Время вышло. Современная русская антиутопия Веркин Эдуард

Арсений застёгивал рубашку, надевал трусы, натягивал брюки, носки и туфли, завязывал галстук, с третьего раза завязал. Марта помогла надеть пиджак, прошлась по плечам щёткой.

– Как? – спросил Арсений.

– Хорошо. Но выглядишь усталым. Не забудь поспать в поезде.

– Не забуду.

Арсений надел пальто и шляпу, а в прихожей – галоши и дождевик, Марта вручила ему сейф-сьют и поцеловала в щёку. Арсений открыл дверь и ступил на лестницу.

– Что ты должен сделать? – спросила Марта.

– Что? – не понял Арсений.

– Не пугай меня. – Марта сощурилась. – И даже не думай забывать! Что ты должен сделать?

– Я должен поставить линзы, – вспомнил Арсений.

– Ты должен поставить линзы! Ты должен поставить линзы!

Марта указала пальцем. На месте её левого глаза поблескивал серебром биомеханический модуль.

– Я жду тебя, – сказала Марта и закрыла дверь.

Арсений сбежал по лестнице.

На улице холодно и безлюдно, до рассвета далеко. Арсений поёжился, подступил к замёрзшей берёзе. Он любил стоять у берёзы в ожидании такси, если три раза дотронуться до берёзы, смена пройдёт гладко.

Такси подъехало вовремя, Арсений устроился на заднем сиденье и уснул, таксист разбудил через полчаса.

Машина стояла на горке, вниз таксист съезжать не стал, напуганный количеством соискателей. Вокзальная площадь чернела от людей, но была практически неподвижна, только дышала, и казалось, что от этого дыхания над головами висит мутное облако. Арсений поморщился. Соискателей было почти в два раза больше, чем вчера, пробираться придётся долго, но до пяти время оставалось, Арсений не сомневался, что успеет.

Он расплатился и направился к лестнице.

Ступени круто уходили вниз и блестели льдом и железом. Арсений ненавидел лестницу, зимой спуск и подъём превращался в рискованное предприятие.

– Вам помочь?! – Сбоку возник лестничий.

Это был какой-то новый лестничий, два дня назад здесь старался Пучик, а теперь незнакомый – неприличный и краснорожий.

– Два токена, – сказал лестничий. – Всего два токена, мастер!

Арсений с трудом сдержал раздражение.

– Ладно-ладно, мастер, не гневайтесь, я проведу вас даром!

Лестничий подхватил Арсения под руку. Арсению был неприятен этот новый лестничий, но идти в обход времени не оставалось.

Впрочем, новый лестничий оказался не так уж плох, более того, проворен и надёжен: два раза Арсений поскальзывался на обледеневших ступенях – и лестничий вовремя его ловил.

– Я вам заплачу, – пообещал после этого Арсений. – Обязательно. Вы тут будете вечером?

– Постараюсь, – ответил лестничий. – Сами понимаете, сейчас холода, вечером будут не все.

Арсений понимал.

До площади оставалось ступеней двадцать, когда от вокзальной толпы отделились трое проводников, они взбежали по лестнице, чтобы встретить Арсения. Старшина показал Арсению пятерню. Пять токенов. На прошлой неделе от лестницы до вокзала можно было добраться за четыре, сегодня уже пять.

Проводников, как обычно, было трое: крепко сбитый кольщик-старшина, высокий олежка и длиннорукий кормач. Держались уверенно, зная себе цену, в полный рост, расправляли защищённые керамическими пластинами плечи.

Арсений пытался оценить ситуацию. До отправления оставалось полчаса, площадь почти не колыхалась, задние напирали, было слышно, как скрипят заграждения, поставленные вокруг вокзала. Проводники мялись рядом с довольными понимающими рожами, Арсений ненавидел их за это понимание, выбора не было, придётся платить.

– Мертвоход, – сочувственно подтвердил старшина, постукивая пальцами по нагрудной бронепластине. – Десять баллов.

– Что так?

– Конец месяца, – пояснил проводник. – Лакинские накопители вчера спустили – вот все здесь. Уже четверых задавили, такие вот вакации.

Проводник махнул рукой в сторону вокзала. Видимо, накопители действительно спустили, соискателей было немало.

Арсений не любил проводников, поскольку попадал под их приёмы, и один раз получил сотрясение, а в другой – трещину в ребре, и он бы, пожалуй, рискнул, если бы Митридат.

Но сегодня была Флоэма.

К тому же наверху лестницы уже показался человек с сейф-сьютом, и старшина выразительно посмотрел на пассажира. Ему тоже понадобятся проводники, понял Арсений. Если сейчас не взять проводников, то их займёт другой и возникнет неиллюзорная угроза опоздания.

А сегодня Флоэма.

– Согласен, – сказал Арсений.

Арсений заплатил. Проводники сплотились вокруг: олежка – слева, кормач – справа и чуть позади, кольщик – перед.

– Стартуем, – приказал кольщик.

И они двинулись сквозь толпу.

Старшина стучал во встречные спины кастетом, а если кто упирался, тыкал в непослушную шею шокером. Продвигались медленно, но уверенно, раздвигая толпу наплечниками, расталкивая и разбрасывая.

– Жмур по курсу, – сказал кольщик. – Приготовиться.

Арсений приготовился. Обычно вокруг мертвеца происходили неприятные ситуации, возникали давки, схватки и убийства, поэтому Арсений старался держаться подальше.

– Жмур, – предупредил кольщик.

Ноги идущих развернули тело по ходу, и теперь обходить его было труднее, чем перешагивать, Арсений замешкался.

– Подберитесь, мастер, – посоветовал старшина.

Олежка и кормач слаженно перестроились, подхватили Арсения под локти. Арсений как можно выше подтянул ноги, но всё равно задел галошами лежащее тело.

Плохая примета.

Проводники перенесли Арсения через труп.

Арсений опустил ноги на асфальт. До вокзала оставалось метров пятьдесят. Здесь толпа была гуще, скорость снизилась, проводникам пришлось работать интенсивнее, шокер стрекотал почти не переставая, пахло горелыми волосами и кровью.

Арсений сжимал сейф-сьют и старался смотреть в асфальт.

– Прибываем, – сказал кольщик.

Створ вокзального шлюза приблизился. Толпа продавливалась внутрь, плотность стала выше, но кольщик вклинился в очередь, олежка и кормач навалились и втиснули в неё Арсения.

Никто не возмутился. Через пять минут Арсений оказался возле входа, сунул в сканер карточку и протиснулся через терминал.

На вокзале было просторно и тепло, пахло кофе и бутербродами, соискатели и пассажиры сидели по лавкам, бродили по залу, некоторые умудрялись спать стоя. Арсений устроился ближе к посадочному залу и стал ждать. До поезда оставалось двадцать минут, Арсений тоже намеревался поспать, однако не получилось – он почувствовал запах кофе. Между фигурами вышагивал кофейный в оранжевом комбинезоне, предлагал жареные зерна и на разлив. Покупали редко, кофейный старался, взывал сорванным голосом к аппетиту, захотелось кофе. Маленький стаканчик. Всего-то. Можно ведь не пить, можно просто понюхать. Арсений подавил слабость, надо держаться, к тому же у этой твари поразительный нюх, Флоэма, будь проклята, будь благословенна.

За кофейным по залу брёл сострадатель. Он безумно бормотал неразборчивое, дёргал пассажиров за рукава, подставлял мятое лицо, беззубо улыбался, но с утра жертвовали мало, и сострадатель не особо старался, ожидая жирного вечера.

Объявили прибытие. Вокзал ожил, пассажиры спешили в зал посадки, соискатели выдавливались на перрон.

В зал посадки с толпой затащило сострадателя, он стонал и пытался выбраться, но пассажиры тянули его к посадочному шлюзу.

Сияющая игла экспресса возникла над перроном, подняв снежный вихрь. Объявили посадку, шлюз открылся, и пассажиры устремились к вагонам. Арсений прижал сейф-сьют плотнее и тоже стал проталкиваться к выходу. В узком створе шлюза его прижало к сострадателю, и они пребольно стукнулись лбами. Сострадатель завыл, Арсений, не успев извиниться, был внесён в вагон.

Пассажиры рассредоточились по салону, Арсений поместил сейф-сьют в холдер и устроился на своём обычном месте у окна, справа по ходу состава. Отсюда была видна платформа загрузки, плотно забитая соискателями, давившимися за места.

Арсений почувствовал, как ноют пальцы. Вчера у Митридата была тримминг-пятница, и пришлось постараться. Теперь суставы болели и слегка припухли. Арсений нащупал в кармане каучуковый эспандер и стал разминать кисти. Пальцы в последнее время болели всё чаще, шерсть у Митридата становилась грубее, а подшёрсток гуще, «Турбо» помогал слабо, требовалось что-нибудь помощнее.

Проводница провозгласила отправление, Арсений почувствовал, как заныли зубы, – под вагоном заработали компенсаторы инерции, поезд стартовал, вокзал исчез в снежном взрыве, мир за окном слился в однородную серую полосу.

Экспресс набирал скорость, Арсений нашёл наушники и стал аудировать Рильке. Рильке звучал яростно, и Арсений закрыл глаза, и Рильке явился к нему – растрёпанный, с диким взглядом, гениальный, Рильке грохотал свои звучные лиры, хохотал и сочно хрустел малосольным огурцом, экспресс вышел на вторую крейсерскую и серебристой пулей летел к западу, Арсений думал про Рильке. Очень сильно его жалел, ведь Рильке угораздило родиться в унылом девятнадцатом веке, времени прекрасных поэтов и совершенно негодного мира. Поэзия выгорела задолго до того, как пришло её подлинное время. Рильке бы понравилось сейчас. Он воспел бы первые лодки на марсианских каналах, хрустальные лунные купола и золотые пещеры Меркурия, интерджеты и спрайты, хлад Энцелада и красоту Европы, и Оберон, и Ио, и Млечный Путь, ставший ближе.

Экспресс начал замедляться, гул компенсаторов стал интенсивнее, и Арсений добавил громкости в наушниках.

Последняя остановка перед городом. Экспресс завис над рельсами. Арсений поглядел в окно. Он не увидел вокзала, только соискателей, те стремились к дальним вагонам, поезд словно втягивал их, но меньше соискателей не становилось.

Остановка три минуты, в первый вагон обычно садилось несколько человек, но в это утро вошло неожиданно много. Арсений поморщился. Он не любил, когда вагон был полон, пассажиры своим присутствием мешали аудированию, и, чтобы не отвлекаться на присутствующих, Арсений надевал солнцезащитные очки.

Но в это утро Арсений не успел надеть очки – на свободном месте напротив устроилась выразительная девица в универсальной форме. Арсений видел эту девицу впервые, но сразу понял, что она стюардесса. Обязательно стюардесса, вполне может быть, фактура подходящая и надменное лицо, точно, стюардесса. Из экономии живёт за периметром, но на работу мотается в центр, чтобы не привлекать внимания, прикидывается оператором рецикла…

Арсений представил, сколько зарабатывает стюардесса. Если бы Марта стала стюардессой… Это бы всё облегчило. И упростило. Можно было бы переехать ближе, дорога занимала бы не три часа, а всего лишь два. Господи, какое счастье – два часа в дороге…

Но Марту не возьмут в стюардессы никогда, с лицевыми имплантами не берут даже в официантки. Стюардесса. Рильке бы описал её во многих чудесных строках.

Три минуты прошло, экспресс стартовал.

Девушка поморщилась. Почти незаметно, кончиком носа. Поморщилась и посмотрела в сторону соискательского вагона. Точно стюардесса. Причём высокого класса, наверняка международные рейсы. Обладает отличным обонянием и при этом вежлива – почувствовала вонь и дала понять, что это вовсе не от Арсения, это со стороны соискателей. Зачем она живёт за периметром? Такая девушка…

Наверняка её зовут Элеонора. Нет, Эльза, абсолютно Эльза. Сейчас.

За годы поездок в экспрессе Арсений научился определять этот момент с точностью до вдоха. Арсений мог не смотреть в окно, это совершенно незачем, он знал – сейчас. Иногда он считал, но никогда не выходил из двух десятков секунд.

Стемнело и загрохотало.

Экспресс погрузился в туннель, скорость упала вчетверо, люди в салоне оживились. Пятьдесят километров. Через сорок минут прибытие.

Такая девушка легко могла жить в пределах внешнего кольца. Девушка двадцатый километр. Девушка-мечта.

Стюардесса перестала смотреть на Арсения. Эльза.

Пассажиры доставали сейф-сьюты, заходили в туалеты, переодевались. В кресла уже никто не возвращался, стояли в проходах и на площадках, молчали. Арсений занял очередь в туалет, через двадцать километров переоделся. Костюм № 2. Флоэма.

Эльза успела сменить комбинезон на строгое партикулярное платье. Арсений улыбнулся, но Эльза не заметила этого, вернее, заметила, но вниманием не удостоила.

Арсений вздохнул, надвинул наушники. Рильке уступил Анненскому, лиры Анненского были ничуть не менее прекрасны, однако сам поэт нравился Арсению меньше, выглядел слишком благополучно, его было сложно представить в сияющих ледниках и глетчерах Энцелада.

Состав проносился сквозь рамки биозащиты, в салоне вспыхивал зелёный лазерный дым, по стенам и под потолком играли похожие на иглы молнии.

Город приближался, скорость продолжала уменьшаться.

Зелёный дым стал гуще, воздух наполнился электричеством, от этого пересохло в горле, и Арсений попил воды. Эльза сидела с отсутствующим лицом.

Зелёный дым сменился красным. Арсений достал портлинз и вставил в глаза сапфиры.

Эльза сделала то же самое, правда, линзы у неё были не бесцветные, как у Арсения, а оранжевые. Оранжевые глаза ей шли, впрочем, смотрела она исключительно в потолок.

Поезд прибывал к Восточному терминалу. Он грохотал по глухому туннелю, за окнами мелькали навигационные огни, красные и синие, в вагон проникал отражающийся от стен гул колёс.

Дым растворился, поезд окончательно замедлил скорость, пассажиры потянулись к выходам. Через минуту состав прибыл на второй подземный уровень, двери открылись, в салон проник пропитанный антисептиком воздух. Арсений поднялся с кресла и тоже направился к выходу.

Проводница улыбалась и раздавала респираторы, Арсений улыбнулся в ответ, надел респиратор и вступил в стыковочный рукав. Рукав был тоже заполнен горячим паром и пассажирами, Арсений по привычке попробовал задержать дыхание, но через минуту всё равно вдохнул воняющий карболкой воздух, люди продвигались медленно, кашляли, толкались и хрипели.

Рукав вывел Арсения в центральный концентратор. Следующие двадцать минут он шагал по переходам и туннелям, пережидал в концентраторах, поднимался по лестницам и трясся на траволаторах, успел на электричку.

Электричку Арсений ненавидел больше всего. Здесь почти никогда не удавалось занять кресло, приходилось ехать стоя в забитом вагоне, выбора, впрочем, не оставалось. Арсений занял место рядом со стеной и стал смотреть в пол. Это был самый утомительный отрезок пути, с каждой остановкой людей в электричке прибывало, дышать становилось труднее, толпа давила, и Арсений тратил много сил на сопротивление. Он считал остановки и старался не выпустить поручень, чтобы не оказаться в толпе, после толпы сил на смену оставалось мало.

Через двенадцать остановок электричка выскочила к башням. Здесь многие выходили, Арсения выдавило на перрон, он постоял несколько минут, стараясь продышаться, и направился к башне «Север». Шагал быстро, стараясь не смотреть по сторонам, впрочем, все, кто спешил к башням, предпочитали не смотреть друг на друга.

Башня «Север» поднималась в небо гигантской пружиной и терялась в облаках. Арсений остановился возле семнадцатого шлюза, приложил карточку к терминалу и вошёл в пустынный вестибюль.

Холл имел плоскую структуру, от пола до потолка не больше трёх метров, стены закрывали тусклые бронзовые зеркала, пол был зеркальный, потолок покрыт фальшбетоном, просторно и пусто.

Здесь всегда было пусто, за четыре года Арсений не встречал в вестибюле никого, кроме ключника Грейди. Каждая семья в башне имеет свой холл, из которого персональный лифт поднимается до нужного уровня. Чужих здесь не ходило.

Грейди появлялся в половине девятого, но сегодня случилось странное – звякнул колокол лифта, в вестибюль вошёл кейкипер. Арсений поглядел на часы – ключник спустился на пятнадцать минут раньше.

Арсений знал его уже четыре года, но как зовут, не знал. Киперу было лет шестьдесят, и, как все ключники, он был лыс, неприступен и говорил исключительно по делу. Почти сразу Арсений понял, что кейкипер Грейди, только Грейди.

Сегодня ключник Грейди был взволнован, Арсений понял это по чрезмерно ускоренной походке и движению рук. Грейди приблизился и безо всякого приветствия произнёс:

– Арсений, если вы позволите, я хотел бы обсудить с вами… некоторый казус, имевший место в ваш прошлый визит.

В желудке гладко перекатилась пустота. Нельзя пропускать завтрак, подумал Арсений, надо было поесть, хоть сухарей погрызть. Яйцо пашот. И…

Страх в глазах Грейди.

Впрочем, в глазах Грейди страх присутствовал всегда, однако Арсений отметил, что сегодня дежурный испуг сменился практически ужасом.

– Я слушаю, – максимально предупредительно произнёс Арсений.

Грейди нервически огляделся. Холл оставался безлюден, бронзовые зеркала пускали тусклые матовые блики.

– Пройдёмте в сервис-рум, – указал рукой Грейди. – Там будет удобнее обсудить сложившуюся ситуацию.

– Безусловно. Что-то с Флоэмой?

Грейди не ответил, направился к лифтам. Арсений за ним. Они шагали через холл, и Арсений, как всегда, чувствовал над головой давящий километр башни «Север».

Что-то с Флоэмой.

Лифт ждал с открытыми дверцами, из кабины пахло мятой и земляникой, обычно в лифте они молчали. Но в этот раз Грейди заговорил. Вернее, произнёс всего лишь одну фразу:

– К сожалению, мне придётся довести до вашего сведения, что Нюта-Мария не исключительно удовлетворена прошлым сеансом.

Не исключительно удовлетворена. Арсений почувствовал, как желудок сворачивается улиткой, желудок давно пора проверить, только некогда… Что-то с Флоэмой.

Лифт остановился, Грейди сделал приглашающий жест.

Сервис-рум напоминала склад. Здесь хранились ненужные вещи и переодевался персонал, вещи лежали вдоль стен, для персонала имелись шкафчики, окна отсутствовали. В центре стоял аквариум, в котором плавали философские астронотусы. Арсений не знал, на каком этаже башни располагалось это помещение, но предполагал, что высоко – в лифте они поднимались не меньше двадцати секунд.

Грейди продолжил.

– Дело в том, что Нюта-Мария, просматривая запись последнего сеанса, отметила, что ваш репертуар не безупречен.

Нюта-Мария успевает всё, подумал Арсений. Быть безупречной, просматривать записи, раздавать советы.

– Но я всегда строго придерживался утверждённого репертуара.

– Да, разумеется, однако этот репертуар… слишком широк.

Арсений почувствовал, как заболела голова. Репертуар слишком широк. Широк…

Грейди участливо положил руку Арсению на плечо.

– Репертуар классический, – сказал Арсений. – Произведения… проверенные временем, одобренные…

– Бесспорно! – согласился Грейди. – Однако Нюта-Мария полагает, что в репертуаре избыточно представлен джазовый компонент.

– Джазовый? – растерянно спросил Арсений.

– Джазовый. В то же время нам всем известно, что Госпожа предпочитает более классические вещи. Вы понимаете?

– Разумеется. Если Нюта-Мария полагает, что репертуар требуется скорректировать, то я его скорректирую.

– Да, вы, пожалуйста, обратите на это внимание. Мне кажется, джаз и стихи немецких поэтов… перегружают сенсорную систему Флоэмы. Вы, насколько я понимаю, в прошлый раз несколько пострадали?

– Ерунда, – отмахнулся Арсений. – Ничего серьёзного.

Неожиданно Грейди замолчал, замер с открытым ртом, Арсений заметил, как расширились его зрачки и выражение ужаса начало расползаться по лицу от глаз. Грейди потерял дыхание, с трудом достал из кармана ливреи ингалятор, прыснул в горло. Руки у Грейди тряслись, и всё его тело дрожало.

– С вами всё в порядке?

– Нюта-Мария приближается! – сказал трепещущий Грейди.

Арсений почувствовал, как морщится кожа на затылке, как старается покинуть желудок проклятое яйцо пашот, которое он не съел. Нюта-Мария оставила все неотложные дела и спускалась в сервис-рум.

– Сейчас она будет здесь! – сообщил Грейди.

Нюта-Мария.

Больше всего Арсения испугало слово «приближается».

– Умоляю! – прошипел Грейди. – Умоляю, не говорите глупостей! Лучше молчите!

– Но я не могу молчать…

– Вы…

Двери служебного лифта расступились, и Нюта-Мария вошла.

– Не соизволите объяснить, что происходит?! – спросила она.

Арсений видел Нюту-Марию всего лишь один раз, четыре года назад, устраиваясь на службу, и до сих пор она являлась ему во снах.

– Я, если вы не забыли, отвечаю в этом доме за порядок, – сказала Нюта-Мария. – В некотором роде, если вы успели заметить, в этом заключается моя должность! И любые отклонения от заведённых правил решительно недопустимы!

Нюта-Мария была невыносимо прекрасна. Стюардесса Эльза из утреннего поезда не стоила ногтя Нюты-Марии. В её пылающем великолепии был различим отголосок высшей секвенции, Арсений на мгновение закрыл от восхищения глаза, генетический материал Нюты-Марии был дистиллирован в кипящих радугах Ирия, её суть была воплощена у подножия блистающего Престола, под звуки алмазных труб, под песни серафимов.

Голос. Её голос…

– То, свидетелями чего мы стали в прошлый ваш визит… Я даже не могу найти этому приличного объяснения!

Арсений ничуть не удивился бы, узнав, что Нюта-Мария живёт в пределах внутреннего периметра. В стокилометровой зоне он никогда не видел никого подобного. Если бы Нюта-Мария явилась на утреннюю вокзальную площадь, ей не понадобились бы проводники, она бы прошла сквозь площадь сияющим клинком.

– Во время прошлого сеанса Флоэма вела себя странно, думаю, в этом повинны ваши нелепые музыкальные эксперименты.

Она была испепеляюще прекрасна. Нюта-Мария, о, Нюта-Мария, мёд глаз моих…

– Я не знаю… – растерянно произнёс Арсений. – То есть я знаю – возрастные мизи порою склонны к депрессии…

– Ваша квалификация под большим вопросом, – перебила Нюта-Мария подчёркнуто официальным голосом. – Вы ведь не можете не знать, насколько ответственный завтра день. Завтра утром Флоэма общается с Госпожой! Вы это понимаете?!

– Да… – ответил Арсений. – Я понимаю…

– Нет, вы не понимаете! Вы явно не понимаете, какая на всех нас лежит ответственность! И именно поэтому я задаю прямой вопрос…

Нюта-Мария посмотрела на Грейди и каким-то образом одновременно с этим на Арсения.

– И я задаю вопрос, сможет ли Флоэма адекватно себя вести в таком, не побоюсь этого слова, форсированном состоянии! Думаю, вы не будете отрицать её эмоциональную неустойчивость?!

– Но…

Грейди подал Арсению глазами отчаянный знак – «не спорить».

– Вы представляете, ЧТО может произойти?!

Арсений покаянно промолчал и представил. Флоэма завтра встречается с Госпожой.

– Как вы планируете выходить из сложившейся ситуации? – спросила Нюта-Мария.

– У меня есть определённое видение…

В глазах Нюты-Марии промелькнула искренняя боль. Арсений подавился.

– Что это?! – Нюта-Мария понюхала воздух. – Что это?! Я различаю… Я отчётливо различаю… Чудовищную собачью вонь!

Митридат.

Арсений ощутил под коленями унизительную слабость. А что, если действительно Митридат? Если Марта перепутала костюмы, а он надел костюм № 1, если это действительно Митридат, костюмы одинаковые, советовали же брать разные…

– Боюсь, Нюта-Мария, вы несколько заблуждаетесь, – сказал он, стараясь не допустить в голос дрожь. – Это отнюдь не собачьи гаммы. Осмелюсь сказать, это сугубая Флоэма. Каждый день перед выездом я совершаю все положенные манипуляции, включая пропитку…

– Вы ещё спорите! – Нюта-Мария божественно притопнула ногой. – Нет, вы только посмотрите на это фантастическое свинство!

Нюта-Мария обратилась к Грейди.

– Абсолютно, – согласился Грейди. – Это абсолютно недопустимо!

– Но я принимал усиленные…

– Меня не интересуют ваши гигиенические подробности, – оборвала Нюта-Мария. – Михаэль, принесите, пожалуйста, анализатор – сейчас мы всё доподлинно выясним.

Оказывается, Грейди зовут Михаэль. Забавно.

Грейди удалился. Арсений остался наедине с Нютой-Марией. Это было странно, весьма странно. Словно рядом с ним сиял необыкновенный холодный огонь. Арсений не осмеливался смотреть в её сторону.

– Если сударь не доверяет моему обонянию, прибегнем к приборному подходу.

Арсений хотел заверить, что в качестве обоняния Нюты-Марии он ни в коем случае не осмеливался сомневаться.

– Я…

– Вы уверяли нас, что работаете исключительно профильно! – перебила Нюта-Мария. – Никаких псовых! У Флоэмы аллергия на псовых! Теперь мне понятно, откуда у неё эти перепады настроения! Теперь мне понятно, откуда подозрение на гипертонию!

– Но я оговаривал возможности совмещения…

– Или вы прекращаете свои безобразные практики, или я обращусь в агентство! – решительно заявила Нюта-Мария.

Появился Грейди с анализатором.

– Я смею заверить, что всё…

– Не двигайтесь, пожалуйста.

Грейди наставил анализатор на Арсения и запустил турбину. Прибор загудел, впитывая запах.

– Если от вас воняет – вы неимоверно пожалеете! – пообещала Нюта-Мария. – И вы тоже!

Она свирепо поглядела на Грейди.

– Разумеется, – поклонился Грейди. – Это несомненно.

Грейди нажал на клавиши анализатора, загудело громче, через минуту анализатор набрал материала, компрессор отключился, три зелёные полосы.

– Всё в порядке, – сказал Грейди. – В пределах погрешности. Несколько молекул на кубометр.

– Вы уверены? – Нюта-Мария нахмурилась.

– В пределах погрешности. Флоэма же представлена…

Грейди вгляделся в монитор анализатора.

– Шестьдесят восемь процентов.

– Попробуйте ещё! – приказала Нюта-Мария.

Грейди, то есть Михаэль, снова наставил на Арсения анализатор, запустил прибор. Он снова загудел и снова предъявил три зелёные полосы.

– Шестьдесят восемь процентов, – повторил Грейди.

– Хорошо, – стараясь держать себя в руках, сказала Нюта-Мария. – Но тем не менее ваши подработки могут стать серьёзной проблемой. Сегодня всё обошлось, но завтра Флоэма может почувствовать – и я не знаю, чем может это обернуться.

Арсений промолчал.

– Эта безобразная ситуация должна быть решительно преодолена, – провозгласила Нюта-Мария.

– Разумеется, – кивнул Арсений. – Я открыт к обсуждениям…

– А тут нечего обсуждать, – перебила Нюта-Мария. – Я ставлю два условия. Во-первых, вы, безусловно, оставляете свои кинологические упражнения – и это не обсуждается. Во-вторых, вы будете…