Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник) Леблан Морис
– Я согласен на все ваши условия.
– О! – удивленно произнес англичанин. – Но вы отказались… для себя…
– Речь шла обо мне, господин Шолмс. Теперь речь идет о женщине… о женщине, которую я люблю. Видите ли, во Франции к этому особое отношение. И если меня зовут Люпен, это не значит, что я поступлю иначе… напротив!
Он произнес это очень спокойно. Шолмс едва заметно кивнул и прошептал:
– Итак, голубой бриллиант?
– Возьмите мою трость в углу, рядом с камином. Нажмите на набалдашник одной рукой, а другой поверните железное кольцо на другом ее конце.
Шолмс взял трость, повернул кольцо и заметил, что набалдашник откручивается. Внутри его находился комок замазки. А в этом комке – камень.
Шолмс рассмотрел его. Это был голубой бриллиант.
– Мадемуазель Детанж свободна, господин Люпен.
– Свободна в настоящем и в будущем? Ей не следует опасаться вас?
– Никого.
– Что бы ни случилось?
– Что бы ни случилось. Отныне я не помню ни ее имени, ни адреса.
– Спасибо. И до свидания. Ведь мы свидимся еще, не так ли, господин Шолмс?
– Не сомневаюсь в этом.
Между англичанином и Ганимаром состоялось довольно оживленное объяснение, которое Шолмс не без некоторой резкости прервал:
– Сожалею, господин Ганимар, что не разделяю вашей точки зрения, но у меня нет времени убеждать вас. В течение часа я отбываю в Англию.
– А Белокурая дама?
– Я не знаю этой особы.
– Но вы же только что…
– Понимайте, как знаете. Я уже отдал вам Люпена, а вот голубой бриллиант, который вы будете иметь удовольствие лично вернуть графине де Крозон. Мне кажется, вам не на что жаловаться.
– Но как же Белокурая дама?
– Ищите ее.
Херлок Шолмс нахлобучил шляпу и удалился, как человек, не имеющий привычки задерживаться, когда дела закончены.
– Счастливого пути, мэтр! – крикнул ему вслед Люпен. – Будьте уверены, что я никогда не забуду о теплых отношениях, которые нас связывают. Мои наилучшие пожелания господину Вилсону. – Ответа он не услышал и рассмеялся. – Вот что означает «уйти по-английски». О, этот достойный островитянин не обладает куртуазным шиком, который отличает нас. Подумайте-ка, Ганимар, если бы какой-то француз уходил при таких обстоятельствах, то какой изысканной любезностью он бы маскировал свой триумф! Боже мой, инспектор, что вы делаете? Неужели обыск? Но здесь больше ничего нет, мой бедный друг, ни единой бумажки. Мои архивы находятся в надежном месте.
– Как знать, как знать.
Люпен смирился. Его держали два инспектора и окружало множество людей. Он терпеливо наблюдал за их действиями, но минут через двадцать вздохнул:
– Быстрее, Ганимар, иначе вы никогда не закончите.
– Вы что, очень торопитесь?
– Тороплюсь ли я? У меня неотложная встреча!
– В тюремной камере?
– Нет, в городе.
– Надо же! И в котором часу?
– В два.
– А сейчас уже три.
– Вот именно, я опоздаю, а я терпеть не могу опаздывать.
– Вы дадите мне еще пять минут?
– И ни минутой больше.
– Очень любезно, я постараюсь.
– Меньше говорите. Еще и этот шкаф? Но он же пуст!
– Тем не менее вот письма.
– Старые счета!
– Нет, пакет, перевязанный шелковой ленточкой.
– Розовой ленточкой! Ганимар, не развязывайте, умоляю вас! Бога ради!
– Это от женщины?
– Да.
– От дамы из высшего общества?
– Из самого высшего.
– Ее имя?
– Мадам Ганимар.
– Очень смешно! Очень смешно! – воскликнул инспектор недовольным голосом.
В этот момент полицейские, посланные в соседние комнаты, сообщили, что обыск не дал никакого результата. Люпен рассмеялся.
– Черт возьми, неужели вы рассчитывали найти список моих товарищей или доказательства моих отношений с немецким императором? Ганимар, нужно было искать маленькие тайны этой квартиры. Например, этот газовый кран – акустический аппарат. Внутри этого камина находится лестница. Эта стена – полая. А переплетение разных звонков! Вот смотрите, Ганимар: нажмите на эту кнопку…
Ганимар подчинился.
– Вы ничего не слышите? – спросил Люпен.
– Нет.
– И я тоже. Однако вы предупредили управляющего моими аэростатами, чтобы он подготовил дирижабль, который скоро унесет нас в небо.
– Ну-ну, – сказал Ганимар, закончивший обыск, – хватит глупостей, идемте!
Он сделал несколько шагов, его люди последовали за ним.
Люпен не шелохнулся.
Охранники подтолкнули его. Никакого результата.
– Что, – спросил Ганимар, – вы отказываетесь идти?
– Отнюдь.
– В таком случае…
– Но это зависит…
– От чего?
– От того места, куда вы меня повезете.
– В тюрьму, черт побери!
– Тогда я не пойду. Мне нечего делать в тюрьме.
– Вы с ума сошли!
– Разве я не имел чести предупредить вас, что у меня срочное свидание?
– Люпен!
– Поймите, Ганимар, меня ждет Белокурая дама. И вы полагаете, что я окажусь настолько невоспитанным, чтобы заставить ее волноваться? Это было бы недостойно галантного человека.
– Послушайте, Люпен, – сказал инспектор, которого начинало раздражать это зубоскальство, – до сих пор я был с вами крайне любезен. Но всему есть предел. Следуйте за мной!
– Невозможно. У меня назначена встреча, и я буду на ней.
– Говорю вам в последний раз!
– Не-воз-мож-но.
Ганимар махнул рукой, и двое охранников подхватили арестованного подмышки. Но тут же отпустили его, закричав от боли: двумя руками Арсен Люпен вонзил в них длинные иглы.
Обезумев от ярости, остальные полицейские бросились к нему. Их гнев рвался наружу, они сгорали от желания отомстить за товарищей и за выслушанные многочисленные оскорбления. И они стали наносить удары, соперничая друг с другом. Самый сильный удар попал Люпену в висок. Он упал.
– Если вы его изувечите, то будете иметь дело со мной.
Ганимар наклонился, собираясь привести Люпена в чувство, но, убедившись, что тот нормально дышит, распорядился, чтобы преступника взяли за ноги и за руки, а сам он будет поддерживать туловище.
– Идите осторожнее, не трясите. Ах, чуть его не прикончили! Эй, как вы себя чувствуете?
Люпен открыл глаза и прошептал:
– Не очень, Ганимар… Меня могли убить.
– Сами виноваты, черт возьми! Это все ваше упрямство, – проворчал огорченный Ганимар. – Вам не очень больно?
Они вышли на лестницу. Люпен простонал:
– Ганимар… в лифт… они переломают мне кости….
– Хорошая мысль, отличная, – согласился Ганимар. – Тем более что лестница узкая, и мы не смогли бы…
Он вызвал лифт. Люпена со всеми предосторожностями занесли туда. Ганимар занял место рядом и сказал своим людям:
– Ступайте вниз и ждите меня у комнаты консьержки.
Он взялся за ручку, но не успел закрыть дверь. Внезапно лифт взлетел, как воздушный шар, у которого перерезали веревку. Раздался язвительный смех.
– Черт возьми… – зарычал Ганимар, лихорадочно отыскивая в темноте кнопку для спуска лифта. Не найдя ее, он крикнул: – На шестой! Быстрее к двери на шестом этаже!
Четверо полицейских помчались вверх по лестнице. Но произошло нечто странное: лифт как будто пробил потолок последнего этажа, исчез из поля зрения полицейских, внезапно вынырнул на верхнем этаже, где живет прислуга, и остановился. Три человека уже поджидали там. Двое схватили Ганимара, который, впрочем, и не думал защищаться, оглушенный и лишенный возможности пошевелиться. Третий человек увел Люпена.
– Я предупреждал вас, Ганимар… подъем воздушного шара… благодаря вам! В другой раз не будете таким снисходительным. Особенно прошу запомнить, что Арсен Люпен не позволяет себя бить и причинять себе боль без серьезных на то причин. Прощайте…
Кабина закрылась, и лифт вместе с Ганимаром поехал вниз. Все это произошло так быстро, что инспектор догнал своих подчиненных у комнаты консьержки.
Они бегом пересекли двор и поднялись по служебной лестнице – единственной, дававшей возможность попасть на этаж прислуги, где и случился побег.
Длинный коридор с несколькими поворотами, вдоль которого располагались номера, вел к легко открывшейся двери. По другую ее сторону – соответственно, уже в другом доме – находился еще один коридор с такими же ломаными углами и похожими комнатами. В самом конце – черный ход. Ганимар спустился по лестнице черного хода, пересек двор, вестибюль и вышел на улицу Пико. И тут он понял: оба дома соприкасались, а их фасады выходили на две улицы, не перпендикулярные, а параллельные, отстоящие друг от друга более чем на шестьдесят метров.
Он вошел в помещение консьержки и, показав свое удостоверение, спросил:
– Здесь проходили только что четыре человека?
– Да, двое слуг с пятого и шестого этажей, и двое приятелей.
– Кто живет на пятом и шестом этажах?
– Господа Фовель и их кузены Прово… они сегодня переезжали. Остались только двое слуг, они только что уехали.
«Эх, – подумал Ганимар, усевшийся на диванчик в комнате консьержа, – какой случай мы упустили! Вся шайка жила в этом квартале».
Сорока минутами позже два человека прибыли в экипаже на Северный вокзал и поспешили к скорому поезду, идущему в Кале, а за ними – носильщик с багажом.
У одного из них была перевязана рука, а бледное лицо говорило о плохом самочувствии. Другой выглядел веселым.
– Бегом, Вилсон, мы не должны опоздать на поезд… Ох, Вилсон, я никогда не забуду эти десять дней!
– Да и я тоже.
– О, какие прекрасные сражения!
– Великолепные.
– Так, только иногда маленькие неприятности…
– Совсем маленькие.
– И наконец – триумф. Люпен арестован! Голубой бриллиант найден!
– Моя рука сломана.
– Когда речь идет о таких успехах, что значит сломанная рука!
– Особенно моя.
– Да, да! Вспомните, Вилсон, именно в тот момент, когда вы были у аптекаря и героически переносили страдания, я обнаружил нить, выводящую из тьмы.
– Какой счастливый случай!
Двери купе уже закрывались.
– Проходите, пожалуйста. Поторопитесь, господа.
Носильщик поднялся по лестнице в пустое купе и положил багаж в сетку, а Шолмс пока заводил несчастного Вилсона.
– Да что с вами? Когда же это закончится! Поторапливайтесь, старина!
– Дело не в том, что я не тороплюсь…
– А в чем?
– Я владею только одной рукой.
– И что? – воскликнул Шолмс. – Тоже мне проблемы! Можно подумать, только вы в таком положении! А однорукие, настоящие однорукие? Ладно, всякое бывает. – Он протянул носильщику монетку в пятьдесят сантимов. – Спасибо, друг мой. Возьмите.
– Благодарю, господин Шолмс.
Англичанин присмотрелся: перед ними стоял Арсен Люпен.
– Вы… Вы… – только и смог пробормотать он.
А Вилсон принялся размахивать здоровой рукой, словно желая продемонстрировать свою силу, и воскликнул:
– Вы… Вы… Но вас же арестовали! Шолмс рассказал мне… Когда он расстался с вами, вас окружали Ганимар и тридцать полицейских…
Люпен сложил руки на груди и с негодованием заявил:
– Вы полагали, что я отпущу вас, не простившись? После столь чудесных дружеских отношений? Это было бы невежливо. За кого вы меня принимаете?
Раздался свисток паровоза.
– Ладно, я не в обиде. Вы запаслись всем необходимым? Табак, спички… да, и вечерние газеты? Там вы найдете подробности о моем аресте – своем последнем подвиге, мэтр. А теперь прощайте, рад был с вами познакомиться. В самом деле рад! Если я вам понадоблюсь, то буду счастлив… – Он спрыгнул на перрон и закрыл дверцу. – Прощайте, – снова сказал он. – Прощайте, я буду писать вам. А вы мне, не так ли? Как ваша рука, господин Вилсон? Жду новостей от вас обоих, хотя бы иногда отправляйте открытку по адресу: Париж, Люпену… Этого будет достаточно. И не нужно наклеивать марку. Прощайте, до скорого…
Часть вторая
Еврейская лампа
Глава 1
Херлок Шолмс и Вилсон сидели по сторонам большого камина, вытянув ноги к приятному теплу газовой горелки.
Трубка Шолмса – короткая трубка из вереска с серебряным кольцом – погасла. Он вытряхнул пепел, снова набил трубку, закурил, поправил полы халата и принялся делать длинные затяжки, выпуская из трубки летящие к потолку маленькие колечки дыма.
Вилсон смотрел на него. Так собака, которая лежит, свернувшись клубочком на ковре, смотрит на хозяина, не мигая, с надеждой ловя каждое его движение. Прервет ли молчание хозяин? Раскроет ли он тайну своих нынешних раздумий, допустит ли в царство своих мыслей, вход в которое, похоже, всем запрещен?
Шолмс молчал.
Вилсон отважился:
– Спокойное нынче время. Ни одного дельца, которое мы могли бы раскрыть.
Шолмс молчал все ожесточеннее, а кольца дыма все клубились и клубились, и любой другой человек, кроме Вилсона, понял бы, что Шолмс испытывает огромное наслаждение и удовлетворение в часы, когда мозг полностью свободен от всяких мыслей.
Вилсон встал и подошел к окну.
На унылой улице на дома с унылыми фасадами с темного неба лил злой дождь. Проехал кеб, другой… Вилсон занес их номера к себе в записную книжку. Никогда не знаешь, а вдруг пригодится?
– Смотрите, – закричал он, – почтальон!
Вскоре вошел человек в сопровождении слуги.
– Два заказных письма, сэр. Будьте любезны расписаться.
Шолмс отметился в журнале, проводил почтальона до двери и, вернувшись, вскрыл одно из писем.
– У вас очень довольный вид, – отметил Вилсон.
– В этом письме весьма интересное предложение. Вы только что хотели заняться делом, так вот оно. Читайте…
Вилсон прочитал:
«Сэр, зная о вашем опыте, обращаюсь к вам за помощью. Я стал жертвой серьезной кражи. Было проведено расследование, но поиски, как мне кажется, никогда не закончатся.
Посылаю вам газеты, из которых вы узнаете о деле. Если вы согласитесь за него взяться, я предоставляю свой дом в ваше распоряжение и прошу внести в прилагаемый чек с моей подписью сумму, которую вам будет угодно назначить в качестве издержек на дорогу.
Соблаговолите телеграфировать о своем решении. Примите уверения в моем величайшем почтении.
Барон Виктор д’Эмблеваль, улица Мюрилло, 18»
– Ну вот, – воскликнул Шолмс, – вырисовывается интересное дело… небольшое путешествие в Париж, так почему бы и нет, черт возьми? С момента знаменитого поединка с Арсеном Люпеном у меня не было повода туда вернуться. Я не прочь увидеть столицу мира при более спокойных обстоятельствах.
Он разорвал чек на четыре части и, пока Вилсон, чья рука еще не обрела прежней гибкости, высказывал нечто печальное в адрес Парижа, вскрыл следующий конверт.
Он раздраженно взмахнул рукой и нахмурился, читая письмо. Затем, скомкав бумагу, раздраженно бросил ее на пол.
– Что? Что случилось? – растерянно воскликнул Вилсон.
Он поднял скомканную бумагу и, удивляясь все больше и больше, прочитал:
«Дорогой мэтр, вы знаете, как я восхищаюсь вами и какой интерес проявляю к вашей деятельности. Так вот, поверьте мне, не стоит заниматься делом, в котором Вас просят участвовать. Ваше вмешательство приведет к множеству неприятностей, все усилия сведутся к плачевному результату, и вы будете вынуждены публично признаться в своем поражении.
От всей души желаю вам избежать такого унижения. Заклинаю вас во имя связывающей нас дружбы оставаться спокойно у своего очага.
Мои наилучшие пожелания господину Вилсону и вам, дорогой мэтр.
Мое почтение, преданный вам Арсен Люпен»
– Арсен Люпен… – в замешательстве повторил Вилсон.
Шолмс ударил кулаком по столу.
– Он приводит меня в бешенство, этот негодяй! Он что, издевается надо мной, принимает меня за мальчишку? Публичное признание в поражении! Не я ли вынудил его вернуть голубой бриллиант?
– Он, наверное, боится, – предположил Вилсон.
– Вы говорите глупости! Арсен Люпен ничего не боится, и то, что он провоцирует меня, подтверждает это.
– Но как он узнал о письме, адресованном вам бароном д’Эмблевалем?
– Откуда я знаю? Вы задаете дурацкие вопросы, дорогой мой!
– Я думал… я представлял себе…
– Что? Что я волшебник?
– Нет, но я видел, как вы творили чудеса!
– Никто не может творить чудеса… и я – не больше, чем другие. Я размышляю, делаю выводы, умозаключения, но не гадаю. Только дураки гадают.
Вилсон принял вид побитой собаки и попытался, чтобы не казаться идиотом, не строить больше догадок о том, почему Шолмс раздраженно вышагивает по комнате взад-вперед. Наконец тот вызвал слугу и приказал подать чемодан. Вилсон счел себя вправе, поскольку перед ним был конкретный факт, раздумывать, делать выводы и заключения, что мэтр собирается в дорогу.
То же усилие мысли позволило ему, как человеку, не боящемуся допустить ошибку, решительно заявить:
– Шолмс, вы отправляетесь в Париж.
– Возможно.
– И отправляетесь туда, главным образом, чтобы ответить на провокацию Люпена, а не для того, чтобы помочь барону д’Эмблевалю.
– Возможно.
– Херлок, я отправляюсь с вами.
– Ах, дорогой мой друг, – воскликнул Шолмс, перестав ходить по комнате, – вы не боитесь, что вашу левую руку постигнет участь правой?
– А что может со мной случиться? Вы же будете рядом.
– В добрый час, смельчак! Мы покажем этому господину, что он, возможно, напрасно бросил нам столь наглый вызов. Скорее, Вилсон, отправимся первым же поездом.
– Не дожидаясь газет, которые обещал прислать барон?
– Зачем?
– Тогда я отправлю ему телеграмму?
– Не нужно. Иначе Арсен Люпен узнает о моем прибытии. А это ни к чему. На этот раз, Вилсон, рисковать нельзя.
После полудня оба друга высадились в Дувре. Путешествие прошло отлично. В скором поезде Кале – Париж Шолмс позволил себе три часа крепкого сна, тогда как Вилсон охранял дверь купе и, рассеянно глядя перед собой, размышлял.
Шолмс проснулся довольным и отдохнувшим. Перспектива нового поединка с Арсеном Люпеном восхищала его, он потирал руки с видом человека, готовящегося наслаждаться.
– Наконец-то, – воскликнул Вилсон с таким же довольным видом, – мы встряхнемся!
На вокзале Шолмс подхватил портпледы и вышел за Вилсоном, несшим багаж, – каждому своя ноша.
– Чудная погода, Вилсон, солнце! Париж принарядился к нашему приезду.
– Но какая толпа!
– Тем лучше, Вилсон! Меньше риска быть замеченными. Никто не узнает нас среди множества людей.
– Господин Шолмс, не так ли?
Англичанин остановился, несколько озадаченный. Кто еще мог назвать его по имени?
Рядом с ним стояла молодая женщина, простая одежда которой только подчеркивала изысканную фигуру. Выражение ее красивого лица было тревожным и скорбным.
Она повторила:
Читать бесплатно другие книги:
