20
Считайте трудность возможностью

«Давайте не будем говорить о временах лишений; будем говорить о временах, когда мы проявляем стойкость и непреклонность. Это великие времена, величайшие из всех, которые переживала когда-либо наша страна; и мы должны благодарить Бога за возможность сыграть роль в том, чтобы они навсегда остались в истории нашей нации».

Речь в школе Хэрроу, Лондон, 29 октября 1941 года

29 октября 1941 года премьер-министр Уинстон Черчилль посетил свою alma mater, школу Хэрроу. Он выступил перед мальчиками, овладевающими знаниями во время войны с жестокой тиранией.

В течение всего предыдущего десятилетия Черчилль убеждал в необходимости готовиться к будущей войне. В основном это были безрезультатные обращения к Парламенту, сраженному коллективными недугами тревожного фатализма и упорного отрицания очевидного. Если уж взрослые, облеченные доверием, отцы нации впадали в паралич от безотчетного ужаса и не могли адекватно реагировать на источники своего страха, то что же могли чувствовать юные мальчики в страшные месяцы начала Второй мировой войны?

Управлять информацией

Руководитель управляет людьми, деньгами и прочими ресурсами, но самый главный актив, который есть в его распоряжении, – информация. Если вы сообщаете плохие новости как катастрофические, – вы создаете возможность катастрофы своей организации.

Представьте ту же информацию как описание проблемы, в которой скрыта возможность, – и вы предоставите своей организации не только способ выживания и восстановления, но, вполне возможно, и ключ к настоящему прогрессу. Многие пренебрегают управлением информацией, считая это подтасовкой фактов или вообще враньем. Но оно не должно быть ни тем, ни другим.

Управлять информацией означает искать и находить потенциал выгоды в любом событии. Катастрофа говорит сама за себя. Возможность часто нуждается в помощнике для идентификации и продвижения.

«Ему (Адольфу Гитлеру) удалось разжечь в сердцах британцев, живущих здесь и по всему миру, костер, который будет гореть еще долгое время после того, как исчезнут последние следы лондонских пожарищ».

Цитируется по книге Гая Идена «Портрет Черчилля», 1950

Стоя перед учениками Хэрроу, Черчилль постарался проникнуться их мироощущением и прямо обратиться к тому, что их заботит, выступая в роли благожелательного учителя, а не премьер-министра и военного руководителя Великобритании. Он дал одновременно и твердый, и добрый урок, начав с излюбленного педагогического приема – сравнения и противопоставления:

– Почти год минул с тех пор, как я был здесь по любезному приглашению директора школы, чтобы порадоваться самому и порадовать сердца моих друзей пением наших любимых песен. За прошедшие десять месяцев в мире произошли ужаснейшие, катастрофические события – потери и победы, неудачи – но может ли хоть кто-то из вас, сидящих здесь сегодня, не испытывать благодарности за то, что было сделано за это время для улучшения положения нашей родины? Потому что когда я последний раз был здесь, мы были одни, абсолютно одни, и так продолжалось пять или шесть месяцев. Мы были очень плохо вооружены. Над нами нависала невероятная угроза со стороны врага. Его авианалеты все еще продолжают обрушиваться на нас, о чем и сами вы прекрасно знаете, и я полагаю, что вы начинаете чувствовать нетерпение – так долго длится эта пауза и ничего особенного не происходит!

Далее он перешел к следующему важному уроку. И как всякий хороший учитель выразил полную уверенность в том, что все могли хорошо услышать его слова:

– Но мы должны учиться тому, чтобы быть на высоте и в том, что происходит быстро и резко, и в том, что тянется мучительно долго. Про британцев обычно говорят, что они бывают особенно хороши в самом конце. Они не рассчитывают идти от трудности к трудности. Они не всегда рассчитывают на то, что каждый новый день будет приносить возможность отличиться на войне. Но когда до них постепенно доходит, что дело нужно сделать, а работу – закончить, тогда они принимаются за все это, даже если им потребуются месяцы и годы.

И еще один урок:

– Мне кажется, воскресив в памяти нашу встречу десятимесячной давности и сравнив то время с сегодняшним днем, мы можем сделать еще один вывод: сиюминутные события зачастую вводят людей в заблуждение. Как хорошо сказал Киплинг, мы должны «встречать Триумф с Крушеньем равнодушно, как две иллюзии, рождающие ложь».

Триумф и крушение, победа и поражение, прогресс и препятствие – все это можно рассматривать как возможности, если вы усвоите главный «урок», которому научило «то, через что мы прошли за эти десять месяцев: никогда не сдавайтесь, никогда не уступайте, никогда, никогда, никогда и ни в чем – ни в большом, ни в малом, ни в великом, ни в мелком – никогда не уступайте ничему, кроме свой чести и здравого смысла».

Черчилль напомнил мальчикам, что десятью месяцами ранее ситуация была в высшей степени тревожной: «Мы были в одиночестве, и многим странам казалось, что нас можно сбросить со счетов, с нами покончено». Но «сегодня настроение совсем иное». Потому что десять месяцев назад «не было и мысли о том, чтобы дрогнуть, о том, чтобы сдаться… И теперь я могу уверенно говорить о том, что для победы нам нужно только упорство». Британский народ превратил крушение в триумф – или, скорее, по словам Киплинга, нашел семена триумфа в крушении.

«Вы пели здесь школьный гимн, – продолжал оратор, – вы пели дополнительный куплет, написанный в мою честь, за что я очень признателен – и вы повторили его сегодня». Куплет звучал так:

 
Мы молимся в эти темные дни
За лидера нашей нации,
И имя Черчилля победит, прославляясь
В новых поколениях.
В опасный час вы даете нам силы
Защищать нашу свободу, сэр!
Хотя долго продлится борьба, но правда
В итоге победит, сэр!
 

«Но я хочу изменить в нем одно слово, – объявил Черчилль. – Я хотел сделать это в прошлом году, но не рискнул. В строке «Мы молимся в эти темные дни» я получил разрешение директора школы поменять «темные» на «суровые» – «Мы молимся в эти суровые дни».

– Давайте не будем говорить о временах лишений; будем говорить о временах, когда мы проявляем стойкость и непреклонность. Это великие времена, величайшие из всех, которые переживала когда-либо наша страна; и мы должны благодарить Бога за возможность сыграть роль в том, чтобы они навсегда остались в истории нашей нации.

Так закончился урок. Урок, который, как хорошо понимал Черчилль, будет услышан далеко за стенами актового зала Хэрроу: британским народом, американским народом (который осенью 1941 года еще сохранял нейтралитет), томящимися в неволе народами оккупированных стран и даже народами Германии и Италии. И он знал, что этот урок услышат и их лидеры.

«Что в имени?» – спрашивал Шекспир. Вопрос Черчилля звучал бы: «Что в названии?» Ответ на второй вопрос может быть «всё». Ситуация развивается. Вы можете назвать ее катастрофической и поступать соответственно. Или возможностью – и повести членов своей организации к ее реализации. Внимательно поищите возможности, прежде чем налепить этикетку с названием на любое событие. Считайте своим долгом извлекать из происходящего самое лучшее для себя и своей организации.

21
Откройте перспективы, расставьте приоритеты

«Однако это не конец. Это даже не начало конца. Но, возможно, это все же конец начала».

Речь в Мэншн-Хаус, Лондон, 10 ноября 1942 года

Черчилль считал, что лидер обязательно должен открывать перед последователями перспективы и расставлять приоритеты. Это особенно важно в условиях войны – с ее сложностями, путаницей и потенциалом для возникновения сомнений и паники. Возможно, свою самую знаменитую оценку перспектив Черчилль сделал в речи, произнесенной 10 ноября 1942 года на обеде у лорд-мэра в Лондоне. Речь была посвящена победе генерала Бернарда Лоу Монтгомери над войсками немецкого генерала Эрвина Роммеля под Эль-Аламейном в Северной Африке.

Это была первая значительная победа союзников на суше. «Немцам отплатили той же мерой огня и стали, которую они так часто обрушивали на других, – заметил премьер-министр. – Однако это не конец. Это даже не начало конца. Но, возможно, это все же конец начала».

Стараясь, с одной стороны, не переоценить, а с другой – ни в коем случае не недооценить результат, Черчилль абсолютно ясно сформулировал место и значение этой победы в контексте времени и обстоятельств. Триумф был оценен сполна, но ни на йоту более, чем он того заслуживал.

Внимательно подходите

к оценкам действительности

Поскольку мнение руководителя имеет первостепенное значение для организации, очень важно, чтобы все оценки делались с величайшей осторожностью. Неумеренные восторги чреваты проблемами, поскольку порождают неоправданные ожидания и в конечном итоге ведут к общему разочарованию.

Но постоянная недооценка результатов также оказывает разрушительное воздействие на моральный дух людей и организации в целом. Более того, в этом случае руководитель начинает выглядеть неблагодарным и капризным. Точная оценка задает правильное направление развитию компании и укрепляет доверие сотрудников.

Намного меньшую известность получила важная попытка определить перспективы и установить приоритеты еще во время Первой мировой войны, задолго до того, как Черчилль стал премьер-министром. 19 января 1918 года Черчилль, который был тогда министром вооружений, обратился к премьер-министру Ллойд Джорджу.

В ноябре предыдущего года к власти в России пришли большевики, которые объявили о намерении заключить с Германией «сепаратный мир». Черчилль понимал, что с выходом России из войны немцы смогут высвободить сотни тысяч солдат, которые будут незамедлительно переброшены с Восточного фронта на Западный. После четырех лет упорных боев они получат мгновенное численное превосходство над союзниками.

В тот момент приоритет в призыве на военную службу имел Королевский военно-морской флот. Черчилль полагал, что этот приоритет в срочном порядке необходимо отдать сухопутным войскам, которые вот-вот должны были оказаться лицом к лицу с получившим огромные подкрепления противником.

– Для меня это (приоритет флота) непонятно. Опасность нависла над Западным фронтом, и критический момент наступит до начала июня. Поражение там будет фатальным.

Пожалуйста, не позволяйте раздражению по поводу военных промахов прошлого (ответственность за которые я в полной мере разделяю) заставлять вас недооценивать серьезность предстоящей кампании или недодавать армии то, в чем она нуждается. Вам известно, насколько высоко я оцениваю современные принципы оборонительных действий по сравнению с наступательными. Но мне не нравится то, как развивается сейчас ситуация. И я не считаю, что делается все возможное, чтобы изменить ее.

До этого момента министр вооружений выражал свою точку зрения относительно приоритетов. Далее он предложил премьер-министру «вообразить, что будет, если события примут дурной оборот», то есть представить, что произойдет, если немцам удастся прорвать английскую оборону.

Чтобы подстегнуть воображение Ллойд Джорджа, Черчилль привел пример: «Посмотрите, что произошло в Италии. Один день может полностью погубить армию». В сражении при Капоретто (сейчас – город Кобарид в Словении), происходившем с 24 октября по 9 ноября 1917 года, австро-венгерские войска, усиленные немецкими частями, прорвали оборону и наголову разбили итальянскую армию. В итоге ее потери составили 11 000 человек убитых, 20 000 раненых и 275 000 пленных.

Это поражение едва не привело к выходу Италии из войны. Главной слабостью итальянского фронта было отсутствие генерального резерва. Врагу стоило лишь прорвать оборонительный рубеж, и останавливать его после этого было уже нечем.

Нарисовав эту картину перед мысленным взором Ллойд Джорджа, Черчилль продолжал убеждать премьер-министра в необходимости поставить в строй как можно больше «людей разом – любой ценой», забрав их «у флота, вооружений, внутренних войск, из гражданской жизни». Кроме того, надо максимально увеличить военное производство. «Ограничить продовольствие и коммерческий импорт, чтобы прибавить в снарядах, аэропланах и танках, – призывал Черчилль, – а также максимально увеличить производство проволоки и бетона».

Приоритетная потребность существовала не только в людской силе и военном имуществе, но и «в хорошем плане контрударов, подготовленных и выученных заранее, чтобы эффективно противостоять врагу, когда он проявит себя».

«Следует обратиться к фактам прежде, чем факты обратятся к вам».

Речь в Палате общин 7 мая 1925 года

Четко расставив первоочередные приоритеты и подчеркнув их важность примером Капоретто, Черчилль еще раз подчеркнул свою мысль сильной риторикой: «Если это не получится, не получится вообще ничего. Немцы – грозный враг, а их генералы сильнее наших». Он даже осмелился дать премьер-министру указание (в конце концов, это был его личный друг): «Обдумайте это и приступайте к действиям».

Со своей стороны Черчилль уже все обдумал и действовал в соответствии с приоритетами, которые сам себе установил. Он приказал министру авиации (который отвечал за оборонные заказы авиации) не снижать уровень заказа авиадвигателей ниже 4000 штук в месяц. При этом дал ему понять, что министерство вооружений не будет возражать, если это число увеличится до 5000 или 6000. Кроме того, он предпринял крайне опасную поездку вдоль всего участка фронта, который удерживали британцы, и лично обсудил с боевыми командирами их потребности в танках, боеприпасах и иприте. Он не ограничивался общением с офицерами и спускался во фронтовые окопы, чтобы самому обследовать состояние поля боя и проверить личный состав.

Это путешествие к линии фронта имело двойной результат. С одной стороны, оно заставило Черчилля удвоить свои усилия, направленные на укрепление войск, державших оборону. А с другой – способствовало изменению его стратегического видения с оборонительного на наступательное. До этого приоритетом Черчилля была оборона. После окончания третьей битвы при Ипре, продолжавшейся с июля по ноябрь 1917 года, он писал сэру Арчибальду Синклеру: «Слава богу, наше наступление подошло к концу».

– Дайте им (немцам) возможность попадать в окружение. Пусть они побродят по изрытым воронками полям. Пусть они порадуются, занимая пустынные населенные пункты и бесполезные высоты. А мы станем обдуманно нападать на них то там, то здесь, используя фактор неожиданности и постоянную поддержку превосходящих сил своей артиллерии. Таким образом мы их сильно огорчим и подорвем их ресурсы к концу кампании 1918 года.

Черчилль трезво смотрел на вещи и понимал, что военная техника того времени давала неоспоримое преимущество обороняющимся. Два человека в окопе с пулеметом могли расправиться с целой ротой атакующих. Тяжелая артиллерия была эффективнее, чем массированное наступление пехоты. Но увидев, в каком плачевном состоянии находятся британские солдаты в окопах на оборонительных рубежах, Черчилль сразу же переменил свои взгляды. Он призвал Военный кабинет (членом которого не был) сформировать к следующему 1919 году новую, наступательную стратегию.

Теперь еще в большей степени, чем прежде, Черчилль ратовал за совершенствование «сухопутных крейсеров» – танков. По его мнению, только такая техника способна вывести ситуацию на Западном фронте из застоя. Танки могли преодолевать заграждения из колючей проволоки и окопы, а пулеметные пули отскакивали от их мощной брони. Аэропланы могли пролетать над теми же окопами и заграждениями, сея разрушения с воздуха. Их совместное использование в достаточных количествах (которые могло обеспечить министерство вооружений) могло привести к окончанию того, что Черчилль теперь рассматривал как «никчемное побоище, медленно сползающее к полной катастрофе». Действуя сообразно своим новым взглядам, Черчилль создал комитет по танкостроению, поставив перед ним задачу изготовить 4459 танков к апрелю 1919 года. Одновременно он попросил министра авиации за это же время удвоить количество британских военных самолетов.

Черчилля часто изображают упрямцем, английским бульдогом. Он был тверд, бесстрашен и непреклонен, но упрямцем он не был никогда. Он обладал гибкостью ума для того, чтобы менять приоритеты, когда считал это необходимым. И мог страстно убеждать других встать на его точку зрения и следовать системе приоритетов, которых он придерживается в данный момент времени. Черчилль был, несомненно, прав, предлагая перейти от оборонительной стратегии к наступательной. Однако к тому моменту немцы оказались полностью измотаны бесплодными попытками прорвать оборону союзников. Не достигнув цели и понеся тяжелые потери, немецкая армия начала сдавать. Ее позиции на Западном фронте сначала ослабли, затем прогнулись, а вскоре рухнули окончательно. Перемирие 11 ноября 1918 года закончило боевые действия и сделало задуманное Черчиллем большое наступление весны 1919-го ненужным.

Руководить организацией – значит сформировать приоритетные направления ее развития с учетом текущей ситуации и довести их до сведения всех сотрудников. Черчилль умел расставлять приоритеты и говорить о них доступно, в увлекательной форме. Он никогда не позволял своим идеям превращаться в догмы и оставался достаточно гибок, чтобы пересматривать приоритеты в зависимости от состояния дел и новых замыслов.

22
Будьте непреклонны

«V – знак непобедимой воли».

Речь в здании Лондонской администрации 14 июля 1941 года

Люди ХХ века считали, что достигли очень высокой ступени эволюции, на которой рациональное мышление в основном вытеснило эмоции, предрассудки, мифологию и другие атавистические формы восприятия и поведения. Наверное, двух катастрофических мировых войн и бесчисленных «мелких» вооруженных конфликтов более чем достаточно, чтобы считать такую оценку неверной.

Если массовое уничтожение и связано каким-либо образом с эволюцией разума, то это, безусловно, обратная связь. Поэтому почти нет оснований считать человечество ХХ века разумным в большей степени, чем когда-либо прежде. Напротив, опыт мировых войн свидетельствует о том, что в современных мужчинах и женщинах глубоко укоренились примитивные первобытные позывы и инстинкты, которые идут не от разумного начала, а откуда-то еще.

И все же многие современные политические лидеры и руководители бизнеса продолжают упорно взывать лишь к рациональному, интеллектуальному, разумному в своих подопечных, стесняясь или отказываясь признать первобытные истоки человеческого поведения. Это можно понять. Проявления атавизма, влечения и инстинктов выглядят особенно пугающе в больших организациях, где ставки всегда очень высоки. Тем не менее лидер, не учитывающий этот уровень мотивации, рискует.

Многие из тех, кому довелось наблюдать за взлетом Адольфа Гитлера, поражались, как этот невзрачный человечек с усиками, вызывающими в памяти образ персонажей Чарли Чаплина, автор путаной смеси политических теорий с расистскими лозунгами под названием «Майн кампф», обладатель напыщенных манер ресторанного официанта, смог повести за собой целую нацию и привести ее к столь трагическим результатам. С рациональной точки зрения это было бы необъяснимо.

Помимо всего прочего, нацизм представлял собой большое зрелище с набором тщательно поставленных эффектных сцен: факельными шествиями, массовыми митингами, римскими приветствиями, смесью нордической мифологии с историей Крестовых походов, мистикой расы и крови. Все это каким-то образом умещалось в черную свастику в белом круге на красном фоне – вполне возможно, самый узнаваемый символ после христианского креста. И Гитлер, и его министр пропаганды Йозеф Геббельс, и главарь СС Генрих Гиммлер сильно увлекались символикой и не ограничивали себя в ее использовании для управления человеческими массами.

«Злобное чудовище, ненасытное в своей жажде крови и поживы».

Характеристика Гитлера в радиообращении от 26 июня 1941 года

С приходом Гитлера к власти в 1933 году Германия стала стремительно перевооружаться. Англия и Франция, европейские оплоты демократии, были сильно деморализованы в результате Первой мировой войны, даже несмотря на то, что вышли из нее победителями. Они не только не противились наращиванию германских вооружений, но и не предпринимали никаких действий, чтобы их собственная военная мощь не уступала немецкой. Англия и Франция, ставшие аутсайдерами гонки вооружений, развернувшейся в период между двумя войнами, еще больше отстали в эскалации символики. Яростному возбуждению факельных шествий, массовых митингов и свастик, которые скорее подстрекали, а не вдохновляли, Британия, Франция и Соединенные Штаты смогли противопоставить лишь свои привычные ценности в виде «Юнион Джека», триколора и звездно-полосатого флага.

Когда в сентябре 1939 года началась война, Франция оставалась на удивление безучастной к происходящему. Ее солдаты сражались и умирали, но руководители оказались в большинстве своем совершенно неспособны организовать надежную оборону страны, не говоря уже об активном отпоре немецкой агрессии. Что касается Соединенных Штатов, то они предпочитали сохранять нейтралитет. В течение 1930-х годов Уинстон Черчилль активно призывал к наращиванию военной мощи, но делал это почти в полном одиночестве, и его выступления казались гласом вопиющего в пустыне. Британское правительство и общественность боялись, что довооружение само по себе способно привести к новой войне. Однако сразу же после начала войны Чемберлен пригласил Черчилля в свой военный кабинет, назначив его первым лордом Адмиралтейства. Находясь на этом посту, а впоследствии став премьер-министром, он лично руководил форсированной программой перевооружения страны.

Символы и бомбардировщики

Единственное, что может быть еще хуже для лидера, чем полное пренебрежение к символике, – упование только на нее в ущерб повседневной кропотливой работе. Черчиллю нужны были и символы, и бомбардировщики.

Черчилль предпринял кампанию, нацеленную на сердца, умы, волю и сокровенную душу британского народа. В своих речах, часть которых по праву вошла в сокровищницу ораторского искусства, он обращался к вещам, связанным с поведением, характером и мотивацией, которые одновременно были и ниже, и выше обычного рассудочного понимания. Кроме того, он нашел для себя символ, который оказался ничуть не слабее свастики и римского приветствия нацистов.

В своей зажигательной речи «Кровь, труд, слезы и пот» – первом обращении к Палате общин в качестве премьер-министра, произнесенном 13 мая 1940 года, Черчилль отвечал на поставленный им самим вопрос. За словами: «Вы спрашиваете, в чем наша цель?» – последовал ответ из одного слова: «Победа, победа любой ценой, победа, несмотря на весь ужас, победа, каким бы долгим и трудным ни был путь. Потому что без победы не будет жизни». Благодаря Черчиллю, само слово и его смысл стали основной и главенствующей военной темой, которая повторялась настолько часто, что стала своего рода мантрой британского национального сознания. Чтобы углубить и завершить свое превращение в живой символ, Черчилль стал делать знак – указательный и средний палец, поднятые в форме буквы V, иногда даже с зажатой между ними непременной черчиллевской сигарой. И очень скоро на всех фотографиях, документальных кинокадрах и публичных мероприятиях с его участием Черчилля можно было видеть показывающим знак «V». Если Гитлер и нацизм ассоциировались в сознании со свастикой, то Черчилль и демократия скоро стали увязываться с V – от слова «victory» (победа).

В течение многих лет после окончания Второй мировой войны комментаторы строили различные предположения относительно происхождения знака «V». Одна очень симпатичная гипотеза относит его к Англии XIII века и самому знаменитому сражению Столетней войны – битве при Азенкуре, состоявшейся 25 октября 1415 года. Тогда менее 6000 воинов английского короля Генриха V одержали решительную победу над превосходящими силами французов – около 30 000 человек под командованием одного из полководцев короля Карла VI. Секретным оружием Генриха был его отряд стрелков, вооруженных длинными луками, который составлял большую часть его армии, сильно уступавшей в численности французской. Англо-французский историк Жан Фруассар (ок. 1337–1404), автор «Хроник» – эпического труда по европейской истории, пишет о том, что английские солдаты делали жесты пальцами в адрес французов. Фруассар не уточняет, были ли эти солдаты лучниками, какие пальцы они использовали и что это были за жесты. Однако легенда гласит, что во время битвы при Азенкуре французские рыцари постоянно врывались в построение английских лучников в попытках рубить им руки, или как минимум средний и указательный пальцы, которыми они натягивали тетиву. В ответ на это лучники дразнили рыцарей, помахивая в их сторону соответствующими пальцами. Будучи знатоком истории, Уинстон Черчилль безусловно был знаком с трудом Фруассара и другими источниками, описывающими битву при Азенкуре. Понятно, что в результате появилась современная легенда, согласно которой «V» – знак Черчилля ведет свою историю от знаменитой битвы, в которой сошлись малочисленные английские лучники-простолюдины и конные рыцари-французы. Этот знак стал не только напоминанием о богатом историческом прошлом и славной английской победе, увековеченной Шекспиром в «Генрихе V», но и символом непокорности и непреклонной решимости.

«Дайте мне факты, Эшли, а я уж подам их так, как мне нужно, чтобы обосновать свои доводы».

Фраза, сказанная помощнику по поиску исторического материала Морису П. Эшли.

Неудивительно, что люди постарались найти такой привлекательный источник происхождения этому убедительному, абсолютно черчиллевскому, жесту, получившему повсеместное распространение. Тем не менее нет никаких свидетельств тому, что премьер-министр стал использовать его, вспомнив о битве при Азенкуре. На самом деле, похоже, что история жеста «V – символ победы» началась вообще не с Черчилля, а с жившего в Лондоне бельгийского эмигранта. 4 июня 1941 года адвокат Виктор де Лавлей, работавший ведущим на Би-би-си, в своей передаче для соотечественников оккупированной нацистами Бельгии предложил идею новой формы сопротивления. «Предлагаю вам использовать в качестве символа сплоченности букву V, потому что это первая буква французского слова “victoire” и фламандского “vrijheid”: они сочетаются между собой так же, как идущие ныне рука об руку валлоны и фламандцы, они вытекают друг из друга, поскольку именно победа (victoire) вернет нам свободу (vrijheid), победа наших дорогих английских друзей. Их слово «victory», обозначающее победу, также начинается с буквы V». Неудивительно, что эта идея исходила от человека по имени Виктор. Естественно, она понравилась на Би-би-си, а директор ее европейского вещания Дуглас Ричи придумал регулярную трансляцию звукового сигнала – аналога V-знака, переданного кодом азбуки Морзе, обозначающим букву V (точка-точка-точка-тире). В окончательном варианте передачи этот звук был дополнен первыми аккордами Пятой симфонии Бетховена: три ноты стаккато, предшествующих незабываемому выдержанному аккорду.

Отождествление начала Пятой симфонии с V – знаком победы дополнительно усиливалось тем, что латинская цифра «пять» пишется как V. (Ассоциация Пятой симфонии Бетховена с мыслями о победе получила настолько широкое распространение, что со времен Второй мировой войны эту симфонию нередко называют «Симфонией Победы».) Британцам и другим союзникам очень импонировала идея использования в качестве символа победы легендарного произведения легендарного немецкого композитора. Для окончательного усиления эффекта комментаторы того времени добавляли, что по имеющимся свидетельствам сам Бетховен говорил, что захватывающие дух первые ноты его симфонии символизируют «судьбу, стучащуюся в дверь».

По их словам, скоро, очень скоро судьба постучится в дверь нацизма в виде массированных бомбовых ударов возмездия и победы союзников. После консультаций с Черчиллем с 20 июля 1941 года Би-би-си стало транслировать в своих передачах для жителей оккупированных стран, а также для групп сопротивления подробные указания к использованию V-знака и его звукового эквивалента в качестве символа их непокорности нацистским оккупантам.

Кампания приняла широкие масштабы: люди на оккупированных территориях изображали букву V на стенах, и даже закрашивали ею свастику на официальных плакатах и указателях. Машинисты исполняли букву V азбукой Морзе гудками своих локомотивов, а школьные учителя прохлопывали точку-точку-точку-тире в ладоши, собирая детей на урок. Даже запросто приходя в гости к друзьям, в дверь стучали тремя легкими постукиваниями и одним решительным ударом в конце. Де Лавлей и его руководители в Би-би-си считали, что эта кампания сильно поможет в деле подрыва морального духа каждого отдельно взятого немецкого оккупанта. По словам Де Лавлея, повсеместно натыкаясь на букву V, немцы «начнут понимать, что их окружили, что они находятся в центре огромной толпы граждан, с нетерпением ожидающих их первого проявления слабости, их первой неудачи».

Символическое оружие

Хорошие символы – эффективное средство и для тех, кто их использует, и для тех, против кого они направлены.

V-знак был предназначен не только для воодушевления британцев и их союзников, включая участников движения Сопротивления, но и для устрашения и деморализации врага.

Черчилль был одним из первых участников кампании Би-би-си «V – значит победа» и быстро превратил ее в свою собственную. При любом появлении на публике, всякий раз, оказавшись перед объективом камеры, он делал пальцами V-знак. Сперва он не обращал внимания на положение ладони, но его личный секретарь Джон Колвилл осторожно заметил, что с ладонью, обращенной внутрь, жест превращается в оскорбительный и даже непристойный. В своей дневниковой записи от сентября 1941 года Колвилл деликатно указывает: «ПМ продолжает делать V-знак из двух пальцев, несмотря на наши неоднократные пояснения, что такой жест означает нечто совершенно другое». Колвилл имел в виду так называемую двупалую честь – жест, который широко использовался представителями английского рабочего класса в точно таком же значении, какое сейчас имеет показ среднего пальца у американцев (да и не только у них). Считается, что аристократ Черчилль просто не знал об этом. Он стал поворачивать ладонь вовне только после того, как ему подробно разъяснили, что именно вариант жеста ладонью к себе означает для «низших классов». Возможно, и так.

Но на самом деле Черчилль, командовавший и служивший вместе с «простыми» солдатами в Индии, Южной Африке и во время Первой мировой войны, вряд ли был так уж и незнаком с «двупалой честью». Намного вероятнее, что он сознательно хотел придать V-знаку двусмысленность, подчеркивающую непокорность и оскорбление для Гитлера и его приспешников. В ходе войны он поменял свое мнение, сменив жест с вульгарно-вызывающего на более благородный, говорящий о непоколебимой воле. Например, отплывая из Неаполя, который он посещал в 1944 году, Черчилль показал V группе итальянцев, собравшихся поприветствовать его на пирсе. Он обратился к англичанину на борту своего судна: «Думаете, им это понравилось?» – «Да, – ответил собеседник. – Хотя мне кажется, что в Средиземноморье у этого жеста есть и неприличное значение». – «Я это знаю, – ответил Черчилль. – Но я его упразднил. Теперь V – значит победа». К этому времени Черчилль был уверен в том, что он хозяин символического жеста «V – значит победа» и щедро делился им с миром.

Возможно, самым лучшим подтверждением успеха Черчилля в создании символа неукротимости, своего рода знака благословения окружающим на проявление такой же непоколебимой воли, как у него, стало противодействие этому со стороны нацистов. Они попытались запустить собственный проект «V – значит Viktoria (то есть «победа» по-немецки)», окончившийся полной неудачей.

Однако когда в 1944 году немецким инженерам удалось наладить серийное производство беспилотного самолета-снаряда Fieseler Fi 103/FZG 76, Гитлер лично утвердил его переименование в Vergeltungswaffe-1, то есть «Оружие возмездия-1», имея в виду его использование в качестве оружия ответного удара на массированные авиабомбардировки союзниками немецких городов.

Министр пропаганды Йозеф Геббельс ухватился за эту идею и придумал сократить название до первой буквы – V-1. За характерный звук V-1 прозвали buzz bombs («бомба-зуммер»). Они нацеливались в основном на Лондон и были оружием устрашения гражданского населения. Немцы начали использовать их в июне 1944 года, а в сентябре того же года их дополнили более совершенными ракетами V-2. Эти воздушные атаки на Лондон называют вторым «блицем».

Талисман – это любой предмет, который, как считается, придает своему владельцу волшебную силу или защищает его. Обычно он украшен магическими символами.

Как просвещенные люди XXI века мы склонны считать такие предметы пережитками далекого прошлого или свидетельствами примитивной культуры. Однако это ошибка. Эффективные лидеры понимают и используют мощь символики, в том числе и талисманов, которые должны делать нас непобедимыми. Черчиллю удалось найти идеальный талисман в виде V-знака. Вы можете придумать свой логотип, девиз или принцип.

Любой символ, который имеет значение для членов организации, может придавать им силы, поощрять и вдохновлять. Обращаться к разуму и рациональному мышлению нужно обязательно, но при этом нельзя недооценивать душу и воображение – потребность верить в силу, пусть даже волшебную, вечную ценность или великую цель.

23
Обзаведитесь надежными партнерами

«Наконец-то мы вместе», – сказал Франклин Д. Рузвельт, приветствуя Черчилля на борту американского крейсера «Огаста» 9 августа 1941 года. «Действительно, вместе», – кивнул в ответ Черчилль.

31 августа 1939 года силезца по имени Францишек Хоньок забрали из гитлеровского концентрационного лагеря, куда немецкие власти поместили его за пропольские взгляды, насильно переодели в польскую военную форму, перевезли в город Глейвиц на польской границе (ныне – Гливице на территории Польши) и убили выстрелом в спину. Хоньок стал первой жертвой Второй мировой войны. Глава СС Генрих Гиммлер хотел, чтобы Германия выглядела жертвой польской агрессии. Германия официально заявила, что этот человек был участником атаки на радиостанцию в Глейвице. И все, что затем последовало – блицкриг против Польши и самая разрушительная война в истории человечества, – началось с этой провокации.

После вторжения немцев в Польшу Невилл Чемберлен заявил протест. Гитлер его полностью проигнорировал, и 3 сентября в 11.15 Чемберлен в своем выступлении по радио сообщил британцам ужасную новость о том, что их страна находится в состоянии войны с Германией.

«Я испытал чувство большого облегчения. Я чувствовал себя избранником судьбы, и мне казалось, что вся моя предыдущая жизнь была лишь подготовкой к этому часу и этому испытанию».

О своем назначении на пост премьер-министра 10 мая 1940 года

Сразу после этого сообщения в Лондоне раздался вой сирен воздушной тревоги. Черчилль, слушавший вместе с женой радиовыступление премьер-министра, тут же вышел на улицу проверить, что происходит в небе. Его охранник, полицейский инспектор У.Х. «Томми» Томпсон, убедил Черчилля переместиться в бомбоубежище. Тот сделал это весьма неохотно, прихватив с собой бутылку бренди. Как было сказано выше, в тот же день Чемберлен назначил своего самого беспощадного критика Черчилля на пост первого лорда Адмиралтейства. И в шесть вечера Черчилль уже принимал дела.

Подключайтесь

Когда старый политический соперник Невилл Чемберлен попросил Черчилля стать членом правительства в качестве первого лорда Адмиралтейства, тот принял предложение с благодарностью и без всяких предварительных условий. Он прибыл на новую работу тем же вечером и ни разу не позволил себе даже полунамека в духе: «А ведь я предупреждал…»

Черчилль знал, что Британия нуждается в самых разных видах помощи. На своем новом посту он сразу же начал добиваться расположения Соединенных Штатов, точнее президента Соединенных Штатов. Черчилль хорошо понимал то, что знает любой руководитель высшего ранга: любые дела между двумя большими корпорациями ведутся их главами. Эта война обещала стать конфликтом мирового масштаба. И потому должна была стать «делом», успех которого в первую очередь определялся отношениями между двумя лидерами. Британия нуждалась в союзнике, что для Черчилля означало необходимость в партнере. В течение всей Второй мировой войны Черчилль использовал переписку, которую он вел с присущим ему блеском, и личные встречи для того, чтобы получить расположение Рузвельта. Примерно так же, как пылкий кавалер ухаживал бы за объектом своего интереса. Но Рузвельта в первую очередь привлекла публичная сторона деятельности Черчилля. Он выглядел как героический и дерзкий, но в то же время сугубо реалистичный лидер. Его речи, обращенные к британскому народу (хотя Черчилль отдавал себе отчет в том, что радио позволяет ему быть услышанным в Америке и остальном мире), были исключительно воодушевляющими и исключительно искренними. Послание Черчилля убедительным образом сочетало в себе пафос и реализм, и, как заметила Элеонора Рузвельт, «взбадривали нас здесь, в Америке». Она считала, что Черчилль был «определенным образом откровеннее с народом Великобритании, чем мой супруг когда-либо был с нами».

Черчилль понимал, что для привлечения Франклина Рузвельта на свою сторону личное обаяние необходимо, но только его будет недостаточно. Вся публичная сторона деятельности Черчилля была призвана продемонстрировать, что он олицетворяет собой непобедимый английский характер, облаченный в броню уверенности в правом деле. В то же время на фоне речей Черчилля о неминуемой победе Великобритании над нацистской Германией происходило падение Франции. А английские войска, находившиеся на ее территории и представлявшие собой костяк британской профессиональной армии, были вытеснены обратно к Ла-Маншу в районе Дюнкерка. 27 мая 1940 года американский посол Джозеф Кеннеди телеграфировал президенту из Лондона: «Только чудо спасет BEF (Британский экспедиционный корпус) от полного уничтожения или, как я говорил об этом вчера, от сдачи в плен». Далее он заметил, что возможность и даже желательность британской капитуляции витает в воздухе. В то время как Черчилль и некоторые другие «хотят стоять насмерть, другие члены правительства не считают, что физическое уничтожение людей и имущества в Англии стоят утраты чувства национальной гордости».

Рузвельт сознавал, что посол был во власти пораженческих настроений (вскоре он его уволил), но ему пришлось признать, что шансы Англии не слишком высоки. Кроме того, американцы совсем не хотели ввязываться в очередную «европейскую» войну.

Боясь, что любые корабли и самолеты, переданные Англии, могут вскоре очутиться во вражеских руках, и нерасположенный поступать вопреки мнению большинства американцев, Рузвельт продолжал затягивать время. Он передал решение о поставках военной техники, о которой просил Черчилль, на одобрение Конгресса.

Обескуражить Черчилля было невозможно, и 28 мая 1940 года началось то, что посол Кеннеди расценивал как чудо. К 4 июня 338 226 солдат, в том числе около 140 000 французских, были благополучно вывезены в Англию экстренно собранным флотом из военных кораблей, торговых судов, рыболовных шхун и прогулочных яхт.

В тот же день Уинстон Черчилль, заменивший Невилла Чемберлена на посту премьер-министра, произнес знаменитую речь в Палате общин:

– Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе. Мы будем защищать наш Остров, какова бы ни была цена, мы будем драться на побережьях, мы будем драться в портах, на суше, мы будем драться в полях и на улицах, мы будем биться на холмах. Мы никогда не сдадимся и даже, если случится, во что я ни на мгновение не верю, что этот Остров или большая его часть будет порабощена и обречена голодать, тогда наша Империя за морем, вооруженная и под охраной Британского флота, будет продолжать сражение. До тех пор, пока, в благословенное Богом время, Новый Свет, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение Старого.

Британцы воспряли духом, а Франклин Рузвельт правильно воспринял полученный сигнал. Месяцем позже, 10 июня, в день, когда Италия объявила войну Англии и Франции, он выступал с напутственной речью перед студентами юридического факультета университета Вирджинии. Он пообещал «расширить военную помощь странам, противостоящим агрессии», и одновременно укреплять собственную страну с тем, «чтобы у себя на американском континенте мы обладали всем необходимым и были надлежащим образом подготовлены к решению любых оборонительных задач в любой экстренной ситуации».

Черчилль слушал президента по радио и на следующий день телеграфировал ему, что эта речь «стала хорошим подспорьем в трудный, но небезнадежный час». Черчилля еще больше порадовала телеграмма с обещанием помощи и заверением в солидарности, которую президент направил французскому премьер-министру Полю Рейно. Но когда он попросил Рузвельта сделать эту телеграмму достоянием гласности, тот отказался. Президент по-прежнему не хотел создавать впечатление, что он решительно склоняется к участию в войне.

После того как 22 июня 1940 года Франция капитулировала перед Германией, Великобритания практически осталась в одиночестве. Черчилль не знал, что американское министерство по военным и морским делам рекомендовало президенту прекратить военную помощь англичанам, предупреждая, что «это может ослабить наш нынешний военный потенциал».

Но президент не мог устоять перед притягательностью непреклонной решимости и уверенности Черчилля. Рузвельт продолжил регулярные поставки военной техники. Тем не менее он хотел получить независимое подтверждение правильности своего интуитивного понимания премьер-министра. Он больше не хотел полагаться на донесения посла Кеннеди, и в июле направил в Лондон полковника Уильяма Донована («Дикого Билла»), который вскоре после этого создаст главное американское разведучреждение военного времени – службу стратегических операций (OSS). После встречи с Черчиллем Донован рассыпался в похвалах, выражая полную уверенность в том, что под руководством такого премьер-министра Британия обязательно победит.

Рузвельт порадовался, что интуиция его не подвела. Но в разгар предвыборной борьбы за свой беспрецедентный третий президентский срок с республиканским кандидатом Уэнделлом Уилки, чья предвыборная платформа содержала важное обязательство «никогда впредь американские юноши не будут направлены погибать в окопах Европы», он все еще воздерживался от принятия на себя полномасштабных обязательств.

Черчилль продолжал идти по пути спокойной настойчивости. Как политику ему было понятно, что если его американский коллега будет выглядеть решительным сторонником участия в войне, его переизбрание на президентский пост окажется под угрозой. Кроме того, Черчилль ясно сознавал, что обещанные ему пятьдесят американских эсминцев времен Первой мировой войны, в которых англичане отчаянно нуждались для сопровождения конвоев, также могут быть учтены в предвыборном раскладе. И с пониманием относился к возможности задержки их передачи до окончания выборов. Со своей стороны Рузвельт был убежден, что англичане не могут ждать. В сентябре, в пик предвыборной гонки, он убедил Конгресс в необходимости одобрить сделку «эсминцы в обмен на базы», позволявшую американцам использовать британские военно-морские базы в Западном полушарии в обмен на передачу кораблей. Свой следующий шаг – закон о ленд-лизе, по которому союзники могли получать военную помощь, не оплачивая ее в денежной форме, он отложил на послевыборный период.

На следующий день после выборов в США Черчилль направил Франклину Рузвельту поздравительную телеграмму: «Я считал, что мне как иностранцу не подобало выражать свое мнение относительно американской политики до завершения выборов, но теперь, надеюсь, вы не станете возражать против моих слов о том, что я молился о вашем успехе и искренне рад ему». Он был очень деликатен, чтобы не создавать впечатления, будто втягивает Рузвельта «силком под венец». Радость по поводу победы Рузвельта «не значит, что я стремлюсь к чему-то большему, чем непредвзятое, полное и свободное вовлечение вашего ума в проблемы, решение которых является ныне долгом обеих наших стран». Но «назревают события, которые останутся в памяти людей до тех пор, пока будет существовать английский язык. Выражая свое удовлетворение по поводу того, что народ Соединенных Штатов вновь возложил это великое бремя на вас, я должен еще раз подтвердить свою уверенность в том, что огни маяков, по которым мы прокладываем свой курс, приведут всех нас в спокойную гавань».

«Пессимист видит затруднение в любой возможности. Оптимист видит возможность в любом затруднении».

Часто цитируемая фраза

Черчилль понимал, что Франклин Рузвельт пока еще не стал его верным личным другом, но он был совершенно уверен в том, что президент является верным другом демократии. И это служит основанием для того, чтобы соединить два оплота демократии в деле преодоления величайшего кризиса в истории человечества. Со своей стороны, Рузвельт продолжал рассматривать перспективу англо-американского альянса с осторожностью. Незадолго до Рождества 1940 года он заметил своему давнему помощнику и доверенному лицу Гарри Гопкинсу, что «многое можно было бы решить, если бы мы с Черчиллем могли просто пообщаться лично». Гопкинс сразу понял, что такая встреча крайне желательна, но в данный момент не вполне уместна для Рузвельта. Поэтому вызвался встретиться с Черчиллем сам.

Путешествие в воюющую Британию для Рузвельта было невозможно политически и дипломатически. Но для Гарри Гопкинса оно представлялось нереальным чисто физически. Даже для совершенно здорового человека путешествие через кишащую подлодками Атлантику в город, каждую ночь подвергающийся бомбежкам, было бы суровым испытанием. А Гарри Гопкинса никак нельзя было назвать здоровым человеком. В 1937 году у него обнаружили рак и прооперировали, в результате чего он почти полностью лишился желудка. Тем не менее он отправился в путь, чтобы стать глазами, ушами и природным чутьем президента.

«Черчилль – это правительство во всех смыслах слова. Этот остров, г-н президент, срочно нуждается в любой помощи, которую мы только можем ему предоставить».

Гарри Гопкинс президенту Рузвельту, 3 января 1941 года

Когда Черчиллю сообщили о приезде Гопкинса, он не очень понимал, какую роль тот играет в администрации Рузвельта. Но выяснил это и оказал посланцу президента теплый прием, не забывая о похвалах в адрес его босса. Это заставило Гопкинса стать более восприимчивым в процессе непосредственного знакомства с деятельностью Черчилля в течение последующих недель. Он не замедлил телеграфировать президенту: «Этот остров, г-н президент, срочно нуждается в любой помощи, которую мы только можем ему предоставить». За ужином у Черчилля Гопкинс обратился к премьер-министру: «Полагаю, вы знаете, что я собираюсь сказать президенту Рузвельту, когда вернусь. Хотел бы процитировать вам Библию: «Идеже идеши ты, и аз пойду, и идеже водворишися ты, водворюся и аз: людие твои людие мои, и Бог твой Бог мой». И после короткой паузы добавил: «До самого конца».

Задача номер один

Если уж бизнес делают люди, тогда прежде всего необходимо найти в организации людей, обладающих достаточным авторитетом и властью для того, чтобы помочь вам добиться желаемого. Причем важно не только найти их, но и понять, что они собой представляют, кому подчиняются, чего они хотят. Никогда ни о чем не просите. Лучше обозначьте области общей озабоченности и рассмотрите потенциальные общие выгоды. Превратите местоимения «ты» и «я» в местоимение «мы».

В ответ на это на глазах у Черчилля показались слезы, возможно, слезы облегчения. Он понял, что союз с Соединенными Штатами означает доверие президента, а для этого нужно было получить в сторонники Гарри Гопкинса. Задача была решена.

Ознакомившись с полным докладом доверенного посланника, президент США попросил своего недавнего соперника на выборах Уэнделла Уилки, который собирался в Англию, передать Черчиллю записку. В ней он по памяти цитировал «Постройку корабля» Лонгфелло:

– Я надеюсь, что эти строки относятся к вашему народу так же, как и к нашему:

 
Плыви, корабль Государства! Счастливый путь!
Плыви, «Союз», великим будь!
С тобой отныне человек
Свою судьбу связал навек,
С тобою легче дышит грудь.
 

Как всегда, ваш Франклин Д. Рузвельт

«Корабль Государства» оказался не совсем метафорой. Воскресным утром 3 августа 1941 года Франклин Рузвельт взошел на борт президентской яхты «Потомак». Прессе сообщили, что он на несколько дней отправляется на рыбалку. Через несколько часов в обстановке полной секретности президент и небольшая группа сопровождающих лиц пересели на крейсер американских ВМС «Огаста», который направился в залив Пласеншия на Ньюфаундленде для встречи с британским линкором «Принц Уэльский». На его борту находился премьер-министр Уинстон Черчилль.

Обстановка полной секретности была необходима по двум причинам. Во-первых, большинство американских конгрессменов и большинство населения Соединенных Штатов опасались втягивания страны в войну. Во-вторых, Атлантика кишела немецкими кораблями-рейдерами и подводными лодками, которые постоянно топили британские суда. Если бы возникло малейшее подозрение, что премьер-министр перемещается через океан, они могли бы стать мишенью для любого корабля. На рассвете 9 августа «Огаста» и «Принц Уэльский» сблизились в обманчиво спокойных водах залива. Черчилль спустился в моторный катер и направился к вставшему на якорь американскому кораблю. Одетый в темно-синюю форму морского офицера Черчилль взошел на борт, где его ожидал президент Соединенных Штатов, опирающийся на руку своего сына Эллиотта. Рузвельт был в обычном гражданском костюме, под которым был незаметен поддерживавший его металлический корсет. Двое мужчин стояли лицом к лицу, пока звучали государственные гимны обеих стран.

Они смотрели друг на друга. Президент Рузвельт понимал, какому огромному риску подверг себя Черчилль, отправившись в эту поездку. Со своей стороны, премьер-министр проникся сочувственным восхищением перед личным мужеством главы исполнительной власти, остававшегося стоять на вздымающейся и опускающейся палубе корабля, несмотря на боль, которую причинял ему бандаж.

Исполнение гимнов закончилось. Черчилль сделал шаг вперед, слегка поклонился и вручил Рузвельту письмо от короля Георга VI. Протягивая руку, президент сказал: «Наконец-то мы вместе». «Действительно, вместе», – кивнул Черчилль в ответ.

Контакт между двумя мужчинами установился сразу же, хотя было заметно, что именно Черчилль хочет, чтобы в основание партнерства легли дружеские личные отношения. Отчасти это объяснялось срочной необходимостью помощи в опасной ситуации, в которой оказалась Британия, а отчасти и личной потребностью Черчилля в дружбе с американским президентом. Когда американский посол в СССР У. Аверелл Гарриман несколько недель спустя оказался проездом в Лондоне, Черчилль встретился с ним и спросил, понравился ли он Рузвельту.

Пройдите свою часть пути

«По плодам их узнаете их», – сказал святой апостол Матфей. Слова важны, но окончательную убедительность им придают дела. Для того, чтобы показать Франклину Рузвельту, насколько большое значение он придает их сотрудничеству, Черчилль предпринял опасное путешествие через раздираемую войной Атлантику. Используйте любую возможность, чтобы доказать свою приверженность союзникам и партнерам.

Если Черчилль рассматривал создание важнейшего военного союза как плод личной дружбы между лидерами двух стран, то Рузвельт не был полностью убежден в этом. В глазах народа Соединенных Штатов Рузвельт выглядел одновременно как отец, друг, товарищ и брат. Его «Беседы у очага», с которыми он, казалось, лично обращался к каждому слушателю, помогли Америке пройти через Великую депрессию. Но те, кто работал с ним постоянно и знал его ближе, обращали внимание на некоторые проявления холодности и отчужденности президента. Всегда выглядевший на людях уверенным в себе, сердечным и неутомимым оптимистом, Рузвельт был более сдержанным в личном общении. Гарри С. Трумэн одновременно считал его и «отличным парнем», и «старым факиром».

Было совершенно понятно, что Рузвельт восхищается Черчиллем и тоже хочет личной встречи с ним. Но если императивом Черчилля было установление дружеских отношений с лидером Нового Света, то целью президента США было не столько подружиться, сколько очаровать своего визави. Примерно в том же смысле, в каком политик очаровывает важного представителя избирателей.

Чтобы укрепить англо-американский альянс, Черчилль сознательно выставлял свои эмоции напоказ и подчеркивал их. Он был уверен в том, что этот союз имеет гораздо большее значение, чем просто хорошие отношения между народами двух стран. Для него это было единением сердец, умов и душ. Рузвельт же, напротив, не давал воли чувствам. Поэтому отношения двух лидеров не выглядели равноправными, но от начала до конца были очень личными. В августе 1941 года Британия очевидно нуждалась в Соединенных Штатах. То, что Соединенным Штатам нужна Британия, выглядело для многих совсем неочевидным. Но Франклин Рузвельт работал над тем, чтобы объяснить американцам, почему это именно так. На пресс-конференции 17 декабря 1940 года он заявил: «Самой лучшей обороной Соединенных Штатов являются успехи Великобритании в собственной обороне». Он пояснил, что «с точки зрения собственных военных интересов… мы должны всемерно способствовать усилиям Британской империи в ее обороне». И все же только политической и экономической целесообразности Черчиллю и Рузвельту было недостаточно. В обстановке, когда кризис грозил поглотить весь мир, они оба нуждались в чем-то большем, чем отношения внешнеполитического партнерства.

Первый день переговоров между Черчиллем и Рузвельтом проходил на борту американского корабля. Вторым днем было воскресенье, начавшееся с богослужения на шканцах английского судна. Президента доставили к «Принцу Уэльскому» на борту эсминца «Макдугал». Он с видимым усилием перебрался через сходни, поддерживаемый своим сыном Эллиоттом. Впоследствии Черчилль писал, что «каждый шаг причинял ему боль». Однако его усилия вознаградила трогательная служба с пением гимна «Вперед, Христово воинство». Черчилль не скрывал слез. Рузвельт, по своему обыкновению, был более сдержан, однако позже наедине с сыном заметил: «Даже если бы за это время больше ничего не произошло, нас сплотило бы только это «Вперед, Христово воинство. Мы здесь, и с Божьей помощью мы будем упорны». И Рузвельт и Черчилль были высшими чинами, чье представление о руководстве шло намного дальше обычного администрирования. Они понимали силу образа и умели использовать ее, вне зависимости от того, был ли такой образ флагом, национальным гимном или религиозной песней, возникающей из общей веры.

Символы не должны быть пустыми

Эффективные лидеры понимают силу, заключенную в символах, и используют их без смущения или колебаний. Лучшие, наиболее информативные символы бывают простыми и недвусмысленными. Они подчеркивают общие ценности организации или союза. Великий символ подобно магниту притягивает к себе членов коллектива, напоминая им об общности целей. Однако если его смысловая нагрузка не является общим достоянием, он бесполезен.

На встрече в Атлантике были не только церемонии. Хотя Соединенные Штаты еще не вступили в войну, двум лидерам удалось сделать нечто, максимально близкое к заключению военного союза. Это была Атлантическая хартия, которую они подписали 14 августа 1941 года. Хартия, в частности, провозгласила «некоторые принципы национальной политики их стран – принципы, на которых они основывают свои надежды на лучшее будущее для мира» (цитируется по тексту документа).

Находясь во главе великой нации, ведущей историческое сражение, Уинстон Черчилль превыше остальных ставил один принцип: «Каким бы предприятием вы ни руководили, вы руководите людьми». Историки могут писать о союзе между Соединенным Королевством и Соединенными Штатами, но Черчилль знал: это иллюзия. Союз в первую очередь заключили между собой два человека: Уинстон Черчилль и Франклин Рузвельт. Руководство страной, ведущей войну, как и любое другое важное дело, от начала до конца основано на межличностных связях.

Важнее всего, по мнению Черчилля, было определить партнеров, в которых нуждалась страна, и привлечь их на свою сторону. Он выбирал только тех, которые были способны помочь его стране в тревожный час. Но он не обращался к ним с просьбами. Он обозначал области совместной озабоченности и совместного интереса, начиная тем самым процесс превращения «я» и «ты» в «мы».

Со своим главным партнером, Франклином Д. Рузвельтом, Черчилль установил личные отношения. С ним он откровенно и без обиняков обсуждал угрозы, стараясь не приукрашивать действительность или избегать плохих новостей, которых было более чем достаточно. Хотя он строил военное и политическое сотрудничество на основе некоего подобия личной дружбы, ему удавалось всегда отделять проблемы от личностей, выявлять необходимое для общего блага и непосредственно подключаться к этой работе.

Черчилль выстроил личные отношения не только с Рузвельтом, но и с народом своей страны. Как оратор, умеющий вдохновить аудиторию, он стал легендой при жизни. Но его способность убеждать и вести за собой основывалась не только на красноречии. Его самые удачные речи имели твердую фактическую основу. Чем более печален был факт, тем сильнее его речь воодушевляла аудиторию. Он всегда был откровенен, и его откровенность поистине была воодушевляющей.

Эффективный лидер рискует. Но немногие решались на риск с тем же энтузиазмом, что Уинстон Черчилль. Он же шел на это только после того, как убеждался в том, что ставки достаточно высоки, чтобы бороться за победу. И убеждал сильных партнеров в целесообразности разделить риски на пути к достижению важных результатов.

24
Действуйте в соответствии с ситуацией

«Закат говорит о грусти, а рассвет – о надежде».

«Мои ранние годы», 1930

Каждая из шести частей главного произведения Уинстона Черчилля «Вторая мировая война» начинается с эпиграфа под названием «Мораль этого труда»:

 
В войне – решительность,
В поражении – мужество,
В победе – великодушие,
В мире – добрая воля.
 

Мораль (то есть урок или принцип, который содержится, подразумевается или вытекает из истории или события) – слово, которое мы слышим в самом начале жизни от своих родителей и учителей. От них мы узнаем, что то, что мы читаем, и то, что с нами происходит, – это нечто большее, чем просто слова или события.

По своему размаху, сложности, хаосу, разрушительности или ужасу ни одно событие не может сравниться со Второй мировой войной. И ни один человек не был настолько связан с ней с первого до последнего дня, как Уинстон Черчилль. Его грандиозный труд по истории этой войны, за который он удостоился Нобелевской премии, был написан с выраженно-личной точки зрения. Черчиллю удалось извлечь из собственного военного опыта мораль, которая представляет собой ценный рецепт для руководителя и, в более широком смысле слова, не менее ценный жизненный совет.

Четыре составные части черчиллевской морали складываются в нечто большее, чем просто их сумма и предполагают наличие пятой части, дополнительной морали. Вот она: то, что вы делаете, должно соответствовать времени и месту.

В жизни каждая значительная ситуация требует особого подхода, который полностью соответствует именно ей. Как и всякая глубокая мораль, черчиллевская является одновременно и очень простой, и очень сложной. Быть решительным в войне со всей ее болью, потерями и ужасом трудно. Не менее трудно сохранять мужество в поражении. Впрочем, не сложнее, чем проявлять великодушие к побежденным. Однако самое тяжелое – в мирных условиях сохранять добрую волю к поддержанию мира.

Все это трудно. Но главное для настоящего лидера – все свои решения, высказывания и действия соотносить с меняющимися условиями. Это способность подлинного лидера, в отличие не только от тех, кто не может руководить эффективно, но также от диктаторов и тиранов.

Подлинный лидер умеет и готов действовать в соответствии с ситуацией. А диктатор или тиран не обладает такой гибкостью ума. Его усилия всегда направлены на то, чтобы и обстоятельства, и люди подчинялись ему, а не на то, чтобы адаптировать свою волю к требованиям обстоятельств и людей.

«Незначительные люди, случайные слова и разного рода мелочи зачастую формируют нашу жизнь в большей степени, чем хорошо обдуманные серьезные советы великих людей, полученные в критические важные моменты».

«Мысли и приключения», 1932

В случае Уинстона Черчилля самыми запоминающимися из четырех свойств, перечисленных им в «морали» Второй мировой войны, являются первые два. Для британцев, как и для всего мира, он олицетворял решительность не только каждой из своих речей, но и своей политикой. С первого же дня Второй мировой войны он говорил не просто о выживании, а об абсолютной победе. Еще в разгар войны Черчилль и Рузвельт, встретившись в Касабланке в январе 1943 года, когда Северная Африка еще была театром активных боевых действий, определили цель союзников в войне – безоговорочная капитуляция государств Оси^[14]. Таким образом, решимость была направлена на полную победу.

Это была неоднозначная позиция. С одной стороны, она представляла собой важнейшую директиву для каждого участника военных действий (столь простая и жесткая форма – мощный инструмент управления). Но, с другой, исключала возможность окончания войны переговорным путем. Критики в лице ряда современных историков полагают, что такая политика способствовала росту боевого духа и сосредоточению усилий не только союзников, но и государств Оси. Утрата надежд на возможность договоренности подстегивала желание немцев и японцев стоять насмерть, поскольку терять им было нечего. Некоторые авторы считают, что если бы решение союзников предусматривало для стран Оси возможность признания своего поражения на определенных условиях, а не безоговорочной капитуляции, война могла закончиться раньше, чем это произошло в действительности. В Европе возможность мирной договоренности вполне могла бы оживить решимость антигитлеровски настроенных офицеров, составлявших существенную часть верховного командования, избавиться от фюрера, чтобы сохранить хоть что-нибудь от Германии. Говоря о Тихоокеанском фронте, можно вспомнить, что целью нападения японцев на Перл Харбор 7 декабря 1941 года было заставить Соединенные Штаты обсуждать предложенные условия путем уничтожения флота. Вполне возможно, что если бы союзники предложили японцам свои условия три года спустя, когда они имели полное превосходство, войну на этом фронте также можно было закончить.

Перспектива положить конец кровопролитию и страданиям была сильным аргументом для другой стороны, который заставил бы ее пойти на многие уступки. Это позволило бы закончить войну с результатами, практически равными безоговорочной победе. К лучшему или к худшему, но Черчилль, Рузвельт и Сталин решительно отвергли этот путь и довели войну до безоговорочной капитуляции стран Оси. Германия капитулировала 7–8 мая 1945 года, но Япония не стала этого делать. В конечном итоге, сбросив по атомной бомбе на два японских города, преемник Франклина Рузвельта Гарри С.Трумэн предоставил одно условие. Он согласился сохранить за императором Хирохито трон, обусловив, что он будет подчиняться главнокомандующему союзников генералу Дугласу Макартуру. Так же, как одни некогда критиковали Черчилля и его коллег-лидеров за решение о безоговорочной капитуляции, другие теперь критиковали Трумэна, позволившего Хирохито сохранить трон. Многие полагали, что его следовало не только сместить, но и судить как военного преступника.

«Настоящее жизненное правило – делать то, что должно».

Речь в Университете Хэддерсфилд, Западный Йоркшир, 15 октября 1951 года

Второе качество – мужество в поражении – также ярко проявлялось в карьере Уинстона Черчилля. С самого начала войны в 1939 году и почти до конца 1942 года британский опыт ведения военных действий состоял в основном из поражений. На каждое из них Черчилль отвечал все большим и большим вызовом. 14 июля 1941 года, после изнурительных месяцев разрушительных авианалетов на Лондон и другие британские города, он прямо обратился к Гитлеру и его приспешникам: «Вы изо всех сил стремитесь к худшему, а мы будем прилагать все усилия к лучшему».

Похожим образом вели себя и многие другие выдающиеся лидеры. 23 сентября 1779 года британский фрегат «Серапис» сцепился в бою с американским кораблем «Боном Ришар» в сражении у мыса Фламборо в Северном море. Когда командир «Сераписа» крикнул, готов ли «Боном Ришар» сдаваться, коммодор Джон Пол Джонс (которым Черчилль очень восхищался) ответил: «Сэр, я еще и не начинал сражаться!» Похожим образом поступал и генерал Улисс С. Грант во время своего Сухопутного похода в период американской гражданской войны. Он терпел поражение за поражением от войск генерала Роберта Э. Ли, но не отступал, а продолжал упрямо продвигаться на Юг. Как написал в своем полевом журнале генерал Джордж С. Паттон-младший: «Тебя не победили, пока ты сам это не признал. Следовательно, не надо этого делать».

Прекратить потери?

Некоторые считают, что очевидный признак безумия – потерпеть неудачу, но продолжать снова и снова поступать таким же образом. За мужество, с которым он принимал поражения, Черчилля считают героем. В декабре 1862 года в сражении при Фредериксберге во время американской гражданской войны генерал Амброз Бернсайд четырнадцать раз ходил в атаку на позицию конфедератов, каждый раз получая сокрушительный отпор. В этой связи его считают худшим командиром за всю историю гражданской войны. Мужество и решительность не подразумевают повторения тактических приемов, которые оказались неудачными. Отойти, перегруппироваться и предпринять новую попытку – все это можно сделать, не отказываясь от своего намерения. В любом деле наступает момент, когда лучше всего бывает прекратить дальнейшие потери. Однако это делается не для того, чтобы уступить, а для того, чтобы выжить и продолжить борьбу в будущем. Никогда не путайте маневр и сдачу. Мужество и непреклонная решимость – это не безумие.

Две последние сентенции его «морали» ассоциируются с самим Черчиллем не столь очевидно:

 
В победе – великодушие,
В мире – добрая воля.
 

Однако оба этих афоризма были частью его подхода к руководству, желания и умения адаптировать политику к конкретной ситуации. По окончании Первой мировой войны Черчилль, подобно американскому президенту Вудро Вильсону, был сторонником договора примирительного, а не карательного характера. Черчилль не предлагал проявить великодушие ради великодушия как такового. Он считал, что побежденная Германия вполне может присоединиться к семье других стран в качестве миролюбивого демократического государства при условии, что к ней проявят справедливость и даже сострадание. Но побежденная и наказанная Германия, униженная и разоренная жесткими условиями мирного договора, возродится страной, жаждущей отмщения. Как и Вильсон, Черчилль надеялся, что Великая война положит конец войнам как таковым. Щадящий договор будет этому способствовать, а карательный почти наверняка приведет к новой войне.

«Загадочный и нерешительный судья, на кончике языка которого висели миллионы жизней».

О президенте Вильсоне в книге «Мировой кризис», 1923–1931.

К несчастью, в конечном итоге Версальский договор приобрел неумолимо карательный характер и создал в Германии атмосферу мстительности, которой так опасался Черчилль. Не будучи членом правительства в 1930-е годы, большую часть этого десятилетия Черчилль посвятил попыткам предупредить Парламент и народ об опасности, которую таят приход Гитлера к власти и его усилия по перевооружению и наращиванию военной мощи Германии. Правительство Стэнли Болдуина упорно отрицало возможность новой войны и упрямо придерживалось самоубийственного курса на разоружение. Но Черчилль настаивал на своем, постоянно указывая на то, что Германией движет стремление к отмщению. Британия с большим опозданием приступила к перевооружению и подготовке к войне. И за годы, потерянные в сознательном отрицании нацистской угрозы, ей пришлось заплатить кровавую цену.

Когда победа союзников стала очевидной и Вторая мировая война шла к концу, Черчилль призывал к тому, чтобы не повторить ошибки Версальского договора. Он настоял на безоговорочной капитуляции членов Оси, но после этого выступал за предоставление поверженным врагам великодушных условий, позволяющих этим странам восстановиться в качестве подлинно демократических государств. Он был горячим сторонником американского послевоенного плана Маршалла, предусматривавшего предоставление огромной финансовой помощи всем европейским странам, – в равной мере и друзьям, и бывшим врагам (см. главу 25).

Бизнес – это люди

Корпорации никогда не ведут дела друг с другом. Эти дела ведут между собой люди, управляющие корпорациями. Весь бизнес построен на человеческих отношениях: люди разговаривают друг с другом, заключают сделки и справедливо или несправедливо относятся к другим.

Действительно, бизнес говорит языком денег. Но за этим стоят чувства, отношения и другие производные человеческих связей. Какой бы ни была ваша компания – производственной, информационно-технологической или инвестиционной – вы имеете дело с людьми.

Вы можете говорить о том, что вы сотрудничаете с компанией, продаете компании или покупаете у компании. Но в конечном итоге ваши заказчики, клиенты, партнеры, вендоры и конкуренты – люди. А они нуждаются в добром отношении и, как правило, платят за него сторицей.

В главе 5 описывалось, как министр вооружений Черчилль встречался с профсоюзным лидером Дэвидом Кирквудом в разгар стачки, угрожавшей военному производству в период Первой мировой войны. Кирквуд вполне обоснованно рассчитывал на жесткий и нелюбезный прием. Однако Черчилль начал беседу словами: «Давайте-ка попьем чайку с пирожными». Во время последовавшей за этим встречи забастовке был положен конец.

Для Черчилля мирная внешняя политика была основана на той же доброй воле, которая была главным мотивом его отношений с политическими сторонниками и оппонентами. Он понимал, что сами по себе страны не занимаются дипломатией. Их лидеры завязывают отношения друг с другом, а затем соглашаются назвать это дипломатией. Величайшим союзом во Второй мировой войне, а, возможно, и во всей истории человечества, считают союз между Соединенными Штатами и Великобританией.

Он действительно был создан по инициативе Черчилля, причем не как союз между двумя народами или правительствами, а как союз двух людей – Уинстона Черчилля и Франклина Д. Рузвельта. Блестящее военное и политическое сотрудничество вдохновлялось, направлялось и сохранялось благодаря личной взаиморасположенности, существовавшей между премьер-министром и президентом.

Выражение «Только бизнес, ничего личного» знакомо всем. Если оно помогает нам воздерживаться от действий, основанных на личных антипатиях, симпатиях или предвзятости, то представляется отличным девизом. В то же время оно может привести к серьезному заблуждению.

По сути бизнес (равно как и политика, и дипломатия) – глубоко личное явление. И самые эффективные лидеры – те, кто хорошо это понимает.

Подлинное лидерство является тонким сочетанием жесткости (стальной несгибаемости в том, что касается ценностей, этики и сущностных понятий идентичности) и адаптивности, то есть способность варьировать решения сообразно времени, месту и ситуации.

Присутствие такой гибкости отличает подлинного лидера от тирана.

25
Побеждайте

«Победа, победа любой ценой, победа, несмотря на весь ужас, победа, каким бы долгим и трудным ни был путь. Потому что без победы не будет жизни».

Речь в Палате общин 13 мая 1940 года

С самого начала Второй мировой войны, когда Великобритания казалась загнанной в угол и забитой в своем одиноком противостоянии со странами Оси, а в мире преобладало мнение о том, что ее поражение и захват – дело самого ближайшего времени, премьер-министр Уинстон Черчилль провозгласил цель страны.

Этой целью была победа.

На фоне разговоров среди некоторых членов правительства о том, на каких условиях можно было бы сдаваться Германии, чтобы предотвратить полное уничтожение Великобритании, его заявление выглядело очень смелым. Тем более что оно было представлено не как недостижимая мечта или пустое бахвальство, а как неоспоримый факт.

Победа стала военной темой Черчилля. По решению, принятому премьер-министром и президентом Франклином Д. Рузвельтом на Касабланкской конференции в январе 1943 года, победа означала безоговорочную капитуляцию всех государств Оси. Какие-либо компромиссы или сепаратный мир с любой из стран-союзниц – Соединенными Штатами, Великобританией и Советским Союзом – были сочтены невозможными. Все должны были вести совместную борьбу до полной победы.

При всех опасностях, с которыми столкнулись союзники в беспрецедентной по масштабу войне, целеполагание на победу оказалось оружием особой важности. Оно рассеивало туман многокомпонентности, избавляло от неясностей и исключало какую-либо двусмысленность. Идея безоговорочной победы не облегчила ход Второй мировой войны, но обеспечила всем союзникам, каждому их военному и гражданскому лицу, ясную цель, надежную опору и крепкую поддержку. Попробуйте поговорить с кем угодно из быстро сокращающегося числа американцев и британцев – военных или гражданских участников или очевидцев Второй мировой войны, и их воспоминания о пережитом горе, потерях, страхе и боли будут обязательно пронизаны ностальгическим чувством гордости за «удачную войну». О ней вспоминают именно так, потому что Черчилль и другие лидеры союзников представляли ее сражением демократии с тиранией, цивилизации с варварством, добра со злом. Она выглядела, особенно по Черчиллю, не как мрачная борьба за выживание, а очень позитивно – как сражение с ясными целями до полной победы.

Ни о какой другой войне XX века с участием Америки не вспоминают в таком же позитивном смысле. Поскольку ни одна из них не отличалась столь же позитивной направленностью, как Вторая мировая. Корея, Вьетнам, Ирак – все это были невнятные, в лучшем случае вялые попытки достижения локальных целей, а в худшем – просто позорные истории. Корея – война, которую вели без необходимых ресурсов из опасения, что их использование приведет к более масштабному конфликту. Вьетнам – гражданская война, которую ошибочно сочли частью борьбы за мировое господство. Ирак – ошибочная война, не с тем противником и не там, где нужно. Во всех этих конфликтах сформулировать понятие победы четко и недвусмысленно было невозможно. Отсюда и заведомо безуспешные боевые действия, ненужные потери, фатализм, чувства уныния и незавершенности… И горькое наследие, способствующее разобщенности людей.

Абсолютная цель в каждом начинании

Лидер обязан установить цель. Казалось бы, это настолько очевидно, что можно и не говорить. Однако на деле многим руководителям и менеджерам не удается ставить цели. Или они считают, что все без исключения члены их организации обладают врожденным пониманием ее целей и задач, а следовательно, можно не предпринимать особых усилий. Или они просто не задумываются на эту тему. Даже те руководители, которые формулируют общие задачи организации, часто занимаются отдельными программами, проектами и инициативами, не определяя их конкретные цели.

Каждый путешественник должен знать конечную точку своего маршрута, а у каждого лучника должна быть мишень. Поэтому каждому участнику коллектива нужна ясная и недвусмысленная цель, которая имеет выраженную собственную ценность. Если вы не можете сформулировать цели для какого-либо начинания, лучше отказаться от него – оно заранее обречено на провал.

Хотя в действительности достижение целей на войне далось титаническими усилиями, само понятие победы было предельно простым и жестким. Нанести полное военное поражение противнику, точка. В качестве цели это было полностью измеримым. Кроме того, это было настолько элементарно, что могло быть сведено к простому символу – знаменитому знаку «V – значит победа». Он получил широкое распространение и стал частью личного стиля Черчилля, который использовал его в качестве публичного приветствия и для усиления эффекта в своих речах: два пальца, поднятые вверх в виде буквы V.

«Смерть и печаль станут нашими попутчиками в этом пути. Лишения – нашим облачением. Твердость и отвага – нашим единственным щитом. Мы должны быть едины, мы должны быть неустрашимы, мы должны быть несгибаемы».

Речь в Палате общин 8 октября 1940 года

Победа была также народным достоянием. Черчилль всегда стремился к ясности в этом вопросе. Победа была не его желанием, не желанием короля и не желанием правительства. Это было то, в чем нуждался и чего требовал народ. Это было то, чего заслуживал народ, своими кровью, трудом, слезами и потом вырвавший победу из лап врага и пасти примкнувших к нему пораженцев. 8 мая 1945 года, в день безоговорочной капитуляции Германии, Черчилль вместе с другими членами правительства появился на балконе здания министерства здравоохранения в Лондоне. Что можно было сказать в столь долгожданный, столь трудно доставшийся момент полной победы? Уинстон Черчилль точно это знал:

– Благослови вас всех Господь. Это ваша победа! Это победа дела свободы в каждой стране. За всю нашу долгую историю мы не помним более великого дня, чем этот. Все, мужчины и женщины, делали все, что было в их силах. Каждый постарался на славу. Ни долгие годы, ни опасности, ни жестокие атаки врага никоим образом не смогли ослабить великую твердость духа британцев. Благослови вас всех Господь.

Черчилль отдал победу тем, кого он считал ее истинными хозяевами. А они, в свою очередь, стремились вернуть ее ему. Как только он произнес слова: «Это ваша победа!» – толпа, собравшаяся на улице под балконом, ответила криками: «Нет, ваша!» Это был впечатляющий момент единения лидера со своими сторонниками, момент, продемонстрировавший общность целей и ценностей. Именно к такой точке равновесия стремится каждое великое предприятие.

Понятие победы, несмотря на то, какой трудной она была на самом деле, было само по себе простым. Но выиграть войну – это было намного более сложным для понимания предметом. Поэтому в большинстве своих публичных высказываний Черчилль выдвигал на первый план только понятие победы, оставляя тему военного выигрыша за скобками.

Выигрывать войну надо было после победы. Когда Вторая мировая война подходила к концу, стали говорить о том, что надо выиграть войну, не проиграв при этом мир. Люди говорили об этом на основе трагического опыта.

Окончание Первой мировой войны ознаменовалось военной победой союзников, за которым последовало их поражение в деле мира. Унизительный Версальский договор создал плодородную почву, на которой взросла диктатура, развязавшая новую войну. Выйдя победителями в этой войне, Черчилль и другие лидеры союзников были полны решимости на этот раз выиграть мир.

Продажа и создание постоянного заказчика

Хороший продавец продает. Отличный продавец создает постоянного покупателя. Он не просто получает с клиента деньги, а выстраивает его отношения с компанией, которые выражаются в целой серии продаж, – и непосредственно этому покупателю, и тем, кому он расскажет об этой покупке. Продать что-то – победа. Создать постоянного покупателя – выигрыш. Победа – событие, а выигрыш – отношения.

Любой бизнес (и любой руководитель) должен продавать. Если вы продавец обуви, вы продаете обувь. Если вы учитель, вы продаете идеи. Если вы политик, вы продаете выгоды, которые сулит ваше руководство. Продавец может обмануть, чтобы продать. Таким образом он создает жертву обмана, а не постоянного клиента. Его бизнес обречен. Если вы хотите процветать, увеличивая количество проданной обуви, выпуская лучших учеников, занимая все более высокие посты, вам следует делать больше, чем просто продавать. Чем бы вы ни торговали, вам нужно создавать постоянных заказчиков. Это значит выигрывать.

Однако определить, что есть выигрыш в войне, оказалось намного сложнее, чем это было с понятием победы. Самым большим осложнением был не побежденный враг, а один из триумфально победивших союзников. Среди всех западных лидеров Черчилль первым заметил, что руководитель Советского Союза Иосиф Сталин намерен установить максимально возможный контроль над Восточной Европой. Возможно, так же, как и Гитлер, руководствуясь желанием доминировать над странами Запада. В начале 1945 года Черчилль громко поинтересовался, что произойдет, если Королевские ВВС полностью разрушат Германию: «Что будет отделять белые снега России от белых скал Дувра?» А когда солдаты Красной Армии вошли в Польшу скорее как завоеватели, а не как освободители, Черчилль заметил своему другу сэру Джону Колвиллу: «У меня нет ни малейшего намерения позволить обманом умыкнуть Польшу, даже если мы окажемся на пороге войны с русскими».

В конечном итоге, подлинный мир был невозможен с Советским Союзом, который в период холодной войны, незамедлительно последовавшей за Второй мировой войной, превратился из союзника во врага. Пытаясь наряду с Соединенными Штатами противостоять расширению сферы советского влияния, Великобритания (сначала под руководством Черчилля, затем, с июля 1945 по октябрь 1951-го, Клемента Эттли, а затем снова Черчилля) поддерживала возглавляемые американцами усилия по восстановлению Европы. Эта программа, центральным элементом которой был план Маршалла, была направлена не только на восстановление материальной инфраструктуры европейских стран, но и на воссоздание ее экономического и политического уклада. Цель состояла в создании устойчивых позитивных отношений между странами континентальной Европы, Великобританией и США, которые были бы основаны на идеалах демократии. Таким образом, выигрыш в конечном счете означал физическое, экономическое и политическое восстановление Европы на фундаменте демократии. Поскольку демократическое начало не соответствовало интересам Советского Союза, дефиниция выигрыша должна была быть дополнена победой в холодной войне. В обозримом будущем это означало, что потребуется сдерживать агрессивную экспансию Советского Союза. Предупредив возможность получения контроля над Европой Сталиным и его преемниками, создатели плана Маршалла надеялись, что в свое время (никто не знал, когда именно) самих по себе успехов демократии окажется достаточно для полной победы над коммунизмом. Для этого не понадобится апокалиптической мировой войны. В эпоху ядерного оружия холодная война ограничивалась своего рода условными или локальными конфликтами.

«В высшей степени циничный человек… Одновременно незрелый, коварный и плохо образованный».

Об Иосифе Сталине, цитируется по книге Пирса Брендона «Уинстон Черчилль», 1984

В знаменитой речи, произнесенной в небольшом Уэстминстерском колледже в Фултоне, штат Миссури, 5 марта 1946 года, Черчилль нарисовал мрачную картину холодной войны в Европе: