Дерзкая темная ночь Лорен Кристина
Она фыркает:
– Вот именно.
Я стараюсь понять выражение ее лица, но с тех пор как в ее жизни появился Финн, она лучше научилась держать язык за зубами, и хотя сейчас явно о чем-то думает, по ее лицу этого не понять.
– Ну ладно, если об этом… – начинаю я, и она наклоняется ближе, скрестив пальцы и опираясь предплечьями на стол, и ее две идеальные темно-рыжие брови с интересом приподнимаются.
Я не решаюсь выбрать, о чем ей сказать. Понятия не имею, на что похожа личная жизнь Оливера и чем именно он занят, когда не со мной, и спасибо тебе, Господи, за это. Большую часть дней мы проводим вместе, но не вечера. По количеству историй, которые Финн с Анселем рассказывали о том, каким был в прошлом Оливер, – при стандартном покер-фейсе присутствующего Оливера, я подозреваю, что он гораздо чаще меня выходит в люди, просто я никогда об этом не слышала. И приходится признать, что из-за презентаций книги, поездок и мероприятий свидания – это последнее, о чем я думаю в течение нескольких месяцев. А брак Харлоу и надвигающийся переезд в Штаты Анселя занимали большинство наших девчачьих разговоров.
Так что я на самом деле не рассказывала Харлоу и Миа о своем влечении к Оливеру. Он всегда был теплым безопасным местом, куда я могу прийти спасаться от стресса, и я с облегчением напоминала себе, что он тот, с кем я могу поговорить, к кому могу обратиться за помощью, когда все вокруг катится к чертям. Кроме того, мы с девочками знаем друг друга еще со школы, и за все эти годы я быстро усвила, как быстро Харлоу рубит сплеча. У Оливера был шанс в Вегасе, которым он не воспользовался. А сейчас я не могу и представить себе, что он может заинтересоваться и осложнить нашу дружбу, тем более теперь, когда у нас так все хорошо. И я не хочу, чтобы Харлоу обиделась на него, поскольку он не отвечает взаимностью на мои чувства. Сила Харлоу может быть и ее слабостью: ее преданность выше всяких пределов.
Господи, все так сложно, когда вовлечены еще и друзья.
Но с выходом книги, с меньшим количеством поездок и с этим затишьем перед съемками фильма в моем разуме все чаще поселяются мысли об Оливере в сексуальном плане,
и сегодня утром я видела его почти голым,
и было заметно все, что нужно,
и он был не обрезан
а необрезанные члены – мой криптонит
а еще я слышала истории об оральных навыках Оливера, о которых трепались Финн с Анселем
и, черт меня побери, это сводит с ума.
Сидя напротив меня, Харлоу откашливается и нарочно громко кладет на стол свою вилку. Я поднимаю голову от своего рассеянного рисования на салфетке.
– Испытываешь мое терпение, подруга, – заявляет она.
Мне действительно пора обсудить это. А Харлоу поймет мою нерешительность – поймет же? – потому что она была рядом, когда у меня были те единственные и закончившиеся эпическим провалом отношения.
– Я уже говорила, что Оливер остался вчера, – начинаю я, – потому что, как оказалось… Я обнаружила, что он довольно привлекателен.
Харлоу наклоняется еще ниже, и я ее достаточно хорошо знаю, чтобы быть уверенной: сейчас она контролирует выражение своего лица.
– Даже сраный бесчувственный броненосец уже обнаружил бы, что Оливер Ло довольно привлекателен, Лола.
Я пожимаю плечами, а она так на меня смотрит, будто хочет вскрыть мою черепную коробку и прочитать мысли. Мне очень даже понятно ее желание. Но если честно, ей глубоко копать не надо, мои мысли тут, на поверхности. Единственное, что поверхность, возможно, твердая, как гранит.
– Думаешь, тебя Оливер тоже считает привлекательной? – бесстрастно спрашивает она, тыкая вилкой в латук.
Я снова пожимаю плечами.
– Вряд ли, ну то есть еще в Вегасе было очевидно, что он совершенно не заинтересован.
Она бормочет что-то похожее на «как же трудно не соваться» и отправляет кусок в рот.
– Никуда ты не суешься, – успокаиваю ее я, но она, избегая моего взгляда, таращится в потолок. – Харлоу, какого черта с тобой творится? – Перегнувшись через стол, я шлепаю ее по лбу: – Мне просто нужно с кем-нибудь поговорить. Вы обе с Миа замужем, Оливер вроде как мой приятель, а ты ведь знаешь, у меня всегда начинаются ужасные, просто чудовищные проблемы, как только парни становятся…
Харлоу возвращает на меня свой взгляд и, проглотив салат, говорит:
– Как только они становятся чем-то большим?
– Да. – Я накалываю спаржу на вилку. – Мы с Оливером видимся чуть ли не каждый день, но еще ни разу не обсуждали знакомства и свидания. В нашей с ним дружбе мы оба эту странную тему, кажется, активно избегаем. Возможно, не без причины.
– Стоит ли мне позвонить Финну? – рассеянно говорит она. – Да, мне стоит ему позвонить. Он напомнит мне держать свой гребаный рот на замке.
– Да не хочу я, чтобы ты держала его на замке! Моя дружба с Оливером, наверное, самая приятная в моей жизни.
Она смотрит на меня, сверкая глазами, и я смеюсь.
– Кроме вас с Миа. Просто я… – Я откладываю вилку. – Ты помнишь, как сильно меня ненавидел Броди даже спустя год после того, как мы расстались?
Смеясь, она кивает.
– А ведь вы были вместе сколько? Пару месяцев? Господи, случается же головная боль.
Я качаю головой.
– Не знаю… Он был хорошим парнем, и мы так долго дружили. Я по-прежнему не очень понимаю, что тогда произошло. Просто… все сдулось.
Я физически ощущаю на себе внимание Харлоу, после чего она переводит взгляд на свой ланч.
– И Джек, – добавляю я. – Ему я тоже была вынуждена сделать ручкой. – Харлоу хмыкает. – Харлоу, я серьезно.
– Ну ладно, колись, – говорит она, – ты сделала ему ручкой, да?
– Да не только ему, – застонав, когда она начинает хихикать, отвечаю я. – Сделала ручкой им всем.
Харлоу давится кусочком салата. Господи боже, я пытаюсь сказать, что облажалась, как и всегда. Еще я вечно говорю что-нибудь не то или молчу про нужное. Слишком занята либо слишком доступна – не важно, но что-нибудь обязательно происходит. От ее смеха трясутся плечи, когда она роняет голову на сложенные на столе руки.
Вздохнув, я цепляю на вилку кусок курицы и бормочу:
– Блин, хорош меня троллить.
Выпрямившись, она вытирает слезы длинными ухоженными пальцами.
– Просто хочу заметить, что ты не та, какой была в свои восемнадцать, девятнадцать и даже в двадцать лет. Вы с Оливером – хорошие друзья, к тому же оба довольно привлекательные. Все, теперь затыкаюсь.
– Сегодня утром я его рисовала, – призналась я. – Слушай, Харлядь, он был без рубашки и без джинсов.
Она метнула в меня взгляд, а я шепотом продолжаю:
– Он был…
– Без одежды, – недоверчиво уточняет она. – Оливер. В твоей квартире.
– Да! Я видела его практически голым, – киваю я. Нет никакого смысла рассказывать ей, что он сделал это, явно чтобы меня отвлечь, потому что ей тут же захочется узнать, от чего, а Харлоу не особенно разбирается в моих комиксных делах, кроме того что ей нравятся мышцы и шрамы Рэйзора. – Хотела бы я сказать, что было немного странно, но нет, ни капли. Он… хм. Он просто офигенный, и это все, что я могу сказать.
Харлоу драматически зажимает свой рот ладонью. Наклонившись к ней, я шепчу:
– Могу я поделиться секретом?
Взгляд моей лучшей подруги смягчается. Харлоу всегда делает вид, будто сделана из стали, но внутри она не такая. Она как зефирка.
– Ты можешь рассказать мне о чем угодно, Персик.
Глубоко вдохнув, я настраиваюсь признаться:
– Думаю, мне действительно нравится Оливер.
Снова уронив голову на сплетенные пальцы, Харлоу хохочет:
– Лола! Иногда ты настолько недогадливая, что больно смотреть.
Глава 4
Оливер
Я выхожу от лолы после завтрака и нашей приватной арт-сессии. Закрываю за собой дверь, и мне кажется, будто даже на свежем воздухе член не собирается успокаиваться. От воспоминаний ее в пижаме, пушистых носках и с пятнышками от угля на лбу и щеках, появившихся, когда она машинально убирала волосы от лица, мое сердце сжимается, и я безумно устал от стараний сдерживать эрекцию весь последний час.
Не совсем понимаю, что меня заставило так отреагировать на этот раз. Я уже видел, как она работает, и оставался спокойным. Амбиции Лолы громадны, и единственное, что мешает ей стать известной на весь чертов мир, – это то, как сильно она терпеть не может выползать на публику из своего творческого пространства. И самое главное, ее мысли больше заняты сюжетом «Рыбы Рэйзор», нежели чем-то еще, поэтому даже сама идея изменения решающей детали в книге… ее срыв уже лежит на поверхности.
И вот он я, лежал на полу в одних боксерах, чувствуя, как ее взгляд путешествовал по моему телу, будто языки пламени. И все, что я мог делать, – это вспоминать о велопоездках и подсчитывать в уме финансы, лишь бы не думать о том, как это может быть, если Лола поднимется с дивана и, раздвинув свои длинные стройные ноги, устроится на моих бедрах.
Близость ее квартиры к моему магазину была одновременно благословением и проклятием. В первые дни я приходил на работу до рассвета и уходил, когда уже давно были включены фонари, а все остальные магазины закрыты. И в какой-то момент после грандиозного открытия Лола вручила мне ключ от квартиры и настояла, чтобы я им пользовался. Уже не раз складывалось так, что проще было остаться у нее, нежели тащиться домой на Пасифик-бич. Но с Лолой с самого первого дня это был скользкий путь. Одна ее мимолетная улыбка, с которой она заходит в магазин, приводит к неконтролируемой моей, от уха до уха, когда я понимаю, что увижу ее и позже, у Фреда. А ее нежный взгляд прикован к моему пристальному на ее молочно-белую кожу, блестящие черные волосы и безупречные изгибы. Если я не буду осторожным и не перестану у нее чересчур часто оставаться, то это войдет в привычку, и тогда я уже не успокоюсь, пока не найду способ каждую ночь засыпать рядом с ней – между ее простыней и бедрами.
Я сбегаю вниз по металлической лестнице, ведущей на E-стрит, залитой ярким январским солнцем, и поднимаю голову вверх. Кислород. Мне нужен кислород. Я разминаю спину и делаю несколько глубоких вдохов и выдохов.
Большую часть дня я провожу, стараясь как следует себя занять, чтобы не воспроизводить снова в голове, как я проснулся, и она была первой, кого я увидел с утра: расслабленное лицо без капли макияжа, посверкивающий бриллиант над пухлыми и спелыми, как вишни, губами. У Лолы идеальная кожа; я не раз представлял себе, как буду искать веснушки или шрамы. Обычно расчесанные до блеска, ее волосы этим утром были спутаны с правой стороны, выдавая мне, как она спала. Она выглядела такой сонной, и мне хотелось перевести часы назад, чтобы, забравшись к ней в постель, целовать ее сочные раскрасневшиеся губы, пока она наконец не проснется, и, запустив пальцы в ее мягкие густые волосы, оказаться на ней.
Я фантазировал миллион раз и в сотнях вариаций, как мы спим голыми. Иногда я засыпаю сверху нее, и очень часто, когда я все еще в ней. Иногда мы снова начинаем двигаться, толком не проснувшись, и меня будят ее тихие стоны мне в ухо и теплые вздохи. А иногда мы занимаемся любовью до восхода солнца, потому что я люблю, чтобы утро началось с хорошего неторопливого секса.
Витая в облаках, я вытаскиваю из коробки стопку книг и ножом разрезаю картон, чтобы потом отправить на переработку. Сейчас в магазине тишина (Джо еще не пришел, и до обеденной суеты еще далеко), и в моем воображении без остановки крутятся картинки: бедра Лолы движутся в такт с моими, и она охрененно сексуальная. Она не сводит с меня глаз – благодарная за то, что я заставляю ее чувствовать себя такой, – и выглядит настолько дерзкой, что мне приходится изо всех сил постараться не кончить раньше ее. Когда в моих фантазиях Лола меня любит, она никогда не бывает скованной. И я чувствую, что сокрушительное напряжение внутри меня под стать выражению ее лица.
И это так всегда, каждая из фантазий. Однажды я подумал, это все фигня, что я трахаю ее у себя в голове чаще, чем разговариваю с ней. Но когда по пьяни признался в этом Анселю, он, так же еле ворочая языком, настаивал на совершенно ином смысле: «Ну, во-первых, я был бы счастлив провести всю свою семейную жизнь с Миа голым в постели. Признаюсь тебе совершенно безо всяких сомнений».
– Понятное дело, – кивнул я.
– Но помимо этого, – продолжил он, – вы с Лолой все время общаетесь. Вы так близки, что у вас уже появился свой тайный язык. Секс между вами двумя, ребята, будет чем-то вроде духовного опыта. Все, что ты хочешь от нее услышать, она скажет без слов, когда вы наконец переспите.
Когда.
Его убежденность, что это лишь вопрос времени, попеременно то обнадеживает, то бесит. Более чем когда-либо мне хочется ему верить, но даже с этим рывком вперед в моей дружбе с ней – этим утром в частности – я все равно сомневаюсь.
Хотя позволить Лоле меня нарисовать – было одной из моих фантазий, о которой я до этого момента и не подозревал.
Это ощущалось откровеннее самого нежного поцелуя или горячего и дикого траха. Я просто лежал и позволял ей смотреть на меня. Мне не терпелось заглянуть в ее альбом посмотреть, как она изобразила каждую часть меня и какие именно части – если таковые были – она рисовала снова и снова.
По звукам от соприкосновения карандаша с бумагой я знал, когда она рисовала мои ноги – линии были явно длинными и с сильным нажимом. Они становились тише, когда она прорисовывала детали лица, и в эти моменты ее дыхание становилось поверхностным и частым. А по тому, как она перестала дышать, я понял, что она перешла к моему полутвердому члену – нервничая, но явно не желая останавливаться.
Это просто нервозность или что-то большее? Когда речь заходит о Лоле, я не могу точно сказать. Она смотрит на меня, как ни на кого другого, но это имеет смысл хотя бы потому, что я ее самый близкий друг-мужчина и осторожно и намеренно взращиваю ее доверие. Доверие – ключ к Лоле. Она вмиг закрывается, если чувствует на себе пристальное внимание, и замолкает при малейшем давлении.
Но это тонкий и медленный процесс, а я, к сожалению, хочу секса, а если конкретнее – той интимности, что приходит вместе с ним. И правда заключается в том, что если не с Лолой, то мне стоит искать это с кем-то еще. В такие моменты в памяти всплывают бесконечные лекции Финна и Анселя, и я думаю, что, может, мне пора прислушаться к их советам: сохранить телефоны, которые мне вручали в магазине фанатки, как их называет Лола, или ответить согласием, когда приглашают на кофе… Или даже принять прямое предложение по-быстрому перепихнуться в кладовке.
Телефон звонит знакомым рингтоном, и я резко хватаю его со стола. Это СМС от Лолы.
«Поужинаем сегодня?»
Ничего особенного, но мое сердце срывается в галоп.
«Конечно, – пишу я. – Где?»
«Сегодня у меня будет очень длинный день, так что, может, просто зависнем у тебя?»
Я начинаю набирать еще одно «Конечно», когда приходит сообщение:
«Моему беспокойному мозгу нужно побольше Оливера».
Квартира Лолы иногда похожа на хаос. Когда Лондон дома, то врубает музыку на полную; в отсутствие Финна в городе Харлоу обычно становится слишком много, она больше стихийное бедствие, чем женщина. Добавить туда еще Анселя с Миа, и я удивляюсь, как еще до сих пор никто не вызвал полицию. В дополнение к нашим очевидным сходствам Лоле все же время от времени нужна тишина. Не только для работы, но и чтобы просто дышать. Это одна из причин, почему нам с самого начала было так хорошо вместе и почему мы по-прежнему проводим столько времени наедине.
Но обычно мы не встречаемся у меня, где нет ни соседей по квартире, ни соседей за стеной. Конечно, бывали случаи, но не после того, как я погладил ее по волосам в баре, а потом ночевал на ее диване. И не после того, как она рисовала меня и мой член.
Пребывая в неуверенности и напряжении, я отправляю свое «конечно».
Я в патио делаю соус к ребрышкам барбекю, когда слышу доносящийся из дома голос Лолы:
– Я здесь!
Захлопывается входная дверь. Потом слышу, как она скидывает туфли, босиком идет по комнате и с тихим звоном вешает ключи на крючок на кухне.
Это так по-домашнему привычно, что я оказался не готов к незнакомым ощущениям в животе. Нервно оглянувшись на дом, я закрываю крышкой облако дыма в барбекю и пытаюсь напомнить себе, что я – друг Лолы. Ничего на самом деле не изменилось.
Когда вхожу в дом, она оборачивается на звук открывшейся москитной двери и улыбается.
– Принесла тут кое-что, – она кивком показывает на кучу пакетов на столе.
– Не нужно было. – Я закрываю за собой дверь. – Ребрышки почти готовы, сейчас принесу.
Она держит две пинты мороженого.
– Ну а теперь у нас есть и десерт.
Rocky Road[17] и клубничное. Наше с ней любимое.
Я ощущаю в груди тесноту и дискомфорт, когда подхожу к шкафу и достаю тарелки. Спокойное расстояние между нами рушится на глазах, и я чувствую надвигающийся взрыв. Понятия не имею, в какой форме он произойдет.
Лола ходит взад-вперед позади меня, а когда подходит к морозилке убрать мороженое, я совершенно не смотрю на ее задницу.
ЭТОТ УЖИН ПОХОЖ НА ПЫТКУ БОЛЬШЕ, чем когда-либо. Мне никогда не приходило в голову, что раскладывающая ребрышки барбекю Лола – это плохая идея. Или смотреть, как она их ест. С таким же успехом я вручил бы ей банан или, перегнувшись через стол, заставил ее пососать мой палец.
Большую часть ужина я провожу в полутвердом сотоянии снова, ерзая на стуле, в то время как Лола сидит напротив меня, погруженная в свои мысли о новой книге. Она совершенно не обращает внимания на мою внутреннюю борьбу. Ей явно не нравится идея Остина о Рэйзоре, и я бы поделился с ней своим мнением, но оторвать взгляд от ее рта, когда она слизывает с пальцев соус, стоит мне сверхчеловеческих усилий.
Наконец я сдаюсь, чувствуя необходимость прогуляться до ванной, чтобы глотнуть немного воздуха. Я побрызгал водой себе в лицо и долгим твердым взглядом посмотрел на отражение в зеркале.
Вот почему я не дал зайти этому слишком далеко в Вегасе. Вот почему отказался от ее приглашения присоединиться к ней в гостиничном номере, и за это сам себе был готов надавать по лицу. Лола умная и красивая, и, зная, что собираюсь жить с ней в одном городе и очень, очень желая быть ее другом, я не хотел разрушить это или сделать странным из-за того, что трахну ее.
Но все это, безусловно, стало странно сейчас.
В комфортной тишине, стоя бок о бок, мы вместе очищаем посуду от остатков еды, загружаем ее в посудомоечную машину и протираем стол. Лола молчит, но по выражению ее лица понятно, что она размышляет и строит планы. Оно мне знакомо, хотя этим вечером кажется немного иным. Я не уверен почему, но мой живот нервно скручивается, и число причин, задерживающих нас на кухне вдалеке от удобного дивана в моей темной гостиной, потихоньку стремится к нулю.
Что она задумала?
Я говорю ей, чтобы она выбрала фильм, и, стоя рядом с духовкой, наблюдаю, как она прокручивает список на моем iPad, немного скривив рот, пока не находит именно то, что хочет.
– «На гребне волны»? – предлагает она.
– Давай.
Ограбление банка и взрывы, оружие и тестостерон? Самое оно, чтобы держать свои глаза и руки при себе.
Я включаю посудомоечную машину, а Лола направляется в комнату. Прихватив попкорн и два пива, я локтем выключаю свет в кухне.
Когда я вхожу в гостиную, уже идут начальные титры. Две тусклые напольные лампы, достаточно широкий диван, чтобы разместить на нем по крайней мере четырех человек. И Лола, сидящая ровно посередине.
Ну ладно…
– Удобно? – Она похлопывает рукой по месту рядом с ней.
– Почти.
Мое сердце медленно тает где-то в районе живота.
Я сажусь, и после некоторых колебаний она пододвигается ближе, плотно ко мне прижимаясь.
Затаив дыхание, я замираю, прежде чем выдыхаю и смиряюсь с тем, что ее тело будет рядом с моим.
Финн и Ансель всегда называли наши с Лолой отношения тактильными – игривые мягкие удары, сцепленные в знак клятвы мизинцы и всякие «дай пять». Но объятия на диване? Это что-то новое.
– Хочешь, принесу мороженое? – поднимая голову, спрашивает Лола.
Я представляю ее, сидящую так близко, поедающую мороженое из коробки и слизывающую с ложки клубничный джем. Это будет гребаная катастрофа.
– Попозже, – говорю я. Она кивает, берет попкорн и вытягивает ноги перед собой. Кажется, я слышу ее вдох и успокаивающий глубокий выдох.
На ней мягкая серая футболка, открывающая одно плечо, и черные узкие джинсы, а ее босые ноги расположились рядом с моими на журнальном столике. У Лолы изящное телосложение, но она высокая и с изгибами, от которых у меня слюнки текут. Я бы никогда не описал ее как хрупкую – возможно, потому, что она излучает практически стальную ауру. Но я намного крупнее ее, гораздо выше, и до этого момента я не ощущал это так ясно.
Подняв ее руку, я кладу ее в свою, ладонь к ладони:
– Ты такая маленькая.
Лола смеется и смотрит на наши руки:
– Да нет, это просто ты гигант. В Австралии все такие? – Она приближается своим лицом к моему: – Тогда я запланирую сезон охоты.
– А ты сегодня дерзкая. – Я свободной рукой тянусь к миске попкорна на ее коленях, переводя взгляд на экран телевизора.
Но, чувствуя, как ее взгляд задерживается на мне, я не могу сопротивляться и не оглянуться на нее. Мы сейчас так близко, плечо к плечу. Краем глаза я вижу, как от дыхания вздымается и опускается ее грудь.
– Все еще рисуешь меня в одних боксерах? – шепотом спрашиваю я.
– Это так очевидно? – Она лишь слегка ухмыляется, но щеки уже становятся горячими и розовыми. Она откашливается.
– Замолчи и смотри фильм, – дразню ее я и чувствую, как член в джинсах становится тверже. – Ты уже и так заставила меня пропустить первые десять минут – ну те, где мы по идее должны вникнуть во все нюансы характера героя Киану.
– Вижу, как сильно ты расстроен, – с небольшим смешком замечает она и садится прямо.
Там, где она прижималась ко мне, стало прохладно, и я использую всю свою силу джедая, чтобы заставить ее сесть обратно и прикоснуться ко мне.
Мои ментальные навыки оказались куда мощнее, чем я ожидал, потому что она делает большой глоток из своей бутылки, ставит ее на стол и кладет ноги на диван. Ложась головой мне на колени.
Я делаю глубокий вдох и удерживаю взгляд на экране, пережидая, когда она поерзает, устраиваясь поудобнее.
Через некоторое время она укладывается, как хотела, и поднимает голову, глядя на меня с улыбкой.
– Ты такой уютный, – она сглатывает, – ничего, что я так лежу?
– Ты тоже. – Я пытаюсь держать миску с попкорном над ее лицом, чтобы отвлечься от того, что ее голова практически прижимается к моему члену. Ее ухо прямо на нем.
Она не может не понимать, что творит со мной.
– Эй, – говорит она, отставляя миску подальше от меня. – Будь хорошим мальчиком, иначе пожалуюсь Харлоу.
Лола хватает горсть попкорна и продолжает смотреть фильм. Герой Суэйзи идет во главе банды экс-президентов, и она смеется:
– Почему мне кажется, что сюда отлично вписался бы Не-Джо?
Моя рука блуждает по ее волосам, сначала невинно, чтобы убрать со лба, а затем совсем неприкрыто, разглаживая пряди по всей длине. Даже если это все, что у нас может быть, то, черт, я все равно в деле.
– Потому что, если мы попросим его покараулить заведенный фургон, пока остальные побегут грабить банк, единственный вопрос, который он задаст, – это можно ли сменить радиостанцию?
Приподнявшись, Лола смотрит на меня, но лучше бы ей не двигать головой.
– Или попросит принести ему конфеток.
– Точно, – соглашаюсь я.
Какое-то время мы молчим, и я наматываю на палец прядь ее волос, глядя, как на нем играют блики света от мерцающего экрана телевизора.
– Ну как у тебя, все нормально в магазине? – спрашивает она и кладет руку рядом со своей головой у меня на бедре.
– Ты разве не знаешь? – удивляюсь я. – А ведь уже практически работник месяца.
– Это все потому, что у меня слабость к Не-Джо, – снова оглядываясь на меня, говорит она.
Я то и дело перемещаюсь, пытаясь отодвинуть ее подальше или придвинуть ближе – я и сам точно не знаю.
– Не вздумай ему признаться, а то решит, что ты собралась за него замуж.
– Вообще-то нет, – со смехом отвечает она. – Не-Джо как-то сказал, что ни за что на свете не женится на разведенке, хотя, думаю, он все время забывает, что мы с тобой были женаты.
– Я убрал тебя из его списка вариантов. – Эта мысль доставляет мне удовольствие: слова звучат слишком откровенно, поэтому, прежде чем она что-нибудь ответит, я возвращаюсь к ее первому вопросу: – А в магазине все замечательно. Гораздо больше дел, чем я ожидал, что говорит о необходимости в дополнительном помощнике по выходным.
– Ого, правда? Круто!
У меня теплеет в груди, когда я смотрю на нее:
– Ищешь работу?
– Ха-ха. – Она снова переворачивается и оказывается на спине. Она сейчас в моем поле зрения, что приятно, но если повернет голову, то ее лицо окажется в нескольких сантиметрах от моего члена. Никогда в жизни это не было настолько желанно. Но я не совсем уверен, к лучшему ли оно.
– Вообще-то я куда более подходящая компания, чем Не-Джо, скажу тебе откровенно.
– Он не так уж плох. Но в джинсах ты смотришься чертовски лучше. Разве Не-Джо носит что-то еще, кроме серферских шорт? – спрашивает она, закрывая глаза, когда я массирую ей голову.
Она тихо постанывает, и мне приходится напрячься, чтобы не запнуться.
– Если у тебя не выгорит дело со всеми этими звездными делами и всемирной известностью, – говорю я, – ты всегда можешь продавать комиксы в Downtown Graffick. – Она молчит, и я пользуюсь поводом спросить: – Хочешь немного обсудить идею Остина? Или закроем эту тему?
Чем больше я думаю о предложении Остина сделать Рэйзора марсианином, тем больше раздражаюсь. Для человека, утверждающего, что он одержим книгами Лолы, Остин, кажется, вообще их не понимает. И еще неделю назад Лола расхохоталась бы от подобного предложения. Она что, рассматривает его на полном серьезе?
Она пожимает плечами, а в фильме раздаются звуки стрельбы. Она поворачивается лицом к экрану и берет меня за свободную руку.
– Люблю эту сцену, – признается она.
Избегание стресса. Это суперсила Лолы.
– Еще бы тебе не любить, – замечаю я. – Патрик Суэйзи сейчас снимет рубашку. Черт, даже я люблю эту сцену.
– А Киану Ривз мог бы стать настоящим супергероем, – размышляет она.
Я потрясенно смотрю на нее:
– Ты забыла о Нео?
Она качает головой:
– Нет, думаю, у него есть такая особая черта, которая была бы идеальна для злодея. Типа Саблезубого[18]. Может быть, Ра’с аль Гул[19] или Генерал Зод[20].
– Да ладно, Зод? – переспрашиваю я. – Нет, ты что!
Лола хихикает:
– Люблю, когда ты так говоришь.
– Нет, ты что?
– Ага. Это так… Я даже не смогу воспроизвести звук в конце. Это как четыре гласных одновременно.
– Грубишь, – ласково укоряю ее я.
– Я про твое «о». Каждый раз, когда я пытаюсь скопировать, у меня не выходит как надо. Скажи: «У твоего отсоса мощность пылесоса».
– Я не стану такое говорить, Сладкая Лола.
– Видишь? Вот оно! Луу-о-о-о-о-о-аа-ала, – говорит она, растягивая слово и нарочно сильно артикулируя. – Честно говоря, я даже не знаю, какие буквы ты используешь.
– Да самые обычные, – отвечаю я.
Через некоторое время она начинает потирать затылок.
– Как ты там? – спрашиваю я, убирая руку с ее волос, чтобы растереть ей плечи.
– Моя шея сейчас под странным углом.
– Хочешь, чтобы я подвинулся, или… – начинаю я, но Лола садится, оглядывает диван и встает.
– Может, хм… Передвинься сюда, – просит она, убирает мои ноги со столика и кладет на диванную подушку. – Да, вот так.
Я отставляю попкорн в сторону и делаю так, как она сказала, вытягиваясь на диване. Она нервничает? Или мне так кажется?
Она осторожно ложится на свободное пространство передо мной, прижимаясь ко мне спиной. И да, это тоже ново.
– Ты превратила меня в свою большую ложку, – замечаю я, надеясь как-нибудь ослабить напряжение между нами.
Она тянется назад, чтобы ущипнуть меня за бедро, но я перехватываю ее руку и сам не замечаю, как обнимаю ее. Какое-то время мы лежим в тишине, которую нарушают только звуки фильма, а когда я слегка сдвигаюсь, она переплетает свои ноги с моими.
Да чтоб меня.
Уже не интересуясь фильмом, я закрываю глаза и чувствую, как тону, когда она проводит ногтями по тыльной стороне моего запястья и когда эти замедляющиеся прикосновения становятся все больше похожими на ласки, нежели на случайные касания.
Я был так осторожен с ней, следя, чтобы не стала заметна глубина моих чувств. Не хотел на нее давить и разрушить все, что у нас есть, но прямо сейчас это выглядит, будто мы балансируем на вершине горы, и если достаточно сильно наклонимся в сторону, то соскользнем в нечто потрясающее, в то, чего я хотел и ждал, наверное, долгие годы. Но если для нее это просто дружба и я совершу ошибку, то рухну с вершины в пропасть: и без ее дружбы, и без любви.
Не уверен, что готов так рисковать. Мне нужно позволить ей решить самой.
– Лола? – зову я, и в этих двух коротких слогах я слышу каждый из собственных страхов и сомнений.