Любовь за гранью 5. Изгой Соболева Ульяна

 Глава 17

Я проснулась от странного назойливого звона. Он врывался в тягучую мякоть сна и резал слух. Отрывисто звонко. Просыпаться не хотелось. Чертов будильник… БУДИЛЬНИК?!

Я подскочила на постели, и мне показалось, что, наверное, я схожу с ума. Я осмотрелась по сторонам. Ноги стали ватными. Знакомые стены со старыми обоями. Шторы в цветочек. Телевизор и чертов будильник. Я ДОМА!

Я хотела закричать и не смогла. Только рот приоткрылся. Встала с постели. Прошлась по квартире, босиком, едва ступая по скрипучим половицам. Подошла к двери и резко открыла. Повеяло холодом, жареным луком. Вдалеке работало радио. Я не понимала, что происходит. Меня начало трясти как в лихорадке. Я бросилась к зеркалу. Посмотрела на свое отражение. На мне моя ночнушка, волосы аккуратно заплетены в косу. Так я ложилась спать. В прошлой жизни.

Господи…я схожу с ума. Нет, я сплю. Точно. Я просто сплю. Ущипнула себя за руку и поморщилась от боли. В этот момент зазвонил мой сотовый. Теперь я зажала уши руками. И сотовый, и будильник — это слишком. Я подбежала к столику и запустила будильник в стену. Тот с грохотом разбился, мне стало немного легче. Сотовый. Он не смолкал. Я бросила взгляд в сторону звука и увидела мобильник на подоконнике. Подошла к нему как гадкому насекомому и осторожно взяла в руки. Когда увидела на дисплее имя звонившего — я закричала. Громко, звонко и выронила сотовый, медленно сползла на пол. Меня тошнило. От ужаса. Только что мне звонил Дэн. Мой напарник…тот, которого загрыз Вышинский у меня на глазах два месяца тому назад.

В дверь постучали:

— Эй, ты там в порядке?

Голос моего хозяина вернул меня к реальности.

— Да. Все нормально.

Послышались удаляющиеся шаги.

— Дядь Петя! — крикнула я и подбежала к двери. Распахнула настежь.

— Что? Господи, ну и бледная, как смерть. Ты что напилась вчера? Может тебе водочки? Глядишь полегчает. Похмелье оно…

— Дядь Петь, какое сегодня число?

— Пятое, а что?

— Пятое чего?

— Не ну ты даешь. Точно напилась вчера. Декабря, милая. Де ка–б-ря.

Я судорожно схватилась за ручку двери. Мне было плохо. Реально плохо.

Потому что сегодня должно было быть двенадцатое февраля. Сегодня я должна была вместе с Изгоем… О господи. Я закрыла дверь и прислонилась к ней воспаленным лбом. Я, кажется, начинала понимать… Он вернул меня. Он вернул меня обратно. Он это сделал несмотря на все что было, несмотря на мои мольбы и… А вдруг я …вдруг мне все это приснилось?

Голова раскалывалась на куски. Снова зазвонил сотовый и я наконец то ответила.

— Эй! Градская! Подъем! Я так и знал, что ты проспишь.

Голос Дэна звучал, как ни в чем не бывало. С задоринкой. И мне стало страшно. Тогда. В тот день. Он говорил мне тоже самое. Вот эти же слова.

— Я не проспала.

— Врешь. Посмотри на часы. Градская у тебя сегодня приемная комиссия ты забыла?

Приемная комиссия. Да. Сегодня. Боже как же все изменилось в моей жизни. Я стала другой. Я больше не живу балетом, я больше не мечтаю попасть в самую лучшую труппу?

— Динка, одевайся. Мы держим за тебя кулаки. Давай, Градская.

Он отключился, а я застыла с мобильным в руках, закрыла глаза и увидела лицо Изгоя настолько отчетливо, настолько ярко, что у меня задрожали руки. Его лицо в тот момент, когда он шептал мне о чем то на чужом языке…когда брал меня… На глаза навернулись слезы. И вдруг я вспомнила. Боль. Резкую пронзительную боль и схватилась за шею. Снова к зеркалу. Отодвинула прядь волос и от разочарования мне захотелось зарыдать. Гладкая кожа. Никаких следов.

Я оделась, словно лунатик, спустилась вниз и со стоном увидела свою старую машину. Боже мой…Это был сон. Все что я помню — просто сон! Но другая часть меня в это не верила. Слишком реально, слишком все настоящее. Запахи, прикосновения, слова. Я открыла дверцу автомобиля и села за руль. Медленно выехала на мокрую дорогу. Шел снег. Легкие хлопья падали на лобовое стекло. Тот же город, те же улицы. Все то же. Только я совсем другая. Я помнила этот день. Помнила до мельчайших подробностей и свое состояние, настроение я тоже помнила. Я летела на крыльях надежды. Я поставила все на этот самый день. Он должен был стать самым главным в моей жизни и стал…

Светофоры, орущие водители, пробки на дорогах. Городская суета. Моя жизнь, мой мир. Только теперь он уже казался мне чужим.

Я приехала к зданию театра. Укуталась поплотнее в куртку и взбежала по длинной лестнице. Споткнулась, чуть не подвернула ногу. Все как тогда…Все до мельчайших подробностей и меня бросило в жар. Если все повторяется, если ничего не изменилось, то это означает, что в зале, посреди экзамена я увижу ЕГО. Силы вернулись ко мне, я бросилась в гримерку. Натолкнулась на конкурсанток, кто то засмелся, кто то толкнул меня в бок.

— Градская. Ты опоздала. У тебя две минуты привести себя в порядок.

Я чувствовала, как мое плавно тело извивается, напрягаются мышцы, и приятная боль растекается по натянутым, словно струна, венам. Руки взмывали в воздух, будто крылья птицы, а пальцы ног поджимались и скользили по паркетному полу. Спина изгибалась назад, перед глазами все плясало, крутилось как в хороводе. Внутри нарастало мощное чувство полета, эйфории, экстаза ни с чем несравнимой иллюзии невесомости. Со мной это происходило всегда, когда я танцевала. Мир переставал существовать, я уносилась вслед музыке, перевоплощалась, жила в теле образа, который передавала движением тела. Я даже забыла, как волновалась перед пробами, перед этим решающим для меня просмотром. В этом танце заключалась жизнь. Моя жизнь. Мое будущее, то, каким оно станет уже через несколько минут, когда стихнет музыка. В этот момент забывалось все: и постоянная боль в мышцах, и головокружение от нескончаемых тренировок, нечеловеческая усталость, в кровь стертые пуантами пальцы. Музыка нарастала как крещендо, она вибрировала вместе со мной, взрывалась в сознании на мелкие атомы и растекалась по телу горячей лавиной. Ничто не могло сравниться с танцем. Только в этот момент я жила по–настоящему. Моя Одетта умирала, роняя руки–крылья, вздрагивая с последними аккордами великой музыки. Она умерла…и я вместе с ней. Потому что когда я встала с холодного паркета и с немой надеждой устремила взгляд в залу…Я никого не увидела. НИКОГО. Сердце замедлило бег, пульсировало в висках. Я, кажется, считала про себя, умоляя его появится. Я закрыла глаза и снова открыла. Ничего.

— Спасибо, Грановская! Вы были великолепны!

Слова доносились сквозь туман.

— Дианочка! Вы гениальны! Вы…

Я посмотрела затуманенным взглядом на Марью Ивановну и вдруг поняла, что то, что она сейчас говорит…Это не те слова. Совсем не те…

— Милая, — Марья Ивановна наклонилась к моему уху, — я уверенна, что это место твое, конечно, тебе перезвонят как положено, но я уже знаю…я видела их лица и..

Я посмотрела на женщину, на ее горящие маленькие глазки под стеклами очков. И вдруг до меня дошел смысл ее слов. МЕНЯ ПРИНЯЛИ В ТРУППУ! Да, вот эта мерзкая, хладнокровная стерва, которая всегда смотрела на меня как на насекомое, сейчас говорит мне восторженным голосом о том, что я прошла экзамен. Я кивнула и словно в тумане удалилась за кулисы.

— Ничего, она немного не в себе. Такой успех. Такой грандиозный номер. Нет вы видели как она умирала?…Это гениально! Это сверхъестественно! У нас …новая звезда и…

Я прошла в гримерку, захлопнула дверь, рухнула в кресло и зарыдала. Не от счастья. Я плакала от безысходности. Все что радовало меня тогда…Черт сегодня, только не в этот раз. Звучит как бред сумасшедщей. Ничего не имеет значения больше. Мои жизненные ценности изменились.

Через несколько минут я переоделась. Вышла в коридор и остановилась у окна. Снег шел все сильнее, бил в стекло. По лестнице кто то спускался. Я даже знала кто это. Александр Игнатьевич. Только на этот раз он подбежал ко мне. Сжал мои руки.

— Я горжусь вами, Градская. Вы им показали, что значит талант. Вы показали им, какой должна быть Одетта. Это непередаваемо. Ваша героиня. Она… она так реально любила, так реально страдала. Мое сердце разрывалось от боли за нее. Я поздравляю вас. Я в восторге. Я ваш поклонник.

Его руки тряслись, он сжимал мои пальцы, восторженно тряс мои руки. А у меня на душе было пусто. Он не прав. Это не Одетта погибала там, это я умирала от тоски и безысходности. Я умирала от бессилия.

Зазвонил сотовый. Теперь меня поздравлял Дэн. Я отвечала невпопад. А он твердил, что надо отметить.

— Не зазнавайся, Градская. У нас сегодня внеочередное выступление. Танцуем для Вышинского в его загородном доме. Там целый амфитеатр на улице и заплатят нам прилично. Ты ж еще не прима пока что, а денежки никому не помешают. Так что дуй сюда. Мы как раз репетируем, твоя замена приболела.

— Сегодня? — Меня начал бить озноб.

— Да. Я уже говорил тебе об этом. Наша Ольга заболела, и Вышинский хочет только тебя.

— Уезжайте оттуда! — заорала я в трубку — Слышишь, Дэн! Я прошу тебя, уезжайте немедленно! Дэн!

— Ты совсем с ума сошла? Мы только приехали.

— Дэн, послушай меня. Я… я не знаю, как тебе это объяснить. Вышинский, он очень опасен. Он…

Я хотела крикнуть "вампир", но в этот момент оборвалась связь.

Я сбежала по лестнице, спотыкаясь на ходу. Да. Все повторятся. Есть некоторые отклонения от тех событий, но все так же. Я не сумасшедшая. Только мне было страшно. Я знала, что сейчас произойдет. Я знала, что все они не вернутся из дома проклятого олигарха. Я знала что их там ждет смерть. Дрожащими руками я набрала номер полиции.

— Алло.

— Я… я хочу сообщить об убийстве.

— Назовите ваше имя, адрес по которому вы находитесь.

Адрес, чертов адрес. О боже…

— Алло, девушка. Назовите ваше имя.

Я вдруг поняла, что мне нечего сказать. Но я должна. Я обязана их спасти.

— В загородном доме Вышинского сегодня будет совершено убийство.

Я закрыла сотовый и вскочила в машину. Если поторопиться, я успею всех их предупредить. Может быть, успею. Нужно ехать как можно быстрее. Но как назло я попадала в пробку за пробкой. Каждый светофор оказывался неизменно красным. Некоторые дороги перекрыли из за снегопада. Наконец то я вырулила на загородную трассу. Знакомая дорога. Скоро должен быть указатель и поворот налево. Вот кажется здесь. В этот момент послышался резкий звук удара. Я вскрикнула, надавила на тормоза. Машина проехала по инерции еще несколько метров и остановилась. Что это было?

Я выскочила наружу. Обошла автомобиль со всех сторон. Все чисто. Даже вмятин нет. Но ведь я отчетливо слышала звук удара. Словно что то большое попало мне под колеса. Я осмотрелась по сторонам. Кажется, именно здесь должен быть указатель. Метель усилилась, я с трудом различала силуэты деревьев, но указателя там точно не было. Я вернулась в машину. Ничего, примерно помню куда ехать. Со зрительной памятью у меня всегда все хорошо было. Посмотрю один раз, словно сфотографирую. Проехала несколько метров. Вот тут дорога уходила немного вправо и уже через пару метров я увижу загородный домик. И вдруг машина снова с чем то столкнулась, меня отбросило назад от силы удара. Двигатель захлебнулся жалобным скрежетом и заглох. Наверняка наткнулась на пенек или корягу. Чертовая метель. Мрак, даже фары не помогают и дворники не успевают работать. Я повернула ключ в зажигании и ничего. Машина не завелась. Я снова попробовала и снова тот же результат. Проклятый снег, проклятое место. У меня полетел стартер. Вот именно сейчас. Чертовая машина. Проклятая железка. Я ударила рукой по рулю. Достала мобильник, набрала Дэна — связи нет.

Я снова вышла из автомобиля. А что если пойти пешком? Здесь наверняка не так далеко. Я посмотрела вперед и застонала от разочарования и бессилия. Я не дойду. Снег метет с такой силой, что я просто ничего не увижу. Черт! Черт! Черт!

Нет, этот день не похож на тот. Тогда не было метели, здесь стоял указатель, и моя машина не ломалась. О боже! Я сейчас сойду с ума! Мне все приснилось. Все это бред моего воображения. Меня трясло как в лихорадке. Только что мне теперь делать на заснеженной трассе? Ловить попутки?

Я вышла к дороге, с надеждой всматриваясь вперед. Никого. Да и кто кроме меня будет в такой снегопад ездить по лесопосадке?

Я начала замерзать. Подула на окоченевшие руки. Вернулась в машину. Мною овладело странное оцепенение. Какое то мутное безразличие. Я вдруг поняла, что на самом деле ничего не было. Не было Изгоя. Он плод моей фантазии, моего воспаленного воображения. Я придумала его во сне. А теперь сижу здесь одна, на заснеженной лесной дороге. У меня сломалась машина, и я замерзну здесь на смерть…

***

— На ней нет ожогов. Она цела. Удивительно как после такого взрыва ее не зацепило волной.

— Проверьте пульс. Давление. Документы при ней?

— При ней. Некая градская Диана Валерьевна. Она видно из труппы. Похожа на балерину.

— Вот так повезло. У нее то ли машина сломалась, то ли как она выбралась из горящего дома. Мистика, да и только.

— Точно мистика. Я ее в снегу нашел. Все полыхает и она лежит. Даже волосинка не обгорела. Словно перенес ее кто то и положил в там между домом и горящим автомобилем.

— Вот это везенье.

— Везенье не то слово. Все остальные сгорели заживо.

Я слышала это сквозь туман. Болели руки и ноги, жгли, пекли. Видно я сильно замерзла. Я приоткрыла глаза и увидела людей в белых халатах.

— Она пришла в себя. Диана? Вы меня слышите?

Я кивнула.

— Вы как? Ничего не болит?

Теперь я прислушалась к своему телу. Нет. Ничего не болело. Замерзла сильно, пить хотелось.

— Можно воды, — тихо попросила я.

— Вот анализ крови возьмем, и напоим, и накормим.

Паренек в белом халате, видно медбрат, подмигнул мне и улыбнулся. Я снова закрыла глаза. Я в больнице. Меня нашли там в лесу. О каком пожаре они все говорили? Кто сгорел?

Об этом я узнала спустя три часа. Когда пришла в себя и завернутая в теплое одеяло, заботливо принесенное молоденьким медбратом, сидела в кабинете врача.

— Что вы помните? Помните, как оказались в лесу?

— Конечно, помню. Денис — мой напарник, он позвал меня на выступление. Я поехала и заблудилась.

Врач и медбрат переглянулись.

— Заблудились?

Я кивнула и с наслаждением отпила из кружки горячего чая.

— Как меня нашли?

— Полиция и пожарные приехали по вызову. Вы в самом деле считаете, что заблудились?

Я поставила чашку на стол.

— Да. У меня заглохла машина. Я хотела пойти пешком, но потом передумала. Вернулась обратно и по–моему уснула.

Они снова переглянулись.

— Наверное это после стрессовое состояние. Вы, Диана, почти пришли к дому. Мы нашли вас прямо возле горящей машины.

Я вздрогнула.

— Горящей?

— Да. Ваша машина полностью сгорела. Дом Вышинского тоже.

Мне снова становилось плохо, зуб на зуб не попадал.

— Нам очень жаль, ваши друзья…Они все погибли.

Я не верила, что слышу это на самом деле. Я снова сплю. У меня бред.

— Здесь следователь. Он хочет задать вам несколько вопросов…

Я вышла на улицу, приподняв воротник куртки. Медбрат предложил подбросить меня домой, но я отказалась. Я хотела побыть одна. Мне было страшно. Я боялась саму себя. Смертельно боялась. Этот страшный день. Хоть он и отличался от того дня, но закончился он так же. Смертью всех моих друзей. Только я выжила. Каким то чудом. Возле меня посигналил таксист, но я не могла позволить себе такую роскошь. У меня нет денег. Дома осталось немного. Я хотела было отпустить таксиста, и сунула руки в карманы. В тот же момент я застыла. Пальцы нащупали увесистую пачку бумаг. Я достала сверток и у меня поплыло перед глазами. В кармане лежали деньги. Большая сумма. Каждая купюра достоинством в двести долларов. В моем чертовом дырявом кармане, по меньшей мере десять тысяч баксов.

— Ну, так вы едете?

Таксист опустил стекло и вопросительно на меня посмотрел. Я села в машину, сунула деньги обратно в карман. Потом открыла сумочку и достала кошелек, хотела убедиться, что все документы на месте. Рядом с водительскими правами красовалась золотая карточка "виза".

 Глава 18

ФЕВРАЛЬ.

Изгой вошел в просторный дом удивительно светлый и уютный. Палач переступил порог и отрешенно подумал о том, как давно он не входил в дома своих жертв именно с парадного входа. Не дом, а дворец. Вполне в стиле Мокану вызывающе, вычурно, но шикарно. Мебель в вишневых тонах, тяжелые занавески на окнах в старинном стиле, деревянная обивка на стенах. Повсюду раритетное оружие, в большей степени холодное.

Слуга забрал пальто у Изгоя, учтиво поклонился.

Палач проследил за ним взглядом и нахмурился.

— Господин Вольский! Мы вас уже заждались.

Молниеносный поворот головы. Рядом с Изгоем стоял Мокану собственной персоной. Мстислав посмотрел на ненавистного князя и подал руку для пожатия. Асмодей был прав — Мокану не простая жертва. Он опасен. Изгой привык оценивать противника с первого взгляда. Достаточно нескольких слов и он уже знал кто именно перед ним: трус, лжец или серьезный враг. Мокану подходило больше второе и третье. Трусом его не назовешь. Прямой взгляд, крепкое рукопожатие.

— Как добрались? Вас встретили в аэропорту?

— Да, спасибо. Меня встретили.

— Вначале ужин?

Изгой усмехнулся. Эти современные вампиры. Они стремятся ничем не отличатся от смертных. Ужины, вечеринки, казино. Они курят, употребляют наркотики и сливаются с общей массой. Противный маскарад, но оправданный. Хотя зачем играть в эти игры, когда рядом с тобой такой же как ты?

— Спасибо, от ужина откажусь.

Николас посмотрел на гостя, чуть прищурившись.

— Не нравится маскарад? Любите играть в открытую?

— Вот именно.

— Тогда пройдем ко мне в кабинет. Ваши вещи отнесут в комнату для гостей. Думаю вы не будете возражать если я предложу вам свое гостеприимство?

Изгой отметил, что Мокану дьявольски хитер. Он намеренно предлагает ему кров. По идее Вольский должен встретится с несколькими покупателями. Мокану набивает себе цену. Берет фору перед своими соперниками. Похвально и умно. А еще очень рискованно. Только князь может быть настолько уверен в своей личной охране. Пригласить чужака в свой дом… что ж тщеславие Николаса сыграет на руку Мстиславу.

Они разговаривали на отстраненные темы. В большинстве Николас интересовался политикой в Польше. Его беспокоило новое правительство и очень ограниченные торговые связи с европейской страной. Изгой отвечал очень сдержанно. Информация, которую дал Асмодей была поверхностной, ее явно не хватало для того, чтобы ответить на все вопросы Мокану.

Наконец то они перешли непосредственно к сделке. Князь разложил перед Мстиславом карту. Он пометил земли, которые собирался выкупить и теперь пытался выторговать участок с обширным лесом за более выгодную цену. Изгою плохо удавалась игра в коммерсанта. Он никогда не участвовал ни в чем подобном. Собственные ответы казались ему сухими, неполными и он чувствовал, что если они и дальше продолжат торговаться Мокану поймет, что Вольский совсем не коммерсант, и далек от торговли недвижимостью. Нужно было немедленно менять тему разговора, и Изгой проклинал Асмодея за это задание. Гораздо проще было влезть в окно этого дома и вырезать все семейство Мокану, чем играть в глупые игры и корчить из себя бизнесмена.

— Так что скажете, Мстислав? Мы сойдемся с вами на этой цене? Заключим сделку и вы останетесь здесь на правах гостя. Поверьте, никто не предложит вам цену лучше чем я.

В этот момент дверь в кабинет резко распахнулась, и Изгою показалось, что он падает в пропасть.

На пороге стояла…Анна. Мстислав чуть не выронил бокал с виски. Девочка казалась ему призраком, дьявольским видением. Неким воплощением магии. Изгой смотрел на детское личико, и его кровь стыла в жилах. Малышка пробежала мимо него босая, в легком воздушном платьице и с криком:

— Папа!

Девочка бросилась к Николасу на шею. Мокану обнял малышку, вырожение лица князя мгновенно изменилось. Он больше не казался опасным и грохным врагом, сейчас Мокану был просто восторженным отцом.

— Эй, маленькая негодяйка, тебя кто сюда впустил?

Мстислав приходил в себя медленно. Наверное, если бы князь не был так занят дочерью, он бы наверняка заметил, что его гость стал смертельно бледен и жадно пожирал ребенка взглядом.

— Я сбежала от мамы. Она меня ищет, но ты не говори ей, где я. Хорошо?

— Договорились. Простите, это моя дочь — Камилла.

Девочка повернулась к Изгою, и тот судорожно сжал пальцами бокал. Ее глаза. Он словно смотрел на свое отражение. Тот же цвет. Сиреневый. Светлый как кристалл. Сердце больно сжималось. Оно уже не билось, оно замерло в немом восторге. Девочка высвободилась из объятий отца и подошла к гостю. Очень близко. Настолько близко, что у того начали дрожать руки и ком застрял в горле. Это было воплощение его снов. Живое, настоящее.

— Привет.

Камилла протянула ему руку. Но он настолько был поражен, что не мог пошевелится.

— Не бойся, я не кусаюсь…Хотя могу.

Она сама взяла его за руку, и Мстиславу показалось, что пол закачался у него под ногами. Маленькие пальчики в его руке. В голове болезненно мелькнул тот же образ. Другая ручка так же доверчиво жмет его ладонь.

— Я знала, что ты придешь. Я видела тебя во сне.

Изгой улыбнулся. Это произошло невольно, но он не мог сдержаться. Ему казалось — он видит ангела, что его Анна каким то чудесным образом вернулась к нему. Это как откровение. Внезапно девочка забралась к нему на колени и по–хозяйски устроилась там, облокотившись об его грудь хрупкой спинкой и деловито свесив ножки с обеих сторон. Изгой не решался ее обнять, руки безвольно висели вдоль тела. Он был слишком потрясен. Все мысли сбились, запутались он смотрел на белоснежные локоны и ему невыносимо захотелось прижаться к ним лицом. Эти волосы должны пахнуть домом, детством и…любовью…безграничной и безбрежной.

— Вот это да!

Голос Мокану вывел его из прострации. Мстислав даже вздрогнул, он перевел взгляд на Николаса. Князь улыбался, хоть и выглядел озадаченным.

— Она никогда и ни к кому не идет. Особенно к чужим. Вы — первый. Из всех, кто побывал в этом доме. Кстати не верьте ей — она кусается.

Камилла показала отцу язык и поудобней устроилась на коленях Мстислава.

— Неправда.

— А кто укусил Ивана за руку?

— Он меня разозлил.

Николас засмеялся.

— Веский аргумент.

В кабинет постучали.

— Ой, это мама.

Молодая женщина тихо вошла в помещение, и князь встал ей навстречу.

— Милая, не ругай Камиллу. Она нам не мешает.

Изгой посмотрел на молодую княгиню. Красивая женщина. Наверное, самая красивая из всех бессмертных, что ему доводилось встречать. Очень нежная, хрупкая и вместе с тем чувственная. Николас преобразился, когда она вошла. Его взгляд изменился, словно в кабинете не стало никого кроме этих двоих. Изгой нахмурился. Этой красавице удалось приручить зверя? Зверя, который убил его сестру. Тварь, которая лишила его самого светлого и дорого.

— У тебя темные мысли… ты страдаешь…

Мстислав обернулся к малышке, и снова сердце захлебнулось в немом крике. Они слишком похожи с Анной. Или это его воображение. Он просто видит светлые волосы, сиреневые глаза и… Но ведь такой цвет глаз встречался только у них в роду. Странная мутация гена, так бы это назвали врачи сейчас, в это время.

— Камилла, иди с мамой. Она поиграет с тобой. Иди, милая.

Девочка отрицательно качнула головой.

— Пусть он со мной поиграет.

Теперь засмеялись все. Изгой понимал, что им овладевают странные чувства. И эти чувства мешают ему ненавидеть. Маленькое существо отвлекает его от задания, с самой первой секунды как он ее увидел.

— Камилла, наш гость устал с дороги и ему нужно отдохнуть. Давай, будь хорошей девочкой иди с мамой.

— Я не девочка — я вампир.

Малышка зарычала и прыгнула на руки к отцу.

— Ты! Поиграй со мной, папа. Я хочу с тобой.

Николас посмотрел на Изгоя.

— Простите. Дети… Вас проводят в ваши покои. Завтра состоится прием в вашу честь — вы познакомитесь с нашей семьей. Для нас очень важно, что вы приехали. Это большой прорыв в наших отношениях с польским княжеством.

Мокану вышел из кабинета, а Изгой жадно выпил остатки виски.

Изгой сел в мягкое кожаное кресло и закрыл глаза. Сейчас он мог расслабиться и позволить себе вспоминать чувствовать и тосковать. Пустота возникла сразу. Пусть он и старался не думать, не чувствовать, забыть. Только впервые это не удавалось. Как только Изгой перенес Диану во времени на него обрушилось вселенское одиночество. Нет, гораздо раньше, когда Мстислав понял, что Диана потеряла сознание от потери крови. Он сжимал ее в руках и смотрел на бледное личико. По его подбородку стекала ее кровь. Он вытер горячую влагу тыльной стороной ладони. Вот и все. Она спит, когда придет в себя, то его уже не будет в ее жизни. Вернуть смертную в прошлое можно только если дать ей испить крови палача. Изгой надкусил вену на запястье и приложил к нежному рту. До заката оставалось несколько часов. Только в сумеречное время Изгой мог переместиться назад во времени и лишь на рассвете — вперед. У них оставалось два часа, два часа для него, а для нее он уже исчез навсегда. Пока что Диана принадлежала только ему. Мстислав лег на постель и положил девушку рядом. Призрачная иллюзия человеческого счастья, когда уставшие любовники спят вместе. Изгой гладил волосы девушки, касался шелковистой кожи на атласных плечах. Он прощался. Каждое прикосновение к ней будет храниться в его памяти вечность, тогда как она забудет о нем очень быстро. У смертных короткая память. Диана очень скоро поймет, что все ее чувства просто всплеск адреналина, увлечение загадочным, неизвестным и недосягаемым. Спустя время она встретит другого мужчину, у нее будет семья. Сердце больно кольнуло странное чувство, непривычное и очень болезненное. От мысли, что Диана может принадлежать другому мужчине, Изгою захотелось оскалиться и рычать. Но таковы смертные, они не хранят верность веками, у них иные законы, их чувства скоротечны. Диана слишком прекрасна и талантлива чтобы долго оставаться одной. Но он никогда не забудет того, что она ему подарила. Свою невингость, чистоту и глоток любви. Пусть скоротечной и человеческой, но ценной для него и незабываемой. Она вернула ему вкус жизни. Именно ощущение оттенков, раскрасила черно–серые полосы яркими красками, оживила кусок его мрачной вечности своим светом. Он этого никогда не забудет. Теперь у Палача есть воспоминания. Не "до" и "после" обращения, а просто воспоминания о Диане. Изгой зарылся лицом в роскошные локоны и вдохнул аромат ее волос. Он запомнит и этот запах тоже. Навечно. Когда в ноздри вновь ударит смрад смерти, золы, серы и крови Палач закроет глаза и почувствует свежесть жизни.

А потом наступил закат, и он отпустил ее. Пока она спала мрачный призрак вне времени "читал" ее прошлое. Изгоя никогда не интересовал никто и ничто, но сейчас за считанные часы он узнал о Диане все. Все с момента ее появления на свет. Он позволил себе "листать" страницы ее жизни одну за другой. Он знакомился с ней. Диана вдруг стала для него понятной, настоящей, живой. Изгой узнал, чем она дышит, что любит, на что тратила свои годы, чем жила. Он решил, что в его праве вмешаться в некоторые моменты и изменить ее будущее. Диана мечтала стать примой балериной — она будет не просто примой ОНА БУДЕТ ЗВЕЗДОЙ. Она жила в нищите? Она копила каждую копейку? С этого момента его женщина никогда не узнает нужды. Он может себе это позволить. Сделать Диану счастливой. Ведь он был счастлив эти короткие минуты, когда она дарила ему свое тело с такой незабываемой страстью, с такой дикостью и исступлением, что он до сих пор не мог прийти в себя. Все что мог для нее сделать Изгой в благодарность — он сделал. Теперь можно уходить и все годы бороться с дьявольским искушением увидеть ее снова. Это будет жестокая борьба и Изгой не был уверен, что сможет в ней победить.

Опять века одиночества, одичания и холодной жестокости. Но это время останется самым любимым для него. Время, когда Палач умел чувствовать. Такое скоротечное, как миг, на весах бесконечности. Этот миг был длиннее жизни и скоротечней смерти. Миг, когда он познал что значит желать, сгорать, сходить с ума. Ему останется только вспоминать ее. Перебирать драгоценные мгновения и тосковать.

Изгой резко поднял голову. Плакал ребенок. Громко, надрывно. Порыв был настолько неосознанным, что он не сразу понял как пришел на зов. Уже через мгновение он сжимал плачущую малышку в объятиях. Мстислав не помнил: ни как вошел в комнату, ни как взял ребенка на руки. Только сжав хрупкое тельце ладонями, почувствовал ее дикий страх и отчаянье.

— Тихо…тихо. Это просто страшный сон. Плохой сон.

Девочка вздрагивала и молчала. Он посмотрел на нее перекладывая поудобнее, так чтобы головка легла ему на грудь. Малышка всхлипывала во сне.

Как же сильно она сейчас походила на Анну. Настолько сильно, что Изгою казалось — он сходит с ума от избытка нежности и любви. Сердце билось гулко, быстрее, чем обычно. Девочка обняла его за шею и ….это невероятно она прошептала:

— Спой мне…пожалуйста.

Изгой поднес ее к окну и тихо покачивая, запел, как когда то. Звук собственного голоса сначала заставил вздрогнуть, а потом слова вспомнились сами собой. Мстислав закрыл глаза. В этот самый миг в его душе воцарился покой. Такого умиротворения он не чувствовал никогда с тех пор как взял в руки клинок Палача. Посмотрел на малышку. Как сладко она спит, уткнувшись лицом ему в грудь. Дверь спальни тихо отворилась. Изгой обернулся, но петь не перестал. Он лишь смотрел в сиреневые глаза Марианны Мокану и тихо качал ребенка. Молодая женщина прислонилась к двери. Застыла на мгновение, не веря своим глазам, потом тихо подошла, чтобы забрать ребенка. Изгой покорно передал малышку матери, но та вздрогнула, всхлипнула, личико скривилось в жалобной гримасе. Вот–вот заплачет. Марианна протянула девочку Изгою, и тот снова принялся качать. Он смотрел на княгиню Мокану, и им овладевало странное чувство. Чувство, что он ее знает. Давно. И ее, и эту малышку таким дьвольским образом похожую на Анну. Марианна казалось была поражена, в ее взгляде читалось искреннее изумление. Она смотрела то на дочь, то на Изгоя. Потом тихо вышла, оставив их одних.

Мстислав укачал Камиллу и уже собирался вернуться к себе, как заметил молодую мать, стоящую за дверью.

— Это невероятно, — прошептала она, — Камилла — трудный ребенок. Даже я не справляюсь с ней. Только Ник, он еще как то действует на этого бесенка, но больше никто, а вы… Она заснула у вас на руках. После таких пробуждений мы не можем успокоить ее часами.

Изгой стал рядом с Марианной.

— Почему она спит? Так ведь не должно быть верно?

Княгиня кивнула:

— Не должно. Но Камила рожденный вампир. Она особенная. Такие дети спят до определенного возраста. Постепенно это сходит на "нет" у таких детей как она, а с Камиллой все не так. Последнее время она стала спать намного больше и ее мучат кошмары. Жуткие видения, от которых нет спасенья и нет лекарства.

Изгой чувствовал себя неловко. Он разговаривал с этой женщиной, как с давней знакомой, а на самом деле Палач пришел в этот дом убить ее мужа, ее детей и ее саму. Впервые в нем всколыхнулось сожаление, нет отрицание собственной правоты и нужности правосудия. В этом доме только Мокану достоин смерти. Все остальные ничем не заслуживают такого страшного приговора. Мстислав попрощался с княгиней, и уже хотел было уйти, как вдруг женщина остановила его.

— Я знаю…знаю, что мой вопрос покажется вам странным. Но…скажите — мы с вами раньше никогда не встречались? Может в той жизни, когда вы были человеком или…

Изгой усмехнулся.