Увечный бог. Том 1 Эриксон Стивен
- Чем же пахнет? А я считал тебя умным, колдунишка. Ну, ищи лошадей, пока я докладываюсь Парану.
- Тавора?
- Если она жива, мы ее отыщем.
С визгом ярости Корабас опустила голову, сомкнув челюсти на плече Элайнта. Кости взорвались во рту. Когтями она исполосовала подбрюшье зверя, а потом ударила еще раз, вонзив когти глубже. Хлынули кровь и моча; она вырвала у дракона кишки. И, не выпуская труп из пасти, метнулась вбок, наперерез очередному Элайнту.
Когти царапнули спину. Отатараловая Драконица перевернулась, взмахнула когтистыми лапами. Пронзив чешую и кожу, подтащила дракона ближе, прокусила шею и отшвырнула прочь. Челюсти захрустели, грызя ее лодыжку. Широко раскрыв свои, она вытянула шею и схватила дракона за голову, одним сжатием мускулов раздавив череп. Другой дракон врезался сверху. Когти прочертили кровавую полосу около левого глаза. Клыки впились в гребень на шее. Корабас сложила крылья, с болью отрываясь от нападавшего. Дракон, что бы внизу, принял на себя весь ее неизмеримый вес. И полетел в сторону - одно крыло сломано, позвоночник перебит. Упал на землю.
Грохоча крыльями по воздуху, она снова поднялась. Элайнты кишели вокруг, словно вороны, окружившие кондора, подлетали и убирались прочь, воздух полнился визгом рептилий, Древние, что тоже были тут, ревели от ярости.
Она убила уже многие десятки, оставив след из драконьих трупов на мертвой почве. Но этого недостаточно. Кровь течет с боков, в груди ломит от тяжкого дыхания, а атаки становятся все яростнее.
Перемена близко. Она ощущает ее - в густой крови, залепившей рот, сохнущей между клыков - в бешеном жаре ноздрей - в воздухе. Со всех сторон. "Элайнтов слишком много, слишком много Древних - Бури еще враждуют, но скоро они сольются.
Скоро проснется Тиам".
Налетела еще одна Буря. Корабас завыла, отбиваясь. Круша грудные клетки, отрывая ноги от животов, крылья от плеч. Сдирая головы с шей. Она грызла ребра, выбрасывала наружу внутренности. Тела отпадали, оставляя следы из ошметков. Воздух загустел от крови, в том числе ее собственной. "Слишком много моей крови.
Тиам! Тиам! Мать! Ты сожрешь меня? Ты сожрешь дитя свое, такое неправильное, такое ненавистное, такое забытое?
Мать - видишь грядущую тьму? Слышишь мои крики? Мои крики во тьме?"
Боль была ужасна. Слепая злоба стала еще одной бурей, беспрестанно ее терзающей. Она не просила, чтобы ее сделали страшной. Она не хотела столько яда - вот единственный дар от сородичей. Она не просила, чтобы ее рождали.
"Мне так плохо.
Ты убьешь меня?
Мать, когда ты придешь, ты убьешь неправильное дитя?"
Вокруг беспредельный мальстрим драконов. Слабея, она сражалась, уже не видя пути, ослепнув ко всему, кроме накатывающих волн боли и ненависти.
"Эта жизнь... Это всё, что у меня есть, в этом я вся. Такая жизнь - неужели я ее заслуживаю? Что я натворила, чтобы заслужить такое?"
Бури напирали на нее. Бури терзали шкуру, отрывали от крыльев громадные куски, пока ее не стала поддерживать наверху лишь воля, летящая поперек расколотых небес. Солнце истекало алым на горизонте, таком далеком, далеком отсюда.
"Узрите тьму. Услышьте мои крики".
Глава 23
В тот серый день в глубоком каменном ущелье
Где бродят тени из заброшенных садов
Где горестей кружит слепая пелена
Где листья редкие, серы как мотыльки,
Присели на кусты - унылых склонов шкуру
Бормочут на ветру, подъятом прошлой ночью
Я, одинокий, на колени встал, возвысив глас
Взывая к богу своему.
И отклика я ждал, пока влачился день
Молил, пока не обрело молчанье форму
И пальцами я свет сметал, как пыль
И вороны слетались на деревья
Следили бусинами глаз за мной, склоненным
Напомнив звезды, что совсем недавно
Неслись, неся дозор на бдящих небесах
Но свод небес отныне мне стена глухая
И внутрь глядят глаза.
Да, все слова я выговорил рьяно
Излил тоску и боль, усилил твердо волю
Послав солдат в щетинящийся строй
Птиц мрачных, вестников грядущего распада
Пусть песни нет, чтоб их поднять в полет
Я руки простирал, подобно крыльям птиц
Ладони изодрал в молитвах страсти
Но под конец они упали, умирая
На чресла мне.
Не проронил мой бог ни слова мне в тот день
Не заслужил ответа вялый, скорбный прах
Молчали листья, их не гладил ветерок
И небо позабыло солнца славный вид
Молчанье - лучший дар вопросам беспокойным
Пусть безразличие манит - прошла пора
Молиться бросил я, зарю целуя в губы
И горести поблекли Под лучами света.
"Полная мера ответов", Рыбак Кел Тат
Он принес спеленутое тело так близко, как только осмелился, и теперь оно лежало на земле рядом с ним в саване из грязной мешковины цвета мертвой почвы. Сидя на мертвом коне, он склонился над лукой седла и единственным глазом всмотрелся в далекий Шпиль. Обширный залив слева, за утесами, буйно волновался, словно его раздирали приливы, столкнувшиеся с отливами - но виной этого беспокойства были не движения моря. Магические силы собирались, воздух стал густым и болезнетворным от их мощи.
Силы сорвались с поводков, никто не предскажет, что будет. Но он сделал всё, что смог.
Раздался стук лошадиных копыт. Тук обернулся. И отдал честь. - Сэр.
Лицо Вискиджека стало жестокой насмешкой на прежнее, живое. Борода под истощенными, высохшими губами приобрела оттенок железа и казалась вырванным корнем давно погибшего дерева. Под темнотой надвинутого шлема было не различить глаз.
"Мы уходим. Тонем, упав с прекрасного края".
- Тебе нельзя здесь оставаться, солдат.
- Знаю. - Тук указал жилистой рукой на тело в саване. За спиной Вискиджека ожидали Сжигатели Мостов, молчаливые и неподвижные на своих лошадях. Глаз Тука обежал этот строй. - Даже не знал, сэр, - сказал он, - что их было так много.
- Война - величайший пожиратель, солдат. Так много нас осталось позади.
Тон был настолько лишенным эмоций, что могло разорваться даже ссохшееся сердце Тука. "Не так должно быть. Мы растворяемся. Так мало осталось. Так..."
Когда Вискиджек поворотил коня и уехал - Сжигатели по пятам - Тук немного проскакал за ними, держась на краю плотной массы воителей, а потом что-то ударило его изнутри, словно в груди провернулся нож - и он натянул удила, глядя им вслед. Тоска наполнила душу. "Когда-то я мечтал стать Сжигателем Мостов. Удайся мне - ныне скакал бы с ними, и всё было бы гораздо проще. Но, как было со множеством мечтаний, я не сумел. Всё не так, как мне хотелось". Он развернул коня и всмотрелся в далекое теперь место, где лежал труп.
"Падший, теперь я понимаю. Это ты изувечил меня под Крепью. Ты выдолбил глаз, сделал в черепе пещеру. Духи снова и снова находили в ней убежище. Пользовались моей пещерой. Пользовались мной.
Но они ушли, и остался лишь ты. Шепча посулы в пустоту раны".
- Неужели ты не видишь истину? - пробормотал он. - Я держусь. Держусь, но чувствую, как руки... скользят. Я скольжу, Падший. - Но он все же будет держаться за последний посул так долго, как удастся. Он использует оставшийся глаз, что увидеть происходящее.
"Если смогу".
Он послал коня вскачь, забирая вглубь суши, по следу Стражи Врат. Деревни и поселки здесь серы, опустошены, крыши и стены облеплены пеплом со Шпиля. Давно вспаханные поля покрылись тускло-белыми наносами, словно их похоронил снег. Тут и там виднеются кривые кочки - бедра или остовы грудных клеток. Он проскакал мимо всего, сквозь тучу пыли, поднятую Сжигателями. Впереди над клубами тумана возвышался Шпиль.
"Забейся же поглубже в мою пещеру. Почти время".
Когда-то очень давно лишенная лесов равнина полнилась большими стадами мохнатых зверей, мигрировавшими вслед за манящей песней сезонов года. Брату Старательному вспомнились эти громадные создания, пока тяжело груженые повозки въезжали по склону, по насыпным дорогам, мимо окопов и редутов. Прокормить почти пятьдесят тысяч солдат... Работа снабженцев становится все более напряженной. Еще неделя пустого ожидания, и закрома города могут опустеть.
Но еще одной недели не понадобится. Врат уже марширует на юге, его разведчики скачут по дальнему хребту, окаймляющему подобную широкому седлу долину.
Воздух зари стал хрупким, переполненным энергиями. Аграст Корвалайн клубится так плотно, что он почти может его видеть. Однако он ощутил глубинное волнение; чуждые течения вгрызаются в края проявившегося Старшего Садка, и это его встревожило.
Он встал на слегка выступающей продолговатой платформе, обозревая защитные сооружения; пока разгорался дневной свет, снова и снова изучал сложный узор насыпей, глубоких шелей-траншей, укрытий, фортов и редутов внизу. Он мысленно предугадывал приближение врага, прослеживал, как совершаемые им хитрые маневры ведут атакующих в нужном направлении, заставляя скучиваться на месте, помещая под карающий обстрел онагров, под стрелы, летящие с расположенных по бокам курганов-редутов. Он видел, как толпы врагов мечутся, бросаясь туда и сюда, яростно вгрызаясь в узлы обороны - только чтобы истечь кровью.
Глаза отыскали высокие укрепления центра, где он расположил Серых Шлемов Напасти - они заперты там, впереди плоская равнина, а позади почти нет путей к отходу. Слишком уж ретиво склоняется их Надежный Щит. И та юная дева - в ее очах дикий блеск, Старательный ей не доверяет. Но нет, они будут драться и умирать на одном месте, и он уверен: они будут удерживать центр так долго, как ему будет нужно.
По всем оценкам защитники превосходят нападающих числом, а значит - шансы врага на успех практически ничтожны. Вторжение уже провалилось.
Доски под его ногами чуть дрогнули и заскрипели; Старательный повернулся и увидел Надежного Щита Танакалиана. Человек был бледен, лицо лоснилось от пота. Он подошел к Форкрул Ассейлу так, словно заставлял себя не сгибать спину. Старательный улыбнулся, воображая, как пришелец бросается ему в ноги. - Надежный Щит, как поживают ваши братья и сестры?
Танакалиан смахнул пот с верхней губы. - Силы Болкандо имеют в своем составе ударный кулак, Брат Старательный. Эвертинский Легион, под командой самой королевы Абрастали. И еще там Баргасты-гилки...
- Баргасты? Вы впервые их упоминаете. - Старательный вздохнул. - Итак, они пришли, наконец, в дом древних предков? Как удачно.
- Они считают себя штурмовым отрядом, сир. Вы узнаете их по лицам в белой краске.
Старательный вздрогнул: - Лица в белой краске?
Глаза Танакалиана сузились: - Они называют себя Белолицыми Баргастами. Да.
- Очень давно, - почти удивленным тоном сказал Старательный, - мы создали армию Баргастов, чтобы они служили нам. Они старались подражать обличью Форкрул Ассейлов, пытаясь отбелить кожу на лицах.
Надежный Щит нахмурился и покачал головой: - Думаю, было некое пророчество, ведущее их через моря на земли севернее Летера. Священная война, которая их ждет, или что-то подобное. Мы считаем, что сейчас остался лишь клан Гилк.
- Они нас предали, - сказал Старательный, внимательно глядя на Танакалиана. - Многие Чистые погибли от их рук. Скажите, эти гилки - у них в обычае носить доспехи?
- Раковины и панцири черепах, да. Весьма необычно.
- ГИЛЛАНКАИ! ИХ РУКИ ОМЫТЫ В ЧИСТОЙ КРОВИ!
Танакалиан отступил на шаг, пораженный его внезапной яростью. Видя это, Старательный сощурился. - Сколько воинов среди гилков?
- Три тысячи. Или четыре?
Старательный зарычал, поворачиваясь в сторону долины: - Оружие Форкрул Ассейлов - руки и ноги. Гилланкаи изобрели доспехи, чтобы притуплять наши удары. Надежный Щит, когда они придут, сосредоточьтесь на Баргастах. Сломите их!
- Сир, я не могу распоряжаться расположением вражеских войск. Я пришел, чтобы передать свои подозрения: Серые Шлемы встретятся с Эвертинским Легионом в битве тяжелой пехоты. Мы вцепимся в них челюстями и победим. Так что, сир, гилки, сафии и прочие вспомогательные силы достаются вашим коланцам. Не говоря уже о летерийцах.
- Есть еще угрозы, о которых вы не упомянули, Брат?
- Сир, вы значительно превосходите атакующих числом. Полагаю, мы закончим работу быстро.
- И это вас разочарует, Надежный Щит?
Танакалиан снова стер бусинки пота с губы. - Если вы, сир, не используете голос, приказывая сдаться... мы будем рады всякой крови, что прольется в тот день.
- Разумеется. Вы желаете именно резни. Возможно, я вам позволю. А возможно, и нет.
Глаза Надежного Щита чуть дернулись. Он тут же поклонился: - Как изволите, сир.
- Лучше вернитесь к солдатам, - сказал Старательный. - И внимательно следите за Дестриантом. Она не такова, какой хочет казаться.
Танакалиан снова напряженно поклонился.
Старательный смотрел, как глупец спешит прочь.
Водраз Поспешный гулко прошагал по платформе, отдал честь: - Благой Чистый, разведка докладывает о близости врага - скоро они пересекут гребень и окажутся на виду.
- Отлично.
- Господин, их слишком мало.
- Верно.
Поспешный медлил. Старательный повернулся, глядя на офицера: - Что думаешь?
- Господин, их разведчики наверняка оценили наше число и готовность наших укреплений. Если у них нет особого потаенного оружия, то нет и надежды нас победить. Господин...
- Продолжай.
- Высшие водразы ощутили внезапное исчезновение Брата Безмятежного далеко на северо-западе. Очевидно, показавшиеся из крепости силы приближаются и они - непонятно как - оказались способными побороть даже самых могущественных Чистых.
- Поспешный.
- Господин?
- Не сейчас следует обсуждать далекие происшествия, пусть они и вызывают тревогу.
- Господин, я подумал... возможно, идущий на нас враг тоже обладает подобными силами против Форкрул Ассейлов.
Старательный далеко не сразу кивнул: - Отлично сказано. Я высоко ценю твою настойчивость. Да и мужеством ты меня посрамил. Поспешный, ты еще и мудр, раз советуешь осторожность. Ты верно заметил, что враг не может надеяться на победу. Отсюда вопрос: какими тайнами он владеет?
- Господин, что же делать?
- Только ждать и смотреть, Поспешный. - Старательный снова смотрел на долину, отыскивая дорогу, ведущую в центральный редут, к волчьим стягам Напасти. - Возможно, следует призвать Надежного Щита. Он что-то скрывает - теперь вижу. Я думал, он нервничает перед боем - но, похоже, я обманулся.
- Мне призвать командира Напасти, господин? Или выслать взвод для ареста?
Старательный покачал головой: - И вызвать мятеж войска в середине наших порядков? Нет. Думаю, эту задачу придется исполнить мне лично.
- Господин... есть ли время? - Поспешный указал на южный гребень долины.
Враг плотным строем встал на краю. Старательный еще мгновение смотрел туда, потом кивнул: - Время есть. Жди здесь, Поспешный. Я не задержусь.
Она взошла на Шпиль и стояла спиной к алтарю и плененному им Сердцу, лицом к заливу. Флот кораблей Напасти болтался на якорях, словно деревянные щепки в кипятке; она увидела, как сразу три мачты обрушились, взметая вокруг себя хаос извивающихся снастей. Белая пена высоко взлетала над волнами.
Сестра Почтенная поняла, что трепещет."Есть что-то там внизу, в глубине бухты. Что-то, зреющее яростью.
Чужаки явились к нам".
Резко развернувшись, она поглядела вглубь суши. Глаза метались от одного укрепления, перегораживавшего узкий перешеек, к другому. Двадцать тысяч отборных солдат панцирной пехоты - пики встали густым лесом по всем ярусам склона. Пятнадцать сотен онагров скучились в высоких огороженных фортах между линиями траншей - каждая машина способна выпустить залпом двенадцать тяжелых болтов, на перезарядку требуется едва ли сорок ударов сердца. Обстрел узких проходов обеспечит полное истребление атакующих, если они смогут подойти к нижним фортификациям.
Во рту был привкус металлической горечи. Кости ломило, хотя из окрестных расселин вырывались струи теплого, кислого воздуха. "Мне страшно. Потянуться к брату Старательному? Избавиться от тяготы неведомых ужасов? Но какого врага я ему покажу? Бурлящий залив - или смутные полосы тумана и пыли на юге? Это же ничто. Он готовится к битве. У него на уме реальные проблемы - не страхи бормочущей женщины!"
Нельзя было ей отсылать брата Безмятежного. И вот он мертв. Она разделила его предсмертные видения - яростный огонь, языки пламени чернят белую прежде кожу, обугливают плоть лица, вода в глазах кипит и взрывается... "и он кричит! Бездна подлая, что за крики! Пламя заполняет рот, пламя рвется внутрь, мимо сгоревших губ, воспламеняет легкие! Какая жуткая гибель!"
Люди - мерзость. Их жестокие пути поразили ее до глубины души. Нет предела их способности творить разрушение, нет предела их воле нести ужас и смерть. Мир вздохнет свободно, когда все они уйдут - о, как чисто, невинно, благословенно вздохнет!
"Аграст Корвалайн, внемли мне! Ныне день вызова! Мы должны победить!"
Почтенная вернулась к алтарю. Сверкнула глазами на узловатый предмет на поверхности камня. Пробудив колдовское зрение, изучила ставшие видимыми цепи, держащие Сердце - все ее предки, их кости получили новую форму, но сила неизменна. Она не обнаружила слабостей. Увиденное стало утешением. "Никто его у нас не заберет. Если будет нужно, я лично его уничтожу".
Окруживший Сердце садок всё это время скрывал его. Что изменилось? Как его нашли? "Даже боги не могут его ощутить здесь, скрытым в сердце нашего садка. Но готовится атака. Нас хотят осадить. Я чувствую, это правда! Кто сумел его найти?!"
Внезапная мысль поразила ее, словно кулак ударил в середину груди. "Падший! Но нет... он слишком слаб! Он сам в цепях!
Какую игру он затеял? Думает, что может бросить нам вызов! Нет, безумие!" Но разве Увечный Бог не безумен? Истерзанный адской болью, сломленный, разорванный - его куски лежат по всему миру. "Но только я храню сердце. Я его... украла. Ха! Смотрите, как велика и глубока моя любовь! Смотрите, как я выдавливаю из него всю жизнь!
Брак правосудия с болью. Разве не в этом пытка мира? Всех миров?" - Нет, - шепнула она, - никогда я не отпущу... любимого. Никогда! "Вот поклонение, единственно достойное такого имени. Я держу в руках сердце бога, и вместе мы поем тысячи песен страдания".
Далекий грохот привлек ее внимание. Корабли Напасти! Сорваны с якорей, громадные суда дико подпрыгивают на волнах - белая пена брызжет в небо, летят щепки - корабли сталкиваются, ломаются - волчьи головы тонут повсюду... она видела и корабли Колансе в гавани, что прямо внизу причалены к молам и волнорезам - они тоже колышутся, словно стадо животных в слепой давке. Волны бьют по камням причалов, в воздух взлетают полотнища воды. Но... "Но... ветра нет.
Ветра нет!"
Гриб почти потерялся в чешуйчатом седле за плечами Солдата Ве'Гат; однако, когда тварь бросилась вперед, его не начало болтать, как бывало на спине коня. Чешуи еще меняются, растут, защищая ноги, обертывая бедра, словно седло становится доспехами - он удивлялся, ощущая это. Гребенчатые чешуи уже окружили его по пояс, и он на миг почувствовал страх: неужели доспехи, выкованные из тела "скакуна", постепенно окружат его целиком? И отпустят ли они его?
Он повернул голову посмотреть, изменяется ли так второй Ве'Гат - но нет, на нем было лишь резное седло и ничего более. Смертный Меч Кругхева скакала легко и непринужденно, как любой опытный воин. Он завидовал таким людям. Им все слишком легко достается.
"Мой папа был не таков. Не был бойцом от природы. Не имел талантов, скажем, Калама Мекхара. Или Буяна, или Геслера. Простой, средний человек, вынужденный превзойти себя.
Я рад, что не видел его в миг смерти. Рад, что вижу его в памяти живым. Навеки живым.
Думаю, я смогу этим жить. Выбора ведь нет".
Они оставили армию Че'малле в середине ночи и быстро сближались с армиями Летера и Болкандо. Вытянись он в седле - насколько позволят доспехи вокруг бедер - увидел бы темное неспокойное пятно на склоне, всходящие на край долины войска. Гриб снова поглядел на Кругхеву. Она опустила забрало шлема, закрепив его винтом. Плащ из волчьих шкур слишком тяжел, чтобы виться за плечами - пусть Ве'Гат идут очень быстро - но все же он величаво спускается по спине К'чайн Че'малле, покрывая ее бедра и мускулистую ногу. Мех блестит и переливается, когда она напрягает или расслабляет мышцы.
Эта Кругхева могла бы стать устрашающей матерью, подумалось ему. Устрашающей, но - подари она ребенку любовь, любовь была бы неколебимой. "Яростной, как у волчицы, о да.
Но у меня нет матери. Может, никогда и не было... Не помню. Даже смутного лица в глубине снов - ничего. А теперь и отца нет. Нет никого. Глядя вперед, в будущее, я вижу себя вечно одиноким всадником". Но этот образ, хотя он раз за разом трогает его, словно желая ощутить вкус, не вызывает беспокойства. Гриб удивлялся, что же с ним не так; гадал, не найдет ли в конце одинокого пути, через годы и годы, эту неправильность, трупом лежащую на тропе. Гадал, что же ощутит тогда.
Он вспомнил расставание с армией К'чайн. Какие же причины лежат за решением оставить Синн? Что-то притянуло его к Брюсу Беддикту и всем летерийцам, болкандийцам. Смутное убеждение, что он может быть более полезным здесь, хотя непонятно чем и непонятно, что он мог бы дать. Однако так думать легче - это лучше подозрения, что он просто сбежал от Синн, сбежал от того, что она может учинить.
"Никто меня не остановит, Гриб. Никто, кроме тебя". Она не раз говорила так, но не чтобы утешить, чтобы показать: "Ты мне нужен". Нет, скорее это был вызов, вопрос: "Что ты таишь, Гриб? Давай поглядим, ладно?" Однако он не желал увидеть, что таится внутри. Тот день, когда они подоспели к битве с Лунами, когда был огонь и камень и земля и нечто холодное в центре всего... тогда он ощутил, что отпадает, что мальчик рядом с Синн стал другим, другой надел его кожу, его лицо. Это было... страшно.
"Вся та сила и как она лилась через нас. Мне не нравится. Не нравится.
Но я не сбежал. Синн пусть делает что хочет, мне ее не остановить. И я не хочу, чтобы она это доказала, опровергая свои же слова. Не хочу слышать ее смех. Не хочу смотреть ей в глаза и видеть огни Теласа".
Их заметили; боевые бестии изменили направление, двинувшись к небольшому, скачущему навстречу отряду. Принц Беддикт, Араникт, королева Абрасталь и Спакс и еще трое незнакомых - две женщины и долговязый нелепого вида мужчина с вытянутым лицом. За ними шла невозможно высокая женщина в плаще до пят из заячьих шкурок; волосы ее казались растрепанной гривой дикой лошади, лицо было словно высечено из камня.
Топот Ве'Гат затих - они были уже близко. Поглядев вниз, Гриб увидел: доспехи создали "воротник" выше пояса, уже закрывая ребра. Сзади же выросло подобие спинки кресла, позволяющее отдыхать и закрывающее спину.
К'чайн Че'малле остановились. Брюс Беддикт посмотрел на Кругхеву.
- Весьма рад вас видеть, Смертный Меч.
- Где стоит моя Напасть? - Голос Кругхевы казался хрустом гравия.
Ответила королева Абрасталь: - В центре, в передовых линиях обороны и за ними. Смертный Меч, их позиция невыгодна, да и путей отхода им не оставили. При должном напоре мы сможем атаковать их с трех сторон.
Кругхева хмыкнула: - Нас хотят разбить о бронированный кулак, сиры. Если погибнут все Серые Шлемы, Форкрул Ассейлам будет мало горя.
- Мы и сами это более - менее поняли, - заявил вождь Гилка. Он был в черепаховых доспехах, лицо разрисовано белым, глаза же обведены темной охрой.
Смертный Меч на миг замолчала; взгляд перебегал с одного лица на другое. Потом она спешилась, чтобы подойти к здоровенной женщине, которая так и осталась в пятнадцати шагах позади всех. - Вы нашли новых союзников, Принц. Тоблакаи?
Брюс глянул назад и состроил гримасу: - Боги, никогда не знал такой стеснительной женщины. Она из Тартеналов, командует тремя сотнями сородичей. Зовут Гиллимада.
- Где вы их поставите? - Тон Кругхевы стал, если это возможно, еще более суровым.
Гриб заметил, что все смутились, но не понял почему. "Что не так?"
Араникт зажгла новую палочку от прежней, отбросив окурок назад. При этом она говорила: - Смертный Меч, на той стороне долины больше сорока тысяч коланцев.
- Сорок тысяч?!
- Перед нами трудный вызов, - сказал Брюс Беддикт. - Мы должны решительно ввязаться в бой со всеми их силами и держаться как можно дольше.
Королева пояснила: - Едва командующий Чистых осознает, что настоящая атака будет вестись на Шпиль, он постарается отвести туда как можно больше войск. Мы считаем, что на переход к перешейку требуется три звона - иными словами, они смогут успеть и ударить Геслера с фланга. И мы не видим способа помешать этому.
- Я поверну Напасть, - провозгласила Кругхева. - Я выведу их с этой позиции, поставлю так, чтобы блокировать путь на восток. Нужно всего лишь замедлить врага, сиры, а не остановить.
- Если вы преуспеете в возвращении к руководству Серыми Шлемами, - сказал Брюс, - вы не возразите против соседства Тартеналов?
Взор прищуренных глаз Кругхевы скользнул к командиру Тартеналов. - Сиры, - сказала она очень громко, - сражаться бок о бок с Тартено будет для нас непревзойденной честью.
Гриб пытался понять, возымели ли ее слова действие - но Гиллимада, казалось, никак не среагировала на них.
- Смертный Меч, - начала Абрасталь, - вы уверены, что сможете вернуть командование Серыми Шлемами? Прежде чем ответите... сейчас не время для пустой бравады.
Кругхева окаменела. - Ваше Высочество, воображаете, что я не понимаю суровости момента? Скажу прямо: не знаю, сумею ли я, но я отдам жизнь, пытаясь. Можно ли просить большего?
Абрасталь покачала головой.
- Но мы должны, - подал голос Брюс, - появиться перед врагом готовыми отыгрывать оба возможных поворота событий.
Внезапно раздался громкий голос: - Они плохо думают!
Гиллимада незаметно оказалась рядом, глаза ее были на уровне людей, сидевших на лошадях.
- Простите?
Она уставилась на принца, яростно шевеля бровями: - Рыбьи морды. У них слова, которые ранят. Если битва пойдет плохо, рыбьи морды будут говорить и заставят нас стать на колени. Заставят убить свой гнев. Вы - вы должны быть упрямыми! Вы должны сказать нет и потрясти головами вот так: "Нет!" Вы должны увидеть рыбью морду в головах, а потом повалить ее или его на землю, а потом раскорячиться и нагадить ей прямо в рыбью морду. Я сказала!
Последовало неловкое молчание; Гриб увидел, что Араникт смотрит только на него. Ощутил, как по спине ползет странная щекотка. - Не знаю, - пискнул он.
Все взоры обратились к нему. Гриб сжался в своем неполном панцире.
Араникт ответила: - Гриб, мы слышали, чего вы добились в битве между фракциями К'чайн. Командующая Тартеналов говорила о власти Аграст Корвалайна - магии голоса. Мы не уверены, что встретимся сегодня с этой силой. И не знаем, как ей противостоять.
- Нагадить! - рявкнула Гиллимада. - Я ж сказала!
Гриб покачал головой. - В битве Лун ... это была Синн. Почти одна. Меня она просто использовала. Я был как нож в левой руке. Не знаю, что смогу сам.
- С этой угрозой будем разбираться, если она встанет перед нами, - заявил Брюс Беддикт. - А сейчас следует высказать соображения о начале битвы. Королева Абрасталь, что вы думаете?
Болкандийка скривилась. Сняла шлем, показав остриженную голову. - Думаю, Напасть следует игнорировать, пока они не вылезут из нор или, - она бросила взгляд на Кркгхеву, - не повернут стяги, снова встав под начало Смертного Меча. Так или иначе, мы не пойдем против центра.
Брюс кивнул: - Я думаю так же. Не имею желания проливать кровь Напасти. Честно говоря, командир-Ассейл сделал нам послабление, изолировав их. Значит, нужно усилить правый фланг - едва заметив, что враг перестраивается и идет к Шпилю, нужно закрыть ему путь, действуя с полнейшей решительностью. Соответственно... я предлагаю поставить Тартеналов в центр сил перехвата.
- Остальным понадобится едва горстка людей, чтобы сдержать нас перед окопами, - буркнул Спакс.
- Значит, мы нападем на горстку, - бросил Брюс, - и будем сдирать слой за слоем, насколько сможем.
- Так и придется, - заметила Абрасталь. - Не возражаете, Принц, если я поставлю Эвертинский Легион справа от центра?
- Ничуть, Ваше высочество. Вы правы, считая свой легион элитой наших сил. Но, начав переброску резервов, враг может надавить на вас, чтобы расколоть наши ряды и помешать продвижению.
- Я сама сделала бы так же. Мы будем готовы.
- Отлично. - Брюс огляделся. - Всё? Да будет так. Желаю вам удачно справиться со своими задачами.
Кругхева сказала: - Принц, я поеду с вами до гребня.
Брюс кивнул.
Когда группа разъехалась, Гриб позволил Солдату пойти за "скакуном" Кругхевы. Нефритовые чужаки сверкали прямо над головами, каждый коготь ярче солнца. Небо слишком забито... но, понял он в мгновенном озарении, к исходу дня чужаков там станет еще больше.
- Да что это за хрень?!
- Потише, - пробурчал Буян. - Твой язык смущает Дестрианта.
Что-то тихо прорычав, Геслер вырвал ногу из чешуйчатого стремени и влез, покачивая руками для равновесия, на спину Солдата Ве'Гат. - Худом клятая армия справа, но я не вижу лагеря. Выглядят они... грубыми.
- Боги подлые, Гес! Сядь, пока не свалился и не сломал тощую шею. - Буян повернулся к Келиз. - Останови всех, подруга, кроме Сег'Черока - мы возьмем Охотника К'эл с собой, чтобы разведать.
Женщина кивнула.
Пока большая армия К'чайн Че'малле останавливалась, Геслер взмахнул рукой - и они втроем с Сег'Чероком двинулись вперед неким видом галопа.
Загадочная армия неподвижно стояла на заросшем холме около заброшенной деревни. Геслер щурился, ища привычный блеск оружия и доспехов, но ничего не видел. - Может, вовсе не армия, - пробурчал он Буяну, - а беженцы.
- У тебя глаза слабеют, Гес.