Табель первокурсницы Сокол Аня

И они в третий раз обменялись взволнованными взглядами.

– Да скажите уже, – потребовал Крис.

– Поговорите лучше с дядькой Ули, – приняла решение девушка. – Если кто-то знает о заказе, то только он, но…

– Но он пьет с самых похорон.

– И не собирается останавливаться, – нахмурилась девушка. – Так что насчет туфелек?

С туфельками решили подождать, хотя, оставляя их в лавке, я испытывала некоторое сожаление. Парень шел впереди, неловко прихрамывая, его правая нога совсем не гнулась и напоминала деревяшку.

– Сестра права, вряд ли вы чего-то добьетесь от дяди, он сильно сдал после того как отец… – Парень остановился перед помещением, что примыкало с торца прямо к лавке, и открыл дверь. – Поверьте, я выполню ваш заказ на совесть, будет даже дешевле.

Вытянутое помещение мастерской, где запах ощущался еще сильнее, чем в лавке, освещалось дюжиной светильников с магическими «зернами». На самом деле недешевое удовольствие. Отец оборудовал такими главные штреки в шахтах и заменил керосиновые лампы в Кленовом Саду после того, как во мне проснулась сила.

Длинные рабочие столы, натянутые на рамы для просушки шкуры, почерневшие, покрытые копотью рукавицы на полу, чан с жидкостью, воняющий так, что я едва не зажала нос рукой. Инструменты, развешанные по стенам, колодки, мотки ниток… За столом в центре сидел бородатый широкоплечий мужчина. Перед ним стоял штоф с мутной жидкостью и стакан. К вони мастерской добавился стойкий запах перегара.

– Дядька Ули, – позвал хромой парень. – Тут к тебе…

– Выйди! – рявкнул мужчина. – И не смей появляться, пока не позову!

– Как угодно, – пожал плечами парень. В его взгляде читались усталость и отчетливое «я же вам говорил».

Дверь захлопнулась, светильники с магическими «зернами» мягко качнулись, тут же выпрямились и засветили ровным ярким светом.

– Ну, – буркнул тот, кого звали Ули.

– Что «ну»? – спросил Крис, присматриваясь к широкоплечему кожевеннику.

Честно говоря, вряд ли у Оуэна получилось бы бросить такого куда бы то ни было, скорее уж наоборот.

– Того. – Бородач хмельно мотнул головой. – Давно жду, когда кто-нибудь из ваших заявится.

– Из наших? – Барон нагнулся и поднял с пола рабочие рукавицы.

– Из больных, – крякнул мужичок и, повернувшись, впервые посмотрел на нас. Глаза были покрасневшими, с полопавшимися сосудами, веки набрякли, словно он не спал уже несколько дней, но… мужчина был скорее зол, чем пьян. – Показывай, куда тебя ударило или ее?

– Нет, не ее, – кратко ответил рыцарь и размотал шарф, показывая смертельный рисунок.

Кожевенник крякнул, взялся за штоф, налил белую мутноватую жидкость в стакан и скомандовал:

– Пей.

Крис бросил рукавицы на стол и, без вопросов подчинившись, разом ополовинил стакан.

– Добро, – оценил Ули и махнул оставшуюся жидкость сам.

– Девке своей скажи, пусть сходит подарок в лавке выберет, покамест мы поболтаем.

– Нет, – возразила я.

– Ивидель, – покачал головой Крис.

– Нет.

– С характером, – усмехнулся кожевенник, и я уловила в его голосе одобрение. – Марта моя такая же была, как слово поперек скажешь, так и получишь половником промеж глаз. – Он опустил голову. – Нет больше моей Марты. И Грена нет. Лишь эти, – он указал на дверь, – неумехи остались. Хромой и дурочка.

– Так Грен заболел или повесился? – хрипло спросил Крис.

– Все вместе и мешок овса до кучи, – пробормотал кожевенник, снова наливая полный стакан. – Заболел, вылечился, а потом веревку к балке привязал. Дурак!

– Кто к нему приходил, знаете? – Оуэн снова посмотрел на покрытые копотью рукавицы и нахмурился.

– Нет. – Мужчина уставился на свой стакан, словно надеясь увидеть там нечто отличное от того, что наливал сам, выпил и скривился. Никогда не пойму людей: глотать всякую невкусную гадость, потом пытаться собрать мозги в кучу с предсказуемым отрицательным результатом. В чем смысл? – Брат рассказал мне обо всем слишком поздно.

Дышалось с трудом, казалось, если откроешь рот, то просто проглотишь этот кисловатый едкий запах. Так же воняют мобили – еще один повод для матушки поворчать на отца из-за покупки этого механизма.

– Для кого поздно?

– Для всех. – Он с силой поставил стакан на стол. В графине оставалось меньше чем на треть. – Для брата, который пошел у них на поводу, и для Линока, которого он заразил коростой, а потом не смог с этим жить. Девы, кто бы мне раньше сказал, что ею можно заразить! – Мужчина горько рассмеялся.

– У кого «у них»? – спросил, подавшись вперед, Оуэн.

– Да если б я знал! – Ули стукнул кулаком по столу с такой силой, что стакан подпрыгнул. – Если бы брат сказал мне до, а не после! Если бы не полез в петлю, а дал мне время разобраться! Я бы…

– Что? – не удержалась я. – Пошли бы к серым?

Оба мужчины, старый и молодой, уставились на меня с одинаковым недоумением, словно я им предложила поговорить с князем. Или даже с Девами.

– Знаешь, где я этих серых видал и что с ними делал? – зарычал кожевенник. Широкая ладонь бессознательно коснулась шеи, растирая и разминая мышцы… И рубцы. Старые, почти незаметные.

Я увидела на его коже затертый временем след от рабского ошейника. След, который никогда не исчезает до конца. Почти клеймо. Когда-то Ули совершил проступок, за который угодил в рабство. И смог не только выжить и сохранить рассудок, но и снова заслужить свободу.

– Что я им скажу? Что моего брата заразили коростой специально? А потом вылечили? И он на радостях удавился? Вот они посмеются! Животики надорвут. А когда закончат смеяться, спросят: а сам-то ты кто такой? На этом все разговоры и закончатся.

Я невольно подошла ближе, разглядывая кожевенника. Широкое круглое лицо, мясистые губы, плоский нос, темные глаза, черная борода, чуть опаленная справа, словно он неловко склонялся к огню, густые брови и ресницы.

– Где мне найти этого Линока? – спросил Крис, и в его голосе послышалось разочарование. Ули, на которого мы возлагали надежды, знал меньше нашего.

– Он травник на Полуночном бульваре, лавка «Травы и сборы», – проговорил мастер и снова взялся за штоф. – Я ходил к нему.

– Зачем? – поднял бровь барон.

– Не знаю. – Жидкость полилась в стакан. – Но он оказался покрепче моего брата. И сразу послал ту тварь в капюшоне в Разлом. Он не стал никого заражать.

Дверь открылась, и в мастерскую заглянула девушка из магазина.

– Дядь Ули, тебя спрашивает мистер Тилон, это по поводу бурдюков для вина, что он заказывал отцу.

– Так зови! – рявкнул мужчина, залпом допил спиртное и уронил стакан на стол.

Девушка тут же скрылась, было слышно, как она объясняет невидимому мистеру Тилону, что сейчас не самое подходящее время для визита. Барон не стал ничего больше спрашивать. Не стал прощаться, он просто развернулся и пошел к выходу. А вот я не удержалась:

– Что случилось с вашей Мартой?

– Она умерла, – тихо ответил мастер и снова потер рубец на шее. – Очень давно.

– От коросты?

– От ножа под ребрами.

Девушка продолжала в чем-то убеждать нового посетителя, но, кажется, безуспешно, голоса в лавке становились все громче. На улице уже начало темнеть. Знаете, как оно бывает, заходишь в помещение, оставляя за спиной яркий день, а спустя несколько минут сумерки укутывают улицы полупрозрачной вуалью, вдалеке фонарщик уже зажигает первые огни. Но тебе всегда кажется, что смена света и тени произошла слишком быстро, кажется, ты пропустил слишком много…

Ладонь барона вдруг легла мне на талию, увлекая вперед.

– За нами кто-то идет. Не оборачивайся, – прошептал рыцарь.

И, конечно, я тут же обернулась. Мы миновали кондитерскую и скобяную лавки, оставив мастерскую в сотне метров сзади. Двое мужчин перешли дорогу, поравнялись с нами и пошли дальше. Дородная женщина в кафтане прогуливалась около витрины с пирожными. Где-то смеялись дети. Молодой человек помогал женщине выйти из экипажа. Обычные люди обычного города.

– Я же сказал. – Оуэн схватил меня за подбородок и заставил повернуть голову. Вторая его рука все еще лежала на моей талии. – Пусть они лучше думают, что мы тайные влюбленные, чем…

– Чем кто? – спросила я. – Крис, вы дали слово, что больше до меня не дотронетесь, и тем не менее уже дважды его нарушили. Я начинаю думать, что зря мы все это затеяли.

– Ивидель, – растягивая слова, проговорил он, – вы начали думать? – Я дернулась, но он не дал мне отстраниться, тут же стал серьезным. – Прошу прощения. Но вы сами настояли на том, чтобы сопровождать меня. – Он вздохнул и добавил: – Время уходит, и я начинаю сомневаться в том, что все это не зря. Все эти разговоры. Один, другой… сколько их будет, а мы еще даже не добрались до безногого Кэрри с рынка и Труна, кем бы он ни был. Но если за нами следят…

– Это хорошо или плохо? – Я снова попыталась оглянуться, но он не дал.

– Не знаю. Но это хотя бы результат. Сейчас я уберу пальцы и возьму вас за руку, не принимайте за оскорбление. Мы, все так же улыбаясь, пойдем дальше, минуем перекресток с улицей Цветов и свернем на Полуночный бульвар.

Не знаю, следили ли за нами на самом деле или это была игра воображения. Но люди, которые могли этим заниматься, представлялись мне весьма странными. Я послушно шла за Крисом, ощущая теплое прикосновение его руки к своей.

Наверное, я совсем сошла с ума. И видела то, чего нет. Или, как и барон, хотела видеть. Многие люди касаются друг друга каждый день, и пусть иногда эти прикосновения на грани допустимого, как сейчас, но… Аэра не остановилась, и никто не спешил указывать на «падшую графиню» пальцем. Много шума из ничего. Из-за игры воображения.

Лавка «Травы и сборы» была закрыта, и, судя по сугробу перед дверьми, закрыта давно. Ярко-желтый крест предупреждал всех посетителей о том, что внутри больной коростой. Витрины с пучками трав, баночками мазей и склянками растворов были темными.

– Возможно, мы опоздали, – проговорила я, тщетно пытаясь разглядеть что-то за выставленными образцами. – Если, как сказал мастер Ули, травник не согласился с ценой, назначенной за исцеление, то…

– То уже может быть мертв. – Крис прищурился и вдруг потянул меня к узкому проходу между домами, огибая лавку слева. Снега там навалило не меньше, но зато в узком окошке под самой крышей мерцал тусклый танцующий свет. Скорее всего, от керосиновой лампы. В подсобном помещении кто-то был. Оуэн выпустил мою руку и подошел к задней двери. В отличие от центрального входа здесь крыльцо кто-то старательно расчистил и свалил снег под водосточную трубу. Рыцарь оглянулся, но улица за нашими спинами оставалась пустой. Стоило только взяться за ручку, как дверь открылась, потянуло теплом, запахом трав и пряностей.

– Как легкомысленно, – попенял незнамо кому барон, и мы вошли в узкий коридор.

Слышались приглушенные ругательства и шипение, очень похожее на то, что издает поезд, прежде чем тронуться. Я выглянула из-за спины замершего на пороге Криса.

Мы ошиблись. Линок был жив, конечно, если в лавку не забрел еще один больной коростой травник. Рисунок чешуи ярко выделялся на бледной коже груди, рубашка с развязанным воротом казалась несвежей, рукава перемазаны чем-то коричневым.

В центре подсобного помещения виднелись два сдвинутых стола, вдоль стен теснились шкафы со множеством выдвижных ящичков и книгами. Запахи приправ смешивались с менее приятными и кисловатыми ароматами. Столешница была заставлена… Я не знаю, как называются все эти прозрачные чашки, баночки и соединяющие их трубки. Под пузатой колбой в миниатюрной горелке танцевал язычок пламени, жидкость пузырилась и оседала на стенках россыпью капелек. Горка порошка покачивалась на весах.

Линок был молод, старше Криса лет на пять, не больше. Он поднял голову от смутно знакомого устройства, состоявшего из зажимов и увеличительных стекол. Линзоскоп – вспомнила я. Мы пользовались похожими на идентификации веществ. Как же у меня болели глаза после двух часов работы с этим устройством, линзами и пинцетами!

Парень посмотрел на меня, потом на Криса, который привычным движением сдернул шейный платок.

Знаете, что мне это напомнило? Обмен визитками. Ты вручаешь белую карточку с именем, и точно такую же вручают тебе. Представление закончено. Тут происходило то же самое. Смертельный рисунок на коже служил лучшей рекомендацией для знакомства.

– Помогай, – скомандовал Линок Оуэну, хватая со стола маленькую склянку и подставляя ее под одну из трубок. – Открой вот тот клапан.

Рыцарь в два шага оказался у стола и без слов повернул вентиль. В склянку закапала жидкость изумрудного цвета.

– Что это? – спросила я.

– Лекарство от коросты, – невозмутимо ответил травник, поднося баночку к глазам.

– Серьезно? – Крис завернул вентиль.

– Конечно. – Линок взялся за лупу. – Только оно ее не лечит. Совсем. Но я не отчаиваюсь.

– Может быть, это поможет? – спросил Крис, выкладывая на стол инструментариум. Светлые, почти белесые брови травника поползли вверх. – Знакомая вещица?

– До последнего винтика. – Молодой человек обернулся, открыл третий ящик слева и вытащил точно такую же коробочку.

– Их две? – спросила я, подходя ближе.

– Для меня это такая же новость, как и для вас. – Молодой человек посмотрел на меня, немного смутился и стал торопливо застегивать пуговицы на вороте. – Линок Стиа к вашим услугам, леди…

– Астер. – Я смогла улыбнуться. – Ивидель Астер. Вы целитель?

На стене за его спиной над ящиками висела крупная зернистая фотография. Дюжина серьезных молодых людей пристально смотрела на беспорядок в подсобном помещении. Черные пятна костюмов, белые овалы лиц и размашистая подпись:

«507 выпуск Целительской академии Эрнесталя, 1021 год от образования Разлома».

Фотография… к ней до сих пор относились с предубеждением. Многие думали, что, перенося изображение на кусок картона, они переносят и часть души. Фотографию в столицу привез один из южных промышленников, некий мистер Фотогра. Он решил, что напал на золотую жилу. С помощью пластин и устрашающего трехногого аппарата Фотогра создавал портреты за один миг, а изготавливал меньше чем за сутки. В то время как художники работали неделями, а то и месяцами. Для фотографии не нужно было позировать часами, да и стоили его работы в три раза дешевле. Всего лишь в три раза, что напрочь исключало их из категории элитных, но вместе с тем не опускало до уровня общедоступных. Не думаю, что мистер Фотогра голодал, но и сколотить состояние на заказах студентов Эрнесталя тоже не получилось. Князь не порицал нововведение, жрицы богинь хранили молчание, народ глядел с опаской.

Три года назад папенька возил нас в салон, желая на деле увидеть, что такое фотография. Помню комнату с белыми стенами, суетливые движения подмастерьев, ящик на трех ногах и пот, который то и дело смахивал мистер Фотогра со своего покатого лба. Матушке не понравилось, ибо мастер не смог уменьшить ее нос. То ли дело настоящий художник, получивший звонкую монету и учитывающий все пожелания заказчика.

– Нет, я учился на целительском, но выбрал специализацию травника. Люди имеют обыкновение жаловаться и умирать, растения в этом плане намного предпочтительнее. – Линок оставил ворот в покое и встряхнул инструментариумом. – Моя коробочка счастья уже пуста, все извел на опыты. – Травник бросил ее обратно и задвинул ящик. – Можно? – Он указал на коробочку Криса. На мою коробочку.

– Валяй, – разрешил барон и стал огибать заставленный приборами стол. – И к тебе не приходили, не приставляли нож к горлу, не объясняли другими доступными для понимания методами, что единолично владеть столь важной вещью – опасно для здоровья?

– Нет. – Он поднял голову. – А к вам приходили?

– К ней. – Рыцарь указал на меня. – И этому должна быть причина. Тому, что за один иструментариум они дерутся клыками, а про второй забывают.

– Должна, – согласился травник и взял инструментариум.

– Значит, ты тот самый Линок, что отказался заражать других? – уточнил Оуэн.

– Узнаю слова мастера Ули, – ответил травник. – Я тот дурак, что некстати вспомнил данную при выпуске клятву и отказался.

– Жалеете? – спросила я. – А сейчас бы согласились? Заразили бы другого?

Молодой человек посмотрел на меня и безошибочно выщелкнул шило.

– Да, согласился бы и заразил в нарушение всех клятв. Вместо того, чтобы играть в гордого героя, я бы взял того урода в капюшоне, привязал к каминной решетке и испробовал на его шкуре все противоядия.

– Кого ты должен был уколоть? – спросил Оуэн.

– А ты? Или передо мной просто несчастный больной, которому не повезло, и он пришел к травнику в надежде получить несуществующее лекарство?

– Что, и такие заходят?

– Бывает, – ответил Линок. – Так кого?

– Мне забыли сказать. Вот зашел в лавку и подумал, может, ты знаешь, кого надо отправить к праотцам, чтобы самому выжить?

– Знаю. Мастера Гикара, у него оружейная в конце улицы, почти у портовых складов.

– Но он же и так был… – начала я, но, встретившись взглядом с синими глазами, замолкла.

Все становилось с ног на голову. Не то чтобы раньше все было понятно, но… Получалось, Гикара должен был заразить травник, но не сделал этого, оставил коробочку с ядом себе. Но имелась и вторая коробочка, а значит, и второй исполнитель, раз оружейника все равно заразили. Или не значит? Демон его знает.

– Не волнуйтесь, Ули предупредил оружейника. – Линок выдавил на прямоугольное стекло каплю жидкости и покрутил колесико настройки линз.

– Так предупредил, что сразу после этого Гикар сгорел вместе с лавкой? – поинтересовался Крис.

– Сгорел? – Линок запустил пятерню в волосы. – Серьезно? Я не выходил уже несколько дней. Может, неделю. Продукты приносят из лавки напротив… Точно сгорел?

– Да. Когда к нему ходил кожевенник?

– Три или четыре дня назад. Еще до похорон брата.

– Интересно.

Травник пожал плечами и снова склонился к линзоскопу.

– А в мастерской у Ули чан с соляркой стоит и покрытые сажей рукавицы валяются…

– Ты это к чему? – спросила я Оуэна.

– К тому, что если бы Ули захотел, не важно, по какой причине, у него были и возможность, и горючее.

– Как и у десятка других лавочников. Гикара не очень любили, – сказал травник. – Говорили, он сильно задавался, потому что вел дела с магами.

– У мастера Ули борода справа опалена, – вспомнила я. Всего несколько слов, несколько штрихов, и картина в очередной раз изменилась. – Девы, неужели это он? Но зачем? – Я нахмурилась. – Мы должны рассказать серым.

Тут мне некстати вспомнилось, как один из лакеев шевелил дрова в камине, полено треснуло, ему в лицо дохнуло жаром, на пол посыпались искры. У слуги тогда так же, как у Ули, посветлели кончики ресниц и бровей, а он никого не сжигал, хотя перчатки перемазались в саже.

Зачем кожевеннику уничтожать лавку Гикара, если они оба, можно сказать, пострадавшие? Хотя я вообще не видела смысла в поджоге оружейной. Но то, что я его не видела, не значило, что его не видел кто-то другой.

– Я никому ничего не должен, – отрезал барон.

Травник нахмурился, выдвинул крайний левый ящик, достал маленький пакетик, вернулся к столу и высыпал его содержимое на стекло с коричневой каплей. Жидкость тут же вспенилась. Парень склонился к линзоскопу.

– Странный выбор жертв, – добавил рыцарь и стал перечислять. – Ювелир, кожевенник, травник, оружейник – все ремесленники из одного квартала.

– А вот это уже интересно, – словно не слыша его, сказал Линок, поднимая голову от верхней линзы. – То, что вы принесли, совсем не…

Незапертая дверь с такой силой ударилась о стену, что треснула пополам. Ручка оставила вмятину в деревянной панели. Я подпрыгнула на месте и смахнула со стола одну из склянок, та со звоном разбилась.

– Кто вы таки… – начал возмущаться Линок, но закончить ему не дали. Никому из нас не дали двинуться с места.

До этого я не видела серых в деле. Настоящих, закончивших обучение рыцарей, а не студентов. Они были быстры. Очень быстры. И в первый момент мне показалось, что в подсобное помещение ворвалась маленькая армия.

Вооруженный мужчина в плаще столкнул весы и ударил травника в бок, Линок согнулся и повалился под стол. Крис успел вытащить нож. Серый ударил его по руке, но парень не выпустил клинка. Второй рыцарь, зайдя со спины, приставил к шее барона свою острую железку и скомандовал:

– Бросай.

Нож тут же упал на пол.

На занятиях нас учили фехтовать, учили уходить и блокировать удары противника. Нас не учили тому, что делать, когда амбал в два раза крупнее тебя хватает за руки, разворачивает к себе и обездвиживает, не давая не то что вытащить рапиру, а вообще пошевелиться.

Пламя, такое мягкое и такое послушное, затрепетало в светильниках. Готовое на все ради меня пламя, стоит только легонько подуть, и…

По металлическому знаку того серого, что держал лезвие у шеи Криса, пробежала россыпь голубых искр, и металлическая бляха отозвалась на магию мелодичным перезвоном.

– Перестаньте, Ивидель, – раздался знакомый голос. Серая баронесса вошла в помещение последней – в коротком, отделанном мехом пальто и в капоре, на котором таял снег, она меньше всего походила на жрицу.

– Пусть ваш серый пес уберет руки. Немедленно! – Пламя в светильниках вспыхнуло ярче, оно очень хотело вырваться на свободу, не менее сильно, чем я хотела его выпустить. – Вы без предупреждения напали на студентов Академикума, и мы имеем право защищаться. Сами будете перед советом магов отвечать, почему я спалила пол-улицы в торговых рядах. Отвечать и расплачиваться.

Пряжка серого снова вспыхнула, зазвенела, предупреждая хозяина о магической атаке.

– Кимэ, отпусти леди Астер, – недовольно сказала жрица.

Тот, что держал мои руки, помедлил несколько секунд, а потом отступил. Заговоренной бляхи на нем не было. Не было и страха в глазах. Зато было кое-что другое. Серая эмблема рыцаря, прошедшего посвящение. Я могла развести здесь тысячу костров – он вышел бы из них невредимым.

– И барона. – Я демонстративно отряхнула руки. – Если вы хотите поговорить со студентами, обратитесь в…

– А я уже, – весело ответила Аннабэль Криэ. – Вы не поверите, Ивидель, – серая обошла стол и посмотрела на Криса, – но барон Оуэн больше не является студентом Академикума, он ведь вам этого не сказал, верно? Интересно, во что еще он вас не посвятил, наслаждаясь тем, что вы бегаете за ним, как домашняя собачонка?

Она затянутой в перчатку рукой коснулась лежащего на столе инструментариума. Оуэн дернулся, но острое лезвие остановило порыв.

– Раз уж у нас такая задушевная беседа, – раздался голос травника, – не расскажете, что со мной не так? Учебу год назад закончил… это я так, на всякий случай.

– Может, у тебя здесь какие-то запрещенные вещества имеются? – прогудел тот, которого называли Кимэ, высокий, с черными волосами и какой-то приплюснутой головой.

– Если найдете, я их выпью, – пообещал травник.

Бывшая баронесса Стентон кивнула, тот рыцарь, что стоял над Линоком, сделал шаг назад. Молодой человек неловко поднялся.

– Барон, – насмешливо поприветствовала серая, беря коробочку, – ничего не хотите мне рассказать?

– Как раз раздумываю.

– Полезное дело. – Она убрала инструментариум в карман. – А пока вы этим заняты, посидите в портовом остроге. Во избежание, так сказать. Увести!

– Скажите, что я сделал? – спросил Крис. – А то что-то меня в безвинные мученики не тянет.

– До мученика тебе, как мне до богинь, – хмыкнула серая. – За избиение и ограбление ювелира.

– Это он вам напел? – поинтересовался Оуэн.

– Нет. Мы давно за тобой ходим и сами видели.

– Видели и не вмешались? – хохотнул Крис. – Да, жители Льежа могут спать спокойно.

– Так нельзя. – Я сделал шаг вперед, и Кимэ угрожающе качнулся. – Он дворянин и имеет право на…

– На защиту главы рода. – Жрица едва не мурлыкала. – Мы пошлем вызов его отцу. Насколько я помню, старший барон Оуэн не жалует ни дирижабли, ни поезда. Думаю, он прибудет в Льеж к концу месяца. – Она посмотрела на рисунок чешуи на коже Криса. – И очень расстроится, не застав наследника живым. Обидно, наверное, провести последние дни за решеткой?

– Я тебе потом расскажу, если хорошо попросишь.

– Как был грубияном, так и остался, а ведь можно все решить быстро. Если ты невиновен, – она стянула перчатку, – я узнаю об этом через секунду и…

– Нет.

– Крис, – умоляюще протянула я, но он даже не посмотрел в мою сторону.

– Я сказал – нет. Серая, пойдешь против закона и князя?

– Запереть! – поджала губы жрица.

И они увели его. Чуть шевельнули рапирой у шеи, и Оуэн пошел сам. Не знаю, чего я ждала. Может, прощального взгляда, а может, вмешательства Дев, но ничего не произошло. Деловитые рыцари вслед за серой покинули лавку, не сказав травнику ни слова, лишь хрустевшие под ногами осколки напоминали о произошедшем.

Снаружи послышалось конское ржание.

Мы с травником переглянулись. Никто из нас не знал, что делать дальше. Вернее, не знал он, а я… Поддавшись порыву, выскочила из лавки и бросилась к черной без окон карете, в которую как раз сажали Криса. Даже не знаю, зачем, просто не могла стоять на месте.

– Не надо, леди Астер, – мягко остановила меня Аннабэль, схватив за руку. – Вы и так уже наломали дров, но пока об этом знаю только я. Пусть так и остается.

– Дров? – возмутилась я, вырываясь. – Помешать вам запереть обреченного на смерть человека в остроге – это теперь называется «наломать дров»?

– Подумайте о своей репутации!

Дверь кареты хлопнула, я успела увидеть, как Крис закрыл глаза, откидываясь на спинку сиденья. Столько всего было в его позе, столько усталости и… отчаяния.

– Подумайте, кто он и кто вы?

– Прекратите!

– Не прекращу, потому что вы, леди Астер, похоже, ослепли. Он на ваших глазах избил старика! – Она говорила зло и отрывисто.

Один серый рыцарь устроился на козлах рядом с кучером, двое вскочили на запятки экипажа, щелкнули вожжи.

– У него были причины. – Я проводила взглядом отъехавшую карету. – Раз вы следили за нами, то должны знать, что… у него были причины, – беспомощно повторила я.

– Конечно, были, – согласилась она. – Это добро делают просто так, а у подлости есть причины. У таких, как он, всегда есть оправдания, а такие дурочки, как вы, всегда им верят. И мало кто задумывается о том, что этот лавочник, возможно, будет остаток дней ходить с тростью, если вообще будет ходить.

– Вы не понимаете! – Я сжала кулаки и снова почувствовала жар. – Вы ничего не понимаете!

– Так помогите мне, – неожиданно мягко сказала серая. – Помогите мне понять. И тогда я помогу вам. Ивидель, – она коснулась моего рукава, – это слишком далеко зашло и давно уже перестало быть шуткой, в которую играют двое студентов. Хватит! Рассказывайте. Или забудьте о бароне Оуэне навсегда. Возможно, так будет даже лучше.