Сердце Стужи Сурикова Марьяна

Глава 18

О БОЖЕСТВЕННЫХ ЗАТЕЯХ

— Пора, мой друг, — лорд одернул рукав рубашки, закрывая гаснущие на коже одиннадцать кругов, — пришло мое время охотиться за добычей.

Эрхан встал поперек дороги, перегородив тропу и низко опустив голову.

— Ты ей этим не поможешь, — безжалостно сказал войд. Волк заскулил, а потом скакнул назад и снова вперед, топорща на загривке шерсть, и вдруг взвыл, припав на переднюю лапу. В нее врезался острый шип плетущегося по земле иглоголова.

Бренн присел на корточки, вынул длинную иглу из лапы и приморозил ранку.

— Ты можешь проститься, я дам на это время. Ступай первым, а я позже за ней приду.

Привстала на коленях, до боли в глазах вглядываясь в сумрак на той стороне, а после увидела его. Трусил волчик прежней дорогой, лишь слегка прихрамывал.

— Уйди, уйди, — замахала ему, а вожак замедлил бег.

— Назад, Эрхан, назад. Спрячься!

Оглянулась вновь на берег, патруля еще не было видно.

— Р-р-р, — послышалось ворчание, а Эрхан, которому следовало в лес бежать, ступал уже по льду.

— Стой же ты!

Он остановился.

— Туда, туда иди, — махнула в сторону леса, а волк вновь сделал шаг ко мне.

— Ах, упрямый какой! Беги обратно, понял?

Он снова шагнул.

— Поди ты прочь и не являйся сюда больше! Ну?

Волк недоумевающе качнул головой, выронил из пасти щетку и, быстро доскакав до ледяного края, ткнулся мордой в мою ладонь, а я попыталась оттолкнуть, уперев руки в широкий лоб.

— Уйди! Не буду тебя больше причесывать, не являйся сюда.

Толкнула со всей силы, и лодку тут же качнуло. Я охнула, перевалившись через борт, а течение мигом подхватило и поволокло меня под лед. Эрхан успел поймать у самой кромки.

Зверь потянул меня на твердь, удерживая за шкирку, точно котенка, и вытащил на берег. Только это был чужой берег.

В момент, когда я очутилась на ледяном краю, все всколыхнулось кругом. Раскрошилась тишина под тревожной трелью охранки, и я от ужаса дыхание затаила. Повернула голову, видя, как на чародейский берег выбегает патруль. Вив застыл на одном месте и, наверное, схватился сейчас за голову, а надо мной склонилась чья-то тень. Покрылась ледяной корочкой мокрая одежда, озноб пробрал до кончиков пальцев.

— Здравствуй, чародейка. Не сидится на том берегу?

Улыбка на губах знакомая, насмешливая и холодная. Плащ, мерцающий на спине, и руки, крепко взявшие за плечи и вздернувшие меня с мерзлой земли на ноги.

— С-соскуч-чился, л-лорд, — отбивая ритм зубами и тщетно силясь добавить хоть чуточку издевки к словам, проговорила в ответ, — л-лично явился?

Огонь потек к губам, лицу и обожженной холодом коже, согревая.

— Сил нет, как соскучился.

Настиг ведь, скрылся за пеленой, а я заметить не успела. А может, и Эрхана он все это время закрывал, дозволяя бегать ко мне, а сам наблюдал? Зачем только?

Широкие ладони сжались крепче, а в моей голове пронеслось стремительно, что если смогу оттолкнуть, то успею кувыркнуться с края и оказаться на своей стороне.

Я ударила без предупреждения, не поднимая рук. Они не дрогнули даже и не обозначили направление удара, но огонь устремился к широкой груди. Лорд отшатнулся, инстинктивно закрываясь от меня, а я оттолкнулась ногами и упала спиной назад.

Не коснулась воды. Не успела. Пересечь границу не хватило лишь сотой доли секунды.

Поймал за летящую в воздухе руку, рванул на себя.

Он прикрыл на миг глаза, когда шелковистый локон хлестнул по лицу, вдохнул глубоко и крепче перехватил поперек груди забившуюся кошку. Сжал сильнее и на один удар сердца позволил себе замереть вот так, а после резко утянул чародейку в снежный провал.

Она билась и сопротивлялась так отчаянно, словно предчувствовала, куда лежит их путь. Даже на пороге ледяного дворца не перестала изворачиваться, и он вынужден был заломить ей руки за спину и стянуть крепкой веревкой, а еще одну петлю накинуть на тонкую шею. Чародейка оказалась вдруг связана тем хитроумным способом, когда даже головой невозможно качнуть, не то что подскочить и ударить в подбородок лорда, ведущего ее сквозь ледяные палаты. Форма просохла от мечущегося под кожей огня, волосы растрепались, а маг провел ладонью по своей щеке, убирая следы от глубоких царапин. Они покрылись белой корочкой, и Бренн опустил взгляд на кудрявую голову насмерть перепуганной девушки. Весна пыталась смотреть по сторонам, но мешала веревка, и она шла, оступаясь на гладком полу, и не падала лишь благодаря твердой руке ледяного мага.

Я не могла понять, зачем он принес меня сюда. Сперва запаниковала, что лорд надумал сразу наказать за нарушение границы, а хуже наказания от него ничего не могло быть. Вот только перенес он вовсе не в центр крепости, где на виду у всех имел возможность вдосталь посмеяться над чародейкой. Он привел в невероятные по красоте палаты, насквозь ледяные, словно настоящий дворец. Хотя это и был ледяной дворец, кажется, я начала догадываться чей. Попыталась упереться ногами, но войд даже не заметил этих усилий. Просто повлек меня вперед, как если бы оказался дрейфующим по просторам Вечного океана айсбергом, случайно накатившим на маленькую щепку.

— Ой! Бренн! Ну зачем же ты ее связал? — Этот голос заставил меня резко затормозить и налететь спиной на грудь лорда. В нее я и вдавилась, позабыв, что это он меня сюда привел, а на плечо тут же легла широкая ладонь и крепко его сдавила. Мне не доводилось еще слышать столь красивых и чарующих голосов, которые при этом хлестали бы по лицу подобно зимним штормам, он и ласковым был ровно настолько, чтобы я до конца не задохнулась в его обволакивающем очаровании. С шеи тут же исчезла петля, хотя я даже не захрипела, а вот руки остались перетянуты веревкой.

Я посмотрела на богиню и поняла, что настолько красивых женщин просто не бывает в этом мире. И все же абсолютное совершенство стояло сейчас передо мной и внимательно разглядывало, а огонь бушевал внутри, вновь причиняя боль, и только от руки на плече шел ровный холод, усмирявший и частично приглушавший огненную муку.

— Сопротивлялась? — бросив взгляд на своего верного стража, молвила богиня. — Тогда и не развязывай пока, а то вон пламя в глазах плещется, испортит мне здесь что-нибудь ненароком.

А сама пошла мне навстречу величавой плывущей походкой, обошла по кругу, рассматривая, будто корову на базаре. По правде сказать, я и ощущала себя этакой коровенкой плешивой, еще и притащили сюда на поводу. Зато понятно стало, как Стужа могла забирать сердца мужчин в полное свое владение. Такую, раз увидев, во всю жизнь не позабудешь. А у самой только одно сердце было, преданное и холодное, под стать ее морозной красоте.

— Похожа, но не она, — щелкнув изящными пальчиками, проговорила богиня. — А поведай мне, девочка, свою историю. Как ты оказалась в Северных землях?

Голос ласковый полился сахарной карамелью, а я опять ощутила, что задыхаюсь от приторной сладости, словно она комом в горле встала.

— Сопротивляется, — усмехнулась богиня, мельком взглянув на моего стража, и тут же махнула ему, — нет, нет, не стоит принуждать, она и так расскажет, правда, милая? Ну, давай поведай нам, разве там есть, что скрывать?

Меня отпустили и боль, и удушье, рука на плече помогла устоять на ногах, когда перед глазами закружили разноцветные звезды, и я стала рассказывать. Если затем сюда привели, то отчего не поведать историю. Если я напоминаю кого-то, но не она, вдруг удастся узнать, откуда родом та, чья внешность по наследству досталась.

Рассказала о найденной в лесу почти замерзшей чародейке, поведала про отца-охотника, обогревшего Найдену и подарившего той дочь, а после о смерти молодой чародейки, то ли обменявшей свою жизнь на мою, то ли посчитавшей, что напрасно она задержалась в этом мире, а не уснула пораньше в снежном лесу. На том и остановилась, не упомянув, как жилось мне в семье, не рассказав о родных. Ведь об этом она не спрашивала.

— Дочка, значит. И что же с тобой делать? — пожала обнаженными плечиками и вновь подняла взгляд на своего лорда, спрашивая уж точно не у меня.

— Твое слово, богиня, — прозвучал ровный, холодный, без малейшей эмоции голос.

— Убей! — взмахнула изящно рукой, отворачиваясь.

Он отошел. Я спиной почувствовала, что позади вдруг стало пусто. Обернулась медленно, видя, как поднимает ладони.

Чародейка стояла не двигаясь. Просто глядела на него. Молча, обреченно. Не просила, не умоляла сохранить жизнь, не спрашивала вовсе, почему надумали ее убить, что плохого она причинила богине и за какой грех должна расплатиться. Только смотрела, понимая, что именно он убьет ее сейчас, и не сопротивлялась. Даже огонь не взметнулся, не отреагировал, когда от его рук потекла вперед снежная Мгла.

Приблизилась, коснулась, тронула кончики форменных сапог, слишком грубых и тяжелых для крошечной ножки. Потекла по ним, оставляя насквозь обледенелыми, и пока лед просачивался сквозь грубую кожу, чтобы коснуться кожи намного нежнее, пока волокна расщеплялись и опадали неровными мерзлыми кусками, мгла кралась выше. Опутала нитями форму цвета теплого летнего неба, пробралась по шее, губам, щекам, не сумев сразу же заковать их в лед. Огонь, не призванный чародейкой, но бывший ее сутью, еще не давал заключить тело в броню, он сопротивлялся, пока чужая сила не сомкнулась над кудрявой растрепанной головой плотным пологом.

Чародейка изогнулась в самом последнем усилии стряхнуть с себя сковывающий, убивающий холод, дар воспротивился гибели, сила отреагировала на другую силу, а она плакала от боли и страха, сдаваясь под превосходящим, слишком мощным напором, и… умирала. Оставалось совсем немного…

Равнодушная мгла, преданно льнувшая к пальцам лорда и заключившая добычу в крепкие объятия, вдруг дрогнула, когда ее разбили всполохи теплого света. Он вспыхнул вокруг обвязанных веревкой запястий, пробившись сквозь снежный кокон. Солнечный золотистый поток вмиг обволок застывшую в ледяных путах чародейку, полыхнул красным пламенем, и ждущую тишину ледяного дворца разбил удивленный голос: «Это что тут происходит? Стужа!»

— Яр! — Возглас богини прозвучал не чарующе, а резко и безмерно удивленно. — Какими судьбами?

— Какими судьбами? Ты здесь чародейку убиваешь? Мою чародейку?

— Твою?

— Все чародеи мои!

— Вовсе не убиваю. С чего ты решил?

— Это потому мгла твоего лорда ее жизнь забирает, что не убиваешь?

Яр махнул рукой, и тепло жаркого солнца пробилось сквозь мерзлый туман острыми лучами. Рассеяло и разогнало белесую мглу, а чародейка осталась лежать на гладком, покрывшемся трещинами ледяном полу.

— Я многие твои выходки терпел, но это, — Яр указал рукой на неподвижную девушку, — уже за гранью! Кто позволил трогать моего человека?

— Она там что-то нарушила, правда, Бренн?

— Границу пересекла, богиня, — невозмутимо склонил голову лорд.

— Да! А у нас уговор, границу не нарушаем. Эту чародейку и так возвращали однажды твоему Зорию.

— А еще у нас уговор о мире, Стужа, — зло проговорил Яр, — или месть твоего лорда огненным не знает границ? Тогда ты на что, раз не можешь его приструнить?

— Пугали ее просто, чтобы в другой раз неповадно было.

— Пугали? И сюда он девушку поболтать только привел? А для удобства еще и руки ей связал? Кого ты пытаешься обмануть, сестра? Уж обычное заклятие от смертельного я отличить смогу.

— Связали, потому что сопротивлялась. Ох, Бренн, и правда, развяжи ее, а то со стороны не то кажется. Вон Яр не разобрался, обычную мглу за смертельную принял.

Лорд молча подошел к приходящей в себя чародейке, одним движением распустил узел на запястьях и, быстро скрутив веревку, сунул в карман.

Внимательно наблюдавший за действиями лорда Яр быстро осмотрел чародейку, но ни на шее, ни на руках или ушах не наблюдалось у нее украшений из солнечного камня, того самого, чей зов привел его сюда, во дворец Стужи. Когда-то бог сам создал камни из соленых слез и зарядил собственной магией, чтобы они охраняли жизнь той, кого стремился сберечь. Взгляд помимо воли скользнул к алому кругу, и свет услужливо показал своему хозяину целую массу мелких трещин, испещривших центральный кристалл изнутри. В прошлый раз Яр заставил свет преломляться так, чтобы Стуже не видны были любые повреждения, но сейчас обилие трещин поразило его самого.

«Очень интересно», — рассудил он, взглянув на невозмутимого лорда. Сняв веревку, тот отошел в сторону и даже не подумал помочь чародейке подняться.

«Где же камень?» — вновь задался вопросом Яр, посылая по просторному залу свой зов. Слышимый лишь хозяину, он отразился от кармана снежного лорда, в котором только что укрылась свернутая веревка.

«А эта ситуация обещает быть весьма занимательной».

— Ну все, развязан твой человек, теперь ты доволен? — раздраженно спросила Стужа, размышляя о том, как не вовремя порой приносит брата в ледяной дворец. Мог бы чуточку позже ее навестить.

— Вовсе не доволен. — Яр сложил на груди руки.

— И что еще нужно для удовольствия?

— Трепку тебе задать, сестра, совсем от рук отбилась.

— Я отбилась? Ты сам правила придумывал и о границе, и о нарушениях. Или они только моих снежных касались, а твоим можно туда-сюда ходить и ничего им за это не будет?

— Ты клятву после прошлой войны давала мне вреда не чинить. Или последний проигрыш ничему не научил?

— Я и не нарушала! Как и прежде, моя магия в отношении тебя связана словом.

— Губить чародеев без моего ведома то же самое, что идти против меня! И можешь как угодно ситуацию обрисовывать, но в этот раз я словами не ограничусь. — И Яр сделал шаг к сестре, а Стужа, вскрикнув, укрылась за широкой спиной своего лорда.

Сознание выплыло из забытья, меня толкнуло в виски, и запульсировало в голове, проясняя зрение, слух, возможность снова чувствовать то, что меня окружало. До меня донесся тонкий вскрик: «Бренн!» — и на глазах стала разворачиваться непонятная картина. Снежный лорд шагнул навстречу светловолосому мужчине, которого я не знала, но в котором было нечто смутно знакомое. Веяло с его стороны теплом и солнечным светом. Только лицо выглядело излишне хмуро и напряженно.

Они удивительно смотрелись друг против друга одинаково высокие, только один с волосами, мягко отливающими солнечным золотом, и другой, шире в плечах, мощнее и со снежными мерцающими прядями. В первый момент мне сложно было разобраться, а потом накатило, укрыло воспоминаниями, и последним мазком в угасающей памяти была белая мгла, текущая ко мне от протянутых ладоней.

Бренн меня убивал!

Стужа приказала, и он…

И в этот миг скрутило.

Все пламя, вся сила вдруг хлынули к сердцу, охватили его и принялись жадно пожирать в свирепом огне. Он хотел убить меня по одному ее приказу, просто так, ни за что.

Сейчас я не могла рассуждать, почему все еще жива. Сердце превратилось в живой факел. Мне было больно тогда, когда он вышвырнул из своей жизни, ведь существовал уговор, и лорд ничего не обещал, но вот настоящие ощущения оказались за гранью боли. Невыносимые, потому что сердце горело.

— Не трогай, Яр, — произнес этот смертный, без страха глядя в глаза божества. Даже голос звучал ровно, без надрыва, без колебаний, в которых столь легко угадать напряжение. Этот маг не боялся и ни капельки не дорожил собственной жизнью.

— Прячешься за спиной человека, Стужа? И не жаль будет, когда я его убью? — На руку лег луч света и, преломившись в ладони, обратился полыхающим мечом.

Лорд ответил лишь тем, что опустил свою руку к полу. Прозрачно-голубой клинок с острой кромкой соткался из воздуха, впитав в себя ледяную взвесь. Но поднимать оружие в защитном жесте снежный маг не спешил.

— Он может сразиться с тобой, а я помогу. Мне не направить магию против тебя, брат, а помогать клятва не запрещает, — обняв за талию своего лорда и прижавшись к его спине, ответила богиня.

Яр не сразу поверил ее словам. Невозможно наделить смертного подобной силой, не убив его при этом. Оттого он лишь рассмеялся, прочертив в воздухе огненный круг.

— Забавная шутка, Стужа. Хочешь сказать, будто, не имея шанса противостоять мне, ты влила собственную силу в мага и он до сих пор жив? Очередная ложь, сестренка, в попытке избежать наказания. Это невозможно. Ты сожжешь сердце смертного, пытаясь увеличить его дар.

— Это возможно, если сердце уже сгорело! — выкрикнула Стужа, и Яр остановился. Оружие опустилось к земле, а потом и вовсе исчезло. В ответ на этот жест испарился и ледяной меч.

Невероятно! Исследуя людей, изучая их возможности, Яр каждый раз убеждался в том, что человек слишком слаб и не дотянет по силе даже до полубога. О ледяном лорде ходило немало слухов, но полностью свой дар он не раскрывал никогда, иначе Яр сумел бы оценить его мощь. Но что, если Стужа и правда рискнула и наделила Бренна собственной снежной силой? С навыками воина и помощью богини он имел все шансы противостоять солнечному богу. Ай да Стужа! И как долго сестра дожидалась этого момента, чтобы насладиться его изумленным лицом и собственным триумфом?

Тихий мучительный стон коснулся его слуха и заставил обернуться к чародейке, о которой Яр успел позабыть. Она свернулась на полу, обняв руками колени и спрятав лицо.

— А знаешь, Стужа, — осененный потрясающей идеей, повернулся к сестре Яр, — ты права. К чему нам разбираться между собой, когда для этого существуют наши маги и чародеи.

— Твой Зорий уступает Бренну во всем. Он слишком слаб. У тебя нет воина, способного противостоять моему лорду.

— Пока нет, — усмехнулся в ответ Яр, — но я такого найду или такую.

Он направился к чародейке и подхватил ее на руки, понимая, что тело девушки окутано удушливым жаром. Обычный человек, прикоснувшись к ней, мигом обжегся бы.

— Ха, да ты убьешь ее, Яр.

— Невелика беда, найду другого, — легкомысленно ответил солнечный бог, при этом внимательно наблюдая за ледяным лордом. Однако тот не дрогнул, даже выражение лица осталось по-прежнему равнодушным, словно склоки божеств его не только не задевали, но и не касались вовсе.

«Умен лорд, — подытожил Яр, — а с достойным противником да не своими руками сражаться намного интереснее».

«Как-то визитеров прибавилось в последнее время, — размышлял Акила, созерцая раскрывающийся посреди кабинета переход, — вон сколько лет жил себе отшельником, никто не заглянул, а сейчас повалили».

Мысль эта была напрочь лишена должного подобострастия перед лицом божества, однако учитывая, что божество могло преодолеть выстроенную бывшим главным чародеем защиту, вслух она не прозвучала. Растаяла вместе с недовольством мага, когда солнечный бог внес и уложил на огромном, но весьма грязном столе кудрявую девушку.

— Акила, — развернулся к нему Яр не столько ради приветствия, сколько в намерении окинуть бывшего любимца грозным взглядом.

Чародей поклонился, но скорее по давней привычке. Он был увлечен попыткой разглядеть, что за ношу сгрузил в его кабинете божество. В первый миг почудилось нечто знакомое.

— Это, — указал на девушку Яр, — твое задание.

И отошел в сторону, открывая сжавшуюся в комок чародейку. Волосы ее пылали, кожа покрылась огненными узорами, только лица было не рассмотреть.

— Она твой шанс. Позаботишься и, если выживет, получишь мое прощение.

Акила тряхнул головой, изгоняя прочь остатки хмеля. Как оказалось, вовремя у него закончились винные запасы, в обычном своем состоянии он бы так четко не уловил мысль Яра.

— Ее я из рук Стужи забрал, ледяной лорд собирался убить девушку.

«И снова ведь чародейка», — подумалось Акиле. Не так давно Зорий приходил с вопросами о какой-то ученице, теперь Яр впервые за столько лет почтил своим присутствием, еще и богиня в этой истории оказалась замешана. То есть появилась некая чародейка, и сразу в жизни Акилы столько событий случилось, сколько за все годы беспробудного пьянства не происходило. Что и говорить, малые неприятности обычно начинались с женщин, а после закономерно перерастали в большие.

— Как же мне о ней позаботиться, мой бог?

— Сердце ее пылает, а потому есть шанс влить в нее мою силу. Твоя задача после держать огонь, чтобы не сжег чародейку дотла. Не справишься, я лично тебя накажу.

И, отвернувшись от того, кого прежде считал самым верным своим воином и в ком жестоко разочаровался, он положил на плечи девушки ладони.

Чародейка разогнулась, как от удара, запрокинула голову, и Акилу тоже будто наотмашь хлестнуло. Она… нет, не она, но… похожа. Было что-то неуловимое, немедленно напомнившее о той, другой, из далекого прошлого.

Огонь завихрился вокруг девушки, смыкаясь в круг, ее тело подняло над столом, а кольцо вращалось быстрее, разделяясь на более тонкие, счетом двенадцать. Со стороны казалось, будто она сознания лишилась, зависнув в центре этих кругов. Они распределились вдоль хрупкой фигурки от макушки до пят. И когда прозвучал неожиданный пронзительный крик, Акила с трудом удержался, чтобы не зажать уши ладонями. Чародейка все могла чувствовать, но оказалась скована магией. Не раз бывшему лорду приходилось наблюдать за пытками, за чужой болью, и он был закаленным воином… Но в этом зрелище все казалось неправильным, потому что девушка выглядела смутно знакомой, потому что ее хотелось вытянуть из огненных колец и укрыть от мучений.

Не выдержав, он опустил глаза.

— Все. — Кольца медленно растворились, впитавшись в тело чародейки, и оно вновь опустилось на стол. — Я влил силу, дело за тобой. Не смей спать, не смей отвлекаться даже на еду, следи за ее состоянием, а если вздумаешь взяться за бутылку, я сделаю так, что всю оставшуюся короткую жизнь ты и капли жидкости в рот не возьмешь. Любая будет огнем обращаться.

— Я все понял, мой бог, — устало ответил Акила, радуясь, что пронзительные крики уже не нарушают тишины кабинета. — А откуда она? И чем Стуже не угодила?

— Сестра, конечно, пояснила. Отговорилась, будто девчонка границу нарушила, а снежный лорд решил за то наказать.

— В Северных землях нашли?

— Какая разница теперь, где нашли? Или есть разница? — внимательно присмотревшись к Акиле, уточнил Яр.

— Разница-то? Сейчас уже нет, а когда-то была. В то время я жениться собирался, мой бог, если помните еще о моей невесте.

Яр скривился недовольно.

— Помню. Та, что сбежала, а ты затем вовсе меру в вине потерял, спился напрочь, и мне пришлось выбирать из всего, что осталось. Зория на место главного чародея ставить, наделять его даром открывать переходы.

— Девушка эта на нее похожа, а чем, не скажу. Вот как глянул, тот образ в памяти нарисовался, хоть много лет уж минуло.

— Похожа, говоришь? — Яр обернулся и еще раз внимательно оглядел чародейку. Сейчас казалось, будто она спит и худшее миновало, однако огонь в ее теле только набирал силу, пока медленно, но неотвратимо рос. — А когда зазноба твоя сбежала, оставила что-нибудь на память?

— Ничего. Не объяснилась даже, — ответил Акила.

— Значит, исчезла, ни слова не сказала, а после на северной стороне вдруг похожая чародейка обнаружилась, которой все неймется. Так и тянет границу нарушить. Интересная картинка складывается.

Акила оторвал взгляд от девушки, чтобы заметить, как глаза божества полыхнули огненной яростью.

— Ну, Стужа! Удружила, сестра! У нее теперь сильнейший воин, а моего она удачно к вечному запою подтолкнула? Ох, и разберусь я с тобой! — Он резко обернулся к чародею, слушавшему яростный монолог с самым мрачным видом. — Все силы положи, чтобы девчонку сохранить, а после заставим Стужу поплатиться. Разберемся, чья правда сильнее.

Как же легко велеть кому-то — сохрани. Повидавший многое Акила, умевший управлять своей силой, как иной управляет послушными пальцами, одной рукой отер пот со лба, а другой крепче взял за плечо неподвижную девушку.

Ему казалось, из него медленно выкачивают саму жизнь. Конечно, Яру просто было дать указание, а затем уйти, переложив ответственность на плечи Акилы. Выравнивать потоки огня так, чтобы не полыхнуло, чтобы не пробилось сквозь хрупкое тело, оставив в нем сквозную смертельную рану, казалось тем сложнее, чем сильнее становился огонь. И пускай сам Яр мало чем мог бы помочь в выравнивании этих потоков, ведь сила либо приживалась внутри, либо сжигала хозяина дотла, легче от этого понимания не становилось. Яр придумал умножить ее дар, хотя точно знал, преодолев определенную черту, огонь всегда накидывался на сосуд, в который его заключили. Сила пробовала новое вместилище на прочность, и там успокаивать ее выходило тем сложнее, чем хуже новая хозяйка дара справлялась с удержанием его в собственном теле. Обычно люди оказывались слишком слабы…

Вот и сейчас Акиле еще хватало навыков и опыта, но напряжение неумолимо росло. Какая безумная затея пришла в голову Яра! Зачем придумал заполнить обожженный сосуд до краев, когда мог оставить все как есть? И отчего загорелось сердце этой девочки? От панического страха, когда ее поймали на границе? Но ведь у огненных сердца чаще горят от боли, от настоящей, способной испепелить дотла, когда и жить, даже с новым даром, не особо захочешь.

И вновь напряжение возросло, будто среагировало на его мысли. Пот тек градом, застилал глаза. Акила скрипел зубами, пытаясь держать потоки под контролем, но уже чувствовал, чуял нюхом старого опытного медведя, что с подобной силой в таком хрупком сосуде не совладать. Для этого пригодилось бы божественное чудо, но и сами божества не могли заново вылепить сосуд побольше и покрепче, не уничтожив при этом старый.

— Бедная девочка, — прошептал он, — я буду держать, сколько смогу, ты уж прости…

И закрыл глаза, прогоняя видение бледного лица, окруженного ореолом растрепанных вьющихся волос. Этот облик обещал стать одним из тех, что часто приходили к нему во снах. Их не мог навсегда прогнать даже пьяный дурман. И независимо от желания Акилы ее образ сливался с другим, нежным и хрупким, давно затерявшимся в темноте лет.

Среагировать на звон расколовшейся защиты у чародея не было ни сил, ни желания. Кроме досады на очередное явление нетерпеливого божества, Акила ничего более не испытал. В этот раз Яр не просто смял защиту в одном месте, а разбил напрочь. Еще и сумел определить, что девушку перенесли из кабинета в пыльный зал, в котором только и нашлась уцелевшая мягкая кушетка.

Глава 19

О СТАРЫХ НАСТАВНИКАХ

— Наставник, — вдруг долетело из темноты. Знакомый голос нарушил тягостную пыльную тишину. Призрак прошлого явился не ко времени. Еще один, но худший из всех. Минула пора, когда звучание этого голоса вызывало улыбку на губах. Акила был горд и счастлив тогда, а после все изменилось. Он мечтал никогда более не слышать знакомого тона и коротких фраз, в которых чаще сквозила насмешка. От боли невыносимо сдавливало сердце, а от ярости старый чародей рвал и метал: «Убью тебя, щенок, если хоть раз назовешь наставником снова!»

Бред. Чистый бред! И ведь настиг в момент, когда больше всего нужна концентрация.

Чародей оглянулся, только чтоб убедить себя — за спиной пусто, нет никого, а из темноты шагнул призрак. Без страха возник из мрака ушедших лет и осмелился назвать его, как полвека назад.

Акила дернулся, как от пощечины, но мигом вспомнил о главной задаче и крепче сжал плечо чародейки.

— Чтоб ты сдох, мираж, нашел время являться.

— Любят меня на этой стороне, каждый раз добрым словом привечают.

Старый медведь наблюдал, как беловолосый маг подходит ближе и садится на кушетку в ногах девушки.

— Белая горячка, чтоб ее! И ведь ни капли в рот не брал, но примерещится же на трезвую голову. А может, напрасно сижу? Все пригрезилось, а я, как дурак, торчу возле пустой кушетки?

— Ты у миража спрашиваешь, наставник?

— У кого еще спросить, коли учеников давно не осталось.

— Тогда я отвечу — держи чародейку. Едва отпустишь, и весь огонь ее наружу устремится. Ничего кругом не оставит.

— Сам знаю, мерзавец снежный. Чего являешься, когда не звали? Мысли занимаешь. Мне отвлекаться нельзя.

— Не к тебе явился, а к ней.

— К чародейке? Добить?

— Помощь предлагаю.

— Она на тот свет и без твоей помощи отправится, — Акила грустно вздохнул, — это когда ж меня накрыть успело? Видать, прежде чем Яр с чародейкой явились. То-то гляжу, что похожа она…

— Медведь облезлый! — вдруг гаркнул беловолосый маг. — Не спишь и даже не грезишь, наяву все. Не сбивайся, девчонку держи!

— А не пошел бы ты, щенок? Явился в мой дом, еще и указывает! Я тебя звал? А чародейку, чтоб ты знал, ничто не удержит. Уходит время, тикает вон горошинами по полу. Я силы истратил, а даже половины ее запаса не погасил. Так и рвется пламя наружу.

— Не помогает, значит? — тихо спросил маг.

— Не помогает.

— Если огонь огню не подмога, то на лед еще яростней среагировать может. Удастся ли сейчас связать…

— Учил тебя, дурака, учил, а все без толку. Огонь и лед две разные силы, они лишь сталкиваться горазды. Одна на другую реагирует, как два диких зверя на узкой тропе. Надумаешь подавить льдом, сомнешь вместе с оболочкой.

— Не все ты знаешь, наставник. Наши силы сплетаться умеют.

— Сплетаться, — горько усмехнулся Акила, а в глазах уже темнело от напряжения, — когда же они сплетаются?

— Когда друг к другу прикасаемся.

— Недостанет здесь прикосновений. Что ты через простое касание поправить сможешь? У нее настолько пламя выросло, что уже мой огонь поглощает, родственную себе стихию, которую за врага не держит. А ты со своим льдом… Эх!

Хотел отвернуться и прекратить бессмысленный спор с собственным разумом, когда незваный мираж вдруг принялся поспешно раздеваться.

— Вот сейчас я не понял. Больно наглый ты для горячки, совсем как настоящий Бренн. Тот вечная заноза в заднице, умел из себя и святого вывести.

— Тогда я мало изменился, наставник.

— Вот же сволочь! И правда явился!

— Как быстро дошло.

— Ну, знаешь…

— Знаю, а дальше что?

— А дальше я тебе голову откручу.

— Открути, только позже, можешь даже в процессе, все равно занят буду.

— Куда к девочке лапищи потянул? Чем таким заняться собрался?

— Концентрацией!

Лорд резко скинул с обнаженного хрупкого тела, на котором огненные круги не оставили и следов одежды, ветхое покрывало и лег рядом, согнув ноги в коленях, пытаясь уместиться на широкой, но короткой кушетке. Обхватил чародейку одной рукой за плечи и другой поперек живота, прижал к себе крепко-крепко, так чтобы тела тесно прильнули, а горячая, расчерченная огнем кожа соприкасалась с прохладной, покрывшейся морозными узорами. Уткнулся лицом в тонкую шею и закрыл глаза.

— Отпускай ее, — прошептал чародею.

Пальцы дрожали, когда Акила снимал их с хрупкого плеча и сам отстранялся. Другой бы попробовал сбежать, чтобы укрыться от яростного, готового хлынуть на волю огня, но бывший воин лишь сжал голову ладонями, напряженно, чуть покачиваясь, глядя на два прильнувших друг к другу тела. И сила рванулась на волю.

Такого повидавший многое старый наставник не наблюдал никогда. Девушка выгнулась и снова закричала протяжно, на одной высокой ноте, но маг ее удержал и сжал еще крепче. Огнем стремительно наливались рисунки на коже, их границы расширялись подобно краям раны, расходились в стороны, сливаясь с соседними огненными росчерками, а пламя полыхало яростнее, и тут на него словно водой хлынуло прохладное кружево холодного сияния. Закружила в воздухе мерцающая синева чуждой чародею силы, накатила штормовым валом на ярко-красное полыхающее марево.

«Убьет. Одна сила убьет другую», — обреченно подумал Акила и вдруг увидел, как силы стали сплетаться. Лившийся сквозь узоры на коже свет тянулся друг к другу, а прильнув, не щерился уродливыми кристаллами и острыми языками пламени, а оплавлялся, перетекая один в другой. Цвета смешивались: охра, карминовый, песочный, солнечно-золотистый и светлая синева высокого неба, серебристый оттенок льда, аквамарин и лазурная зелень. Невероятно красиво, безумно опасно. Эту опасность старый медведь чуял нутром. Вмешайся в сплетение красок, ворвись в яркую палитру соприкасающейся магии, и не только от дома, от всего квартала не останется камня на камне.

Он не дышал, смотрел и боялся шелохнуться, даже когда магические переливы, как чудесное пазори в темной синеве, стали заполнять всю комнату. Это был лишь свет, лишь отражение того, что заключало в себе человеческое тело. Много силы, очень много, но одна нашла другую и теперь не пыталась разорвать оболочку, потому что потоки выровнялись сами в гармоничные вьющиеся линии, из них чертились образы, чуткие к чужому вмешательству волшебные узоры. Чародей не двигался и боялся обозначить свое присутствие. Магия подобно настороженному зверю веселилась сейчас в темном пространстве, но чутко прислушивалась и принюхивалась к нему. И вот она перестала скрываться, очертилась обликом грациозной кошки: пушистые кисточки на ушах, короткий хвост, мягкие лапы со спрятанными коготками, поджарое и гибкое тело степной огненной рыси.

Она скакнула игриво в сторону, но не ушла далеко, тут же вернулась к чему-то, что держало ее. Резвясь прозрачной тенью, принялась обходить по кругу серебристое свечение, из которого проступал силуэт огромного белого волка. Тронула лапой, ударила хвостом и попалась, когда неподвижный снежный зверь ухватил за загривок, взяв бережно и подтянув кошку к себе. Подмял, накрыл лапами, уместив морду между гибких лопаток. А рысь, не противясь, покорно затихла, жмурясь, как могут жмуриться от удовольствия кошки.

Свет померк, и Акила ослеп на мгновение, вновь очутившись в темноте просторного зала. Светильник раскололся, не выдержав буйства стихий, а наставник, тревожно и напряженно дыша, подобрался ближе к дивану, затеплил несмело на ладони огонек, но магия уже успокоилась. Она не среагировала на внешнее воздействие, чародейка и маг так и лежали неподвижно, пока наставник не тронул за плечо бывшего ученика. Ему показалось на одно ужасное мгновение, что эти двое не дышат. Однако безмолвие спало, широкая грудь, прижавшаяся к узкой спине, дрогнула и поднялась, и в такт задышала чародейка уже спокойно, без хрипов, без судорожных попыток протолкнуться сквозь сжигающий огонь и прожить еще одну лишнюю секунду.

Бренн открыл глаза, приподнялся. Быстрый взгляд на еще не пришедшую в себя девушку, и вот он уже спрыгнул на пол и принялся одеваться.

Его пошатнуло от слабости, и он оперся о кушетку, пытаясь устоять на ногах. Наставник заметил и то, как судорогой свело побелевшие скулы, и что руки, точно шальные, с трудом держали одежду.

— Справился, снежный демон, — вполголоса произнес Акила.

— А ты думал, — усмехнулся бывший ученик. — Я дар на мерзкое пойло не тратил.

— Вот и уноси ноги, пока я про дар не вспомнил, а то ведь убью. Или сам сдохнешь? Больно бледный даже для снежного.