Дерзкая темная ночь Лорен Кристина
– Дом?
– Думаю, да.
И тут мой мозг сворачивает на мысль, что у Оливера уже есть дом и если у нас что-то получится, а потом выльется во что-то большее, будем ли мы жить вместе? Нужно ли нам тогда владеть двумя домами?
– Могу помочь с поиском, – разрушая мои разрастающиеся фантазии, предлагает он.
Мы заходим в ресторан и садимся за столик с видом на Санта-Монику. Мы с Оливером ели вместе десятки раз, но сейчас все иначе, хотя я совсем не разбираюсь в таких ситуациях и, может быть, все это только у меня в голове. Может, из-за того, что я позволила вылиться тому потоку чувств, сейчас все ощущается особенным и нагруженным дополнительными смыслами.
Что бы сделала Харлоу? – размышляю я. Она бы спросила что-то вроде «все в порядке?».
Это действительно так просто?
– Все в порядке? – спрашиваю я, претворяя эту мысль в жизнь. Оливер смотрит на меня, вопросительно нахмурившись. – Я имею в виду после вчерашнего вечера…
Он улыбается и кладет меню на стол:
– Все прекрасно.
Харлоу не была бы такой лаконичной. Она объяснила бы, почему спрашивает. Черт, да Харлоу уже сидела бы у него на коленях.
– Окей, хорошо. – Я опускаю глаза, изучая огромный выбор вафель.
Я чувствую, как на мне задерживается его взгляд, после чего он снова берет в руки меню.
А я откладываю свое.
– Все уже совсем по-другому, – замечаю я.
– Нет, – мгновенно реагирует он, а когда я поднимаю на него взгляд, вижу его улыбку. Он явно ожидал, что я запаникую.
Я смеюсь:
– А я говорю да.
Покачивая головой и глядя в меню, он бормочет:
– Чокнутая.
– Придурок, – в ответ выдаю я.
Подходит официантка и наливает нам кофе. Оливер с улыбкой наблюдает, как я отказываюсь от шведского стола и заказываю блинчики. Он тоже просит себе их и яйца. Она уходит, а он облокачивается локтями на стол:
– Чего ты хочешь, Лола?
Начать с малого, мой австралиец.
– Чего я хочу? – бормочу я, придвигая кофе поближе.
Я хочу четче понимать, куда катится моя жизнь.
Хочу нарисовать все, что у меня сейчас крутится в голове.
Хочу быть с Оливером и не потерять его.
– Не знаю. – Я добавляю три порции сливок в кружку.
Он скептически вздыхает и кивает:
– Не знаешь.
Я смотрю, как он почесывает небритый подбородок.
Ну ладно.
Я хочу целоваться, пока от его щетины не заноют губы.
Хочу, чтобы на следующей неделе он меня трахнул.
Чтобы будил по ночам, прижимаясь твердым членом.
– Что ж, Сладкая Лола, тогда дай мне знать, когда поймешь, – говорит он.
Оливер кончиком языка облизывает губы и наблюдает, как я слежу за движением. Он все обо мне знает.
Это тоже так просто?
– И все?
– И все.
Я понимаю, что он сейчас словно подошел на мою сторону на теннисном корте и осторожно послал мячик в центр.
– Все-таки ты придурок. – Я еле сдерживаю улыбку. Я обожаю его, и так сильно. И эти всепоглощающие и нарастающие эмоции делают мои щеки горячими, а живот скручивают от удовольствия. Не знаю, смогу ли однажды решиться отпустить бортик и поплыть.
На панно изображена девушка, держащая в рука сверкающий метеорит.
Улыбаясь, Оливер подносит ко рту чашку кофе.
Я засыпаю где-то в районе Лонг-Бич, и когда Оливер паркуется недалеко от магазина, он меня осторожно расталкивает.
– Спасибо за поездку, – произношу я, когда он достает мою сумку из багажника. Он ставит ее на тротуар и засовывает руки в карманы джинсов, отчего те приспускаются. На нем сегодня красные боксеры. Виден плоский живот. И начало линии бедра. – И спасибо, что съездил со мной, – добавляю я и смотрю в сторону, оттаскивая свой взгляд от дорожки волос. – Я думаю, одной было бы очень скучно.
– Всегда пожалуйста, – улыбается он и наставительным тоном добавляет: – А я вот думаю, ты замечательная, Лорелея.
Я улыбаюсь ему:
– Думаю, ты тоже замечательный, Оливер.
Он удивляет меня, когда обхватывает руками мое лицо, наклоняется и прижимается губами к щеке. Поцелуй слишком близок ко рту, чтобы быть невинным, но он не касается моих губ. Это и поцелуем-то на самом деле не назовешь.
Или можно назвать? Я чувствую, как мой пульс колотится в горле, и задерживаю дыхание, чтобы не произнести ни звука. Он задерживается на один спокойный медленный вдох, после чего отстраняется.
– Тогда, – выдыхаю я, – может, встретимся где-нибудь попозже?
– Малышня, вы что это, целуетесь?
Мы инстинктивно отпрыгиваем друг от друга, оборачиваемся и видим с подозрением косящегося на нас Не-Джо. Его прическа в жутком состоянии, больше похожа на помятый кактус, чем на ирокез, а футболка надета задом наперед.
– Нет, – смущаюсь я. – Мы просто…
Ладно, может, мы действительно вот-вот бы поцеловались. Поганец Не-Джо.
– Да мать вашу, – он полукричит-полустонет, – раз не целуетесь, тогда свалите с дороги. Мне нужно прилечь.
Сегодня понедельник – единственный день, когда магазин закрыт для покупателей, и Оливер открывает ему дверь. Мы оба смотрим, как Не-Джо вваливается внутрь и направляется в читальный уголок.
– Мне нужно внедрить систему наименований своего похмелья, как у ураганов, – бормочет он, укладываясь на диване. – Это назову Эбби, первостатейная шлюха.
Оливер наблюдает за ним с оправданным подозрением: ставлю восемь к одному, что Не-Джо собирается заблевать диван.
– Что ты вообще здесь делаешь? – интересуюсь я. – Почему не дома?
– Думаю, кому-то понадобился его кошелек. – Оливер достает его из-за стойки и кидает его на грудь Не-Джо. – Держи, герой.
– Слишком громко, – стонет тот. – И тут слишком ярко. Наверное, именно так себя ощущают аутисты.
Оливер с ужасом хохотнул, прежде чем ответить:
– Джо, ты совсем ебанулся, ты что несешь?
– Только вот не говори мне, что я не прав.
Раздраженно покачав головой, Оливер идет за стойку и включает музыку. Звуки разрывают тишину магазина, а Оливер достает воображаемую гитару.
– Да! – Я подыгрываю ударными на стойке.
– Ну какого хера, а! – Не-Джо переворачивается и утыкается лицом в подушку.
Оливер подходит к читальному уголку и кричит прямо ему в ухо:
– Врежем рок в этой дыре!
Не-Джо бьется в конвульсиях, а меня пробирает на хохот.
– Это Revelation?[32] – спрашиваю я Оливера.
Он кивает и, высунув кончик языка, «исполняет» гитарное соло.
– А ты когда-нибудь думал об этом? – спрашиваю я, а Оливер возвращается к стойке немного уменьшить звук.
– О чем думал?
Когда я смотрю на него – на эту широкую улыбку, на пальцы, бегающие по грифу нелепой воображаемой гитары, на гримасу крутого рокера, то понимаю, что его очки сглаживают его образ, остужают, будто добавляют льда в напиток.
Без них он сплошная резкость и вибрирующий цвет: сверкающие голубые глаза, теплые губы, темная щетина.
– Стив Перри против Ранула Пинеды[33]. – Видя его непонимание, я поясняю: – Парень, который на YouTube пел каверы Journey и в конце концов стал их новым вокалистом.
Оливер увлеченно кивает головой в такт музыке:
– А, точно. Кажется, где-то слышал.
– Я про то, что бы ты выбрал – настоящие или трибьют-группы?[34]
– Подожди, я думал, Переда – это и есть настоящие Journey.
Я притворяюсь, что раздражена:
– Ну ты же понимаешь, о чем я!
Он пожимает плечами:
– Я думаю, это смотря о ком мы говорим.
– Ну хотя бы о Дилане.
Лежа на диване, Не-Джо тихо стонет: «А?» И открывает один глаз. Он мгновение смотрит на нас и медленно моргает от самого странного молчания на свете. Наконец он отворачивается, чтобы спрятать лицо, возвращаясь к своему похмелью.
– Да ну, на фиг, – качая головой, говорит Оливер, снова вливаясь в нашу дискуссию. – Боб Дилан – легенда. И потом, по сути все музыканты – это трибьют-группы Дилана.
– Ну ладно-ладно, – соглашаюсь я. – А как насчет Heart?[35] Ты выберешь сегодняшних молодых телок, горланящих Barracuda, или же самих сестер Уилсон в их шестьдесят…
Оливер выглядит потрясенным:
– Из тебя какая-то фиговая феминистка.
Смеясь, я ему отвечаю:
– Феминизм тут ни при чем. Я просто рассуждаю. Представь себе реалити-шоу, где идет кастинг участниц для трибьюта. Насколько же нужно ненавидеть свою великолепную карьеру длиной в сорок лет, чтобы потом состязаться со своей же трибьют-группой?
Он подходит и ерошит мне волосы:
– Вот почему я никогда тебя не оставлю.
Я замираю, затаив дыхание, и все внутри побуждает меня насторожиться. Наверное, моя реакция написана у меня на лице, и до Оливера тут же доходит, что он сказал.
– Черт, Лола. – Он обнимает меня за плечи и притягивает мое лицо к своей шее. – Я просто хотел сказать, ты такая милая. Конечно же, я тебя никогда не оставлю.
И это правда, говорю я себе. Он серьезно.
– Может, вы двое уже наконец перепихнетесь и покончим с этим? – стонет Не-Джо с дивана. – Господи боже, кто-нибудь, нужно срочно освятить это проклятое место.
Мы отодвигаемся друг от друга, но на этот раз иначе. Наши руки разъединяются куда медленнее: ладони, пальцы, затем их кончики.
– Мне нужно сделать несколько звонков, – говорю я Оливеру. – Чем будешь потом занят?
Он пожимает плечами и смотрит на мой рот:
– Пока не знаю.
Я спиной иду к двери, наблюдая за его медленно расцветающей улыбкой. Внутри меня что-то щелкает. Я словно наклоняюсь и сама подаю тот мячик в центр площадки:
– Окей, я позвоню тебе попозже.
Глава 8
Оливер
Я давно знаю, что Лола редко когда повинуется импульсу. Если не считать нашу свадьбу в Вегасе, ей обычно требуется время – будь то секунды или дни, чтобы взвесить все за» и «против. Никогда не знал кого-то, настолько осмотрительного.
Впервые я заметил это на пляже одной потрясающей августовской ночью. В тот день вышла ее книга, тут же оказавшись на вершинах чартов в своем жанре. Тогда я пьяный рванул к воде и, разувшись на бегу, нырнул прямо в одежде.
Лола была еще пьянее меня, но, еле волоча ноги, подошла к полосе прибоя и, замявшись, уселась на песок.
– Мне не во что переодеться, – промямлила она. После чего упала на спину, раскинув руки в стороны. – Я промокну и буду вся в песке.
– Ты уже в песке, – заметил я, убирая мокрые волосы со лба.
– Зато не мокрая. И у тебя дома для меня нет одежды.
Я хотел отпраздновать объяснением в любви, пивом и безудержным трахом. Хотел сказать ей: «Да хрен с ней, Лола, можешь переодеться в мое. Ты вообще можешь ни во что не одеваться».
Но я промолчал. Потому что уже тогда знал, что нельзя давить. Ей не хотелось плавать и не хотелось ехать домой в промокшей насквозь и тяжелой одежде.
Именно знание этой черты ее характера позволило мне спокойно отпустить ее из магазина, когда она так многозначительно спросила, что я делаю сегодня вечером, и, расслабившись всем телом, отступить за стойку.
И это же помогает понять, почему все общение с ней за последнюю неделю выглядит как два шага вперед и один назад. Но когда всего через пятнадцать минут она в переписке спрашивает меня, можно ли ей прийти ко мне вечером, по биению своего сердца я чувствую, что Лола уже приняла решение. И остается только надеяться, что оно такое, какое я хочу.
Я пишу в ответ простое: «Конечно».
Три часа спустя одновременно с тем, как Ансель берет свои ключи, раздается звонок в дверь.
– Ожидаешь компанию? – Он смотрит на дверь и затем поворачивается ко мне. Он приходил взять на время моющий пылесос для своего нового дома, но задержался на час, болтая о новом жилье, о том, как хочет, чтобы Миа забеременела, и о прочих своих идеалистичных мечтах.
В окне виден силуэт Лолы, и это именно та причина, по которой я хотел спровадить его до ее прихода.
– Просто ужинаю с Лолой, – говорю ему я.
– «Просто ужинаю с Лолой», – самодовольно ухмыляясь, повторяет он.
– Давай домой, Ансель.
– А я и собираюсь, – говорит он, посмеиваясь всю дорогу до двери.
Я открываю дверь, и мое сердце подскакивает при виде ее, стоящей там, и одетой, будто только что пришла с какой-нибудь вечеринки или интервью.
– Что-то Оливер сегодня ворчливый, – сообщает ей Ансель.
– Правда? – улыбается она. – А я собиралась предложить сыграть в покер, но теперь сомневаюсь, выдержит ли напряжение этот любитель посостязаться.
– Напои его и обчисти до последнего цента. Это меньшее, чего он заслуживает.
Она поворачивается ко мне с улыбкой, явно довольная этой идеей:
– Так и запланировано.
Я слегка усмехаюсь:
– Ну, удачи тебе!
– Как бы ни жаждал посмотреть на эту кровавую бойню, но поеду: я пригласил Миа на ужин. Пока, друзья, – говорит Ансель и наклоняется быстро поцеловать ее в щеку.
Я почти отчетливо слышу, как он ей говорит: «Прикончи его», – после чего сбегает с крыльца, и остаемся только мы двое. Снова.
Лола идет мимо меня в дом, и в ее движениях заметно что-то новое. Больше женственности, и она это осознает.
– Все хорошо? – спрашиваю я.
Рядом с кухней она останавливается и поворачивается ко мне.
– Хорошо. – Она убирает свои густые волосы за уши. Они тут же падают назад, и она снова улыбается, при этом выглядит моложе, чем есть на самом деле. – Ансель хорошо погостил?
Я озадаченно улыбаюсь:
– Что? Да, он хорошо погостил.
Лола продолжает улыбаться и смотреть на меня: «Рада, что вы, парни, сегодня повидались».
– Что с тобой? Твои потуги вести светские беседы ужасны, как и у моей тетушки Риты из Брисбена.
Смеясь, она идет на кухню, и я слышу, как холодильник открывается, как звенят бутылки и как потом закрывается холодильник.
– Наверное, я нервничаю, – громко поясняет она.
Мой пульс грохочет в районе шеи:
– Нервничаешь от чего?
Теперь слышны какой-то шелест, позвякивание стаканов и звук льющейся жидкости, после чего Лола возвращается.
Покачивая бедрами, она подходит ко мне, протягивает пиво и шот текилы и смотрит мне в лицо.
– Нам сегодня о многом нужно поговорить, – говорит Лола.
Я сглатываю, желая раствориться в ней. Инстинктивно улыбаясь от ее близости, я спрашиваю:
– Вот как?
Она кивает, мизинцем убирая прилипшую к губам прядь волос:
– В Лос-Анджелесе ты сказал много интересного.
– О чем ты не подозревала? – тихо уточняю я.
– Возможно, не подозревала, да, – так же тихо говорит она, задерживаясь взглядом на моих губах, после чего смотрит в глаза. – Хотя уже давно хотела услышать. – Я уже открыл рот, чтобы ответить, но она перебивает меня уже обычным голосом:
– Но сегодняшнее правило номер один – никаких поцелуев.
Она выпивает свой шот, морщится и делает большой глоток пива. А я поперхнулся своим.
– Что, прости?
– Ты слышал, – отвечает она.
Морщась, я большими глотками пью пиво.
– Никаких поцелуев когда?
– Пока мы пьяные, – объясняет она. – Я хочу поговорить.
Моя грудная клетка ощущается слишком тесной для всего, что внутри: сердце, легкие, эмоции. И это не дает нормально вздохнуть. Вот оно, да? И происходит уже прямо сейчас? Я протягиваю руку к ее волосам и спрашиваю:
– А существует правило номер два, если первое будет нарушено?
Ее медленно расцветающая улыбка просто волшебная.
– Не умничай.
Улыбаясь в ответ, я шепчу:
– Постараюсь.
Во мне бушует каждая капля крови. Наконец-то, черт.
– И что сейчас тут происходит, Сладкая Лола?
Она невинно пожимает плечами:
– Мы будем играть в покер.
– Я тебя в порошок сотру, – предупреждаю я, прежде чем снова поднести бутылку ко рту. Лола наблюдает, как я пью. – Скорее это тебе придется стереть тут везде пыль своей одеждой, а я полюбуюсь. – Я приподнимаю бровь.
А она добавляет:
– Мы будет играть на раздевание.
С удивленным смешком я отвечаю:
– Мы действительно о многом поговорим, если будем играть на раздевание, но при этом без поцелуев.
Повернувшись, Лола достает из кухонного ящика колоду карт и жестом приглашает меня присоединиться к ней за обеденным столом.
Все это так внезапно… Но в то же время есть ощущение, что я ждал уже целую вечность. Я хочу шагнуть за границы нашей дружбы. Хочу сделать этот шаг и еще один за ним. Лола ворвалась сейчас ко мне, готовая все сметать на своем пути, и хотя я никогда ее такой не видел, ни за что на свете ее не остановлю.
Решительная Лола – это потрясающее зрелище.
Она похлопывает рукой по столу и этим отвлекает меня от своих мыслей.
Я сажусь напротив нее. Мы встречаемся взглядами, и никто из нас не смотрит в сторону и не рушит это напряжение. Мы так долго ходили вокруг да около, что клянусь, кожу покалывает, а в голове крутится вопрос: чем закончится этот вечер?
– Делаем ставки, – шепотом сообщает она и убирает в сторону волосы, чтобы снять серьги. Она бросает их в центр стола и выжидающе смотрит на меня.
Я оглядываю себя в поисках, что вообще у меня есть. Часы. Джинсы, футболка, ремень, очки. Нет даже обуви и носков.
– Кажется, мы не на равных.
– Везет же мне.
Она понятия не имеет, что это я себя считаю везунчиком. Раз уже заслужил ее доверие. И особое расположение. А еще что стал свидетелем, как она берет свою долю ответственности за наши отношения. Я улыбаюсь и хочу снова сказать, что люблю ее.
Но вместо этого я снимаю часы и кладу их на стол, пока она сдает нам по пять карт. Мы смотрим, каждый в свои, разложив их, и мать вашу, у меня две чертовы пары: два валета, две тройки и семерка.
– Твой настоящий покер-фейс никуда не годится, – хихикая, замечает она. – Неожиданность века.
– Могу раздеть тебя одной левой, – говорю я, помахивая перед ней картами и ощущая, как внутри меня теплеет, когда замечаю, что она схватывает двусмысленность. – Я открываюсь.
Я беру свой ремень, медленно снимаю его и, свернув, кладу на стол:
– Открывайся или скидывай, Кастл.
– А ты знаешь, что, не аннулируй мы наш брак, я была бы Лорелея Ло?
Я киваю:
– Думал об этом раз или два, хотя всегда считал – ты оставила бы свою фамилию.
– Я до странного традиционна, – положив карты рубашкой вверх, кивает она. Как только я подумал, что Лола будет скидывать, она берется за край своего свитера и снимает его через голову.
Читать бесплатно другие книги:
