Сто чувств. Справочник практического психолога Ефимкина Римма

6. Беспокойство

Беспокойство – тревожное состояние души, волнение.

Происходит от глагола «беспокоить», из бес- (без-) + покой, далее от праславянского *роkоjь, от которого в числе прочего произошло древнерусское «покои» и др. Значение слова в разных языках – «спокойствие, сон, мир, комната». Слово «почивать» (спать) того же корня. Испытывать беспокойство в буквальном смысле – лишаться покоя, сна.

Синонимы к слову: опасение; испуг; смятение; тревожность; обеспокоенность; мандраж; настороженность.

«Беспокойство при виде несвойственного месту»

Для примера я выбрала отрывок из самого начала романа Льва Толстого «Война и мир». В нем Анна Павловна Шерер, фрейлина императрицы и хозяйка светского салона, принимает гостей. Через ее искусственные чувства, которые она привыкла изображать, прорывается натуральное чувство беспокойства, как только в салоне появляется Пьер Безухов – несветский, незнатный и небогатый:

«Вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого екатерининского вельможи, графа Безухова, умиравшег теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из-за границы, где он воспитывался, и был первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя действительно Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной» (Т. 1. Ч. 1. Гл. II. С. 25).

Беспокойство – начальная стадия страха. Это состояние настороженности, сосредоточенного внимания, необходимое человеку для того, чтобы успеть предпринять меры против надвигающейся опасности. Толстой не без иронии разворачивает описание этой мнимой опасности. «Отделавшись от молодого человека, не умеющего жить», Анна Павловна запускает свою «прядильную мастерскую», регулируя громкость разговора в гостиной, чтобы она была равномерной. «Но среди этих забот все виден был в ней особенный страх за Пьера». И предчувствия ее не обманули; как ни караулила Пьера Анна Павловна, он заводит слишком живой разговор с виконтом о Наполеоне. Опытная хозяйка салона применяет все привычные маневры, чтобы утихомирить молодого человека: говорит «страшным шепотом», предлагает перейти к другому столу – ничего не помогает. И теперь мы можем наблюдать эскалацию чувства: от беспокойства, опасения и тревоги оно переходит в страх, а затем в ужас:

«В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету» (Т. 1 Ч. 1. Гл. IV. С. 37).

Работа с беспокойством в психотерапии

Работая с клиентом, жалующимся на беспокойство, психотерапевт первым делом убеждается, не является ли оно сигналом о начинающемся заболевании. Если да, то дальнейшая работа идет в психосоматическом ключе или с другим специалистом.

Но чаще беспокойство появляется у клиентов, как и у Анны Павловны Шерер, в связи с нарушенными ожиданиями. В таком случае вслед за Дейлом Карнеги, еще в 1948 году написавшим книгу «Как перестать беспокоиться и начать жить»10, мы задаем клиенту вопрос: что будет самого страшного, если это случится?

Карнеги говорил, что даже самый худший исход события, о котором мы беспокоимся, на самом деле не так страшен и не способен разрушить нашу жизнь. Отвечая на вопрос, что самого страшного может случиться, мы рисуем в воображении более или менее ясную картину. Увидев ее, мы осознаем, что любые варианты развития событий не приведут к чему-то очень страшному, и жизнь будет продолжаться. Приняв этот факт, мы сможем спокойно принимать какие-либо решения. На этот случай есть пословица: кто предупрежден – тот вооружен.

Кстати, с Анной Павловной тоже не произошло катастрофы. Вот как заканчивает сцену с беспокойством Анны Павловны Лев Толстой:

«В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора. <…>

Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, как у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения. Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова» (Т. 1. Ч. 1. Гл. IV. С. 37).

7. Беспомощность

В буквальном смысле под беспомощностью понимается неспособность без посторонней помощи справиться с чем-либо, сделать что-либо. В переносном смысле беспомощность – это психологическое состояние пассивности, усвоенное в результате неблагоприятного жизненного опыта. Это слово есть в моем списке чувств, однако назвать беспомощность чувством в полном смысле нельзя, это скорее внутреннее состояние, за которым стоит поведенческий комплекс, вызванный чувством испуга перед трудностями.

Яснее пролить свет на значение слова беспомощность помогает корень, от которого оно образовано путем последовательного присоединения приставок: беспомощный – помощь – мочь (от праслав. *mogti, от которого в числе прочего произошли древнерусское могу, мочи нет). Беспомощность буквально означает «не могу».

Синонимы: бессилие, потерянность, опустошенность беззащитность, уязвимость; растерянность, неуверенность, нерешительность; неспособность, безволие, неумение.

«Напрасное усилие»

Беспомощность может быть объективной либо субъективной, я выбрала два эпизода для иллюстрации беспомощности как первого, так и второго вида. В первом случае это сцена, в которой умирающий граф Безухов после нескольких ударов теряет способность контролировать тело. Он даже не может донести свою просьбу до окружающих, только верный слуга способен догадаться, чего хочет больной:

«Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шепотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.

– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.

Пьер встал, чтобы помочь слуге.

В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул» (Т. 1. Ч. 1. Гл. XX. С. 101).

«Честное слово!»

Другой вид беспомощности – так называемая приобретенная (выученная) беспомощность. Это такое состояние, при котором человек не предпринимает попыток к улучшению своей жизни, хотя имеет такую возможность.

Так, Лев Толстой неоднократно описывает беспомощность любимого своего героя Пьера Безухова в те моменты, когда физически он может действовать, но недостаток воли, потворство низменным инстинктам и усвоенные от отца модели поведения удерживают его от зрелого поступка.

Так, в начале романа Пьер, вернувшись из-за границы, живет в Петербурге три месяца и никак не определяется, кем ему быть. Наконец Андрей Болконский заводит с Пьером дружеский разговор на эту тему и получает от Пьера обещание перестать кутить и выбрать себе занятие:

«– Выбери, что хочешь; это все равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и все…

– Que voulez-vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes!11

– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin12, не понимаю! <…>

– Знаете что! – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.

– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?

– Честное слово!» (Т. 1. Ч. 1. Гл. VI. С. 46).

И далее, оставшись наедине с собой, Пьер заводит сам с собой диалог, в котором находит аргументы для того, чтобы снова отправиться кутить. Этот диалог, написанный не без тонкой иронии автора, типичен для юношеского возраста, когда наблюдается философская интоксикация сознания, приводящая к ценностному релятивизму – то есть относительности всех ценностей. Такие раздумья неминуемо ставят молодого человека в тупик, лишая активной позиции, и он снова не способен вырваться из созданного им же самим замкнутого круга:

«Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел от своего друга. <…> Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.

«Хорошо бы было поехать к Курагину», – подумал он. Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина.

Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет, или случится с ним что-нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили Пьеру. Он поехал к Курагину» (Т. 1. Ч. 1. Гл. VI. С. 47).

Как всегда, Толстой не случайно вводит в роман сцену физической беспомощности богатейшего в России вельможи Безухова-старшего. Читатель невольно проводит параллель между ним и его сыном – сильным в отцовскую породу и могучим физически, но слабым и беспомощным нравственно и психологически. К концу романа, пройдя через истинную беспомощность в плену французов, Пьер приобретает внутреннюю свободу, на экзистенциальном уровне ощущаемую как всемогущество, которую затем обставляет и внешней свободой.

Работа с беспомощностью в психотерапии

Выученная беспомощность – постоянная тема обращений к психотерапевту людей в любом возрасте. Причины могут быть какие угодно: от низкой самооценки и заниженного уровня притязаний до повышенной тревожности и неуверенности в себе. Независимо от причин, первое средство для решения задачи – это практическая деятельность, действие.

Что именно делать? Неважно. В этом случае главным является само действие. Именно это и говорит Лев Толстой устами своего героя Болконского: «Выбери, что хочешь; это все равно». Как только человек начинает действовать вместо того, чтобы искать объяснение причины, почему нет, – он шаг за шагом убеждается в своем МОГуществе вместо беспоМОЩности (помним об общем корне).

Лично я использую следующий прием: кладу перед клиентом два листа бумаги, на одном из которых написано слово «КАК», на втором «НЕ». Мы говорим о запросе клиента, чего бы он хотел (создать проект, написать пост в Сети, разослать резюме, закончить курсовую работу и т. п.), и как только он сбивается на оправдания, почему он этого не делает, я предлагаю немедленно из поля «НЕ» переходить в поле «КАК».

8. Бессилие

У слова «бессилие» два значения: 1) в прямом смысле недостаток физических сил; крайняя слабость; 2) в переносном – неспособность или отсутствие возможности сделать что-либо; беспомощность.

Синонимы: слабость; неспособность; беспомощность; неумение; немощь; изнеможение; безвластие; немочь.

В романе «Война и мир» Льва Толстого многие персонажи периодически испытывают чувство бессилия, но я выбрала в качестве примера «самого сильного» героя, прототипом которого послужила реальная историческая личность Михаила Илларионовича Кутузова.

В его случае налицо все виды бессилия: физическое старческое бессилие; бессилие противостоять власти императора; бессилие заставить армию идти на смерть; бессилие уклониться от воли Божьей. Превозмогая эти четыре вида человеческой слабости, Кутузов привел Россию к великой победе в Отечественной войне 1812 года, навеки вписав свое имя в мировую историю. Когда мы жалуемся на свое бессилие, нам есть чему поучиться на примере этого человека, поэтому рассмотрим виды бессилия по очереди.

«Физические силы оставляли старика»

Итак, первый вид бессилия – физическая немощь. Лев Толстой подчеркнуто натуралистично описывает немощь старого человека:

«Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал» (Т. 1. Ч. 3. Гл. XII. С. 290);

«Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке» (Т. 3. Ч. 2. Гл. XXXV. С. 216);

«Физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал» (Т. 3. Ч. 2. Гл. XXXV. С. 217);

«Кутузов с трудом жевал жареную курицу» (Т. 3. Ч. 2. Гл. XXXV. С. 218);

«Кутузов, как и все старые люди, мало сыпал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал <…>, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте» (Т. 4. Ч. 2. Гл. XVII. С. 445).

Этим самым автор усиливает контраст между старческой слабостью Кутузова и его необычайной силой духа. Если мы посмотрим на дату смерти Кутузова, то с изумлением обнаружим, что он умер практически сразу после провозглашения победы России над Наполеоном:

«Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер» (Т. 4. Ч. 4. Гл. XI. С. 526).

Тем ниже следует поклониться его духовной стойкости, которая определяется отнюдь не физическими параметрами. Кутузова в вожди избрал народ, и это дало старому больному человеку силу довести дело спасения России до конца.

«Мы не на Царицыном лугу»

Второй вид бессилия – бессилие противостоять власти императора. Согласно версии Толстого, Кутузов был избран в главнокомандующие самим народом вопреки желанию императора. Неудачный ход войны побуждал дворянство требовать назначения командующего, который бы пользовался доверием в обществе. На примере Аустерлицкого сражения13, в котором русская армия потерпела сокрушительное поражение, Лев Толстой показывает бессилие Кутузова перед амбициями молодого императора, взявшего командование на себя. Кутузов предсказал поражение еще накануне.

С горечью читаешь слова опытного мудрого человека, осознающего свое бессилие перед тупой машиной власти:

«Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. <…> Eh, mon cher gnral, je me mle de riz et des ctelettes, mlez-vous des affaires de la guerre14. Да… Вот что мне отвечали!» (Т. 1. Ч. 3. Гл. XI. С. 289).

Диалог Кутузова с мператором Александром выявляет конфликт интересов, разрешить который Кутузов бессилен. Следовать собственному плану наступления – значит не подчиниться императору в присутствии свиты и союзников, а подчиниться приказу Александра – значит поставить под удар русскую армию и потерпеть крах в сражении.

«– Что же вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.

– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед. Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.

– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это «поджидаю»). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.

Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.

– Ведь мы не на Царицыном Лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.

– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что-то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном Лугу, – выговорил он ясно и отчетливо. <…>

– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала. Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению» (Т. 1. Ч. 3. Гл. XV. С. 307).

Горестно сознавать, что в битве при Аустерлице русская армия, считавшаяся непобедимой с петровских времен, из-за ошибок командования потеряла треть, а именно 21 тысячу человек.

«Сознание старческого бессилия»

Третий вид бессилия – бессилие заставить армию идти на смерть – Кутузов испытывает во время бегства русской армии от неприятеля в Аустерлицком сражении:

«„Ну, братцы, шабаш!“ И как будто голос этот был команда. По этому голосу все бросились бежать» (Т. 1. Ч. 3. Гл. XVI. С. 309).

Командующий сталкивается с инстинктом людей, спасающих свою жизнь, и инстинкт самосохранения и выживания становится сильнее воинского приказа:

«– Остановите же их! – крикнул он и в то же время, вероятно, убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.

Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.

Войска бежали такою густою толпою, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел, что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. <…>

– О-оох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?

Но прежде чем он договорил это слово, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.

– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно» (Т. 1. Ч. 3. Гл. XVI. С. 310).

Сила природы у солдат берет верх над силой духа. Это происходит по нескольким причинам. Во-первых, потому что у русских не было заинтересованности в победе, так как битва под Аустерлицем была не за свою, а за чужую землю. Это хорошо объясняет Андрей Болконский:

«Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? <…> Нам там незачем было драться, поскорее хотелось уйти с поля сражения» (Т. 3. Ч. 2. Гл. XXV. С. 183).

Во-вторых, в «наивно-испуганном голосе», крикнувшем «Ну, братцы, шабаш!», было больше правды, чем в бестолковых командах военного начальства.

В битве под Аустерлицем сам Кутузов был ранен в щеку:

«Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.

– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.

– Рана не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих» (Т. 1. Ч. 3. Гл. XVI. С. 310).

Бессилие перед властью людей, от которых зависит судьба России и жизнь людей и которые не способны разумно распорядиться этой властью – вот настоящая рана человека, на глазах которого совершается это чудовищное преступление.

«Неуловимая сила, называемая духом войска»

Совсем другой расклад сил мы видим в Бородинском сражении. Русские люди сознательно и добровольно идут на смерть, потому что для них в случае поражения смерть России несоизмеримо больше, чем личная физическая смерть. Кутузов перед Бородином уже светлейший князь и генеральный главнокомандующий. Толстой, передавая закулисные разговоры петербургской знати, не без торжества пишет о победе Кутузова над императором Александром перед лицом угрозы, нависшей над Россией:

«– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. <…>

– Дай Бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анна Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса <…>.

Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:

– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник-цесаревич не был при армии. <…>

– Говорят даже, – сказал l’homme de beaucoup de mrite15, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии» (Т. 3. Ч. 2. Гл. VI. С. 115).

Теперь власть Кутузова неограниченна, и бессилие Кутузова заключается в том, что использовать эту власть по своему усмотрению он не может. Он знает, что настоящая власть на поле боя – это дух войска.

Андрей Болконский объясняет это накануне сражения Пьеру:

«Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку, вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.

– А от чего же?

– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате. <…> Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? <…> Для меня на завтра вот что: стотысячное русское и стотысячное французское войска сошлись драться, <…> и кто будет злей драться и себя меньше жалеть, тот победит. И хочешь, я тебе скажу, что, что бы там ни было, что бы ни путали там вверху, мы выиграем сражение завтра. Завтра, что бы там ни было, мы выиграем сражение!» (Т. 3. Ч. 2. Гл. XXV. С. 182).

Кутузов, этот старый человек, настолько опытен и мудр, что не заблуждается насчет своих сил; он знает, что их нет, чтобы командовать армией перед лицом смерти. Теперь его главная задача – следовать духу и высшей воле народа, не сбиваясь с курса, что бы ни происходило. Это невероятно трудно, пожалуй, самое трудное из всего, с чем приходится Кутузову иметь дело:

«Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одномучеловеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти. Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела (Т. 3. Ч. 2. Гл. XXXV. С. 216).

Зная о своем бессилии, единственное, что может Кутузов, – это доверять народной силе и не мешать проявляться в нужном ей направлении. Если с военным советом и императором он научился хитрить, то народ не обманешь:

«Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке <…>. Он не делал никаких распоряжений, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему. „Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем“, – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что-то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его» (Т. 3. Ч. 2. Гл. XXXV. С. 216).

Кульминационный момент романа – получение Кутузовым вести об оставлении Наполеоном Москвы. Все мучительные сомнения старого больного человека (»«Неужели это я допустил до Москвы Наполеона?»» (Т. 3. Ч. 3. Гл. III. С. 240)), все бессонные ночи, думы о том, прав он был или нет, приказав остаткам русской армии отступать, разрешаются предвиденным им финалом, в котором он убеждается, что верно понял и выполнил волю Создателя:

«Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.

– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?

Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.

– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.

Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что-то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что-то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.

– Господи, Создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, Господи! – И он заплакал» (Т. 4. Ч. 2. Гл. XVII. С. 447).

«Постигая волю провидения»

Лев Толстой пишет:

«В 12-м и 13-м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами»16.

У Толстого свой взгляд на историю. Он вводит в объяснение исторических событий такой параметр, как воля провидения, – и тогда логика поведения Кутузова как командующего становится ясна. Становится ясным так же и то, откуда берется сила у этого слабого старого бессильного человека, сделавшего невозможное, – за ним стояло прозрение высших законов и неукоснительное следование им.

«Такова судьба не великих людей, не grand-homme17, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов» (Т. 4. Ч. 4. Гл. V. С. 508).

Работа с бессилием в психотерапии

Говоря о терапевтической работе с бессилием, я хочу сделать акцент на том, что бессилие чувствуют не только клиенты, но порой и психотерапевты при оказании помощи. Чтобы быть полезным, психотерапевту важно осознавать собственные контрпереносы, то есть эмоциональные реакции в ответ на стимулы клиента.

Так, клиенты зачастую настаивают на своей точке зрения, ожидая, что психотерапевт примет ее и найдет средство («волшебную пилюлю»), которое поможет клиенту легко и без энергетических затрат получить желаемое. Например, вернуть ушедшую к другому девушку, заставить мужа бросить пить, устранить фобии, неуверенность в себе и т. п. Во всех этих случаях психотерапевт бессилен. Он может успешно работать не с запросом клиента на переделку других людей и внешнего мира, а только исследовать вклад самого клиента в сложившуюся ситуацию. Работа психотерапевта заключается в том, чтобы изменить установку сознания клиента с «со мной это произошло» – на «я сам бессознательно создал это»; и далее – помогать клиенту осознавать свой вклад.

Восстанавливая порядок в сознании клиента, психотерапевт опирается не на тот порядок, который пытается диктовать клиент, а на высшие системные порядки (описанные, например, в книгах Берта Хеллингера), которые клиент нарушил. И самое главное для психотерапевта – самому следовать этим порядкам в помогающей работе.

9. Бешенство

Изначально бешенство – это название заболевания, передающегося со слюной при укусе больным животным и вызывающего тяжёлые нарушения, приводящие к гибели. Однако бешенством мы также называем высшую степень раздражения, когда перестаем владеть собой.

Слово «бешенство» происходит от «бес», потому что в древности считалось, что причиной заболевания является одержимость злыми духами, дьяволом. В состоянии бешенства человек уподобляется дикому животному и становится неуязвимым. Это качество уместно и даже приветствуется обществом на поле боя, проблемой оно становится в бытовом межличностном взаимодействии.

Синонимы: раздражение; возмущение, горячность; гнев; негодование; ярость; исступление; неистовство; остервенение, безумие; раж.

Приступами бешенства страдает, например, самый добрый герой романа Льва Толстого «Война и мир» Пьер Безухов. Однако я выбрала в качестве примера другого персонажа, Николая Ростова. Его чувство бешенства, в зависимости от контекста проявления, делает Николая то героем и спасителем, то тираном и самодуром.

«Задыхаясь от неразумной животной злобы»

Пример «героического» проявления чувства бешенства – это спасение Николаем княжны Марьи. Так, Николай Ростов, катаясь верхом с армейским товарищем и слугой вблизи имения Болконских, становится случайным свидетелем бунта крепостных крестьян. Управляющий Алпатыч докладывает ему, что крестьяне не позволяют госпоже покинуть поместье, и просит помощи:

«Взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей. Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.

– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя. Алпатыч плывущим шагом, чтобы только не бежать, рысью едва догнал Ростова.

– Какое решение изволили принять? – сказал он, догнав его. Ростов остановился и, сжав кулаки, вдруг грозно подвинулся на Алпатыча.

– Решенье? Какое решенье? Старый хрыч! – крикнул он на него. – Ты чего смотрел? А? Мужики бунтуют, а ты не умеешь справиться? Ты сам изменник. Знаю я вас, шкуру спущу со всех… – И, как будто боясь растратить понапрасну запас своей горячности, он оставил Алпатыча и быстро пошел вперед. Алпатыч, подавив чувство оскорбления, плывущим шагом поспевал за Ростовым и продолжал сообщать ему свои соображения. Он говорил, что мужики находились в закоснелости, что в настоящую минуту было неблагоразумно противуборствовать им, не имея военной команды, что не лучше ли бы было послать прежде за командой.

– Я им дам воинскую команду… Я их попротивоборствую, – бессмысленно приговаривал Николай, задыхаясь от неразумной животной злобы и потребности излить эту злобу. Не соображая того, что будет делать, бессознательно, быстрым, решительным шагом он подвигался к толпе. И чем ближе он подвигался к ней, тем больше чувствовал Алпатыч, что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты. То же чувствовали и мужики толпы, глядя на его быструю и твердую походку и решительное, нахмуренное лицо. <…>

– Эй! кто у вас староста тут? – крикнул Ростов, быстрым шагом подойдя к толпе.

– Староста-то? На что вам?.. – спросил Карп. Но не успел он договорить, как шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.

– Шапки долой, изменники! – крикнул полнокровный голос Ростова. – Где староста? – неистовым голосом кричал он.

– Старосту, старосту кличет… Дрон Захарыч, вас, – послышались кое-где торопливо-покорные голоса, и шапки стали сниматься с голов.

– Нам бунтовать нельзя, мы порядки блюдем, – проговорил Карп, и несколько голосов сзади в то же мгновенье заговорили вдруг:

– Как старички порешили, много вас начальства…

– Разговаривать?.. Бунт!.. Разбойники! Изменники! – бессмысленно, не своим голосом завопил Ростов, хватая за ворот Карпа. – Вяжи его, вяжи! – кричал он, хотя некому было вязать его, кроме Лаврушки и Алпатыча. Лаврушка, однако, подбежал к Карпу и схватил его сзади за руки. <…>

– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушак и подал им.

– А вы все слушайте меня. – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал» (Т. 3. Ч. 2. Гл. XIV. С. 142).

Лев Толстой описывает состояние бешенства (не называя само слово) через его физиологические проявления: сжав кулаки, грозно подвинулся, быструю и твердую походку, решительное нахмуренное лицо, хватая за ворот, шапка слетела с него и голова мотнулась набок от сильного удара.

Еще одна группа слов, описывающих чувство бешенства Николая, содержит сравнение с животным (еще раз вспомним этимологию слова – «вселился бес»). Человек в состоянии бешенства теряет разум и контроль над своими действиями, становится асоциален и антисоциален: бессмысленно, не соображая, задыхаясь от неразумной животной злобы, неблагоразумный поступок. Усиливает это восприятие человека в животном обличии описание голоса: не своим голосом, завопил, полнокровный голос, неистовым голосом.

Все эти проявления производят впечатление силы, вызывают страх у окружающих и заставляют подчиняться. Недаром старый и опытный Алпатыч почувствовал, «что неблагоразумный поступок его может произвести хорошие результаты» – люди уступают в таких случаях бессознательно, на инстинктивном уровне.

«Зачем ты!»

Как уже было сказано выше, уместность чувства бешенства зависит от контекста. Толстой не был бы Толстым, если б не показал обратную сторону медали – проявление того же чувства у того же человека, но в совершенно другой обстановке – в расправе над старостой. Если в первом случае Ростов выступает перед нами как герой (спас девушку от бунтовщиков, за что сама княжна Мари его благодарила со слезами), то во втором та же самая Мари, уже в статусе жены, тоже плачет, но от огорчения и стыда за мужа:

«Одно, что мучило Николая по отношению к его хозяйничанию, это была его вспыльчивость в соединении с старой гусарской привычкой давать волю рукам. В первое время он не видел в этом ничего предосудительного, но на второй год своей женитьбы его взгляд на такого рода расправы вдруг изменился.

Однажды летом из Богучарова был вызван староста, заменивший умершего Дрона, обвиняемый в разных мошенничествах и неисправностях, Николай вышел к нему на крыльцо, и с первых ответов старосты в сенях послышались крики и удары. Вернувшись к завтраку домой, Николай подошел к жене, сидевшей с низко опущенной над пяльцами головой, и стал рассказывать ей, по обыкновению, все то, что занимало его в это утро, и между прочим и про богучаровского старосту. Графиня Марья, краснея, бледнея и поджимая губы, сидела все так же, опустив голову, и ничего не отвечала на слова мужа.

– Эдакой наглый мерзавец, – говорил он, горячась при одном воспоминании. – Ну, сказал бы он мне, что был пьян, не видал… Да что с тобой, Мари? – вдруг спросил он.

Графиня Марья подняла голову, хотела что-то сказать, но опять поспешно потупилась и собрала губы.

– Что ты? что с тобой, дружок мой?..

Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть.

Как только Николай взял ее за руку, она не в силах была удержаться и заплакала.

– Nicolas, я видела… он виноват, но ты, зачем ты! Nicolas!… – И она закрыла лицо руками.

Николай замолчал, багрово покраснел и, отойдя от нее, молча стал ходить по комнате. Он понял, о чем она плакала; но вдруг он не мог в душе своей согласиться с ней, что то, с чем он сжился с детства, что он считал самым обыкновенным, – было дурно.

«Любезности это, бабьи сказки, или она права?» – спрашивал он сам себя. Не решив сам с собою этого вопроса, он еще раз взглянул на ее страдающее и любящее лицо и вдруг понял, что она была права, а он давно уже виноват сам перед собою.

– Мари, – сказал он тихо, подойдя к ней, – этого больше не будет никогда: даю тебе слово. Никогда, – повторил он дрогнувшим голосом, как мальчик, который просит прощения.

Слезы еще чаще полились из глаз графини. Она взяла руку мужа и поцеловала ее.

– Nicolas, когда ты разбил камэ? – чтобы переменить разговор, сказала она, разглядывая его руку, на которой был перстень с головой Лаокоона.

– Нынче; все то же. Ах, Мари, не напоминай мне об этом. – Он опять вспыхнул. – Даю тебе честное слово, что этого больше не будет. И пусть это будет мне память навсегда, – сказал он, указывая на разбитый перстень.

С тех пор, как только при объяснениях со старостами и приказчиками кровь бросалась ему в лицо и руки начинали сжиматься в кулаки, Николай вертел разбитый перстень на пальце и опускал глаза перед человеком, рассердившим его. Однако же раза два в год он забывался и тогда, придя к жене, признавался и опять давал обещание, что уже теперь это было последний раз.

– Мари, ты, верно, меня презираешь? – говорил он ей. – Я стою этого.

– Ты уйди, уйди поскорее, ежели чувствуешь себя не в силах удержаться, – с грустью говорила графиня Марья, стараясь утешить мужа» (Эпилог. Ч. 1. Гл. VIII. С. 573).

Работа с бешенством в психотерапии

В связи с затронутой темой стоит пару слов сказать о самой Мари Болконской. Она выросла в семье без матери, с отцом, также склонным к вспышкам бешенства. Мы не знаем, каковы причины этих проявлений, но можно предположить, что, как у ее отца князя Николая Андреевича Болконского, так и у мужа Николая Ростова склонность к вспышкам бешенства является следствием посттравматического синдрома (ПТСР), полученного в результате участия в военных действиях. Девушка с детства умеет обходиться с мужчинами, испытывающими бешенство.

В психотерапии со времени написания романа не придумано ничего нового: помогая клиенту справиться с его бешенством, мы предлагаем то же самое, что и княжна Мари Болконская Николаю.

1. Скорая помощь в актуальный момент эмоциональной вспышки: развернуться и уйти, если не в силах удержаться. Некоторым, прежде чем действовать, помогает переключиться и вернуть самоконтроль счет до десяти. Николай как памятку оставил себе кольцо с разбитым камнем-камеей.

2. Долгосрочная терапия: поменяться ролями с жертой (например, в психодраме), почувствовать ее состояние. Эмпатическое присоединение к страдающему человеку вызывает раскаяние и отказ от насилия. В случае с Николаем только на второй год женитьбы он заметил, что его стратегия приносит страдание любимому человеку. Несмотря на его твердое желание изменить поведение, дважды в год он испытывал рецидивы.

3. В долгосрочной психотерапии – постепенное усвоение альтернативной стратегии. Так, Мари Болконская каждый раз собственным примером демонстрирует Николаю стратегию непротивления злу насилием: вместо скандала, который она могла бы устроить в ответ на его поведение, она плачет и искренне делится чувствами. Именно это вызывает ответный отклик у Николая, и он учится тому же самому – делиться чувствами, а не обзываться и драться.

10. Благоговение

Благоговение – в первом значении религиозный трепет, возникающий перед святыней; во втором – глубочайшее уважение, почтение к кому-либо или к чему-либо, преклонение перед кем-либо или перед чем-либо.

Слово образовано от глагола благоговеть, заимствованного из старославянского языка; в свою очередь глагол благоговеть образован сложением благо «добро» и говеть «покровительствовать, восхищаться» (<govti, того же корня, что. и лат. favre «уважать, покровительствовать, одобрять»; однокоренные современные слова: говеть, фаворит). В буквальном смысле благоговение – уважение добра.

Синонимы: преклонение, почитание, обожание, поклонение.

«Благоговение, которое не подлежало обсуждению»

В романе Льва Толстого «Война и мир» благоговение к отцу испытывает княжна Марья. Это удивительно, потому что никто так не мучает ее, как старый князь, и в связи с этим княжне сочувствуют все, кто ее знает. Окружающие боятся старого князя, уважают его, почитают, однако в отличие от Марьи видят его слабости и ограничения. Когда ее брат князь Андрей навещает отца перед уходом на войну, он позволяет себе при сестре посмеяться над тщеславием отца, повесившего в столовой генеалогическое древо князей Болконских. Но сестра не поддерживает его насмешливого тона: для нее отец святыня.

«В столовой, громадно-высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.

– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.

Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Все, сделанное ее отцом, возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.

– У каждого своя ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule!18

Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему…» (Т. 1. Ч. 1. Гл. XXIV. С. 122).

Это не означает, что умная образованная девушка не способна увидеть ограничения отца как человека. Это означает, что красота в глазах смотрящего – она способна видеть в его поступках добрые и светлые намерения.

«Душа стремилась к бесконечному, вечному и совершенному»

Именно это качество высоко оценил Николай Ростов, влюбившись в Марью. Все претенденты на ее руку и сердце видели в ней только некрасивую девушку и в лучшем случае сочувствовали ей, а в худшем стремились воспользоваться ее статусом и богатством. Николай же увидел в ней духовные дары, которых было мало в нем самом. В эпилоге перед читателем счастливая пара, живущая душа в душу, и секрет их гармонии приоткрывает автор, показывая нам, что происходит в душе Марьи. Она чувствует покорную, нежную любовь к Николаю как к человеку с его ограничениями (как когда-то к отцу), но благоговение теперь она испытывает к Богу.