Расплетая закат Лим Элизабет
– Действительно, такое редко случается, что кто-то становится демоном по своей воле. Возможно, поэтому ее превращение происходит так медленно. Но результат будет одинаковым, независимо от отсрочки.
– Если я вернусь в Лапзур, Бандур освободится, – медленно произнесла я. – Что с ним произойдет?
– Его могущество велико только в Лапзуре, – ответил Цыжин, – но он все равно будет стремиться заключать сделки с недотепами и сеять горе и разруху. Мы с учениками готовы ему воспрепятствовать.
– А что собой подразумевает превращение в демона? – спросила я тоненьким голоском.
– Ты продолжишь меняться. Твои глаза – это только начало. Остальное придет со временем, но мне трудно сказать, какой облик ты примешь.
– Облик? – повторила я, а затем поняла, что он имел в виду. В моем горле появился болезненный комок. Бандур принял облик волка, Гиюрак – тигра. Скоро наступит моя очередь. Кем же я стану?
– Демоны, которые начинали как чародеи, особенно сильны, – продолжил мастер Цыжин, – но ты не давала обет и не обучалась магии.
Он сложил руки на столе. Края его рукавов испачкались в морковном супе.
– Твоя магия дикая. Я чую ее запах. Она как горящий лес – дым настолько густой, что невозможно дышать, – старый монах строго на меня посмотрел. – Демонская магия питается разрушениями. Неукротимая ярость, жажда отмщения – все это признаки трансформации.
Я передернулась, вспомнив, как злилась на солдат шаньсэня, на императора Ханюцзиня, даже на Амми… Как сильно мне хотелось причинить им боль. Как легко было поддаться этому желанию.
Когда я ничего не ответила, мастер Цыжин продолжил:
– Сила демона заключается в его амулете, который может уничтожить только сам демон или источник могущественной магии, как кровь звезд. Будучи стражем Забытых островов, Бандур ревностно его охраняет, поскольку амулет может привести к его кончине.
Сама того не осознавая, я начала крутить свой амулет между пальцев. Его цвет помрачнел, неровные бугорки ореховой скорлупы приобрели угольно-серый оттенок, а стеклянная трещина из прозрачной стала мутной. Увидев эти изменения, я почувствовала, как мое сердце подскочило в груди.
– Что насчет силы детей Аманы?
Мастер Цыжин наблюдал за мной с загадочным выражением лица.
– Любопытный вопрос, который мало кто задаст. Джен говорил мне, что ты смогла сшить платья Аманы.
– Да.
Старый монах задумчиво надкусил стебель сахарного тростника.
– С каждым днем демон в тебе крепчает. Поскольку ты создательница платьев, тьма поглотит их вместе с тобой. Они – твое спасение и твоя погибель; источник силы в твоем амулете. Если уничтожишь их, то освободишься от Бандура, – он выдержал многозначительную паузу. – А также умрешь.
Я подавила всхлип и не нашлась, что сказать.
– Это не выход, – прохрипел Эдан. Свои следующие слова он произнес быстро, будто хотел поскорее забыть, что сказал Цыжин: – Что, если мы уничтожим Забытые острова?
Мастер покачал головой.
– Даже будь это возможно, она все равно не освободится. Ее клятва закреплена дважды – демоном и богиней.
Я наконец осознала, что подразумевали его слова.
– Я уже уничтожила одно платье, – напряженно произнесла я. – Смех солнца.
Лицо Цыжина помрачнело.
– Сделав это, ты ускорила свой конец. Эти три платья – твое тело, твой разум и твое сердце.
Ко мне пришло озарение, и я вся оцепенела. С тех пор, как я пожертвовала солнечным платьем, мое тело стало нечувствительным ко всему, кроме сильных жара и холода. С тех пор, как я восстановилась после ран в Зимнем дворце, я не ощущала боли.
– Джен говорит правду, – продолжил Цыжин. – Ты уже продержалась дольше, чем большинство. Преданность семье, любовь к Джену и его к тебе – это твоя сила, барьер, который защищает тебя от Бандура. Но ты сама знаешь, что эта стена рушится. Следующими исчезнут твои воспоминания. А без них мы не более чем пустая оболочка. Твое время на исходе.
– Значит, вы считаете, что я должна сдаться и позволить Бандуру победить.
Мои ноздри раздулись, ярость распалилась за считаные секунды.
Цыжин посмотрел в мои пылающие глаза. Что бы он там ни увидел, ему это не понравилось, судя по поджатым губам.
– Можешь переночевать здесь, но завтра отправляйся в Лапзур. Если задержишься, то подвергнешь опасности моих учеников и гармонию в этом храме. Я буду вынужден усмирить тебя.
«С чего ты взял, что сможешь меня одолеть?» – чуть не огрызнулась я, но вовремя прикусила язык. Однако слова рвались наружу; мне хотелось показать Цыжину, что я его не боюсь. Его-то, обыкновенного чародея!
Я крепко сжала руки, а мастер Цыжин встал и покинул обеденный зал, оставляя нас с Эданом наедине.
– Мы только зря потратили время, придя сюда, – сказала я.
Эдан накрыл мою ладонь своей. Последние несколько минут он хранил молчание.
– Ты не говорила мне, что пожертвовала платьем из солнца.
Я сглотнула, и моя злость частично ослабла.
– Осенний дворец атаковали. На кону были сотни жизней.
– Я должен был быть там, с тобой.
Мои плечи поникли, и я убрала свою ладонь из-под ладони Эдана.
– И хорошо, что тебя там не было. Ты бы ничего не смог сделать.
Стоило мне это сказать, как я тут же захотела взять слова обратно. Они задели его. И меня тоже.
– Прости. Я не…
– Мастер Цыжин ошибается насчет тебя, – перебил Эдан. – Он так сильно винит себя в произошедшем с Бандуром, что не видит разницы между вами. Поговори с ним еще раз. – Он встал. – Я буду в библиотеке.
Оставшись одна, я ударила кулаком по столу. Если бы не леди Сарнай, мне бы не пришлось шить эти чертовы платья – корень всех моих злосчастий. А если бы не император Ханюцзинь, шаньсэнь и их глупые войны, я бы выросла вместе с братьями и никогда бы не попала во дворец.
Леди Сарнай, Ханюцзинь, шаньсэнь. Я ненавидела их. Даже ненавидела мастера Цыжина – за то, что он дал Эдану ложную надежду на мое спасение.
Но больше всех я ненавидела Бандура.
Я сделала глубокий вдох.
– Помни, что сказал мастер Цыжин, – попыталась я себя успокоить. – Отмщение – это путь к твоему краху.
«Но тебя в любом случае ждет крах, – подал голос демон внутри меня. – Так почему бы попутно не уничтожить тех, кто причинил тебе боль? »
Моя кровь начала леденеть. Пытаясь вернуть контроль над собой, я сжала края стула и впилась ногтями в жесткое дерево.
– Уходи.
«Каким образом, Сентурна? Я – это ты. Я – ЭТО ТЫ».
Я вскочила на ноги, повалив стул. Мое сердце бешено заколотилось в груди. Когда я выбежала в коридор, меня поприветствовала тишина. Демон за мной не последовал.
Почувствовав облегчение, я прислонилась к стене и стала ждать, когда утихнет звон в ушах.
– Эдан? – позвала я.
В коридоре было пусто. Ни намека на Эдана или мастера Цыжина.
Я пошла в сторону дворика, как вдруг мой взгляд зацепился за отражение в окне. Несмотря на доводы рассудка, я остановилась и посмотрела на него. Мое лицо осунулось, щеки так впали, что стали видны очертания костей.
Но это было еще не все. Мои зрачки горели, как два огонька, а кожа так побледнела, что сквозь нее просматривались голубые вены.
Из меня разом вышел весь воздух. Тело напряглось и покачнулось.
– Это не я, – настойчиво сказала я, стуча костяшками пальцев по оконному стеклу. – Покажи меня настоящую!
Я ждала, но мое отражение не менялось. Это ведь не заколдованное зеркало истины, а обычное стекло.
«Даже будь оно заколдованным зеркалом, ничего бы не изменилось. Теперь это ты».
Я сердито подняла взгляд к потолку, выискивая тень демона, который только что заговорил. Но это был мой демон, и прятался он внутри меня.
И она была права.
На меня нахлынула ярость, мои кулаки задрожали. Я не могла контролировать эту раскаленную, кипящую злость, пузырящуюся в моем горле.
Я ударила кулаком по окну. Оно треснуло, но не разбилось. На меня, моргая, смотрела тысяча моих отражений, и каждое из них – с алыми глазами и впавшими щеками.
Ахнув, я отвернулась от треснутого окна и быстро пошла по коридору. Мои костяшки кровоточили, кожа покраснела от ссадин. Но я не чувствовала боли. Ни капельки.
– Меня зовут Майя, – повторяла я снова и снова. – Меня зовут Майя Тамарин.
Я потянула себя за волосы, пытаясь ухватиться за что-то, что угодно, что поможет мне остаться девушкой, которой я была прежде. Мои пальцы нащупали сливовый бутон, вплетенный Эданом в мои волосы, и я положила его на ладонь.
Мои пальцы начали сжиматься на лепестках, но тут подул ветер и смел цветок. Я кинулась за ним, но было слишком поздно. Он улетел и исчез за краем горы.
Потерянный и без надежды на возвращение.
Глава 21
Призраки Лапзура мучили меня всю ночь. Они сидели на крючковатых деревьях за окном Эдана: их белые волосы, свисавшие редкими прядями с головы, сливались с лунным светом, голоса звучали низко и грубо. Было уже далеко за полночь, весь храм окутывала тьма. Эдан мирно посапывал рядом со мной.
«Вернись», – умоляли призраки. Они повторяли эту просьбу снова и снова, наблюдая пустыми черными глазницами за каждым моим движением, пока я ворочалась в кровати.
«Не сопротивляйся нам, Сентурна. Ты проиграешь. Ты умрешь».
Я зажмурилась, вспоминая предупреждение мастера Цыжина. Платья были как моим спасением, так и гибелью – если уничтожу их, то освобожусь от Бандура. Но также умру.
Мощный порыв ветра распахнул окно. Я вскочила, чтобы закрыть его, и снова свернулась рядом с Эданом.
– Не можешь уснуть?
Я перекатилась на бок и поймала его взгляд. Зов призраков отошел на задворки моего сознания.
Он был все тем же юношей, которого я полюбила во время нашего путешествия, однако он изменился после того, как освободился от клятвы. В те редкие моменты, когда нам удавалось побыть вдвоем, Эдан искренне улыбался и часто смеялся. Если бы не нависшее надо мной проклятие, подумала я с горечью в сердце, возможно, он бы и не переставал улыбаться вовсе.
– Кошмары? – спросил Эдан.
Я не ответила. Вместо этого подвинулась ближе, чтобы погреться о его теплую кожу.
– Почему все здесь называют тебя Дженом?
Эдан убрал руку за голову.
– Так меня звали до того, как я стал чародеем. Они не будут звать меня никак иначе, пока я не верну себе достаточно магии, чтобы считаться достойным.
– Значит, у тебя больше не тысяча имен?
– Пока что, – сказал он с искоркой в глазах. – Не волнуйся, я еще заслужу их.
Мы посмеялись, но мне показалось, что смех прозвучал неискренне. Я не хотела, чтобы наши последние дни были полны притворства, будто ничего не изменилось.
Когда я ничего не сказала, Эдан продолжил:
– Ты волнуешься из-за того, что сказал мастер Цыжин?
– Нет, – я замешкалась. Мы искали мастера после ужина, но его нигде не было. – Я просто слушала.
– Слушала? – Он сверкнул улыбкой. – Меня?
– Ты храпел, – съехидничала я.
– О, значит, мы поменялись ролями, – в его голос проникла легкая грусть. – Помню, когда мы путешествовали по Дороге, это я слушал тебя. Ты немного храпела, прежде чем полностью погрузиться в сон. Я привык к этому звуку.
Я шутливо ткнула его в ребра.
– Я не храплю.
– Нет. Помимо тех случаев, когда ты устала. – Он взял мою руку и потер пальцем исцарапанные костяшки, вопросительно подняв брови. Все былое веселье мигом испарилось. – Что это?
Я убрала руку.
– Ничего.
– Майя… скажи мне.
Я не могла смотреть на него. Вместо этого я уставилась в потолок, а потом на выемки в гранитных стенах.
– Я… я рассердилась на себя после ужина, – наконец ответила я.
– Почему? – не успокаивался Эдан.
– Иногда я вижу всякое… и слышу…
– Из-за Лапзура, – пробормотал он, крепче сжимая мою руку. – Когда это случилось впервые?
Я замолчала, прислушиваясь к шелесту листвы у храма, к звуку осыпающейся гальки, бившейся о каменные стены. Призраки исчезли, и мне стало легче дышать, а мои плечи расслабились. Самую малость; я знала, что они ушли не навсегда. Тень Лапзура нависла надо мной мрачной завесой.
Эдан снова спросил:
– Что ты только что видела? За окном?
– Призраков Лапзура, – прошептала я. – Они недовольны, что я пришла сюда.
Его темные глаза заблестели.
– Они все еще здесь?
– Нет, ушли. – Пришла моя очередь расплываться в улыбке, хоть это и потребовало усилий. – Может, они помнят, что тебя стоит бояться.
– Как часто они приходят к тебе? – тихо спросил он.
– Каждую ночь. Иногда и днем. Я не хочу тревожить тебя…
«С ними легче бороться, когда ты рядом, – хотелось мне сказать. – Легче вернуться к прежней себе и сделать вид, что у меня еще есть время. Легче смотреть в зеркало и вспомнить, кто я».
Но я не могла.
– Поэтому ты не спишь.
– Для меня в этом больше нет необходимости.
Если мои слова обеспокоили его, он не подал виду. Эдан обнял меня и крепко прижал к себе.
– Отдыхай. Что делали твои братья, когда ты была маленькой и не могла уснуть?
Я хорошенько задумалась.
– Сэндо рассказывал мне сказки, когда снаружи начиналась буря. Я больше боялась грома, чем молний. Кетон дразнил меня, что гром – это злой дух, поедавший сердца маленьких девочек. Он любил меня запугивать.
– Надеюсь, ему всыпали по первое число.
Я улыбнулась от его нарочито недовольного тона.
– Финлей дал ему дополнительную работу по дому.
Мы рассмеялись, и, успокоившись, я положила голову на его плечо.
– Ты скучаешь по братьям?
– Иногда, – признался Эдан. – Хотел бы я знать их так же хорошо, как ты своих. Мне нравится думать, что сейчас они живут новой жизнью, с полными животами и легкостью на сердце. Лучше, чем в нашей прошлой.
– Новой жизнью?
– В Нельронате верят, что эта жизнь – только начало. Что наши души перерождаются снова и снова, связанные с дорогими нам людьми, чтобы мы могли найти друг друга.
– В Аланди есть похожее поверье.
Я поднялась на локоть и порылась в мешочке в поисках мотка тусклых красных нитей, который дала мне Амми в трактире.
– Моя мама верила в судьбу, – я размотала нить и обвязала ее вокруг запястья Эдана. – Она говорила, что существует невидимая нить, которая связывает меня с кем-то. – Я встретилась с его взглядом. – Человеком, с которым мне суждено встретиться. С которым я буду связана всю свою жизнь.
Я прижала свои ладони к его и изучила их – ладони, которые однажды были запятнаны кровью звезд. Это не руки аристократа. Его кожа огрубела по бокам и была вся в мозолях, как у меня, но пальцы были длинными и элегантными.
Я медленно завязала узел на его запястье.
– Ты сказал, что теперь я – твоя клятва, – прошептала я, – так что я привязываю тебя к себе. Что бы ни произошло, возвращайся на девятый день девятого месяца. Каждый год я буду ждать тебя у моря, где я выросла, в Порт-Кэмалане.
Эдан так крепко обхватил меня руками, что его сердце застучало у моего уха. Затем поцеловал меня, и тепло его дыхания растопило лед вокруг меня.
– Я не позволю ему забрать тебя.
– Это не от тебя зависит. Только от меня. – Я протянула руку, чтобы Эдан тоже мог обмотать мое запястье нитью.
Завязав узел, он сказал так тихо, что я почти не расслышала:
– Я думал о словах мастера Цыжина. О том, что будет, если мы уничтожим Лапзур.
– Я тоже об этом думала, – призналась я. – Бандура не станет… но моя клятва ему останется.
– Да, но ты не будешь прикована к островам.
Я видела, как в его голове зарождался план; надежда, порожденная отчаянием. Позволю ли я ей расцвести и во мне?
– Вряд ли уничтожить Лапзур так легко, – рассудила я. – Иначе кто-то бы давно это сделал.
– Бандур – грозный страж, – согласился Эдан, – и его армия призраков сильна. Но я готов рискнуть.
Я перевела взгляд с него на наши одинаковые красные нити на запястьях. И все возражения так и не сорвались с моих уст.
– Мастер Цыжин говорит, что я уже никогда не буду так могущественен, как на службе у господина, но какая-то часть магии вернется, – Эдан поднял руку, и наши нити нагрелись, а их кончики потянулись друг к другу. – Та, что была со мной, когда я был маленьким мальчиком.
Его лоб покрыла испарина, по вискам скатились капельки пота, оставляя влажные линии на коже.
– Я боюсь, что ее не хватит, чтобы спасти тебя от Бандура. Или Аланди от алчности шаньсэня и гордости Ханюцзиня.
– Ты уже достаточно сделал, чтобы защитить Аланди, – возразила я. – Ты не должен сражаться с Бандуром. Это моя битва.
Я прижала ладони к его щекам, чтобы он посмотрел мне в глаза.
– Однажды ты сказал мне, что платья Аманы не предназначены для этого мира. Сейчас их сила во мне. Если их недостаточно, чтобы одолеть Бандура и спасти Аланди, то я даже не знаю, что для этого нужно.
– Ты так говоришь, будто я совсем тебе не нужен, – ласково поддразнил он.
– Ты ошибаешься, – прошептала я. Я еще никогда в нем так не нуждалась.
Не платья заставляли меня цепляться за то, кем я была раньше, а Эдан… и моя семья.
– Без тебя я была бы потеряна.
Я снова положила голову на его плечо и тихо попросила:
– Спой мне. Я хочу услышать ту мелодию, которую ты играл на флейте во время нашего путешествия.
– Эту? – Эдан начал напевать, его горло вибрировало от простой песенки, которая мне так полюбилась.
– Как она называется?
– У нее нет названия. Мама часто пела мне ее в детстве. В монастыре я пел ее, чтобы вспомнить свой дом, а затем – чтобы успокоить лошадей, когда меня забрали на войну. Ей уже много, много лет.
Мы начали вместе напевать мелодию, ее переливчатые нотки звучали так мечтательно и в то же время просто, что я подумала о Порт-Кэмалане, своих братьях и маме. Когда песня подошла к концу, в моем горле набухла тоска по дому, и я через силу выдавила последнюю ноту. Эта тоска еще долго меня не покидала, даже когда мое дыхание наконец замедлилось, совпадая с ритмом Эдана.
Но заснуть я все равно не могла.
Я прождала час, прежде чем встать. Эдан снова уснул, так что я осторожно, пытаясь не потревожить его, выбралась из-под одеяла и села за стол, чтобы написать письмо домой.
Дорогие папа и Кетон!
Простите, что ушла так внезапно.
Император потребовал моего незамедлительного возвращения…
Я надеюсь, что вы в безопасности, далеко от поля битвы, и не нуждаетесь в моих утешительных словах. Не знаю, когда я смогу снова вам написать, но сейчас хочу сказать, что у меня все в порядке, и за мной присматривают. Пожалуйста, не волнуйтесь.
Кетон, молю тебя, будь осторожен. И ты, папа.
Если мы больше не увидимся, знайте, что мое сердце с вами.
Моя кисть дрогнула, и я схватилась руками за голову. Как я могла им сказать, что стала обладательницей немыслимой силы, и теперь и император Ханюцзинь, и шаньсэнь прочесывали страну, надеясь меня разыскать? Как я могла написать, что их жизнь в опасности, – из-за меня, – и что я не могу их защитить… потому что я последний человек, которому стоит доверять.
Потому что я превращалась в демона.
Этого письма должно быть достаточно. Я ничего не могла добавить, что не принесло бы боль моим брату и отцу.
Снова взяв кисть, я потянулась к новому листу. Мои пальцы дрожали, будто не могли вспомнить, как окунать кисть в чернила. Будто мои руки не знали, как выводить иероглифы на бумаге. Я крепко сжала кисть; чернила капали и размазывались под моей ладонью.
На этот раз я написала письмо Эдану.
Давным-давно одну глупую девушку попросили соткать солнце, вышить луну и нарисовать звезды – три невозможных задания, с которыми она не верила, что справится. Но этой глупой девушке повезло – более того, благодаря этим трем невозможным заданиям она освободила юношу, которого любила.
Мне повезло, Эдан. Я знаю, что после каждого рассвета следует закат, расплетающийся во всей своей темной красе. Я знаю, что должна заплатить за содеянное, однако я бы не изменила ни одного принятого мною решения.
И все же не буду тебе врать. Тени липнут ко мне, и тьма окутывает меня с головой. Иногда я даже не могу вспомнить, что делать с иглой и тканью. Я бы предпочла уйти сейчас, пока еще помню твое лицо, твой голос, твое имя.
Я сглотнула и ослабила хватку на кисти.
И если ты когда-нибудь почувствуешь себя одиноко в мое отсутствие, иди к моей семье. Они знают, кто ты, и непременно тебя полюбят. Присмотри за ними и защищай их так, как защищал бы меня.
Умоляю тебя, Эдан, позволь мне быть сильной. Отпусти меня.
Я подула на бумагу, чтобы чернила быстрее высохли, и положила ее в карман плаща Эдана – в его ежедневник, чтобы он не сразу нашел письмо. Если нам удастся победить Бандура и снять с меня это ужасное проклятие, я незаметно достану письмо и сожгу. Если же нет, то оставлю его. По крайней мере, у Эдана останется частичка меня – настоящей меня. Что бы ни произошло дальше.
Осталась последняя задача.
Я потянулась к портняжному поясу и коснулась амулета, чтобы призвать платье из крови звезд. Оно было самым переменчивым из трех и в то же время между нами возникла самая крепкая связь. Я так долго откладывала его штопку, потому что не хотела вспоминать, чем мне пришлось пожертвовать ради его создания.
Из амулета потянулись шелковые струйки, и окрашенное звездами платье возникло у меня на руках. Несмотря на то, что корсаж и юбка были порваны, при виде его я все равно испытала восхищение. Когда я положила платье на колени, ткань ожила от моего прикосновения и замерцала разными красками – больше всего ярко-фиолетовой, как звезды, сияющие в другой части Вселенной. Оставалось надеяться, что его силы хватит, чтобы истребить демона.
Я села за работу.
Глава 22
Луч солнца ласково коснулся моего лица, заставляя приоткрыть веки.
Я часто заморгала, пытаясь вспомнить, как уснула. Каким-то образом я вновь очутилась в кровати, укрытая тонким муслиновым одеялом, а Эдана нигде не было.
На моей подушке лежал новый сливовый бутон и записка, написанная его мелким элегантным почерком.
Я поищу мастера Цыжина. На завтрак подают жареные булочки и арахисовые пирожные – тебе понравится. Я оставлю тебе немного, пока их не разобрали.
Я спрятала записку в карман и улыбнулась. Разумеется, Эдан помнил о моем пристрастии к сладкому. Принюхавшись, я учуяла аромат свежего арахиса. Прошлая я мигом кинулась бы вниз по лестнице, чтобы в один присест съесть все пирожные, но теперь они меня совсем не привлекали.
Я оделась и пошла искать Эдана, но на лестнице меня перехватил сам мастер Цыжин.
– Идем, – сказал он, прежде чем я успела поздороваться.
Он жестом показал мне следовать за ним вниз по винтовой деревянной лестнице в коридор, выдолбленный в самой горе. К концу он сузился, и мы вышли в альков за водопадом. Несмотря на стремительно бегущие каскады воды, воздух здесь был спокойным. Мокрые статуи Наньдуня, высеченные из камня и нефрита, стояли вдоль края скалы.
– Мы называем этот заповедник Каскадным Покоем, – сказал мастер Цыжин, садясь на влажную землю. Я последовала его примеру. Позади меня с грохотом обрушивалась вода, брызгая прохладными каплями на шею. – Я отправляю сюда своих учеников, когда их тяготит ответственность, идущая в паре с магией.