Увечный бог. Том 1 Эриксон Стивен

  Фаредан Сорт чуть не стошнило. - Клянусь низом Стены, Прыщ! Нельзя придумать более приятный образ?

  Прыщ поднял брови:- Но, Кулак, я придумывал этот целый день.

  Добряк встал. - Ночь будет плохая. Скольких еще мы потеряем? Уже шатаемся, как Т'лан Имассы.

  - Хуже, чем на званом вечере у некроманта, - встрял Прыщ, заслужив новую гримасу от Фаредан Сорт. Бледно улыбнувшись в ответ, он вернулся к табличке.

  - Следите за запасом Блистига, Прыщ.

  - Прослежу, сэр.

  Добряк покинул палатку. Одна из стенок вдруг просела.

  - Меня складывают, - заметил Прыщ, вставая с табурета и разминая поясницу. - Чувствую себя на тридцать лет старше.

  - Живите с этим.

  - До самой смерти, сэр.

  Она помедлила во входе. Просела вторая стена. - Вы мыслите не в том направлении, Прыщ. Есть путь. Должен быть.

  Он поморщился: - Веру в Адюнкта ничем не затмишь, Кулак? Завидую вам.

  - Не ждала, что вы так скоро сложитесь.

  Он положил книгу в ящичек и поднял глаза: - Кулак, вскоре тягловая команда натянет канаты. Они откажутся тащить фургоны через пару шагов, и нам придется бросить провиант. Знаете, что это значит? Это значит, что мы сдаемся - у нас не будет пути. Кулак, Охотники готовы подписать себе смертный приговор. Вот с чем мне придется работать ночью. Мне прежде всего, пока вы не явитесь.

  - Так помешайте!

  Он тускло поглядел на нее. - КАК?

  Она заметила, что трясется. - Охрана воды - вам хватит одних морпехов?

  Взгляд Прыща стал острее. Он кивнул.

  Сорт оставила его в падающей палатке и пошла сквозь просыпающийся лагерь. "Поговори с панцирниками, Скрип. Обещай, что сможешь. Я не готова сдаться. Я пережила Стену не чтобы сдохнуть в проклятой пустыне".

  Блистиг пристально поглядел на Шельмезу, потом полный ненависти взгляд упал на хундрильских лошадей. Он ощущал в груди бушующий гнев. "Ты, сука - гляди, что ты делаешь с нами ради какой-то войны. Нам она не нужна". - Немедля забейте их, - приказал он.

  Юная женщина покачала головой.

  Лицо его загорелось. - Мы не можем тратить воду на лошадей!

  - И не тратим, Кулак.

  - То есть?

  - Лошади пьют нашу долю. А мы пьем у лошадей.

  Блистиг удивленно вытаращил глаза. - Пьете их мочу?

  - Нет, Кулак, пьем их кровь.

  - Боги подлые. "Удивляться ли, что вы похожи на живых мертвецов?" - Он потер лицо, отвернулся. "Скажи правду, Блистиг. Только это тебе и осталось". - Вы уже сходили в конную атаку, - произнес он, смотря, как отряд тяжелой пехоты марширует в непонятном направлении. - Другой не будет. Зачем вам кони?

  Повернувшись, он увидел, что женщина побелела. "Правда. Никому она не нравится". - Пришло время суровых слов, - бросил он. - С вами покончено. Вы потеряли вождя, за него старая баба, и притом беременная. У вас осталось так мало воинов, что не напугаешь и семейство собирателей ягод. Она позвала вас просто из жалости, неужели сама не видишь?

  - Хватит, - рявкнул кто-то за спиной.

  Он поглядел и увидел Хенават. Оскалил зубы: - Рад, что ты всё слышала. Нужно было. Забейте лошадей. Они бесполезны.

  Женщина смотрела тусклыми глазами. - Кулак Блистиг, пока ты прятался за чудесными стенами Арена, виканы Седьмой Армии сражались в битве за одну долину, и в той битве им пришлось атаковать живую стену врага, что стояла вверх по склону. Они победили, хотя казалось - не могли. Но как? Я тебе скажу. Шаманы выбрали одну лошадь и со слезами на глазах питались ее силой. Кода закончили, лошадь была мертва. Но невозможное было свершено, потому что Колтейн ожидал именно этого.

  - Я прятался за гребаной стеной, да? Я был начальником гарнизона! Что я еще должен был делать?

  - Адъюнкт приказала сохранить лошадей, и мы так сделаем, кулак, потому что она ожидает именно этого. Если возражаешь, неси жалобы Адъюнкту. А раз ты как кулак не отвечаешь за хундрилов, говорю прямо: тебе здесь не рады.

  - Отлично. Иди и давись кровью. Я говорил из сочувствия, а в ответ услышал одни оскорбления.

  - Я понимаю, зачем ты говорил такие слова, кулак Блистиг, - спокойно ответила Хенават.

  Он встретил ее взгляд, не дрогнув. Пожал плечами. - Болтай, болтай, потаскуха. - Отвернулся и ушел.

  Едва кулак оказался далеко, Шельмеза прерывисто вздохнула и подола к Хенават. - Мать?

  Та покачала головой: - Я в порядке, Шельмеза. Кулака Блистига терзает жажда. Вот и всё.

  - Он сказал "с нами покончено". Не хочу, чтобы меня жалели! Никто! Хундрилы...

  - Адъюнкт верит, что мы еще имеем ценность, и так же думаю я. Что ж, прильнем к сосцам. У нас есть корм?

  Шельмеза заставили себя успокоиться. Кивнула. - Даже больше чем нужно.

   - Хорошо. А вода?

  Женщина поморщилась.

  Хенават вздохнула, со стоном выгнула спину. - Я слишком стара, чтобы думать о ней как о матери, но почему-то думаю. Мы еще дышим, Шельмеза. Еще можем ходить. Пока что этого должно быть достаточно.

  Шельмеза подошла так близко, как только посмела. - Ты рожала детей. Ты любила мужчину...

  - Честно говоря, многих мужчин.

  - Я думала, что однажды смогу сказать то же и про себя. Думала, что буду глядеть в прошлое с удовлетворением.

  - Ты не заслуживаешь смерти, Шельмеза. Не могу не согласиться. И ты не умрешь. Мы делаем все, что следует. Мы переживем... - Она резко замолчала; Шельмеза подняла голову и заметила, что жена вождя смотрит на лагерь хундрилов. Она тоже вгляделась...

  Желчь вышел в сопровождении Жастеры, вдовы старшего сына. Шельмеза попыталась загородить их от Хенават, но потом пошла навстречу. - Вождь Войны, - прошипела она, - сколько раз ты будешь ее ранить?

  Воин, казалось, постарел на десять лет со дня последней встречи. Он ничем не попытался умерить ее ярость; в нежелании встретиться взорами Шельмеза увидела явную трусость.

  - Этой ночью мы отойдем к сыновьям, - сказал он. - Передай ей. Я не хотел ранить. Этой ночью или следующей. Скоро.

  - Скоро, - сурово сказала Жастера. - Я снова увижу супруга. Пойду с ним...

  Шельмеза ощутила, как кривится ее лицо. - После того, как переспала с отцом? Да неужто, Жастера? Его дух здесь? Видит тебя? Знает, что ты наделала? Но ты твердишь, будто пойдешь с ним... безумная! - Рука легла ей на плечо. Она повернулась. - Хенават... не...

  - Ты так спешишь меня защитить, Шельмеза, и я благодарна. Но я сама поговорю с мужем.

  Жастера смутилась словам Шельмезы и уже убежала, расталкивая собравшихся. Иные из старух били ее, когда она оказывалась рядом. Дюжина сбившихся в кучку юнцов гоготала, одна девица потянулась за камнем...

  - Положи, разведчица!

  От лающего приказа девица замерла.

  Капитан Скрипач пришел в лагерь хундрилов, чтобы забрать свою разведку. Он коротко глянул в сторону Желча, Хенават и Шельмезы и, казалось, решил продолжить свое дело. Но потом он изменил намерение и подошел ближе.

  - Не обижайтесь, Мать Хенават, но у нас нет времени на такое дерьмо. У вас все истории такие - тащите за собой груду сказок. Вождь Войны Желч, не тратьте дыхание на вздор насчет судьбы. Мы не слепы. Никто из нас. Главный вопрос, как именно вы встретите конец. Как воин? Или на коленях, Худ вас побери? - Не глядя на толпу, Скрипач пошел к своим разведчикам. - Ночью нам идти впереди. Берите копья, вперед. Колонна скоро двинется.

  Шельмеза смотрела, как малазанин уводит молодых хундрилов.

  Хенават тихо засмеялась. - Не обижайтесь, сказал он. А потом дал нам пощечину.

  - Мать...

  - Нет, он прав. Мы стоим голые, но не лишившиеся гордости. Видишь, как тяжко она давит? Что ж, ночью я постараюсь ходить легко. Чего мне терять?

  "Ребенка".

  Хенават словно прочитала ее мысли, ибо протянула руку и погладила щеку Шельмезы. - Умру первой, - прошептала она. - А тот, что во мне, последует. Если так суждено, принимаю. И все мы должны. - Она поглядела на мужа. - Но не на коленях. Мы хундрилы. Мы Горячие Слезы.

  Желч отозвался: - Если бы я не повел племя к Арену, наши дети были бы еще живы. Я убил детей, Хенават. Я... я хочу, чтобы ты меня ненавидела.

  - Знаю, муж.

  Шельмеза тоже увидела молящую нужду в красных глазах Желча. Но жена не дала ему желаемого.

  Он попытался снова: - Жена, Горячие Слезы погибли при Атаке.

  Хенават только покачала головой. Взяла Шельмезу за руку и увела а лагерь. Было пора осматривать лошадей. Шельмеза украдкой оглянулась: Желч одиноко стоял, закрыв лицо руками.

  - В горе, - пробормотала Хенават, - люди пытаются любым путем сбежать от того, от чего нельзя сбежать. Ты должна идти к Жастере. Взять обратно свои слова.

  - Вот еще.

  - Не тебе решать. Как часто не имеющие никакого права судить судят первыми, источая пламенную злобу? Поговори с ней, Шельмеза. Помоги найти покой.

  - Но как я могу, если одна мысль наполняет душу отвращением?

  - Не говорила я, что это легко, дочка.

  - Я подумаю.

  - Отлично. Но не слишком долго.

  Армия поднялась завязшим в болоте зверем: последний отчаянный рывок вперед, но собственная тяжесть влечет вниз. Фургоны заскрипели, когда тягловые команды надели на плечи ремни и налегли на канаты. Позади остались десятки палаток, кухни; россыпи грязных тряпок лежали затоптанными флагами.

  Мухи клубились тучами, облепляя сгорбленных молчаливых солдат; сияние Нефритовых Чужаков стало ярче былого лунного света, так что Лостара Ииль могла видеть каждую деталь разноцветных щитов пехотинцев, которыми они пытались загораживаться от мух. Тусклый свет вырисовывал тощие, запавшие лица, придавая им призрачный оттенок, делал какой-то нездешней пустыню вокруг. Облака бабочек вились над головами неутихающим штормом.

  Лостара стояла с Хенаром Вигальфом, смотрела, как Адъюнкт надевает плащ, поднимает капюшон. Она решила вести авангард, встав в пяти-шести шагах перед отрядами. Только Скрипач и тридцать молодых хундрилов рассыпалась в сотне шагов впереди, хотя разведывать им было нечего. Лостара не сводила глаз с Адъюнкта.

  - В Синей Розе, - подал голос Хенар, - есть праздник Чернокрылого Лорда, проходящий раз в десять лет в длиннейшую ночь зимы. Верховная Жрица закутывается и ведет процессию через город.

  - Этот Чернокрылый Лорд - ваш бог?

  - Неофициально, под подозрительным надзором летерийцев. Фактически культ настрого запрещен, но эта процессия - из немногих элементов, ими не осуждаемых.

  - Что же празднуете вы? Самую долгую ночь?

  - Не совсем. Не так как пахари, славящие приход весеннего сезона. Кстати, ферм в Синей Розе мало - мы по большей части живем морем. Ритуал должен призывать бога. Лично я не силен в понимании таких дел. Но я говорил, что праздник случается раз в десять лет.

  Лостара ждала. Хенар не особо красноречив - "Слава Худу!" - но если он говорит, то всегда что-то полезное. Ну, почти всегда.

  - Закрывшись капюшоном, она идет по тихим улицам, а позади - тысячи, тоже немые. Идут к линии воды. Она встает там, куда не достает прибой. Служка подносит фонарь, и она берет его в руку. В миг пробуждения первой улыбки зари она бросит фонарь в воду, потушив свет.

  Лостара хмыкнула: - Забавный ритуал. Значит, вместо фонаря солнце. Похоже, вы поклоняетесь прежде всего приходу дня.

  - Потом она берет ритуальный кинжал и перерезает себе горло.

  Потрясенная Лостара поглядела на него и поняла, что сказать нечего. Какой ответ тут возможен? Потом ее ударила мысль: - И такой праздник позволяли летерийцы?

  - Они приходили и устраивали пикники на берегу. - Он пожал плечами. - Подозреваю, для них это значило лишь: еще одной надоедливой жрицей меньше.

   Взор Лостары вернулся к Адъюнкту. Она как раз двинулась в путь. Закутанная фигура, голова скрыта капюшоном от всех, кто идет позади. Солдаты двинулись следом, и единственными звуками были лязг доспехов и топот сапог. Лостара Ииль задрожала, прильнула к Хенару.

  - Капюшон, - прошептал тот. - Просто вспомнил.

  Женщина кивнула. Она боялась, что теперь эта история будет возвращаться и терзать обоих.

  - Не могу поверить, что умер ради этого, - брякнул Еж, пытаясь сплюнуть. Но в горле пересохло, а он не такой сумасшедший, чтобы тратить воду на плевок. Сжигатель Мостов сверкнул глазами на тройку волов, тащивших фуру Баведикта. - Есть еще то пойло, что ты им дал? Выглядят чертовски здоровыми, алхимик - можно бы и нам глотнуть раз-другой. А то и третий.

  - Вряд ли, командор, - сказал Баведикт, державшийся рукой за трос. - Они мертвы уже три дня.

  Еж прищурился на ближайшего зверя. - Ну, я впечатлен. Признаю. Впечатлен, а про старого Ежа такое не часто можно сказать.

  - В Летерасе есть десятки людей, ходящих по улицам, хотя они уже мертвы. Алхимия некромантов - одно из продвинутых Неверных Искусств. Строго говоря, среди проданных мною средств для наведения порчи самым популярным был состав вечной неупокоенности. Конечно, если можно назвать популярным то, что стоит сундук золота.

  - А для целой армии ты мог бы сварить?

  Баведикт побелел. - Ко... Командор, такое весьма трудно осуществимо. Приготовление одного флакона порчи потребует месяцев тяжелых усилий. Денатурат икры утулу - первичный ингредиент - ну, вы едва ли получите три капли за ночь, притом это опасно и тяжело даже для такого опытного сборщика, каков ваш покорный слуга.

  - Икра утулу, э? Никогда не слышал. Что же, забудем. Просто на ум пришло. Но ты сделал еще этой штуки?

  - Нет, сэр. Я решил, что для Охотников более полезными будут припасы, что в этой повозке...

  - Шш! Не произноси этого слова, дурак!

  - Простите, сэр. Наверное, нам нужно изобрести другой термин - невинный, чтобы произносить без опаски.

  Еж поскреб бакенбарды. - Хорошая идея. Как насчет ... котят?

  - Котят, сэр? Почему нет? Ну, наша карета полна котят, а их без присмотра не бросишь, верно? Скажу вам, вся команда Сжигателей их не дотащит.

  - Реально? Ну, э... сколько же у тебя там котят?

  - Это сырые ингредиенты, сэр. Бутыли, фляги и флаконы... и трубы. Конденсаторы, аппаратура для дистилляции. Хм, без пары кошек противоположных полов, сэр, делать котят трудновато.

  Еж некоторое время пялился на него. Потом кивнул: - О, а, конечно, алхимик, именно так. - Он глянул вправо, где проходил взвод морской пехоты. Однако внимание солдат привлекал лишь фургон с провиантом и водой, который они охраняли - так решил Еж, видя руки на мечах и свирепые лица. - Что ж, осторожнее, Баведикт. Не бывает слишком много котят, верно?

  - В точности, сэр.

  В шести шагах сзади Ромовая Баба прижалась к Шпигачке: - Знаешь, я когда-то баловалась с котятами.

  Шпигачка поглядела без всякого удивления: - Видит Странник, любимая, ты возьмешь деньгу с любого.

  "Он был спесивым, это я помню. Ох, как мне было плохо, живот болел, словно я проглотил горячие угли, когда он входил в дом. Мама была птичкой, того рода, что вечно порхает, как будто ни одна ветка не дает уюта, ни один листочек - хорошей тени. Ее глаза прыгали к нему, а потом в сторону. Но одним коротким взглядом она умела определить, когда дело пахнет плохо.

  Если было так, она подходила ближе ко мне. Сойка на дереве, птенчик в опасности. Но что она могла сделать? Он весил вдвое больше. Он однажды швырнул ее и пробил хлипкую стену хижины. Вот так ошибка старого папаши: он вынес наружу то, что таилось внутри, и все увидели истину нашей чудной семейки.

  Должно быть, какой-то сосед с улицы увидел это и решил, что ему не нравится. Через день папашу притащили в дом избитым до полусмерти, и мы с мамой и братцем - он позже сбежал - его выхаживали.

  Ну не глупо ли? Нужно было закончить начатое добрым соседом.

  Но мы не стали.

  Этот чванливый урод и порхающая вокруг мама.

  Помню последний день. Мне было почти восемь. Тихоня Жинензе, что жил выше по улице и точил ножи, был найден задушенным в переулке за лавкой. Народ огорчился. Жинензе выглядел солидно, был старым ветераном Фаларских войн и, хотя имел слабость к выпивке, но не буйствовал во хмелю. Никогда. Слишком много эля - и он пытался соблазнить каждую женщину, которую видел. Что ж, славная душа. Так говаривала мама, взмахивая руками словно крылышками.

  Итак, народ был огорчен. Он был пьян той ночью. Не способен себя защитить. Его удушили веревкой из конского волоса - помню, люди говорили об этом, словно о важном факте. Я тогда не понимал. Но они нашли конский волос на шее Жина.

  Старухи, что втроем снимали домик на углу, вроде бы без конца посматривали на нас - мы были снаружи, слушали полные кипящих эмоций разговоры. Мать побелела как ударенная. Папаша сидел на скамейке у двери хижины. У него воспалились руки, он грел в ладонях кусок сала. Взгляд был странным, но он ни разу не подал голоса.

  Конский волос. Традиция выселков, лесорубов, что жили к западу от города. "Так прелюбодеев вешают, верно?" Старуха кивнула. "Но Жинензе, он никогда не..." "Нет, не понимаешь ты. У него там ожог - он был на корабле, когда тот загорелся при штурме Фаларской Гавани. Ничего не мог".

  Старый повеса, которому было нечем. Пакостно и жалко. Просто сердце разрывается.

  У него всегда находилось доброе слово для мамы, когда она приходила наточить единственный наш ножик. Хотя это мало помогало. "Таким лезвием мышь не побреешь, ха! Эй, малец, твоя мама мышей бреет? Хороший способ, если какая под нос лезет. На годы отпугнешь, верно?"

  "Значит", сказал кто-то в толпе, "ревнивый муж - нет, ревнивый глупец. Дерево вместо мозгов". Кое-кто засмеялся, но смех вышел неприятный. Люди что-то начинали понимать. Люди что-то знали. Оставалось лишь сложить один и один.

  Словно птица в терновый куст, мама неслышно скользнула в дом. Я пошел следом, думая про старого бедного Жина и гадая, кто теперь заточит маме ножик. Но папаша увязался сзади. С рук капал жир.

  Не помню, что я увидел. Просто блеск. Около лица папаши, под большой бородатой челюстью. Он захрипел и согнул колени, словно пытался сесть. На меня. Я отпрыгнул, споткнулся о порог и шлепнулся около скамейки.

  Папаша шипел, но не ртом. Шеей. Когда он упал на колени, поворачиваясь, как бы пытаясь уйти - вся грудь оказалась ярко-красной и мокрой. Я поглядел в глаза отца. И в первый раз увидел в них что-то живое. Блеск, сияние, тут же улетучившееся. Он грохнулся на порог.

  Мама стояла позади с маленьким ножом в руке.

  "Вот, бери, малец. Держи осторожно. Теперь им любую мышь побреешь - магия Сжигателей, только для достойного железа. Улыбнись еще раз, милый Элейд, другой платы я не возьму, красавчик".

  "Ну, рекрут, ты смирно встанешь? Вижу, крутишься и кружишься и оборачиваешься. Скажи, твой старик был придворным шутом или кем?"

  "Нет, старший сержант, он был лесорубом".

  " Неужели? С выселков? Но ты хилый для сына лесоруба. Не перенял ремесла, да?"

  "Он умер, когда мне было семь, старший сержант. Я не хотел идти по его тропе. Я учился, так сказать, по материнской линии - тетка и дядя работали с животными".

  "Нашел тебе имя, парень".

  "Старший сержант?"

  "Вот, записываю, все официально. Ты Наоборот, и ты теперь морпех. Ну, вали с глаз - и пусть кто-нибудь прибьет псов. Этот лай меня с ума сводит".

  - Как брюхо, Борот?

  - Горит как угли, сержант.

  К ним приближались шестеро солдат регулярной пехоты. Тот, что шел впереди, окинул взглядом Бальзама и сказал: - Подмога от Кулака Блистига, сержант. У нас руки крепкие, к оружию привычные...

  - Так орудуйте под одеялами, - посоветовал Бальзам.

  Горлорез издал дикий хохот, так что пришедшие солдаты подпрыгнули на месте.

  - Помощь всегда приветствуем, - добавил Бальзам. - Но отныне эти фургоны охраняются только морской пехотой.

  Капрал почему-то нервничал. Наоборот пригляделся... "Гм, чертовски пухлое лицо для того, кто держится на трех кружках в день".

  Капрал, слишком тупой или упрямый, попытался снова. - Кулак Блистиг...

  - Морпехами не командует, капрал. Скажу так: иди к нему и передай весь наш разговор. Если у него проблема, пусть подходит. Я сержант Бальзам, Девятый взвод. О, если мой ранг слишком для него низок, пусть ищет капитана Скрипача. Он вон там, впереди. - Бальзам склонил голову к плечу, поскреб челюсть. - Кажется, припоминаю с дней муштры, что кулак по рангу выше капитана. Эй, Мертвяк, я прав?

  - Почти, сержант. Иногда зависит от кулака...

  - И от капитана, - кивнул Горлорез, ткнув Наоборота острым локтем.

  - Именно, - задумчиво сказал Бальзам. - Как сожмет кулак под одеялом...

  Новый хохот Горлореза заставил солдат поспешно уйти.

  - Солдаты так и пышут здоровьем, - пробурчал Наоборот, когда те скрылись в полумраке. - Вначале бедные дураки просто исполняли приказ, и я подумал, что ты невежлив. Но сейчас появились подозрения.

  - Это же наказуемое самоуправство, - заметил Мертвяк. - То, что ты нам предлагаешь.

  - Еще не случилось, так скоро случится, - скривил губы Наоборот. - Мы же знаем. Думал, зачем Скрип приковал нас к фургонам?

  Горлорез вставил: - Слышал я, Скрип просил тяжелую пехоту, но мы же не она.

  - Нервничаешь, Горло? - спросил Наоборот. - Нас всего четверо. И самое страшное оружие - твой смех.

  - Но работает ведь?

  - Они побегут жаловаться капитану или кто у них там, - сказал Бальзам. - Подозреваю, вернутся с подкреплением.

  Наоборот ткнул Горлореза локтем, в отместку за недавнее. - Боишься, Горло?

  - Твоего дыхания, Борот. Отойди подальше.

  - С другой стороны еще взвод, - заметил Бальзам. - Кто-то видит, чей?

  Они вгляделись, но три цепочки измученных бурлаков почти закрывали обзор. Горлорез хмыкнул. - Да хоть самого Вискиджека. Будут у нас проблемы, они не смогут пробиться через...

  - Какие проблемы? - спросил Бальзам.

  Горлорез оскалился: - Это жажда. С ней мы имеем дело... нет, вы имеете дело. Там, откуда я родом, часты засухи. Если еще и город осажден - а когда мы цапались с сетийцами, такое бывало каждое лето... Так что я с жаждой знаком. Когда ударила лихорадка, возврата нет.

  - Ну не мило ли? Можешь прекращать болтовню, Горлорез. Это приказ.

  - Думаю, взвод Бадана Грука, - сказал Мертвяк.

  Бальзам фыркнул.

  Наоборот нахмурился: - В чем проблема, сержант? Они все дальхонезцы, прямо как ты.

  - Не глупи. Они из южных джунглей.

  - Как и ты. Разве нет?

  - Даже если и так, а я не говорю что нет, это не делает разницы. Понял, Борот?

  - Нет. Сам Тайскренн не просек бы того, что ты нам выдал.

  - Просто сложно это. Но... Бадан Грук. Что ж, могло быть и хуже. Хотя правильно Горло сказал, мы не сможем помогать друг дружке. Жаль, что Скрип увел панцирников. Как думаете, что он с ними сделал?

  Мертвяк ответил: - После Добряка к капитану подошла Фаредан Сорт. Я не подслушивал, ничего такого. Просто оказался рядом. Не все уловил, но думаю, что у тянущих провиант позади колонны какие-то трудности. Туда тяжелые и пошли.

  - Зачем? Уменьшить вес?

  Горлорез чуть не задохнулся.

  Леп Завиток скреб ту часть носа, на которой прежде был кончик. - Это ж оскорбление, - пробурчал он. - Сами себя назвали Сжигателями Мостов.

  Жженый Трос глянул на роту, что маршировала слева. На трех волов, что тащили повозку со свойственным всем волам мира ленивым усердием. "Вот что получается, когда находится готовый делать то, что никто больше делать не хочет. Тягловый скот. Ну, все дело в тупости. Работай, получай кормежку. Больше работы - больше кормежки. Снова и снова. А мы совсем не такие". - Мне плевать, как они себя называют, Леп. Они идут как мы. В ту же кашу. Когда все станем высохшими костями, кто определит разницу?

  - Я мог бы. Легко. Только поглядев на черепа. Могу сказать, то мужчина или женщина, молодой или старый. Скажу, из города он или из деревни. Там, где я учился, на Фаларах, у наставника были целые полки черепов. Он их изучил, мог сказать, где напан, где квонец, отличить генабакианца от картулианца...

   Капрал Пряжка, что шагала впереди, фыркнула и повернула голову. - И ты ему верил, Леп? Дай догадаюсь. Он себе так на жизнь зарабатывал? Не у вас ли, фаларийцев, пунктик насчет замуровывания родичей в стены домов? Когда идет спор за дом, все бегут к череповедам.

  - Мой наставник был очень известен разрешением споров.

  - Спорить не стану. Слушай, понять, мужчина или женщина, молодой или старый - ну, это я покупаю. Но остальное? Забудь, Леп.

  - Зачем мы снова толкуем про черепа? - возмутился Трос. Когда ответа не последовало, он продолжил: - А я думаю, хорошо, что у нас рядом Сжигатели вместо обычной пехоты. Если нас сомнет толпа, можно позвать на помощь.

  - И чего бы им помогать?

  - Не знаю. Но Мертвый Еж - настоящий Сжигатель Мостов...

  - Да-а, - проговорила Пряжка. - Я тоже слышала. Знаете, чепуха полная. Они все мертвы. Каждому известно.

  - Но Скрипач...

  - Кроме Скрипача...

  - Скрипач и Еж были в одном взводе. С Быстрый Беном. Так что Еж настоящий.

  - Ладно, чудно. Это не чепуха. Но ему нам помогать? Чепуха полная. Мы в беде, на нас никто не смотрит. Взвод Тарра по другую сторону бурлаков - до нас не доберется. Так что будьте начеку, особенно когда прозвучит полуночный звон.

  Сержант Урб оглянулся на них. - Всем расслабиться. Беды не будет.

  - Почему так уверены, сержант?

  - Потому, капрал Пряжка, что с нами маршируют Сжигатели Мостов. А у них котята.

  Жженый Трос вместе с остальными торжественно закивал. Урб дело знает. Повезло им его получить. Даже без Лизунца, посланного назад, с ними будет все хорошо. Жженый Трос завистливо поглядел на громадную летерийскую карету. - Хотелось бы получить немного котят.

  По любому, ни во что не вмешиваться - самый легкий выбор. Остальные возможности столпились, дерганые и неприятные, и смотрят разгневанными взорами. Нетерпеливо ждут. А ему так хочется отвернуться. Так хочется оставить все как есть.

  "Вместо этого капитан идет вперед, разведчики перешептываются, словно три десятка детских воспоминаний. Ему они не нужны, но и отослать их он не может. Словно приколоченный. Все мы приколочены".

  Итак, нет возможности уйти в сторону. Совсем нет. Он знает, что нужно Адъюнкту. От него. "От моих моряков, моих панцирников. Это нечестно, мы это знаем, и это тоже нечестно". Другие вероятности лезут на глаза, стоят буйным легионом. "Возьми нас, Скрипач, мы - то, что ты хотел сказать тысячу раз, когда смотрел и молчал, когда позволял всему происходить, не делая шага поперек тропы, навстречу всякому дерьму, всяческой гнусности. Когда ты... оставлял все как есть. Чувствуя, как умираешь по частям, как мелкие куски отваливаются изнутри. Пропадают.

  Но и замена находилась, солдат. Верно? И она говорит: на этот раз не оставляй всё как есть, не отступай в сторону. Она говорит... ну, ты знаешь, что она говорит".

  Скрипач не удивлялся, что детский голосок внутри, голосок поджидающих впереди суровых решений кажется голосом Вискиджека. Он почти видел глаза сержанта, сине-серые, цвета отточенного клинка, цвета зимнего неба. Вискиджек устремил понимающий взор, словно говоря: "Ты делаешь правильно, солдат, потому что не знаешь ничего иного. Только в правильных делах и хорош". "А если мне больно?" "Очень жаль, но... Хватит скулить, Скрип. Ты не столь одинок, как кажется".

  Он хмыкнул. Откуда эта мысль? Да ладно. Похоже, все делалось зазря. Похоже, пустыня их убьет. А он просто идет, продолжает идти.