Расплетая закат Лим Элизабет
– У себя. Дело в платье, ваше величество… она не смогла его надеть. Оно… навредило ей.
Секунда молчания. Ханюцзинь обдумал мой ответ. А затем:
– И как она себя чувствует сейчас?
Я замешкалась. Как себя чувствовала леди Сарнай? Честно говоря, магия платья изменила ее до неузнаваемости. Я даже представить не могла, какую боль она испытывала. Только кто-то такой упрямый и черствый, как принцесса, так настойчиво цеплялся бы за жизнь. Однако я все равно сомневалась, что она доживет до конца недели.
Но если бы я сказала императору, что леди Сарнай при смерти, это поставило бы под угрозу их свадьбу. Мне нужно было время, чтобы придумать, что делать, – ради благополучия Аланди.
– Она… поправляется. Служанки за ней ухаживают.
Я ожидала, что он вспылит из-за обмана, но внезапно уголки губ императора приподнялись.
– Ты хорошо ею притворялась. Даже отец Сарнай не смог тебя раскусить.
Он наклонился, и его пересохшие губы коснулись моей щеки, что для всех остальных выглядело как поцелуй. Но на самом деле он грубо прошептал:
– Пожалуй, так даже лучше, но я настоятельно рекомендую тебе не уделять столько внимания птицам в небе.
Я сглотнула. Так вот что меня выдало. Я не знала, что Ханюцзинь так наблюдателен. С другой стороны, я вообще мало что знала о своем императоре.
– Эдан не будет в обличье ястреба, когда его найдут мои люди, – пропел он. – Он будет мужчиной, как Сина. И получит соответствующее наказание.
Ханюцзинь взял меня за плечо и так сильно сжал, что я вздрогнула.
– Я могу быть милосердным, Майя Тамарин. Могу показать ему больше милосердия, чем лорду Сине. Но все зависит только от тебя.
– Я не знаю, куда он ушел, – повторила я.
А даже если бы знала, все равно бы не сказала.
Ухмылка императора улетучилась, и он снова грубо сжал мое плечо, прежде чем наконец отпустить.
– Тогда молись, чтобы сегодняшнее пиршество прошло удачно.
На столе перед нами с Ханюцзинем стояла сотня разных блюд – их хватило бы, чтобы накормить тысячу людей. Художник мог бы блаженно умереть, если бы запечатлел своей кистью столь роскошное пиршество: все цвета и текстуры присутствовали, каждая тарелка – тщательно обдуманное произведение искусства как для глаз, так и для языка.
Прошлой Майе претило бы сидеть в центре этого кулинарного театра. Она бы закусывала губу, смотрела в пол и дергала за край рукава, чтобы отвлечься от урчания живота. Однако она бы истекала слюнками от пряного желе из зеленых бобов, слегка присыпанного орехами, древесных грибов, маринованных в уксусе с чесноком, и рыбы с имбирем под сливовым соусом.
Но не сегодня. Сегодня я сидела в своем ослепительном платье из солнца и хладнокровно игнорировала все взгляды в мою сторону. Каждый прожеванный кусочек еды давался мне с трудом.
– Ты почти ничего не ешь, дочка, – заметил шаньсэнь.
Я взяла кусочек жареного карпа. Проглотила его. В нёбо вонзилась косточка, но я и ее проглотила, чуть ли не надеясь, что подавлюсь ею, и меня отправят к себе в комнату.
Ханюцзинь усмехнулся.
– Она злится, потому что я отправил ее любовника в подземелье.
– Ей повезло, что лорда Сину просто посадили в темницу, – мрачно ответил шаньсэнь. – Будь решение за мной, его голова уже висела бы на пике по центру банкетного зала. И я бы заставил Сарнай выпить его кровь.
– Это было бы неприлично, лорд Маканис. – Ханюцзинь крепко сжал мое плечо. – Его казнь подождет до конца свадьбы.
Я чувствовала, как шаньсэнь изучает меня, будто ждал, что я побледнею. Но кровь отхлынула от моего лица из-за его следующих слов:
– Я заметил, что нет вашего самого важного гостя. Где чародей?
– Уехал по моему заданию.
Я чуть не подавилась от лжи императора, а шаньсэнь нахмурился.
– Он оказывает мне неуважение своим отсутствием.
– А вы оказываете мне неуважение, приведя с собой легион солдат, разбивших лагерь у моего дворца.
Шаньсэнь улыбнулся.
– Это лишь подстраховка, чтобы свадьба прошла по плану.
– Мой чародей готовит собственную подстраховку.
Сплошная ложь. Я безучастно смотрела перед собой, пока слуги выносили новое блюдо – одно из последних. Это был целый фазан, тушенный в красном вине и лежащий на раскаленных углях, от которых к потолку поднимались искры. Гости поаплодировали мастерству и утонченности шеф-повара.
Дым ударил мне в нос, раззадоривая мою нервозность. Эдан больше не защищал Аланди. Теперь эта обязанность перешла ко мне – мой долг убедиться, что свадьба состоится.
В ином случае шаньсэнь перейдет в наступление. И Аланди сгорит дотла.
Я едва расслышала, как главный министр Юн произнес тост:
– Давайте же выпьем за леди Сарнай!
– Да, – кивнул Ханюцзинь. – За ее здоровье и красоту.
Придворные подняли чаши в мою сторону, не замечая блеска в глазах императора. Но я знала, что он тайно наслаждался тем фактом, что в этот момент дочь шаньсэня извивалась от мук, причиненных серьезной травмой.
Я подняла чашу и выпила. От алкоголя у меня защипало губы и к щекам прилил жар, но он был недостаточно сильным, чтобы избавить меня от холода, просачивающегося в кровь.
Когда я отставила чашу, в мутной жидкости возникло знакомое расплывчатое лицо. Откуда-то издалека послышался низкий басовитый смех, от которого у меня задрожали руки.
Бандур.
Внезапно шаньсэнь и все императорские гости исчезли. Их места заняли призраки с длинными белыми волосами и блестящими острыми зубами. С их губ стекали тени.
«Сентурна», – звали они, хотя это слово – имя – было мне незнакомо.
Призраки протянули ко мне руки, и я отпрянула.
«Возвращайтесь в Лапзур! – хотелось мне крикнуть. – Хватит преследовать меня!»
«Сентурна, мы ждем тебя. Превращение уже началось. Тебе не сбежать».
Кроме призраков, был кое-кто еще: на месте шаньсэня сидел демон.
Не Бандур – он принимал волчье обличье. Этого тигра я никогда не видела. Его пламенные красные глаза прожигали меня.
«Тебе не сбежать».
От страха у меня волосы на затылке встали дыбом.
– Кто ты?
Демон просто улыбнулся и поднял чашу в мою сторону, в то время как призраки кричали:
«СДАВАЙСЯ, СЕНТУРНА. ТЕБЕ НЕ СБЕЖАТЬ. СДАВАЙСЯ…»
Под их вой огонь по центру стола поднимался все выше и выше. Вино расплескалось из чаш, и мир перед моими глазами покрылся алыми пятнами.
«Довольно!» Мое платье вспыхнуло, и я выплеснула свое вино в огонь.
Призраки испарились. Как и демон в обличье тигра на месте шаньсэня. Пламя взревело, и моя бронзовая чаша со стуком скатилась со стола, но в последний момент слуге удалось поймать ее.
Я моргнула.
Призраков больше не было. Только министры, чьи нечесаные бороды намокли от вина. Они ошеломленно уставились на меня. Даже слуги замерли на месте от удивления.
Шаньсэнь тоже не сводил с меня глаз, хмуря густые брови.
– Сарнай, с тобой все в порядке? – поинтересовался император ледяным тоном.
С моих пальцев капало вино, и слуга спешно промокнул их салфеткой. Еще один наполнил мою чашу.
– Да… – начала я, но затем взглянула в нее.
Бандур исчез, но красные глаза остались. Они мерцали, как два гранатовых зернышка, плавающие в мутном белом вине.
Мои глаза.
Меня охватил ужас. Я вскочила со стула и швырнула салфетку на стол, чтобы прикрыть глаза руками.
Отвернувшись от слуг, которые пытались усадить меня на место, я выбежала из зала.
Глава 5
Я не помнила, как потеряла сознание посреди Осеннего дворца, но комната, в которой я проснулась, определенно принадлежала не мне.
Моя голова покоилась на подушке, глаза так пересохли, что было больно моргать. Когда мир немного прояснился, я увидела перед собой императора Ханюцзиня и вскочила с кровати.
Он поприветствовал меня угрожающим тоном:
– Ты проспала целый день, Тамарин. Очень прискорбно, учитывая, что он может быть твоим последним.
От страха мое сердце пропустило удар. Видел ли император мои красные глаза? А шаньсэнь?
Нет, иначе я была бы уже в темнице, а не в комнате леди Сарнай.
– Чтобы подобных выходок, как вчера, больше не повторялось.
– Да, ваше величество.
Мой голос прозвучал хрипло. Грубо.
– Что произошло?
– Я не знаю, – прошептала я. И это правда.
– Все подумали, что ты обезумела от горя из-за заточения лорда Сины. – Император окинул меня взглядом, по-прежнему кипя от злости. – Сегодня ты продолжишь свой маскарад, будешь молча есть и праздновать. Если шаньсэнь что-нибудь заподозрит, ты сделаешь все возможное, чтобы развеять его сомнения. Жизни многих людей висят на волоске, Тамарин.
Он говорил так, будто благополучие Аланди было ему небезразлично. Хоть меня это и удивило, я слишком ненавидела императора, чтобы верить его словам.
– Почему бы просто не убить его? – спросила я, едва узнавая саму себя. – Почему бы не отравить шаньсэня? Или заплатить наемнику, чтобы он зарезал его посреди ночи?
Ханюцзинь фыркнул.
– Я не жду, что ты, деревенщина, поймешь тонкости придворной жизни.
– Я не деревенщина…
– Ты будешь той, кем я скажу, – перебил он. – Я – император, и я пытаюсь предотвратить войну, а не начать новую. Если хочешь, чтобы твоя страна выжила, советую надеть это чертово платье и доиграть свадьбу. – Ханюцзинь повернулся к двери. – Подведешь меня еще раз, и я прикажу повесить твоих отца и брата прямо у тебя на глазах.
Я проглотила колкий ответ. «Как ты смеешь угрожать моей семье!» – хотелось мне закричать. Вместо этого я поклонилась, испепеляя взглядом пол. Несмотря на все дворцы, армии и угрозы, император был всего лишь человеком. А вот шаньсэнь, как я начинала подозревать, мог быть кем-то больше.
Я подождала, пока стихнет шорох императорского одеяния и шаги стражей сольются с далекими звуками свадебной музыки.
У меня ушло какое-то время, чтобы встать. Мои колени подкашивались, в голове пульсировало эхо голосов, которые я слышала прошлым вечером.
«Сентурна», – звали меня призраки.
Одного этого имени хватило, чтобы по моей спине прошла дрожь. Я не знала, что оно значит, или сколько времени у меня осталось до трансформации. Как только это произойдет, я больше никогда не увижу свое лицо в зеркале. Никогда не услышу своего имени.
Никогда не встречу свою семью. Или Эдана.
Прохладную тишину нарушил чей-то всхлип из комнаты леди Сарнай.
– Леди Сарнай? – позвала я.
Затем пошла в ее спальню. Глаза принцессы были зажмурены, на ее шее и груди выступили темно-серебристые вены. На столе рядом с ней лежала стопка сложенных полотенец. Я намочила одно в миске с водой и прижала ко лбу леди Сарнай.
Меня охватило чувство вины. Это из-за моего платья она так обезобразилась. Присев рядом с ней, я взмолилась всем богам, которые могли слушать:
– Прошу, позвольте леди Сарнай исцелиться, – прошептала я. – Ради Аланди.
Цзюнь и Цзайни уже готовили для меня лунное платье. По их испуганному молчанию я догадалась, что император Ханюцзинь угрожал им так же, как и мне. Их жизни зависели от моего успеха с шаньсэнем.
«Мой отец стремился натравить их силы на императора Ханюцзиня, – сказала леди Сарнай, – но… нельзя торговаться с демонами, не заплатив высокую цену».
«Чего ему это стоило?» – гадала я. Связано ли это с демоном-тигром, которого я видела на месте шаньсэня прошлым вечером, когда появились призраки?
– Я сама могу одеться, – сказала я, отпуская служанок.
Когда они ушли, я подняла лунное платье. Оно было самым неброским из трех, его серебристая парча откидывала мягкое сияние на мою кожу, как лунный свет, мерцающий на гладком пруду. Если юбка платья из солнца расширялась, как колокольчик, то эта была узкой. Ткань струилась от моей талии по прямой линии, как флейта, и подол, мягкий и легкий, словно лебединые перья, доставал мне до пяток.
Я вынула волшебные ножницы и разрезала юбку. Невидимые нити сплелись сами по себе, а с внутренней стороны появился карман.
Прежде чем я успела передумать, я потянулась за клинком, который прикрепила к спине под одеждой, и подняла его к своим губам.
– Джин, – прошептала я секретное слово, пробуждающее магию клинка. Одно из первых имен Эдана.
Дрожащими пальцами я достала орудие из ножен и заметила свое отражение в блестящей стали. Но меня интересовала другая сторона кинжала.
До чего безобидно она выглядела. Как серый неотшлифованный камень – по крайней мере, для несведущих глаз.
Я же знала, что это не камень, а метеорит. Пыль звезд.
Я своими глазами видела его воздействие на демонов и призраков. Одно легкое прикосновение к клинку обожгло плоть Бандура, и она задымилась.
Затаив дыхание, я растопырила пальцы над метеоритом, набираясь храбрости, чтобы коснуться его.
«Сейчас», – сказала я себе и прижала пальцы к клинку. С моих губ сорвался беззвучный крик. Я почувствовала укол. Просто укол. Кинжал не обжег меня.
Моя плоть по-прежнему принадлежала мне. Я все еще человек. Пока что.
Я отложила кинжал, и постепенно его сияние потускнело. Затем спрятала его в ножны и положила во внутренний карман.
Я носила кинжал с собой, потому что он был мне дорог, и я боялась, что люди императора обнаружат его в моей комнате. Но если я не ошиблась и шаньсэнь не тот, кем кажется, оружие мне пригодится.
Я молилась о том, чтобы мое предположение было неверным.
Глава 6
Перед Великим храмом горели три огромные курильницы, возле которых монахи распевали на староаландийском. В этот заключительный день императорской свадьбы Ханюцзинь и Сарнай должны были сделать подношение, чтобы попросить богов о благословении их союза.
– Трижды поклонитесь на юг, – скомандовал священник, – дабы Бессмертные Воды и Ветра благословили этот брак и поприветствовали ее высочество леди Сарнай, императрицу Аланди, Дочь Неба.
Стоя бок о бок, мы с императором опустились на упругие шелковые подушки. Когда мы закончили кланяться, прозвучал гонг, обозначающий, что нужно сменить направление. Пока священник давал новое благословение, мой разум опустел. Все, что мне требовалось, это пережить сегодняшний вечер. Аланди снова будет единой, и я смогу уверенно заявить, что сделала для своей страны все, что было в моих силах.
Когда церемония завершилась, мы с императором отправились на заключительный свадебный банкет. После него нас ждал ритуал для подтверждения, что брак был консумирован.
Я не планировала так долго задерживаться во дворце. Император шел на три шага впереди меня, а я следовала за ним с высоко поднятой головой, которую венчала корона в виде феникса с жемчужными нитями, скрывавшими мое лицо. Если платье из солнца было таким ослепительным, что никто не мог даже взглянуть на меня, то платье из луны источало лишь мягкое сияние, но в то же время его серебристый свет был ярче тысячи фонариков, освещавших дворец. Даже под дневным солнцем оно светило как светоч великолепия, и все внимание гостей было снова приковано ко мне, а не к императору. На сей раз он не злился. Это было частью его замысла.
В воздухе пахло вином и насыщенными ароматами трех сотен разных блюд: жареной рыбы и тушеной свинины, тофу, приправленного восемью специями, и хрустящих креветок, жаренных с ананасами, которые привезли с Тамбуских островов. На праздник съехались лучшие акробаты, танцоры и музыканты со всей Аланди, и они весь день развлекали гостей своими талантами. В иной ситуации я бы даже насладилась их выступлением.
Когда наконец пришло время пиршества, шаньсэнь занял свое место напротив нас с императором. Он смеялся, пил со своими людьми и отпускал завуалированные колкие комментарии в сторону императора, но я чувствовала на себе его взгляд. Пустое место справа от него должен был занять лорд Сина. Я гадала, действительно ли кто-нибудь поверил, что моя вчерашняя выходка была спровоцирована горем.
Что-то мне подсказывало, что шаньсэнь на это не купился.
– Леди Сарнай, – обратился слегка охмелевший воин шаньсэня, – ваше платье затмевает луну. Мы думали, что прекраснее наряда, который был на вас вчера, просто не бывает, но Жемчужина Севера снова подала пример этим южным придворным дамам. – Он рассмеялся. – Моя жена тоже захотела заказать себе платье у вашего портного.
Я открыла было рот, но Ханюцзинь опередил меня:
– Мы передадим императорскому портному пожелания вашей жены, лорд Лавар, в знак перемирия между Севером и Югом.
– Я слышал, что императорский портной – женщина, – продолжил лорд. – Она, должно быть, очень талантлива, раз смогла сшить платья Аманы.
Шаньсэнь хмыкнул.
– Приведите ее. Я хочу познакомиться с этой девушкой.
Я затаила дыхание, пытаясь не смотреть на Ханюцзиня.
– У меня есть идея получше, – не моргнув и глазом, сказал император. – Леди Сарнай, почему бы вам не продемонстрировать потрясающую силу вашего платья?
Мне потребовалось все смирение, чтобы не окинуть его испепеляющим взглядом. Это что, шутка?!
– Я не в праве пробуждать силу богини, ведь она мне не принадлежит, – ответила я так сухо, как только возможно.
– Наконец-то моя дочь заговорила, – проворчал шаньсэнь, прищурив глаза. Он знал, что со мной что-то не так. – Ты никогда не отличалась скромностью, Сарнай. Ну же, покажи нам, на что способно это платье.
Вместо того чтобы встать, я заставила себя положить в рот кусочек жареного голубя и упрямо жевала его.
– Она все еще злится на меня, – посмеялся Ханюцзинь. К нему присоединился хор смущенных смешков. – Встань, Сарнай. Покажи нам силу Аманы.
Меня удивило спокойствие императора. Неужели я его недооценила? Чары Эдана придавали ему величественный вид, но я начинала подозревать, что он не нуждался в магии, чтобы очаровывать всех своей речью.
Ханюцзинь не оставил мне выбора, так что я демонстративно отложила салфетку и медленно поднялась со стула, намеренно растягивая время.
На лунное платье у меня ушло больше ткани, чем на все остальные: у него были длинные рукава и легкая куртка поверх корсажа, перевязанная широким расшитым поясом. Каждый сантиметр платья украшали маленькие жемчужины, символизируя слезы луны. Пришивать их к ткани было трудоемкой работой, но она полностью себя окупила. Жемчужины переливались почти как лунное сияние на воде – потрясающее зрелище.
Я расправила рукава, позволяя им упасть к полу, и плавно повернулась, игнорируя громкие крики и восклицания гостей, когда ткань замерцала серебристым светом.
Только шаньсэнь выглядел так, будто моя демонстрация не произвела на него никакого впечатления.
– Стразы и блестящий шелк едва ли представляют силу Аманы. Уверена, что портной тебя не обобрал, дочка?
– Платье расшито слезами звезд, – ответила я со стальными нотками в голосе. Я на многое пошла, чтобы создать эти платья. Как кто-либо мог в них сомневаться?
Я собрала юбку и сжала ткань в кулаках. Как ему доказать, что он не прав? Я нашла взглядом луну за решетчатым окном, обрамленным прозрачными шторками, которые легонько танцевали на осеннем ветру. Луна выглядела такой же изголодавшейся, как прошлой ночью, – всего лишь тонким серпом. По легенде это значило, что богиня луны не видела своего возлюбленного, бога солнца. Такая возможность появлялась только в полнолуние, и тогда богиня становилась счастливее.
Эта история натолкнула меня на мысли об Эдане. Вероятно, я больше никогда его не увижу, никогда не окажусь в его объятиях, никогда не почувствую тепла его кожи, прижатой к моей, никогда не услышу его голос, ласково произносящий мое имя.
Мы были как луна с солнцем, делившие одни звезды, одно небо.
Каким-то образом благодаря этому я почувствовала, что мы не так уж далеко друг от друга. Моему сердцу перестало быть так одиноко. Так холодно. На секунду тьма внутри меня ослабла, и платье ожило…
– Смотрите! – воскликнул один из министров. – Платье! Оно…
«Сияет» – это мягко сказано. Я понимала, почему он осекся, пытаясь подобрать подходящее описание. Мое платье вспыхнуло светом, затопившим весь зал, как если бы с потолка начали падать звезды. По помещению пронесся мощный порыв ветра, за которым последовала внезапная вспышка.
Все свечи, как по щелчку, одновременно погасли, и бронзовые кубки с фарфоровой посудой запели от невидимого поцелуя. Некоторые гости нырнули под банкетный стол, а остальные восхищенно воззрились на платье.
Когда все закончилось, слуги поспешили вновь зажечь свечи, и зал разразился аплодисментами. Даже шаньсэнь слегка улыбнулся с выражением любопытства на лице. Император купался в лучах славы, будто это он создал платья Аманы.
Майя Тамарин, императорский портной, была всеми забыта. Как и леди Сарнай, Жемчужина Севера.
Но я – кем бы я ни была в эту секунду – не забыла.
Я вернулась к столу, пытаясь собрать мысли в кучу. Платье прекрасно мерцало, его ткань источала загадочный лунный свет – и этого хватило, чтобы впечатлить шаньсэня.
Но это не могло быть все, на что способны платья Аманы. Я видела, как их сила уничтожила леди Сарнай, обезобразила ее до неузнаваемости. Какие еще тайны они скрывали в себе?
Обернутся ли они против меня, когда я стану демоном? Или падут вместе со мной?
Скрывая свои полные тревоги мысли за каменным выражением лица, я тихо села рядом с императором.
– Очень впечатляюще, – кивнул шаньсэнь. – Но, в отличие от южан, я знаю свои предания: силу платьев Аманы может пробудить только портной, который их сшил. – Сосредоточившись на мне, его темные глаза заблестели, как два отшлифованных камня. – Так что либо ты не моя дочь, либо это не платье Аманы.
В моем горле возник комок.
– Я твоя дочь. И это платье Аманы.
– В последнем я не сомневаюсь, – шаньсэнь хмыкнул и показал на лук из ясеня, который сам же подарил. Он висел посредине банкетного зала, выделяясь среди других свадебных подарков.
Один из слуг принес оружие, и шаньсэнь всучил его мне в руки.
– Только у Жемчужины Севера хватит силы, чтобы орудовать им.
Слуги преподнесли мне коробочку с выкрашенными в алый стрелами, и когда я взяла одну, шаньсэнь повел меня от банкетного стола на пустую площадку, где я смогла бы продемонстрировать свои навыки с луком.
Это чудо, что у меня не дрожали руки. Я никогда раньше не стреляла. Мне ни за что не пройти проверку шаньсэня.
– Куда мне целиться? – спокойно поинтересовалась я.
Он погладил бороду.
– В тигра на моем знамени в другой части зала. Для тебя это не должно составить труда, Сарнай.
Я, прищурившись, посмотрела на изумрудное знамя, на котором был вышит величественный белый тигр, стоящий на фоне горы.
– Это так необходимо? – встрял Ханюцзинь. – Это банкет, лорд Маканис, а не испытание.
– Если Сарнай та, за кого себя выдает, это будет не испытание, а детская забава. Ее любимое развлечение.
Я сглотнула и подняла лук. Спустя ужасную секунду, во время которой я пыталась натянуть тугую тетиву, я поняла, что это в не в моих силах.
«Помоги мне, – обратилась я к магии, мерцающей в моем платье. – Если я этого не сделаю, Аланди придет конец».
Что-то сдерживало могущество моего платья. Что-то душило его магию. Душило меня.
Мое горло словно сковал мороз. На вкус он был горьким и металлическим, как железо, оставленное в снегу. Как зачерствевший лунный свет.
«Амана тебе не поможет, – раздался ледяной шепот, поразительно напоминавший мой голос. – Но я могу».
Мой разум заполонили тени, вплетая тьму в мои мысли. «Нет!»
Прежде чем я успела воспротивиться, меня наполнила сверхъестественная сила, и я натянула тетиву. Мои руки двигались по чужой воле, направляя лук. Я пыталась вернуть себе контроль, но меня охватили смешанные чувства. Если я провалю эту проверку, шаньсэнь узнает, что я не его дочь.
«Это твой шанс, – соблазнял меня внутренний голос. – Убей шаньсэня. Спаси Аланди».
«Если он умрет, войны не будет».
На висках выступили капельки пота, перед глазами все плыло от усилий, которые я прилагала, чтобы игнорировать голос у себя в голове. Зеленое знамя впереди начало покачиваться. Нет, весь мир покачивался, и стены вокруг меня окутали тени, которые больше никто не видел.
«Сделай это, Майя. Убей его. УБЕЙ!»
Всего на секунду тьма поглотила меня целиком. Но этой секунды было достаточно, чтобы все изменить. Я направила лук влево и нацелила стрелу в грудь шаньсэня. И выпустила ее.
Алая стрела со свистом рассекла воздух, летя прямо в цель. Я застыла от ужаса. Выстрел был точным. Ни один мужчина не мог двигаться достаточно быстро, чтобы избежать такой смерти.
Однако в последний момент стрела немного поменяла траекторию и вонзилась не в сердце шаньсэня, а он вытащил стрелу из плаща.
Придворные снова разразились аплодисментами. Император Ханюцзинь, стоявший рядом со мной, расплылся в плохо замаскированной ухмылке, и шаньсэнь скрестил руки.
– Только у Жемчужины Севера хватит силы, чтобы орудовать им, – повторил император. – Она ваша дочь.
Шаньсэнь только хмыкнул и вытащил стрелу из плаща, но я заметила его мрачный взгляд в мою сторону. Он исчез до того, как я успела обдумать, что это значит, и шаньсэнь швырнул сломанную стрелу на пол.
– Да начнется торжество! – объявил император Ханюцзинь.
Все вернулись к еде и вину, а шаньсэнь проводил меня к моему месту. Сердце у меня громыхало в ушах, глаза снова начало жечь, в жемчужинах, покачивавшихся перед моим лицом, отражался алый блеск.
Меня охватила паника. «Беги, – приказала я себе. – Уходи отсюда, пока никто не заметил».
Но я не могла уйти, как прошлым вечером. Иначе Ханюцзинь исполнил бы свою угрозу и убил папу с Кетоном.
Кроме того, на меня все равно никто не обращал внимания.
«Никто, кроме шаньсэня».
Молясь, чтобы он не заметил, я считала свои шаги, как некогда стежки, чтобы успокоить бурю эмоций. «Десять шагов до стула. Девять. Восемь. Семь».