Родитель «дубль три» Найтов Комбат

– Тут некоторые горячие головы тебя под суд хотели отдать. Я запретил. А то, что американца уберегли – это хорошо. Я, кстати, в курсе, откуда у Кузнецова данные разведки за октябрь. Я их тоже искал: у меня, как и у тебя, они исчезали куда-то.

– Нашли, кто это делал?

– Нет, но после гибели трех человек в управлении направлением и в Политотделе фронта утечки прекратились. Меня, «за утерю бдительности и управления фронтом», понизили в звании, впаяли выговор с предупреждением и отстранили от командования. Чувствовал, что не доверяют, поэтому попросился комбатом на Истринское направление. По ранению сняли взыскание, сейчас назначили заместителем Верховного. Вот, вожу иностранцев по фронтам, глаза б мои на них не смотрели. Кстати, готовься, в Америку полетишь.

– Да никуда я не полечу! Мое место – здесь: в воздухе и в штабе полка.

– Это – армия, майор. Ты не забывай, что у тебя самый большой счет по сбитым. Предложение это не мое. Тебя Кузнецов рекомендовал. Дивизию твою усиливаем еще двумя полками на этих самолетах. Товарищ Сталин приказал до весны очистить Крым от немцев. Здесь американцы будут базироваться для ударов по Румынии. Завтра получишь утверждение в должности комдива. Точнее, уже сегодня. А по поводу Америки – не кочевряжься, это прямой путь к «звездам» на петлицах.

С тем, кто был на борту этих Ju-52, возник казус. Наши выслали «Каталину» из Севастополя, подобрать сбитых. К этому времени там же находилось дежурное звено, которое подняли еще до начала боя, чтобы заменить звено с американцем, если бы тот согласился на отход. Оно дожидалось как прилета нашей летающей лодки, так и поджидало возможный прилет немцев на Do-24, которые базировались ближе, в Донузлаве. Один из Ju-52 довольно удачно сел на воду, потому что имел поплавки, погасил огонь и активно работал радиостанцией, добиваясь своего спасения. Но немцы так и не выслали никого, потому что над ним носились «большие крысы», связываться с которыми немцы не рвались. После приводнения нашей «Каталины» немцы сдались. Пассажирами оказались немки – актрисы кабаре. Несколько из них погибло при обстреле самолета, были и раненые. Тем не менее слушок о том, что среди спасенных были только женщины, пошел. Не самый приятный, и было очень подозрительно, что какой-то ансамбль так прикрывали. Но экипаж и немки твердили, что это именно их вывозили в Одессу. Кто был на других самолетах, они не знают. Двух немецких летчиков-истребителей с «фокке-вульфов» тоже подобрали, но показаний с них получить не удалось. Один умер от переохлаждения еще в воздухе, второй упорно молчал. Так что, кого сбили – оставалось загадкой еще три дня, пока из Германии, по линии ГРУ, не пришло сообщение в Москву, что в Германии объявлен траур по командованию 11-й армией. На двух других машинах вывозили Манштейна, Велера, Буссе, Гаука, Думитреску, Манолиу, около 40 генералов и старших офицеров 11-й и 3-й румынской армий. Немцы верно оценили свои возможности по дальнейшей обороне в Крыму.

В дивизию прибыли два «новых» полка: 402-й ИАП под командованием майора Груздева, и 255-й ИАП ВМФ майора Якушина. Один из полков к авиации ВМФ не относился. В начале войны был сформирован в НИИ ВВС из летчиков-испытателей, довольно быстро потерял матчасть, в основном по техническим причинам. Его отвели на пополнение и переучивание. Испытатели вернулись на прежнее место службы. Лишь командир полка и три комэска – бывшие летчики-испытатели. Переучивались на ЛаГГ-3, как и второй полк, в котором значительно больше «довоенных» летчиков с опытом полетов над морем. Штаб дивизии находился в Каранкуте (немецком) – небольшой пустом селе, построенном немецкими колонистами, выселенными в 1941-м. Аэродром построили другие немцы чуть позже. До войны этот район Крыма носил название «Тельмановский». Ближайший аэродром немцев – в Чкалове, которое они переименовали в Доррнбург. Это недалеко от Аскания-Нова, бывшего имения прусского генерала и герцога Friedrich Ferdinand von Anhalt-Kthen. Во Фрайдорфе полным ходом идет восстановление аэродрома, и дивизия мается не-пойми-чем, охраняя историческую стройку. Наступление на Каховку провалилось: «неожиданно» закончились морозы, и любое передвижение по Таврии сталоневозможным. Все то же самое и в Крыму: к сапогам мгновенно прилипает местный чернозем, приходится переобуваться перед самолетом. Если бы не покрытие, то летать было бы невозможно. А так, чапаем потихоньку.

Бои за Сталино и Ворошиловград завершились. Удалось несколько потеснить фашистов, заняв города Изюм, Барвенково, Славянск, Краматорское, Октябрьское, Красноармейское, Сталино, Волноваху, Буденновку. Достаточно большой успех. Еще бы все это и удержать! Природа дала передышку как нашим войскам, так и немцам. Водим пикировщиков бомбить железнодорожные станции, но их здесь много, а нас становится все меньше и меньше. Обещанные Буденным Ар-2 пока не поступают. Из 138 машин осталось чуть больше 90. Крымский фронт создал несколько плацдармов на другом берегу Сиваша. Немцы оставили Чонгарский полуостров до Сальково, но горловину держат крепко, не пробить. По моим данным, немцы перевооружаются: навешивают дополнительную броню на Т-3 и делают из них «штуги» с 75-мм пушкой. Увеличивают количество автомашин в пехотных дивизиях, готовятся к летним боям и мечтают повторить успех 41-го года. Есть и новинки в плане самолетов: появились «Густавы». Они почти сравнялись по максимальной скорости с ГГ-3с, уступая всего 30 километров в час, но по-прежнему превышают наши машины по высотности и скорости пикирования, даже ГГ-3СР. Первые «Густавы» имели практический потолок 13 800, недоступный для наших самолетов. Однако на Восточном фронте так высоко никто не летал. Им все равно приходилось снижаться. Где они начинали резко проигрывать «ГГ». Но угроза внезапных атак с пикирования значительно возросла, особенно в линейных полках. Кроме них, массово пошел FW-190А2 с четырьмя и А3 с шестью огневыми точками. Но его скорость у земли сводила на нет огневое преимущество опять-таки на Востоке. На Западе у союзников практически не оказалось машин, способных с ним бороться. К тому же немцы научились преодолевать рубежи английской ПВО на малой высоте. Наносить молниеносные удары и уходить через Канал. Третий рейх очухался от зимних поражений, с некоторым запозданием переодел солдат в зимнее обмундирование и полным ходом готовился к летним боям. Тут и подтверждение пришло из Ленинграда. Мать прислала письмо Петру, написанное карандашом, с нарисованной головой индейца и циферкой «5» снизу странички, как будто пронумерована она. Петя ухмыльнулся и начал вырезать «спираль майя», древний календарь, предварительно замерив ширину пяти букв матери возле головы индейца. Это они в детстве так изучали криптографию, создавая слоговый шифр. Вращая дешифровальный круг, Петр выписал слоги того сообщения, которое хотела передать бабушка ему. Их батарея близ Посадниково отражала танковую атаку немцев, которую не смогли остановить противотанковые батареи 316-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона (ОИПТД). Все танки и самоходки немцев имеют 75 мм орудие и не пробиваются «сорокапяткой» ни в лоб, ни в борт. Найди возможность и сообщи командованию. Петр решил в первую очередь сообщить об этом Первухину, которому мог открыто сказать о том, кто передал эти сведения. Штаб его армии находился в Симферополе, куда и выехал Петр. Но командующего там не оказалось, он в Севастополе на совещании, куда доступ нам закрыт, ибо по должности не проходим. Оригинально вообще-то проводить совещания без разведки. Их ничему не научило скверное начало Феодосийско-Керченской операции. Дескать, мы начнем, а вы потом эти щи лаптем хлебайте. Как я уже писал, 13-й ГвОРАП в данный момент занимался ПВО полуострова. О разведке опять все забыли.

Петр подъехал к штабу флота в Инкерманских каменоломнях, но там его уже не было. Штаб вернулся в довоенное здание, видимо, война уже кончилась, а нам об этом сообщить позабыли. Поехал туда, там тоже никого, дежурный по штабу сказал, что все собрались в Матросском клубе, бывшем офицерском собрании. Это – рядом. На площадке полно машин, еле притиснулся. Вошел в здание, оказалось, что в связи с ликвидацией Крымского фронта, ВРИД командующего генерал Сергеев раздает «пряники и конфетки» бойцам и командирам фронта и СОР (Севастопольского оборонительного района), который полностью вошел в состав фронта на последних этапах операции. Нас на этот праздник жизни не позвали, но мы сами пришли, правда, по делам заглянули. Там Петр и услышал все самое лестное о своем полку. Оказывается, по словам бригкомиссара Кузнецова, несмываемым пятном на теле героической обороны Севастополя лежит отказ командира 13-го ГвОРАП в самую трудную минуту второго штурма Севастополя перебазироваться в Крым и прикрыть город от разрушения авиацией противника. Что он, бригадный комиссар, специально поинтересовался итогами работы этого полка: за время проведения Крымской освободительной операции полк не потерял ни одного самолета, ни один человек не погиб. В общем, пока мы здесь кровь проливали, уважаемые товарищи, личный состав полка труса праздновал, но получил более восьмисот пятидесяти тысяч рублей премиальных. В том числе бывший командир этого полка – сорок две тысячи рублей. И, сволочь, ни одного слова о том, за что выдаются эти деньги. Как я ни удерживал Петра, этот молодой кретин встал и из зала задал вопрос ЧВС Приморской армии:

– А за что деньги были выплачены, очень интересно, товарищ бригадный комиссар? Люди кровь проливают, а тут отдельные товарищи крохоборствуют, в карман государству лезут.

Нелетная часть собрания его поддержала громкими аплодисментами. А летчики молчали, быстро поделив 42 тысячи на тысячу.

– Это к делу не относится, товарищ.

– Еще как относится, товарищ бригадный комиссар! Согласно приказу наркома обороны СССР № 0299 от 19 августа 1941 года за каждый сбитый самолет-истребитель противника назначается премия в тысячу рублей, а за бомбардировщик – две тысячи, за потопленный транспорт – три. На Крымском фронте полк уничтожил в воздухе 348 самолетов, на Южном фронте – еще 173. Всего: 521 самолет противника. Полком и приданными пикирующими бомбардировщиками атакованы все аэродромы противника, кроме Евпатории. Уничтожена практически полностью вся воздушная группировка противника. Потоплено 12 транспортов и три торпедных катера. А вы об этом ни одного слова не сказали. Так кто кого позорит? Это я спрашиваю, как командир полка и дивизии, которая и сейчас составляет основу противовоздушной обороны Крыма.

И все бы ничего, это бы проскочило, но в Ичках, где базировался новый 402-й полк и приданный зенитно-артиллерийский, кто-то бросил дохлую собаку в полковой колодец и пару крыс. Кроме «местных» этого никто не мог сделать. А воды там постоянно не хватало, пресные колодцы наперечет во всей округе. В общем, оба полка взяли оружие и пошли наводить порядок. Выяснилось, что сами Ички охраняет «полиция», организованная немцами. Мужики построили всех «местных» и заставили рыть могилу. После этого и исполнителей, и организатора им сразу отдали. Но это же «разрушает единство советского народа!». «Это же самосуд!» «Произвол и отсутствие пролетарской солидарности». «Командир дивизии самовольно выехал в Севастополь, его на месте не было, вот и возник межнациональный вопрос». Петра отозвали в Москву, длинной волосатой лапы, которая могла бы выдернуть из дерьма, под рукой не было, а установка – была. От греха подальше его понизили в звании и в должности и отправили служить на Тихий океан. Бухта Ольга, аэродром Молдовановка, 31-й ИАП ВМФ. Ну, цифры местами поменялись. Рогов так и сказал.

– И скажи спасибо, что на всю катушку не развернули. – Рогов был начальником Политотдела флота.

Петр вернулся в Крым. На «боевые», деньги были, упаковал свой «ястребок» в ящик, переправил его на станцию Кавказ, выкупил платформу и теплушку, как для перевозки личных вещей, в которой поместились все запчасти Петровича, сам Петрович и четыре «массовика» для охраны и сопровождения. Сам Петр также ехал в этой теплушке все тринадцать суток. По пути прихватили четырнадцать девиц из какой-то ШМАС по пути, во главе с двумя «престарелыми» инструкторшами. Девочки ехали на ТОФ подменить в полках мужиков, уходящих на фронт. Горевали, что в тыл едут. Но народ оказался довольно жизнерадостным и настроение в пути не портил. Добрались. Их встречали, правда, вместо крутого «доджа» – жеребая кобыла, которая через каждые пять километров останавливалась покормить жеребенка. Она довезла его до Новомихайловки, где останавливался автобус на Кавалерово. А самолет погрузили на «ломовик», с ним остался Петрович. Снег еще не сошел. Вокруг сплошная тайга, сопки и разбитая вдрызг дорога на Кавалерово. Соседнее село – Серафимовка, домов пятьдесят, сейчас немногим больше из-за «экуиранных». В Молдовановке – три старинных купеческих дома и восемнадцать сборно-щелевых ДОС. Плюс землянки для техсостава и БАО. К прежнему командиру полка «пришла белочка», увезли во Владик лечиться. В полку две эскадрильи «нового состава»: двенадцать И-153 и четыре И-5, по восемь самолетов в каждой. Вооружены самым современным оружием: пулеметами «ШКАС» и «Ультра-ШКАС». Будем гнать самураев злым духом от самогона на кедровых шишках. Один уже пошел на сближение с противником, остальные замерли в ожидании. Но это Петр немного преувеличивал, по молодости лет. Реально: никто из комсостава полка сидеть в Молдовановке не хотел. Все рвались на фронт. И не только на словах. Использовали любую возможность улететь отсюда на фронт. Знакомых, обстоятельства, даже отпуска. Здесь, на Дальнем Востоке, этот мирный анахронизм еще сохранился. В полку недоставало пяти летчиков и половины техсостава. Техникам было легче попасть на фронт, чем летчикам.

Ближайшая железнодорожная станция – Новочугуевка, бензин шел только оттуда. По «шоссе» через Кавалерово. Еще он поставлялся летом в Ольгу, где была довольно большая нефтебаза у причалов на входе в саму бухту из залива. Бухта замерзает, всегда, а залив только временами.

Полк находится в стадии формирования, на двух аэродромах еще базировались две ОРАЭ: сотая и сто первая, на вооружении которых стояли И-16, 28-й и 29-й серии в исполнении «Р», почти такие же, какими Петр командовал в Финскую. Аэродромы прикрывали важнейшую военно-морскую базу ТОФ: ВМБ «Владимир», незамерзающую закрытую бухту – пункт зимнего базирования флота. Блин, как таким старьем можно прикрыть базу?

В первый день, а приехал он поздно вечером, никто ему на эти вопросы не ответил. С утра в штаб, принимать дела у начштаба, который исполнял обязанности. Вчера начштаба не было, сказали, что он в Ольге, что-то принимает в порту. Петр поприветствовал довольно пожилого подполковника Арсентьева. Тот взглянул на предписание и с ходу заявил, что в полк вылетел командующий, и лично у него приказа на передачу дел нет.

– Так что посидите, товарищ капитан, прибудет Петр Николаевич, с этим вопросом разберемся. Что там в Москве решили – не знаю, устраивают тут место ссылки какое-то. Там не справились или провинились, так сюда шлют, а потом они чертиков ловить начинают, – пробурчал подполковник, показал на дверь из кабинета и стулья, где можно расположиться за пределами его кабинета.

Все верно, он старше по возрасту и званию, и до вступления в должность Петр младше его и обязан подчиняться. Сколько ждать командующего, приходилось только догадываться. Он вышел из штаба и сел в курилке напротив входа. Где-то в стороне от аэродрома на северной его окраине запустился двигатель самолета, звук был знакомый, работал М-82 без нагнетателя. Интересно! Откуда? Домик штаба – стандартный, довоенный, одноэтажный. Дорожки разметены, знамени части еще нет, но пост № 1 организован. У часового самозарядная винтовка. Летного состава не видно, где он – непонятно. В общем, обстановка все меньше и меньше нравилась Петру. Из штаба никто не выходил и не входил. Прошло более получаса, когда появился подполковник Арсентьев и к углу штаба подъехал ГАЗ-АА. С собой Петра он не позвал, а набиваться и трястись в кузове Петр не захотел. Подполковник уехал, а где-то в стороне послышался гул моторов Ли-2. Он выскочил из-за сопок на западе, заложил крутой вираж, выпустил шасси с лыжами и сел. Развернулся и побежал в обратную сторону вдоль стоянок. За ним пристроилась машина с начштаба. Но самолет зарулил на ближайшую к штабу стоянку. Оставаться сидеть в курилке было бы невежливо, поэтому Петр встал и пошел к самолету. Из самолета выпрыгнул невысокий человек в кожаной короткой американской меховой куртке с завернутыми манжетами белой шерсти. Планшет на боку. Довольно молодой, лет тридцати пяти. Следом на снег вышел пожилой капитан 1-го ранга в шинели, какой-то интендант и еще один летчик или штурман, совсем молодой. Арсентьев подошел и отдал рапорт первому, потом показал рукой на Петра, видимо отвечая на какой-то вопрос. Все двинулись в его сторону. Петр доложился и передал предписание, которое генерал не читая сунул в карман. Протянул руку и крепко пожал руку Петра.

– Третьего дня ждали, думали, что вы скорым подъедете.

– У меня самолет с собой. Механика пришлось в Новочугуевке оставить.

– В курсе, их разместили в Соколовке. Вам следовало тоже добираться через Соколовку, а не автобусом.

– В Москве сказали ехать так, и проездные документы выдали через Кавалерово.

– Ничего, зато посмотрели на окрестности. Давайте в штаб. У нас на вас большие планы, а времени нам отвели совсем чуть-чуть. Прошу.

В кабинете ему передали три больших конверта, он расписался в получении и вскрыл первый. Приказ сформировать 1-ю УАГ ВВС ТОФ (ударную авиационную группу) в составе семи полков. Организовать обучение группы управления полетами на основе опыта действий 13-й авиагруппы. Срок формирования – 20 суток. Один из формируемых полков заменит 402-й полк в 13-й гвардейской смешанной авиадивизии ВМФ особого назначения. Во втором пакете – приказ организовать выпуск необходимых приборов и радиооборудования на трех заводах Приморского и Хабаровского краев для самолетов ГГ-3СР, выпускаемых на Арсеньевском заводе № 116, и самолетов Ар-2, выпускаемых заводами № 116 и № 126 для нужд двух дивизий особого назначения ВМФ.

Третий приказ касался комплектации истребительных и бомбардировочных полков дивизий особого назначения: предпочтение отдавать добровольцам из числа кадровых летчиков ВВС флота и РККА имеющих не менее 300 часов налета на истребителях ЛаГГ-3 и бомбардировщиках СБ и Ар-2. В том же приказе упоминалось, что не позднее 10–13 апреля текущего года Петру прибыть в аэропорт Фербенкс, где отобрать машину для дальнейшей переделки ее в самолет дальнего радиолокационного обнаружения для нужд авиации всех флотов. Предусмотреть возможность выпуска подобных машин на заводах СССР. Подписал наркомфлота Кузнецов.

Начальник контрразведки флота, тот самый капраз, объяснил, почему дали ход делу Кузнецова: Сталин подписал оба Указа о присвоении звания Героя Советского Союза. Указы пока не публиковали. Первый указ касался 1941 года и Ленинградского фронта, тот, который задробил Жуков, второй – Крымского фронта за 27 сбитых и действия его авиагруппы. Бомбардировочные 29-й и 121-й полки дивизии переименованы, соответственно, в 13-й и 131-й гвардейские ПБАП. Дивизия стала именоваться 13-й ГСАД. Все указы будут опубликованы после того, как будет сформирована 1-я УАГ ТОФ. Специфика такая: японские военные атташе контролируют исполнение договора о ненападении. В Ольге сидит официальный представитель японского военно-морского и торгового флота, поэтому новые самолеты ЛаГГ-3 над Ольгой не летают. Из-за этого в официальных документах 100-я и 101-я эскадрильи вооружены самолетами И-16, и они стоят на основных стоянках. ЛаГГи базируются в лесу, хотя прибыли сюда еще до подписания договора, в 40-м году. В общем, дурдом! Но летчиков, кто налетал на ЛаГГах более 300 часов – 700 человек. Почти армия. Тот же самый капраз объяснил, для чего требовалось выдать Петру предписание на полк и сделать запись о понижении в звании: по пути документы неоднократно просматриваются в различных комендатурах, и исключить возможность просмотра их японской агентурой – невозможно. Поэтому все должно было быть чисто: понизили в звании и сослали на ТОФ. Это – реально, с каждым может произойти. Поэтому его визит на Тихоокеанский флот освещаться в прессе не будет. «Смотрины» пройдут в Молдовановке, соответствующие указания в полки приморского и дальневосточного фронта уже разосланы. Техники здесь хватает, так что – выбирайте лучших.

– Есть сведения, что ВВС РККА желает заполучить вашу дивизию под непосредственное управление, поэтому наркомфлота и принял решение срочно создать еще минимум одну аналогичную дивизию, и принял во внимание вашу рекомендацию по созданию самолета ДРЛО, – сказал в заключение генерал-майор Лемешко. – Мне, к сожалению, запретили принимать участие в этом смотре. Я должен буду находиться в штабе ВВС флота, как будто бы ничего в Молдовановке не происходит.

Во всех этих словоблудиях мне лично не понравилось только одно: указы не опубликованы и привязаны ко дню формирования УАГ ТОФ, которую за 20 дней не создать, нет представителя Политуправления флотом, все приказы не подписаны Роговым, который ясно дал Петру понять, что тот легко отделался. И приказ на занятие должности командира 31-го полка никто выполнять не собирается. Шла какая-то крупная игра между «политиками» и «военными», в которой Петр был «пешкой», или разменной фигурой. Опыт его полезен, но против Политуправления все эти генералы и адмиралы ничего не весили.

Прошел месяц, начался второй, Петр, как висел между небом и землей, так и продолжал висеть. Просмотрел около сорока человек, из которых отобрал 11 человек, но они уехали в свои полки продолжать службу. Подходило 10 апреля, когда он должен был прибыть в Фербенкс, но визы не было. И не было и «union pass», который разрешал пересечение границ. Стало совершенно очевидно, что Петра «сослали», без должности, без учета заслуг, просто выбросили на обочину на «лесной дороге». 25 апреля 1942 года Совинформбюро объявило, что оставлен город Джанкой. Выслушав сообщение на площадке у сельсовета, Петр повернулся и направился к штабу. Снег давно сошел, грязи – немерено. Отряхнул ноги и прошел в кабинет ВРИД командира полка.

– Иван Иванович, будьте добры, соедините меня с Петром Николаевичем.

– А по какой надобности, Петр Васильевич?

– А вам какое дело, исполняющий обязанности. Я формирую группу и мне нужен командующий.

– Так нет никакой группы, капитан. Выйди из кабинета!

Петр повернулся на выход и, с небольшим разворотом, обратным ударом, резко выбросил правую руку вверх и рукоятью маузера врезал козлу по челюсти. Разоружил находящегося в рауше подполковника.

– Есть группа или ее нет, тебя, козел, это не касается. У тебя в полку давно несчастных случаев не было? Будут! И. о. застрелится. Проглотит пулю из собственного пистолета. – И Петр с размаху вставил ствол «ТТ» в рот ВРИДа. Слегка добавил по голове, снял телефон и произнес абракадабру, называемую позывными командующего. Тот ответил довольно быстро, назвав Петра «Иваном Ивановичем».

– Здесь Петр Васильевич, тащ генерал. Вы можете сказать: что происходит? Группа формируется, или мы в бирюльки играем?

– Не знаю, где Иван Иванович?

– Здесь, рядом, но сказать ничего не может, язык прикусил. Я тут вам телеграмму отправил, приняли?

– Принял, но не подпишу, по этапу пойдешь, пацан.

– По фене ботаешь, тезка? Ты мое личное дело читал? Видел штампик в уголке? В пяти минутах от меня есть другое ВЧ. Играем? Знаешь, чем для тебя это закончится?

– Пойми, дурачок, ГПУ не рекомендовало исполнять приказ наркомфлота.

– У тебя есть эта телеграмма?

– Есть.

– Береги, как зеницу ока. Это твой шанс остаться живым. Понял, тезка? Подписывай, или я лечу в Москву по линии НКВД.

– Да и хрен с тобой, лети. Доказывай, что ты не верблюд. А меня избавь от этого. Держи!

Ивану Ивановичу Петр запихал портянку в рот и запер в комнате отдыха. Бегом к Петровичу. Тот был на месте. Сводку он слышал и готовил машину к вылету. «Мудрый змей» давно понял, что они здесь надолго или навсегда, поэтому заранее разжился «кобрячьими» перегонными подвесными. Благодаря этим бакам «Кобра» имела дальность 4000 километров. Дополнительный электробензонасос перекачивал топливо в расходник.

– А сам-то как?

– Так это тебя, Петруша, сюда ссылали, а я – в командировке. Вот тут черкани, с машиной я договорился. Взлетай, не поднимая хвоста, по рулежке, на взлетке – кочки великоваты. Где Иваныч-то, провожать не придет, что ли?

– Не придет, пока портянку изо рта не выплюнет.

– Понял. То есть действуем по-быстрому и по-фронтовому.

– От винта!

– Есть от винта.

Загудел на прогреве двигатель, но прогреваться будем на ходу, поэтому колодки вон, отрулили на самый край стоянок, развернулись, пошли на взлет. 1600 метров едва хватило, чтобы оторваться с таким перегрузом. Высоту пока не набираем, идем над деревьями и пользуемся складками местности. Радиолокационных станций тут только одна, в Ольге. Есть еще в «Ракушке», вот от нее и прячемся. Через 13 минут полета полезли вверх на экономическую высоту 6000 метров. Здесь все летают немного другим маршрутом и иным курсом. Отсюда до японской границы 215 километров. Но нам сейчас свои опаснее, чем чужие. У японцев здесь нет техники, способной нас достать по высоте. Их «зеро» и И-97 выше 5000 не летают. Свои малость опаснее, но и они толком не дотянутся. «Миги» сейчас все на западе, эти два фронта снабжаются по остаточному принципу. А точкой приземления я, с Петром, выбрал аэродром Новосибирского завода № 153, который упомянут в приказах наркомфлота, который выпускает ГГ-3с. Еще есть Чита, там базируется авиация Забайкальского фронта. Там немного будет сложнее, но не хуже, чем на фронте. Пересекли японскую границу. Внизу облачность, озера Ханка не видно. Свои перехватить не сумели, да и не пытались, просто не заметили. Японцев пока не видно. Где-то далеко внизу, примерно таким же курсом, ползет транспортник. И больше никого. Внизу – Саньцзян, провинция государства Маньчжоу-Го. Путевая скорость получается 480 километров в час. Здесь облачности почти нет, но внизу только маленькие поля и деревушки, и людям нет никакого дела до «крестика» где-то высоко в небе. Здесь идет другая война, партизанская.

К концу третьего часа полета подошли к госгранице СССР. Петр предварительно набрал высоту 10 000 метров, приглушил двигатель и на малых оборотах пересек линию госграницы между Зарголом и Бурой. Снизился до высоты 6000 метров и пошел дальше вглубь территории. Радиосвязь здесь отсутствовала начисто. Внизу сопки, пасется скот на еще зеленой травке, мирная идиллия в воюющей стране. У Слюдянки чуть довернул вправо, чтобы обойти Читу. Три часа сорок пять минут полета, пройдено 1800 километров. У Читы дважды сработал автоответчик. В Светлом шли полеты, звено СБ прошло встречным курсом, помахали друг другу крылышками. Прошел долину реки Чита и довернул на северо-восточный мыс Хобой острова Ольхон. Плохо, что автопилота нет! Петру сейчас тяжеловато, я ему напомнил о свертке, который ему сунул в кабину заботливый Петрович. Там оказалась копченая изюбрятина, бутерброды с икрой и кетой, хлеб и фляжка, полная молока. Затем перенастроились на новый привод: Томск. Маленький самолетик продолжал наматывать на винт километры. Хмурые мысли немного отошли в сторону. Здесь уже совсем другая ситуация, вряд ли нас здесь будут встречать с цветами и караваем, но то, что нас здесь совсем не ожидают, это точно. Слишком далеко это от Ивана Ивановича Арсентьева и Петра Николаевича Лемешко, под крылом – Иркутская область, на внутренние баки еще не переходили, и ветерок помогает. Пересекли Транссибирскую магистраль, теперь она справа. Тут так почти никто не летает, все идут точно над ней. Так безопаснее и есть места, где можно сесть. Но у нас другая задача: как можно дальше оторваться от места ссылки. Пройдено 3085 километров, перешли на внутренние танки, но подвесные не сбрасываем, ибо взять их будет негде. Еще раз перенастраиваем привод, теперь это уже сам Новосибирск, до которого осталось чуть больше 800 километров. Через сорок минут пересекли Енисей, пришлось чуть убавить скорость, пустые подвесные баки немного вибрировали. Наконец, Верхний Пашенский пруд, вираж, щитки, и восемь часов двенадцать минут полета закончились. На связь он так и не выходил, разрешения на посадку не получал. Уже темнело, поэтому все свалил на это обстоятельство. Аэродром – полувоенный, здесь хозяйничают вместе авиапром и военприемка. Ночью здесь не летают. Стоянку ему определили самую дальнюю. Руководителю полетов показал телеграмму Лемешко, передал талоны на топливо и присадку. Тот поворчал, мол, носятся тут всякие, дал талон на койко-место и на обслуживание. Быстренько поужинав в столовой, которая готовилась закрыться, Петр пошел к самолету, требовалось незамедлительно его заправить и пополнить масло в турбине нагнетателя. Это самое сложное, здесь его могло и не оказаться. Застегнулся на полную, чтобы не светить петлицы, ибо технари с ходу обратили внимание на звезды и кресты на борту. Заранее положил летную книжку в карман.

– Вот это да, товарищ гвардии майор. А что ж об этом-то не пишут?

– Воздушная разведка, незачем о нас писать, какой же я разведчик буду, если обо мне и моем полку каждая собака будет знать. Масло Shell-90 есть, у меня двигатель высотный?

– Найдем, товарищ майор.

– Вон там – фляжка, половина – твоя.

– Вот что значит – фронтовики! Спасибо, товарищ гвардии майор.

Видя, что механик вполне профессионально и быстро работает, Петр расписался за получение топлива, присадки и двух сортов масла и пошел в гостиницу переменного состава. Он тогда не знал, что в ста метрах от него находился Гудков, который прилетел в Новосибирск воевать с Лавочкиным, который пытался доказать, что его Ла-5 превосходит ГГ-3с. В отличие от ГГ, у которого сохранился овальный фюзеляж, Лавочкин закрыл его фальшбортом, а когда начали перегреваться верхние задние цилиндры, то подвел воздухозаборник сверху. Действительно выиграл 5 километров в час максимальной скорости, но за счет этого температура в кабине поднималась до 50 градусов. Однако он имел связи в наркомате много более мощные, чем Гудков, и решительно продавливал решение на замену ГГ-3С на «более быстрый» Ла-5. Пока ему удалось добиться только опытного производства на 153-м заводе. Но вода и камень точит.

Петру было не до этого. Его цель – Ростов-на-Дону, поэтому с раннего утра, еще до смены дежурного по аэродрому, он пришел на СКП и доложил о готовности вылететь по своему маршруту.

– Давай-давай, у меня через двадцать минут начало испытательных полетов, шуруй, добро.

Оторвавшись от земли, Петр ощутил просто ликование! До места – 3090 километров, на 800 меньше, чем он преодолел вчера. Полет штатно записан в план и получен временный позывной. Настроился на Омск и ушел на шесть километров вверх. В 11.05 «Москвы» знакомые кочки Ростов-Центрального, здесь все свои. Так что мгновенно дали машину до штаба направления. А дальше: стоп! Пропуска нет, его за это время сто раз сменили, со страшным трудом пробился к начальнику разведотдела генералу Бекетову.

– Так, не понял, ты же в Америке?

– В какой Америке?

– Сказали, что направлен туда руководить перегоном по ленд-лизу. Мол, генерала получил.

– Капитана я получил, вот запись об этом. 31-й полк так мне и не передали, а сюда я просто сбежал из Молдовановки, после того, как услышал, что Джанкой взяли.

– Так ты ничего не знаешь?

– Откуда?

– Тебя вызвали в Москву, после этого сюда приехал армейский комиссар первого ранга Мехлис. И сразу в Крым, с проверкой твоей дивизии, и у тебя такого наковыряли! Дескать, большая часть комиссаров – самовыдвиженцы, поставленные на должность тобой, что анархия, пьянство, дебоширят летчики, честных советских людей могилы рыть заставляют. А вместо тебя и Звягина прислали Антощенко и Мережко, те, действительно, за воротник залить горазды были. 402-й полк было приказано из Крыма вывести, как неблагонадежный, тринадцатому в очередной раз сменили командование, а твои – ребята дружные, они этих варягов придавливали, и сильно. И тут началось: вначале заболело сразу шесть человек, чума, представляешь! Полк на карантин, и в этот момент немцы захватывают узел связи в Каранкуте и наносят массированный удар по 13-му полку и Фрайдорфу, где американцы расположились. Одновременно высаживают десант с воздуха в Армянске и в одну ночь берут Перекоп.

– А кто узел связи захватил?

– Абверкоманда «800».

– Где полк?

– Я же тебе сказал: все разбомбили.

– Люди, люди где?

– Не знаю, тут не до этого было. Вот что, Семена Михайловича понижают, командующим Южным фронтом хотят назначить. Так что ты вовремя, пошли со мной.

Через несколько минут Петр был уже в кабинете Буденного, тот его выслушал, посмотрел на приказы Кузнецова.

– Мне тоже указы показывали, что ты – дважды Герой и генерал-майор авиации ВМФ. И о твоей просьбе направить тебя на самый трудный участок перегона самолетов из Америки. Писал?

– Нет.

– Понятно. Аркадий Иванович, покличь Петра Ивановича, самое его дело. – А сам снял ВЧ и через несколько секунд сказал: – Коба, есть новости, я вылетаю к тебе… Да. По Крыму и по всему направлению… Нашелся комдив тринадцатой гвардейской, ни в какой Америке он не был, сидел практически под арестом на Дальнем Востоке. Сбежал оттуда… Да, все доказательства есть… Все недостающие доказательства есть, Коба. Да, захвачу с собой… Есть.

Из Ростова вылетали целой кавалькадой: шесть Си-47, причем большая часть из них была набита «волкодавами» из особых отделов двух фронтов. Возглавлял это воинство генерал-майор Ивашутин. Одеты были все не в «парадку», а по-боевому. Эскадрилья «кобр», одна из которых несла «вещественное» доказательство под крыльями. Петр подвесил обычные подвесные баки, которые можно было сбросить в любой момент. Плохо, что ведомого нет, от предложенного на «кобре» он отказался. Не хотелось никому спину показывать. Вот и нарезает круги по маршруту, не совпадающему с основным прикрытием маршала. «Волкодавы» усаживались в машины и взлетали в стороне от двух «штабных» машин. По плану перелета эти машины сядут первыми. И до высадки этих людей прикрытие будет находиться в воздухе и контролировать всю ситуацию на земле. Несколько немецких переделок висели на спинах особистов, так что наведение с земли будет. На этот раз у Петра полный боекомплект, а не тридцать выстрелов в одной пушке, как при вылете из Молдовановки. Все остальное пришлось снять, и они едут сюда с Петровичем. Если едут, конечно. Пожелаем ему удачи.

Все, Москва-Центральный. План посадки не меняется. Все проходит штатно. Петр садился последним, когда в воздухе не осталось ни одной машины. Чтобы в хвост не зашли. Срезал круг, сел и побежал к месту, которое ему определили еще в Ростове. Возле каждого человека на взлетном поле находились люди Ивашутина. А в штабе направления – «течь»! Петра попытались арестовать. Из цехов первого завода вышла группа людей и направилась в сторону его самолета. Их захват прошел практически мгновенно!

– Лежать! Контрразведка!

– Военная прокуратура! Вы не имеете права!

Возле головы пытающегося «качнуть права» взметнулись трава и песок от хлестких выстрелов из нагана.

– Молчи, дурашка, иначе на допрос не попадешь. Тебе русским языком сказали: контрразведка.

Ремешок опоясал горло, руки завернуты под самые лопатки, кляп и повязка на глаза. Два дюжих «силовика» рывком переводят задержанных в вертикальное положение, третий, со стороны спины, рукояткой пистолета и его стволом помогает переставлять ноги и выдерживать общее направление движения. Всех грузят в несколько разных машин. Подъезжают еще несколько серых бронированных автомобилей. Чувствуется напряжение у всех. Кто приехал на правительственных машинах – неизвестно. Но оттуда вышло по одному человеку, которые распахнули задние двери. Из небольшого здания на поле вышли Буденный, Мехлис, Бекетов, Ивашутин и еще несколько человек. Буденный рукой показал Петру на одну из машин. «Студебеккеры» и два М-3 выстроились колонной и двинулись куда-то на юг, не к Кремлю. Пересекли Москва-реку, едем куда-то на юго-запад, справа какой-то парк, я этот район Москвы знаю плохо, еще раз повернули, теперь на юг. Переезд, это Белорусская ветка. Насколько я понимаю – это Дорогомилово, пригород Москвы, слева небольшая высотка, по-моему, Поклонная гора, сплошной лес или парк. Угу, ограда появилась и дорога вдоль нее. Пошли по кругу, у КПП бронетранспортеры пошли чуть дальше и встали, а серые машины повернули к открытым воротам. Куда-то приехали. Один из «волкодавов» вышел из машины, но дверцу прикрыл, второй сидит рядом, за спиной – рация, гарнитура странная: однобокая, и ларингофоны. В левой руке кнопка приема-передачи. Он кому-то ответил: «Есть!»

– Маузер давайте и выходите, вас зовут.

Петр щелкнул крышкой, расставаться с оружием не слишком хотелось, но место – явно непростое. Вылез, поправил китель, фуражку и застегнул кобур-маузер. Подошел к Буденному, отдал честь.

– Пошли, приехали.

Ухоженная лесная дорожка, обсыпанная красным, плотно укатанным песком, привела к небольшой усадьбе. Все присели в беседке перед домом, вовнутрь зашли только Буденный и Мехлис. Бекетов что-то чиркал в блокноте, Ивашутина не было, он остался со своими людьми и, наверное, «колол прокурорских». Появился минут через пятнадцать и передал какие-то бумаги в дом. Сел рядом с Петром, вытащил дорогие «Герцеговина Флор» и закурил, предложив папиросу и Петру.

– Не дрейфь, все нормально и четко по легенде. Блин, че щаз будет! – и он довольно потянулся.

Дом был странный. Главный фасад входа не имел. Он был сбоку. Сейчас туда подъехала машина, хлопнули двери, и она уехала. Кто это был? А кто его знает. Стекла сделаны так, что снаружи ничего не видно. Даже водителя. Подъехала еще одна машина, кто-то из нее вышел, и она уехала. Петр задремал, день был насыщенным и долгим: между Москвой и Новосибирском – четыре часа разницы. Так что сутки у него были на четыре часа длиннее обычных. Впрочем, теперь дремали все. Напряжение спало, операция близилась к завершению. Происходящее внутри этого странного дома их касалось только поскольку-постольку. Петра легонько толкнули в бок, он открыл глаза. К беседке шло три маршала, генеральный комиссар и Сталин. Все встали и приложили руки к головным уборам, отдавая воинское приветствие высшему командованию страны. Семен Михайлович представил всех Сталину. Тот поздоровался со всеми участниками операции, поздравил с успешным ее завершением. О каком «успехе» он говорит? Что он несет? Откуда такое шапкозакидательство? Меня просто трясло, и у Петра желваки ходили, и кулаки сжались так, что вены вздулись. Всё, все свободны. Петр, так и не сказав ни одного слова, что было на него совсем не похоже, двинулся в сторону ворот. Видимо, как и его мать, потерял последнюю веру в «руководство», и решил действовать самостоятельно.

– Генерал, останьтесь.

Генералы повернулись к руководству, так и не поняв, кого из них зовут, а капитан даже не повернул головы. Он-то свободен!

– Петр Василич, тебя!

Он повернулся и недоуменно посмотрел на Сталина.

– Да-да, генерал, вас! Не привыкли к званию?

– Я его не получал, товарищ Сталин.

– Все правильно, его присваивают после представления Верховному Главнокомандующему. Пройдемте. – Сталин показал рукой на боковой вход.

Вместе с ними пошел и Буденный. Подписывал представление он. Его креатура. Удобно обставленный кабинет, практически чистый стол. Сталин открыл верхний ящик стола и вынул оттуда личное дело.

– Как удалось так быстро добраться до Ростова, и почему именно туда, а не в Москву?

– Мой механик добыл в Соколовке перегоночные подвесные баки от «Аэрокобры» на 660 литров и с разбитой «Кобры» снял перекачивающий электронасос. Снял три пушки из четырех и загрузил только тридцать выстрелов. Этого хватило, чтобы перелететь в Новосибирск, там дозаправиться и сесть в Ростове.

– Четыре тыщи семьсот километров? Что-то слабо верится!

– Три тысячи восемьсот, товарищ Сталин, я летел по ДБК, дуге большого круга, и навстречу вращения Земли, так что пролетел я всего около трех – двух тысяч восемьсот километров. Вращение земли добавляло мне примерно сто километров в час к физической скорости самолета. С такими огромными танками он еле летит. Так что это возможно только при перелете с востока на запад. В обратном направлении такой «фокус» не пройдет.

– То есть вы пересекли Маньчжурию?

– Да.

– И что японцы?

– Меня никто и нигде не перехватывал. У границы была облачность, а над Маньчжоу-Го я шел выше потолка японских самолетов и над местностью, где практически нет городов.

– Да, самостоятельная личность!

Буденный решил вмешаться, вопрос был достаточно скользким.

– Петр Васильевич, кобуру сними!

– Не надо, я знаю, чей он сын, и сам этот маузер вручал. Приятно, что сам он помнит о том, кто были его отец и мать. Кстати, где она?

– Под Ленинградом, в ПВО.

– Странно, что о ней ничего не слышно. Воюет?

– Воюет.

– Тем более странно, что о ней ничего не слышно.

– Она прислала письмо, с которого все и началось. Вот оно, а это – его расшифровка. – Петр передал письмо и расшифровку Сталину. Сталин прочел и передал расшифровку Буденному, а сам внимательно осматривал письмо.

– Что значит «старая школа»! Восхищен! Как это делается?

– По спирали, используя общий шаг. Точно так же, как в шифровальной машине «Кристалл», но с одним диском, в «Кристалле» их четыре. Мать разрабатывала ее и внедряла в производство, и в практику работы штабов погранохраны. Но там используются цифры, а здесь – буквы.

– Цифры – это сразу понятно, что шифр, а тут кроме головы индейца – никаких указаний на то, что это шифровка.

– Голова индейца необязательна. Это просто знак для меня, что письмо содержит сообщение. Этот знак может быть любым или вообще можно не использовать никаких знаков, если получение письма само по себе знак. Шаг можно обозначить тоже в любом месте. Здесь шаг «5». Он внизу страницы. Просто для этого кода используется майянский календарь. Он – спиралевидный.

– Отличная придумка, но почему она не обратилась к непосредственному начальству? Вопрос ведь очень важный.

– Видимо, докладывали, но безрезультатно. У меня – тоже не получилось доложить об этом.

– Даже ему? – Сталин кивком головы указал на маршала.

– Так точно, хотел доложить генералу Первушину, командарму-44, его на месте не оказалось, приехал в Севастополь, и пришлось вступиться за свой полк, который пытались обвинить в том, что я и он отказались помогать Севастополю. Через два дня меня вызвали в Москву, но кроме дивкомиссара Рогова, со мной никто из руководства не стал встречаться. Мне вручили предписание и отправили на ТОФ. Там у меня доступа к ВЧ не было, так как полк мне не передали, и в командование я не вступил. Но это – уже история, товарищ Сталин, меня больше всего интересует вопрос: где мой полк, точнее, люди моего полка. Материальная часть, я знаю, потеряна, но главное – это люди.

Сталин повернулся к Буденному.

– По докладу сануправления Южного фронта оба полка гарнизона Каранкут, штаб дивизии, части батальона охраны и БАО, двенадцатью спецэшелонами вывезены через станцию Кавказ на станцию Аральск, Туркестанского военного округа. И помещены в карантин на острове Барса-Кельмес в трех поселках: отдельно летный состав, отдельно технический и отдельно – зенитчики, охрана и БАО.

– Идиоты! Товарищ Сталин, разрешите вылететь в полк?

– Нет. Почему «идиоты»? Чума – смертельно опасное заболевание!

– Суслики, товарищ Сталин. Чума передается блохами, а на острове – огромное количество сусликов.

Сталин поднял трубку и кому-то позвонил.

– Их лечат красным пенициллином, союзники поставили, в самом полку среди летного состава заболевших нет, для них карантин может закончиться 25 мая. Летный состав с острова вывезут немедленно, – сообщил он результат звонка. – Но вернемся к вам, генерал, и к вашей дивизии. Вы прорабатывали вопрос на Дальнем Востоке? Сколько, по-вашему, полков мы сможем сформировать на ГГ-3с?

– Судя по разговорам с командующим ВВС ТОФ, там есть летчики, налетавшие более 300 часов на ЛаГГ-3. Их где-то порядка трехсот-четырехсот человек. Следовательно, пять-шесть полков старого штата. А если всех забрать, то десять-одиннадцать.

– Что мешает нашей авиации действовать так же эффективно, как вы действовали на всех фронтах?

– Децентрализация, полное отсутствие эффективного командования. Низкий уровень организации связи между штабом фронта и частями. Отсутствие самолетов дальнего радиолокационного обнаружения. Низкий уровень подготовки штабных работников и операторов наведения. На фронте должна действовать воздушная армия, а не отдельные части ВВС сухопутных армий. Вот сейчас немец ударит с Харьковского выступа во фланг Юго-Западного и Южного фронтов. Чуть степь просохнет – и начнет. Останавливать их нечем, 85-мм зенитки сосредоточены в Москве, Баку и Ленинграде. «Сорокапятки» пробить «панцеры» уже не могут. Толковых бомбардировщиков практически нет. Ар-2 почти не выпускаются, а Пе-2 – это больше плохой истребитель, чем пикирующий бомбардировщик.

– Твои полки: 13-й и 131-й гвардейские ПБАП, мы пополнили. Ты их в Крым не переводил, их аэродром атакам не подвергался. Я их дополнительно рассредоточил, а так как прикрытия не было, то вывел их на переформирование.

– Спасибо, товарищ маршал, но двумя полками войну не выиграть.

– Вот это – верное замечание, – тут же вставил Сталин. – Война разрушила многие мифы, которые создали вокруг нашей авиации. Самолеты, которые ругали больше всех, оказались самыми эффективными, в умелых руках. А вот этих самых умелых рук оказалось очень мало. Есть мнение, что вас необходимо поставить на должность руководителя Липецкого Центра боевого применения, чтобы готовить кадры для нашей авиации.

– Есть мнение, товарищ Сталин, что заниматься этим надо было в сороковом году, сразу, как у финнов войну выиграли. А сейчас придется жопу на портянки рвать, чтобы прикрыть армии от ударов в сторону Волги и Кавказа. А генералы пусть прилетают и учатся. Я не против. Я только «за». Разрешите вылететь в полк? Зараза к заразе не пристает, товарищ Сталин. Я сейчас максимально нужен там. Требуется вернуть людям веру. Это крайне важно. Их сдали.

Сталин замолчал, ходил по кабинету, несколько раз смотрел на нас совсем недобрым взглядом.

– Узнаю Василия Николаевича! Теперь я понимаю твои сложности с Политуправлением. Увидишь мать – земной поклон передай. Сегодня из Новосибирска прилетает Гудков, мы его вызвали оттуда. Встретитесь с ним, выясните срок исполнения изготовления самолетов для дивизии, доложитесь, а после этого я смогу дать вам разрешение на посещение карантина. На территорию карантина входить запрещаю. Категорически.

– Есть, товарищ Сталин.

– И переоденьтесь, товарищ гвардии генерал-майор. – Сталин из стола достал пару золотых погонов. – Принято решение повысить статус офицерского состава армии и флота. Сегодня отменен указ Президиума ВС СССР от 16 июля 1941 года о восстановлении института военных комиссаров в армии и на флоте, принятый под давлением Главного Политического Управления Наркомата Обороны, который принес больше вреда, чем пользы. Решено вернуться к довоенному положению о заместителях командира по политической части. ГПУ НКО отныне лишено права проводить проверки командного состава частей и подразделений действующей армии, требовать отвода «неблагонадежных частей» от руководства соединениями и вмешиваться в их боевую деятельность. Московский и Крымский опыт показал, насколько опасным может быть подобное вмешательство. В обоих случаях ошибочные решения принимались именно представителями ГПУ, без учета военной составляющей положения на фронте. Так под Москвой, член Военного Совета Западного фронта «для предотвращения возникновения паники» вычеркивал нули, сокращая в десять раз количество войск и военной техники противника на одном из направлений. В Крыму тот самый член Военного Совета, с которым вы спорили на совещании фронта, распылил силы и средства 51-й армии и Черноморского флота на борьбу с мифическими десантами и допустил окружение Севастополя и эвакуацию разбитой армии из Крыма. А потом разгромил лучшую авиадивизию, ключ к обороне полуострова! Вместо того, чтобы бороться на месте с агентурой противника, которая использовала его и еще одного деятеля из ГПУ в своих целях. Только наладили взаимодействие с союзниками, так допустили уничтожение особой группы прямо на аэродроме. И начали врать, что, дескать, комдив-13 сам попросился в Америку! Ему там золотые горы Арнольд пообещал, он и уехал. Аргументированно, с липовыми приказами, прикрывали свои толстые задницы и чернили человека, который и провел освобождение Крыма и деблокаду Севастополя. Товарищ Буденный дал совершенно иную характеристику на вас, так и его предложили снять с направления за допущенные ошибки, политическую близорукость и связь с американским шпионом. Они всё в 37-й год играют, когда они вырвали себе право вершить судьбы армии и флота, обвиняя всех подряд в моральном разложении, троцкизме и военно-фашистском заговоре. Да, заговор был, но число этих заговорщиков было многократно преувеличено, а многие из реальных «троцкистов» так и остались сидеть в своих креслах, в том же ГПУ, мгновенно перекрасившись в борцов против самих себя. А «утечки» совершенно секретных данных шли прямо в германский генштаб. Их разведка пустила глубокие корни и в центре, и на местах. Допущенные нами ошибки и перекосы позволили им фактически разгромить наши войска в приграничном сражении и остановить мы их смогли только под Смоленском. Впрочем, вы это и сами знаете.

– Вот именно, Коба. Я с ним провел уже две операции, агитировать его не надо. А помочь – требуется. В первую очередь, комплектацией. Петр, у тебя документы с собой?

– Штатное расписание для истребительных и бомбардировочных полков.

– А почему вы не используете штурмовики? – спросил Сталин.

– Из-за низкой живучести одноместного штурмовика. Людей не напасемся. Ар-2 имеют значительно большую боевую нагрузку и эффективность. Единственная замена этому самолету – самолет «103у» с моторами АМ-37. Он будет более эффективен.

– То есть вы считаете, что бронированный штурмовик – это ошибка?

– В том виде, как он есть – очевидная ошибка. Основной калибр у немцев – 20-мм «Эрликон». Что на земле, что в воздухе. Последние модификации их истребителей имеют пушку 30 мм. Бензобак «Ила» расположен прямо за летчиком. Туда и бьют. Скорость у него маленькая, маневренность никакая, фонарь практически полностью закрыт, летчик атакующего не видит. В условиях отсутствия мощного сопровождения, это – летающий гроб. Бензобак надо прятать за бронеспинку, это можно сделать, перенеся его вперед на место воздухозаборника, и под кабину. Стрелок нужен, металлические рули направления. Вот, примерно такой. – Петр показал эскиз и компоновочную схему штурмовика в своем блокноте.

– Я заберу? – спросил Сталин. – Хорошо рисуете!

– Писарем был в училище, рисовать много приходилось.

– А что там еще есть? Разрешите взглянуть?

Отвечать не пришлось, Верховный уже перелистывал блокнот. Внимательно рассматривал схемы, наброски различных систем вооружения. Иногда задавал вопросы. Увидел и «новый» ГС-5, у которого не было выступающего маслорадиатора.

– А куда вы его спрятали?

– Под капот, за бронекольцо.

– Я смотрю, что никаких тросов нет.

– Нет, ненадежно и вытягивать приходится.

– Скорость?

– Около семисот на высоте и шестисот пятидесяти у земли.

– Когда будет готов?

– Трудно сказать, меня почти два месяца не было, после встречи с Гудковым мы вас сориентируем.

– Ла-5 видели?

– Нет.

– Мне доложили, что он превосходит ГГ-3с по скорости и дешевле, так как не использует дельта-древесину, которая у нас заканчивается. Запасы фенолформальдегидной смолы практически израсходованы. Чему вы улыбаетесь?

– Анекдоту про «две новости», одну – плохую, а вторую – хорошую.

– Это про то, что носороги кончились?

– Так точно. Эту смолу могут поставить американцы в любом объеме, да и самим не грех производить, это – мебель, как минимум. Ну и самолеты, как максимум. А на дерьме – пусть сам Лавочкин летает. «ГГ» – очень крепкая машина, практически не горит и не гниет. А скупой платит дважды. Боевые повреждения наши машины получают постоянно, а за все время потеряно от воздействия противником только шесть машин, не считая бомбежки в Крыму. По техсостоянию ни один планер не списан. Даже после дождливой осени и очень холодной зимы. А вот фонари приходится менять часто, плексиглас очень тускнеет. Мы пробовали в Анапе делать триплекс: два закаленных стекла склеивать между собой раствором плексигласа в дихлорэтане. Примерно та же технология, как при изготовлении бронестекол. Отличные фонари получаются. Прозрачные, и осколков при пробитии не дают почти.

– А это что такое? – прервал Петра Сталин, его эти вопросы не сильно волновали.

– Приставка к радиостанции, позволяющая зашифровать голосовой сигнал, но не готова, только для бомбардировщиков. Ну, и не хочется ее внедрять, потому что легко может попасть к противнику.

– Но фактически такая возможность есть? Я правильно понял?

– Правильно.

– Полностью схему, и немедленно! Вы что ж творите, генерал! Это срочно надо внедрять, как и те ракеты, кассеты и бомбы, которые вы нарисовали. Соответствующих специалистов я к вам направлю. Блокнотик я пока у себя оставлю. Верну обязательно. А на сегодня всё! Время, товарищи. Мы и так задержались из-за этих событий. Рад был познакомиться. Желаю дальнейших успехов в службе. Жду вашего звонка от товарища Гудкова. Семен, задержись.

Когда Петр вышел, Сталин потряс блокнотом перед лицом маршала.

– Этому блокнотику – цены нет, а он его наверняка с собой в полет берет.

– Коба, успокойся. Про блокнотик он мне говорил, он у него в штабе лежит, в сейфе. К противнику он его не таскает. Говорил, что много работал с ним в Приморье. Что ты там еще нашел?

– Схемы системы наведения для слепой бомбежки, в том числе самолетом-снарядом.

– Это он уже делал на Миус-фронте, каким-то образом согласовывал работу локаторов, и какой-то приборчик ставил на флагмана. Бомбил по нему Саур-Могилу. Там его парней посбивали в первом налете, так он вынес все немецкие батареи из-за облаков. Это – было!

– А с фронта его придется снимать, он в тылу нужен.

– Не сейчас, Коба, только не сейчас!

Буденный вышел из дома минут через пятнадцать. Все поднялись и пошли за ним. У КПП он остановился.

– Людей постройте.

Несколько минут ждали, пока прибегут со всех «точек» выставленные посты. Буденный объявил благодарность за выполнение задания особой важности. Предупредил, чтобы языки не распускали: где, что и каким образом. Сказал, чтобы Ивашутин подготовил списки для награждения.

– По машинам!

Возвращаться пришлось в кабине одного из «студебеккеров». Все улетали в Ростов, а он оставался в Москве. Перед посадкой в Си-47 маршал передал Петру пакет и попросил не задерживаться на переформировке.

– Тебя оставили мне на Южном направлении. Со связи надолго не уходи, не забудь представиться у своих. Возникнут сложности с формировкой – звони «самому». Позывные – в пакете. Сдай на хранение в особый отдел. Черкани здесь.

Петр подставил планшет и расписался в получении документов «ОВ» (особой важности). Попрощался с маршалом, затем выяснилось, что он теперь не один, Ивашутин приставил к нему двух человек из особого отдела Южфронта: капитана Васильева и лейтенанта Алехина. Из этих самых «волкодавов». Прошли в дом переменного состава переодеться, предстояло «добыть» автомобиль и довольно много ездить по Москве. Саша и Володя сняли камуфляж, сели перешивать петлицы, менять их на голубые. Петр показал им погоны. Товарищи «офицеры» покрутили их в руках, поудивлялись, но продолжили пришивать петлицы. Сам Петр понял, что приторачивать погоны не к чему, требуется знать, как будет выглядеть новая форма. Переодеться он не мог: требовались новые нарукавные нашивки, новые звезды на рукава и голубые лампасы как минимум. «Контрики» закончили подшиваться, куда-то позвонили, через полчаса все направились к ЦУМу в Центральный Военторг. Москва – город военный и строгий, приходилось соответствовать. Сержант за рулем присланного автомобиля уже был в новенькой гимнастерке нового образца. Видимо, все это готовилось загодя, потому, что в ЦВТ уже все было. Правда, стояла внушительная очередь из желающих приобрести новые знаки отличия. Тут и сказалось новое звание: генералов и адмиралов обслуживали в другом зале, и стоял Петр в очереди совершенно напрасно. Но он был в форме капитана ВВС ВМФ. Записи в командирской книжке не было, пришлось показывать приказ двухмесячной давности, завизированный Сталиным сегодня. После этого его быстро обслужили: спороли старые нашивки, притачали новые, а брюки и «адмиралку» пришлось купить новые. Старые было сложно быстро переделать. После переодевания проехали к Боровицким воротам, там Петр вошел в Кремль, машина и охрана остались за его стенами. В Большом дворце нашел наградной отдел, получил две медали и два ордена Ленина. В машине пересел назад, снял китель, проделал новые дырки. Из-за этого чуть не попали в аварию: водитель больше смотрел в зеркало, чем на дорогу, за что и получил подзатыльник от капитана Васильева.

В штабе флота передал приказ и командирское удостоверение в окошко, а сам сел на стулья возле него. Прошло минут десять, никто окошко не открывал. И он постучался вновь.

– Извините, товарищ гвардии генерал-майор, но вашего личного дела нет.

– И где же оно?

– По документам – передано в Главную Военную Прокуратуру, оттуда не возвращалось. Выясняем.

– И что делать?

– Сходите, представьтесь генералу Жаворонкову и сообщите ему об этом. Начальник Управления Кадрами Флота с утра куда-то уехал и до сих пор не вернулся. Товарища Рогова в кабинете тоже нет. Жаворонков здесь, но трубку не берет.

В левом крыле штаба флота на первом этаже, похоже, шел обыск, потому что вход туда был перекрыт «кровавыми мальчиками Берии». Поднявшись на третий этаж, Петр вошел в кабинет начальника ВВС флота. За столом с испуганным лицом сидел подполковник авиации. Напротив него расположилось два офицера НКГБ. Но не «борзые», как на аресте или допросах, а даже оторвали свои задницы от стульев и поприветствовали вошедшего генерала. Правда, в глазах проскальзывало, что им невероятно жаль, что приходится выполнять устав. Тем не менее документы у Петра и его сопровождающих проверили, но и свои им пришлось предъявлять, так как капитан Васильев на их просьбу среагировал очень быстро, мгновенно прикрыв Петра и в раскрытом виде предъявил удостоверение «Контрразведки Южфронта». «Контриков» все побаивались, в том числе и люди Берии. Мельком взглянув в командирскую книжку Петра, один из офицеров прошел в кабинет Жаворонкова. Через пару минут вышел оттуда и показал Петру на вход.

– Вас примут, товарищ гвардии генерал-майор. Проходите.

НКГБ решило провести «очную ставку», сработать на неожиданности.

– Да вот он! – из-за стола воскликнул Жаворонков. – Жив-здоров, и ни в какой не в Молдовановке, и не в Америке. Говорю же вам, по РДО из Владивостока вылетел в Фербенкс восьмого апреля, и на связь более с Владивостоком не выходил. Все, что знаю! Затем дивкомиссар Рогов сообщил, что, похоже, что он в Америке перешел на службу в ВВС США. Связи с Фербенксом у меня нет, они по каналам Ставки и ВВС РККА проходят. Я ни секунды не сомневался, что он никогда ни на сторону врагов, ни на сторону союзников не перейдет. Это – лучший ас СССР. Мы его и к двум звездам представили, и к званию генерал-майора.

Страницы: «« 1234567 »»

Читать бесплатно другие книги:

На территории США под позывным «Марк» действует советский разведчик-нелегал. За годы работы ему удал...
Учёные утверждают, что инстинкт самосохранения самый сильный среди всех инстинктов, известных людям....
Сегодняшние сорокалетние, по сути, и есть Россия: они пережили четыре феноменальных десятилетия, а с...
Эта книга о расстройствах личности ценна тем, что содержит опыт и рекомендации отечественного психот...
Вторая волна эпидемии коронавируса. Все, кто имеет такую возможность, изолируются на дачах. Те, у ко...
Счастье и любовь слишком скоротечны. Полли считала, что в ее жизни все решено: выпускные экзамены, а...