Увечный бог. Том 1 Эриксон Стивен
Риад прошел к краю пещеры, оглядел рваные бледные утесы, россыпи снегов. Солнце шагало по долинам. Повсюду в тени снег был синим, как небо. - Что ты сделал, Сильхас?
Тисте Анди ответил из-за спины: - Что счел нужным. Не сомневаюсь, Кайлава сумела выгнать твой народ из Убежища. Они там не погибнут. Удинаас человек умный. Жизнь научила его ценности выживания. Он уведет Имассов далеко. Найдет им дом, где можно укрыться от людей...
- Как? - воскликнул Риад. - Это же невозможно.
- Он отыщет помощь.
- У кого?
- У Серен Педак, - ответил Руин. - Старая профессия делает ее отличным выбором.
- Ее ребенок, должно быть, уже родился.
- Да. Она знает, что должна защитить дитя. Когда придет Удинаас, она увидит совпадение целей. Уведет Имассов в укрытие и сама там скроется с ребенком. Под защитой Онрека, под защитой Имассов.
- Неужели нас нельзя просто оставить в покое? - с тоской сказал Риад и закрыл ослепленные солнцем глаза.
- Риад Элайс, есть такая рыба, живущая в реке. В малых количествах она безобидна. Но когда мальки вырастают, когда перейден порог - рыбы сходят с ума. Рвут все на части. Могут сожрать все живое в реке на лигу вширь, так что животы отвиснут. А потом уплывут.
- И к чему это? - сверкнул глазами Риад.
Тисте Анди вздохнул. - Когда откроются врата Демелайна, Элайнты пролетят через них в огромных количествах. Почти все будут молодыми, не особо опасными, но среди них могут оказаться последние из Древних. Левиафаны жуткой силы. Но они неполны. Они будут ловить сородичей. Риад, оставшись у врат, мы могли бы лишиться рассудка. В слепом желании присоединились бы к Буре. Пошли за Древними. Ты никогда не удивлялся, что во всех королевствах, кроме самого Старвальд Демелайна, нельзя найти более пяти-шести драконов в одном месте? Даже такое число требует владычества хотя бы одного Древнего. Для собственной безопасности Элайнты предпочитают странствовать тройками. - Сильхас Руин встал рядом, поглядел на местность. - Мы кровь хаоса, Риад Элайс, и когда многие собираются в одном месте, кровь вскипает.
- Тогда, - прошептал Риад, - Элайнты идут и никто не может их остановить.
- Верно сказано. Но тут ты в безопасности.
- Я? А ты?
Сильхас Руин нашел рукоять меча. - Думаю, должен тебя оставить. Я такого не планировал, мне неприятно думать, что я бросаю...
- И все, что ты мне раньше говорил, было враньем, - вспыхнул Риад. - Наша опасная миссия - одно вранье.
- Твой отец понял. Я обещал, что сохраню тебя, и выполню обет.
- Чего ты такой заботливый?
- Ты опасен сам по себе, Риад. В Буре... нет, нельзя рисковать.
- Так ты все же намерен с ними драться!
- Я защищу свою свободу, Риад...
- С чего ты решил, что сможешь? Ты рассказывал о Древних...
- Потому что я сам Древний.
Риад уставился на высокого белокожего воителя. - Ты можешь сковать меня, Сильхас Руин?
- Не имею желания пробовать. Хаос соблазняет, ты и сам почуял. Вскоре ты сможешь ощутить всю полноту соблазна. Но я научился защищаться. - Руин вдруг улыбнулся и сказал иронически: - Мы, Тисте Анди, искусны в отрицании себя. У нас было много времени для учебы.
Риад завернулся в меха. Дыхание вырывалось плюмажем, было очень холодно. Он на миг сконцентрировался... ответом стало ревущее пламя за спинами. Потекли волны жары.
Сильхас глянул на нежданную преисподнюю. - Ты поистине сын своей матери, Риад.
Тот пожал плечами. - Устал мерзнуть. А она была Древней?
- Первые поколения Солтейкенов причислены к Древним, да. Кровь Тиам была в них чиста, но чистота скоро пропала.
- А есть другие вроде тебя, Сильхас? В нашем мире?
- Древние? - Он не сразу кивнул. - Немного.
- Когда прилетит Буря, что они сделают?
- Не знаю. Но мы, не запертые в Старвальд Демелайне, разделяем стремление к независимости, к свободе.
- Тогда они будут драться. Как ты.
- Возможно.
- Тогда почему я не могу драться рядом?
- Если мне придется защищать и себя и тебя - наверное, я не смогу ни того ни другого.
- Но я сын Менандоры...
- И превосходный, да. Но тебе недостает контроля. Древний увидит тебя - такого, какой ты есть - и заберет, вырвет разум и поработит оставшееся.
- Сделав то же самое со мной... вообрази, каким бы ты стал могущественным.
- Ты знаешь отныне, почему драконы так часто предают друг друга в пылу битвы. Страх заставляет нас нападать на союзников, чтобы они не напали на нас. Даже в Буре Древние не станут доверять равным, каждый постарается собрать десятки рабов, защиту от предательства.
- Это кажется ужасным способом жизни.
- Ты не понимаешь. Мы не просто кровь хаоса - мы жаждем закипеть. Элайнты наслаждаются анархией, свержением режимов в Башнях, безнаказанным истреблением побежденных и невинных. Видеть объятый пламенем горизонт, видеть стервятников-энкар'алов, садящихся на усеянную трупами равнину - ничто иное так не волнует нам сердца.
- Буря устроит всё это в нашем мире?
Сильхас Руин кивнул.
- Но кто сможет их остановить?
- Мои мечи около тюфяка, Риад Элайс. Это достойное оружие, хотя и порядком надоедливое.
- КТО СМОЖЕТ ИХ ОСТАНОВИТЬ?
- Увидим.
- И долго мне здесь выжидать?
Сильхас Руин встретил его взор немигающими глазами рептилии. - Пока не поймешь, что пришло время уходить. Счастливо, Риад. Возможно, мы еще встретимся. Увидишь отца, скажи, я сделал все, что он просил. - Анди помедлил. - Скажи еще, я думаю теперь, что поторопился с Чашкой. Мне неловко.
- Это Олар Этиль?
Сильхас моргнул. - Что?
- Ее ты хочешь убить, Сильхас Руин?
- Зачем бы?
- За ее слова.
- Она сказала истину, Риад.
- Она ранила тебя. Намеренно.
Он пожал плечами: - И что? Слова, Риад. Только слова.
Тисте Анди наклонился над краем утеса и пропал. Через миг он поднялся вновь - бледным словно кость драконом со снежным брюхом. Крылатая тень следовала сзади.
Риад еще немного постоял и ушел вглубь пещеры. Огонь разгорелся, мечи начали петь от жара.
- Погляди на себя, валяющегося в дерьме. Что случилось с великой гордостью Фенна? Так его звали? Фенн, воинственный король Тоблоров? Его смерть, друг, еще не повод падать столь низко. У, как отвратительно. Иди назад, в горы... нет, погоди немного. Дай погляжу на палицу - снимешь покрывало, да?
Он облизал потрескавшиеся зудящие губы. Рот казался опухшим изнутри. Ему нужно выпить, но почтовые ворота заперты. Он простоял всю ночь, слушая пение из таверны.
- Покажи мне, Тоблор - может, поторгуемся.
Он выпрямился, как смог. - Не смогу отдать. Это Элайнт'араль К'еф. С тайным именем - я прошел Дорогой Мертвых, чтобы получить такое оружие. Я собственными руками сломал шею Форкрул Ассейла...
Но стражник только хохотал. - Значит, стоит не две короны, а четыре? Дыханье Мучителя, ваш народ умеет их тратить. Был за вратами Смерти, да ну. И вышел назад. Вот так подвиг для пьяного, пахнущего свиньей Тоблора...
- Не всегда я был таким...
- Разумеется, друг. Но теперь ты такой. Отчаянно желаешь выпить, и только я стою между тобой и таверной. Ну разве не новые Врата Смерти, если подумать. А? Ведь ежели я тебя пущу, назад тебя выволокут за пятки. Хочешь пройти, Тоблор? Заплати монетку Мучителю. Твоя палица, отдавай ее.
- Не могу. Ты не понимаешь. Когда я пришел назад... да ты не сможешь вообразить. Я видел, где мы все закончим. Понял? Вернулся, и выпивка позвала меня. Помогла забыть. Помогла спрятаться. Я увидел - и это меня сломало. И всё. Прошу, пойми, я сломан. Умоляю...
- Хозяин нищим не наливает. Не здесь. Если нечем заплатить, поди прочь - назад в лес, в сухости, как щелочка старухи. Ни капли. А насчет палицы, ну, я дам три короны. Даже ты не пропьешь столько за одну ночь. Три. Глянь, вот они. Что скажешь?
- Отец.
- Не торгуй это оружие, страж.
- Это твой папаша? Ну, он может делать что захочет.
- Тебе ее даже не приподнять.
- И не планирую. Но на стене таверны братца она будет тем еще зрелищем. Как думаешь? Гордость Тоблоров прямо над нашим очагом.
- Простите, господин. Я заберу его в деревню.
- До завтрашней ночи или на той неделе. Слушай, парень, ты не спасешь то, чего не спасти.
- Знаю. Но Драконоубийцу я смогу спасти.
- Драконоубийцу? Громкое имя. Тем хуже, что драконов не бывает.
- Сын, я не собирался ее продавать. Клянусь...
- Слышу, Отец.
- Не собирался.
- Старейшины согласились, Отец. Покойный Камень ждет.
- Неужели?
- Эй, вы двое? Мальчик, ты сказал "Покойный Камень"?
- Лучше притворитесь, что не слышали, господин.
- Эта мерзкая дрянь вне закона, приказ короля! Ты, папаша - твой сынок сказал, что старейшины готовы тебя убить. Похоронить под большим камнем, мать вашу. Можешь просить убежища...
- Господин, если возьмете его в форт, выбора не останется.
- Выбора? Какого такого выбора?
- Лучше бы всего этого не было, господин.
- Я зову капитана...
- Если позовете, все выйдет наружу. Хотите поднять Тоблоров на тропу войны? Хотите, чтобы мы выжгли вашу едва оперившуюся колонию? Хотите, чтобы мы выловили и убили каждого? Детей, матерей, стариков и мудрецов? Что подумает Первая Империя о замолчавшей колонии? Они поплывут через океан расследовать? Но когда новые люди выйдут на берег, мы встретим их не как друзей, а как врагов.
- Сын - схорони оружие со мной. И доспехи, прошу...
Юноша кивнул. - Да, Отец.
- В этот раз я умру безвозвратно.
- Это правда.
- Живи долго, сын, как можно дольше.
- Постараюсь. Страж?
- Пошли с глаз моих.
Дорога в лесу. Прочь от торговых постов, от мест, где Тоблоры отдают все, начиная с достоинства. Он держал сына за руку и не оглядывался. - В королевстве мертвецов выпить негде.
- Мне так жаль, Отец.
- А мне нет, сынок. Не жаль.
Аблала сел, вытер глаза. - Они убили меня. Снова!
Релата пошевелилась рядом, изогнула шею и огляделась сонными глазами. Еще миг, и ее голова опять скрылась под мехами.
Аблала увидел Драконуса стоящим неподалеку, но внимание воителя привлек восточный горизонт, где свет новорожденного солнца медленно озарял каменистую блестящую пустыню. Великан встал, растирая лицо. - Я голоден, Драконус. Мне холодно, ноги болят, под ногтями грязь и в волосах кто-то живет. Но сексоваться было здорово.
Драконус оглянулся. - Я уже начинал сомневаться, Тоблакай, что она сдастся.
- Понимаешь, она устала. Скука - хороший повод, как считаешь? Я считаю. Теперь я буду делать это самое еще чаще, со всеми женщинами, каких захочу.
Бровь поднялась: - Ты будешь покорять их, Аблала?
- Буду. Как только найдем новых женщин. Буду покорять прямо на земле. А ты в дракона обернулся? Было трудно разглядеть, ты был весь смутный и черный как дым. Ты так можешь когда захочешь? Зачем вам, богам, ноги, если так можете. Эй, откуда огонь?
- Лучше начинай готовить завтрак, Аблала. Нам сегодня далеко идти. Причем через садок, ибо мне не нравится пустыня впереди.
Аблала поскреб зудящий скальп. - Если ты можешь летать, почему не летишь прямо туда? А мы с женой сами найдем куда пойти. А палицу с доспехами я закопаю. Прямо здесь. Не люблю. Не люблю сны, которые они мне...
- Я тебя действительно покину, Аблала, но не сейчас. А насчет оружия... боюсь, скоро оно тебе понадобится. Уж поверь, друг.
- Ладно. Приготовлю завтрак. А это половина свиньи? Где вторая половина? Знаешь, друг, я всегда удивлялся на рынке, видя полсвиньи. Где вторая половина? Убежала? Ха-ха. Релата? Ты слышала мою шутку? Ха-ха. Как будто полсвиньи могут бегать! Нет, им пришлось бы плюхать, а? Плюх, плюх, плюх.
Релата застонала под мехами.
- Аблала.
- Да, Драконус?
- Ты веришь в справедливость?
- Чего? Я чего-то не так сделал? Ну чего я сделал? Больше шутить не буду, обещаю.
- Ты ничего плохого не сделал. Но ты можешь узнать, когда что-то неправильно?
Аблала в отчаянии озирался.
- Не сейчас, друг. Я говорю в общем смысле. Когда ты видишь нечто неправильное, несправедливое - ты что-то делаешь? Или попросту отворачиваешься? Думаю, ответ мне известен, я только хочу убедиться.
- Не люблю плохие вещи, Драконус, - пробурчал Аблала. - Я пытался это сказать богам-Тоблакаям, когда они вылезли из земли, но они не слушали, и нам с Железным Клином пришлось их перебить.
Драконус посмотрел на него и отозвался: - Думаю, я сделал нечто подобное. Не зарывай оружие, Аблала.
Он покинул палатку задолго до заката, чтобы пройтись вдоль колонны, между беспокойными солдатами. Они спали плохо или вовсе не спали; множество покрасневших, тусклых глаз следили за идущим к арьергарду Рутаном Гуддом. Жажда стала эпидемией, заражающей умы подобием лихорадки. Вытесняя нормальные мысли, она растягивала время - и время лопалось. Все пытки, изобретенные, чтобы подавить волю человека, не сравнятся с жаждой.
На днищах фургонах лежали завернутые в кожу куски копченого и сушеного мяса. К передкам крепились длинные узловатые веревки с лямками. Волов больше не было, и люди напрягали мышцы, чтобы тащить провиант... который никто не хотел есть. Твердая пища застревала в кишках, вызывала жестокие спазмы; сильные люди падали на колени в корчах.
Дальше шли фургоны-лазареты, перегруженные сломавшимися, почти сошедшими с ума от солнца и обезвоживания. Он видел группы стражников в полном вооружении, защищавших водяные бочки целителей, и волновался. Дисциплина падает; Рутан отлично знал, чем это грозит. Простые нужды наделены силой сокрушать цивилизации, уничтожать всякий порядок. "Превращать людей в безмозглых зверей. Нужда навалилась на наш лагерь, на наших солдат".
Армия близка к развалу. Жажда гложет неумолимо.
Красное, как бескровная рана, солнце отгрызло кусочек от западного горизонта. Вскоре взлетят адские мухи, поначалу неуклюжие от холода - но потом они насядут на каждый клочок незащищенной кожи, словно сама ночь отрастит сотни тысяч ножек. А позже придут клубящиеся полчища бабочек, держащихся над головами бело-зеленым облаком - они впервые появились, чтобы обглодать костяки забитых волов, а теперь прилетают каждый раз, желая новой поживы.
Он шагал между фургонами с бормочущим в бреду грузом, изредка обмениваясь кивками с лекарями - те переходили от страждущего к страждущему, прикладывая влажные тряпки к ожогам на губах.
За выгребными ямами не было дозоров - здесь это казалось излишним; лишь дюжина землекопов работала ломами и лопатами, рыла новые могильные ямы в ряд к уже насыпанным курганам. Под запекшейся от жары поверхностью был лишь твердый словно камень белый ил глубиной более человеческого роста. Иногда лом разбивал одну из глыб, обнаруживая кости необыкновенных рыб. Рутану удалось рассмотреть окаменевший образчик: чудище с ржаво-бурыми костями, массивными челюстями, рядами зубов под дырами глазниц.
Послушав бесконечный стук, постояв немного, он ушел, не проронив ни слова. "Эти с глубочайшего дна океана", мог бы сказать он, но вызвал бы тем череду неудобных вопросов. "Откуда вы знаете?"
Хороший вопрос.
"Нет. Плохой вопрос".
Лучше молчать.
Пройдя мимо копателей, он постарался не заметить их взгляды. Рутан Гудд шел по следу колонны, своего рода дороге: острые камни отброшены в стороны пинками тысяч прошедших здесь ног. Двадцать шагов. Тридцать. Вполне достаточное отдаление от лагеря. Он встал.
"Ладно, покажитесь".
Он ждал, проводя пальцами по бороде, желая увидеть, как пыль взвихрится и поднимется в воздух. Обретая форму. Самый взгляд на Т'лан Имассов наводил на Рутана уныние. Есть стыд в неверном выборе - лишь глупец станет отрицать. Живя с таким выбором, живешь с позором. Ну, возможно, жить - неподходящее слово для Т'лан Имассов.
"Бедные дураки. Сделали себя слугами войны. Отказавшись от всего иного. Закопали память. Делаете вид, что сделали благородный выбор, что такое жалкое существование вам нравится. Но когда месть приносила хоть что-то? Что-то ценное?
Я всё знаю о наказании. Возмездии. Хотелось бы не знать. Все сводится к уничтожению того, что тебе противно. Как будто ты сможешь избавить мир от всех ублюдков или очистить от злодеяний. Да, было бы хорошо. Тем хуже, что это никогда не срабатывает. А всяческое удовлетворение... оно недолговечно. И на вкус как ... пыль".
Никакому поэту не найти лучшего символа тщеты, нежели Т'лан Имассы. Тщета и непроходимая глупость. "Воюя, вам нужно что-то защищать, верно? Но вы же этого лишились. То, за что вы боролись, прекратило жить. Вы обрекли целый мир на забвение, исчезновение. Что же осталось? Какая светлая цель гонит вас вперед?
О да, я вспомнил. Месть".
Никаких пылевых вихрей. Только две фигуры явились с тусклого запыленного запада, неловко шагая по следу Охотников за Костями.
Мужчина был высоким, грузным и сильно потрепанным. Каменный меч болтался в руке и был покрыт почерневшей на солнце кровью. Женщина - более изящная, чем большинство Имассов, в гнилых шкурах тюленя, на плечах целая рощица гарпунов из дерева, кости и бивней. Пришельцы встали в пяти шагах от Рутана.
Мужчина склонил голову : - Старший, мы приветствуем тебя.
Рутан скривился: - И сколько вас тут еще?
- Я Кальт Урманел, а Гадающая рядом - Ном Кала от Бролда. Мы одни. Дезертиры.
- Неужели? Что ж, среди Охотников дезертирство карается смертью. Хотя в данном случае это не сработает. А как карают дезертиров Т'лан Имассы, Кальт?
- Никак, Старший. Дезертирство само по себе кара.
Рутан со вздохом отвел глаза. - Кто ведет армию Т"лан Имассов, Кальт? Ту армию, из которой вы бежали?
Ответила женщина: - Первый Меч Онос Т'оолан. Старший, вокруг тебя запах льда. Ты Джагут?
- Джагут? Нет. Я похож на Джагута?
- Не знаю. Никогда ни одного не видела.
"Никогда... что?" - Я давно не мылся, Ном Кала. - Он прочесал бороду. - Зачем вы идете за нами? Чего вам нужно от Охотников за Костями? Нет, погоди, к этому вернемся позже. Ты сказала, Онос Т'оолан, Первый Меч, ведет армию Имассов. Какие кланы? Сколько у вас Гадающих? Они в этой же пустыне? Далеко ли?
Кальт Урманел ответил: - Далеко к югу, Старший. Гадающих мало, но воинов много. Забытые кланы, остатки армий, разбитых на континенте в давних конфликтах. Онос Т'оолан их призвал...
- Нет, - прервала Ном Кала, - призыв исходил от Олар Этили, желавшей сделать
Оноса...
- Дерьмо!
Т'лан Имассы замолкли.
- Это же настоящая каша. - Рутан вцепился в бороду, сверкнул на неупокоенных глазами. - Что она замышляет? Знаете?
- Она намерена овладеть Первым Мечом, Старший, - ответила Ном Кала. - Ищет... искупления.
- Она говорила с тобой, Гадающая?
- Нет, Старший, не говорила. Она отдалена от Оноса Т'оолана. Сейчас. Но я рождена на этой земле. Она не может шагать по ней невозбранно, не может скрыть силу желаний. Она странствует на запад, параллельно Оносу. - Ном Кала помедлила. - Первый Меч тоже знает о ней, но остается непреклонным.
- Он Убийца Детей, Старший, - добавил Кальт. - Черная река затопила его разум, идущие следом не могут избежать ее ужасного течения. Мы не знаем намерений Первого Меча. Не знаем, какого врага он выберет. Но он ищет истребления. Ему не интересно, где упадут кости последователей.
- Что же довело его до такого состояния? - спросил Рутан Гудд, промороженный до костей словами воина.
- Она, - ответила Ном Кала.
- Он понимает?
- Да, Старший.
- Тогда Олар Этиль может стать его избранным врагом?
Т'лан Имассы на миг застыли. Кальт Урманел признался: - Мы не думали о такой вероятности.
- Похоже, она его предала, - заметил Рутан. - Почему бы не вернуть сторицей?
- Когда-то он был благороден. Честен. Но сейчас дух его ранен, он идет один, пусть множество и тащится за спиной. Старший, мы существа, склонные к... излишествам. В чувствах.
- Понятия не имел, - сухо сказал Рутан. - Итак, сбежав от одного кошмара, вы попали в другой.
- Ваш след полон страданий, - сказала Ном Кала. - По такой тропе следовать легко. Вам не пересечь пустыню. Вы смертны. Здесь умер бог...
- Знаю.
- Но он не ушел.
- И это знаю. Разбит на миллион фрагментов, но каждый фрагмент жив. Д'айверс. Нет надежды на перетекание в единую форму, слишком давно он существует так. - Он указал рукой на мух. - Безмозглые, полные жалких желаний, ничего не понимающие. - Склонил голову к плечу. - Мало отличаются от вас.
- Мы не отрицаем, что глубоко пали, - сказал Кальт Урманел.
Плечи Рутана опустились. Он глядел себе под ноги. - Как и все мы, Т'лан Имасс. Думаю, здешние страдания заразны. Они сочатся в меня, делают горькими мысли. Прошу прощения за такие слова...
- Не извиняйся, Старший. Ты высказал истину. Мы пришли к тебе, потому что заблудились. Но что-то удерживает нас, хотя забвение манит, обещая вечный покой. Возможно, как и тебе, нам нужны ответы. Возможно, как и ты, мы хотим обрести надежду.
Рутана скрутило, и он отвернулся. "Ничтожные слова! Не поддавайся жалости!" Удерживая слезы, он сказал: - Вы не первые. Позвольте представить ваших сородичей.
Пятеро воинов восстали из праха рядом.
Уругал Плетеный вышел вперед. - Отныне нас снова семеро. Наконец-то Дом Цепей полон.
"Слышал? Все здесь, Падший. Не думал, что тебе удастся. Честно, не думал. Как давно и неутомимо ты сплетаешь эту сказку, пишешь свою книгу? Всё на месте? Ты готов к последнему, роковому усилию, к попытке выиграть... то, что хочешь выиграть?
Смотри, боги собираются против тебя.
Смотри на врата, твоим ядом расшатанные, готовые распахнуться и изрыгнуть гибель.
Смотри на тех, что расчищают путь. Столь многие умерли. Некоторые хорошо. Другие плохо. Ты принимаешь всех. Принимаешь их пороки - слабости и роковые ошибки. Принимаешь и благословляешь.
Но ты не добрый спаситель. Да и куда тебе".
Он с отстраненным отчаянием понял, что никогда не осознает всей широты приготовлений Увечного Бога. Как давно это началось? На какой далекой земле? Руками каких ничего не подозревающих смертных? "Не узнаю. Никто не узнает. Победит он или проиграет - никто не узнает. Он так же лишен свидетелей, как мы. Адъюнкт, начинаю вас понимать, но это не ничего не меняет, правда?
Книга будет зашифрованной. Навсегда. Сплошной шифр".
Он поднял глаза. Он стоял в одиночестве.
За спиной поднималась на ноги армия.
""Воззрите, рождается ночь. И нам в ней придется идти". Ты имел право, Галлан". Он смотрел, как похоронная команда сваливает завернутые трупы в яму. "Кто эти несчастные жертвы? Как их звали? Чем они жили? Кто знает? Хоть кто-нибудь?"
- Он не откупорил ни единой фляги?
Прыщ покачал головой: - Еще нет. Ему так же плохо, как любому из нас, сэр.
Добряк хмыкнул, поглядел на Фаредан Сорт. - Крепче, чем я ожидал.
- Есть разные уровни отчаяния, - отозвалась она. - Он еще не достиг крайнего. Но скоро... Вопрос в том, что будем делать тогда. Разоблачим его? Будем глядеть, как солдаты отрывают ему руки-ноги? Адъюнкт что-то подозревает?
- Мне нужно больше охраны, - сказал Прыщ.
- Поговорю с капитаном Скрипачом, - отозвался Добряк. - Поставим на посты панцирников и морпехов, не смешивая с другими.
Прыщ нацарапал что-то на восковой табличке, прочел, удовлетворенно кивнул. - Настоящий бунт зреет в тягловых командах. Нас убивает провиант. Конечно, пережевывая сухое мясо, мы получаем некие соки... но это не лучше, чем жевать бхедриньи выкидыши, пролежавшие десять дней под ярким солнцем.