Любовь за гранью 13. Мертвая тишина Соболева Ульяна

ГЛАВА 10. ВЛАД. НИК

   Обозлённый ветер кружился белым торнадo, бросая в лицо комья снега, острые как осколки стекла, они колют кожу, впиваясь в неё. Влад отрешённо подумал о том, что, наверное, стоиТ поднять воротник пальто, чтобы не чувствовать холод, забиравшийся за шиворот и пронизывавший всё тело мелкой дрожью. Сколько ещё должна продлиться церемония прощания? Наверное, любого из присутствующих бы это ужаснуло…тот факт, что он отсчитывает про себя минуты, чтобы побыстрее уйти с этого спектакля лицемерной скорби по тем, кого уже не вернуть. Скорее всего, это уаснуло бы его самого еще несколько лет назад. Тот холoд, который чувствовал он сейчас. Он содрогнулся, поняв, что он шёл изнутри, а не снаружи. Особенно когда перевел взгляд на рыдающую Фэй, стоявшую между двумя гробами. Чёрные. Такие черные на фоне белоснежного поля, раскинувшегося на месте бывшего особняка короля Братства. Почему так много людей считают траурным чёрный цвет? Почему Влад и сам так раньше считал? Сотни лет. На самом деле он должен быть белого цвета. Цвета опустошённости. Цвета безысходности. Цвета небытия. Цвета непорочности, раздражающего, оседающего на зубах крошевом сожаления и вины.

       Холодный, дико холодный цвет. Кощунственно безразличный к тому горю, которое уже несколько дней как запустило свои лапы в сердце всех членов королевской семьи. Влад не мог сказать за остальных, но был уверен, что они чувствуют, как когтистые пальцы безжалостно сжимают сердце, не давая сделать вдох полной грудью…а еще он чувствовал вонь. Постоянно. Беспрестанную вонь смерти. Сначала он думал, что она исходит от тел его дочери и жены, а также от oстанков всех остальных, превратившихся под лучами солнца в пепел…лишь потом король понял, что смердело не от них…этот смрад шёл изнутри. Оттуда же, откуда хoлод. Влад сам источал этот запах. С той самой секунды, когда склонился над мёртвой нной…он вдруг явно почувствовал, как в нём самом умерло что-то. То, что начало корчиться в агонии при взгляде на мёртвую дочь, окончательно сдохло чуть позже.

   Король перевёл взгляд на молчаливую фигуру брата, стоявшую поодаль от толпы, пришедшей проститься с погибшими. Ник пришёл буквально несколько секунд назад, заставив своим появлением вздрогнуть Воронова. Дематериализовался возле чудом уцелевшего склепа тёмной тучей, которая уже через миг обрела очертания новоиспеченного Главы. Впрочем, сейчас Владу было наплевать, кем стал брат. Откровенно говоря, ему было наплевать на всё вокруг и на всех вокруг. Пожалуй, кроме жавшегося к нему Криштофа. Единственная причина, почему король должен был остаться в этом мире, а не отправиться за Анной в иной. Почувствовал тяжёлый взгляд Мокану…или Морта,и коротко кивнул ему. Что ж, пo крайней мере,теперь он должен быть благодарен тому хотя бы за то, что он каким-то дьявольским способом сохранил тела Кристины и Анны, не позволив им рассыпаться в пепел. Хотя, как же тяжело оказалось пoдавить в себе ту ненависть…ненависть за то, что Мокану не позволил ему последовать за своей женщиной…За то, что заставил вернуться к жизни своей грёбаной энергией. Притом он знал, что произойдет дальше, когда переместился с едва пришедшим в себя после смерти дочери братом далеко вперед, аккурат в тo место, где лежали растерзанные нейтралами тела их небольшого отряда. Чёрт бы побрал Мокану…сукин сын! Влад смотрел на него,и впервые за долгое время, наконец, чувствовал что-то, кроме пустоты в душе. Злость. Ярость. Желание сделать то, что не удалось тогда. У самой границы с Мендемаем. Выдрать сердце брату. С каким удовольствием бы oн тогда это сделал, а потом и себе в грудь вонзил лезвие из голубого хрусталя…Вот только теперь этой уже ничего бы не дало. Потому что ненавидел он Мокану не за смерть Тины или Анны, а за свою жизнь. За то, что сообразил на мгновение раньше, чем нужно было, зачем Влад выдернул лезвие из голенища сапога нейтрала, и успел выбить его, а после накинуться на брата и, вдавив того в покрытую снегом землю, что-то рычал, злобно сверкая бесцветными глазами. Влад поначалу не понимал, что именно…он не слышал ничего. Он даже толком лица брата не разбирал сквозь обжигавшие кожу подобно кислоте слёзы. Только смотрл в его глаза и видел на дне зрачков бездыханное тело возлюбленной. Его девочки. Его Анны. Не уберёг. Никого не уберёг. Ни дочерей, ни любимую, ни свой народ. Никакой король. Никакой отец. Никакой мужчина. Вот кто он. Ничтожество. Убийца. Это он их убил. Он стал причиной смерти каждого из них. Не только Анны и дочери. Их гораздо больше. Все те, кто пошли за ним. Кто умерли из-за преданности ему. Точнее, те, кого убил он.

   н что-то кричал Нику. Возможно, кричал все эти слова, не cлыша ни одного из тех, что говорил ему брат. Пока тот вдруг резко не встал с него и не сдернул Влада вверх за отворот пальто. Протащил короля впереди бесцеремонно толкнул перед собой так, что обескровленный горем Влад рухнул на колени…на колени перед лежавшим на земле ребенком.

      – Он жив. Жив,твою мать!

   Владу кажется, это не Ник кричит, это ветер завывает в его голове.

   – Хочешь сдохнуть? Подыхай! Мне плевать! Но о нем никто не позаботится.

      Влад дрожащей ладонью провел по волосам мальчика, стараясь не глядеть на притихшую Фэй, прижимающую к груди Зарину. Он знал, что увидит в них – жалость и в то же время упрёк.

   – А как же кровь не вода, Мокану? Или забыл уже?

   Выдавил из себя, еле слышно прохрипев, чтобы дёрнуться, когда на пальто опустилась ладонь…такая холодная, как и всё вокруг в этом поместье смерти, и сжала плечо.

   – Кровь не вода, Воронов. Но смерть – слишком большая роскошь для таких тварей, как мы с тобой. Ты можешь сдохнуть прямо сейчас. Хорошо попросишь – я сам выдеру на хрен твоё сердце. Только сначала передай ей, – Влад был уверен, что Ник кивнул на напряжённо слушавшую их Фэй, – оправдания для своего сына, чтобы он знал, почему его отец оказался таким трусом.

   – Ты ничего не понимаешь, – сквозь зубы, глядя на собственные трясущиеся пальцы, продолжавшие гладить и гладить мальчика по щекам. Его кто-то уложил на куртку одного из взрослых, и он казался невероятно маленьким на фоне темной ткани, – ничего не понимаешь, Ник. Я не могу…не могуууу…

   – Сможешь. Никуда не денешься. Стиснешь зубы и дальше будешь жить. Умереть всегда успеешь, Воронов. тебе отомстить ещё надо. И сына вырастить. Братство себе вернуть. Поданных своих…

   – На хрен Братство!

   Выкрикнул неожиданно для самого себя, заметил, как вздрогнула Фэй от этого крика и всхлипнула в страхе Зарина.

   – К дьяволу поданных. К дьяволу всех, Мокану! Я сдохнуть хочу.

   го резко развернули к себе сильные руки брата,и Влад изумленно уставился на вспыхнувшие синим сузившиеся глаза Ника.

   – Думаешь, я не понимаю тебя? Только мне твои свои слова ни к чему. Попридержи их для него, – кивнул головой в сторону ребенка,и Влад еле сдержал всхлип, рвавшийся из груди, – и для неё, – ткнул пальцем в Зарину, – потому что я ни черта не уверен, что её отец очухается настолько, чтобы суметь заботиться о дочери.

   А потом…потом этот ублюдок просто взял и исчез. Растворился в воздухе, будто его вовсе не существовало. Будто только что не стал для своего брата глашатаем самой Смерти. Испарился, оставив Влада прогибаться под чувством вины перед всеми погибшими на этом поле. Прогибаться от давящего чувства ответственности за этих малышей…и тяжелого осознания, что ему придется оплакивать своих любимых всю оставшуюся вечность…или дo тех пор, пока эти дети не выраcтут.

   – Влад, – тихий голос Фэй вернул короля к реальности, и он заставил себя оторваться от созерцания мрачной фигуры брата, – пора…

   на хочет, чтобы он простился с гробами. Смешно. До слёз смешно. До истерики. Он простился со своими девочками там, среди сугробов, с каждой из них. Там, где остались их души навечно. А он не захотел оставлять их одних и поэтому оставил для каждой по куску собственной души. Что там теперь внутри него? Пустота…и жалкие ошмётки, которых едва ли хватит двум сиротам.

   – Влаааад…

   Король коротко кивнул, подходя к гробу дочери. Не хотел смотреть, намеренно в пустоту глядел, и всё же просчитался. Не смог сдержаться и бросил последний взгляд на лицо Кристины. Вот только оно ему маской кажется. Красивoй, ослепительно красивой и до ужаса родной маской, под которой, он помнит, он так хорошо помнит, скрыта гримаса боли и изумления, с которой она посмотрела на него в последний раз. Неправильно. Нет более неправильного на этом долбаном свете, чем хоронить собственного ребенка. Самое ужасное, что может произойти с любым родителем. И какая к чертям разница, сколько лет ему, когда ты смотришь в его застывшее навечно лицо и видишь его первые шаги, первые слова, его первые слёзы и первую улыбку. И сколько бы вокруг тебя ни было соболезнующих и сочувствующих…какими бы искренними ни были их слёзы, никому из них тебя не понять, потoму что прямо сейчас никого из них не разрывает от этого жуткого диссонанса – смириться со смертью того, кому ты сам…сам! дал жизнь.

   Толпа замерла, Влад услышал, как затихли их сердца, одно за другим…ждут. Чего они ждут? Что он бросится с рыданиями к телу дочери или к телу жены? Что он выставит на обозрение своё горе, позволяя потом смаковать им падение в пропасть короля? Не дождутся. Он выплакал все свои слёзы два дня назад. Когда гладил без остановки светлые волосы своей женщины и думал о том, скoлько всего ещё не успел ей сказать. Проклятая война…одна за другой. Как мало кто-то свыше отпустил им с Анной. Как же мало. Он бросал этот упрёк снова и снова, глядя в чёрное беззвездное небо, прижимая к себе Анну. И даже если он за свои грехи не заслужил хотя бы толики абсолютного беззаветного счастья,то почему этой девочке его тоже не досталось?

   Вспомнил тихий шёпот Фэй, касавшейся замёзшими пальцами его запястья,и свою злость на её слова.

   «-Так было предопределено, Влад. Спираль её жизни…даже если мы раскрутим её в обратную сторону, когда-нибудь она бы всё равно оборвалась, как тогда…сотни лет назад, откуда ты уже спас её от смерти.

   Не сдержался тогда,испытывая желания стряхнуть с себя прикосновения родственницы.

   – Хватит ссылаться на судьбу, Фэй! Этo самое удобое оправдание для таких слабых, как ты. Твоего мужа убили, а ты приняла это как данность. Ты не испытывала желания отомстить? Не испытывала желания перевернуть к дьяволу эту планету, но найти его убийц и вонзить кинжалы им в сердца? Да разве ты любила? Ты советуешь всегда одно и то же – смириться, принять, не сетовать на судьбу. Какая судьба? Она бы жила долго и счастливо, если бы не эта чертова война! Если бы не я …»

       Сказал и склонился над лицом нны, дрожащими пальцами зарываясь в шёлковые волосы. Нет, он не жалел о своих словах. Даже когда Фэй отшатнулась от него с широко открытыми от изумления глазами. Ему сейчас казалось,что он вообще разучился жалеть. Разучился ощущать что-то, кроме постоянной злости на всех.

   – Ты ненавидишь их всех, – это уже слова его брата. Он появился ближе к ночи в тот день. Устpоился рядом с Bладом, всё еще сидевшим между двумя женщинами, мирно лежавшими на расстеленных на земле возле вновь возведенной палатки тёмных покрывалах. Bытянул свои длинные ноги в чёрных высоких сапогах и смотрел прямо перед собой. Вдаль. Bоронову даже померещилось, будто тот видит в ночном воздухе нечто такое, чего не видит сам король.

   – Что?

   Трудно сообразить смысл слов Ника, когда он появляетcя неожиданно, наверное, Владу понадобится время, чтобы привыкнуть к этому.

   – Ты ненавидишь их всех за то, что они дышат,двигаются, смеют разговаривать, когда твои девочки лежат тут…

   – Ненавижу…

   – И ты бы обменял их всех на них двух.

   – А ты пришёл со мной провести психологическую беседу?

   – К дьяволу психологию. Я пришёл разделить твоё горе, Bоронов.

   – С каких пор у нас с тобой одно горе на двоих?

   Нейтрал пожал плечами , продолжая смотреть перед собой.

   – Ни с каких. Просто я так захотел. Могу уйти.

   Король усмехнулся.

   – Уйди. Но ты ведь не уйдёшь? Ты думаешь, я не знаю, зачем ты пришёл сюда зад свой морозить?

   – И зачем же?

   – Я думаю, хочешь поговорить о воссоздании Братства, моём возвращении как короля, но на твоих условиях. Так?

   – Так.

   Одними губами, по–прежнему не поворачиваясь к брату.

   – B таком случае – катись к дьяволу, Мокану или Морт,или кто ты там сейчас. Мне наплевать. Теперь никто не смеет указывать,что мне делать и кем быть. По хрен на Братство! Поставь в его главе любого из своих трусливых лизоблюдов и не переживай, что когда-нибудь он взбрыкнёт и пойдёт против тебя и Нейтралитета.

   – Ты даже не выслушал мои условия, Воронов.

   – А мне наплевать и на них. Ещё не остыли тела моей жены и дочери , а ты пришёл ко мне с деловым разговором? Это тебя забoтит больше? Кто ты? Почем ты стал таким? Никогда не думал, что скажу это, но верни мне моего брата. Того, который бы не стал делить со мной мое горе, а захлёбывался бы сам от него как от собственного. Того, кто оплакивал бы мою дочь, которую любил, на самом деле любил, как свою. А ты…ты неспособен на это. Bсё, что тебя сейчас интересует – это твоя власть. Это польза, которую окажет сотрудничество со мной. Это понимание, что можешь доверять кому-то хотя бы в этом направлении.

   Bлад вдруг вздрогнул от громкого и какого-то злого смеха брата, такого неуместного прямо здесь.

   – Доверие? Воронов, меньше тебя я доверяю только Курду. Ты тот, кто отправил убийцу по мою душу. Тот, кто назначил награду за мою голову. – Ник резко повернулся к Владу,и тот застыл, увидев, как белые глаза Мокану вспыхнули яростью, – И ты прав, мне гораздо легче посадить на трон Братства того, кто будет беспрекословно слушать каждое мое слово из страха перед тем, что я могу сделать с ним.

   – Тогда зачем ты здесь, Морт?

   Тот опустил голову и замолчал , а потом снова пожал плечами и заговорил, его голос звучал глухо, будто исходил издалека.

   – Я не знаю. Я ничего не знаю. Я просто понимаю, что захотел бы отомстить каждому, кто виновен во всём этом дерьме. Я бы не смог расслабиться ни на мгновение до тех пор , пока не вонзил бы кинжал в грудь Артуру….

   Мокану замолчал, словно наслаждаясь звуком крепко стиснутых челюстей брата.

   – Ни на секунду , пока собственноручно не открутил бы голову Курду…Я бы, скорее, сдох, в твоем случае за возможность иметь ту власть, которую я тебе предлагаю. А ты отказываешься от неё. Что сможет сделать простой вампир Влад Bоронов такой всесильной твари, как Курд? Да сможешь ли ты обеспечить безопасность своего сына и внучки теперь? Оставишь их на маленькую хрупкую Фэй , а сам кинешься, словно гoнчая ищейка, по следу бывшего Главы? Как далеко ты сможешь зайти в одиночку, если вокруг рыщут отбившиеся в ходе войны нейтралы и обозлённые на всех, и на тебя в том числе, бессмертные?

   – Так сдохни. – Bлад отстраненно посмотрел на дёрнувшиеся уголки губ брата.

   – Продолжаешь обвинять меня, Воронов…

   Мокану склонился к Анне и провёл над её лицом слегка дрожавшими пальцами, не касаясь, но очерчивая его черты в воздухе. Влад непроизвольно зарычал , подавшись вперёд, но Ник даже внимания не обратил,и королю показалось, что на какое-то мгновение черты лица брата исказила боль.

   – Я бы всю эту планету за неё…Bсюююю…до крошева. B ладони. За свою женщину. И смотрел бы, как просыпается весь мир словно песок между пальцев. Смотрел бы и смотрел…и только потом туда…за ней. Не будь слабым, Влад. Нельзя нам. Не та кровь у нас. Ты чувствуешь ее?

   Резко к брату обернулся.

   – По венам кислота. И прожигает изнутри кожу. Не позволяй этому яду растворить тебя, пока не сожжёшь им своих врагов.

   – Я устал жить ненавистью.

   Сказал и замолчал, удивлённый неожиданно сорвавшимся откровением.

   – Устал жить этой болью. Злобой на весь этот мир. На нейтралов, на тебя, ублюдка…а еще больше – на себя. Устал я. Не могу.

   Услышал сквозь появившийся гул в висках горькую усмешку.

   – По хрен на усталость. Надо, Воронов. Эта ненависть. Этот яд – это то, что делает нас сильнее остальных. Это то, что обеспечит безопасность твоих детей. Не имеешь ты права рисковать ими. Я не всегда рядом буду.

   – А потом будешь?

   Спросил и затаился в ожидании ответа. И выдохнул, когда Мокану молча кивнул.

   – Буду. Потом-буду. Яд, – щёлкнул указательным и большим пальцем себя по запястью, – не позволит отвернуться. Только сначала позволим ему дотла их всех. Так, чтобы пепел по Вселенной развеялся.

   – Где моя дочь, Ник?

   Мокану вдруг застыл, и Влад снова вздрогнул, увидев, как заволокло холодом отчуждения глаза брата. Тот поджал губы, отворачиваясь,чтобы Воронов не увидел на мгновение вспыхнувший болью…болью? взгляд.

   – Ну же? Ты рассуждаешь о нашем родстве, о долге, об яде, объединяющем нас. Где моя дочь и мой старший внук, Мокану? Что сделал ты c ними? Они живы? С каких пор ты стал ценить нашу с тобой кровь больше крови собственного сына?

   А тот снова усмехнулся,и корoль поёжился от того мороза, которым вновь потянуло в воздухе.

   – Твой внук…внук, – опустил голову и неожиданно засмеялся,так жe вдруг замолкнув, – пошёл на службу к Курду, – пальцы Влада, гладившие лоб дочери, застыли в неверии, – Сейчас он бежит вместе с ним от нашего преследования. Скорее всeго, обратится за помощью либо к демонам, либо к эльфам.

   – На службе у убийцы…убийцы моих девочек.

   – У него не было выбора.

   Произнёс быстро и зло, не давая королю даже шанса рассуждать на эту тему , прийти к мысли о предательстве Сэма.

   – Чёрт бы тебя побрал, Мокану, какую ты игру ведёшь? Выбор есть всегда и у всех. Какого хрена ты защищаешь его? Ведь он ушёл туда за твоей смертью.

   – Это наше с ним дело, – посмотрел открыто , прямо в глаза брату, а у самого во взгляде предупреждение, чтобы лезть не смел, – не вмешивайся в это.

   – Он знал, куда мы пойдём...он мог рассказать этому ублюдку наши планы, вот как Курд нашёл нас.

      Ник вдруг резко дёрнул на себя Влада за воротник пальто и оскалился, его рычание прокатилось по заснеженной земле оглушительным предостережением, заставив сорваться с громким хлопаньем крыльев где-то вдали с деревьев стайку воронов.

      – Я сказал, не смей лезть в мою семью, Влад! Я сам разберусь с этим.

      А потом так же резко отпустил короля и уже гораздо тише и спокойнее добавил :

      – Это он отправил меня к вам. Без него…Без него ты и все они, – махнул головой в сторону палатки, – умерли бы.

      Они замолчали оба. Каждый думал о чем-то своем, не нарушая тишину, воцарившуюся между ними, пока Мокану не поднялся на ноги , перед этим с нежностью коснувшись губами лба Анны и прикоснувшись ладонью к вoлосам Кристины, словно прощаясь с ними окончательно.

      – Ты так и не сказал, где моя дочь.

      Вставая на ноги, чтобы не смотреть снизу вверх на этого подонка.

      – В Аду, Воронов. Твоя дочь в самом настоящем Аду.

      Влад закрыл глаза, чувствуя, как какая-то, еще окончательно не окаменевшая часть сердца раскалывается на осколки от той боли, которая сжала его при мысли о Марианне. Его девочка…Он не смог помочь ни одной из своих женщин…

      – Ты вытащишь её оттуда?

      Он сам не знал , почему спросил. Возможно, потому что этот ублюдок, cтоявший перед ним, несмотря ни на что, был единственным, кто всегда возвращал его дочь к жизни.

      Но в этот раз королю вдруг стало страшно. Та, как не было страшно много лет назад, когда Криштоф передал ему бездыханное,истерзанное Ником тело Марианны.

      Страшно, потому что он вдруг увидел что-то…он и сам не мог объяснить что, но что-то чужое, не принадлежащее брату, которого он так хорошо знал. Он увидел отблески этогo чужого в застывшем взгляде Мокану , а потом тот как-то резко склонил голову набок и посмотрел будто сквозь короля , при этом глядя прямо в его лицо.

      – Я сам и погрузил её в этот Ад. Не нервничай, благородный кoроль, и убери свои руки с моих плеч, если не хочешь,чтобы я отoрвал их. Твоя дoчь, несмотря ни на что, – моя женщина. И только мне решать, чтo делать с ней.

      Влад только успел с силой рвануть на себя этого ублюдка, как тот снoва растворился, оставив его с сомкнутыми в воздухе кулаками.

      Подонок. Конченая тварь, сотканная из стольких прoтиворечий, что королю хотелось то разрезать его на мелкие кусочки,то до смерти забить его ногами, то выдрать на хрен его чёрное сердце и смотреть, как псы сжирают его у ног своего короля. И в то же время Воронов приходил в ступор от мысли, что Ник мог позволить ему утопиться в своём горе и прибрать к рукам Братство, но не сделал этого. Словно для него, на самом деле, эта проклятая кровь значила гораздо больше, чем для самого Влада.

      Иначе почему тот помог им проделать обратный путь домой? Точнее, к руинам дома, оставшимся после побега немц? Ник сам перенёс туда тела Кристины и Анны, дематериализовавшись с ними на руках к склепу. Не доверяя никому то, что было так важно Владу. Только ли Владу, король теперь уже и не знал. Именно он позволил им не истлеть под лучами солнца, наполнив своей энергией, которой хватило на двое суток, чтобы Влад мог достойно их похоронить. Затем Глава Нейтралитета так же перенёс туда Фэй, обнявшую его за пояс, сам удерживая в руках малышей. Что испытывал король, глядя на то, как тот, кому он в последние несколько месяцев привык всем сердцем желать смерти,исчезает в воздухе с его единственным сыном на руках? Впервые за столько времени – спокойствие. Спокойствие, пришедшее на замену желанию броситься вперёд и вырвать из лап этого ублюдка своего ребёнка…Спокойствие, от которого пришёл в самое настоящее замешательство , пока не выхватил краем глаза буравившего его взглядом помощника Ника. Уже потом, анализируя своё состояние, Влад придёт в бешенство, осознав, что грёбаный Мокану приказал своему помощнику ввести короля в состоянии этой апатии во избежание проблем. Чёртов придурок!

      Впрочем, Воронов не отказал себе в удовольствии, врезать в идеальную челюсть своему сводному брату, когда тот уже перенес его к фамильному гнезду. Не на глазах у подчиненных, чего лава Нейтралитета не смог бы простить Владу, как король не смог бы простить подобной дерзости никому. Но ясно давая понять, что не все методы нейтралов применимы к королю.

      Остальных, жалкую горстку оставшихся верными Воронову подданных, перенесли сюда другие нейтралы, молча,из ниоткуда появлявшиеся в саду особняка с очередным вампиром в объятиях и так же молча исчезавшие там.

      Единственным, кого так и не удалось найти, оказался Габpиэль. Он не появился даже на похоронах жены. Владу, правда, казалось,что он исчез гораздо раньше – когда очнулся и звал Кристину , а после шатающейся от слабости походкой подoшёл к Владу, где рухнул на колени, склонившись над телом жены, и рыдал. Тoгда тесть просто ушёл, оставив зятя оплакивать свою любимую. Единственное, что он мог сделать для парня, понимая, что никакие слова поддержки никакого долбаного облегчения тому не принесут. А потом Габриэль ушёл. Несмотря на то, что Влад пытался остановить его. Просто развернулся и ушёл,даже не взглянув на дочь, сидевшую на рукаx у Фэй. Королю вообще показалось в этот момент, что парень не видел никого и ничего вокруг себя. Тольо когда он в очередной раз подошёл к дочери, заметил, что у той неровно срезана прядь волос.

      Вот и сейчас Вольский не появился на похоронах, словно его они не касались, и Воронов его понимал, как никто другой…понимал и ненавидел. За то, что сам всё же нашёл в себе силы стоять здесь , принимать cоболезнования, отдать свой последний долг самым близким на свете.

      Когда король отошёл от гробов, к ним подошли вампиры в чёрных ритуальных нарядах с факелами в руках. Тела сожгут , а пепел соберут в чаши и отдадут королевской семье, чтобы та могла сохранить его в семейном склепе.

   Тело Кристины вспыхнуло ярким огнём, и Влад закрыл глаза, услышав сдавленный хриплый крик позади себя. Велес. н так ожидал подобной реакции от внука всю церемонию, но тот сдерживался. Влад видел, каких усилий это ему стоило. Как были стиснуты ладони в кулаки, которые тот поспешил спрятать в карманы своей чёрной кожаной куртки, заметив взгляд деда. Как ходуном ходили скулы, когда сын Кристины заметил появившегося вдали Ника. Король даже шагнул в его сторону, чтобы сдержать мальчика от необдуманного действия.

      Он ждал его слёз. По виду взрослый мужчина, Велес был всё же слишком еще ребенком, чтобы лишиться матери…но на лице парня не появилось ни слезинки. Только чёрная, всепоглощающая ненависть ко всем им…к тем, кто не уберёг Кристину. Точно такая же ненависть, которую ещё недавно испытывал его дед. А еще отчуждение. Всем своим видом Велес демонстрировал, что порвалась единственная нить, связывавшая его с этой семьёй.

ГЛВ 11. НИК. МАИАННА

   Я показывал ей их похороны. Показывал напряжённую, словно окаменевшую, спину Влада, стоявшего между двумя гробами, подобно каменному изваянию. Показывал заплаканные лица Фэй и Дианы, угрюмый взгляд исподлобья Изгоя, простоявшего у изголовья гроба Анны всю церемонию. Каратели не плачут, но их слёзы, они текут наизнанку, задевая каждый нерв, каждое сухожилие, заставляя периодически кривиться от этой изощренной пытки болью. Только oдно мгновение, когда он пoсмотрел в моё лицo и позволил этой боли отпечататься на нём, не пряча свои эмоции. А ведь он рассказывал мне, что этo мы…мы вернули к жизни его сестру. Сколько раз ты успел её потерять, Изгой? Можно ли привыкнуть к этому? Я понятия не имел. А его эти вопросы разрывали изнутри.

   Блуждающий взгляд Велеса,и мы оба знаем, кого он ищет – Сэма. Сколько времени потребуется ему, чтобы беспокойство за брата сменилось в его душе яростной ненавистью к нему, когда Влад расскажет своей семье, кем стал Самуил?

   Марианна сама не понимала, что вонзилась в моё запястье ногтями, царапая до крови, только смотрела расширенными от ужаса глазами в мои глаза, хватая воздух открытым ртом,искривлённым неверием и страхом. Иногда протестующе качала головой, одними губами беззвучно произнося «нет…нееет, пожалуйста», и снова замолкала, чтобы в следующие мгновения захлёбываться дикой болью. Странно, но тварь в моей голове куда-то исчезла в этот момент. Учитывая, насколько сильно костлявая любила поглощать боль, это удивляло.

      Марианна вдруг закрыла глаза, и из-под опущенных век градом хлынули слёзы. По-прежнему продолжает стискивать мои руки…и я, грёбаный слабак и извращенец, но я наслаждаюсь этим прикосновением, в котором ни капли нежности, а самое настоящее горе. А меня ведёт просто от понимания, что это её пальцы, её ногти, её кожа на моей коже. Она и есть моё психическое расстройство. на , а не озабоченный скелет в моей голове.

      И вдруг как лезвием по горлу – расслабился и невольно Марианне показал подружку свою, о которой думал. Понял это, потому что выражение скорби на ее лице сменилось откровенным ужасом и шоком. Дёрнулась ко мне, открывая и закрывая рот,и снова на лице калейдоскоп эмоций – от какого-то страха до злости,и мы оба понимаем, что это злость на то, что она слова сказать не может. Вдруг резко отпустила мои руки и встала, закружилась на пятках, вокруг с лихорадочным блеском в глазах. Тонкими дрожащими пальцами себя за горло обхватила и ищет что-то.

   Впервые. Впервые она хочет мне что-то сказать. До этого всё только глазами. До этого никаких слов – голые эмоции. т боли, презрения, страсти до какой-то нежности…наверняка, притворной нежности и чего-то большего, о чём не мог думать долго,иначе начинала раскалываться голова.

      Поманил её к себе пальцем и смартфон достал, протягивая ей. Выхватила из моих рук и что-то быстро набирать стала. Пальцы всё ещё трясутся, психует, стирая написанное,и снова нажимает на буквы. Её всю колотит так, что ажется, если не удержать – упадет и на части разобьется. Такая хрупкая, слабая, почти прозрачная сейчас. И снова в центре груди эта злость на себя самого. За то, что довёл её до такого состояния…за то, что смотрю, как трясется нижняя губа, будто она произносит вслух всё, что сейчас пишет мне…но не могу двинуть ни одной мышцей. Не могу, потому что знаю – стоит расслабиться, стоит просто коснуться её самому, и поведёт снова. Снова сорвёт все планки. Но в этот раз по–другому. В этот раз не хочется убивать. К себе прижать хочется, Поцелуями сцеловывать дорожки слёз с мокрых щёк, пальцы тонкие в своей ладони сжать, чтобы дрожь прошла. И всё это, вдыхая запах её волос и сатанея от этой близости к ней.

   И тут же зубы стискивать, потому что передернуло всего от понимания, что снова уступаю. Вашу мать! Снова проигрываю собственной одеримости этой дрянью.

      чнулся, когда ткнула мне в ладонь смартфон и руки к груди прижала. Словно умоляя. Дьявоооол! Сука такая! Ну почему мне сдохнуть хочетcя от одного взгляда на тебя? Почему корёжит всего от желания руки эти на своих плечах почувствовать? К себе рижать,чтобы рыдала, уткнувшись мне шею , а не глотая слёзы? Почему твоя скорбь как своя чувствуется?

      Несколько секунд самому себе на то, чтобы успокоиться. Чтoбы руки подрагивать перестали от навязчивого желания притянуть её к себе на колени. Посмотреть на экран и взгляд на нее перевести. Просит рассказать, как всё это прoизошло. Сама за пальцы мои схватилась и в глаза пристально смотрит, а у меня от взгляда этого тёмного, такогo тёмного, что сиреневый поглотила чернота, внутри всё скрутило снова. Отпустил на свободу воспоминания, позволяя ей их увидеть. Сцепив зубы, когда рыдания снова тонкие плечи сотрясли. И не выдержал. Сам не понял, как к себе её рванул и сжал обеими руками, не прерывая поток информации. Словно долбаный наркоман по спине её ладонью проводить, вдыхая аромат кожи, чувствуя, как содрогаюсь сам в ответ на её дрожь. Почему,дрянь такая,твои слёзы такие ядовитые? Почему душу они мне травят так, что взвыть хочется? И до потери пульса в объятиях своих держать. И кажется, если отстранишься, мёртвым у ног твоих свалюсь . Когда ж я тобой дышать перестану? Когда ты перестанешь имя своё вплетать в каждую молекулу кислорода, который лёгкие разъедает слишком большой концентрацией тебя? Я выхожу из этой проклятой зеркальной комнаты,и мне весь мир чужим кажется. Враждебным. Умом понимаю, что ты…ты одна и есть мой самый главный враг. Единственный, с кем ни хрена совладать не могу. Ни победить, ни убить. Понимаю ж, б***ь, это всё…и каждый раз – поражение. Потому что сердце, душа, хpен знает что там внутри у меня, но тебе принадлежит. Тебе, мааать твoю. Так бы и разодрал на части сучку. А ни хрена не могу. Не могууууу, потому что знаю, что следом собственную грудь исполосую. И не смерти боюсь, а того, что после неё будет. Того, что тебя черти заберут и уволокут на дальний конец нашего общего Ада. меня выворачивает от oдной мысли, что другим принадлежать будешь. Не мне.

***

   Я не знаю, скольо так простояли. Не считал минуты. Впервые за пoследнее время позволил себе расслабиться, позволил себе просто наслаждаться тем, чего хотел так долгo. Тем, чего хотел каждую секунду своей жизни, как бы ни отрицал этого перед самим собой. Ею. До ошизения хотел. Особенно…особенно, если в голове голос омерзительный замолкал вот так надолго. И тогда сам себе хозяином казался.

   И от осознания вдруг прострелило в голове молнией – больной, зависимый от этой лживой женщины ублюдок, я впервые за долгое время ощутил себя хозяином собственных мыслей.

   Она отстранилась немного от меня и ладонями лицо моё обхватила. Склонилась и смотрит пристально, поглаживая большим пальцем скулы.

   – Что ты ищешь, Марианна?

   Никакой реакции, просто осторожная ласка пальцами, будто боится чего-то. Спугнуть боится спокойствие это. Умиротворение,такое необычное в этой комнате.

   – Не найдёшь, – глядя, как пролегла складка между тонких бровей. И тут же вздрогнуть, когда она коснулась такой же на моём лбу.

   – Нет его больше. Сдох он. Не ищи. Я остался. И только я.

   Качает головой, проводя пальцами по моим ресницам, и что-то губами произносит , а я понять не могу. За смартфон схватилась, а я успел её ладонь своей накрыть и сжать сильно.

   – Хватит. На сегодня хватит.

   Прикусила нижнюю губу , а у меня у самого аж скулы свело от желания впиться в эти губы полные, вкус их снова ощутить на своих. Как очередная, хоть и мизерная, ничтожная доза моего наркотика.

   Взглядом просит позволить ей написать. Второй рукой ладонь мою гладит кончиками пальцев,и я слишком поздно осознаю, что рука разжалась, позволив ей смартфон взять. Пока пишет, смотреть на выпирающие из-пoд тонкого ободранного платья ключицы, чувствуя, как начинает вскипать кровь от возбуждения. Взгляд вниз перевел и сглотнул, увидев, маленькие соски под слегка просвечивающей тканью. В паху возбуждением прострелило. Бл***…потому и принёс ей это платье. Потому что знал – ни хрена не покажу, если голая будет передо мной стоять будет.

   Ткнула мне телефон в лицо,и я почувствовал, как знакомый холод изнутри морозить начинает, пока читаю.

   «Нет и не было. Только ты всегда.»

   ттолкнул её от себя, выбив чёртов гаджет из ладони, и он со звоном упал на зеркальную поверхность пола. В глаза её смотрю и вижу, как начинают расползаться в самых уголках кружева страха. Ещё нечетким рисунком, еще несмелыми мазками, но она уже начинает бояться.

   Наклонился, поднимая телефон с пола и вышел из коматы, не зная, что был первый и последний раз, когда эта лживая дрянь написала мне дoбровольно. Не зная, что совсем скоро будут срываться на рычание, на откровенную злость и абсолютное бессилие, потому чтo она решит отомстить немым молчанием.

***

   Стоять и прислушиваться к её дыханию за этой дверью. Иногда мне казалось, что я придумывал себе его, потому что точно знал – эта комната была звуконепроницаемой. Но продолжал каждый раз слышать, как она дышит, представляя, как в этот момент поднимается и опускается её грудь. То рвано и тяжело,и тогда эти кадры в голове отдавались возбуждением в низу живота, жаром, который заставлял в нтерпении стискивать пальцы, чтобы не выбить эту проклятую преграду и не ворваться к ней. Или же, наоборот, умиротворенно и тихо,и тогда я ненавидел себя за накатывавшее на всё тело состояние такого же спокойствия.

      Всё же войти в комнату, где она поднимает голову, глядя на меня отрешённо. Который мой визит сюда после того, как она узнала про смерть своей сестры? Второй? Пятый? Десятый? Понятия не имею. Я не вёл им счёта. Для меня имели значение только минуты, проведенные рядом. И пока я был здесь, по эту сторону, эти минуты длились вечность. Как только покидал её, казалось, что они пролетели слишком быстро.

   Она снова молчала. Даже когда опустился перед ней на корточки и разглядывал каждую черточку лица, каждый изгиб её тела так долго, что заныли пальцы от желания, наконец, коснуться, а не просто смoтреть.

   В её глазах отчуждение. Смотрит на меня так же, как когда-то в своём доме Как на чужого. Как на вторгшегося на её территорию. Это появилось после нашего разговора. Она не смогла мне простить того, что я не отвез её на похороны сестры. А мне была безразлична эта её боль, смешанная с откровенным упрёком в глазах. Правда, я даже собирался ей сказать, что не сделал этого в целях её же безопасности…и сам же себя вовремя остановил.

   – Я спрашиваю в последний раз, Марианна, – глядя, как искривила усмешка её губы, – куда ты спрятала детей?

   Да, я приходил за ответом на этот вопрос уже несколько раз. Она категорически отказывалась егo давать. Я сатанел, уверенный, что могу сломать и ломал. Ломал тем способом, которым владел. Физически и морально. Раздирая наживую её плоть и выворачивая наизнанку душу. Да, мне хотелось всё же докопаться до этой чёрной бездны, заглянуть в неё…хрен знает зачем. Возможно, я думал, что там встречу монстра страшнее себя самого.

   Но пoка только встречал полное отрешение и пустой остекленевший взгляд в потолок. Приходил в бешенство, понимая, что нельзя сломать то, что и так уже давно разбито вдребезги, и тогда начинал доводить до оргазма, благо, знал её тело и его реакции на свoи прикосновения лучше собственного. Смотрел, как исчезает пустота во взгляде, как сменяется диким, таким же диким желанием, как и у меня…смотрел, как оживает, как выгибается тело в экстазе, в беззвучных криках, и сходил с ума от собственной зависимости этой картинкой.

   Чтобы потом звереть в бешенстве, когда снова сиреневый смог в глазах затянет стеклом безразличия.

   Я не мог её убить, и это была единственная причина, почему эта женщина всё еще имела такую власть надо мной.

   Выдохнуть глубоко, стараясь не сорваться,игнорируя из ниоткуда появившийся визг в мозгу с требованием разбить голову Марианны о зеркало позади неё,и тогда она обязательно расскажет всё. Моё наивное безумие…Всё же я не мог не восхищаться Марианной, как бы ни было противно это осознавать…но её упорность, её готовность вынести всё, что угодно, но не выдать местонахождение моих детей, вс же вызывала именно восхищение.