Время вышло. Современная русская антиутопия Веркин Эдуард
Нюта-Мария сбилась в формулировке, но тут же нашлась:
– Вы будете взаимодействовать с физическим аттрактантом в присутствии свидетеля!
Она указала на Грейди. Грейди поклонился. Арсений представил, как Грейди будет провожать его до шкафа, обитого изнутри бывшими лежанками Флоэмы.
– Разумеется…
– И решите, наконец, проблему её депрессии, – сказала Нюта-Мария. – Она завтра встречается с Госпожой, нам же не нужны инциденты?
– Инцидентов не будет, – заверил Арсений. – Собственно…
Нюта-Мария подняла руку, Арсений вздохнул.
– Готовьтесь. Флоэма ждёт.
Нюта-Мария удалилась. Арсений не успел заметить – она словно бы растворилась в воздухе, растаяла. Высшая секвенция, вспомнил Арсений. Возможность кратковременно-двигательной акселерации. Бесподобна.
– Это просто…
Арсений промолчал и промолчал в мыслях. Комната персонала наверняка была оборудована сканерами лицевой благонадёжности, от радикальных мыслей следовало воздерживаться и держать лицо в плоскости допустимых реакций.
А Нюта-Мария могла свернуть им шеи так быстро, что ни Грейди, ни Арсений этого не успели бы заметить.
Арсений промолчал.
– Ну что вы, – миролюбиво улыбнулся Грейди. – Нюта-Мария необыкновенная девушка, девушка широких взглядов, не побоюсь этого слова, гуманистических. Однако наша ситуация…
Грейди вздохнул.
– Возможно, вы знаете, но недавно имел место аналогичный инцидент – в башне «Истра» специалист вашего профиля проявил… ограниченную самозабвенность.
Ограниченную самозабвенность. Арсению захотелось стукнуть Грейди кулаком по голове, а потом немного вырвать ему глаза, однако, вспомнив про сканеры, Арсений сделал вид, что чихнул. И тут же пожалел об этом.
– Вы нездоровы? – встревоженно спросил Грейди.
– Нет, что вы! Просто чихнул…
– Вы проходили комиссию? – волновался Грейди.
– Конечно, в прошлом месяце. Я абсолютно здоров, возможно, это реакция…
Арсений вдруг в панике подумал, что не может придумать, на что это реакция. Любой ответ создавал возможные проблемы. Пыль. Аллергия. Спазм. Изменения микроплотности, вызванные ускорением Нюты-Марии. Нюта-Мария. Предчувствие Флоэмы. Арсений едва удержал лицо от неприличной растерянности. Нюта-Мария божественно хороша.
Грейди понял это и пришёл на помощь.
– Так вот, я недоговорил. В соседней башне жила очаровательная маленькая мизи. Доброе, отзывчивое существо. Но однажды специалист вашего профиля допустил непростительную оплошность. Секундная потеря концентрации – и мизи серьёзно покалечилась – ей защемило конечность музыкальной шкатулкой. После этого у неё совершенно расстроился характер и она стала позволять себе… скажем так… безобразное.
– Чудовищно! – согласился Арсений. – И абсолютно недопустимо! Смею заверить: я никогда даже в мыслях не мог позволить себе такой некомпетентности! Вы же свидетель – я всегда относился к своим обязанностям серьёзно…
– Да, конечно. Впрочем, повторюсь – я в этом никогда не сомневался. Знаете, я научился разбираться в людях… однако…
Грейди сделал паузу.
– Однако Нюта-Мария права. Флоэма… не в полной мере психологически устойчива. Она… как сжатая пружина, она на грани… И что самое неприятное, она действительно завтра встречается с Госпожой. Вы представляете, что будет, если наша мизи сорвётся?
Арсений кивнул.
– Как вы думаете, возможно ли это предотвратить? – спросил Грейди. – Может, есть какой-нибудь способ?
Арсений задумался.
– У меня есть определённая идея. Думаю, всё будет хорошо, не волнуйтесь.
Грейди кивнул.
Арсений отправился в раздевалку. Он вскрыл сейф-сьют и переоделся. Входить к Флоэме позволялось в лёгкой одежде свободного кроя, ткани ни в коем случае не шерстяные, хлопчатобумажные, желательно льняные естественного цвета. Арсений достал из сейф-сьюта тонкую льняную рубашку с широким воротом, свободные мягкие брюки, парусиновые туфли без каблуков. Он переоделся, размял руки, помассировал переносицу.
– Пора, – позвал Грейди.
Арсений покинул раздевалку. Ключник уже ждал его. Они прошли по короткому узкому коридору и остановились на пороге.
– Удачи! – пожелал Грейди.
Арсений запустил хронометр и вступил в Обитель.
Здесь было прохладно и чисто. Рассеянный свет исходил от стен, потолка, пола, от воздуха, казалось, что в Обители светится даже воздух, казалось, что в нём плавают прозрачные белые искры. Арсений осторожно продвинулся в помещение и замер. Флоэма наверняка его уже заметила и теперь либо ждала, спрятавшись среди интерьера, либо подкрадывалась, скользила невидимой хищной тенью.
За спиной замкнулась мембрана.
Арсений осторожно, не делая резких движений, оглядывал Обитель.
Здесь всё оставалось по-прежнему, впрочем, здесь всё оставалось неизменным последние годы – любой новый предмет помещался в Обитель крайне осторожно, чтобы не травмировать психику Флоэмы. За прозрачной хрустальной стеной просматривался город. Ветер разогнал утренний смог, солнце пробивалось между башнями, начинался день.
Смена.
Три часа.
Семнадцать минут прошло. Арсений улыбнулся одними губами и сделал несколько шагов к центру зала. Флоэма не показывалась.
В центре помещения стоял рояль цвета кофе с молоком. Прекрасный инструмент, Арсению в присутствии рояля всегда было стыдно за свою музыкальную неловкость. Разумеется, Арсений повышал своё мастерство, визуализировал, играл дома, но понимал, что этого, безусловно, мало. К счастью, Флоэма обладала ограниченным чувством прекрасного, да и слух имела не идеальный, уровня Арсения вполне хватало. Недостаток исполнительского мастерства Арсений компенсировал кандидатской степенью в биологии. Да, у Флоэмы слуха не было, зато у Нюты-Марии слух был образцовый, она прекрасно различила несколько джазовых нот, которые Арсений, чего греха таить, действительно допустил в прошлую смену.
Следовало быть осторожнее, сказал про себя Арсений. Классика. Только классика, успокаивающая классика, Сальери, Шопен, Гайдн.
– Добрый день, Флоэма, – сказал Арсений. – Я пройду к инструменту.
Флоэма не показалась, Арсений направился к роялю. Он делал шаг и замирал, дожидаясь, пока Флоэма привыкнет к нему, делал следующий шаг, и ещё.
По всей Обители были расставлены многочисленные трёхуровневые плетёные лежанки и пуфы, чтобы Флоэма могла найти место для отдыха в шаговой доступности. Подставки, корзинки, пандусы и галереи были организованы таким образом, что Флоэма могла передвигаться по Обители, никогда не опускаясь на пол. Впрочем, если Флоэме вздумается спрыгнуть, перемещаться бы ей пришлось исключительно по ковру. Стены Обители покрывали драпировки с изображениями рыб и птиц, с потолка свисали канаты, вдоль стен улыбались каучуковые человеческие фигуры.
Флоэма упрямо не показывалась. Арсений подумал, что, скорее всего, у неё действительно депрессия. Вполне могло быть, весной мизи склонны к депрессии и порою к агрессии, этого не стоило забывать.
– Я сажусь за инструмент, – предупредил Арсений. – Начнём нашу встречу.
Арсений заметил движение справа, краем глаза. Поворачивать голову не спешил, Флоэма могла отреагировать чрезмерно, но скосил глаза к прозрачной стене. Ховер. Машина, качая бортами, держалась к югу, солнце играло на фонаре. Всего лишь ховер. Интересно, у Нюты-Марии есть ховер? Наверняка, вряд ли она добирается до башни общественным транспортом. У таких, как Нюта-Мария, должен быть ховер, иначе какой смысл…
Арсений остановил мысли и сел за рояль. Размял пальцы. Классика. Мизи предпочитает классику. Начнём. Вариации Гольдберга.
Пальцы слушались плохо, сказывался вчерашний Митридат, Арсений сконцентрировался.
Коснулся клавиш…
Сегодня надо сыграть что-нибудь попроще, подумал Арсений. Что-нибудь успокаивающее, простое, классическое. Лунную. Нет ничего более классического, чем Лунная соната.
– Лунная соната, – объявил Арсений. – Бетховен.
Он начал играть.
Его самого всегда успокаивала музыка. Арсений начинал играть и через минуту чувствовал, как мир потихоньку отступает, остаётся лишь музыка и музыка. К тому же за игрой смена проходила быстрее.
– Эта музыка говорит нам о мире, в котором мы живём. О природе, о любви, о том, что великое искусство проистекает из самой сущности бытия. Искусство повсюду. И сегодня мы поговорим не только о музыке, сегодня мы обратимся к поэзии…
Арсений играл и рассказывал, Флоэма не показывалась и оставалась бесшумной.
- И пылок был, и грозен День,
- И в знамя верил голубое,
- Но ночь пришла, и нежно тень
- Берёт усталого без боя.
Обитель оставалась подозрительно безжизненной.
На секунду Арсений с надеждой подумал, что эта сука сдохла. Жрала с утра собственную шерсть, жрала – не могла остановиться, пока не подавилась и не задохнулась. И лежит сейчас где-нибудь, околевшая, с высохшими глазами…
Арсений тут же отогнал эти неладные мысли. Если Флоэма сдохнет… Это катастрофа. Новое место вряд ли удастся найти сразу, потребуется как минимум год. И вряд ли это место будет таким же хорошим…
Арсений прикусил язык и мысленно пожелал Флоэме здоровья, долголетия, хорошего настроения, бодрости и всего-всего прочего.
– Поэзия Серебряного века ценится как знатоками литературы, так и широкой публикой. Серебряный век подарил миру множество прекрасных имён, но даже среди них фигура Иннокентия Анненского стоит особняком. Анненский – ведущий представитель интеллектуального направления в русской поэзии, предтеча Блока, Гумилёва, Тарковского…
Она возникла, вдруг появившись на одной из бархатных лежанок. Арсений не успел заметить, как она запрыгнула на подушки, действительно словно появилась.
Глаза большие и зелёные, гораздо больше глаз любой обычной мизи. Такие глаза намекали на редактирование, впрочем, вряд ли это действительно было так, редактированные мизи давно вышли из моды, сегодня ценилась естественность и натуральность. Если не редактирование, то кровь. Флоэма, результат отборной евгеники, чудо селекции, сочетающее необычайную красоту, грацию и силу. И ум. Чем больше глаза, тем лучше развит мозг, тем тоньше восприятие мира. Флоэма. Похожа на тонкую статуэтку, что подчёркивал способ передвижения – Флоэма замирала, почти невидимым взмахом перепрыгивала и замирала снова. Шерсть необычного седого цвета, отчего перемещения Флоэмы напоминали перекаты ртути. Лапы длинные, что указывало на присутствие восточных линий, вытянутая треугольная морда, как на древних изображениях Баст.
– Поэтические структуры Анненского зачастую подчёркнуто дистанцированы от современности и тем более злободневности, поле поэта – Античность, отчасти Ренессанс, его лирический герой предпочитает оставаться в стороне, его роль – роль наблюдателя, с грустью отмечающего гибель и увядание…
Порода. Экстерьер. Изящество. Благородство в каждом жесте. Арсений ни разу не видел, чтобы Флоэма чесалась в присутствии посторонних или позволяла себе какой-либо другой неприличный туалет.
– Образное пространство Анненского кажется архаичным лишь на первый взгляд, однако…
Лунная соната закончилась, Арсений переключился на Вивальди, но тут же вспомнил, что чересчур энергичная музыка может подействовать на Флоэму возбуждающе, не стоило связывать условным рефлексом музыку и возбуждение, возбуждение стоит привязать к иному, не столь явному раздражителю. Арсений переключился на Моцарта.
Моцарта Флоэма любила, это Арсений заметил давно. Под Моцарта она обычно спала, вытягивалась на лежанке, дышала ровно, иногда начинала урчать и чуть подрагивать хвостом, поэтому Моцарта любил и Арсений. Он исполнял бы его каждый день, но Нюта-Мария контролировала репертуар и следила, чтобы музыкальные произведения повторялись не чаще раза в месяц, а поэтические повторяться не должны были вовсе, за исключением случаев искренней радости. Искренне радовалась Флоэма редко.
Играя Моцарта, Арсений отдыхал, на Моцарте можно было продержаться полчаса, а то и больше. Нюта-Мария тоже любила Моцарта.
Арсений закрыл крышку рояля. Флоэма привстала на своей лежанке, потянулась, зевнула широко, исчезла и через секунду появилась на крышке рояля в нескольких сантиметрах от лица Арсения.
Он с трудом удержался, чтобы не отпрянуть. Флоэма вытянулась и поставила лапу Арсению на щёку.
Лапа тёплая.
Флоэма провела по щеке Арсения тёплой лапой, шершаво, пока шершаво.
– Стихи Иннокентия Анненского высоко ценила Анна Ахматова, его сборник «Кипарисовый ларец» был настольной книгой Александра Блока. Неоспоримо влияние Анненского на поэтов поздней эпохи…
Пора. Пора, подумал Арсений. Сейчас.
– Современники отмечали, что лирика Анненского находится в перекличке с поэзией другого гения – Райнера Марии Рильке. Это не удивительно, Рильке любил и высоко ценил русскую литературу и поэзию…
Сейчас. Сейчас.
– В своих стихах, простых, но необычайно выразительных, Райнер Мария Рильке отразил боль и надежды поколения, жизнь которого прошла в ожидании мировой войны…
- Sein Blick ist vom Vorbergehn der Stbe
- So md geworden, dass er nichts mehr hlt…
Арсений отметил, как нервно задёргался хвост Флоэмы.
- Ihm ist, als ob es tausend Stbe gbe
- und hinter tausend Stben keine Welt.
Насколько Флоэма любила немецких композиторов, настолько же она не переносила немецких поэтов, Арсений это тоже давно подметил. Гейне вызывал истерический чёс, Гёльдерлин заставлял шипеть и выгибать спину, Рильке…
Разумеется, эта дрянь ничего не понимала в немецкой поэзии, но сам строй языка, лязгающие его звуки будили во Флоэме ярость.
Рильке выпустил бурю.
Флоэма выпрямилась и вцепилась Арсению в лицо. Зубами в кожу на лбу, передними лапами в щёки. Арсений понял, что случится в следующую секунду. И оно случилось – Флоэма подтянула задние лапы и несколько раз пнула Арсения в щёки. Когти, конечно, выпустила.
Арсений удержался от вскрика.
Он почувствовал, как натянулась и лопнула кожа, как царапины прошли по щекам, как когти разорвали нижнюю губу. Больно.
Это было необычайно больно. Арсений промолчал.
Флоэма сместилась рывком, теперь она сидела у Арсения на голове. Она оказалась неожиданно легка, она должна была весить вдвое больше, но весила мало, не больше трёх килограммов.
Капли крови падали на белую гладь рояля, на белые клавиши, на чёрные, это было красиво, отметил Арсений, льняная рубашка быстро промокла от крови. Арсений продолжил читать.
- Die Bltter fallen, fallen wie von weit,
- als welkten in den Himmeln ferne Grten;
- sie fallen mit verneinender Gebrde.
- Und in den Nchten fllt die schwere Erde
- aus allen Sternen in die Einsamkeit…
Флоэма ударила сверху лапами.
Когти неприятно скрипнули по сапфировым линзам. Страшно. Арсений старался не шевелиться – Флоэма зацепила и оттянула верхнее веко.
Слетают листья в тёмном октябре, кружатся листья от небес до сада, слетают листья, если сейчас она дёрнет, веко порвётся, придётся зашивать, только бы выдержала линза, надо достать клей для линз, конечно, это сажает зрение…
Арсений старался не дышать. Кожа натянулась так, что он мог видеть кровеносные сосуды на веках.
Боль.
Арсений улыбнулся.
Флоэма, будь ты…
Флоэма втянула когти и отодвинулась.
Кровь из многочисленных царапин собиралась в ямочке подбородка и оттуда стекала прерывистой струйкой. Морда Флоэмы была тоже перепачкана кровью, серебряная шерсть порозовела. Флоэма устроилась на лежанке сбоку от рояля и тщательно вылизывала лапы и спинку.
– Нашу сегодняшнюю встречу я хотел бы завершить музыкой, – сказал Арсений. – Я исполню признанное классическое произведение. Эдисон Денисов, концерт для фортепиано с оркестром.
Арсений заиграл, размазывая кровь по клавишам.
Флоэма продолжала вылизывать лапы.
Арсений играл, стараясь попадать в ноты.
Флоэма запрыгнула ему на колени.
Арсений замер. Есть чёткие правила, любое физическое воздействие категорически запрещено… Флоэма перетекла на плечо и теперь дышала почти в ухо, щекотала щёку жёсткими вибриссами.
Арсению захотелось чихнуть, но он продолжал играть. Терпеть. Терпеть. Терпеть. В сущности, это отличная работа. Такой работе позавидовали бы многие, такую работу поискать. Он искал её почти семь лет. Биофак, магистратура, работа в лаборатории прикладной бихевиористики, кандидатская, частная практика, рекомендации и вот, наконец, Флоэма. Флоэма позволила им переехать из Коврова, купить квартиру, начать откладывать на ребёнка, мечтать. Конечно, если бы не тот несчастный случай с Мартой, они бы уже смогли… но Марте не повезло, вернее, она допустила непростительную оплошность, забыла поставить линзы, и Астерий одним движением вывернул ей глаз. А теперь…
Флоэма неожиданно заурчала и игриво потерлась спиной о локоть Арсения. Арсений выдохнул. Он протянул руку, собираясь почесать Флоэму за ушами, но вовремя остановился – покровительственные жесты крайне не одобрялись, как способные ущемить достоинство. Флоэма пришла в благодушное состояние, нервное напряжение отступило, мизи лежала спокойно и умиротворённо.
Арсений вернулся к Эдисону Денисову. Оставалось продержаться недолго, совсем недолго, раз…
Кровь на лице начала сворачиваться в коросту.
Флоэма насторожила уши. Арсений скосил глаза на часы и увидел, что смена закончилась, наступило время приёма пищи. В дальней стене Обиели открылись двери. Всё.
Всё.
Арсений почувствовал огуречный запах свежей рыбы, Флоэма устремилась в Столовую.
Он потрогал лицо и обнаружил, что засохшие раны покрывают щёки и лоб, кое-где кожа свисает небольшими лохмотьями, на губах надулись малиновые пузыри. Арсений выждал минуту и медленно направился к выходу.
Он покинул Обитель и, покачиваясь, вывалился в сервисную. Грейди поглядел на него с сочувствием и вручил Арсению платок.
– Спасибо, – сказал Арсений.
– Флоэма переживает сложный этап в своей жизни, – сказал Грейди. – Не побоюсь этого слова, она сейчас находится в состоянии определённой фрустрации. Вы же знаете, что Госпожа не мыслит жизни без путешествий и отдаёт этой своей приверженности регулярную дань. И Флоэма всегда была верной спутницей Госпожи в её путешествиях, всегда.
– Да, безусловно, мне это известно, – сказал Арсений, вытирая кровь со лба.
– Однако после тех памятных африканских приключений здоровье Флоэмы ослаблено. Разумеется, доктора дают исключительно благоприятные прогнозы, но хотя бы на некоторое время они рекомендовали Флоэме ограничить перемещения – наша мизи весьма болезненно переносит джетлаги.
– Это ужасно, – согласился Арсений и сел на диван. – Не сомневаюсь, что скоро всё разрешится самым наилучшим способом!
– Да, разумеется. Но Флоэма весьма скучает по Госпоже, можно сказать, тоскует. Что не может не сказываться на её поведении, вы должны понимать.
– Я, разумеется, понимаю, – сказал Арсений. – И я бы попросил вас… на всякий случай ещё раз заверить Нюту-Марию, что я чрезвычайно ценю эту работу. И я абсолютно согласен с её доводами насчёт совмещения – это совершенно недопустимо.
Кровь перестала сочиться, Арсений спрятал перепачканный платок в карман.
– Я рад, что вы поняли всё как полагается, – сказал Грейди. – Ничуть не сомневался в качестве ваших компетенций. Мне кажется, Флоэма немного успокоилась, во всяком случае, сейчас она с удовольствием обедает – а такого, признаюсь, не случалось давно.
Усталость. Он привык к усталости, однако сегодня это была иная, большая усталость.
– Вот. – Грейди протянул Арсению пластиковый пузырёк. – Это поможет.
– Спасибо, у меня есть надлежащие препараты.
– Не отказывайтесь. – Грейди вложил пузырёк в руку Арсения. – Это весьма действенное средство, и в отличие от… Что вы ставите? «Турбо Ёж»?
Арсений кивнул.
– И в отличие от вашего «Ежа» не имеет побочных эффектов. Через день следующий сеанс, и вам необходимо быть в форме. Примите сейчас, и сразу две капсулы.
Арсений послушно принял две капсулы.
Что-то новое, подумал Арсений, чувствуя, как отступает боль и усталость. Видимо, из последних препаратов.
– Это… что-то… я не пробовал…
– Разумеется, – улыбнулся Грейди. – Это средство не распространяется за внешним периметром. Отдохните полчаса и поезжайте домой, отоспитесь – лекарство лучше действует во сне.
– Спасибо…
Арсений откинулся на спинку дивана.
– Нюта-Мария велела… Я к вопросу об аттрактантах. Дело в том, что дома я использую некий шкаф…
– Мы перевезём сюда ваш шкаф, – пообещал Грейди. – Хотя я бы рекомендовал барокамеру. У нас есть несколько барокамер, я поручу инженерам решить этот вопрос.
Арсений представил. Отныне он не будет входить в обитый подстилками Флоэмы шкаф, но будет ложиться в оснащённую подстилками барокамеру.
– Думаю, это позволит нам сотрудничать ещё эффективнее, – сказал Грейди.
– Не сомневаюсь.
– Вот и хорошо. А пока я удалюсь – мне необходимо проконсультировать клин-мастера. Отдохните.
Грейди удалился.
Арсений выдохнул и провалился в воспалённый и быстрый сон. Он проспал несколько минут, увидел город, прекрасный и белый, и через этот город ехал вразвалку белый трамвай, Арсений ждал его и знал, что трамвай увезёт его в будущее, Арсений проснулся.
С трудом разлепил опухшие веки и потрогал лицо. Препарат Грейди, похоже, действовал – щёки хотя и были покрыты царапинами, но уже не болели.
Арсений пошевелил головой и вдруг увидел Эльзу. Ту самую стюардессу Эльзу, с которой он ехал в город, прекрасную с утра, сейчас же, после Нюты-Марии, казавшуюся вполне ординарной и блёклой. Эльза была обряжена в блестящий клининговый сьют высшей защиты. Рядом с ней суетился Грейди, помогая ей надеть плюшевый костюм бурундука. Арсений никогда не задерживался после сеанса и теперь наблюдал, как клин-мастер готовится к процедуре дезинфекции. И пожалуй, слегка завидовал – даже если Флоэма решит напасть, плюшевая бурундучья шкура предотвратит серьёзную травму.
Стюардесса Эльза, обрядившись бурундуком, направилась к Обители. С роялем ей придётся потрудиться, с сочувствием подумал Арсений, с рояля кровь так просто не смахнуть.
Эльза неуклюже переставляла ноги, прижимая к себе чёрный раструб вакуумного пылесоса. Сейчас Флоэма пребывала в Столовой, после чего переходила в Покои, где отдыхала до вечера. У Эльзы было несколько часов на уборку и дезинфекцию, ведь вечером, после ужина, Флоэма могла захотеть вернуться в Обитель, и к этому моменту в помещении должно быть чисто.
– Удачи, – прошептал Арсений. – Удачи.
Разумеется, Эльза его не услышала, она шагнула в коридор и исчезла в нём.
Арсений с трудом переместился в раздевалку, стащил перепачканные кровью рубашку и штаны, обтёрся влажным полотенцем, надел костюм.
Грейди проводил Арсения до нижнего вестибюля и пожелал доброго пути.
Арсений долго добирался до станции и дожидался электричку. Рабочий день продолжался, электричка была заполнена народом, но от Арсения старались держаться подальше. Он качался в вагоне, и видел отражение в стекле, и не узнавал себя, лицо распухло, глаза спрятались, нос спрятался.
На вокзале Арсений проследовал в зал первого класса и взял кресло-кокон. Дожидаться экспресса в общем зале ожидания с таким лицом было небезопасно, до поезда оставалось два часа, и эти два часа Арсений дремал.
Пилюли Грейди действовали, они отодвинули не только боль, но и мир, он плыл за хрустальной стеной, за хрустальной стеной бродила Флоэма, за хрустальной стеной поджидал Митридат. Кокон вскрылся перед прибытием экспресса, Арсений поднялся и, стараясь не выделяться, направился на посадку.
В пассажирских креслах первого вагона спали усталые проводники, Арсений устроился на своём месте возле окна. Вагон не заполнился даже наполовину, компенсаторы загудели, и в этот же момент Арсений почувствовал, как нестерпимо зачесалось лицо. Он разбудил проводницу, она принесла спиртовые салфетки, и Арсений распределил их по лицу. Это облегчило зуд. Арсений лежал в кресле и смотрел в потолок.
Препарат Грейди был, безусловно, хорош. Он растворил мысли, продолжительное время Арсений ни о чём не думал, пытаясь найти смысл в расположении кнопок, лампочек и вентиляционных сопел над головой, это было занятно, кожу щипало, Арсений находил в этом даже приятность.
Путь домой был всегда короче, изучая потолок, он не заметил, как экспресс вынырнул из туннеля и ускорился, за окнами продолжалась ночь, мир вокруг расплавился, превратившись во тьму…
Он летел через тьму. Он не хотел возвращаться домой, не хотел смотреть в глаза Марты. Видеть страх. Если он потеряет место, с квартиры придётся съезжать, искать жильё в далёких пригородах, дорога удлинится на три часа, он практически перестанет появляться дома, про ребёнка можно забыть, да про многое придётся забыть. А если Нюта-Мария не подпишет характеристики, места ему не найти вовсе. Хорошего места.
Он сможет устроиться грумером. Массажистом на животноводческий комплекс или фистул-оператором. Вормером на гумусную ферму. Улиточником на плантацию. Младшим технологом на завод БВК. Откормщиком гусей.
Арсений уныло перебирал в голове доступные вакансии, и все они были понижением. Причём не просто понижением, а отступлением, они рушили планы и отбрасывали на десять лет назад, и надо было начинать всё сначала. Овоскопистом или сепаратором на птицефабрику, отделять петухов от куриц, перспективное направление. Восстать из должности сепаратора вряд ли удастся, это будет конец.
Арсений грустил, проклиная Грейди, Нюту-Марию, башню «Север», Флоэму.
Звонок.
Арсений очнулся и достал телефон.
– Вас беспокоит Нюта-Мария, – произнёс прекрасный голос.
Нюта-Мария. Нюта-Мария никогда ему не звонила. Никогда.
Руки задрожали, отвечать не хотелось, было невозможно отвечать, но Арсений знал, что сил отключиться у него нет.
– Да, Нюта-Мария, я слушаю.
– Добрый вечер.
– Добрый вечер, Нюта-Мария.
Пауза.
– Я посмотрела запись сегодняшнего сеанса и пришла к выводу, что ваш профессионализм…
«Оставляет желать лучшего», – успел равнодушно подумать Арсений. И собрался ответить, но, к счастью, не успел.
– Ваш профессионализм заслуживает значительного поощрения, – закончила Нюта-Мария.
Арсений почувствовал, как стало трудно дышать.
– Вы меня слышите? – забеспокоилась Нюта-Мария.
– Да, конечно.
– Вы меня удивили, – сказала Нюта-Мария. – Ваш сегодняшний пассаж… признаюсь, я не сразу поняла его суть. Но, должна признаться, вы меня действительно впечатлили.
– Спасибо… – растерянно произнёс Арсений.
– Думаю, что пришло время пересмотреть размер вашего жалованья в сторону повышения. Трёхкратное увеличение вас устроит?
– Разумеется, – ответил Арсений. – Это меня устроит.
Трёхкратное. Арсений постарался не всхлипнуть.
– Вот и отлично, – сказала Нюта-Мария. – Надеюсь, оптимизация жалованья позволит вам не отвлекаться на подработки?
– Да, безусловно! – заверил Арсений. – Ни о каких подработках больше не может быть и речи!
– Я рада нашему взаимопониманию, – сказала Нюта-Мария. – До встречи.
Нюта-Мария отключилась.
Арсений улыбнулся так страшно, что проходящая проводница отвернулась.
Прекрасный день. День, в который…
Арсению вдруг стало страшно по-настоящему. На какую-то секунду он с ужасом подумал, что сознание, иссушенное последними месяцами, сыграло с ним дурную шутку. Или препарат Грейди проявил причудливые побочные эффекты. И звонок Нюты-Марии есть лишь жестокая издёвка его измученной психики.
Он посмотрел на телефон и, обмирая, отметил, что вызов не определился. Более того, судя по меню телефона, никакого вызова не было вовсе.
Арсений в панике огляделся.
Подошла проводница, улыбнулась и протянула Арсению яркий подарочный бокс.
– Это вам, – пояснила проводница.
– Мне? – удивился Арсений.
– Да. Нюта-Мария совершила дистанционную покупку в магазине «Товары на борту» и попросила передать его вам со словами сердечной признательности!
– Спасибо…
Забыл. Как он мог забыть! Вряд ли телефон Нюты-Марии вообще можно было определить.