Сколько стоит любовь? Лоуренс Стефани

Глава 17

Это была странная ночь, довольно тихая, только ветер изредка злился, так и норовя укусить: то вздымал клубы пыли то совсем замирал. По небу катились низкие тяжелые облака, сохраняя тепло земли. Покидая дом, Прис накинула на себя только легкую шаль.

И сразу же оказалась в непроглядной тьме. Впрочем, это было к лучшему. Дорогу к летнему домику она могла найти с закрытыми глазами и сейчас почти бежала, спеша поскорее достичь цели.

– Чертов Рас, – пробормотала она без особого запада, поскольку вполне понимала состояние брата. За ужином он непрерывно болтал и смеялся, пока ей не захотелось завопить или притвориться, что страшно разболелась голова. Однако этим она привлекла бы всеобщее внимание, потому что никогда не страдала головными болями. Поэтому пришлось терпеливо выждать, пока Рас не выдохся, а остальные не разошлись по своим комнатам.

Только тогда она смогла позаботиться о себе.

И выскользнуть из дома на свидание с Диллоном.

Потребность снова оказаться с ним наедине становилась нестерпимой. Вполне возможно, в последний раз.

Она бесшумно ступала по траве и наконец нырнула в заросли живой изгороди.

Из-за Раса ей пришлось опоздать, и намного. Оставалось лишь надеяться, что Диллон дождется ее. Молиться, чтобы он не подумал, будто она забыла о свидании или просто решила не ходить…

Почему она идет так медленно?

Подхватив юбки, она бежала, перепрыгивала через камни, и наконец очутилась на узкой дорожке, обсаженной густыми кустами. Сердце колотилось от отчаяния. Прис не могла справиться с собой, понимая, что у них всего одна ночь. Всего несколько часов. И это, возможно, все, что у нее есть. Отныне и вовеки.

Она не знала, когда поняла эту истину, но восприняла ее всем сердцем. Она не могла представить на месте Диллона другого мужчину.

Она выскочила на центральный, заросший травой двор.

Диллон поймал ее, удержал и, насторожившись, посмотрел туда, откуда она пришла.

– Что случилось? – удивился он, не обнаружив ничего подозрительного. – От кого ты бежишь?

Она не могла сказать ему, в чем дело, но… Прис облизнула пересохшие губы.

– Ни от кого, – призналась она, любуясь его классической красотой, заметной даже в темноте. – К тебе.

Привстав на носочки, она прижалась губами к его губам.

И все объяснила своими губами, ртом, языком. Объяснила своим телом, когда он прижал ее к себе.

Ветер неожиданно разбушевался, с воем промчавшись по ветвям, сотрясая кроны деревьев, поднялся к небу и погнал неведомо куда стаи облаков.

Диллон, сжимая тонкую руку, неотрывно смотрел на Прис и пытался определить выражение ее глаз.

– Летний домик…

Когда она покачала головой, он прерывисто вздохнул:

– Твоя комната?

– Нет!

Потянувшись, она схватила его вторую руку и потянула на себя.

– Здесь. Сейчас. Пол небесами.

Он встал на колени и дал ей увлечь себя в поцелуе, от которого у обоих бешено заколотились сердца. Он выпрямился, но не для того, чтобы спорить с ней. Лицо его было искажено желанием и страстью. Сбросив фрак, он расстелил его на траве, подождал, пока она ляжет на импровизированное покрывало, и погрузился в ее объятия. Только с ней он мог забыть о самообладании и позволить править бал. Только она способна заставить его испытывать подобные чувства, только с ней он сознавал, что в жизни нет ничего важнее, чем обладать ею, поклоняться и владеть, делать все, что в его силах, лишь бы она вечно принадлежала ему.

Поэтому он дал волю буйству и неукротимости, позволил искрам превратиться в яростный пожар, позволил этому пожару поглотить их.

Она хотела спешить, мчаться, жадно хватать и упиваться, но он не позволил ей торопиться, придерживал, вынуждал покориться, ощущать, ценить каждое мгновение его благоговейной силы, которой он ее окружил, каждую частицу страсти, которую он посвятил ей, каждый покорный вздох, который он сложил к ее изящным ножкам.

Как она узнает это, если не сказать? У него не находилось слов.

Одежда… он избавился от одежды – ее и своей. И теперь она лежала нагая, отдаваясь ласкам его рук, губ, языка. Он брал ее, предъявляя свои неоспоримые права.

Она вскрикнула, когда его губы и язык послали ее в пропасть чувственного забытья, в бездну взорвавшихся ощущений. И опять вскрикнула, когда он довел ее до экстатического безумия. Всхлипнула, когда он развел ее бедра и устроился между ними, застонала, когда поднял ее длинные ноги, обвил свои бедра и вонзился в нее. Снова и снова.

Прис извивалась под ним, сжимала изо всех сил, почти рыдая и моля о ласке, побуждая его взять больше, завладеть полностью, до границ ее природы, до глубин страстной души. Дать все, что она хотела, покориться и принадлежать ей.

Диллон вцепился в ее бедра и ударил сильнее, глубже, резче, именно так, как хотела она. Прис выгнулась, стараясь приспособиться к его ритму. Обрести чувственное блаженство. Вместе с ним.

Он нагнул голову и нашел губами вершинку ее груди. Ветер подхватил и унес ее вопль, жадно собрал каждый всхлип и стон, каждый звук ее капитуляции. Злорадствовал и торжествовал, когда она, едва дыша, снова рассыпалась под ним. Но Диллон все еще не был удовлетворен. Все еще не покончил с ней.

Он поднялся над ней во тьме ночи, первобытный хищник, примитивный бог, держась на вытянутых руках, глядя на нее сверху вниз, наблюдая, как ее тело поднимается навстречу каждому мощному выпаду, как она самозабвенно принимает его в себя, едва сам он теряется в ней.

Она не видела его глаз, но чувствовала, какой жаркий огонь в них горит. И под этой чувственной физической атакой она снова забилась в судорогах блаженства. На этот раз он с гортанным стоном присоединился к ней. Слился с ней, пока их тела изгибались в чувственном танце, сердца колотились в унисон и соприкасались души.

Они неслись на крыльях ветра-дикаря, в вихре самозабвения, поднимавшего их все выше.

И позволившего упасть.

Позволившего испытать самые утонченные оттенки наслаждения.

Ощутить каждое биение сердца, когда оба очутились на земле.

Вернулись к острому запаху смятой травы, к смешавшемуся мускусному аромату их утомленных тел, к мягкости, жесткости, теплу и влажности. К жаре, которая по-прежнему держала их, убаюкивала, утешала. К ночи, обволакивавшей их уютной темнотой.

Губы их встретились и застыли.

Пойманное в точке пересечения реальности и эфемерности, время тоже застыло.

Наполненное неописуемой радостью единения.

Голова Диллона шла кругом, когда уже под утро он вскочил на Соломона и повернул к Хиллгейт-Энд. Она ошеломила его. Снова.

Она хотела его со страстью столь же темной и волнующей, как его собственная. И он не посмел отказать ей. Не посмел даже придержать ее, чтобы узнать, о чем она думает.

Богу известно – когда она становится такой, все мысли вылетают у него из головы. Впрочем, как и у нее. Он не был уверен, что сейчас способен мыслить здраво.

А ведь он намеревался понять, что станется с их будущим И даже собирался расспросить ее, конечно, очень осторожно Но если ничего не выйдет, можно завести прямой откровенный разговор. Сказать все необходимые слова, независимо от того, каким бы уязвимым он при этом себя ни почувствует Ему необходимо знать.

Он устремил невидящий взгляд в ночь, спрашивая себя, уж не сказала ли она ему все. Без слов. В конце концов, они слишком похожи. Может, именно это сходство и поддерживало в нем уверенность, что она – та самая единственная. И понимает его лучше, чем кто-либо на свете. Лучше матери, лучше отца. И даже лучше Флик; она – его половинка. Демоны, сидевшие в ней, буйные и неукротимые, были ему знакомы Она не только позволяла, но и ободряла его, призывая быть самим собой, не сдерживать страсти, не считать их опасными, а дать им полную свободу, помочь наделить его силой и проницательностью. Верила, что он достаточно мудрый, чтобы управлять ими и держать их в узде.

Рядом с ней он становился собой. Она давала ему силу, которая без нее была ничем. Силу познания собственного характера.

Он нуждался в ней. Хотел ее. Да и она тоже. Может, просто сделать следующий шаг? Довериться тому, что уже есть между ними, и идти дальше?

Топот копыт Соломона, выехавшего на дорогу, вернул его к реальности. Мерин стремился поскорее оказаться в теплом стойле. Диллон подумал о своей холодной пустой постели и поморщился.

Теперь он знает, что делать. А вот когда…

Флик всегда давала пышный бал для всех светил спорта королей, приехавших на неделю в Ньюмаркет. Бал состоится завтра вечером, в последний день скачек. И, разумеется, леди Фаулз и ее подопечные тоже приглашены.

Теперь, когда Рас найден и спасен, а мошенники разоблачены, эта ночь как нельзя больше подходила для его целей.

Повернув Соломона к воротам Хиллгейт-Энд, Диллон поклялся себе, что завтра вечером он попросит Прис выйти за него замуж.

Гости от души веселились. Прис не разделяла их энтузиазма. Она не знала, как жить дальше.

Но своих манер она не забыла и поэтому, восторженно улыбаясь, последовала за Юджинией в бальный зал, где весело приветствовала Деймона и Флик.

Флик пожала ей руку и обозрела гостей: блестящее собрание, сделавшее бы честь любому бальному залу лондонского света.

– Диллон где-то здесь, – сообщила она, – но советую вам избегать членов скакового братства. Они становятся несколько утомительными, когда не скрывают своей одержимости.

– Буду иметь в виду, – рассмеялась Прис и двинулась дальше вместе с Расом и Аделаидой.

Весь день они строили планы. Они сказали отцу, что проведут несколько недель в Лондоне. Теперь, когда Рас был свободен, а его будущее устроено, Юджиния объявила, что они непременно должны посетить Лондон, пусть и ненадолго. Осенняя сессия парламента уже началась, а следовательно, так называемый маленький сезон, отмеченный приездом в Лондон многих членов общества, был в самом разгаре. Месяц-другой даст им много впечатлений, кроме того, их увидят в свете, и отец ничего не заподозрит.

Рас удивил дам, настояв, что будет их сопровождать. Он был непоколебим и твердо уверен – Флик и Деймон согласятся, что его долг и обязанность оберегать родных во время пребывания в столице. Поскольку Деймон, услышав спор, немедленно встал на сторону Раса, дамам пришлось согласиться.

Прис не знала, радоваться ей или огорчаться. Присутствие Раса отвлечет от нее внимание Юджинии и Аделаиды; но скрыть свое не слишком радостное настроение от брата она не могла.

Как и не могла объяснить, почему грустит. Поразительное приключение, доставившее ей столько счастья, закончилось, и сочувствие Раса нестерпимо, тем более что сам он был на седьмом небе.

Очень не хотелось обескураживать его; она подозревала, что с завтрашнего дня наденет невидимый миру траур.

Но сегодня она должна ослепительно улыбаться и как можно чаще оказываться в обществе Диллона, хотя он, вне всякого сомнения, будет вынужден отвечать на бесчисленные вопросы знаменитостей мира скачек. Она безропотно удовольствуется тем временем, которое он сумеет ей уделить, и будет этому рада, тем более что увидит его в последний раз. Они решили отправиться в Лондон завтра утром.

Она обязательно должна улучить минуту, чтобы попрощаться.

Толпа расступалась перед ними, открывая кресло, в котором сидел генерал, беседовавший с двумя джентльменами. За креслом, держа руку на резной спинке, находился Диллон, втолковывавший что-то лорду Шелдрейку.

Ослепительная улыбка далась Прис легче, потому что во взгляде Диллона засветилось неподдельное удовольствие. Он так тепло улыбнулся в ответ, что лорд Шелдрейк осекся и обернулся, чтобы посмотреть, кого приветствует Диллон.

Все обменялись приветствиями. Юджиния села подле генерала, который немедленно вовлек ее в разговор с двумя джентльменами, городскими олдерменами. Рас и Аделаида встали перед креслом. Рас называл имена гостей, Аделаида почтительно слушала.

Диллон извинился перед Шелдрейком. Тот с улыбкой поклонился Прис и растворился в толпе. Диллон обошел кресло и потянулся к руке девушки, откровенно разглядывая ее шелковое платье в изумрудно-кремовую полоску с глубоким вырезом сердечком.

– И никакой шали? – поддел он, подняв брови.

– Не нахожу в ней необходимости, – улыбнулась она.

Диллон впервые не согласился с ней по этому поводу. Сейчас ему оставалось надеяться, что столпившиеся гости помешают некоторым особенно наглым поклонникам пожирать глазами ее прелести, так беззастенчиво выставленные напоказ облегающим лифом и прозрачными, льнущими к телу юбками. Изумрудные полоски подчеркивали цвет ее глаз и оттеняли сливочно-белую кожу.

Черные волосы, уложенные в изящную, кокетливую прическу, снова и снова притягивали его взор к ее очаровательному затылку.

Его охватило желание остаться с ней наедине, снова окунуться в море страсти…

Словно почувствовав, о чем он думает, она подняла глаза и едва слышно ахнула: он даже не пытался это скрыть. И сейчас он позволил ей видеть, чувствовать, понимать.

Прис, растерянно моргнув, поспешно отвернулась.

– Флик на своих балах разрешает только вальсы, вернее, это Деймон отказывается признавать любые другие танцы, – вкрадчиво заметил он. – Кстати, леди Хелмсли нас зовет. Пойдем, поболтаем с ней, пока музыканты готовятся.

Леди Хелмсли была счастлива поздравить его и снова поговорить с Прис. Но тут заиграли музыканты, и они, оставив ее милость, пошли танцевать. Притянув к себе Прис, Диллон сделал все, чтобы привлечь и удержать ее внимание, и преуспел настолько, что окончательно ее ошеломил.

Она сосредоточилась на его лице и прочла, что он готов на все, чтобы доставить ей удовольствие. В изумрудных глубинах ее глаз мелькнуло недоумение. Скрывая улыбку, он подвел ее к леди Фортескью, подруге матери, приехавшей на скачки. От нее они перешли к миссис Пембертон и леди Кармайкл.

Очаровать даму, вскружить ей голову… никогда еще он с таким рвением не посвящал себя этому. Диллон был уверен, что когда попросит ее стать его женой, Прис ни на секунду не задумается. И будь у него выбор, он бы сделал все, чтобы она вообще потеряла способность думать. Но к сожалению, Диллон не мог поцеловать ее. Если он поцелует ее, его голова тоже пойдет кругом, а этого допускать нельзя. Последние дни, а особенно последняя ночь окончательно убедили его в том, что их странные отношения должны прийти к неизбежному завершению… и именно сегодня.

Поэтому Диллон не отходил от Прис, дерзко предъявив на нее права и бесцеремонно показывая всем, что она принадлежит ему.

Они вальсировали дважды. Он позволил танцевать с ней только Расу, Деймону и лорду Кентербери. И никому больше.

До чего же непривычно было так волноваться из-за женщины! С ней он был жертвой собственнической страсти, она повелевала им, и никакая умудренность не могла его спасти.

Много лет он наблюдал воздействие подобной страсти на Деймона, не желая того же для себя. Но эта страсть поразила и его. Спорить с ней невозможно. Мало того, он приветствовал и принимал все, что с ним происходило.

Диллон дождался конца ужина: момент, когда гости возвращались в бальный зал, показался ему самым подходящим, чтобы ускользнуть. Отведя Прис в сторону, он убедился, что вокруг никого нет, и повернулся к ней.

Прис спокойно смотрела на него, ошибочно предположив, что он так внимателен к ней, потому что сегодня они видятся в последний раз. Она наслаждалась этим вечером, смакуя последние капли блаженства, с которым он ее познакомил. Правда, она немного нервничала, зная, что момент расставания пришел, старалась держать себя в руках, набраться решимости. Изобразив улыбку, она пожелает ему счастья и распрощается.

Прис уже подняла подбородок, но тут он едва слышно пробормотал:

– Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Семейная гостиная наверняка пуста.

– Хорошо. Идем?

Глядя на толпу, она подала ему руку. Но тут из-за спины Диллона выступил представительный джентльмен, увидел Прис и просиял.

Та от неожиданности раскрыла рот и замерла.

Диллон обернулся, вопросительно посмотрел на джентльмена и попытался заслонить ее собой. Прис судорожно стиснула его пальцы, не дав пошевелиться. Громко сглотнув, она попыталась улыбнуться.

– Папа! Как…

Она явно не знала, что сказать, отец это понял. Сухо усмехнувшись, он выступил вперед, крепко обнял дочь, чего не делал уже много лет.

Часто моргая, она обняла его в ответ и вдруг ощутила себя пятнадцатилетней девчонкой.

– Э… Рас. Ты его видел?

– Видел.

Отец отпустил ее и отстранился. Его глаза лучились теплом, чего тоже не случалось давным-давно.

– Да, я уже слышал о всех ваших приключениях. Познакомился с Кинстерами, генералом Кэкстоном и лордом Шелдрейком, а кроме того, потолковал с твоим братом и Юджинией, – пояснил он, пристально изучая лицо дочери, словно желая убедиться, что все в порядке. – Я искал тебя и…

Повернувшись, он взглянул на Диллона проницательно, словно понял истину сквозь поразительно красивую маску. Граф, привыкший к красоте собственных детей, давно уже не обманывался при виде совершенного лица.

– Вы, должно быть, Диллон Кэкстон, – заметил он, протягивая руку. – Я Кентленд.

Диллон вежливо наклонил голову и пожал протянутую руку.

– За все мои грехи, – гордо улыбнулся граф, – я награжден такими детьми, как леди Присцилла и ее братец.

Диллон с застывшим лицом медленно повернул голову и уставился на Прис. Она не смогла понять, о чем он думает. Теперь выражение его лица было вежливо-бесстрастным.

Отец, не подозревая о происходящем, спокойно продолжал:

– Насколько я понимаю, именно вас нужно благодарить за спасение Рассела?

Диллон сцепил зубы, повернулся к графу и после бесконечной паузы выдавил:

– Он все сделал правильно, сумел вовремя почувствовать неладное и скрыться от мошенников. Ну а потом мы действовали вместе, в наших общих интересах. Наш успех помог всем заинтересованным в процветании скачек, как уже успел вам объяснить лорд Шелдрейк. Поверьте, я очень благодарен, что ваш сын предпочел не скрываться, а действовать. И разумеется… – Он холодно взглянул на Прис. – Именно благодаря вашей дочери мы с Расселом встретились.

– Я очень рад, – снова просиял отец и уже более спокойно пояснил: – Твой отъезд, Прис, привел меня в чувство. Я долго беседовал с Альбертом, Расом и… что ж, думаю, мы сумеем договориться. – Окинув взглядом собравшихся гостей, многие из которых принадлежали к высшему свету, добавил: – Теперь я вижу, что чересчур поспешно составил мнение о пути, избранном Расом. Но простите, я, кажется, помешал. У нас с дочерью еще будет много времени для разговоров по душам. Видимо, вы хотели танцевать…

Музыканты как раз заиграли снова. Диллон улыбнулся – эту улыбку она посчитала предостережением, – наклонил голову и потянулся к ее руке.

– Спасибо, сэр. – Выгнув бровь, он хотел что-то спросить, но спохватился и бесстрастно произнес: – Леди Присцилла?

Она слабо улыбнулась, вежливо присела в реверансе, легко коснулась отцовской руки и позволила Диллону увести себя в центр зала. Сердце ее глухо забилось, но не из-за отца и его удивительного появления.

Когда Диллон закружил ее в танце, она остро ощутила, как он зол, каким усилием воли держит себя в руках.

Прежде чем она успела что-то сказать или даже подумать, с чего начать, он жестко спросил, выговаривая каждое слово:

– Я не слишком хорошо знаком с ирландскими аристократами. Прошу, помогите мне, леди Присцилла. Кентленд. Это, случайно, не граф Кентленд?

– Д-да, – пролепетала Прис, пытаясь вздохнуть свободно. – Деллоуэй-Холл, графство Килкенни.

– Деллоуэй?

Он снова стиснул зубы. На окаменевшем лице чуть дрогнула жилка. Глаза его были полны гнева.

– Значит, это твоя настоящая фамилия?

Плечи Прис поникли, словно от огромной тяжести. Не в силах говорить, она просто кивнула. Прошло несколько секунд.

– Всегда приятно узнать фамилию леди, которую… Прис закрыла глаза, жалея, что не может заткнуть уши. Что услышала слово, которое он произнес. Она знала, что означает это слово.

Он так яростно закружил ее, что на очередном повороте она врезалась в него и едва сдержала стон.

Прис открыла глаза, но не «умела встретиться с ним взглядом. Если они и дальше будут танцевать столь энергично, люди обязательно заметят.

Должно быть, он тоже это понял, потому что снова выругался, после чего, не сбавляя темпа, подвел ее к краю площадки, отпустил, но тут же схватил за руку и потянул из комнаты.

Прежде чем она успела спросить, куда они идут, он рявкнул:

– Гостиная, помнишь?

Она сглотнула, пытаясь вернуть на место укатившееся куда-то сердце. И отчаянно попыталась собраться с мыслями. Такого она не ожидала! И совершенно забыла, что он знал ее как мисс Присциллу Даллинг. И хотя познал ее во всех смыслах этого слова, она так и не исправила давнюю ложь.

Протащив Прис по длинному коридору, подальше от бального зала, он распахнул дверь, втолкнул ее внутрь, сам ворвался в комнату и наконец, разжав руку, захлопнул за собой дверь.

Прис немедленно повернулась к нему. Да… не так она представляла их последнюю встречу.

Но то, что она увидела в его пристальном взгляде, мгновенно стерло все мысли в ее голове.

– Дочь графа, леди Присцилла Деллоуэй…

– Да.

Это не было вопросом, но она, вскинув подбородок, все равно ответила. Звуки собственного голоса, хоть и не перекрывали его рыка, немного успокаивали и вселяли надежду на то, что все еще может кончиться хорошо.

Он продолжал наступать. Она отступила. В мозгу вертелось одно слово: пантера… или, лучше, ягуар? Кто из них опаснее?

Именно хищного зверя он напоминал ей, когда преследовал ее по всей комнате. Глаза горели нечестивой яростью, и она вполне его понимала. Только вот не знала, что теперь делать.

– Я…

Она прикусила губу: слова, приходившие на ум, были до неприличия жалкими.

– Забыла, кто ты есть? – язвительно осведомился он. Прис вздрогнула, как от удара, но подняла подбородок еще выше и прищурилась.

– Да, так бывает. Вернее, так получилось, что поделать. Его ярость росла, она упивалась ею.

– Когда мы впервые встретились, не было причин называть тебе настоящее имя, а Даллинг – фамилия, которой пользуемся мы с Расом, когда не хотим вмешивать семью в свои дела. Естественно, я воспользовалась ею при знакомстве с тобой. Потом…

Диллон невесело улыбнулся:

– Давай сразу перейдем к «потом». Подавшись вперед, она широко улыбнулась:

– А потом это уже не играло роли. Это всего лишь имя, а я с любым именем остаюсь все тем же человеком. Да, забыла признаться тебе. Поэтому и прошу извинения за потрясение; которое тебе пришлось перенести. Но не за все остальное.

Голос ее все набирал силу. Выбросив вперед руки, она окатила его палящим взглядом.

– Я – Прис. А Даллинг или Деллоуэй, леди или нет, какая, к черту, разница? И какое отношение имеет это обстоятельство, к тому, что случилось между нами? К тому, кем мы стали друг для друга? И это уж точно не изменит будущего.

Диллон смотрел в ее лицо: пылающие глаза и непоколебимая уверенность. Он понял: она сказала ему то, что он хотел знать. Ее имя, титул – все не важно. Она так или иначе выйдет за него. И прекрасно.

Так почему же он не может предложить руку дочери графа? Его род – один из старейших в обществе, связан со многими знатными семьями. Пусть его поместье можно назвать небольшим, но личное состояние огромно, а положение, которое недавний триумф только укрепил, стало порукой тому, что у лорда Кентленда нет причин отказать столь завидному жениху.