Древняя Греция Мартин Томас
- Все провозвестники Муз воспевают царя Птолемея,
- Щедрость его восхваляя[146].
Эллинистические монархи поддерживали интеллектуальную жизнь, в основном предоставляя ученым денежные субсидии для переезда в столичные города в качестве живого подтверждения царственного великодушия и величия правителей. Птолемеи превзошли в этом других властителей, превратив Александрию в ведущий интеллектуальный центр эллинистического мира. Там они основали первое в мире научно-исследовательское учреждение. Его обширная библиотека, созданная с ошеломляющей целью собрать все книги (рукописи) в мире, разрослась до полумиллиона свитков, огромного количества для того времени. С библиотекой было связано здание, в котором нанятые ученые вместе питались и составляли энциклопедии, подобные «Чудесам света» или «О реках Европы» Каллимаха, написавшего, помимо ученой поэзии, более 800 прозаических трудов такого рода (ни один не сохранился). Называлось это научное сообщество, поддерживаемое Птолемеями, «Мусейон» (то есть «Обитель муз», греческих богинь учености и искусств); этот термин дошел до наших дней, обозначая культурные учреждения, хранящие и распространяющие знания. Продуктивность александрийских ученых была огромна. Всех опередил Дидим (80–10 гг. до н. э.), прозванный за усидчивость Халкентером, то есть «медные внутренности»: он написал почти 4000 книг.
Ни одна из поэтесс эпохи эллинизма, похоже, не получила царской поддержки. Тем не менее они прославились в искусстве эпиграмм, кратких стихотворений, первоначально применявшихся в качестве эпитафий; мастером этого жанра был и Каллимах. В эту эпоху эпиграмма превратилась в средство выражения самых разнообразных личных чувств, прежде всего любовных. Сохранились изящные эпиграммы, вышедшие из-под пера женщин многих областей эллинистического мира – Аниты из пелопоннесской Тегеи, Носсиды из южноиталийских Локр, Мойро из Византия, расположенного близ Черного моря. Женщины, от придворных дам до респектабельных матрон, часто фигурируют в их стихах. Ничто в эллинистической литературе лучше не передает глубину человеческих чувств, чем эти эпиграммы. Таково стихотворение Носсиды о силе Эроса (то есть божества любви):
- Слаще любви ничего. Остальные все радости жизни
- Второстепенны; и мед губы отвергли мои.
- Так говорит вам Носсида: кто не был любим Афродитой,
- Тот не видал никогда цвета божественных роз[147].
Как и писатели, скульпторы эллинистического времени и художники на первый план выводили чувства человека (илл. 10.2). Художники классической эпохи обычно изображали лица своих персонажей полностью спокойными, представляя скорее идеал, а не жизненную реальность. Эллинистические скульпторы, работая в самых разных жанрах, напротив, перешли к более естественному изображению эмоций. В портретной скульптуре знаменитый бюст Александра Македонского работы Лисиппа запечатлел страстную мечтательность юного полководца. В скульптуре неизвестного пергамского мастера запечатлена победа Атталидов над вторгшимися галлами в III в. до н. э.: побежденный галльский воин закалывает себя, убив перед этим свою жену, чтобы та не попала в рабство. Эта драматическая сцена представляет муки и жертвы, требуемые кодексом чести, избирающего благородное самоубийство вместо позорного плена. Большая картина, изображающая Александра в битве с Дарием III, также запечатлела предельную сосредоточенность на лице Александра и ужас Дария. Художник – вероятно, Филоксен из Эретрии или гречанка Елена из Египта (одна из первых известных нам художниц) – использовал перспективу и резкие контрасты тени и света, чтобы усилить эмоциональное воздействие картины.
Чтобы в полной мере воспринимать красоту скульптуры эпохи эллинизма, следует помнить, что она, как и более ранняя греческая скульптура, ярко раскрашивалась. Скульптор IV в. до н. э. Пракситель сообщал, что к лучшим из его статуй «приложил руку Никий», ведущий художник того времени[148]. Эллинистическое искусство, однако, отличалось от классического своим социальным контекстом. Работы классической эпохи полностью оплачивались городами-государствами и выставлялись на всеобщее обозрение, или же богатые заказчики передавали их в дар городу. В эпоху эллинизма скульпторы и художники все чаще работали по частным заказам придворных и высшего городского сословия, стремившихся показать, что и они обладали художественным вкусом, сравнимым со вкусами возвышавшейся над всем обществом царской семьи. Чтобы быть успешным, художник должен был угождать богатым покровителям, а потому возросшее тематическое разнообразие, возникшее в эллинистическом искусстве, вероятно, отражает тенденцию, находившую одобрение царей, цариц и высших слоев общества. Скульптура хорошо демонстрирует сложившееся предпочтение изображению людей во всем многообразии ситуаций, нередко в частной жизни, в противоположность принятому в искусстве классического периода. Скульпторы эпохи эллинизма обращаются к сюжетам, не встречавшимся ранее: чужеземцы как образец достойного поведения («Умирающий галл»), пьяницы, поверженные атлеты, изборожденные морщинами старики. Особенно популярны были скульптуры обнаженных женщин. Обнаженная Афродита, изваянная Праксителем для города Книда, стала настолько известна, что царь Вифинии Никомед предложил оплатить все городские долги в обмен на эту статую. Книдяне отказались.
Особенно популярным сюжетом в искусстве эпохи эллинизма стало изображение абстрактных идей в виде скульптур. Подобные статуи могли представлять самые разные понятия – например, Мир или Безумие. К той же традиции относятся и многие современные скульптуры вроде статуи Свободы в Нью-Йоркской гавани. Точно так же современная неоклассическая архитектура подражает архитектуре эллинистических общественных построек, творцы которой часто смело соединяли в одном и том же здании дорический и ионический ордеры, а коринфский снабжали еще более пышным декором.
Новые идеи в философии и науке
Греческая философия в эпоху эллинизма нашла более широкую аудиторию, чем прежде. Хотя масса трудящихся бедняков, как и всегда, не имела ни времени, ни возможностей на то, чтобы слушать речи философов или читать их сочинения, все больше людей из образованных слоев населения изучали философию. Лекции Феофраста (ок. 370–285 гг. до н. э.), самого выдающегося из учеников Аристотеля, собирали в Афинах более 2000 слушателей. В числе изучающих философию большинство по-прежнему составляли мужчины, но теперь и женщины становились членами кружков, группировавшихся вокруг разных философов. Цари состязались друг с другом, стремясь привлечь знаменитых философов в свое окружение, а поселенцы-греки принесли с собой свой интерес к философии как к жизненному руководству даже в самые далекие эллинистические города. Археологические раскопки в городе на реке Окс в Афганистане, за тысячи километров от Греции, обнаружили греческий философский текст, а также надписи с нравственными наставлениями, приписываемые оракулу Аполлона в Дельфах[149].
Метафизика теперь менее занимала мыслителей. Ее место в умах занял философский материализм, отрицающий концепцию души в интерпретации Платона и игнорирующий все прочие сущности, находящиеся за пределами человеческих чувств. Многие философские размышления теперь строились вокруг того, как человеку не зависеть от игры случая или превратностей жизни. Научное изучение физического мира тоже становилось занятием, отдельным от философии. Сама эллинистическая философия закономерно разделялась на три связанные области: логику (процесс поиска истины), физику (фундаментальную истину о сущности бытия) и этику (достижение счастья и благополучия на основе логики и физики). Самыми важными новыми философскими учениями, возникшими тогда, были эпикурейство и стоицизм, и впоследствии эти доктрины сделались исключительно популярными в высшем слое римского общества.
В эпоху эллинизма внимание разнообразных философских учений так или иначе было устремлено на один и тот же вопрос: как правильнее всего жить людям? И эти учения разными путями подходили к одному и тому же ответу: чтобы устоять перед превратностями судьбы, человек должен обрести личное спокойствие. Эта философская задача оказывала особое эмоциональное воздействие на греков, переживавших перемены в политической и социальной жизни, сопровождавшие утверждение господства сначала Македонского царства, а позже – эллинистических государств. Внешние силы в лице воинственных царей отняли у полисов былую свободу самостоятельных действий на международной арене. Судьбы и благосостояние как городов-государств, так и отдельных людей теперь часто оказывались в руках далеких, подчас непостоянных монархов. Больше, чем когда-либо, казалось, что люди теряют контроль над своей жизнью и возможностью свободного выбора. Поэтому появлялся смысл, по крайней мере для людей достаточно богатых, чтобы тратить время на философию и вместе с философами объяснить для себя лично новые, выбивающие из колеи, условия жизни в эпоху эллинизма.
Эпикурейство названо так по имени своего основателя Эпикура (341–271 гг. до н. э.), селившего своих последователей в Афинах в доме, расположенном в тенистом саду (поэтому его неформальная школа называлась также Садом). Изучение философии под руководством Эпикура представляло собой социальное новшество, противоположное предшествующей традиции, поскольку слушателями его могли быть и женщины, и рабы. Его возлюбленная Леонтион прославилась трактатом, критикующим взгляды Феофраста. Эпикур полагал, что все люди должны стремиться к наслаждению, под которым он понимал вовсе не то, что обычно понимают люди. Он настаивал, что истинное наслаждение состоит из «отсутствия беспокойства» от боли и постоянной ежедневной суеты, страстей и желаний, сопровождающих обычную человеческую жизнь. Безмятежная жизнь в сообществе друзей в стороне от присущих миру обычных забот может лучше всего обеспечить это важнейшее спокойствие разума. Это учение бросало серьезный вызов греческому идеалу гражданственности, требовавшему от зажиточных людей участия в политической жизни полиса, а от женщин того же социального положения – в государственных религиозных культах.
Кроме того, учил Эпикур, люди должны освободиться от страха смерти. Поскольку вся материя состоит из крошечных атомов, пребывающих в непрерывном движении, как прежде учили Демокрит и Левкипп, смерть есть не более чем распад тела на атомы. Больше того, все человеческое знание должно быть эмпирическим, то есть основываться на опыте и ощущении. Феномены, которые большинство людей считают проявлениями деятельности богов, например гром, возникают не из-за Божественного вмешательства. Боги обитают далеко, в полной безмятежности, не обращая внимания на людские дела. Поэтому людям незачем бояться богов – ни в жизни, ни в смерти.
Стоики рекомендовали людям иной, более активный путь. Их учение получило свое название от Расписной стои в Афинах, где они вели свои дискуссии. Основателем стоицизма был Зенон (ок. 333–262 гг. до н. э.), происходивший из Кития на Кипре, но в жизненное руководство стоицизм превратил уроженец Киликии Хрисипп (ок. 280–206 гг. до н. э.). Стоики полагали целью человеческой жизни стремление к добродетели. Совершенство, говорили они, в том, чтобы привести себя в гармонию с универсальной Природой, разумной силой Божьего промысла, под видом Судьбы управляющей всем сущим. Путь к этой гармонии можно найти, используя разум и чувства, для чего необходимо достичь «полного» совершенства в здравом смысле, справедливости, мужестве и умеренности. Согласно стоикам, следовать учениям Зенона и Хрисиппа могли и мужчины, и женщины. В своем полемическом сочинении «Полития», сохранившемся лишь во фрагментах, Зенон даже предлагал, чтобы в идеальном обществе, управляемом на основе философии, следует ввести единую одежду для мужчин и женщин, чтобы исключить ненужные различия между ними.
Предположение стоиков, что все происходящее в мире, зависит только от судьбы, вызывало вопрос, действительно ли люди обладают свободой воли. С помощью тончайших рассуждений, которые когда-либо применялись в обсуждении этой проблемы, стоики пришли к выводу, что целенаправленные действия человека имеют значение. Поэтому стоик может противостоять злу, например участвуя в политике. Природа, сама по себе добрая, не предотвращает зло, потому что иначе нравственное совершенство ничего бы не значило. Но в жизни по-настоящему важно стремление к добру, а не результат. Кроме того, быть стоиком значило сдерживать желание и гнев, а боль и печаль переносить спокойно – именно эти качества в наши дни связаны с понятием «стоик». С помощью упорства и самоконтроля стоик достигал безмятежности. Смерти не надо бояться, считали стоики, все мы будем снова и снова проживать свою жизнь бесконечное количество раз – точно так же, как и эту жизнь. Повторение возникает из-за того, что мир периодически поглощается огнем, а затем вновь рождается из пламени.
Одни философские школы основывались на трудах видных философов прошлого, например Платона и Пифагора. Другие, как скептики и киники, при этом вырабатывали особые направления. Скептики стремились к тому же состоянию личной безмятежности, что и эпикурейцы, но из совершенно иных соображений. Вслед за Пирроном (ок. 360–270 гг. до н. э.) из пелопоннесской Элиды они полагали, что ни о чем нельзя получить полного знания, потому что человеческие чувства сообщают противоречивые сведения о мире. Людям остается, утверждали они, полагаться на внешний облик вещей, воздерживаясь от суждений об их реальности. На идеи Пиррона оказали влияние индийские мудрецы-аскеты, с которыми он встретился, когда был в свите Александра Македонского. Ключевое положение скептицизма неизбежно исключало какое-либо единство этого учения.
Киники демонстративно отвергали все условности обычной жизни, особенно богатство и материальный комфорт. Вместо этого люди должны сосредоточиться на самой сущности бытия. Все хорошо, что естественно, и ничего не следует стыдиться, любые естественные потребности можно удовлетворять в присутствии других людей. Женщины и мужчины свободны следовать своим сексуальным склонностям. Кроме того, киники отвергали комфорт и роскошь. В самом названии «киники», означавшим «подобные собакам», отразился общий взгляд на этот аскетичный и нетрадиционный образ жизни. Самый знаменитый из ранних киников, Диоген из Синопы на Черном море (ок. 400–325 гг. до н. э.), ходил в рваной одежде и спал в большом глиняном сосуде для хранения зерна. Почти так же знаменита была Гиппархия, женщина-киник конца IV в. до н. э., однажды побившая в философском споре докучливого оппонента по имени Феодор Безбожник аргументом в духе кульминационной сцены между отцом и сыном в комедии Аристофана «Облака»: «Если в чем-то нет дурного, когда это делает Феодор, то в этом нет дурного и когда это делает Гиппархия; когда Феодор колотит Феодора, в этом нет дурного, стало быть, когда Гиппархия колотит Феодора, в этом тоже нет дурного»[150].
Расхождение философии с наукой, увеличившееся в эпоху эллинизма, пошло последней на пользу. Историки неспроста назвали это время золотым веком античной науки. Расцвету научной мысли и научным открытиям способствовали разные обстоятельства: походы Александра Македонского и поддержка им научных изысканий вели к усилению любознательности и накоплению знаний о величине и разнообразии мира; цари оказывали эллинистическим ученым финансовую поддержку; без соединения ученых в Александрии не был бы возможен постоянный обмен научными идеями, потому что путешествия и контакты на расстоянии тогда были трудноосуществимы. Наибольший прогресс был достигнут в геометрии и математике. Евклид, преподававший в Александрии около 300 г. до н. э., совершил революционный прорыв в анализе двумерного и трехмерного пространств. До наших дней евклидова геометрия сохраняет свою актуальность и практическую пользу. Архимед из Сиракуз (287–212 гг. до н. э.) был великим математиком, вычислившим приблизительное значение числа и нашедшим способ оперировать очень большими числами. Он также изобрел гидростатику (науку о равновесии жидкостей) и механические приспособления, в том числе Архимедов винт для подъема жидкостей на значительную высоту. Современная фраза «Эврика!» обессмертила радостный выкрик Архимеда: «Нашел!» (по-гречески – heurka), когда решение задачи пришло к нему во время купания в ванне[151].
Изощренность тогдашней математики принесла пользу в областях науки, требовавших сложных вычислений. В начале III в. до н. э. Аристарх Самосский первым предложил верную модель Солнечной системы, теоретически предположив, что Земля вращается вокруг Солнца, которое на самом деле куда большего размера, чем кажется, и расположено много дальше. Позже астрономы отвергли гелиоцентрическую модель Аристарха в пользу традиционной геоцентрической, поскольку наблюдаемые положения небесных тел не соответствовали вычислениям, основанным на предложенной им орбите Земли. Аристарх допустил простую ошибку: он полагал, что земная орбита представляет собой круг, а не эллипс. Прошло еще 1800 лет, прежде чем истинность гелиоцентрической системы обнаружил польский астроном Коперник (1473–1543), ставший основателем современной астрономии. Эратосфен из Кирены (ок. 275–194 гг. до н. э.) стал основателем математической географии. Он с поразительной точностью вычислил окружность Земли, измеряя в разных местах длину тени от шестов одинаковой длины в одно и то же время суток. В дальнейшем античные ученые, особенно астроном и географ Птолемей, работавший в Александрии во II в. н. э., улучшали и уточняли описания мира природы, начатые эллинистическими учеными, чьи главные идеи продолжали преобладать в научной мысли вплоть до появления современной науки.
Греческая наука использовала численные методы в той мере, в какой позволяли пределы измерений, связанные с общим состоянием античных технологий. Точные научные эксперименты не были возможны, так как Античность не знала способа измерять очень короткие промежутки времени. Почти невозможно было измерить и небольшое количество любого вещества. Невзирая на эти сложности, дух изобретательства торжествовал. Ктесибий из Александрии, современник Аристарха, строил машины, работающие на сжатом воздухе. Помимо изобретения пневматики он построил работающий водяной насос, водяной оргн и первые точные водяные часы. Еще один александриец, Герон, в I в. н. э. продолжил традицию эллинистической механики, построив вращающийся шар, приводимый в движение силой пара. Это изобретение не привело к созданию реальных паровых машин, вероятно из-за слабого развития металлургии, не позволявшего производить металлические трубки, вентили и винты. Бльшая часть инженерных достижений той эпохи, как и сегодня, применялась в военной области. Цари нанимали инженеров, чтобы проектировать мощные катапульты, многоэтажные осадные башни, способные пробить оборону окруженных стенами городов, и многопалубные военные корабли. Самым известным использованием техники в невоенных целях стало строительство 100-метрового маяка в порту Александрии. Благодаря использованию полированных металлических зеркал, отражавших свет горящего костра, он был виден с моря за много миль. Пораженные моряки считали маяк одним из чудес света.
Дух прогресса, вдохновлявший достижения науки эпохи эллинизма, коснулся и медицины. Участившиеся в то время контакты греков с народами Ближнего Востока привели к проникновению на запад медицинских познаний древних цивилизаций Месопотамии и Египта, способствуя лучшему пониманию здоровья и болезней. Около 325 г. до н. э. Праксагор из Коса понял, как важно для диагностики болезней измерять частоту пульса. Чуть позже Герофил из Халкедона, работавший в Александрии, первым на Западе занялся изучением анатомии, вскрывая трупы людей. Анатомические термины, изобретенные Герофилом, до сих пор в употреблении – например, duodenum (двенадцатиперстная кишка, часть тонкого кишечника). Среди других достижений эллинистического времени в области анатомии – открытие нервов и нервной системы. Анатомические знания, однако, шли впереди понимания физиологии человека. По-прежнему господствовала старая идея, что здоровье зависит от баланса в теле четырех жидкостей, «гуморов». Человек оставался здоровым, пока сохранялась правильная пропорция четырех гуморов. Поскольку болезнь считалась следствием дисбаланса гуморов, врачи предписывали различные сочетания лекарств, диету и упражнения для восстановления равновесия. Врачи также считали, что восстановить баланс помогает кровопускание – практика, сохранявшаяся в медицине вплоть до XIX в. Многие женские болезни приписывали смещению матки, которая, как неверно полагали, способна перемещаться внутри тела.
Эллинистическая религия
Накопление и расширение круга знаний, отличавшее интеллектуальную жизнь эпохи эллинизма, находит параллель и в растущем разнообразии религиозных практик греков. Традиционные культы греческой религии оставались очень популярны, но новые культы, в частности обожествление царей, отвечали новым политическим и социальным условиям. Ранее существовавшие культы местного значения, такие как культ греческого бога врачевания Асклепия или мистический культ египетской богини Исиды, распространялись по всему эллинистическому миру. Нередко греческие культы и местные культы Восточного Средиземноморья воспринимались как одни и те же, а ритуальные практики смешивались в ходе взаимного влияния. Причина этого смешения традиций заключалась в том, что в изначально разных культах обнаруживались общие идеи по отношению к постигающим людей несчастьям. В других случаях местные и греческие культы просто сосуществовали бок о бок. Обитатели фаюмских деревень в Египте, например, продолжали поклоняться своему традиционному крокодилоподобному божеству и мумифицировать умерших, почитая одновременно греческих богов. В соответствии с традициями политеистических религий одни и те же люди могли исповедовать старые и новые культы.
Общая проблема, объединявшая различные новые культы эпохи эллинизма, была до некоторой степени близка главной теме эллинистической философии – отношениям между человеком и, казалось бы, подавляющей и непредсказуемой силой Удачи или Случая. Греческая религия всегда в какой-то мере касалась этой проблемы, но хаотичный ход греческой истории после Пелопоннесской войны сделал непредсказуемые аспекты человеческоо существования как никогда важными и пугающими. Однако успехи астрономии открыли, что небесная сфера устроена с математической точностью. Религиозный опыт отныне мог взывать к явному разрыву между наблюдаемым небесным порядком и вроде бы бесформенной хаотичностью земной жизни. Все более популярным способом преодолеть эту пропасть стало обращение к астрологии за советом, основанным на движении звезд и планет, которые воспринимались как божества.
Защиту от жестоких игр Случая и Удачи сулили верующим и боги популярных эллинистических культов, обещавших разного рода спасение. Одной из форм гарантии была безопасность, которую ожидали от могущественных правителей в их божественном статусе, в рамках культа, именуемого ныне культом царей. Эти формы почитания устанавливались в знак признания великих благодеяний. Так, в 307 г. до н. э. афиняне признали живого македонского царя Антигона и его сына Деметрия богами-спасителями после того, как те одарили город великолепными дарами и восстановили демократию (которая была уничтожена за 15 лет до этого другим македонским полководцем). Как в большинстве культов правителей, в нем соединились спонтанная благодарность и желание польстить правителю в надежде на дополнительные благодеяния. Уважая древние македонские обычаи, Антигониды не вводили божественный культ в свою честь у себя на родине, но многие города в царствах Птолемеев и Селевкидов установили культы своих царей и цариц. (Царь и царица в государстве Птолемеев почитались как боги также и в соответствии с традициями древнеегипетской религии.) Надпись, сделанная египетским жрецом в 238 г. до н. э., ясно перечисляет качества божественных царя и царицы: «Царь Птолемей III и царица Береника, его сестра и жена, Благодетельные Боги… обеспечили доброе правление… и [после засухи] пожертвовали значительную часть своего дохода на спасение народа, и, ввозя зерно… они спасли обитателей Египта»[152].
Еще одну форму защиты давали пребывающим в тревоге людям боги-целители. Греческая медицина отказалась от представления о сверхъестественных причинах и средствах лечения болезней с тех пор, как в конце V в. до н. э. Гиппократ основал свою медицинскую школу на острове Кос. Тем не менее в эпоху эллинизма все большую популярность обретает культ Асклепия, сына Аполлона, в многочисленных храмах которого предлагалось исцеление от болезней и травм. Там жаждущие помощи спали в специальных опочивальнях в ожидании ниспосланных богом снов с рецептом исцеления. В рекомендации в основном входила диета и физические упражнения. Но многочисленные надписи, оставленные благодарными пациентами, говорят и о чудесных исцелениях, и об операциях, проведенных богом, пока пациент спал. Вот типичный пример: «Амброзия из Афин была слепа на один глаз… Она смеялась над предписаниями [записанными на стенах святилища], находя их невероятными и невозможными… Но, когда она заснула, ей было видение, что бог стоит с нею рядом… Он раскрыл больной глаз и влил лекарство. Когда настал день, она ушла исцеленной»[153].
Другие культы обещали тайное знание как ключ к земному физическому спасению. Так как повседневная жизнь была полна невзгод и очень многие умирали молодыми, защита от физических опасностей заботила людей куда больше, чем спасение души или посмертная судьба. Однако в эпоху эллинизма нравственная подготовка к жизни после смерти стала занимать все больше места в религии. По этим причинам продолжали оставаться популярными мистерии Деметры в Элевсине близ Афин, набирали популярность таинственные культы Диониса и в особенности египетской богини Исиды. Культ Исиды, как и сирийской богини Атаргатиды или Кибелы (Великой Матери) во Фригии и Лидии, получил почти повсеместное распространение в эллинистическом мире. Этому способствовало покровительство царя Птолемея I, учредившего в Александрии ее официальный храм. Он также перевел на греческий лад культ египетского бога Осириса, объявив его спутником Исиды Сераписом. Серапис якобы чудесным образом исцелял от болезней и спасал при кораблекрушениях. Культ Исиды включал пышные ритуалы и празднества, имевшие одновременно и черты египетской религии, и греческие элементы. Исида стала самым популярным женским божеством в Средиземноморье (илл. 10.3). Вероятно, последователи культа надеялись достичь личной чистоты, а вместе с тем и помощи богини в преодолении демонического влияния Случая и Удачи на человеческую жизнь.
Тот факт, что изначально египетская богиня Исида обрела огромную популярность у греков (а впоследствии и у римлян) наряду с традиционными греческими богами, которые тоже оставались популярны, – лучшее подтверждение тому, что в эллинистическом мире культуры взаимно обогащали друг друга. Столь же удивительно, что многие евреи восприняли греческий язык и различные аспекты греческой культуры; наиболее распространено это было в больших еврейских общинах, возникших в таких эллинистических городах за пределами Палестины, как, например, Александрия. В начале III в. до н. э. еврейская Библия была даже переведена в Александрии на греческий, как сообщают, по просьбе царя Птолемея II. Эллинизированные евреи в значительной мере придерживались ритуалов и жизненных правил, свойственных традиционному иудаизму, и отказывались поклоняться греческим богам, но их образ жизни все более походил на греческий. Политика и культура эпохи эллинизма также оказывали влияние и на евреев Палестины. Территория, зажатая между двумя великими царствами – Птолемеев в Египте и Селевкидов в Сирии, – в III в. до н. э. находилась под военным и политическим контролем Птолемеев, а во II в. до н. э. – Селевкидов. Обе династии позволяли евреям жить в соответствии с традициями предков под политическим руководством иерусалимского первосвященника. Во II в. до н. э. между евреями, жившими в Палестине, вспыхнули внутренние распри из-за масштаба греческого влияния, которое уже спорило с традиционным иудаизмом. Селевкидский царь Антиох IV (правил в 175–163 гг. до н. э.) вмешался в конфликт на стороне наиболее эллинизированной группы евреев в Иерусалиме, выдвинувшей своего первосвященника в 167 г. до н. э. Антиох IV превратил главное иудейское святилище в храм сирийского бога Баалшамема, которому он поклонялся, и объявил вне закона иудейские религиозные ритуалы, в частности соблюдение Шаббата (субботы) и обрезание. Восстание во главе с Иудой Маккавеем привело к независимости евреев от Селевкидов после 25-летней войны. Самым знаменитым эпизодом восстания Маккавеев стало возвращение иерусалимского храма и восстановление в нем прежнего культа. Этот триумф евреи с тех пор отмечают, празднуя Хануку. Греческая культура привлекла по крайней мере некоторое количество евреев, чьи традиции уходили в глубокую древность, и это является поразительным примером перемен, затронувших многих – хотя и далеко не всех – людей эллинистического мира.
Разнообразие этого мира включало множество новшеств. Появление монархий изменило политическую карту и социальную динамику греческого мира. Царицы в этих государствах располагали бльшим богатством и влиянием, чем любая женщина в городах-государствах классической Греции. Их философы искали новые формы мысли и действий, посредством которых отдельный человек мог найти личный покой среди всех превратностей и забот внешнего мира. Их ученые и врачи совершали открытия в мире природы и в математике, внеся много нового в науку, но куда меньше – в развитие техники. Ритуалы и верования новых религиозных культов должны были защищать верующих от опасностей Случая и обеспечивать более прямой контакт с божеством. Среди этих новшеств расширяющегося мира, внутри которых оказалась греческая культура, основные черты повседневной жизни большинства людей оставались такими же, как и на протяжении всего исторического периода, – физический труд, бедность, рабство и ограниченные возможности улучшить свое материальное и социальное положение. Как и их предки, большинство людей проводили время за работой в полях, на виноградниках, пастбищах, в мастерских и на рынках. В истории Древней Греции существовала неизменная преемстенность: этот факт непременно надо держать в памяти наряду с огромными достижениями древних греков. Любое общее суждение о Древней Греции должно учитывать оба этих аспекта.
Эпилог
Конец как начало
В соответствии с подходом к истории Древней Греции, изложенным в начале этой книги, представляется целесообразным не поддаваться искушению и не предлагать читателю какие-то окончательные выводы. Прежде всего, как я уже упоминал в главе 1, греческая история не заканчивается эпохой эллинизма. Кроме того, краткость этого обзора означает, что в нем не было места для дискуссии о достижениях древних греков в оценке собственной истории. Мне представляется, что справедливо требовать, чтобы историк в первую очередь обращал внимание на то, что люди говорили сами о себе, и лишь после этого выражал в полном виде собственную точку зрения. Но это не та книга, в которой я мог бы это сделать.
Более всего, однако, я хотел бы подтолкнуть читателей к тому, чтобы они, не пожалев времени, пришли к самостоятельным выводам, продвинувшись за пределы этого намеренно краткого и избирательного повествования. Лучший способ начать этот плодотворный путь, как уже подчеркивалось в главе 1, – обратиться к античным источникам, изучать их во всей полноте, а не в виде вырванных из контекста выдержек. Следующим шагом может быть изучение современных источников второго порядка. Как заметил Павсаний, почти всё в истории Древней Греции может быть предметом спора. Пожалуй, это вполне справедливо и для культуры, где каждый вид человеческой деятельности, от политики до спорта и любви, воспринимался как соревнование. Это было верно даже в отношении суждений греков о собственной истории, как видим, например, у Страбона, знаменитого греческого автора географических и этнографических сочинений, писавшего в начале I в. н. э. Этот век стал поворотным в европейской истории, так как стало ясно, что Римская империя – это всерьез и надолго. Соответственно, так же ясно было, что греки не вернут себе политическую независимость или международный статус, который они утратили в эпоху эллинизма.
Например, Страбон в сильных и откровенных выражениях критикует других греческих авторов за неверное, по его мнению, сравнение греков со «справедливыми и благородными варварами» и утверждает, что его собственное описание значительно лучше. В нем он поразительно откровенно подводит итог развращающему, на его взгляд, влиянию греческой культуры на другие народы: «Вообще говоря, принятый у нас образ жизни испортил нравы чуть ли не всех народов, внеся в их среду роскошь и любовь к наслаждению, а для удовлетворения этих пороков – гнусные происки и порождающие их бесчисленные проявления алчности»[154]. Возможно, Страбон столь критично относился к своим собратьям-грекам из-за того, что был удручен перспективой унизительного будущего Греции в мире или просто потому, что стремился набрать очки в литературном состязании с другими писателями, которых считал соперниками. Как бы то ни было, это высказывание напоминает нам, что древние греки никогда не уклонялись от критической оценки сильных и слабых сторон своей культуры.
Чем бы ни руководствовался Страбон, выражая столь негативную оценку влияния родной культуры, само ее существование напоминает нам, что древние греки гордились своей свободой слова. Для них важнейшим ее компонентом была способность сознательно говорить людям то, что те не будут рады слышать. Мне кажется, что стоит помнить об этом суждении, дающем свободу тем, кто готов к тяжкому труду по исследованию источников и благодаря такому труду получает возможность высказывать мнения, которые стоит выслушать, поскольку они основаны на глубоком и смиренном обдумывании свидетельств. Выполняя такую работу, историки получают право – в рамках дозволенного – решительно не соглашаться с чужими выводами, если те им представляются ошибочными. Немало интересных и сложных вопросов, касающихся успехов и неудач древних греков, еще предстоит задать и попытаться найти на них ответы. Это обстоятельство должно вдохновлять, а не обескураживать; читателям предстоит идти вглубь самостоятельно, свободно и деятельно состязаясь со Страбоном, со мной, со всеми другими исследователями, у которых они будут читать о Древней Греции, чтобы прийти и сформулировать собственные убедительные и значимые выводы об истории, влияние которой до сих пор проявляется столь разносторонне.
Рекомендуемая литература
Обширное собрание античных текстов на древнегреческом и латинском языках с параллельным переводом на английский можно найти в серии Loeb Classical Library, издаваемой Гарвардским университетом; некоторые из них приведены ниже[155]. Имеются также менее ценные издания, где приводится лишь английский перевод. Когда общепринятое название труда, принадлежавшего какому-либо античному автору, отличается от названия в переводе, первое приводится в конце предисловия к переводу, чтобы читатели могли отыскать оригинальный текст.
Переводы на русский язык античных текстов, использованных в книге
Аппиан. Римская история / Пер. С.П. Кондратьева. – СПб.: Алетейя, 1994.
Арриан. Поход Александра / Пер. М.Е. Сергеенко. – М.: МИФ, 1993.
Аристотель. Афинская полития / Пер. С.И. Радцига. – М.: Государственное социально-экономическое изд-во, 1937.
Аристотель. Политика. VI. 1 // Сочинения. Т. 4 / Пер. С.А. Жебелева. – М.: Мысль, 1983.
Аристофан. Комедии. Т. 1–2. – М.: Искусство, 1983.
1. Осы / Пер. Н.И. Корнилова.
2. Лисистрата / Пер. А.И. Пиотровского.
Афиней. Пир мудрецов. Кн. I–VIII / Пер. Н.Т. Голинкевич. – М.: Наука, 2004.
Витрувий. Об архитектуре. IX. Вступление. 10 / Пер. Ф.А. Петровского. – М.: Всесоюзная Академия архитектуры, 1936.
Геродот. История в девяти книгах / Пер. Г.А. Стратановского. – Л.: Наука, 1972.
Гомер. Илиада / Пер. Н.И. Гнедича. – Л.: Наука, 1990.
Гомер. Одиссея / Пер. В.В. Вересаева. – М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1953.
Гораций. Оды. III.1 (К хору юношей и девушек) / Пер. З.Н. Морозкиной // Оды. Эподы. Сатиры. Послания. – М., 1970.
Двоякие речи // Маковельский А. О. Софисты. Вып. II. – Баку, 1941.
Демосфен. Речи. Т. 1–3. – М.: Памятники исторической мысли, 1995–1996.
1. XX. Против Лептина об ателии / Пер. В.Г. Боруховича.
2. LIX. Против Неэры / Пер. В.Г. Боруховича.
3. IX. Третья речь против Филиппа / Пер. С.И. Радцига.
Диоген Лаэртский. О жизни и изречениях знаменитых философов / Пер. М.Л. Гаспарова. – М.: Мысль, 1986.
Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. Кн. 17 / Пер. М.Е. Сергеенко // Руф Квинт Курций. История Александра Македонского. – М.: МГУ, 1993. С. 276–347.
Еврипид. Медея / Пер. И.Ф. Анненского // Трагедии. Т. 1. – М.: Наука, Ладомир, 1999.
Исей. Речи / Пер. Г.А. Тароняна // Вестник древней истории. 2013. № 2.
Ксенофонт. Пир // Воспоминания о Сократе / Пер. С.И. Соболевского. – М.: Наука, 1993.
Ксенофонт Афинский. Греческая история / Пер. С.Я. Лурье. – Л.: ОГИЗ Соцэкгиз – Ленинградское отделение, 1935.
Ксенофонт. Лакедемонская полития / Пер. М.Н. Ботвинника // Хрестоматия по истории Древней Греции. – М.: Мысль, 1964.
Либаний. Речи. Т. 2. – Казань, 1916.
Лисий. Речи / Пер. С.И. Соболевского. – М.: Ладомир, 1994.
Лукиан. Тимон, или Мизантроп / Пер. Б.В. Казанского // Сочинения. Т. 2. – СПб.: Алетейя, 2001.
Незнакомый Еврипид. Меланиппа-узница, фрагмент 8 / Пер. В.Н. Ярхо // Вестник древней истории. 1996. № 1.
Николай Дамасский. История / Пер. Е.В. Федоровой // Вестник древней истории. 1960. № 3.
Носсида. Слаще любви ничего… / Пер. Л.В. Блуменау // Александрийская поэзия. – М.: Художественная литература, 1972.
Павсаний. Описание Эллады / Пер. С.П. Кондратьева. – М.: Ладомир / АСТ, 2002.
Пиндар. Олимпийские песни // Пиндар, Вакхилид. Оды. Фрагменты / Пер. М.Л. Гаспарова. – М.: Наука, 1980.
Платон. Пир / Пер. С.К. Апта // Собрание сочинений. Т. 2. – М.: Мысль, 1993.
Платон. Политик / Пер. С.Я. Шейнман-Топштейн // Собрание сочинений. Т. 4. – М.: Мысль, 1994.
Платон. Собрание сочинений. Т. 1. – М.: Мысль, 1990.
1. Апология Сократа / Пер. М.С. Соловьева.
2. Горгий / Пер. С.П. Маркиша.
3. Критон / Пер. М.С. Соловьева.
4. Протагор / Пер. В.С. Соловьева.
Платон. Теэтет / Пер. В.К. Сережникова. – М.; Л., 1936.
Плиний Старший. Естествознание. Об искусстве / Пер. Г.А. Тароняна. – М.: Ладомир, 1994.
Плутарх. Застольные беседы. – Л.: Наука, 1990.
1. Изречения спартанских женщин / Пер. М.Н. Ботвинника.
2. Изречения спартанцев / Пер. М.Н. Ботвинника.
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. – М.: Наука, 1994.
1. Агид и Клеомен / Пер. С.П. Маркиша.
2. Александр / Пер. М.Н. Ботвинника и И.А. Перельмутера.
3. Аристид / Пер. С.П. Маркиша. 4. Кимон / Пер. В.В. Петуховой.
4. Ликург / Пер. С.П. Маркиша.
5. Перикл / Пер. С.И. Соболевского.
6. Солон / Пер. С.И. Соболевского.
Псевдо-Аристотель. Экономика / Пер. Г.А. Тароняна // Вестник древней истории. 1969. № 3.
Феокрит, Мосх, Бион. Идиллии и эпиграммы / Пер. М.Е. Грабарь-Пассек. – М.: Изд-во АН СССР, 1958.
Фукидид. История / Пер. Г.А. Стратановского. – Л.: Наука, 1981.
Эллинские поэты VII–III вв. до н. э. Эпос. Элегия. Ямбы. Мелика. – М.: Ладомир, 1999.
1. Архилох. Воин и поэт, фрагмент 13 (114) / Пер. В.В. Вересаева.
2. Алкей. Жизнеотношение, фрагмент 64 (360) / Пер. М.Л. Гаспарова.
3. Алкей. Друзья и враги, фрагмент 26 (70) / Пер. М.Л. Гаспарова.
4. Алкман Парфении, фрагмент 1 / Пер. В.В. Вересаева.
5. Гесиод. Труды и дни / Пер. В.В. Вересаева.
6. Гесиод. Теогония / Пер. В.В. Вересаева.
7. Гомеровские гимны. V. К Деметре. 480–482 / Пер. В.В. Вересаева.
8. Ксенофан. О богах, фрагмент 3 (19) / Пер. Ф.А. Петровского.
9. Ксенофан. О богах, фрагмент 7 (17) / Пер. В.Н. Ярхо.
10. Ксенофан. О богах, фрагмент 8 (20) / Пер. В.Н. Ярхо.
11. Ксенофан. Из поэмы «О природе», фрагмент 18 (26) / Пер. Ф.Ф. Зелинского.
12. Мимнерм. Из писем к Нанно, фрагмент 2 (8) / Пер. В.В. Вересаева.
13. Сапфо. Любовь, фрагмент 52 (31) / Пер. В.В. Вересаева.
14. Сапфо. Любовь, фрагмент 53 (16) / Пер. В.В. Вересаева.
15. Солон. О моей реформе, фрагмент 17 (30) / Пер. Г.Ф. Церетели.
16. Тиртей. Доля побежденных, фрагмент 4 (5) / Пер. В.Н. Ярхо.
17. Тиртей. К согражданам, фрагмент 7 (9) / Пер. Г.Ф. Церетели.
18. Феогнид. Элегии / Пер. В.В. Вересаева и С.К. Апта.
Эсхил. Автоэпитафия / Пер. Л.В. Блуменау // Греческая эпиграмма. – СПб.: Наука, 1993.
Эсхин. Против Ктесифона о венке / Пер. М.Л. Гаспарова // Ораторы Греции. – М.: Художественная литература, 1985.
Яйленко В.П. Греческая колонизация архаической поры в эпиграфических источниках («Стела основателей» и «Таблица Паппадакиса») // Вестник древней истории, 1973. № 2.
Дополнительная литература на русском языке
Андреев Ю.В. От Евразии к Европе: Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа (III – начало I тыс. до н. э.). – СПб.: Дмитрий Буланин, 2002.
Блаватская Т.В. Греческое общество второго тысячелетия до новой эры и его культура. – М.: Наука, 1976.
Немировский А.И. История Древнего мира. Античность. – М.: Академический проект, 2018.
Суриков И.Е. Античная Греция: Политогенез, политические и правовые институты. – М.: Языки славянских культур, 2018.
Суриков И.Е. Солнце Эллады: история афинской демократии. – СПб.: Факультет филологии и искусств СПбГУ, 2008.
Суриков И.Е. Остракизм в Афинах. – М.: Языки славянских культур, 2006.
Суриков И.Е. Античная Греция: Политики в контексте эпохи. Година междоусобиц. – М.: Наука, 2011.
Маринович Л.П., Кошеленко Г.А. Судьба Парфенона. – М.: Языки русской культуры, 2000.
Гаспаров М.Л. Занимательная Греция (любое издание).
Карпюк С.Г. Общество, политика и идеология классических Афин. – М.: ИВИ РАН, 2003.
Кембриджская история Древнего мира. Расширение греческого мира. VIII–VI века до н. э. Т. 3. – М.: Ладомир, 2015.
Кембриджская история Древнего мира. Персия, Греция и Западное Средиземноморье. Около 525–479 гг. до н. э. Т. 4. – М.: Ладомир, 2011.