Сколько стоит любовь? Лоуренс Стефани
Он склонил голову набок, изучая ее лицо.
– Простите. Я не хотел вас пугать.
Посчитай она, что он смеется над ней, уничтожила бы несколькими язвительными фразами. Но он говорил искренне. И до сих пор у нее не было причин усомниться в его честности. Поэтому она только фыркнула, скрестила руки на груди и, едва скрывая нетерпение, стала ждать, пока он что-то скажет, а еще лучше повернется и уйдет.
Но он продолжал молча стоять перед ней. Прис кивнула на прощание и небрежно бросила:
– Спокойной ночи, мистер Кэкстон. За спиной послышался вздох.
– Диллон.
Он вновь последовал за ней.
– Куда вы идете? – спросил он.
– Домой.
– Почему? Она не ответила.
– Или… – Тембр его голоса слегка изменился, – лучше сказать: кого из гостей леди Суэйлдейл вам не захотелось видеть?
– Вам показалось.
– Присцилла, позвольте заметить, что вы абсолютно не умеете лгать.
Она прикусила губу, сказав себе, что он намеренно издевается над ней.
– Не ваше чертово дело, с кем я предпочитаю не встречаться.
– К сожалению, в этом случае я подозреваю, что это именно мое дело.
Они добрались до деревьев. Прис не боялась Кэкстона, понимая, что он не причинит ей зла. Просто сегодня она не в том состоянии, чтобы маршировать через темный лес в компании с этим человеком. Искушать судьбу – дело одно. Это же чистое безумие.
Остановившись, она гордо вскинула голову и попыталась уничтожить его взглядом, что оказалось делом нелегким, ибо пришлось неожиданно встретиться с его взглядом.
– Спокойной ночи, Диллон, – повторила она.
Он долго смотрел на нее. Достаточно долго, чтобы она успела немного прийти в себя.
– Знаете ли вы, что до дома Кэрисбруков больше мили?
– Конечно, знаю, – процедила она. – Жаль, что не нашлось подходящей лошади, придется идти пешком.
Его губы дрогнули. Ей показалось, что он хотел что-то сказать, но передумал.
– Больше мили, по пересеченной местности! – подчеркнул вместо этого Диллон. – Через поля! Вы испортите туфли и новое платье:
Она и без него это знала и очень жалела о жертве, которую придется принести.
– Я приехал сюда в коляске. Давайте пойдем к конюшне, я довезу вас домой, – спокойно предложил он, словно оказывая ей простую любезность. Она пыталась различить выражение его лица, но свет был слишком слабый. Что опаснее: идти в темноте через поля или ехать рядом с ним в коляске целую милю?!
Диллон терпеливо выжидал. Наконец она склонила голову:
– Благодарю.
Он не стал злорадствовать и грациозным жестом показал на другую тропу, идущую вдоль зарослей.
– Так мы скорее попадем в конюшню.
Она шагнула вперед. Он пошел рядом, стараясь не обгонять ее. И даже не пытался взять ее руку, за что она была благодарна. Последняя встреча была свежа в ее памяти. Неудивительно, что теперь она сходила с ума от беспокойства.
– Вам нравится в Ньюмаркете? – неожиданно спросил он, словно пытаясь завести светскую беседу. Однако она чувствовала, что это не так.
– Город мне очень нравится. Интересное место.
– А жители? Похоже, вы успели одержать немало побед? Едва заметные нотки неудовольствия задели ее. Она пренебрежительно фыркнула:
– Чересчур легких побед. – И, поняв, что выглядит со стороны настоящей злобной ведьмой, покаянно вздохнула. – Простите, это было несправедливо. Готова признать, что они достаточно милы, но…
Она пожала плечами и посмотрела вдаль.
– Но вы предпочли бы, чтобы они не падали к вашим ногам, – цинично усмехнулся он. – Нет нужды извиняться. Я прекрасно понимаю.
Она действительно видела его на балу в тот момент, когда он успешно отражал атаки целой армии молодых дам. Позже он исчез. А она пожалела, что не может последовать его примеру.
Так что он действительно понимал.
Какая странная ситуация: встретить человека, имевшего те же самые проблемы, что у нее. Раса они тоже доводили до белого каления.
– Зачем это им? Я никогда не могла сообразить… – вырвалось у нее.
Он ответил не сразу. Только когда показалось здание конюшни, тихо пояснил:
– Потому что они не видят нас по-настоящему. Замечают только внешний блеск. Не сознают, что мы вовсе не так совершенны, как им кажется.
Вышел конюх.
– Подождите здесь, – велел Диллон. – Я пойду за коляской.
И уже через несколько минут подсаживал ее в модный экипаж, запряженный парой вороных, от вида которых перехватывало дыхание.
Усевшись рядом с ней на козлы, он взялся за поводья.
– Вижу, вы умеете ценить лошадей.
– О да. У меня есть брат, который помешан на лошадях. Он живет, дышит и даже видит сны о лошадях.
– Понятно, – улыбнулся он. – Вы же знакомы с Флик, Фелисити Кинстер, моей кузиной. Она одержима лошадьми чуть ли не с пеленок, а ее муж Деймон, которого я знаю так же давно, еще хуже, чем жена. По-моему, вы с ним не встречались?
– Нет…
Экипаж выкатился на дорогу, и она схватилась за поручень.
– Думаю, это именно одержимость.
– Не стану спорить.
Грохот колес вторил мерному топоту копыт. Ночь выдалась тихая и безветренная. Луна светила еще ярче.
– Не хотите сказать, от кого сбежали сегодня?
– Нет.
– Почему?
– Это не моя тайна!
Она неловко заерзала на сиденье, чувствуя себя не в своей тарелке.
Он словно подавлял ее своим присутствием, но она почему-то ощутила такой покой и безопасность. А если самую большую угрозу представляет именно он?
– Вы уже нашли человека, который пытался вломиться в «Жокей-клуб»? – вырвалось у нее.
Следует помнить о главной цели и не позволять ему отвлечь ее, втершись в доверие: слишком это опасно. Диллон на секунду повернул голову в ее сторону.
– Нет, – бросил он и внезапно решил, что немного больше откровенности не помешает. – Он тоже ирландец. Как и вы.
Она даже не потрудилась сделать вид, будто не знала этого, и, широко раскрыв глаза, шутливо поинтересовалась:
– Неужели так уж трудно найти единственного в Ньюмаркете ирландца?
Он понимал, что ей действительно нужно знать правду. Сардонически скривив губы, он усмехнулся и небрежно ответил:
– Как вы, вне всякого сомнения, догадались, найти ирландца в Ньюмаркете не представляет особых сложностей. Но вот найти определенного ирландца… Если учесть количество ирландских конюхов и жокеев, находящихся здесь, не говоря уже о тех ирландцах, что приехали на скачки, обнаружить именно того, кто нужен, – все равно что искать иголку в стоге сена.
Она не ответила, размышляя о чем-то своем, весьма невеселом.
– Кто он? – вырвалось у него. Она повернулась к нему.
– Может, я сумею помочь, – предложил он. Но девушка печально покачала головой:
– Я не могу сказать.
Он свернул на дорогу, ведущую к Кэрисбрук-Хаус. По крайней мере она не стала притворяться, будто не понимает, о чем идет речь. Правда, отрицает, что ищет брата. Но если не брата, тогда… любовника?!
Последняя мысль совсем ему не понравилась, но он вынудил себя обдумать такую возможность. Правда, она прекрасно воспитана, но немало дочерей богатых джентльменов теряли сердце из-за обаятельных игроков на скачках. Правда, в поисках явно участвует ее тетка, а это о многом говорит. Вряд ли дама столь строгих правил будет потакать племяннице в ее романе с каким-то распутником или просто неподходящим возлюбленным.
Значит, остается брат. Или кузен. Флик, например, всегда стояла за него горой. Помогая ему, она могла выкинуть такие штуки, которые до сих пор снятся ему в кошмарных снах.
– Однажды я был замешан в афере со скачками.
Прис быстро повернула голову, локоны разлетелись в разные стороны:
– Что?!
Он спокойно встретил ее потрясенный взгляд и придержал лошадей. Подъездная аллея тянулась далеко: они были только на полпути к дому. Если он собирается открыть свой самый мрачный секрет, лишь бы завоевать ее доверие, им нужно где-то поговорить по душам.
Он отыскал боковую, поросшую травой тропинку и пустил лошадей шагом.
– Куда вы…
Она всматривалась в темноту, туда, где дорогу пересекали деревья.
– Погодите немного.
Он провел лошадей между деревьями и вскоре доехал до летнего домика, стоявшего на берегу искусственного озера. Спрыгнул на землю и привязал лошадей так, чтобы они могли щипать траву. Прис последовала его примеру. Он успел разглядеть в пене юбок стройные щиколотки.
– Что вы сказали? – недоуменно переспросила она. Он показал на домик:
– Давайте войдем.
Она пошла вперед: очевидно, не раз бывала в просторном помещении под крышей-куполом. Летний домик был обставлен совсем просто: плетеный диван и такое же кресло, заваленные мягкими подушками и поставленные таким образом, чтобы можно было обозревать озеро и возвышавшийся за озером дом.
Прис уселась в углу дивана. Она была не столько заинтригована, сколько заворожена. Ей не терпелось услышать его историю. Странно только, почему он так разоткровенничался.
Но ей необходимо видеть его лицо, хотя здесь, в летнем домике, царил полумрак. Повинуясь ее жесту, он сел рядом. Она едва различала его черты, но так и не смогла понять, что кроется в черных глазах.
– Поверить невозможно. Хранитель Реестра пород… просто не может быть вовлечен во что-то незаконное. По крайней мере связанное со скачками.
– Неужели? – коротко обронил он, словно намеренно срывая с себя блестящую мишуру, и она впервые увидела реального человека, человека без всяких защитных масок. Прис смотрела, изучала, и постепенно до нее дошло…
Она громко выдохнула, подвернула под себя ноги и придвинулась ближе.
– Ладно. Предположим, я могу представить нечто в этом роде. В молодости все мы беспечны, и…
– Не просто беспечны. Безумны. Разве не в этом дело? Наступила напряженная тишина. Он откинулся на спинку дивана, вытянул и скрестил ноги, сунул руки в брючные карманы и уставился на гладкую поверхность озера. Губы скривила улыбка самоуничижения.
– Беспечен, безумен, буен. Легкая добыча для любого мошенника, – задумчиво объяснил он, словно речь шла о другом человеке. Да он и был другим, потому что смотрел на свою юность с высоты прожитых лет. – Самовлюбленный, эгоистичный, самоуверенный и, естественно, зеленый мальчишка. У меня было все: имя, деньги, любые развлечения. Но я хотел большего. Нет, жаждал большего. Мне требовались приключения, рождающие жар в крови. Мой отец, как все родители, пытался меня образумить, но в те дни мы просто не понимали друг друга. Постепенно я увлекся петушиными боями, залез в долги. Я – единственный сын богатого хранителя Книги родословных и уважаемого члена «Жокей-клуба» – стал объектом шантажа.
Он помолчал, невидяще глядя на озеро, а когда заговорил, вроде бы спокойно, Прис неожиданно поняла, сколько темных эмоций бурлит в глубине этой мятежной души.
– Негодяи потребовали, чтобы я уговорил жокеев придержать лошадей: вполне обычное мошенничество. Я оказался достаточно труслив и убедил себя, что другого выхода все равно нет.
На этот раз пауза длилась дольше. Прис не смогла найти подходящих слов, чтобы утешить его, и поэтому молчала. Наконец он шевельнулся и мельком глянул на нее.
– Флик стояла за меня. Она упросила Деймона помочь, и вместе они меня вытащили. Обличили мошенников и даже нашли того джентльмена, который придумал весь этот план, а заодно дали мне возможность повзрослеть.
– А как же трусость?
Он молча прищурился.
– Вы не упомянули бы об этом, не будучи уверены, что такого больше не повторилось.
Его зубы блеснули в легкой циничной усмешке.
– Трус во мне умер в тот момент, когда мерзавец, стоявший за всем этим, прицелился во Флик из пистолета. Тогда моя жизнь необратимо изменилась: я внезапно увидел, что в ней самое главное. Заставить любимого человека страдать за все сотворенные мной глупости… этого я не мог, просто не мог вынести.
– А что случилось потом? Она была ранена? Диллон покачал головой:
– Обошлось.
Больше он ничего не сказал. Прис нахмурилась, подумала, и, кажется, на нее снизошло откровение.
– Вы подставили себя под пулю.
– Вполне разумно в подобных обстоятельствах. Как видите, я выжил, – отмахнулся Диллон.
Наказание, плата за грехи, о которых он не желал говорить. Она понимала, зачем он все это рассказал, и ей не нравилось направление, которое принимал разговор.
– Буйный и беспечный, – повторила она. – И это часть вашей души.
Она знала это так же хорошо, как знала себя и собственную душу.
– Вы не растеряли эти качества? Где они сейчас? Что вы делаете, чтобы утолить жажду приключений?
Ей действительно хотелось это знать. И он понял, что на этот вопрос она сама еще не нашла ответа.
Поэтому он с некоторым сочувствием улыбнулся.
– Тогда я боялся пристраститься к игре, но, к счастью, обнаружил, что ошибся. Мне действительно необходимо то волнение, то внутреннее возбуждение, которое приходит… с победой. С успехом в самом, казалось бы, безнадежном предприятии.
– Но в каких же предприятиях вы успели добиться успеха? – удивилась она. – Вряд ли вы имеете в виду должность хранителя Реестра пород.
– Разумеется, нет, – усмехнулся Диллон. – Мое положение – следствие врожденного интереса к лошадям. Породнившись с Деймоном, а через него – с семьей Кинстер, я занялся инвестициями.
– Надеюсь, не в государственные ценные бумаги? – сухо осведомилась она.
Диллон невольно улыбнулся:
– Получив лучшее из возможных образование в этой области, я, разумеется, вложил в бумаги часть средств, но вы правы: острые ощущения – это следствие чего-то совершенно иного. Оценка новых возможностей, проектов, рисков – это своего рода ставки на скачках, только в более широком масштабе: слишком много факторов приходится принимать в расчет одновременно. Но если вы обладаете достаточным умением и с толком используете полученные знания, шансы на успех неизмеримо возрастают. Никакая азартная игра не может с этим сравниться, не говоря уж об острых ощущениях.
– И результат куда более удовлетворительный, – согласилась она.
Он молча рассматривал ее профиль, понимая, что и Прис, и тот человек, которого она защищала, нуждаются в его помощи.
– Я рассказал вам о прошлом, чтобы вы поняли: если кто-то из ваших родственников замешан в афере и не может вырваться из паутины, я вполне способен понять его положение и готов сделать все возможное. Но для этого вы должны сказать мне, что происходит и кто эти люди.
Прис нерешительно прикусила губу, не зная, что ответить. Она точно знала, что Рас никогда не позволит впутать себя в нечто беззаконное. Но почему он не пришел к властям? Не сообщил прямо и честно обо всем, что обнаружил? Почему он скрывается?
Она ничего не знала, а пока не узнает…
Поморщившись, она вновь отвернулась.
– Я не могу сказать…
Впервые в ее голосе прозвучала нерешительность. Несмотря на преданность Расу, порыв сжать протянутую Диллоном руку был на удивление силен, особенно после истории с Харкнессом, дополненной появлением на балу Кромарти.
С той самой ночи, когда брат попытался вломиться в «Жокей-клуб», она ничего не знала о нем. А теперь, когда Харкнесс следит за Пустошью и Кромарти расхаживает по бальным залам, круг поисков значительно сузился. Ей необходима помощь, но…
Диллон шевельнулся, вынул руки из карманов и повернулся лицом к ней.
Готовится снова надавить на нее? Ну нет, она атакует первая!
– Прежде чем что-то рассказывать, мне нужно узнать, к чему приведет моя откровенность. Если объясните, что в этом реестре…
Он мгновение смотрел ей в глаза и покачал головой:
– Не могу.
Она сама не поняла, какой порыв охватил ее: отчасти – агрессия, отчасти – нарастающий страх, отчасти – безумная, неукротимая жажда острых ощущений, бывших неотъемлемой чертой характеров их обоих.
– Возможно, я сумею убедить вас… – тихо обронила она. И, прежде чем он успел опомниться, она сжала ладонями его лицо, подалась вперед и прижалась губами к его губам.
Глава 8
Прис хотела отвлечь и его, и себя. Отбросить тревожные мысли, хотя бы несколько минут побыть собой. Успокоить мятущуюся душу, узнав на мгновение вкус буйных и разгульных похождений.
И она изведала этот вкус, окунулась в темное, пылающее желание, искушавшее и манившее, обещавшее опасные и запретные наслаждения, поражавшие воображение.
Он ответил на поцелуй, взял все, что она предлагала, но не предъявлял требований. Предоставил действовать ей, словно желал увидеть, как далеко она зайдет, насколько серьезна в своих намерениях убедить его.
Даже в самых буйных фантазиях она не думала, что сможет решиться на подобное. Она припала к нему, обвела его нижнюю губу кончиком языка, дерзко завладела его ртом, когда он раскрыл губы, и продолжала обольщать.
Он снова шевельнулся. Рука соскользнула со спинки дивана, медленно обхватила ее плечи и притянула к груди. Другая рука легла на затылок. Она не поняла, когда упустила инициативу… Он усадил ее едва ли не на колени, властно накрыл губы своими. Она уступила ему, но пассивность не относилась к чертам ее характера. Поэтому она мысленно провела границу, позволив ему целовать ее сколько захочется, показать ей все, на что он способен, но сохранив за собой право при желании изменить правила игры.
В эту минуту она хотела его. Хотела ощущать, как сплетаются их языки, снова ощутить жаркий прилив неудержимого желания, которое он так умело возбуждал в ней. Его губы – требовательные, жесткие, властные – шевельнулись. Он по-прежнему держал себя в руках.
Она встречала каждый выпад его языка, смело вступала в дуэль, ретировалась, позволяла ему любые ласки, а потом, крепко сжимая его голову, дерзко возвращала наслаждение.
И остро почувствовала, как заколебался Диллон, его самоконтроль внезапно дал слабину, и она увидела все, что он скрывал за фасадом утонченности и умудренности жизнью.
Первобытное желание, могучее, хищное, с клыками, когтями и горящими глазами, безумное, исступленное и страстное. Если оно вырвется на свободу, сбросит оковы, в его власти потрясти основы их миров.
Законченное искушение для буйных и неукротимых.
Самый страшный грех для тех, кто не сможет противиться соблазну.
Она желала. Жаждала. Умирала от голода. Слепо тянулась к приманке.
Диллон сопротивлялся, как мог. Он намеревался разоблачить ее, показать, что маска роковой женщины не что иное, как поза, позволить ей выложить карты: пусть поймет, что она не сможет выиграть…
Но забыл, как восприимчив к ее чарам.
Он пытался игнорировать эти ощущения, старался отделаться от них. Безуспешно. Жар накатывал на него приливной волной, от которой нельзя убежать. В отчаянии он стиснул ее талию и попытался отодвинуть, избавиться от близости, создать пространство между их разгоряченными телами, прервать поцелуй, прекратить скольжение с крутого обрыва в ревущий океан безумного желания.
Но она не собиралась этого допускать. И поэтому, встав на колени, сжала его плечи и нашла в себе силы толкнуть его в угол дивана, где он оказался в своеобразном плену. Она воспользовалась мгновенным замешательством, чтобы прижаться к нему всем телом и дать волю рукам.
Не успел он оглянуться, как его жилет и сорочка были расстегнуты, а сама она, лаская его язык своим, маня и завлекая ухитрилась разбудить в нем хищника. Без всяких усилий.
Он пытался взять себя в руки, обрести утерянное самообладание, контроль над собственным разумом, если уж чувства Окончательно разбушевались.
Метафорически препоясав чресла, он собрал волю, попытался сесть и отодвинуть ее…
Она ощутила, как напряглись его мышцы, и сделала свой ход.
Он едва успел освободить плечи, как она снова и очень решительно вжала его в угол. Каким-то образом он оказался спиной к подлокотнику; ноги беспомощно скользили по сиденью, тепло ее тела проникало сквозь ткань его брюк: она уже успела оседлать его бедра.
У него голова пошла кругом.
Ее губы по-прежнему прижимались к его губам. Теперь они отвердели, и она бесстыдно прижалась к нему всем телом, продолжая разжигать огонь.
Да так ли она невинна, как он считал?
Но прежде чем он собрался с мыслями, чтобы дать отпор, она окончательно лишила его рассудка.
Маленькие ручки вытащили полы рубашки из брюк, скользнули вниз.
Прикосновение теплых, женственных ладошек, жадно прижимавшихся к уже разгоряченной коже, жгло, как раскаленный металл.
И выжгло остатки самообладания, уничтожив хваленый самоконтроль. Ветер желания унес осколки.
Он сжал ее голову, не давая двигаться, и стал жадно целовать в ответ, словно изголодавшись по ласке. Ибо он больше не был собой, а превратился в странное создание, сплав опасного хищника и хладнокровного, умного, опытного джентльмена.
Примитивного, властного, требовательного и надменного собственника.
Он пропал. Но и она тоже. Каким-то самым дальним краем сознания он понимал это, но был бессилен что-то сделать, найти в себе достаточно воли или силы освободиться.
То был совершенно неуправляемый ураган страсти, захвативший в плен их обоих. Ее онемевшие пальцы сражались с галстуком. Он слепо шарил одной рукой в поисках завязок ее накидки. Нашел, дернул, и накидка с тихим шорохом сползла вниз. Ладонь легла на шелк ее платья, скользнула выше, сжала грудь и стала мять. Но это продолжалось недолго. Опьяненный собственными ощущениями, он быстро, ловко ослабил шнуровку и стянул вниз ее лиф, одновременно лаская горячую шелковистую кожу. Прис затрепетала. Каждое прикосновение только усиливало взаимную потребность, обостряло желание Его пальцы стали играть с туго свернутым бутоном соска.
Девушка, охнув, отстранилась и запрокинула голову: очевидно, ей не хватало воздуха. Диллон, улыбнувшись про себя, воспользовался моментом, чтобы провести пальцем по ее позвоночнику, обнять за талию и припасть губами сначала к открытому беззащитному горлу, потом к чувствительному местечку за ухом и к бешено бьющемуся пульсу у основания шеи. Помедлил, чтобы насладиться вкусом, посмаковать сумасшедшее желание, державшее его в тисках. Провел губами по вздымающимся холмикам грудей к соску, который его пальцы успели превратить в камешек.
Его губы сомкнулись на этом камешке. Она дернулась. Он успокоил ее, лизнув сосок, и Прис задрожала.
Он мысленно отметил это, но зверь, сидевший внутри, алчный и ненасытный, не желал остановиться и поразмыслить.
А поэтому быстро низвел ее до состояния полной беспомощности. Всхлипывая и что-то бормоча, она прильнула к нему. Прерывистое дыхание, звеневшее чувственным отчаянием, стало музыкой для его ушей.
Собственное желание раздирало его на части, предвкушение острыми шпорами вонзалось в душу. Он с трудом отстранился, изумленный тем, что сам не мог отдышаться.
Платье сползло до талии вместе с сорочкой. Он пожирал взглядом нежные холмики, набухшую, разгоряченную женскую плоть, на которую уже предъявили права его руки и губы. Зрелище восхитило его, послало в чресла раскаленную волну наслаждения, настойчивую, неотвратимую. Он в жизни не испытывал ничего более мощного, сильного, всепоглощающего.
Один взгляд налицо Прис подсказал ему, что она испытывала то же самое: неуправляемое, неодолимое желание, противиться которому было просто невозможно.
Он мог взять ее сейчас. Она оседлала его, встав коленями на подушки, по обе стороны его бедер. Стоило просто поднять юбки, выпустить на волю свою плоть и погрузиться в ее мягкость. Но сидевший в нем зверь желал большего.
Полной капитуляции. Полного чувственного подчинения.
Окружающий мир уже исчез. Остались только эти двое, окутанные пронизанной лунным светом темнотой, в тишине летнего домика. Тишине, прерываемой только тяжелым дыханием и шорохом шелка.
Прис уже отбросила его галстук и стала расстегивать рубашку, чтобы погладить грудь. Но и этого было недостаточно Она хотела не только ощущать, но и видеть.
Она всмотрелась в его лицо… и поняла, что он по-прежнему владеет собой. Знает, что делает.
Только во взгляде больше не было холодности. Жар, горевший в нем, почти сжигал ее. Подняв руку, он почти лениво провел по ее груди. И без того натянутые нервы не выдержали Голова закружилась, и она на секунду закрыла глаза. Подумать только, она оседлала его, обнаженная до пояса, и ей не стыдно. Она ни секунды не колеблется.
Пульс лихорадочно бился в кончиках пальцев, эхом отдаваясь во всех уголках тела. Она не знала, как можно жаждать того, чего еще не познала. Но она жаждала. И должна была получить.
Последняя пуговка выскочила из петли; открыв глаза, она широко развела полы его сорочки и стала осторожно обводить бугристые мышцы на груди… запуталась пальцами в жестких черных волосах. Поросль сужалась на животе, и тонкая дорожка исчезала за поясом брюк. Отыскав плоские соски, она стала ласкать их, подражая Диллону, и почувствовала, как они затвердели. Осмелев, она нагнулась, припала к ним губами, потянула, и он с тихим стоном задрожал.
Приподнявшись, она уперлась ладонями в его упругий живот, опустила глаза и судорожно сглотнула. Мощные стальные мускулы, ничем не сдерживаемая сила мужчины во цвете лет…
Она медленно улыбнулась и еще медленнее провела ладонью по его груди. Наклонилась и снова прижалась губами к его губам. И стала целовать. Бесстыдно, дерзко, проникая языком в рот и тут же отстраняясь.
Он снова погладил ее по спине, сжал ладонями голову, не давая шевельнуться. И надменно взял все, что она предлагала.
А потом все, что хотел.
Уверенная, дерзкая, осмелевшая, она отвечала на его страсть, безоговорочно убежденная, что получит от него то, чего жаждет.
Буйный и бесшабашный. Страстный мужчина, который скрывался под маской хладнокровия.
Она получит его. Любой ценой. Она с радостью отдаст все, чего он ни запросит. Она не откажет ему. Не откажет…
Она едва успела перевести дыхание, когда его рука скользнула под юбки. Сжала тонкую щиколотку, медленно поползла вверх. Ладонь легла на колено, обвела голое бедро над подвязками, откинула юбку и сорочку, чтобы получить лучший доступ к спрятанным под ними сокровищам.
Ее сердце едва не остановилось, когда он сжал ее попку и стал ласкать. Пальцы второй руки погладили оголенное плечо, коснулись набухшей груди с торчащим соском. По телу разлилось расплавленное наслаждение, растеклось по венам и собралось внизу живота.
Он продолжал целовать ее; она продолжала целовать его, даже когда вторая рука тоже оказалась под юбками. Теперь уже обе руки сжимали упругие ягодицы, гладили, мяли, и все же на этот раз она понимала, что он тянет время, что все еще держит пыл в тугой узде и так будет, пока она не заплатит запрошенную цену.
Она не понимала, откуда знала это. Просто знала. И даже «не спрашивала себя, почему так уверена.
По-прежнему сжимая ее попку, он прервал поцелуй. Поймал ее взгляд и прошептал, горяча дыша ей в губы:
– Я хочу видеть тебя. Всю тебя. Сними платье.
Прис, не колеблясь, ощущая легкое головокружение, села вцепилась в подол юбки, и платье упало на пол. Она взглянула на него. Но он не смотрел ей в лицо.
Взгляд был устремлен на развилку ее бедер. На темные завитки, которые прикрывала, но не прятала прозрачная сорочка, падавшая свободными складками вокруг бедер. Хочет ли он, чтобы она сняла и сорочку?
Читать бесплатно другие книги:
