Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник) Леблан Морис
– Я многое знаю.
– Хорошо. Тогда я позвоню.
Клотильде принесли шляпку и одежду. Шолмс сказал:
– Вы должны придумать для господина Детанжа причину, объясняющую наш уход, и эта причина должна объяснить ваше отсутствие в течение нескольких дней.
– Это ни к чему. Я скоро вернусь.
И снова они, улыбаясь, обменялись ироническими взглядами.
– Как же вы ему доверяете! – заметил Херлок Шолмс.
– Безрассудно.
– Все, что он делает, хорошо, не так ли? Все, чего он хочет, исполняется. И вы все оправдываете, вы готовы на все ради него.
– Я люблю его, – сказала она, дрожа от страсти.
– И вы думаете, что он вас спасет?
Она пожала плечами, подошла к отцу и предупредила его:
– Похищаю у тебя господина Стикманна. Мы идем в Национальную библиотеку.
– Ты вернешься к обеду?
– Возможно… Или, скорее, нет… но ты не волнуйся… – И она решительно повернулась к Шолмсу: – Я готова следовать за вами, мсье.
– Безо всяких задних мыслей?
– С закрытыми глазами.
– Если вы попытаетесь сбежать, я позову на помощь и вас арестуют. А это тюрьма. Не забывайте, выписан ордер на арест Белокурой дамы.
– Клянусь честью, я не буду делать ничего, чтобы сбежать.
– Я вам верю. Идемте.
И они, как и говорил Херлок Шолмс, вместе вышли из особняка.
На площади их ждал автомобиль, развернувшийся в обратную сторону. Была видна спина водителя и фуражка, почти скрытая воротником теплого пальто. Подойдя, Шолмс услышал урчание двигателя. Он открыл дверцу, предложил Клотильде сесть и устроился рядом с ней.
Автомобиль тут же тронулся с места, доехал до внешнего бульварного кольца, до авеню Ош, затем до авеню де ля Гранд-Арме.
Шолмс размышлял: «Ганимар у себя, оставлю девушку у него… Сказать ему, кто она? Нет, он сразу же отправит ее в камеру, а это все испортит. Когда останусь один, посмотрю список в досье М. Б. – и на охоту. Этой ночью или, самое позднее, завтра утром я приду к Ганимару, как было условлено, и сдам ему Арсена Люпена и его шайку…»
Херлок Шолмс потирал руки, с радостью думая о том, что близок к цели и никакое серьезное препятствие не отделяет его от нее. Не в силах бороться с бурной радостью, столь для него нехарактерной, англичанин воскликнул:
– Прошу прощения, мадемуазель, если я слишком уж демонстрирую свое удовлетворение. Битва была трудной, и успех мне особенно приятен.
– Законный успех, мсье, и вы имеете полное право им наслаждаться.
– Благодарю вас. Но какой странной дорогой мы едем! Наверное, шофер что-то не понял.
Они выезжали из Парижа через Порт-де-Нейи. Зачем, черт возьми? Улица Перголез не находилась за чертой города.
Херлок Шолмс опустил стеклянную перегородку.
– Послушайте, шофер, вы ошиблись, улица Перголез.
Тот не ответил, и Шолмс повторил громче:
– Говорю же, на улицу Перголез!
Водитель молчал.
– Ах так! Да вы глухой, друг мой! Или вы это нарочно? Нам тут нечего делать. На улицу Перголез! Приказываю вам вернуться, и как можно скорее!
В ответ по-прежнему молчание. Англичанин вздрогнул от удивления, потом посмотрел на Клотильду: на губах девушки играла едва заметная улыбка.
– Почему вы смеетесь? – проворчал он. – Это случайность, и она никак не связана… это ничего не меняет…
– Абсолютно ничего, – ответила она.
И вдруг Херлока Шолмса осенило!
Приподнявшись, он внимательно посмотрел на человека за рулем. Плечи были не такими широкими, поведение более непринужденным… Его прошиб холодный пот, кулаки сжались, а в голову пришла страшная мысль: это Арсен Люпен!
– Ну, господин Шолмс, что вы думаете о нашей небольшой прогулке?
– Прелестно, дорогой мсье, действительно прелестно, – ответствовал тот.
Возможно, англичанину еще никогда не приходилось делать над собой такое усилие, чтобы произнести слова без дрожи в голосе, которая могла бы выдать сотрясавшую его злость. Но тут же бурная волна ярости и ненависти прорвала плотину, взяла верх над его волей, и, выхватив револьвер, он наставил его на мадемуазель Детанж.
– Сию же минуту, сию же секунду остановитесь, Люпен, или я выстрелю в мадемуазель!
– Рекомендую вам целиться в щеку, если хотите попасть в висок, – ответил Люпен, не поворачивая головы.
Клотильда только и сказала:
– Максим, не надо ехать быстро, мостовая скользкая, а я ужасная трусиха.
Она улыбалась, глядя на камни мостовой, по которым ехала машина.
– Пусть остановится! Пусть наконец остановится! – крикнул ей Шолмс, обезумевший от злости. – Вы же видите, что я способен на все!
Дуло револьвера скользнуло по локонам девушки.
Она прошептала:
– Максим так неосторожен… На такой скорости машину точно занесет.
Шолмс сунул револьвер в карман и схватился за ручку двери, готовый выпрыгнуть, несмотря на всю абсурдность такого поступка.
Клотильда обратилась к нему:
– Берегитесь, мсье, за нами едет автомобиль.
Херлок Шолмс присмотрелся. Действительно, за ними ехала машина цвета крови, огромная, устрашающего вида, с капотом заостренной формы. В ней сидели четверо мужчин в меховых куртках.
«Ясно, – подумал он, – меня хорошо охраняют, подождем».
Он скрестил руки на груди с горделивой покорностью человека, смирившегося и ожидающего, пока судьба ему улыбнется. Они пересекли Сену, а затем миновали Сюрен, Рюэй, Шату. Херлок Шолмс сдерживал ярость и горечь, оставаясь неподвижным, отрешенным. Он думал лишь о том, как бы узнать, каким чудом Арсену Люпену удалось подменить шофера. Он не допускал того, чтобы славный малый, которого он сам нашел утром на бульваре, мог быть сообщником, подставленным заранее. Однако Арсена Люпена наверняка кто-то предупредил, и случиться это могло только после того, как он, Шолмс, стал угрожать Клотильде, потому что до того момента никто не знал о его планах. Но с той минуты они с Клотильдой не расставались.
И вдруг нахлынуло воспоминание: телефонный звонок девушки и ее разговор с портнихой. Херлок Шолмс все понял. Еще до того, как он заговорил, при первом слове о беседе, о которой он попросил в качестве нового секретаря господина Детанжа, Клотильда почувствовала опасность, угадала имя и цель посетителя и хладнокровно, притворяясь, будто звонит портнихе, через некое подставное лицо, произнося условленные заранее слова, позвала Люпена на помощь. Тот приехал, увидел автомобиль с заведенным двигателем, и это показалось ему подозрительным. А уж как он подкупил шофера, это не имело значения. Поражало англичанина и усмиряло его ярость воспоминание о том, как по-настоящему влюбленная женщина преодолела волнение, подавила свои чувства и своим бесстрастным лицом и взглядом сбила с толку самого старину Шолмса.
Что можно сделать с человеком, которому повинуются такие помощники, который одним только своим авторитетом делает женщину энергичной и смелой?
Машина переехала через Сену и направилась в сторону Сен-Жермен. В полукилометре от этого предместья автомобиль снизил скорость. Вторая машина подъехала, и обе они остановились. Поблизости не было ни души.
– Господин Шолмс, – сказал Люпен, – будьте так любезны перейти в другой автомобиль. Наш медленно едет.
– Хорошо, хорошо, – с готовностью откликнулся Шолмс, тем более что у него не было выбора.
– Позвольте также предложить вам шубу, потому что мы поедем довольно быстро, и эти два бутерброда. Да, берите: кто знает, когда вы еще будете обедать!
Подошли четыре человека. Один из них снял очки, и Шолмс узнал господина в рединготе из венгерского ресторана. Люпен сказал ему:
– Вернете автомобиль шоферу, он ждет в первом винном баре по правую сторону улицы Лежандр, и выплатите ему обещанную вторую часть суммы – тысячу франков. Да, совсем забыл. Будьте любезны передать ваши очки господину Шолмсу.
Он поговорил с мадемуазель Детанж и сел за руль, Шолмс рядом с ним, а позади один из людей Люпена.
Арсен Люпен не преувеличивал, говоря, что они поедут «довольно быстро». С самого начала это была головокружительная скорость. Горизонт летел им навстречу, будто притягиваемый таинственной силой, и стремительно исчезал вместе с деревьями, домами, полями и лесами – все неслось с быстротой потока в преддверии бездны.
Шолмс и Люпен не обменялись ни словом. Над их головами морским прибоем шумела листва тополей, а ритм задавали одинаковые расстояния между пролетавшими мимо деревьями. Мелькали города: Мант, Вернон, Гайон. С одного холма на другой, от Бон-Скур до Кантеле. Руан, его пригород, въезд в него, километры вдоль набережной – Руан казался всего лишь улицей какого-то предместья. Дюклер, Кодбек, плоскогорья земли Ко, которых в своем мощном полете они едва касались, Лилльбонн и Килльбеф. И внезапно они очутились на маленькой набережной на берегу Сены, где пришвартовалась яхта, из трубы которой вырывались клубы черного дыма.
Автомобиль остановился. За два часа они преодолели более сорока лье.
Человек в синей матросской блузе и фуражке с золотыми галунами приветствовал их.
– Отлично, капитан! – воскликнул Люпен. – Вы получили телеграмму?
– Получил.
– «Ласточка» готова?
– Готова.
– Итак, господин Шолмс…
Англичанин оглянулся, увидел группу людей на террасе кафе, еще одну совсем рядом и понял, что никто и вмешаться не успеет, как его схватят и отправят в трюм, поэтому шагнул на мостик и проследовал за Люпеном в капитанскую каюту. Она была просторная, тщательно убранная и, благодаря лакированным панелям и блеску меди, светлая.
Люпен закрыл дверь и, не теряя времени, спросил:
– Так что вам известно?
– Все.
– Все? Уточните.
В его голосе больше не было слегка ироничной вежливости, с которой он обращался к англичанину ранее. Теперь это был повелительный тон хозяина, имеющего обыкновение приказывать и привыкшего, что ему подчиняются все, даже Херлок Шолмс.
Они обменялись взглядами, теперь уже враждебными, открыто враждебными. Несколько раздраженно Люпен снова заговорил:
– Уже несколько раз, мсье, я встречаю вас на своем пути. Это перешло всякие границы. Я не могу больше терять время, выбираясь из расставленных вами ловушек. Поэтому предупреждаю, что мое отношение к вам будет зависеть от вашего ответа. Что конкретно вам известно?
– Повторяю, мсье, все.
Арсен Люпен, похоже, довольствовался ответом и отрывистым тоном продолжил:
– Тогда я расскажу, что вы знаете. Вы знаете, что под именем Максима Бермона я… реставрировал пятнадцать домов, построенных господином Детанжем.
– Да.
– Из этих пятнадцати домов вам известны четыре.
– Верно.
– И у вас есть список остальных одиннадцати.
– Да.
– Вы взяли этот список у господина Детанжа, вероятно, этой ночью.
– Да.
– И поскольку вы полагаете, что в числе этих одиннадцати домов обязательно есть один, который я приберег для себя и своих друзей, вы поручили Ганимару начать поиски и найти мое убежище.
– Нет.
– Что это значит?
– Это значит, что я работаю один и собирался начать действовать в одиночку.
– Тогда мне нечего бояться, так как вы в моих руках.
– Вам нечего бояться до тех пор, пока я у вас в руках.
– Вы хотите сказать, что ускользнете от меня?
– Нет.
Арсен Люпен подошел к англичанину ближе и, мягко положив руку ему на плечо, сказал:
– Послушайте, мсье, у меня нет настроения вступать в дискуссии, а вы, к несчастью для себя, не в состоянии меня одолеть. И закончим на этом.
– Хорошо.
– Дайте мне честное слово, что не будете пытаться сбежать с этого корабля, пока не окажетесь в английских водах.
– Даю вам слово чести, что буду всеми способами пытаться сбежать, – ответил неукротимый Шолмс.
– Но, черт возьми, вы же знаете, что мне достаточно сказать слово, чтобы вы не могли больше сопротивляться! Все эти люди слепо подчиняются мне. По одному моему знаку они посадят вас на цепь…
– Цепи рвутся.
– И выбросят за борт в десяти милях от берега.
– Я умею плавать.
– Отличный ответ! – засмеялся Люпен. – Прости меня Господи, я был зол. Извините, мэтр, и давайте покончим с этим. Вы понимаете, что я приму все необходимые меры для безопасности своей и своих друзей?
– Все меры? Но они бесполезны.
– Согласен. Но вы не обидитесь, если я их все-таки приму?
– Это ваш долг. Приступайте.
Люпен открыл дверь и позвал капитана и двух матросов. Они схватили англичанина, обыскали и, связав ему ноги, привязали к капитанской койке.
– Достаточно, – отдал приказание Люпен. – Потребовалось все ваше упорство, мсье, и исключительная серьезность обстоятельств, чтобы я позволил себе…
Матросы ушли.
Люпен сказал капитану:
– Капитан, один человек из экипажа остается в распоряжении господина Шолмса, а вы составите ему компанию, когда сможете. Пусть ему окажут все знаки внимания. Херлок Шолмс – не пленник, а гость. Сколько на ваших часах, капитан?
– Пять минут третьего.
Люпен посмотрел на свои часы, потом на часы, висевшие на стене каюты.
– Пять минут третьего? Договорились. Сколько времени вам нужно, чтобы добраться до Саутгемптона?
– Девять часов неспешным ходом.
– Вы будете добираться одиннадцать часов. Вы не должны оказаться на суше до отхода пакетбота, покидающего Саутгемптон в полночь и прибывающего в Гавр в восемь утра. Надеюсь, вы поняли, капитан? Повторяю: поскольку для всех нас было бы чрезвычайно опасно, если бы мсье вернулся во Францию на этом корабле, вы не должны прибыть в Саутгемптон ранее часа ночи.
– Ясно.
– Прощайте, мэтр. До следующего года – в этом или в ином мире.
– До завтра.
Несколькими минутами позже Шолмс различил звук удаляющегося автомобиля, а затем из глубин «Ласточки» послышалось нарастающее гудение. Судно отчаливало.
Около трех часов они миновали устье Сены и вышли в открытое море. Шолмс спал крепким сном, растянувшись на койке, к которой был привязан.
На следующий день – десятый и последний день войны, начатой между двумя великими соперниками, – «Эко де Франс» опубликовало такой прелестный пассаж:
«Вчера Арсен Люпен издал приказ о высылке Херлока Шолмса, английского детектива. Приказ, подписанный в полдень, был выполнен в тот же день. В час ночи Шолмс высадился в Саутгемптоне».
Глава 6
Второй арест Арсена Люпена
К восьми часам двенадцать машин для перевозки вещей подъехали на улицу Крево, между авеню дю Буа-де-Булонь и авеню Бюжо. Господин Феликс Дави уезжал из апартаментов, которые занимал на пятом этаже в доме № 8. А господин Дюбрей, эксперт, объединивший в одну квартиру весь шестой этаж того же дома и шестой этаж двух смежных домов, в тот же день (простое совпадение, потому что эти господа не были знакомы друг с другом) перевозил коллекцию мебели, посмотреть которую ежедневно приходили многочисленные иностранные посетители.
О деталях происходящего, отмеченных жителями квартала, заговорили позже: ни на одной из машин не было фамилии и адреса перевозчика, никто из сопровождавших машины людей не задерживался в соседних лавочках. Они работали так хорошо, что в одиннадцать часов все было закончено, только по углам опустевших комнат оставались какие-то обрывки бумаги или тряпок.
Господин Феликс Дави, элегантный молодой человек, одетый по самой последней моде, держа в руках спортивную трость, вес которой свидетельствовал о прекрасно развитой мускулатуре ее владельца, уселся на лавочку на аллее, пересекающей авеню дю Буа, напротив улицы Перголез. Рядом сидела скромно одетая женщина. Она читала газету, а ребенок поблизости копался лопаткой в песке.
Спустя некоторое время Феликс Дави, не поворачивая головы, спросил у женщины:
– Ганимар?
– Уехал сегодня утром в девять часов.
– Куда?
– В полицейское управление.
– Один?
– Один.
– Никаких телеграмм этой ночью не было?
– Нет.
– Вам по-прежнему доверяют в этом доме?
– По-прежнему. Я оказываю небольшие услуги госпоже Ганимар, а она рассказывает мне обо всем, что делает ее муж. Мы провели утро вместе.
– Отлично. До нового приказания продолжайте приходить сюда каждое утро в одиннадцать.
Он встал и направился в сторону порт Дофин, в Китайский павильон, где заказал скромный завтрак: два яйца, овощи и фрукты. Потом вернулся на улицу Крево и сказал консьержке:
– Я загляну наверх и отдам вам ключи.
В комнате, служившей рабочим кабинетом, Феликс Дави снял медную пробку, закрывавшую газовую трубу с шарниром, тянувшуюся вдоль камина, установил в трубе небольшой аппаратик в форме рожка и свистнул.
В ответ раздался слабый звук свистка. Наклонившись, он прошептал:
– Дюбрей, никого нет?
– Никого.
– Я могу войти?
– Да.
Он вернул пробку на место, подумав: «До чего же дошел прогресс! Наш век изобилует маленькими изобретениями, бесспорно делающими жизнь прелестной и живописной. И такой занятной! Особенно если умеешь играть с ней, как я».
Он коснулся детали мраморной резьбы на камине. Панель заскользила по невидимым рельсам, открывая зияющую пустоту, в которой виднелись ступеньки лестницы. Все там было отменно чистым, а литые детали и кафельная плитка отполированы.
Феликс Дави поднялся по лестнице. На шестом этаже, рядом с таким же выходом, его ожидал господин Дюбрей.
– У вас все закончено?
– Да.
– Все вывезено?
– Полностью.
– Люди?
– Остались только три охранника.
– Пойдем.
Они таким же образом поднялись на этаж прислуги и оказались в мансарде, где находились три человека, один из которых смотрел в окно.
– Ничего нового?
– Ничего, хозяин.
– На улице спокойно?
– Абсолютно.
– Еще десять минут, и я уезжаю. Вы тоже. С этого момента при малейшем подозрительном движении на улице предупреждайте меня.
– Я постоянно держу палец на кнопке тревожной сигнализации, хозяин.
– Дюбрей, вы сказали нашим перевозчикам, чтобы они не прикасались к проводам этой сигнализации?
– Конечно. Она отлично работает.
– Ну, тогда я спокоен.
Они вместе спустились в апартаменты Феликса Дави, где он, вернув на место мраморную деталь, воскликнул:
– Дюбрей, хотел бы я видеть лица тех, кто обнаружит все эти восхитительные устройства, сигнальные звонки, сеть электрических проводов и акустических труб, невидимые ходы, скользящие паркетины, потайные лестницы – хитроумные изобретения для настоящей феерии!
– Какая реклама для Арсена Люпена!
– Реклама, без которой можно было бы обойтись. Жаль расставаться с таким оборудованием. Придется начинать все сначала, Дюбрей, и по новому проекту, разумеется, потому что никогда нельзя повторяться. Черт бы побрал этого Шолмса!
– Он так и не вернулся?
– Ну что вы, как? От Саутгемптона ходит только один пакетбот, в полночь. От Гавра – только один поезд: отходит в восемь утра и прибывает в одиннадцать часов одиннадцать минут. Если он не сел на полночный пакетбот (а он на него не сел, так как капитану были даны четкие распоряжения), то сможет вернуться во Францию только сегодня вечером, через Ньюхевен и Дьепп.
– Если вернется!
– Шолмс никогда не бросает начатую партию. Он вернется, но слишком поздно. Мы будем уже далеко.
– А мадемуазель Детанж?
– Я должен встретиться с ней через час.
– У нее?
– Нет, она вернется к себе только через несколько дней, когда минует буря… и когда мне не придется больше заниматься только ею. Но вам, Дюбрей, следует поторопиться. Погрузка нашего багажа будет долгой, а ваше присутствие необходимо на набережной.
– Вы уверены, что за нами не следят?
– Кто? Я опасался одного Шолмса.
Дюбрей ушел. Феликс Дави сделал последний круг по помещению, подобрал два-три разорванных письма, потом, увидев кусочек мела, нарисовал на темных обоях столовой большую рамку и написал, как это обычно делают на мемориальных досках: «В НАЧАЛЕ XX ВЕКА ЗДЕСЬ ПРОЖИВАЛ В ТЕЧЕНИЕ ПЯТИ ЛЕТ АРСЕН ЛЮПЕН, ДЖЕНТЛЬМЕН-НАЛЕТЧИК».
Эта маленькая шутка, казалось, доставила ему большое удовольствие. Насвистывая веселую песенку, он перечитал надпись и воскликнул:
– Теперь, когда я исполнил свой долг перед историками будущего, пора уходить. Поторопитесь, Херлок Шолмс, в течение трех минут я покину свое убежище, и ваше поражение станет окончательным. Еще две минуты! Вы заставляете себя ждать, мэтр! Еще минута! Вы не идете? Хорошо! Я объявляю о вашем поражении и своей победе. А теперь я сматываю удочки. Прощай, царство Арсена Люпена! Мы больше не увидимся. Прощайте, пятьдесят пять комнат шести квартир, в которых я царил! Прощай, моя каморка, моя скромная каморка!
Звонок прервал его лирические воспоминания, звонок резкий, быстрый и пронзительный. Он прозвонил два раза, смолк, снова зазвонил и смолк. Это была тревожная сигнализация.
Что случилось? Какая-то опасность? Ганимар? Да нет же…
Арсен Люпен уже собирался вернуться в свой кабинет и скрыться, но для начала подошел к окну. На улице никого. Может быть, неприятель уже в доме? Он прислушался, ему показалось, что он слышит приглушенный шум. Не колеблясь больше, Арсен Люпен побежал в рабочий кабинет и, перешагивая через порог, различил звук ключа, который пытались вставить в скважину входной двери.
«Черт возьми, – подумал он, – пора уходить. Возможно, дом окружен… через черный ход нельзя. К счастью, есть камин…»
Он резко нажал на мраморную резьбу, она не двигалась. Он сделал еще одно усилие – резьба не сдвинулась с места.
В то же мгновение он услышал, как внизу открывается дверь. Раздались шаги.