Смерть оловянных солдатиков Ильин Андрей

– Нет, информация вторичная. Прямой связи у нас нет.

Да, это так. Все связи были оборваны, когда он вышел из этого кабинета. Когда захлопнул дверь. И находясь в подчинении «Первого» и исполняя его и только его приказы, он не дает никакой информации ни о себе, ни об Организации, в которой состоит, ни о том, как собирается исполнить порученное дело и какими средствами. Он получает приказ и докладывает о результате! Без промежуточных пунктов!

Что странно. Непривычно. И абсурдно.

Не привык Хозяин этой страны чего-то не знать и не иметь возможности кем-то управлять. Как бы ему хотелось. В этом кабинете посетители трепетали, падали ниц и пресмыкались, даже если продолжали просто сидеть в креслах. Из этого кабинета мгновенно возносились под небеса или обрушивались в тартарары. В зависимости от решений и настроений Хозяина. И это было нормально. Для этой шестой части суши. Здесь всегда казнили и миловали без оглядки на закон. Казнил и миловал – помазанник божий. Ну, или генсек. Или президент. Не суть важно. Хозяин!

Просто раньше все было явней, честней и наглядней, заходил в кабинет обласканный фаворит, а выходил уже никто – холоп безродный. Или не выходил. А через пару дней его голову, насаженную на копье, выставляли на всеобщее народное обозрение. Или брали того всеобщего любимца, который ни сном ни духом, на выходе из кабинета под его белы рученьки и волокли в ближние подвалы, где он сам на себя кропал донос и получал в затылок пулю. А если сильно повезло, переодевался в телогрейку и ехал в дальние края искупать непосильным трудом свои реальные или воображаемые грехи. И там у него был вышестоящим начальником не «Первый», а местный пахан.

Такие метаморфозы.

Нынче, конечно, не так. По форме. А по сути… Как сидел на троне государь император всея Руси и прочих разных земель, так и остался. Восседает на троне, с коего всю страну из конца в конец видать, правит своим разлюбезным народишком, жалует земли и вотчины приближенным, кои людишек казенных в бараний рог крутят, выжимая из них последнюю копеечку, дабы казну Государеву наполнить, но и себя не забыть. На деньги уворованные хоромы строят, кафтаны собольи шьют, златом сундуки наполняют. Покуда не проштрафятся. А как проштрафятся – в одночасье все теряют. Отчего не за страх, а за совесть!

И иначе в этой, меж дикой Азией и просвещенной Европой, стране быть не может. Как не может быть в армии многоначалия, потому как если вожжи чуток отпустить, то народ, свободу почувствовав, понесёт, как та птица-тройка. «Какой русский не любит быстрой езды?» Ну, хорошо, пусть езды… Хотя хочется не про езду, а про зверька пушного северного. Потому что дом сгорел – гори сарай! И чтобы все кувырком и к той самой матушке! И все ликуют!.. Эх… Раззудись плечо! И пойдет-поедет – хрен остановишь! Если кровью полцарства не залить.

Тут лучше точно – Помазанник с генсеком! Черт с ним, пусть ворует и опричникам воровать позволяет и карает кого не след и милует кого не попадя, а все лучше, чем всеобщая, без руля и ветрил, демократия, которая всегда бессмысленный и беспощадный бунт, разор государству и смертушка и слезы горькие народу…

И всё-то понимают… И принимают. И выслуживаются. И выслуживают. И пресмыкаются…

Все! До одного.

Кроме… одного! Он поперек. Против течения! И не ухватить, потому что ни посулами, ни страхом… Ни должностями хлебными, ни темницами смрадными! Хоть и сулили, и хватали, и чуть душу с него не вынули! А он сам по себе. Без оглядки на Хозяина, хоть ему одному подчинен и под ним единственным ходит!

По факту – слуга. А по сути… Хрен его знает, кто по сути! Слуга, который над барином ходит! И он тому барину показал, что в любой момент может его, несмотря на всю его охрану, спецслужбы и армию, и стены кремлевские, достать и жизни лишить! В одиночку!

Странно это в отписанной Хозяину стране. И страшно. Потому что не понятно. Кто за ним или над ним стоит такой, что страшнее страшного?! На которого он оглядывается и которому, живота не щадя, служит! При этом служа Хозяину! Как так может быть?

Не понять. Не узнать. Хотя надо понять. И надо узнать!

– Откуда ты знаешь, чем он занимается, если прямой информации нет?

– Как вы и приказали. По кругам… Которые события. И по его первоначальному отчету. Тому, который он передал вам…

Ну да, передал. Со всеми событиями, именами, маршрутами, прогнозами… А Хозяин передал своему Главному Телохранителю. Хотя не должен был! Потому что единственный имел право! А он… И теперь, по аналогии: по закупам, по событиям, по покушениям на боевиков, по почерку можно отследить работу посланного в тот чужой Регион агента. Потому что он сам про себя все написал, а дальше – по алгоритму, по прогнозу действий, которые уже понятны, если предысторию знать. И можно прогнозировать и поджидать…

– Где он теперь находится?

– Неизвестно. Но благодаря его активным действиям мы имеем информацию по структуре и дислокации боевых организаций, базам снабжения и контактам.

– Параллельная слежка?

– Да. Мы цепляемся за события и идем параллельным курсом.

Ну да, для того его туда и направили. И оставили. Чтобы он рыскал, нюхал, выслеживал, выгонял из нор зверье, давая возможность другим, менее удачливым охотникам, поучаствовать в травле. И что у него получается очень даже неплохо. Лучше, чем у всех других.

Но все же хотелось бы понять, где находится он сам. Чтобы наладить контроль. Чтобы направлять и руководить. Используя втемную. Потому что огромный соблазн – втемную!

– Надо его вычислить. Не иголка же он. Сможешь?

Хранитель Тела пожал плечами.

– Как же так может быть – брызги вы видите, а камень который их поднял нет?

– Он осторожен. Даже не из-за нас – по жизни. Он работает через подставные фигуры. Мы знаем их, но ничего не знаем про него.

– А если их взять и спросить? Так, чтобы они не отказали.

– Если он узнает или хотя бы заподозрит, он вычистит их всех до одного, оборвав все каналы, и заляжет на дно. Он даже не станет разбираться, кто щупает к нему подходы. Он начнет играть на опережение, оставляя вокруг себя пустоту. И тогда мы его уже никогда…

Да, этот может. У него руки развязаны. Он сам по себе. И тем не менее…

– Напряги все службы. Пусть вычислят, пусть найдут его. Я не верю, что он будет лишь тиражировать сам себя. Этот не станет повторяться, он придумает какие-нибудь новые неожиданные ходы. Которые мы сможем использовать в наших целях, в задуманной многоходовке. Он нужен, потому что умеет то, что не умеете вы. Он умеет нестандартно мыслить, без оглядки действовать и добиваться результата. Любой ценой. А вы… даже если за цену. Даже если за двойную! И не возражай. Твои рожки он тебе пообломал. Еще тогда, когда вы «покушения» прохлопали и когда он молодцов твоих на место поставил. Тем что – положил! Ищи. И найди! Нам не нужны сюрпризы. Даже хорошие. Нам нужны те сюрпризы, которые нам нужны! Он слишком эффективен, чтобы быть безопасным. Он делает больше, чем от него ожидается. И больше, чем от него можно ожидать! Он очень результативен. И этим крайне опасен! Такие исполнители хороши на самом коротком поводке! Так нацепи на него этот поводок! А если нет… – Задумался на мгновение: – То, боюсь, с ним придется расстаться. Хорошо бы насовсем…

На какой-то виртуальной доске, где-то в самых запутанных закоулках Интернета, на черт знает каком экзотическом языке, не ясно кем и не понять зачем было опубликовано черт знает какое объявление.

«Обменяю изделие XSTL/267r после аварии, на прибор UFD500 в нерабочем состоянии на запчасти, можно кусками, на вес…»

Бред какой-то. И кому только в голову пришло?

Тому, кому нужно! Кто еженедельно, как отче наш, заходит на эту доску и, продираясь сквозь экзотические тексты, находит нужный раздел и просматривает объявления. Где ищет латинские буковки. Вот эти XSTL/267r. И если не находит их, пролистывает еще две-три страницы, открывает еще штук десять объявлений, чтобы отобразить их в истории, выходит из Интернета, форматирует флешку, идет к стойке, расплачивается за кофе и уходит. И второй раз сюда не возвращается. Никогда. И если подозревает слежку или просто что-то такое замечает, то топит флешку, а заодно и ноутбук в бездонном болоте с живыми крокодилами или плавит в керамическом шкафу вместе с жестким диском и всем его содержимым. А после покупает новый. Чтобы и его тоже…

Таковы инструкции. Где-то идиотские, архаичные, но никем покуда не отмененные. И если от них отступить, хоть на шаг, то рано или поздно… И тогда придется не ноутбук, а его хозяина… Чтобы вычистить уже не жесткий диск, а совсем другой носитель, который на плечах. И тем оборвать ниточку. Так что хрен с ними, с флешкой и с ноутом. Была бы башка цела!

И обычно все так и происходит. Но не в этот раз. Потому что в этот раз буквы были. Именно те. Те самые! Агента вызывали на связь. Срочно. Потому что буковка r… И значит, нужно выдергивать из тайника очередной паспорт, нестись в аэропорт и лететь… в противоположную от пункта назначения сторону. Совсем в другую, желательно на другом континенте страну. Где, поменяв пару такси – да в первые три машины не садиться! – пересесть на поезд и на первой же станции, в самый последний момент, выскочить на платформу и посмотреть, не спрыгнет ли кто-нибудь еще. И наверное, это тоже архаика, которая уже вторая натура. Потому что так учили. Уж так учили!

Потом снова самолет. И обрыв маршрута, если хоть маленькое сомнение. И вокруг шарика для проверки, меняя транспорт и города, наматывая тысячи километров, запоминая лица и перепроверяясь в жарких странах, где на улицах одни только негры и оттого белый человек как вошь на гребешке. И хорошо бы еще одежду раза на три сменить, всю, вплоть до белья, на случай маячков.

И еще. И еще… Слишком много поставлено на кон… И никто не подстрахует, не отсмотрит хвосты, не отрубит, не уведет за собой возможную слежку, не поможет оторваться, не защитит и не вспомнит добрым словом. Все сам. Один. За всех. Во всех лицах. На все случаи жизни. Отсюда и суета.

Ну что, пусто? Не мелькали, не повторялись лица, номера машин? Никто не рассматривал витрины, не заглядывал в зеркала заднего вида? Все спокойно? Все тихо? Значит, можно выходить на контакт.

– Здравствуй, Серега.

– Привет, давно не виделись. И еще бы столько же…

– Не ласков ты.

– Так ты ведь не на «бутылочку поставить-распить-закусить» позвал. И не по бабам. Ты дельце какое-нибудь моими ручками шаловливыми обделать хочешь. Так?

– Но ведь ты обещал.

– Я много, кому чего обещал. Если все обещания исполнять, мне дополнительные страницы в паспорта под брачные штемпели вклеивать нужно. А я, покуда, холост и бездетен… Что надо? Опять за тобой подметать железным веничком? Опять сор в могилки сметать?

– Нет, хуже.

– Да ты что! «Хуже» – это даже интереснее, чем если «проще». Излагай, недобрый молодец, джинну своё желание, коли его из бутыли вынул. Что стряслось?

– Пока ничего. А надо, чтобы… Война нужна, большая.

– Братьев-мусульман прорядить хочешь? Прополочку на грядочках провести? Сорнячки подергать?

– Хочу.

– Как прошлый раз?

– Нет, масштабнее.

– Ну так в чем дело? Нужна война – воюй. Пулемет те в руки!

– Для войны причина нужна.

– Какие мы щепетильные… Нужна причина – скажи образовались излишки патронов. Нужно их куда-то девать.

– Всё шутишь?

– Нам шутка строить помогает. Народ, дома и отдельных индивидуумов. Я-то в этом раскладе зачем? Я масштабы не обеспечу. У меня две руки, две ноги и одна жизнь.

– Ты не обеспечишь, а твоя группировка – запросто.

– Моя?

– Твоя.

– Большая?

– Очень.

– Предлагаешь мне сколотить банду головорезов и выйти с ними на большую дорогу?

– Допустим не тебе.

– Попке?

– Ему самому. Тебе с твоей рожей высовываться нельзя.

– Не знаю, дамам моя рожа нравится. Особенно если в темноте, из положения сверху-вниз, через подушку. Кого мочить-то. Какую группировку?

– Мою.

– Не понял?

– Мою. Мною созданную. Я же говорю, мне причина нужна. В виде противовеса. Не осталось у меня реальных врагов.

– Всех почикал? Ну, ты злодей! Аллах тебя покарай. Запустили козла в огород капусту жрать, так он все до кочерыжек обгладал. То есть теперь я должен тебя за усы подергать, чтобы ты травоядных кушать начал. Без хрена…

– Совершенно верно. Чтобы я право получил.

– Я тебя в хвост и в гриву, ты меня тем же местом туда же, а гибнуть будут правоверные воины ислама. Пачками. Мудро. Дешево. Сердито.

– Не только друг друга.

– Даже так? Комбинашку разыграть хочешь из разных посторонних пальчиков?

– Почему нет?

– Ладно, допустим людей найти под такое дело можно. Людей тут как грязи. Вернее, как песка. Если, конечно, деньги есть. Есть? Или придется по карманам шахов шарить?

– Найдутся.

– Уже легче. Люди есть, деньги есть. Оружие… Ну этого добра в твоем хозяйстве навалом. Это – дебет. Осталось сколотить из этого отребья, вооруженного калашами, боеспособную, которая не разбежится при первом выстреле, армию. Задачка.

– А я тебя не тороплю. За две недели успеешь?

– А может, тебе родить, за два месяца… тройняшек, по четыре кило весу каждый? Я могу! Чего девять месяцев пухнуть? Прямо сейчас и начнем. Тебе с какой стороны удобней будет? Тем более ты уже пристроился. Уже вошел… в тему. По самое не могу.

– Ну, ты заноза.

– А ты ангел с крылышками и копытцами. Ангел войны… Ладно, задачу понял. Формирую костяк, выдвигаю командиров, кидаю под их начало рядовой состав, гоняю до потери пульса, отсеиваю, остальных вяжу кровью, чтобы не дергались. Докладываю по готовности. Контакты?

– Сводим к минимуму.

– Автономка, как на подводной лодке?

– Ну не то что бы… Но почти.

– То есть кислород перекрываешь не весь?

– Тебе перекроешь.

– Про заказчика всей этой музыки не спрашиваю. Догадываюсь.

– Лучше догадывайся.

– Стратегическими целями не интересуюсь – наше дело сопливое, тактическое – носом поле боя перепахивать, да высотки на «ура», брать. А за каким-то лишь в высоких штабах большие дяди ведают.

– Меньше знаешь…

– Ближе повезут – дай бог не в Воркуту. Это объяснять не надо. Мне лишнего в голову брать ни к чему. Мне лучше голова пустая, легкая, без утяжелений в виде девяти граммов.

Серега обаятельно, как только он умеет, усмехнулся.

– Забавный ты чувак! То из-под земли аки люцифер в дыму и пламени возникаешь, разя ворогов направо и налево молниями огненными. То сам себя заказываешь, да еще башляешь за это звонкой монетой. Ты или слишком умный. Либо без башни. Но что точно – с тобой не соскучишься. И не заживешься… А теперь по деталям…

Основной канал… Резервный канал… Аварийный канал… Сотни вопросов требуется решить. Незамедлительно, лучше вчера, потому что сроки.

Снабжение… Финансы… Трансферы… Транспорт… Легенды… Базы…

Точно – с автоматом наперевес проще будет…

Новая фигура. Новый расклад. Новые события. Лихорадит Регион. Кто такой Джандаль? Откуда взялся? Очень резко взялся…

В одном небольшом, неважно каком городке, не суть в какой стране, но в известном многим Регионе был взорван полицейский участок. Вместе с полицейскими. Все нижние чины были в полной форме и выкладке, при оружии и в бронежилетах, но это их не спасло. Они только-только заступили на дежурство и многие еще утренний кофе не допили, когда со стороны города появился грузовичок. Фруктовый. Потому что на бортах его были изображены фрукты-овощи. Хотя вез он не фрукты, а тротил в ящиках. Поверх которых точно были навалены корзины с дарами садов и полей.

Грузовичок несколько раз останавливали на постах, полицейские и военные заглядывали внутрь, видели фрукты, о чем-то толковали с веселым водителем, совали что-то в карманы и отпускали его с Богом. Восток всегда брал – брал на дорогах, в городах, селах, в казенных учреждениях, на караванных тропах, на полях сражений и даже во дворцах эмиров и султанов. Каждая должность, начиная от рядового привратника и кончая помощником визиря, стоила денег и чтобы вернуть их, надо было брать. Ну, или, наоборот, надо было дать вначале, чтобы брать потом. Больше, чем заплатил. Надо было купить входной билет. Нормальная практика. А что, если, допустим в кино или театр, там тоже без входного билета никак нельзя! Хочешь получить удовольствие – вначале заплати. Поэтому что удивляться, когда кто-то, ни с тем, с чем надо, куда-то, куда не должен был, проехал?

Фургончик проехал. Через весь город. Беспрепятственно. Хотя его должны были перевернуть вверх дном раза три. Но не перевернули.

В конце своего пути фургончик разогнался километров до ста. И даже по дороге кого-то сбил. Но водителю было всё равно, сбил он кого-то или нет, до смерти или только чуть-чуть покалечил. Он не боялся потерять права. И не боялся потерять свободу. Здесь, на земле, он вообще уже никого и ничего не боялся. Его земной путь был закончен. Истекали последние секунды его жизни. Грузовичок вильнул на последнем отрезке, сшиб опущенный шлагбаум и какого-то зазевавшегося полицейского, врезался в ворота, которые не выдержали удара, распахнувшись на две стороны, и влетел во двор.

Полицейские не пытались обезвредить водителя-смертника, полицейские разбегались во все возможные стороны. Они были достаточно опытны, чтобы понять, кому и какие фрукты-овощи привез этот грузовик. И для кого они предназначены. Кто-то успел метнуться за забор и плюхнуться на живот за бетонные блоки. Кто-то не успел.

Грузовик проехал еще пару десятков метров и воткнулся в стену. Раздался мощный взрыв, потому что ящиков с тротилом было много. Грузовик разлетелся в мелкие куски, которые разбросало по всей округе на многие сотни метров. Часть здания полицейского участка обвалилась, погребя под собой десяток полицейских. Еще десяток были убиты обломками машины и разлетевшимися обломками стен. Еще нескольких прохожих нашли случайные осколки. Над местом взрыва встал столб дыма и пыли. Кто-то отчаянно, с надрывом, кричал, где-то выла сирена. Это был маленький Армагеддон в одном, отдельном населенном пункте.

Когда пыль осела, из-под завалов, разгребая обломки, стали извлекать живых и мертвых. Но всё больше мертвых. Работе добровольцев-спасателей мешали вопли и плач облепивших руины женщин – жен и матерей погибших полицейских. Ответственность за взрыв взял на себя мало кому известный террорист Джандаль…

– А ты не переусердствовал? С жертвами?

– У тебя свои методы, у меня свои. Так что – извини. И потом, это не я, это ты переусердствовал. Потому что поставил сроки. Нереальные. Ну и как мне с ними быть? По-тихому здесь авторитет не заработать. Только эффектами.

Прав Серега. Быстрый результат – это всегда громкие события. Вот он и громыхнул. И его услышали.

– Не жалко людишек-то? Чай, божьи твари.

– А это не люди, это менты. Да еще не наши. Да еще чужого бога. А жалеть… Ты меня пожалеешь, если что? Если я промахнусь?

– Нет.

– И я тебя нет. Так какого рожна по каким-то чужим ментам сопли распускать, когда мы друг друга готовы в любой момент в распыл пустить? Нелогично это. И потом, почему я плохой? Это ведь с какой стороны посмотреть… Они люди верующие, в рай мечтают попасть, с Аллахом побыстрее встретиться. Что я им и обеспечил. Без очереди, волокиты и предварительной записи. Раз – и в дамках! Так что они мне благодарны должны быть за быстрый и бесплатный сервис. Это сколько бы им еще ждать пришлось?

– Значит, будешь продолжать в том же роде?

– Буду. Куда мне деваться. От тебя… Ну или отодвинь сроки.

– Не могу.

– Вот и я не могу… Хочешь, чтобы у тебя остались ручки чистенькими – мой их перед едой с мылом. А мне придется – как есть. По локоть. Такая работа. Тобой заказанная…

И где-то еще взорвался какой-то фугас, на котором подорвались какие-то грузовики с военными. И говорят, воронка там образовалась метров семь и разлетевшиеся во все стороны головы в касках и руки с ногами собирали в радиусе полукилометра. И ответственность за этот взрыв взял на себя пока еще не очень известный Джандаль.

Но уже гораздо более известный…

Кровь… Опять кровь… Кровью – кровь смывать. Как самым универсальным, на все случаи жизни, средством. Пустить ручьи, чтобы сдержать потоки. Это как лесной пожар, который гасят встречным палом – выжигают заранее гектары леса, где уже нечему гореть и там большой пожар схлопывается, сходит на нет, потому что нечему гореть! Так же и кровь – убить два десятка военных, чтобы спасти несколько сотен гражданских лиц. Может быть, женщин. Может быть, детей.

Но не хочется кровью. Хватило крови. Не хочется еще кого-то взрывать, давить или расстреливать, чтобы свой имидж подтвердить. Хочется найти какое-то более изящное решение, работающее на авторитет. Галиба. Он в этой комбинации фигура главная и важная.

Конечно, есть проверенный способ. Но рубить руки-ноги, и глаза из живых людей вынимать тоже как-то влом. Хочется чего-то тихого и прекрасного. Без растерзанных трупов и членовредительства. Может, Галибу балет поставить, прославляющий Аллаха? Или оперу? Пригласить мировых звезд, кордебалет, режиссеров самых известных. Сколотить декорации под потолок. Объявить мировую премьеру. Гостей зазвать с медийными лицами. Публику. Открыть торжественно…

Ну да, а потом всех их одним фугасом, который под пол зрительного зала заложить! Ба-бах! И в кусочки! Или с балкона гранатами закидать. Это да, это на авторитет Галиба сработает. А премьера, в которой поют и танцуют полуголые неверные, – нет. Хуже только, если голубых балерунов на сцену вытащить с рожами напомаженными. Не проходит премьера. Жаль…

Что там еще есть из искусств, среди которых главное, как утверждал вождь мирового пролетариата, – кино.

Может, точно – кино? Только с какого такого перепуга действующий боевик и террорист начнет вдруг фильмы снимать? Или сериалы? Не к лицу ему это. К лицу кинотеатры из огнеметов жечь, где развратные европейские и американские ленты крутят, которые против его религии, его нравственности и убеждений. Это достойно, потому что…

Погоди-ка, погоди… Что-то в этом есть. В главном, по мнению вождя мирового пролетариата, искусстве. Если снимать… Или, наоборот, не снимать? Скорее не снимать. А срывать идеологически противные премьеры. Но это опять кровь, опять взрывы и расстрел зрителей. С чего начали, к тому и прикатили. Как бы сделать так, чтобы и волки, и овцы? И все сыты и в веселом хороводе пищевом друг дружку не жрут, а радостно кружатся. Это или волкам зубы спиливать, в травоядных перевоспитывая, чтобы они травку щипали, или овцам клыки вживлять.

Не катит… И всё-таки…

Сорвать пару премьер, где, скажем, жизнь Востока отображена не теми красками, не так, не с той стороны… С обидной, с оскорбительной стороны. Черт побери… Если средствами кинематографа правоверным нанесена обида? Неверными? Целым творческим коллективом? Если сценаристы что-то не так сочинили и не те слова в уста главным героям вложили, режиссеры исказили и показали не так, как следовало, актеры обидно, шаржированно сыграли, а операторы выбрали особо отвратительные ракурсы. А? И Восток возмутится. Не важно чему – сюжету, персонажам, словам…

Смыть нанесенное оскорбление – это по-восточному. Это точно не по-европейски, где на обидчика надо жалобу в суд писать и денежный иск вчинять! Правда кровь… Снова кровь! Но меньшая. Допустим, только если всю киногруппу положить, зрителей не трогая. Ну, просто расстрелять из зала на премьере. А если там пара-тройка звезд попадется… в прицел, то шум пойдет, пресса забеспокоится, фанаты отзовутся. Смерть звезды десятка жизней простолюдинов стоит.

В этом что-то есть… Премьера, пресса, телевидение, прожектора и вдруг – бах! И актер, ручки разбросав, и статуэтка по полу, и все врассыпную… Очень эффектно. Так можно даже не всю киногруппу. Так можно одного какого-нибудь конкретного актера. Но обязательно звезду. А лучше суперзвезду.

Интересненько, интересненько… А чем можно раздразнить правоверных мусульман? Что такое показать, чтобы они рассвирепели? Хоровод голых мусульманок? Нет, этим сейчас никого не пронять. Такого добра в Интернете полно. В одной только парандже на голое тело и без паранджы. Не очень… А вот если двух мужественных боевиков, которые сожительствуют… Допустим, друг с другом. То есть имеют друг дружку по полной в перерывах между боями. Да с подробностями, с поцелуями взасос, с большой, но чистой любовью. С нежными взглядами, вздохами, ласками и припадением небритой щечкой к волосатой груди. То есть с чувствами, а не просто так. Просто так можно и с ослом…

Это, конечно, правоверным не понравится. Ох, не понравится! И тогда эту парочку можно… Всего-то двух, а не весь зрительный зал или киногруппу. Вполне себе щадящий, можно сказать, экономвариант. При равном полноценному теракту резонансе. Особенно, если звезды…

Итак, берем за основу – голубых. Боевики…

А почему боевики? А пусть один – боевик, а другой, допустим, священнослужитель. Выпускник медресе, отличник. Ах, какой гнусный сюжетец намечается. Один с автоматом, другой с Кораном и друг дружку любят. Сильно и часто. Просто в каждом эпизоде… И еще разговоры на тему религии. Например, Корана. Мол, Сура двадцать девятая… И в процессе… И после, в перерыве. И снова, собравшись силами… А если на тему Корана…

А если про Коран, то за каким тогда голубые сдались? Коран – книга священная и если ее начать интерпретировать… Копаться в ней. Истолковывать не так, как следует, то это всем оскорблениям оскорбление! И можно даже никого в кадре не иметь. И вообще кино не снимать. И на звезд-актеров не тратиться. И на массовку. Достаточно одного какого-нибудь документалиста, который снимет научно-познавательный фильм на тему причин и истоков возникновения и развития религиозных верований на Востоке. И разложит тот Коран по сурам и полочкам. Разъяснит с точки зрения исторического развития, этнических предпосылок и религиозных заблуждений. С чем-нибудь сравнит, что-то процитирует, что-то интерпретирует, в чем-то усомнится. И раздразнит…

Пожалуй, так. И станет врагом номер один. Всё сходится…

А если будет не документалист, а допустим, журналист? Один. Или писатель. Лучше писатель, этот напишет обиднее. И потом журналисты – это древнейшая, после первой, профессия, о чем все знают и на них не обижаются. Или не очень обижаются. А писатель – это другое дело, глыба. Это философия, это плевок в вечность. И рикошетом – в правоверных.

Пожалуй, писатель! Пусть чего-нибудь такое накропает, что-то такое перевернет, пусть поколеблет устои и усомнится в непреложных истинах. Нормально. Писатели они вечно что-нибудь чудят, интерпретируя и перевирая на свой лад. К ним прислушиваются. Как к полоумным предсказателям.

Пусть будет писатель. И интрига, которая прикует к себе внимание правоверных. Чтобы как сериал, где не знаешь, что будет в следующей серии. А узнать-то хочется. И все это переплести, перемешать, сдобрить перчиком сенсационности, подогреть через средства массовой дезинформации, разбить на удобоваримые для населения порции, правильно сервировать и подать к столу. Кушайте на здоровье!

Вот и всё! А то взрывать кого-то, стрелять… Зачем взрывать, зачем стрелять, если можно бескровно? С тем же, если не большим, эффектом! Стреляет и взрывает пусть Серега. Он этого не боится. А мы, как говорил дедушка Ленин, пойдем другим путем. И придем… туда же!

Хочется надеяться – с тем же результатом!

И может быть, даже быстрее…

К одному известному журналисту пришел посетитель. Просто сразу в дверь позвонил. А это на Западе не принято. Там надо заранее, за полгода предупредить, представиться, озвучить цель визита, передать рекомендации… Такая практика бюрократическая. Даже к теще на блины надо заранее записываться, не стучатся в дверь вдруг, спонтанно, от того, что мимо случайно проходил и решил на огонек заскочить. Тебе просто не откроют.

И журналист не собирался открывать. А собирался вызвать полицию, если визитер еще раз его потревожит.

Визитер потревожил и сказал:

– Простите за назойливость. У меня важное дело. Интересное в том числе и вам. Подробности в письме, которое лежит в вашем почтовом ящике. Не поленитесь спуститься посмотреть. Возможно, содержимое конверта вас заинтересует. Я перезвоню через час.

Журналист чертыхнулся. Послал про себя незваного гостя. Потом чуть остыл. Подумал. И взяло его любопытство. Ну, потому что он был журналист. Профессиональный и очень хороший. Вздохнув, он накинул халат и спустился на лифте на первый этаж.

Что за люди, лезут беспардонно в частную жизнь, думают чем-то удивить, а в итоге окажется, что кто-то желает пожаловаться на соседа… Ну и что там?

В почтовом ящике точно был конверт. Без обратного адреса.

Журналист поднялся в квартиру, взял специальный ножичек для бумаг (наш человек конверт еще бы в лифте разодрал), подрезал край и вытащил… Что за ерунда?! Вытащил десять купюр. По пятьсот евро. Итого… Это что такое? Это как понимать? Журналист еще раз заглянул в конверт и вытащил записку.

«Если вы не захотите встречаться со мной, можете оставить эти деньги себе. С уважением…» И какая-то неразборчивая подпись. Нет, журналист не обрадовался халявным деньгам. Хотя бы потому, что в дармовщину не верил. Подаренные деньги на Западе прорастают иногда такими финансовыми потерями… А ну как это взятка, а ты взял? Даже не зная, зачем и от кого. Но ведь взял! И не задекларировал. А как их декларировать, если ни договора, ни чека?.. А может, это политическая провокация, компромат…

Журналист аккуратно вложил деньги и записку в конверт с твердым намерением встретиться с визитером, чтобы вернуть ему его деньги. На что и был расчет…

Визитер позвонил ровно через час, как и обещал.

– Вы получили?

– Получил. И прошу вас зайти ко мне, забрать ваш подарок. Он мне совершенно ни к чему.

– Хорошо, я зайду к вам, но при условии, что вы меня выслушаете. Всего пять минут. Если вы меня выслушаете, я удвою гонорар и выпишу официальный чек, чтобы вы не имели проблем с налоговой службой.

Он еще и условия ставит! И платит… Кто он вообще такой?! Странный… И не деньги, нет, любопытство сработало против журналиста. Потому что они все такие, если чего-то не понимают, то… пытаются понять…

Посетитель пришел в назначенный час. Внешность обычная. Средненький человек. Средненький по росту, по комплекции, по виду, по достатку… Такие деньги просто так не разбрасывают, потому что их у них нет. А этот…

– Проходите.

Снял плащ, прошел. Борода, усы, очки… Он еще и в Джеймса Бонда играет. Совсем интересно. Зачем ему лицо скрывать, если он собирается чеки выписывать, по которым его легко… Ничего не понять.

Журналист бросил на столик между ним и собеседником конверт с деньгами.

– Что вы хотели мне сообщить? Предупреждаю, я сейчас отошел от активной журналистской деятельности, и если вы хотите заказать мне статью…

– Нет, я не хочу заказать вам статью. Я хочу заказать книгу.

Какой журналист не встанет в стойку на предложение о книге? Каждый журналист мнит себя писателем, но не каждому удается подержать в руках томик своих произведений.

– Книгу?

– Да, книгу.

– Сборник моих избранных статей?

– Нет. Просто книгу.

– Но я не пишу книги. То есть я хотел сказать, что у меня нет подобного опыта. Мне, конечно, интересно, но это серьезная работа, которая…

– Не беспокойтесь, книга уже написана…

Тогда вообще ничего не понятно! А зачем тогда он, если уже написана?

– Как вас понимать?

– Так и понимать. Книга есть. Но хотелось бы, чтобы автором ее был известный и уважаемый в обществе человек. Человек с именем. У вас есть имя. У меня есть книга. Всё сошлось.

– О чем книга?

– О некоторых аспектах религиозных верований Ближнего и Среднего Востока и связи их с современным геополитическим строением мира. Как-то так…

– Тема интересная. Но не совсем моя. Я писал о Востоке, но скорее публицистику.

– Не скромничайте, ваши статьи имели очень серьезный общественный и политический резонанс.

– Но это было давно.

– И тем не менее вас помнят. Именно поэтому я пришел к вам. Мне кажется, вам было бы интересно раскрыть понятную вам тему фундаментально.

– Не знаю. Дело в том, что я сейчас…

– Я в курсе.

О чем? Он даже ничего еще не сказал!

– Я навел справки. У вас серьезные проблемы со здоровьем. Я бы сказал – очень серьезные.

– Но откуда вы знаете?

– Вы проходили обследование, а теперь лечитесь. Узнал из первоисточника, так что ошибки быть не может. Я смотрел вашу медицинскую карту. Вот ее копия.

Собеседник открыл папку. Где были знакомые листы.

– Давайте начистоту. Вы больны настолько серьезно, что вряд ли сможете активно продолжать свою профессиональную деятельность…

Журналист дернулся, потому что никто и никогда не разговаривал с ним так. Так прямолинейно, в лоб. Но именно это и цепляло его как профессионального репортера.

Что этот тип себе позволяет?! Но… почему он себе это позволяет? Что за этим кроется? Вряд ли он действует спонтанно, от характера. Значит, преследует какие-то цели, но какие? Интересно… Ну, интересно же! И тем не менее…

– Я бы не хотел продолжать разговор в подобном тоне!

– Извините… Но вынужден называть всё своими именами, включая ваш диагноз. Иначе нам не столковаться.

– А нам нужно столковываться?

– Я думаю, да. В конце концов вышвырнуть меня вы сможете в любую минуту. Но лучше до конца выслушайте.

Журналист молчал, испытующе глядя на посетителя.

– Ваш диагноз… Я узнал прогнозы. Они не радуют. Вам осталось не так много времени.

Журналист это знал. На Западе диагнозы и неутешительные прогнозы не скрывают, чтобы человек мог успеть привести в порядок свои дела, закрыть или перераспределить долги, распорядиться наследством, может быть, успеть пожить напоследок. Там пациенту врать – себе дороже.

– И что?

– Было бы правильно закончить вашу… – Пауза. – Творческую биографию какой-нибудь сенсацией мирового уровня, чтобы напомнить о вас. Чтобы уйти достойно, как говорится, в лучах славы. Чтобы получить трибуну, высказаться…