. Сидеть за печатной машинкой или с карандашом в руке — вовсе не физический акт: с точки зрения духовной деятельности это можно сравнить с наблюдением из забытого всеми окна за совершенно обычными вещами, но с другой, новой точки зрения. Работа писателя в том и заключается, чтобы внимательно смотреть из этого окна и сообщать о том, что он там — под своим углом зрения — видит.
Случается так, что окно разбивается. Думаю, именно это — более чем что-либо другое — является содержанием данной истории: что происходит с бдительным наблюдателем, когда разбивается окно между реальностью и нереальностью и стекла разлетаются во все стороны?
ГЛАВА 1
— Вы украли мой рассказ, — сказал человек, стоявший в дверях. — Вы украли мой рассказ, и с этим нужно что-то делать. Закон есть закон, и справедливость есть справедливость, так что придется что-то делать.
Мортон Рейни, который только что немного вздремнул и еще не совсем ясно воспринимал окружающий мир, не имел ни малейшего представления, что сказать в ответ. Во время работы такого с ним никогда не случалось, не важно, был он больным или здоровым, бодрым или полусонным: он — писатель, и не задумываясь мог вложить в уста своему персонажу какую-нибудь остроумную фразу. Но сейчас Рейни открыл рот и не смог придумать ни одной хлесткой реплики (и даже какой-нибудь посредственной), так что рот ему пришлось снова закрыть.
Этот человек, кажется не совсем, реальным, подумал он. Скорее он похож на персонажа из романа Уильяма Фолкнера. Это наблюдение никоим образом не решало проблему, хотя, безусловно, было справедливым.
Человек, позвонивший в дверь дома Рейни в этом захолустье образца западной окраины штата Мэн, выглядел лет на сорок пять. Он был очень худым. Выражение лица спокойное, почти безмятежное. Глубокие морщины горизонтальными волнами пересекали его лоб, вертикально опускались от уголков губ к скулам и крошечными лучами разбегались во все стороны вокруг светлых, ясно-голубых глаз. О цвете его волос Рейни мог только догадываться, потому что большую черную шляпу с круглой тульей незнакомец надвинул так низко, что она касалась кончиков его ушей. Раньше такие шляпы носили квакеры. Баков у него тоже не было, и вполне возможно, что он мог оказаться абсолютно лысым, как Телли Савалас, прятавший свою лысину под круглой фетровой шляпой.
На нем была голубая рабочая рубашка, аккуратно застегнутая на все пуговицы до отвислой, покрасневшей от бритья кожи на шее, хотя галстук он при этом не надел. Полы рубашки исчезали под голубыми джинсами, которые были ему немного велики. Джинсы оканчивались манжетами, аккуратно лежавшими на паре выгоревших желтых рабочих туфель, годных, пожалуй, лишь для ходьбы по вспаханной борозде в трех с половиной футах от задницы мула.
— Так что же? — спросил он, глядя на продолжающего молчать Рейни.
— Я вас не знаю, — наконец сказал Рейни. Это были его первые слова с тех пор, как он встал с кушетки и открыл дверь. Писатель и сам почувствовал, как невероятно глупо они прозвучали.
— Это мне известно, — сказал человек. — Это не имеет никакого значения. Достаточно того, что я знаю вас, мистер Рейни. — И он снова повторил:
— Вы украли мой рассказ.
Человек вытянул вперед руку, и только теперь Рей и заметил, он что-то держал. Это была стопка листов. Причем не просто какая-то стопка старых бумаг, а рукопись. «Те, кто связан с литературным трудом, — подумал он, — узнают рукопись с первого взгляда. Особенно невостребованную».
Скажи спасибо, старина Морт, что это не пистолет, пронеслась запоздалая мысль. Ты попал бы в ад, даже не успев понять, что тебя убили.
Наконец, с еще большим запозданием, писатель понял, что, по всей видимости, перед ним представитель Племени Безумцев. Ну вот это и случилось; несмотря на то, что три его последних романа были бестселлерами, с посланцем этого легендарного племени он встретился впервые. На Рейни накатило смешанное чувство страха и досады, и все мысли сосредоточились только на одном: как можно скорее и как можно безболезненнее избавиться от этого человека.
— Я не читаю рукописей… — начал Морт.
— Эту вы уже читали, — сказал человек со спокойствием честно отработавшего на поле фермера. — Вы украли ее. — Он повторил это, будто констатируя очевидный факт. Так можно было бы отметить, что солнце уже взошло и начался прекрасный осенний день.
Кажется, сегодня Морта посещали только запоздалые мысли; именно теперь он впервые подумал о том, как ему здесь одиноко. Писатель переехал в дом у озера Тешмор в начале октября, после двух ужасных месяцев в Нью-Йорке. Его бракоразводный процесс подошел к концу только на прошлой неделе.
Дом был большой, но жить, как оказалось, в нем хорошо только летом. Да и сам Тэшморйен — летний городок. Вдоль дороги, огибающей северный берег озера Тэшмор, стояло по меньшей мере двадцать коттеджей, и в июле или августе в большинство из них жили люди.., но сейчас был не июль и не август. Стоял конец октября. «Пожалуй, никто вокруг не услышал бы даже выстрела, — подумал Рейни. — А если бы кто и услышал, то решил бы, что кто-то охотится на перепелов или фазанов — сейчас как раз начался охотничий сезон».
— Я могу уверить вас…
— Я знаю, что вы можете, — сказал человек в черной шляпе все с тем же неземным спокойствием. — Я знаю об этом.
За спиной незнакомца Морг видел его машину. Это был старый фургон, который, судя по внешнему виду, исколесил на своем веку немало дорог но редко имел дело с нормальным асфальтовым покрытием. Он разглядел, что номера на машине были не местные, но так и не понял, какого они штата, — Морг уже давно знал, что ему пора пойти к окулисту и поменять очки. В начале прошлого лета он было собрался совершить эту процедуру, но тут ему позвонил Генри Янг и спросил, кто этот парень, с которым Эми гуляла в парке, — может быть, какой-нибудь родственник? И началась цепь подозрений, которая ужасно быстро и незаметно переросла в бракоразводный процесс. На Морта обрушился целый поток дерьма, и в течение нескольких месяцев ему пришлось тратить все свое время и энергию на отвратительные выяснения семейных отношений. Хорошо было, если он в те времена не забывал сменить нижнее белье. А уж такие эзотерические предприятия, как поход к окулисту, пришлось отложить на неопределенное будущее.
— Если вы хотите высказать кому-нибудь свою обиду, — неуверенно начал Морт, ужасаясь своему голосу, булькающему как паровой котел, — то можете обратиться к моему аген…
— Это дело касается только нас с вами, — терпеливо объяснил стоящий в дверях человек.
Бамп, кот Морта, свернувшись в клубок, лежал на низком мусорном ящике возле дома — в этих местах мусор лучше держать закрытым, иначе еноты растащат его по всему двору. Кот потянулся, спрыгнул на землю и грациозно проскользнул под ногами незнакомца. Тот даже не отвел глаз от лица Рейни.
— Посторонние тут ни при чем. Это касается исключительно нас с вами, — повторил странный мужчина.
— Если вы намерены обвинить меня в плагиате, то предупреждаю, что мне это не нравится, — сказал Морт.
Он старался говорить как можно осторожнее, так как знал, что представители Племени Безумцев могут быть опасны. Не стоит с ним спорить, пожалуй. Но, судя по всему, пистолета у этого человека не было, и Морт прикинул на глаз, что веса в нем фунтов пятьдесят. Кажется, я лет на пять — десять моложе его, подумал Рейни. Он читал где-то, что некоторые душевнобольные обладают невероятной физической силой, но все-таки — будь он проклят, если собирается просто стоять и молча слушать, как этот человек, которого он видит впервые в жизни, утверждает, что он, Мортон Рейни, украл его рассказ. Он не позволит издеваться над собой.
— Я понимаю, что вам это не нравится, — снова заговорил человек в черной шляпе, все так же спокойно и безмятежно; как терапевт, которому нужно успокоить ребенка, прежде чем сделать ему укол. — Но ведь вы это сделали. Вы украли мой рассказ.
— Вам придется уйти, — сказал Морт; он окончательно проснулся и уже не испытывал смущения и неудобства. — Мне нечего вам сказать.
— Да, я уйду. — согласился человек. — Мы поговорим позже.
Он протянул свою рукопись, и Морт машинально чуть не взял ее, едва успев опустить руку, прежде чем его незваный и нежданный гость попытался положить в нее свои бумаги, — как судебный исполнитель, вручающий повестку в суд человеку, долго от нее скрывавшемуся.
— Я не буду это брать, — сказал Морт. И изумился самому себе — насколько все-таки велика приспособляемость человека: стоит кому-то что-то вам протянуть, и ваша первая реакция — взять это. Не важно, чек ли это на тысячу долларов или связка динамита с подожженным фитилем, ваша первая реакция — взять.
— Если вы вздумаете шутить со мной, ничего хорошего из этого не выйдет, — мягко объяснил человек. — Это дело нам придется уладить.
— Вряд ли я смогу вам чем-то помочь. — Морт закрыл дверь перед этим изборожденным морщинами, подержанным и каким-то безвременным лицом.
Писатель испугался всего на секунду или на две. Это произошло, когда до его еще чуть затуманенного сном сознания наконец дошло, что именно говорил этот человек. Потом страх уступил место гневу — гневу из-за того, что его потревожили, когда он спал, и потревожил не кто иной, как представитель Племени Безумцев.
Едва щелкнул замок, страх вернулся. Морт плотно сжал губы, ожидая, что сейчас этот человек снова постучит. Но этого не произошло, и Морт решил, что незнакомец по-прежнему стоит на веранде, спокойный и терпеливый, дожидаясь, когда писатель снова откроет дверь. Ведь рано или поздно он все равно это сделает.
Затем раздался глухой стук и скрип удаляющихся по половицам веранды шагов. Морт прошел в спальню, откуда можно увидеть дорогу. Здесь было два больших окна, одно выходило на дорогу, за которой высился холм, из другого открывался вид на склон, полого опускающийся к безмятежной голубой поверхности озера Тэшмор. В окнах стояли зеркальные стекла, а это означало, что если кто-то попытается затянуть в дом, то не увидит ничего, кроме своего искаженного отражения, пока не уткнется носом в стекло и не прищурит глаза.
Человек в рабочей рубашке и голубых джинсах с манжетами шел к своему старому фургону. Из окна Морт наконец разглядел номера на машине — они принадлежали штату Миссисипи. Ах черт, подумал Морт, когда человек открыл дверцу машины, он оставил пистолет в машине. Он не взял его с собой, так как надеялся, что сможет меня урезонить… Хотя неизвестно, что он имел в виду под этим словом. Сейчас он возьмет пистолет и вернется. Наверняка пистолет в бардачке или где-то под сиденьем…
Но человек сел за руль, помедлил ровно столько, сколько понадобилось ему, чтобы снять свою черную шляпу и бросить рядом на сиденье, затем захлопнул дверцу и завел мотор. В нем что-то изменилось, мгновенно отметил Морт. Но лишь когда нежданный посетитель двинулся по дороге и исчез из поля зрения за густыми кустами, которые писатель вечно забывал подстригать, он понял, что именно изменилось.
Человек возвращался к машине, и в его руке уже не было рукописи.
ГЛАВА 2
Она лежала на веранде. У двери был камень, которым прижимали почту, чтобы газеты и письма не разлетались от ветра по всему двору, глухой стук, который писатель услышал, подтверждал, что незнакомец опустил этот камень на свою рукопись.
Морг стоял в дверях и смотрел на нее, не вынимая рук из карманов штанов цвета хаки. Он знал, что сумасшествие не заразно (за исключением редких случаев длительного контакта с безумцами, предположил он), и все-таки ему совсем не хотелось трогать эту проклятую вещь. Однако, так или иначе, сделать это придется. Рейни пока не знал, сколько времени ему предстоит провести здесь — день, неделю, месяц, год — сейчас все казалось одинаково вероятным, — поэтому он не мог просто оставить эту дурацкую рукопись на веранде. Скоро придет Грег Карстейерс, местный рабочий, ремонтировать крышу и непременно поинтересуется, что это там такое лежит. Хуже того, рабочий наверняка решит, что это бумаги Морта, и придется вдаваться в длительные объяснения, которых дурацкая рукопись вовсе не стоила.
Морт простоял в дверях, пока звук мотора автомобиля посетителя не растворился в мягкой полуденной тишине, затем вышел на веранду, осторожно ступая по ней босыми ногами (крыльцо давно нуждалось в покраске, сухие доски потрескались, и, наступая на них, можно было занозить ногу), и откинул камень в заросшую можжевельником канаву. Поднял небольшую стопку бумаг, сверху лежал титульный лист. Он прочитал:
ДЖОН ШУТЕР
СЕКРЕТНОЕ ОКНО, СЕКРЕТНЫЙ САД
Невольно Морт почувствовал облегчение. Он никогда не слышал о Джоне Шутере,[13] никогда в жизни не читал и тем более не писал рассказ с названием «Секретное окно, секретный сад».
Он направился в гостиную, по дороге бросил рукопись в мусорное ведро, снова лег на кушетку и через пять минут заснул.
Ему приснилась Эми. В эти дни он очень много спал и очень часто видел во сне Эми. После этого Морт часто просыпался от своего хриплого крика и уже перестал этому удивляться. Просто надеялся, что когда-нибудь это пройдет.
ГЛАВА 3
На следующее утро он, как обычно, сидел за компьютером в углу гостиной, специально оборудованном для работы. Компьютер был включен, но Морт смотрел в окно, на озеро. Две моторные лодки прорезали на голубой воде широкие белые полосы. Сначала он решил, что это рыбаки, но лодки ни разу не сбавили ход, а носились по озеру, нарезая круги друг перед другом. «Дети, — решил писатель. — Просто веселятся».
Они не делали ничего интересного, впрочем, как и он сам. С тех пор, как Морт расстался с Эми, он не написал ничего хоть мало-мальски ценного. Правда, как обычно, с девяти до одиннадцати он просиживал перед компьютером, как делал это каждый день в течение последних трех лет (и еще тысячу лет до этого просиживал два часа за старой пишущей машинкой «Ройял»), но с тем же успехом он мог бы все это время носиться с детьми на моторных лодках.
Сегодня за два часа работы Морт Рейни создал следующие бессмертные строки:
Через четыре дня после того, как Джордж окончательно выяснил, что жена изменяет ему, он взглянул Эбби прямо в лицо.
— Я хочу поговорить с тобой, — сказал он.
Это было из рук вон плохо.
Это было слишком похоже на настоящую жизнь, чтобы быть хорошо. В реальной жизни Морт никогда не был так решителен. Может быть, в этом и была его проблема.
Он выключил компьютер и, щелкнув кнопкой, понял, что забыл сохранить текст в памяти. Что ж, это к лучшему. Наверное, в его подсознании жил критик, который подсказал, что такой текст и сохранять не стоит.
Миссис Гавин, видимо, уже закончила уборку на лестнице: жужжание пылесоса наконец стихло. Она приходила убираться каждый вторник. Две недели назад Морт сообщил ей о разводе с Эми, и миссис Гавин была так потрясена, что надолго погрузилась в несвойственное ей молчание. Мистер Рейни давно подозревал, что Эми нравилась ей гораздо больше, чем он. И все-таки помощница по-прежнему приходила к нему по вторникам, и Морт решил, что это уже немало.
Он встал и вышел в гостиную. Миссис Гавин спускалась по лестнице. Сжимая в руках шланг, она тащила пылесос за собой. Цилиндрический прибор семенил следом за ней, как механическая собачка, глухо стукаясь о ступеньки. Если бы я вздумал спустить пылесос по лестнице, дергая его за шланг, он бы непременно стукнул меня по ноге и перевернулся, подумал Морт. Интересно, как у нее это получается?
— Добрый день, миссис Гавин, — сказал он и пересек гостиную, направляясь на кухню. Он хотел выпить коку. После бездарной работы его всегда мучила жажда.
— Здравствуйте, мистер Рейни.
Писатель пытался заставить миссис Гавин называть его просто Морт, но она не сдавалась, даже не соглашалась звать Мортоном. Миссис Гавин была женщиной с принципами, хотя эти принципы вовсе не мешали ей называть жену Рейни просто по имени.
Может быть, мне следовало сказать ей, что я застал Эми в постели с другим мужчиной? — подумал Морт, толкая шарнирную дверь. Возможно, после этого она снова бы стала называть ее миссис Рейни.
Это были гадкие мысли. По всей видимости, они были как-то связаны с его творческими неудачами, но Морт ничего не мог с собой поделать. Просто надеялся, что и они тоже когда-нибудь пройдут.., как сны. Подумав об этом, Морт почему-то вспомнил наклейку, которую видел как-то раз на бампере старенького «фольксвагена»: «ЗАПОРЫ НЕ ПРОХОДЯТ».
Едва дверь кухни закрылась за ним, как миссис Гавин крикнула:
— Я нашла в мусоре один из ваших рассказов, мистер Рейни. Решила, что это может вам понадобиться, и положила его на буфет.
Морт не имел ни малейшего представления, о чем идет речь. У него не было привычки бросать неудачные рукописи в мусорное ведро на кухне, а если он и писал какую-нибудь ерунду, особенно в последнее время, то сразу же стирал этот текст не распечатывая или откладывал его в специальную папку, лежащую справа от компьютера.
Рейни даже не вспомнил о человеке в черной квакерской шляпе с изборожденным морщинами лицом.