Смерть оловянных солдатиков Ильин Андрей

– Но если обороты, то… с кем я буду работать?

– Вы будете работать один. Без персонала. Но если вы боитесь не справиться, вы можете нанять себе помощников. Из своего жалования.

– Нет, спасибо, я справлюсь!

– Я так и думал.

– Когда приступать к работе?

– Хоть завтра…

Ну, всё, будем считать на эту позицию человечек нашелся. Теперь ему буфер в виде местного Помощника создать и можно реанимировать торговлю. Под новым брендом с новым «лицом фирмы». Базы снабжения – известны, потребитель тоже.

Товар будет куплен, будет «заряжен» и пойдет по адресам. По карте, во все стороны расползутся стрелки оружейных караванов, высветятся места схронов и террористических лагерей. Потом туда можно будет послать «шпиков», которые срисуют лица террористов, по фото вычислить персоналии, после чего кого-то приговорить, а из кого-то сделать сексотов… Тут все просто – эта технология уже отработана.

Если Калаш попадется – рассказать он ничего не сможет, потому что ничего не знает и даже собственного работодателя в глаза не видел, так как был нанят обезличенно, через Интернет. А сам, добровольно, никого сдавать не станет, так как за его спиной маячит Лёха Иркутский, который шутить не любит. И не умеет… Калаша допросят, ничего не узнают и, конечно, убьют. А если не убьют, то через годик он помрет сам, естественной смертью, обрубив единственную, ведущую к работодателю ниточку.

Так что на этого работника можно смело положиться… И пока о нем забыть.

Чтобы заняться делом. Тем, ради которого!..

За столом сидел человек. На столе лежал Коран. И пистолет.

Человек был в черном комбинезоне и куфии. Так что его лица видно не было – только глаза.

– Вы готовы?

Человек кивнул. В комнате вспыхнули прожекторы, заливая все ярким светом. Подбежавшая ассистентка что-то поправила, что-то передвинула, еще раз критично оглядела обстановку, махнула рукой. Оператор приник к глазку камеры.

– Начали…

Человек заговорил. У него был очень сильный и хорошо поставленный голос. И очень убедительный текст.

– Я не буду называть своего настоящего имени и называть свой род. Тот, кто хочет обращаться ко мне, может называть меня Галиб. Мой род хорошо известен. Мои предки, мои деды, прадеды и прапрадеды и их деды и прадеды воевали с неверными. Воевали всегда! Наши деды и прадеды были настоящими воинами! – Многозначительная пауза. – Мы, их дети и внуки, погрязли в разговорах. Мы болтаем, вместо того чтобы воевать! Мы угрожаем, когда надо бить! Мы прощаем, когда прощать нельзя! Наши руки стали слабыми, а наши души – вялыми! Мы живем в сытости и благополучии, забывая для чего Аллах послал нас в этот мир. Наши воины имеют деньги, дома и машины, но не имеют мужества умереть, когда к этому призовет их священный долг. Они привыкли жить хорошо, и поэтому им жалко отдавать свою жизнь. Прежде чем победить неверных, мы должны победить свои пороки. Ибо сказано в сорок второй суре Священной Книги: «Если бы Аллах расстелил блага рабам своим, дав им все, чего они хотят, тогда они непременно стали бы творить распутство на Земле. Однако же Он низводит в определенном количестве то, что пожелает. Поистине, Он касательно рабов Своих обо всем осведомлен и все видит». – Человек встал. – Я объявляю войну иноверцам! Но и войну соплеменникам своим, что погрязли в роскоши и словоблудии, продавшись неверным, ибо отказываются от войны с ними! Мы должны очиститься от скверны и отдать силы свои и жизни священной борьбе! Я не хочу лишних слов. Воин не должен говорить, воин должен воевать и умирать! – Поднял руку. – Теперь и здесь я даю священную клятву жить, как предки мои, не пользуясь благами, изобретенными неверными, ибо это есть дьявольский искус, коим они развращают наши души, размягчают нашу волю и развращают детей наших. Лишь оружие приму я из рук неверных, дабы обратить его против них! Клянусь посвятить жизнь свою войне с неверными, изменниками и колеблющимися, и покуда не погибну или не смогу победить в этой священной войне, я не открою лица, дабы не опозорить слабостью своею честь рода своего, и не раскрою рта, чтобы не солгать, обещая то, что не способен буду исполнить! Пусть умолкнут мои уста, пусть за них будут говорить дела мои! И пусть Аллах будет свидетелем, что я не отступлю от клятвы своей!

Пауза… Тишина…

– Всем спасибо. Запись закончена.

Это была эффектная речь. Потому что хорошо продуманная, рассчитанная на целевую аудиторию, надлежащим образом оформленная и исполненная. И свет… И операторская работа… И режиссура… И сам образ… А голос какой! А глаза!

Тот человек за столом, говорил и вел себя как настоящий герой! Которым он станет. Непременно станет. И очень скоро станет. Потому что, когда в гнезде полным-полно птенцов, победить может только тот, кто будет самым сильным. Кто-то один!

Так почему бы не этот?!

Студия была маленькой. У черта на рогах. Но коллектив крепкий и по-настоящему творческий.

– Хочу заказать вам фильм.

– Полный метр?

– Нет, от силы сантиметров двадцать. Но заплачу, как за полный. Если вы сможете обеспечить надлежащее качество.

– Что хотите снимать?

– Фильм ужасов… Шучу. Документалку. Игровую.

Хотя как документалка может быть игровой?! Впрочем, у нас все может быть – нынче этот жанр модный. Ну, зачем таскаться куда-нибудь на край света, в горячую точку, рискуя пульку в башку заполучить, когда все можно снять в Подмосковье? Договориться с командирами, подрядить взвод солдат, выкопать окоп полного профиля, соорудить блиндажик, свет поставить, и начать репортаж: крупные планы… общие… отъезд… наезд. Окоп, грязь под ногами, солдаты в бронниках и касках. Съемка с руки, чтобы побольше динамики. Звуки…

– Вон там, видите, левее, окопы противника. Метров семьдесят… Только вы это, осторожнее, здесь постреливают.

Отмашка… Выстрел поверх окопа. Все приседают. Озабоченность на лицах.

– Как вы убедились, находиться здесь небезопасно! – кричит в микрофон репортер. – Кто это?

– Снайпер, – отвечает статист с перемазанной грязью рожей. – Неделю, падлу, вычислить не можем. Вчера, су… Семена положил. Война б… достала всех! В окопах этих нах… два месяца семей не видели. Но мы их су… всё равно уработаем!

И снова выстрелы, уже очередью.

– Всё, сейчас они в атаку пойдут! Уходите отсюда нах… Быстрее. А то пристрелят еще… Гранаты, гранаты тащи, а то не отобьемся, б… «Ромашка», «Ромашка», подкинь ё… огурцов в квадрат… Не удержимся, блин! Уводи, уводи отсюда журналистов! Давай мужики, по местам… Назад ни шагу!

Отличный репортаж. Убедительный. С хорошей «картинкой». Такой в настоящих боевых не снимешь, потому как свет, звуки посторонние, бойцы злые, которым по… это кино. А так…

– Ну что, снимете?

– Не вопрос. Подберем натуру, актеров, массовочку… Оружие, стрельба, взрывы, дымы предполагаются?

– Обязательно!

– Значит, плюс пиротехник и муляжи.

– Танки, пушки, авиация?

– А что – сможете?

– Если за ваши деньги, то – конечно!

– Нет. Может быть, пару бэтээров.

– Вашего человека в кадр вводить будем?

– Обязательно. Но не так, чтобы явно, а на общих планах, мельком, без деталей.

– Сделаем. Ну что, будем составлять смету?

Недешевая это штука – кино. Не всякому по зубам. Но сняли хорошо. Талантливые ребята попались, которым хоть реклама памперсов, хоть война…

– Ну что, давайте отсмотрим вчерне материал?

На экране забегали бородатые боевики, они куда-то стреляли, где-то ползали, что-то взрывали. И все это было снято как будто бытовой камерой, хотя на самом деле профессиональной! Но так убедительно.

– Есть какие-то замечания?

– У меня – нет. Но я переправлю отснятый материал «Заказчику», возможно, он захочет что-то поправить.

«Заказчик», конечно, решил что-то поправить. Много чего.

– Вот здесь лицо лучше слегка смазать… Вот здесь, где рану перевязывают, усилить драматизм… Вот эти кадры совсем убрать… Здесь показать убитых общим планом, чтобы их посчитать можно было… А в целом – хорошо.

– Мы старались.

– Да, хочу спросить – авторских амбиций у вас не случится? Ну там в кинофестивале поучаствовать или в Интернет кадры выложить?

– Мы не можем ничего выложить – вы все забрали. Согласно договору. А в чем, собственно?

– Собственно, в том, что материал этот сфабрикован против одного человека… Ну да-да, сфабрикован! Вами! Говорю – как есть. И если он узнает, кто его снимал, – найдет, всем головы отрежет и в корзину сложит. Такой серьезный человек. Так что вы лучше помалкивате. Потому что такие талантливые, такие светлые головы и вдруг в корзину!

Это была не самая хорошая для киношников новость. Но нашлась и получше.

– «Заказчик» по достоинству оценил вашу работу и творческие находки и выписал группе премию. Очень приличную. Так что если вы не будете болтать лишнего – у вас все очень хорошо!

В Интернете закрутились какие-то непонятные кадры. Идущие по горам люди с оружием, палатки в снегу, костры. Потом засады и стрельба по бегающим фигуркам в камуфляже. Кто-то написал, что узнал в командире боевиков Галиба. Что это точно он. Что воевал в России на Кавказе против неверных и провел несколько удачных операций. И что был в Афганистане, где тоже не сидел сложа руки. Что он настоящий воин и слуга Аллаха!

Галиб на эти замечания никак не реагировал. Впрочем, он ни на что не реагировал, ничего не опровергая и ничем не хвастаясь. Но кто-то привел его слова, которые он произнес в кругу близких друзей, которые единственные могли его видеть и слышать. Он сказал, что «у настоящего воина нет прошлого, у настоящего воина есть только будущее. А то, что было раньше, – было раньше и прошло, и пусть его оценивает Аллах, когда призовет к себе раба своего»… И от того, что Галиб говорил мало и говорил не всем, слова его были услышаны многими.

Но слов было мало, потому что современный мир мыслит «картинками». Которых было мало… И в далекую студию приехал продюссер. Уже известный продюсер к уже знакомым киношникам.

– Ваш фильм понравился и был высоко оценен «Заказчиком». У него появилось желание снять большое кино. Как вы его на вашем языке называете?

– Полный метр.

– Во-во, полный метр. Ну, или там сериалец, серий так на десять – пятнадцать.

Ребятки аж задохнулись от внезапно открывшихся перспектив.

– А про что будет кино?

– Про Афган. «Заказчик» там службу тянул, тогда, ну или позже, я точно не знаю. Но эта тема ему сильно близка. Ну, «фишка» у него такая. Ностальгия. Хочется ему снять крепкий боевичок про свое героическое прошлое, чтобы моджахеды, караваны, «вертушки», пацаны наши в камуфляже, пальба до небес. Чтобы было что посмотреть, вспомнить, под водочку и балычок. И чтобы сюжет в наши дни подтянуть, ну, типа война не кончилась, война продолжается. Ну да вам виднее, как все это закрутить, чтобы зритель к экранам прилип. Потому как, кроме удовольствия, он желает еще и прибыль получить с телеканалов.

– С каких?

– С первых.

– Тогда нужно будет любовные интрижки в сюжет вплетать.

– Точно. Пусть сын главного героя на погранзаставе в Кыргызстане теперь служит, и тогда сюжетные линии пересекутся по вертикали…

– Ну вот и действуйте.

– А где снимать – в Афганистане?

– Ну это вам виднее. Но, я думаю, можно и поближе – в Туркменистане или Киргизии. Кто там разберет, какой песок или горы ему показывают.

– А когда снимать начинать?

– Завтра. В крайнем случае послезавтра. Через месяц фильм должен быть готов. Ну что, согласны?

Еще бы! Кто из киношников от такого откажется! Даже если головой рисковать! Даже если договор кровью подписывать, а от продюсера будет серой пахнуть! Кино… Полный метр! Для первых каналов! Кто им такое еще предложит? И все стали прикидывать шансы на «Ник», «Орлов» и иностранные золотые статуэтки. Потому что киношники – они такие мечтатели.

– Можно вас на минутку?

Представитель «Заказчика» отвел в сторону режиссера. За локоток.

– Тут будет еще одна маленькая просьба. От Него. Персонально вам. Очень вы ему понравились своим творчеством. Поэтому, когда вы будете делать большое кино, вы там еще одну короткометражку отснимите. Для личного пользования. Такую, знаете документалочку на фоне афганских пейзажей, чтобы как в жизни, будто это он с автоматом на караван идет. Хочется ему перед приятелями похвастать, героем себя выставить. И чтобы моджахеды как настоящие и наши тоже. Чтобы как вживую!

– А сценарий?

– Сценарий будет. Только лучше, чтобы не вся киногруппа, а пара самых талантливых, например, вы и оператор. А то разговоры, то да се. Слухи пойдут. Дойдет до приятелей, они насмехаться станут. Ни к чему это. Опять же гонорар лучше на двоих делить, чем на группу! Тем более он будет не маленький. А бэтээры, пулеметы, пейзажи и массовка у вас уже будут, так что ничего искать не придется! И пусть все считают, что вы переснимаете эпизоды для фильма.

И в той суете большого кино пропадет, растворится, исчезнет малое. Как в умело поставленной дымовой завесе.

– А если я откажусь?

– Зачем? Если вы откажетесь, то он может осерчать и на сериал денег не дать. Обидчивый очень.

– А если у меня не получится? Если он будет не доволен?

– У вас не получится?! Мне кажется, вы себя недооцениваете. Я вижу в вас большой творческий потенциал. Так что, не исключено, это не последний наш фильм. Если, конечно, вы с «Заказчиком» не подведете. Согласны?

Ну, еще бы!

Фильм через месяц был готов. И прошел по нескольким каналам. И даже прибыль принес. И даже немаленькую! Ребята действительно оказались талантливыми. И у них в кадре взрывались машины и вертолеты тоже, так что любо-дорого было посмотреть. Скорее дорого… И моджахеды бегали как живые, кричали «Аллах акбар», и наши парни стреляли в них из АКМов и подствольников, прикрывая грудью командиров и ложась животами на вражьи гранаты. И любовь была – санитарки к молоденькому лейтенанту. И ревность к их нечеловеческой любви ее несимпатичной подруги. И еще одного капитана, который хотел отбить у лейтенанта его любимую и подло интриговал, отправляя соперника на самые опасные задания. Отчего тот погиб. Почти совсем. Потому что его невеста в его смерть не поверила, а нашла его и выходила, хотя никто не верил. А ее соперница спасла полковника-вдовца и вышла за него замуж, но не из-за квартиры в Москве, а из-за большой любви и жалости, потому что ему оторвало ноги и еще убило на войне единственного сына. И вообще все было так, как надо, а тот злодейский капитан, запутавшись в растратах, застрелился. И фильм имел большой успех.

А вот документалка – нет. Потому что ее никто не увидел. Хотя она была снята лучше и выглядела как хроника Отечественной войны. И там тоже были моджахеды и солдаты. Но выглядели они серо, блекло и неинтересно. И не кидали красиво гранат, и не кидались врукопашку с разными патриотическими выкриками. И лица их были усталыми и злыми. И сухпай они жрали молча, грязными руками и спали вповалку на земле. Всё было как в жизни, как если в замочную скважину подглядывать. Шел грузовик. Потом взрывался на фугасе, из него выпрыгивали солдаты и тут же падали в пыль и растекающийся бензин, и кто-то стрелял, но бестолково, не видя куда, просто с испуга. И в них стреляли. И их убивали. Всех до одного. А они, скорее всего, – никого. И почему-то на солдатах была не наша форма. А американская. И грузовик был тоже не наш, не «Урал» и не «КамАЗ». И вместо АКМов в руках солдат были чужие винтовки. Потому что так захотел «Заказчик». Такую сюжетную линию… Он так захотел. Киношники так сняли. Наград за этот фильм они не получили. А деньги им заплатили сполна.

И этот фильм, раздерганный на эпизоды, увидели те, кто должен был. И в комментариях многие утверждали, что узнали одного из «моджахедов», который так удачно воевал с янки. И кто-то утверждал, что сам лично видел его там и не там тоже. Не важно, кто утверждал. Важно, что ему поверили. А правда это была или нет, или кто-то что-то перепутал, уже никого не интересовало. Людям нужна легенда. Люди хотят верить в суперменов. В тех, кто способен побеждать.

Показанный им киногерой – побеждать мог.

Должен был. Сейчас. И впредь!

Образ был вылеплен. Был одет в черные одежды и куфию и еще в военный камуфляж и набитую «железом» разгрузку. Ему выделили свиту, которая должна была «играть короля» – бородатых, свирепого вида боевиков, обвешанных оружием, фанатично защищавших его от многочисленных врагов. Ему подобрали подходящие аксессуары – пистолет с серебряными накладками в белой кожаной кобуре, родовой кинжал с арабской вязью по рукояти, дорогой старинный Коран, золотой перстень на левой руке, темные очки, скрывающие глаза.

Продумали детали, потому что детали это очень важно. Будучи малозаметными, они тем не менее работают на образ, дополняя и усиливая его. Вот эти армейские металлические пуговицы, полевые, но далеко не новые бутсы, глядя на которые понимаешь, что их владелец протопал не одну сотню километров, потертая, лоснящаяся портупея…

Предложили два десятка индивидуальных, присущих только ему, жестов. Не сложных, чтобы можно было их легко повторить. Но убедительных, подчеркивающих образ. Вот так поправить очки. И прическу. Откинуть назад голову. Сесть, широко расставив ноги. Перебирать пальцами левой руки четки…

Выбрали верную линию поведения – спокойную и уверенную. Даже чуть замедленную, с «ленцой», как у сытого тигра. И особую фишку – полное молчание. Потому что он не говорил, он только слушал, изредка кивая головой. Ну, потому что дал такой обет… И это молчание привлекало к нему больше внимания, чем если бы он болтал без умолку и даже очень хорошо. Молчание – признак силы и уверенности в себе. Молчание – это золото! За него говорили другие, говорили хорошо и витиевато, как любят на Востоке. Говорили помощники, окончившие с отличием медресе и европейские университеты.

– Что еще?

– Может быть, какие-нибудь детали биографии? Ну, там умершая при родах жена или плен? Или детская травма, заставившая…

– Нет, не надо. Не надо усердствовать. Пусть люди сами придумывают ему биографию. Это гораздо действенней. Чем меньше о нем будут знать, тем больше напридумывают эффектных небылиц. В которые сами же и поверят. Люди такие фантазеры… Надо дать им возможность создать легенду, которая будет работать сама на себя.

Ну что, хорош?

Вполне.

Мужественный, бескомпромиссный, жестокий, неулыбчивый воин. Потому что не может себе позволить улыбку до окончательной победы. Эдакий, без страха и сомнений Восточный Терминатор. Идеальная машина для уничтожения неверных. Наверное, так… Да, пусть будет чуть-чуть Терминатор. Потому Голливуд, он везде проник. И на Восток тоже. С него и надо лепить.

Теперь программа, которую будет озвучивать не он, но которая должна быть.

Бей неверных? Это понятно. Это первооснова.

Бей своих – чтобы чужие боялись? Это интересно. На этом можно сильно сыграть… На этом играли все успешные Диктаторы. Очистить ряды от скверны, уничтожить предателей, которые выедают движение изнутри, как черви. Это хорошо. Когда бьешь своих, тебя уважают даже больше, чем если колотишь чужаков. Особенно если бьешь ближних, особенно если самых близких! Это свидетельствует о том, что ты выше мирских соблазнов, что ты почти бог, не имеющий изъянов. Это – хорошо. Это надо использовать.

Союзничество… Да! Но только на основе единоначалия и подчинения слабых сильному. Это Восток понимает. Только это и понимает! Их столько тысячелетий долбали чем не попадя, куда угодит, что силу они ставят превыше всего. Ну не демократию же!

Пересмотр устоявшихся ценностей. Потрясение основ. Не сильное, чтобы они не дай бог не рухнули, но ощутимое, чтобы прежние кумиры чуть закачались. Потому что должен быть революционный имидж, харизма переустроителя мира, который не хочет жить по-старому. Это привлекает молодежь, которая устала от занудства состарившихся вождей. Перемен, все хотят перемен, которые потом оборачиваются возней у кормушки и застоем. Но это – потом. Пусть он все подвергает сомнению, пусть рушит, пусть будет резок в суждениях, озвучивая то, о чем другие предпочитают умалчивать. Небольшое потрясение устоев хорошо работает на образ бунтаря.

Отношение к собратьям, религии, женщинам и животным, это все мелочи.

Конечная цель? Ну тут понятно – победа Ислама во всем мире, даже если за это придется сражаться тысячу лет и положить половину населения земного шара. Ну, а дальше всеобщее, для избранных, процветание и благоденствие под зелеными знаменами. Исламский коммунизм. Это доходчиво, это привлекает.

Вот и вся программа. А больше и не надо. Это же не выборы во Франции, где нужно все по полочкам, а потом можно обмануть. Тут надо коротко, емко, в лоб! Чтобы каждый осознал и запомнил. Такая программа.

Теперь – события… А вот с ними – худо. Совсем худо! Одними словами и картинками сыт не будешь. Нужно что-то такое, для затравки, и потом, для развития сюжета и для кульминации.

Тут надо подумать. Хорошенько подумать!

– Что это за клоун? – спросил Аби-Джамиль-Исрафил.

– Кто?

– Тот «немой». Ну, который молчит. Все молчит и молчит… Откуда он взялся? Зачем?

– Не знаю. Никто не знает.

– А те, кто рядом с ним?

– Они наемники. У него много денег, он покупает людей, но к себе не подпускает. Он не показывает лица даже им.

– Никому?

– Нет, подле него есть несколько ближних помощников, с которыми он общается отдельно, за закрытыми дверями. Но они не наши – пришлые. Мы не имеем к ним никаких подходов. Он дает приказы им, они передают дальше.

– Но они-то его видели?

– Неизвестно. Туда никто не вхож. Наверное, видели.

– Странно… Странно все это. Необычно.

– Да что ты беспокоишься – он никто, он никак не проявил себя. Он только молчит и пугает.

– Как знать, иной маленький червяк может вырасти в большую змею. Которая больно ужалит. Следи за ним и сообщай.

– Что?

– Все, что узнаешь. Не боюсь самого сильного противника, который явный. Опасаюсь непонятных. Которых не понимаю. Сегодня он никто, а завтра? Будущее сокрыто мраком, один Аллах ведает, что там, за горизонтом. Многое бы я дал, чтобы заглянуть туда… Тебе – дам. Если сможешь! Следи! Не нравится мне он. Не пойму чем. Но не нравится. Активно!

Все пиар-возможности были исчерпаны. Ну, не Голливуд же привлекать с его кинозвездами, чтобы очередной киношедевр сотворить. Так точно, можно и до Оскара доиграться. Только зачем?

Нужны были акции. Серьезные. С трупами. По-настоящему мертвыми людьми.

Конечно, можно было прикупить в каком-нибудь заштатном морге невостребованные тела, переодеть в пиджачки и платья, засунуть в автобус, вывести на дорогу и рвануть под днищем фугас так, чтобы в куски, чтобы не собрать! И получится роскошный, с человеческими жертвами теракт. И ручки останутся чистеньки, а совесть непотревоженной. Можно было бы и так. Технически не трудно. Но… Но работники морга, обряжавшие трупы, могут кому-нибудь что-нибудь сболтнуть. Равно как грузчики, грузившие трупы в автобус. Кто-то заметит отсутствие на месте взрыва свежей крови, которую, конечно, можно налить в полиэтиленовые пакеты и положить на коленки каждому покойнику. Но на эти разорванные пакетики может кто-нибудь обратит внимание. А есть еще дорога, по которой поедет автобус. И трупы, которые будут сидеть на сиденьях и «смотреть» в окна мертвыми глазами. И их увидят случайные прохожие. И удивляться – чего это мертвецов на экскурсионных автобусах возят? На какие такие экскурсии? А возможная экспертиза покажет, что погибшие умерли не теперь, а на недельку раньше, и укажет на следы «заморозки» и оттаивания. Наверное, можно подкупить экспертов, подтасовать результаты…

Но все это слишком сложно, долго и рискованно. И легко можно проколоться. Чем сложнее механизм, тем менее надежно он работает.

Нет, не пойдет. Конечно, взрывать трупы приятней, чем живых людей, но… Так в жизни не бывает. В жизни все всерьез. И если ты оперативник, внедренный в банду, то тебе непременно придется зарезать пару прохожих, чтобы сойти за своего. А если разведчик, заброшенный в тыл врага, то тебе точно устроят «проверку кровью», притащив какого-нибудь бедолагу и предложив пристрелить его. По-настоящему. И придется стрелять. И резать. Потому что иначе нельзя. Потому что иначе тебе никто не поверит и зарежут или застрелят уже тебя. Такие нравы. А то, что показывают в кино, это так – фантазии на тему… Боязнь измарать светлый образ киногероя, которого играет любимец публики и в особенности дам бальзаковского возраста. Такой не может убивать своих. Только чужих и отвратительных на вид. А в жизни – может. Всяких. Обязан! И, отправляясь туда, он должен быть готов к таким поворотам. И командование ему должно отпустить грехи и дать на все это безобразие добро, а точнее, пригрозить трибуналом, если он сопли по воротнику размазывать начнет и через свою слабохарактерность операцию провалит. Иди и стреляй! В затылки. Хоть даже бойцов собственной группы. Приятелей своих! Стреляй, ни одной секундочки не помедлив. И никак иначе!

Так что убийство покойников отпадает… Убивать придется живых. Всерьез!

Теперь масштабы. Той самой акции… Малыми жертвами имя себе не наработать. Что у них тут два-три застреленных или обезглавленных покойника – мелочь. Для них жизнь человеческая – пустяк. Они свою-то в грош не ставят, не говоря уж о неверных. То есть трупов должно быть много. Больше, чем у «конкурентов». Тогда тебя заметят, тогда тебя зауважают и допустят в круг избранных. Куда входной билет – человеческие души. Такая прямо пропорциональная зависимость.

Выходит – ради создания легенды полста человек жизни лишать? А не велика цена?

Велика! Но… не цена! Потому что убив пятьдесят человек, спасти можно сотни, если не тысячи. А пожалев – возьмешь на душу больший грех! Такая арифметика. Если это жизнь, а не сериал!

Или, может быть, есть какие-то другие варианты?

Или есть что-то, что создает имидж не числом? Чтобы мертвецов меньше, а результат тот же? Наверное, есть… Не может не быть!

Что? Если не пятьдесят или сто мертвецов?.. Возможно, качество исполнения акции… Потому что ужасает либо количество жертв, либо… Особая жестокость? Ну да… Такая статья даже в Уголовном кодексе прописана – убийство с особой жестокостью. Оно может быть всего лишь одно, а получишь как если бы троих прибил, потому что с особой…

Хм… Интересная мысль… Если убийство будет жестоким, таким, чтобы все вздрогнули, то жертв может быть меньше. Так сказать, количество компенсируется качеством. И повышает убойный рейтинг.

Но это же всех головорезов надо обойти! Чем же их тут можно удивить, когда они кого только и как только не убивают – и головы режут, и животы вскрывают, и на куски рубят! Какую можно придумать особую жестокость, чтобы тебя испугались? А испугавшись – зауважали?! Непонятно. Что теперь, средневековые трактаты штудировать и привозить из европейских музеев взятые напрокат «испанские сапоги»? И «обувать» в них неверных?

Нет, тут должно быть что-то другое. Какая-то «изюминка», если так можно сказать о данном предмете.

Проиграем еще раз – должна быть жестокость… Которая, всех ужаснет… Но не оттолкнет… Потому что переусердствовать здесь тоже нельзя. Излишняя кровь отталкивает. Привлекает внимание, но – отталкивает! И работает против образа героя-освободителя. Если бы Робин Гуд не луком баловался, а кишки богатеньким выпускал и по деревьям развешивал, он бы не стал героем народного фольклора. Ну или романтик Че – расстреливающий всех поголовно пленных с той же самой сигарой во рту? Нет, не тот образ. Совсем не тот. Не был бы Че тем, кем мы его теперь знаем и любим. Конечно, лепить надо террориста, но… без страха и упрека. Так чтобы руки по локоть, а ноги по колено, но в душе справедливый борец. Рыцарь черного образа. Вернее сказать – зеленого. Пожалуй, так.

Но это выходит… Выходит тупик! Кучи трупов нагораживать не хочется, а чрезмерная жестокость, которая их может заменить, работает против образа. Клубок противоречий. Жестокость должна быть особая, но… не отвратительная! А как такое может быть?

Особая, но привлекательная жестокость… Это уже что-то из серии изощренного немецкого садомазохизма, которая здесь, на Востоке, уж точно не проканает. Как говорят те же немцы – аллес.

Как же быть жестоким? Но… всеми любимым? Дурдом…

Погоди… а почему обязательно особая жестокость – это выпущенные внутренности и разрезанные на куски тела? Почему так грубо? Ведь не только кошмарных зрелищ боятся люди, но еще и…

Ну да, нестандартных, непривычных, неожиданных решений. Ведь так! Одно дело – разделанные покойники в морге хоть целой, под потолок, грудой и совсем другое, когда всего лишь один, но свалился на тебя из темноты в подвале, когда свет выключился. А? Ну и что страшнее? Отчего мурашки по коже и глазки из орбит?

Ведь так! То есть, кроме чрезмерной жестокости может быть эффектная ее подача. Жестокости меньше, но кто мог такое ожидать! И пошли, пошли пересуды и сплетни: «А ты знаешь? Ты слышал? Там такое!» Вот оно! Хочешь, чтобы о тебе узнали все и испугались как один, – сделай то, что до тебя никто не делал! И даже ожидать не мог! И тогда – двух зайцев! Даже если всего одного бедолагу!

Вот тебе и решение – поражать, но не числом и особой жестокостью, а фантазией.

И о тебе заговорят. И тебя оценят!

Что и требуется!

– А вы можете сделать так, чтобы не сразу, а чуть-чуть позже, но обязательно?

– Чего-чего?

– Я говорю, вот, допустим, я включил, а оно не сразу, а только через несколько секунд.

– Что через несколько секунд?

– Сработало.

– Что?

– Ну то, что включил.

– Зачем вам это?

– Сейчас объясню. С сыном младшим я на машинках соревнуюсь с радиоуправлением. Такие теперь игрушечные машинки делают, что «Жигули» отдыхают! И все на пультах. Так он, шельмец, всегда меня побеждает. Пока я свою жму, его – уже едет. И я опаздываю.

– Ну и пусть побеждает.

– Что вы такое говорите! Мы же на призы играем – на полкило шоколадных конфет!

– Ну и что?

– Так он выигрывает и жрет их. У него же сахарный диабет будет. И ожирение.

– А я-то вам чем могу помочь – я не врач! Я инженер-электронщик.

– Так мне врач и не нужен. Мне приспособу надо сделать, чтобы он включал, а машинка не сразу. А я включил – и тут же! И получается, что мы одновременно. Чтобы честно. Понятно?

– Теперь – понятно. Вам замедлитель сигнала нужен.

– Ну вот – замедлитель. Сыночка. Чтобы он нажал – раз, два, три и только потом моторчик завелся. А у меня сразу! Сделаете?

– Да без проблем.

– Только он хорошо работать должен. Издалека. Машинки у нас большие и трасса длинная. Я два гектара леса под нее вырубил. Так что постарайтесь.

– Не беспокойтесь – сделаю. Там схема-то пустяковая…

Вот и славно. Вот пусть и сделает! Чтобы не сразу. Чтобы раз-два-три и только потом…

Дорога была пустынная. Потому что где-то там случилось небольшое дорожно-транспортное происшествие – какой-то грузовик неудачно развернулся поперек дороги и заглох. Отчего движение встало. Водитель выскочил из кабины, поднял капот и чего-то там начал дергать, крутить и тихо ругаться.

– Сейчас, сейчас поеду.

Ему, конечно, сигналили, но машин в это позднее время было не много, и водители были настроены довольно миролюбиво. Что интересно, с другой стороны, на той же дороге, тоже что-то случилось – ну такое вот совпадение. Две какие-то машины ткнулись друг в друга, не так уж и сильно, и водители бурно выясняли отношения, кто чего там первый нарушил. И там, конечно, тоже случился небольшой затор.

А посредине… Между двумя этими пробками… Там тоже встала машина, и какие-то люди выволокли что-то из багажника. Какие-то ящики. Наверное, очень тяжелые, потому что, согнувшись в три погибели, потащили их к обочине, а потом вниз. Там, внизу, была труба, проходящая под дорогой. Через которую должна была переливаться вода. Туда-сюда. Труба была широкая, пожалуй, сантиметров восемьдесят – девяносто. Люди встали на четвереньки и толкнули ящики туда. И еще толкнули. И с другой стороны толкнули. И занесли в трубу какие-то мешки. С песком. Заткнув два слива. Наверное, чтобы вода не перетекала. А потом куда-то позвонили. И сказали что-то про тётю – мол, всё в порядке, она выздоровела и можно не приезжать.

И там, где заглох грузовик, он вдруг, завелся. Радостный водитель запрыгнул в кабину, извинительно махнув рукой. И стояли-то всего-ничего – минуты четыре. Стоило так нервничать! И те, другие водители, по другую сторону, как следует рассмотрев вмятины на бамперах и поцарапав их ноготками, решили разойтись по-хорошему, решив, что виноваты оба. Ударили по рукам и разъехались в разные стороны.

И все пришло в движение. И никто ничего не заметил. Потому что не должен был.

А через два дня…

По трассе шел автобус. Обыкновенный, междугородний. Но набитый битком. В автобусе сидели люди, разные – молодые, старые и даже дети и даже один совсем маленький, грудной, на руках у матери. Автобус ехал с разрешенной скоростью, ничего не нарушая. Как и должен ехать пассажирский автобус. Люди скучали, глядели в окно, кто-то дремал, кто-то тыкал пальцем в экран телефона, кто-то тихо разговаривал с соседом. Все было, как обычно.

Ехал автобус. И доехал…

– Вижу! – сказал сигнальщик, засевший, где-то там, за поворотом. – Ждите через три минуты.

– Понял… Три. – И тихо в сторону – Всем приготовиться.

А все и так были готовы. Хотя кто – видно не было. Только на земле шевелились какие-то «кочки».

Минута. Две… На дороге показался автобус.

– Вижу.

И все увидели. И «кочки» задвигались. И из одной вылезла рука, в которой был зажат пульт. Небольшой, не как у телевизора.

Автобус приближался. Двести метров… Сто… Пятьдесят… Вот он приблизился, вот встал почти над трубой. Той самой, заткнутой с двух сторон мешками с песком… Пассажиры сидели на своих местах. Говорили, играли на телефонах в игрушки… А грудничок крепко спал прижавшись головкой к груди матери.

– Давай, – сказал командир. – Аллах акбар!

И та рука сжала пульт. Вернее, нажала на кнопку. Которая должна была послать сигнал. Кнопка утопилась в корпус, замкнув два контакта. И все сработало как надо. Радиосигнал прошел. И был принят. Приемником, который был там, в трубе, в одном из ящиков и был воткнут в толовую шашку. Сигнал прошел, но что-то там не сработало. Вернее, сработало, но не так. Не быстро, не мгновенно. Что-то там в механизме заело.

На одну секунду. На вторую… И лишь на третью искра прошла… Три!

И взрыватель, как и должен был, – взорвался. И толовая шашка, в которую он был воткнут, тоже взорвалась. И два ящика взрывчатки разом сдетонировали. И все эти килограммы тола и пластида бабахнули так, что мама дорогая! И даже сильнее, чем могли бы, потому что взрывная волна не смогла выскочить из трубы в стороны, так как ее концы были заткнуты пробками из песка. Конечно, мешки вышибло, но не сразу, а спустя доли секунды, и большая часть энергии взрыва ушла вверх и в стороны.

Земля дрогнула. Асфальт вздыбился, поднялся и лопнул как мыльный пузырь, разбрасывая во все стороны куски бетона и гравий. Это был страшный по силе взрыв. Десятикилограммовые каменные «осколки» поднялись вверх на несколько сот метров и рухнули вниз. На месте образовалась трехметровая, во всю ширину дороги воронка. Но… автобус под взрыв не угодил. Успел проскочить эпицентр взрыва. И даже отъехал метров на семьдесят. Его, конечно, догнала взрывная волна, толкнула, приподняла, оторвала от дороги и крутнув, швырнула на бок.

Бах!

Посыпались разбитые стекла, заскрежетал металл, страшно закричали, заголосили люди, застучали по корпусу падающие с неба камни. И кого-то сильно побило. А кого-то даже серьезно ранило. Но главное, все остались живы. Такое везение! И пассажиры стали выбираться из покореженного автобуса, опасаясь пожара, и стали помогать друг другу и выволакивать из салона раненых. И никто не заметил движение «кочек». Которые, отползали от дороги. Все дальше и дальше…