Черный колдун Шведов Сергей
— Ты обещал им слишком много, — холодно заметил Чирс — Горе Великого может умерить только смерть убийц его наместника Геронта.
— Великий не станет заглядывать в лица варваров, посланных сопровождать Геронта в его последнем походе, — почтенный Ахай цинично усмехнулся.
— Я бы на твоем месте придержал женщин и детей варваров до окончания дела. В качестве заложников.
— Они не так глупы, посвященный, чтобы верить нам с тобой на слово. Одна из женщин должна будет подать знак Сабудаю, что оба его сына на свободе.
— Женщину можно заставить это сделать. — Нет.
— Но почему?
— Эта женщина моя сестра.
Лицо Чирса осталось невозмутимым, дрогнули только длинные ресницы. Вот откуда у варваров огненные арбалеты Храма — меченые! Он сам вручил им грозное оружие когда-то очень давно. Значит, уцелел не только Бес. Неужели и Кон остался жив? Молчун, который знает слишком много. Посвященный Чирс гонялся за ним многие годы, но он был уверен, что Кон погиб в лесной крепости.
— Насколько я понимаю, к жрецу Ахаю вернулась память?
— Скажем так, посвященный, я забыл многое, но далеко не все.
— А может ли посвященный Чирс доверять почтенному Ахаю, который забыл не все?
— А разве у посвященного Чирса есть выбор? Два скорпиона не уживаются в одной норе. Кто-то должен ужалить первым, либо ты, либо Геронт.
— Рекин Лаудсвильский намекал мне, что реликвия Храма у тебя в руках, почтенный, но я не поверил хитрому владетелю. Ты обвел меня вокруг пальца, меченый Ахай, а это удается немногим.
— Я отдам тебе реликвию, посвященный, через полчаса после смерти Геронта. Но помни — полчаса.
Чирс задумчиво смотрел вслед уходящему Бесу: жив молчун Кон или нет, но этот человек опасен сам по себе. И слишком много знает. Владетель Рекин оказался прав: меченого не так-то просто сломить. А Чирс слишком доверился мощи Храма. В двадцать лет этот мальчишка стал почтенным — неслыханное возвышение. Конечно, посвященные Вар и Чирс приложили к этому руку, но ведь и врагов у Несокрушимого Меча Храма более чем достаточно, а он еще жив. Пятьдесят пешек! Какими же мозгами нужно обладать, чтобы справиться с ними. Недаром даже Вар иной раз косится в сторону почтенного Ахая с опаской и удивлением. Как там сказал этот монстр: два скорпиона не уживаются в одной норе? Скорпионы — это посвященные Чирс и Геронт. А как теперь следует называть почтенного Ахая? И не представляет ли он для Чирса большую опасность, чем стареющий наместник Великого? Среди варваров, окружающих Сабудая, наверняка есть меченые, иначе Несокрушимый Меч Храма не стал бы себя утруждать. В случае отказа посвященного Чирса Бес, чтобы спасти своих, попытается договориться с самим Геронтом. И не исключено, что головой своего дяди. А посвященному Чирсу пока рано умирать. Умереть должен Геронт, и не только он один.
Достойный Кюрджи понуро предстал пред светлые очи посвященного Халукара. На лице степняка появилась зловещая улыбка, не предвещавшая суранцу ничего хорошего.
— Я сделал все, что мог, — вздохнул Кюрджи.
— И все-таки планы заговорщиков остались для нас тайной за семью печатями.
— Нет никаких данных, что Чирс готовит заговор.
Халукар посмотрел на помощника с сожалением. Кажется, он ошибся в отношении суранца. Для того чтобы бороться с посвященными горданцами, нужен изощренный ум, стальная воля и изворотливость змеи. Суранец был неплох, когда имел дело с простодушными северными варварами, но горданцы ему не по зубам. А знает достойный Кюрджи много, слишком много. Лишние знания отягощают душу и укорачивают жизнь.
— Я дал тебе своих лучших агентов, — осуждающе покачал головой Халукар.
— Их трупы я обнаружил сегодня утром на глухой улочке Хянджу. — В голосе Кюрджи слышался ужас — Этот мальчишка просто чудовище.
— Ему есть что скрывать, — усмехнулся Халукар. — Почтенный Ахай заметает следы. По-моему, он зажился на этом свете. Твоя вина, Кюрджи.
— Скажи об этом посвященному Вару, который превозносит почтенного Ахая на всех углах.
Халукар равнодушно отмахнулся от подручного — события развивались стремительно, и посвященному сейчас было не до обид ничтожного суранца.
— Два дня назад Ахай навестил пленных варваров под покровом ночи. Зачем почтенному понадобилось утруждать себя в столь неурочное время?
— Посвященный Вар приказал отправить часть захваченных в последнем походе женщин в дальнее поместье, — прищурился Кюрджи. — Среди них жена и дети Сабудая.
— И никто не заметит, если они исчезнут по дороге, — усмехнулся Халукар. — Когда ты начинаешь думать, суранец, то у тебя неплохо получается. Обреченные на смерть не станут трудиться даром: женщины и дети — это плата.
— Нужно воспрепятствовать Вару. Халукар рассмеялся:
— Ты сказал не подумав, достойный. Посвященный Вар, Левая рука Великого, вправе распоряжаться захваченной в походе добычей как ему заблагорассудится.
— Но...
— Никаких «но», суранец. Геронт доверил свою особу мне, ничтожному степняку Халукару. До сегодняшнего дня у него не было причин сожалеть об этом и, надеюсь, не будет и впредь.
— Твои заслуги известны всем, посвященный, — подобострастно заметил Кюрджи.
Посвященный Халукар не поражал воображение богатырскими статями, но от его небольшого крепкого тела исходило ощущение силы. Маленькие узкие его глазки буравили лицо собеседника, словно пытались докопаться до потаенных глубин чужого сознания. Кюрджи ежился под этим взглядом. Интересно, сколько трупов положил в основу своего возвышения и нынешнего могущества посвященный Халукар? Безродный степняк, добравшийся до вершин пирамиды власти, должен был обладать незаурядными способностями: о его жестокости ходили легенды, в его преданности Геронту никто не сомневался. Именно Геронт поднял его до вершин власти, и со смертью наместника Великого звезда степняка, столь ярко сияющая на небо склоне Храма, могла закатиться навечно. Немудрено, что Халукар так близко к сердцу принимал слухи о готовящемся заговоре против Правой руки Великого.
— Иди, достойный, — степняк пристально посмотрел на Кюрджи, — и помни: Великий требует крови, а будет ли это кровь Ахая или твоя, зависит не только от меня, но и от тебя.
Кюрджи долго пятился задом до двери, не в силах оторваться от насмешливых глаз посвященного Халукара. Дверь жалобно скрипнула, выпуская потрясенного жреца, и с грохотом захлопнулась.
Халукар поморщился и отпил из хрустального кубка пару глотков веселого сока. На этот раз Чирс близок к цели как никогда прежде. И, пожалуй, никто не сможет помешать ему добиться успеха. Никто, кроме посвященного Халукара. Самодовольный горданец, презирающий даже Геронта за ничтожную примесь степной крови, все, кажется, учел, все рассчитал, за исключением одного: разум простого степняка Халукара ничем не уступит разуму посвященного горданца. Он, Халукар, взятый в Храм еще младенцем, не знавший ни отца, ни матери, прошедший через чудовищные унижения, пытки, промывание мозгов, вывернувших его душу наизнанку, восторжествует над сыном великого Ахая. И это будет только его победа. А потом можно будет позаботиться и о Геронте. Наместник Великого засиделся на хрустальном троне. Ах, если бы Халукар был горданцем...
— Посвященный Чирс просит твоего внимания, господин, — одетый в желтое слуга согнулся в низком по клоне.
Халукар вздрогнул от неожиданности. Посвященный Чирс легок на помине, ничего не скажешь. Интересно, каким ветром его занесло в логово смертельного врага?
— Рад видеть тебя, посвященный, в своем убогом жилище.
— Не нужно скромничать, посвященный, твой дом лучший в Хянджу, а значит и на всех землях Храма.
Это было правдой. Халукар считал нелепой привычку горданцев прятаться под землю. Степняку нужен чистый воздух и запах трав, приносимый ночным ветерком с суранских просторов.
Чирс внимательно осмотрел комнату, взгляд его упал на полки, заставленные книгами, и в глазах появилось нечто очень похожее на зависть.
— Я слышал о твоей библиотеке, посвященный, но не предполагал, что она столь богата.
Халукар улыбнулся — Чирс, охотник за знаниями, и в этой ситуации остался верен себе. Что ж, не только горданцы способны проникнуться мудростью далеких предков.
— Увы, — развел руками гость, — нынешних горданцев больше интересует золото и ночные забавы. Вырождающиеся потомки достойных отцов.
В голосе Чирса звучала неподдельная горечь. Халукар был согласен с ним. Посвященный Чирс, посвященный Вар — вот, пожалуй, и все, чем сегодня может гордиться Храм. Ну, может быть, еще и сам Халукар, не горданец, а простой степняк.
— Мне известны посвященные горданцы, которые собственное имя выводят с трудом, — презрительная улыбка появилась на губах Чирса.
И точно такая же улыбка, как отражение улыбки горданца, осветила лицо Халукара. Многое разделяло посвященных, но сходились они, пожалуй, в одном — в ненависти и презрении к посвященному Нумилину, туповатому пройдохе, поднявшемуся к вершинам власти благодаря расположению Геронта.
— Не кровью определяется величие, а знаниями, — продолжал Чирс — Знаниями возвеличился Храм, погибающий ныне по вине невежд.
— Посвященный Геронт, да продляться дни его вечно, поднял Храм на небывалую высоту.
— Посвященный Геронт устал от непомерных трудов, — Чирс ласково провел пальцами по корешкам книг, — дела в Храме вершат другие люди. Но способны ли эти люди нести тяжкую ношу, которую по неосторожности взвалили на свои слабые плечи?
И без того узкие глаза Халукара сузились еще больше — уж слишком откровенен был сегодня Чирс. Такая откровенность остро попахивала казематами Чистилища, а то и кое-чем похуже.
— Зачем посвященному Геронту жрец Халукар, если не будет ни Чирса, ни Вара? Посвященный Нумилин заменит всех троих. К тому же он горданец, а значит, естественный преемник Геронта.
Халукар молчал, по его неподвижному лицу трудно было понять, о чем он думает в эту минуту.
— Сердце Храма скоро остановится. И что тогда, по священный? Кто удержит мир от развала? Храм расколется как перезревшая тыква, и толпы варваров разрушат наши города и развеют по ветру накопленные богатства. Еще не поздно спасти Храм, но сделать это сможем только мы — ты, я и старый Вар. Пройдет пять, десять лет, и никто уже не сможет помочь проваливающемуся в трясину варварства миру.
Халукар не отрываясь смотрел на Чирса, тот глаз не отвел, лишь в уголках его полных губ появилась горькая усмешка.
— Можно ли верить посвященному Чирсу?
— А что нам еще остается, как не довериться друг другу. Подумай, посвященный Халукар, будущее Храма в твоих руках.
Глава 12
ПЕРЕВОРОТ
Огромные толпы народа стекались в это солнечное утро к Чистилищу. Тысячи жителей Хянджу, возбужденные предстоящей встречей с мудростью Великого, с трудом сдерживали рвущуюся из груди радость. Сам посвященный Геронт, Правая рука Великого, предстанет сегодня перед народом — предстанет не на хрустальном троне, как неосязаемый посланец высших сил, а как простой смертный, равный среди прочих и подобный им. Такое событие случалось только раз в году, и каждый горожанин почел бы себя навеки обездоленным, если бы в святой день всеобщего очищения его глаза не коснулись бы края одежды наместника Великого на земле. К тому же это было небезопасно — тайные служители Храма зорко следили за тем, чтобы жар любви к Великому не ослабевал в душах непосвященных.
За поведением толпы наблюдали также гвардейцы и стражи Храма. Верховные жрецы не полагались только на всеобщую любовь к Великому и на всякий случай страховались мечами и копьями. Особенно сегодня, в святой день, когда к Чистилищу стекались не только обыватели Хянджу, но и посланцы самых удаленных храмовых земель. Великий день всеобщего согласия не мог обойтись без казни ослушников. Целую неделю по городу ползли слухи, что в этот день глазам изумленных зрителей предстанет зрелище не бывалое: посвященный Геронт собственной рукой благословит на службу Великому несколько сотен мятежных варваров во главе со знаменитым убийцей Сабудаем. Никогда еще за последние годы количество новых слуг для Великого не достигало подобной цифры, и это обстоятельство не могло ни подогревать интерес благочестивых зрителей.
— Хвала посвященному Вару, Левой руке Великого! Хвала Несокрушимому Мечу Храма почтенному Ахаю!
Бес равнодушно слушал приветственные крики толпы, его заботили сейчас совсем другие проблемы. Горожане, на которых случайно падал взгляд Черного колдуна, невольно ежились и, опустив глаза, спешили спрятаться за спинами соседей. Слава почтенного Ахая слепила очи простым смертным. К тому же пугали слухи о его жестокости. Пять пешек угрюмо двигались за своим кукловодом, бесчувственные, как камни.
Бес не смотрел под ноги коня, уверенный, что каждый раб Храма счастлив будет найти освобождение от земных забот под копытами в светлый день очищения. Но то ли народ вокруг собрался не слишком благочестивый, то ли по какой-то другой причине, только кандидатов на освобождение среди обывателей не нашлось. Толпа поспешно расступилась, пропуская почтенного жреца Ахая, смуглый лик которого не выражал ни отеческого участия, ни даже простого дружелюбия. С пешек же вообще спрос был не велик — эти проехали бы и по распятому на земле телу Великого, не моргнув красными рыбьими глазами, если бы на то была воля их кукловода.
Гвардейцы глухо заворчали, когда Бес со своими пешками врезался в их ряды. Почтенный Кархадашт, Щит Великого, поспешил на место инцидента, хриплым голосом отдавая команды. Гвардейцы нехотя расступились, пропуская пешек к помосту. Наглость жреца Ахая воистину не знала пределов, он едва не въехал на вороном жеребце на священный помост, где расположились в строгом порядке верховные жрецы Храма, чьи негодующие взоры готовы были испепелить святотатца.
Бес спешился и передал поводья коня Кролу. Длинный черный плащ его зашуршал по полированному деревянному покрытию, широкие плечи раздвинули жиденькую толпу младших жрецов, пытавшихся ему помешать. Несокрушимый Меч Храма приблизился к посвященному Вару и что-то прошептал ему на ухо. Вар кивнул головой и скосил глаза на стоящего рядом Чирса. Лицо посвященного оставалось невозмутимым, лишь длинные пальцы холеных рук нервно теребили полу отделанного серебром плаща.
— Полчаса, — сказал Бес уже громче.
— Мы уже решили этот вопрос, — отозвался спокойно Чирс.
И без того бледное лицо Вара побледнело еще больше. Почтенный Ахай похлопал ладонью по широкой груди:
— Я держу слово.
Чирс молча кивнул головой. Жрец Ахай резко развернулся на каблуках и почти сбежал с помоста к своим пешкам.
— Почтенный, видимо, вообразил, что находится в конюшне среди пешек, а не среди посвященных на глазах у Великого, — бросил в раздражении Нумилин. Зоркое око Храма скосил глаза на извечного соперника Халукара, но хитрый степняк никак не отреагировал на выходку Несокрушимого Меча Храма.
— С каких это пор помост охраняют пешки, а не верные Храму гвардейцы? — Нумилин произнес эти слова довольно громко, чтобы слышали все посвященные.
— Такова воля Геронта, да продлятся дни его вечно, — небрежно бросил Халукар и отвернулся.
Толпа заволновалась, загудела. Храмовые стражники привычно заработали хлыстами, сбивая людей в четыре гудящих квадрата. Послышались крики раздавленных, потом разом все стихло, и взоры присутствующих устремились к помосту.
Двенадцать одетых в серое жрецов выступили вперед, держа в руках огромные секиры. Отточенные лезвия тускло поблескивали в лучах утреннего солнца. Жрецам предстоял сегодня трудный день с тяжелой и кровавой работой. Головы присутствующих словно по команде повернулись вправо. Несколько сотен варваров, подгоняемых хлыстами, почти вбежали на площадь перед Чистилищем и остановились в полусотне шагов от помоста.
Бес подал знак Уле, та выехала из плотной группы пешек и приблизилась к нему. Костюмом она не отличалась от пешек, но Бес надеялся, что Ара и Сабудай узнают ее и в таком наряде. Ула подняла руку и помахала ею в воздухе. Бесу показалось, что среди варваров началось движение. Несколько человек выдвинулись из средины толпы и заняли места во втором ряду, за спинами Сабудая и его военачальников. Среди десятка светловолосых голов Бес разглядел черную шевелюру Ары и вздохнул с облегчением.
Взревели трубы, перекрывая четкую дробь барабанов, обыватели Хянджу вздохнули в едином порыве любви и благоговения. Храмовая стража угрожающе зарычала, осаживая людей назад. Посвященный Геронт, Правая рука Великого, вступил на помост, сопровождаемый одетыми в белое служителями. Золотой плащ Геронта жарко горел в лучах утреннего солнца. Обыватели восхищенно взвыли, не в силах сдержать обуревавшие их чувства. Губы Геронта дрогнули и едва заметно шевельнулись. Слов никто не разобрал, да это и не было так уж важно. Посвященный Геронт, наместник Великого, говорил с простыми людьми — случай доселе небывалый. Правая рука верховного жреца взметнулась вверх, благословляя присутствующих. Толпа обреченно рухнула на колени и склонила головы перед бесконечным милосердием Великого. Примеру простонародья последовали стражи и гвардейцы, захваченные тихим просветленным ликованием. И даже посвященные жрецы, не говоря уже о служителях рангом пониже, склонились до земли вслед за Варом, Чирсом и Халукаром. Наместник Великого возвышался в гордом одиночестве над падшими ниц жрецами, и что-то похожее на удивление появилось на его лице. Он представлял собой отличную мишень, и Ара не промахнулся. Посвященный Геронт сломался пополам, алая струйка крови побежала по его подбородку, а маленькие поросячьи глазки в предсмертном ужасе уставились в равнодушное лицо почтенного Ахая. Наместник Великого упал на помост, издав при этом писк придавленной тяжелым камнем мыши.
Варвары ринулись в проход, предусмотрительно расчищенный для них гвардейцами. И почти сразу же им навстречу ударили огненные арбалеты Храма. Бес с ужасом увидел, как упал черноволосый Ара, бежавший рядом с пеликаном Сабудаем, а потом и сам Сабудай, рассеченный надвое автоматной очередью в упор, нелепо опрокинулся навзничь, взмахнув длинными сильными руками. Ула закричала и, хлестнув коня плетью, ринулась вперед, прямо на заметавшуюся в ужасе толпу. Горячий ее конь споткнулся, наткнувшись на свинцовую струю, — светлые волосы упавшей Улы рассыпались по черным плитам площади. И сразу же обезумевшая толпа захлестнула, затоптала ее безжизненное тело.
Чирс обманул! Он не дал варварам обещанного получаса. Меченый обернулся к посвященному: на бледных губах горданца появилась едва заметная торжествующая улыбка.
Бес очнулся от оцепенения, словно вынырнул к солнцу из черного ледяного омута. Нечто больше похожее на звериный рык, чем на человеческий крик вырвалось из его груди. Головы потрясенных жрецов повернулись в сторону почтенного Ахая. На лице посвященного Вара появилось выражение ужаса. Бес рванул мечи из ножен и ринулся на помост.
— Задержите его! — крикнул Чирс.
Автоматы горданцев ударили теперь уже навстречу Бесу, Вороной рухнул на передние, словно мечом подрубленные ноги, но меченый уже успел прыгнуть из седла на помост, на лету развалив подвернувшегося под руку служителя. Пешки, сметая все на своем пути, рванулись за кукловодом. Рычащий от бешенства Бес успел достать мечом Нумилина. Зоркое око Храма завыл дурным голосом и рухнул на помост, суча длинными худыми ногами. Посвященные ринулись в открытые ворота Чистилища, а им навстречу бежали, размахивая секирами, серые служители Храма. Бес успел разглядеть перекошенное лицо Чирса, но не успел дотянуться мечом до его шеи. Серые служители атаковали в лоб, гвардейцы и храмовая стража наседали с тыла, а черный с серебром плащ Чирса мелькал под сводами Чистилища, и дотянуться до посвященного через лес мечей и рук было уже невозможно. Бес скрипнул зубами и вскочил на подведенного Кролом коня. Пешки тут же сгрудились вокруг кукловода. Меченый взмахнул рукой и ринулся вниз с помоста на обезумевшую от ужаса толпу. Кровавая просека образовалась за спиной почтенного Ахая. Мечи со свистом взлетали в воздух и опускались на перекошенные лица. Трескуче рассыпались автоматные очереди, но Бес был словно заговоренный. Падали пешки за его спиной, падали под ударами его мечей гвардейцы, стражники и простые горожане, волею судьбы оказавшиеся на его пути. А Бес все рубил и рубил, потеряв всякое представление о времени и окружающей действительности. Он прошел сквозь толпу, как нож сквозь масло, и вылетел на узкую улочку Хянджу. Горячий конь поднялся на дыбы, и Бес от неожиданности едва не потерял стремя. Где-то за спиной раздавались крики, слышался треск автоматных очередей — люди с завидным упорством продолжали истреблять друг друга, а здесь, на этой улочке, было удивительно тихо. Так тихо, словно жизнь неожиданно оборвалась, оставив зияющую пустоту внутри. Бес обернулся: только десять пешек вырвались вслед за ним из ада. Ула и Ара остались там, на залитой кровью площади Чистилища — последний светлый луч в его душе погас. Жизнь потеряла смысл, и осталась только боль в разодранном в клочья сердце. Бес сжал висевший на шее амулет рукой — дьявольская игрушка. Очнувшиеся скорпионы впились в его ладонь ядовитыми жалами. Он швырнул их на землю и с удивлением уставился на обожженную ладонь.
— Рано, — услышал он вдруг спокойный голос — Бес Ожский еще не отомстил своим врагам.
Высокая фигура, одетая в жреческий плащ, склонилась к земле, и два раскаленных маленьких чудовища вновь заплясали перед глазами меченого. Жрец откинул капюшон, открывая лицо.
— Кон!
— Я опоздал, — сказал молчун.
— Все кончено, старик.
— Ничего не кончено, пока жив хотя бы один меченый. — Глаза молчуна холодно блеснули. — Ничего не кончено, пока мы живы.
Глава 13
ПОКА МЫ ЖИВЫ...
Чирс с удовольствием вдыхал запах трав бескрайней Суранской степи. Как же он устал в этом проклятом городе среди каменных стен и злобных лиц. Ох уж эти лица, тупые и лицемерные! Не говоря уже о руках, готовых вцепиться в чужое горло при первом же удобном случае. Однако посвященный Чирс, Правая рука Великого, не настолько прост, чтобы позволить дуракам восторжествовать над собой в затянувшемся споре. Не за тем он так долго шел к власти по трупам своих и чужих, чтобы умереть на пороге величия.
Жара спадала, и легкий степной ветерок приятно ласкал разгоряченное лицо посвященного. Два месяца, пролетевшие со дня смерти Геронта, были заполнены сотней дел, больших и малых, к тому же далеко не всегда приятных. Чирс не любил кровь, но в большом деле без нее не обойтись. Хвала Великому, в Храме разумных людей оказалось больше, чем неразумных. Двое посвященных да несколько десятков жрецов рангом поменьше — вот, пожалуй, и вся цена обретенного величия. Посвященный Халукар оказался способным помощником, хотя далеко не всем горданцам очередное возвышение степняка пришлось по душе. Но для Чирса Халукар был ценен именно тем, что ему никогда не быть первым в Храме.
Халукар держался настороже. Степь она и есть степь, а у посвященного Чирса врагов немало. Довериться же полностью почтенному Кархадашту было бы слишком опрометчиво. Щит Великого неплохо справился со своей ролью во время недавних событий, но упустил-таки почтенного Ахая — непростительное разгильдяйство. Нужно поговорить с посвященным Чирсом, да продлятся дни его вечно, — достойный Магасар более подходящая фигура на должность командира гвардейцев. Посвященный Халукар не рвется к свету — это удел суетных горданцев, а для него реальная власть куда важнее. Посвященный Нумилин, Зоркое око Храма, так и не оправился от полученных ран. Чирс, кажется, склоняется к мысли объединить внешний и внутренний надзор в одних руках, и эти руки цепкие и надежные. Конечно, посвященные против возвышения Халукара, но новый наместник Великого может пренебречь мнением спесивых горданцев. Геронт себе этого позволить не мог. Вот что значит даже капля степной крови в жилах — она порождает неуверенность в своем праве повелевать. В молодости Геронт не знал сомнений: посвященный Диарх, победитель великого Ахая, пал от его руки. Правда, Геронт уже тогда подстраховался — вернул в Храм сына Ахая Чирса и дал ему ранг посвященного. Этот благородный жест принес ему симпатии многих горданцев, а обычная грызня за власть сразу же превратилась в борьбу за попранную Диархом справедливость. Возвращение Чирса — сына Ахая таило в себе угрозу. Геронт это понимал, но одного понимания оказалось мало, требовалась еще и воля. А сил на еще одно усилие ему не хватило. Чирс — горданец, он взял власть по праву, а значит, может позволить себе многое. И ненависть посвященных к Халукару его вполне устраивает. Они оба, и Чирс, и Халукар, знают правила игры, а потому им нетрудно будет договориться. Новому наместнику Великого нужен хороший степняк, и следует сделать так, чтобы подобное положение вещей сохранялось как можно больше.
— Храм Великого!
Громкий возглас Кархадашта отвлек посвященного от раздумий. Не первый раз сюда приезжает Чирс, но первый раз в ранге Правой руки Великого. Золотое поле Храма сняло в лучах солнца. Чирс прикрыл глаза рукой — солнечный свет, отраженный тысячами зеркал, был нестерпим. Черный, словно обожженный этим сиянием Храм величественно возвышался над бескрайней равниной. Символ величия предков, радость и надежда нынешних горданцев.
Двадцать вооруженных огненными арбалетами горданцев выехали навстречу наместнику Великого посвященному Чирсу, их стальные панцири торжественно сверкали на солнце, подчеркивая силу и мощь Храма. Командир гвардейцев, высокий сухощавый жрец с мрачным малоподвижным лицом, склонился до самой гривы коня и вытянул правую руку в знак послушания.
— Приветствую тебя, почтенный Канакар, — благосклонно кивнул ему головой Чирс.
Канакар выпрямился и надменно покосился в сторону посвященного Халукара. Горданец не любил степняка и не находил нужным этого скрывать. Говорили, что даже посвященный Геронт побаивался почтенного Канакара. В распоряжении мрачного жреца находились четыре сотни вооруженных автоматами горданцев. День и ночь они несли нелегкую службу, и горе было неосторожному, невзначай оказавшемуся в зоне их внимания. Тайна Храма для всех Должна остаться тайной. Почтенный Канакар не вмешивался в интриги храмовых служителей, но его особое положение в жреческой иерархии не оспаривалось никем, уж хотя бы потому, что все расположенные вокруг Храма школы кукловодов находились под его рукой. Впрочем, посвященный Чирс мог не сомневаться в преданности Канакара, хотя бы потому, что был первым чистокровным горданцем на хрустальном троне со времен своего отца великого Ахая.
Массивные стальные ворота Храма раскрылись бесшумно, пропуская посвященных и их охрану во главе с почтенным Кархадаштом внутрь. Чирс вздохнул и закрыл глаза — ровное гудение, от которого подрагивал пол, указывало на то, что сердце Храма еще бьется, а значит, все еще можно поправить.
Халукару нечасто приходилось бывать в святая святых, и сейчас он с трудом подавлял в себе страх степняка перед непостижимой мощью древних машин. Длинный узкий коридор закончился обширным залом, сплошь заставленным непонятными Халукару предметами. Впрочем, современные горданцы тоже плохо разбирались в этих сложных механизмах.
Большие стеклянные экраны, направленные в никуда, мерцали странным голубоватым светом. Время от времени по ним пробегали зеленые змейки и проступали цифры и буквы. Впрочем, что они означают, понять было трудно. Несмотря на всю свою самоуверенность Халукар слегка оробел и с уважением посмотрел на бледных служителей голубоватых экранов. Однако к уважению примешивалась большая доля презрительного сочувствия — эти жрецы никогда не покидали стен святилища, дабы тайны Храма не распространились по свету. Халукара неприятно поразило равнодушие этих жрецов. Тусклые глаза едва коснулись светлого лика посвященного Чирса, а посвященного Халукара никто, кажется, не удостоил своим вниманием. Жрецы молча гнулись в деревянном поклоне и тут же возвращались к своим обязанностям.
— Рад видеть тебя, посвященный Чирс, да продлятся дни твои вечно, — высокий худой старик низко поклонился прибывшим верховным жрецам.
Это был посвященный Кайдар, Хранитель Мудрости Храма. Чирс дружески обнял старого жреца.
— Мудрость посвященного Кайдара — неиссякаемая сила Храма, — вежливо сказал он.
Старик отрицательно покачал головой:
— Увы, посвященный, сила Храма иссякает, и мои скромные знания бессильны предотвратить неизбежное.
Руки старого жреца мелко подрагивали, бесцветные тусклые глаза слезились — зрелище было жалким, и Халукар горестно вздохнул.
— Неужели нет никакой возможности хотя бы замедлить процесс разрушения?
— Знания утеряны, — голос посвященного Кайдара звучал глухо. — Эти люди способны лишь механически выполнять действия, описанные в старых инструкциях. Пока этого хватает, чтобы поддерживать жизнь в Храме и не позволить угаснуть его сердцу.
— Пешки при Великом, — неосторожно сорвалось у Халукара.
Но посвященный Кайдар кивнул подрагивающей головой в знак согласия:
— Храму дорого стоили внутренние распри — самые мудрые погибли в междоусобицах, а для остальных дверь к знаниям закрылась.
— Сейчас не время для стенаний об утраченном величии, посвященный, — мягко остановил его Чирс, — пришла пора подумать о том, что еще можно спасти.
Глаза старика блеснули надеждой:
— У тебя есть ключ, посвященный?
— Я знаю, где его искать.
— Значит, ключ не пропал бесследно? — На лице почтенного Канакара впервые за все время разговора появилось нечто похожее на интерес.
— Человека, который овладел ключом знаний, зовут Ахаем или Бесом Ожским, кому как нравится, — на губах Халукара промелькнула усмешка. — Еще совсем недавно он был Несокрушимым Мечом Храма.
— Почему был, разве он умер?
— К сожалению, нет. В этом случае ключ был бы у нас в руках.
— Ты промахнулся, Халукар, на тебя это не похоже.
— Никто не застрахован от случайностей, — ответил за степняка Чирс.
— Странно, что жрец столь высокого ранга изменил Великому, — в голосе командира гвардейцев слышалось недоверие. — Разве он не прошел необходимой подготовки?
— Ахай меченый, — сказал Чирс — Ты, почтенный Канакар, уже имел с ними дело два десятка лет тому назад.
— Это опасно. В тот раз меченые прошли все барьеры и узнали слишком много. Если мне не изменяет память, один из них ушел тогда. Три года назад мои люди видели на развалинах Гордана человека, мы решили тогда, что это просто тень, а возможно привидение. Но мы могли и ошибиться.
Лицо посвященного Чирса слегка побледнело. Вряд ли молчун остался после бойни, учиненной владетелями в Ожском бору. Но все может быть. Уцелела сестра Беса, выжил и тот меченый, что стрелял в Геронта. Чирс успел его раз глядеть, прежде чем огненные арбалеты гвардейцев Кархадашта превратили лицо меткого стрелка в кровавое месиво. А потом по убитым прошлась обезумевшая толпа. Больше меченых среди варваров не было. Халукар внимательно осмотрел всех убитых. И уж совершенно точно, среди убитых не было ни одного молчуна. Наверное, следовало бы предупредить Канакара, но Чирс, поглощенный свалившимися заботами, упустил это обстоятельства из виду.
— Тебе придется усилить охрану, почтенный. Молчун — это наш с тобой недосмотр. Хотя, скорее всего, кости этого мерзавца давно уже гниют в земле.
— А почтенный Ахай?
— Бес не знает про подземный ход. Он не знает, для чего нужны скорпионы.
— Мы тоже не знаем, откуда начинается подземный ход к стенам Храма, — нахмурился Канакар. — Гордан велик, и не так-то просто найти иголку в стоге сена.
— Надо найти, почтенный, — твердо сказал Чирс, — и поставить там вооруженную охрану. Мы не можем рисковать.
Кон поднял вверх руку, призывая спутника прислушаться. Бес внял его совету и прижался ухом к металлической стене — стена слабо подрагивала в такт ударам невидимого сердца.
— Это здесь, — прошептал Кон.
Бес с уважением посмотрел на стену — черный металл тускло поблескивал в ярком свете чудесных светильников. Таких светильников меченый не видел даже в Чистилище.
Меченому было непонятно, кто разжигает огонь в этих стеклянных колбах, а спросить было не у кого. Ну разве что у молчуна.
— Электричество, — пояснил Кон, который чувствовал себя в подземелье мертвого города как рыба в воде.
Пешки, нагруженные пороховыми зарядами, присели на корточки вдоль стен, глядя перед собой равнодушными к чудесам этого мира глазами. И только Крол проявил к происходящему интерес: он подошел к стене и постучал по ней костяшками пальцев.
— А ты уверен, что там за стеной именно Храм?
— За эти годы я облазил здесь все вокруг. Дважды натыкался на охрану и едва уносил ноги. Я отыскал и Храм, и десятки школ, расположенных в округе. Школы, где нормальных людей превращают в безмозглых тварей. Я рассказал о них Сабудаю, и это было моей ошибкой. Сабудай был неглупым человеком, но он понятия не имел, с какой силой ему придется столкнуться. Мои доводы на него не действовали. Он собрал четыре сотни отчаянных головорезов и решил освободить захваченных в плен соплеменников. Дьявольская сила остановила их на дальних подступах к Храму. Люди Сабудая рубили друг друга с остервенением, редким даже среди этих отчаянных ребят. Ара привез вождя варваров притороченным к седлу, и они были единственными, кто вырвался из ада.
— Ладно, — почесал затылок Бес — Я, пожалуй, попробую.
Он провел рукой по металлической стене, нащупал пальцами углубление и замер. Кон отступил назад и застыл в неподвижности, сдерживая рвущееся из груди дыхание. Почти два десятка лет он ждал этой минуты, и все-таки дождался, дожил. Что бы там ни говорили, а акт мести одно из самых сладостных переживаний в нашей жизни. Бес вложил скорпионов в углубление в стене, абсолютно томно совпадавшее с ними по очертаниям, и смотрел теперь на них не отрываясь. Черные тела скорпионов постепенно становились красными, потом они вдруг вспыхнули ослепительным светом, и меченый, закричав от боли, отдернул руку. Стена дрогнул и стала медленно отодвигаться в сторону, открывая непрошеным гостям проход в святая святых Храма.
Чирс вздрогнул от резкого протяжного воя, разнесшегося по залу. Звук был совершенно невыносимый, больно ударяющий по барабанным перепонкам и нервам.
— Что это значит? — прошептал он побелевшими губами.
— Кто-то проник в сердце Храма, — выдохнул посвященный Кайдар. Жрец со страхом смотрел на стену, в которой были высечены два сцепившихся в смертельной схватке скорпиона. Это был вход со стороны жрецов, но был еще и вход со стороны Гордана.
— Ахай! — грязно выругался Халукар. — Он все-таки знал.
— Что же теперь? — спросил Канакар.
— В Гордан, — лицо Чирса окаменело. — Привези мне мальчишку живого или мертвого.
— Это конец, — старый Кайдар опустился прямо на каменные плиты пола.
Почтенный Канакар, не говоря ни слова, вышел. Его тяжелые сапоги гулко застучали по коридору. Сторожевой пес Храма бежал, торопился как никогда в жизни, и без всякой надежды на успех.
— У них есть порох, — сказал Чирс, его голос, как ни странно, звучал почти спокойно.
И словно в подтверждение его слов раздался мощный взрыв. Сирена мгновенно смолкла, свет погас. Чирс, отлетев в сторону, ударился о какой-то выступ и потерял сознание. Очнулся он на свежем воздухе. Почтенный Кархадашт осторожно поддерживал голову наместника Великого. Рядом стоял Халукар, лицо степняка было бледнее обычного, но на тонких губах играла привычная усмешка.
— Кажется, мы проиграли, посвященный Чирс.
Чирс обернулся: обугленная пирамида величественно возвышалась среди бескрайней степи, суровая и на первый взгляд недоступная в своей непререкаемой мощи, но это была лишь тень рухнувшего величия.
Испуганные жрецы, оглушенные взрывом, но, кажется, не пострадавшие, ошалело пялили глаза на посвященных.
— Кайдар умер, — равнодушно заметил Халукар. — Слабое сердце.
— Мудрость Храма умерла вместе с ним, — губы Чирса дрогнули в жалком подобии улыбки.
— Рано или поздно, но это должно было случиться, — философски заметил Халукар. — Мудрость умерла, но сила еще осталась. Наш долг — удержать этот мир от полного развала.
Бес бежал по улицам мертвого города, то и дело спотыкаясь о камни развороченных мостовых. Рядом тяжело отдувался Крол, меч в его руке казался красным не то от крови, не то от зарева разгорающегося пожара. Бес вскинул автомат и выстрелил. Неуклюжий горданец исчез в проломе полуразвалившегося дома. Кто-то стрелял им вслед, но Бес не пригибался и не останавливался. Пули свистели над его головой, отбивая куски кирпича от стен, сложенных когда-то руками его предков. Рухнула последняя твердыня горданцев, труд десятков поколений гордого народа. Четыре сотни гвардейцев Канакара, растерянных и потрясенных, метались по мертвому городу с одной мыслью в голове — отомстить. Отомстить во что бы то ни стало, и хотя бы этим приглушить рвущую сердце боль. Все рухнуло в один миг. Чужие люди проникли к сердцу Храма и раздавили его безжалостной рукой.
Девять пешек и молчун Кон уже валялись среди развалин с простреленными головами. Кон дорого продал свою жизнь — несколько десятков гвардейцев, разодранные в клочья чудовищными взрывами, составили почетный эскорт последнего молчуна Башни. Уцелели только Бес и Крол, но эти двое были словно заговоренные. Канакар выругался и взмахнул рукой. Пятеро гвардейцев бросились бегущим наперерез. Бес ответил на их огонь огнем из своего автомата. Два гвардейца рухнули, но и меченый захромал. Крол подхватил раненого кукловода и исчез с ним в груде развалин.
Канакар первым добежал до готовой рухнуть стены и первым ткнулся лицом в серые камни, получив в подарок от Беса порцию свинца. Длинное тело почтенного горданца дернулось и затихло. Уцелевшие гвардейцы склонились над своим мертвым командиром. Все было кончено. Храм больше не нуждался в своих защитниках. Время остановилось.
Холодные капли дождя, упавшие на лицо, заставили Беса очнуться. Крол сидел рядом и не то пел, не то стонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Красные глаза его бессмысленно смотрели на мертвый город. Нужно было уходить, Бес тронул Крола за плечо:
— Коней, и поживее.
Крол исчез в темноте, бесшумный как привидение. Бес поморщился, рассматривая рану на ноге. Ему опять повезло — он уцелел там, где уцелеть было невозможно. Зачем? Последний меченый на этой земле. Хотя нет, не последний! А Волк? А Тор? Пройдет совсем немного времени, и они станут мужчинами. Чтобы жить. Чтобы мстить этому миру за широкую улыбку Гарольда и кривую усмешку Чирса. Кон мертв, но не все еще потеряно. Пока мы живы...
Книга II
ЧЕРНЫЙ КОЛДУН
Часть первая
БЕГЛЕЦ
Глава 1
ПРИМАНКА
Все рухнуло, и на месте дома, создававшегося веками, осталась лишь груда обломков. Плох ли, хорош ли был дом, но он укрывал от непогоды холодными осенними вечерами, спасал от стужи зимой и давал прохладу знойным летним днем. Обитатели этого дома еще не осознали всей глубины постигшего их несчастья, а кое-кто втихомолку радовался неожиданно обретенной свободе. Пожалеете, бараны, — это свобода до первого волка с ближайшего косогора.
Чирс поднялся с массивного кресла и в раздражении прошелся по залу. Священный огонь Великого по-прежнему полыхал в огромной золотой чаше, но исходившего от него тепла уже не хватало, чтобы согреть сотрясающееся в ознобе тело посвященного. Все рухнуло! Жизнь оказалась прожитой зря — его, Чирса, жизнь, как и жизнь многих поколений горданцев. Сколько крови, сколько слез, сколько усилий, сколько мудрости и глупости человеческой, сколько ненависти и любви было положено в основание Храма, и все оказалось напрасным, все рухнуло в грязь. Мечта так и не стала явью. Человек порочен по своей природе. Мало направить овец по праведному пути, надо, чтобы и пастыри знали, какой путь праведный. А нынешние пастыри — это кучка отупевших от безделья и вседозволенности негодяев. Хватит ли у них ума, чтобы понять очевидное: только объединившись, они еще могут уцелеть, спасти остатки былого величия. Сердце Великого остановилось, но руки еще действуют, и эти руки способны поднять кнут и обрушить его на спины непокорных. Только страх и боль способны удержать в повиновении обезумевшее стадо. Не ради собственного блага хлопочет посвященный Чирс, а исключительно в интересах заблудшего народа. Халукар прав — выбора нет. Даже робкий слух о гибели Храма может вызвать обвал. Жечь каленым железом всех ослушников и смутьянов. Время раздумий и колебаний прошло. На долю посвященного Чирса выпала тяжкая ноша. Спасти Храм не удастся, это ясно всем, у кого в мозгах осталась хоть одна извилина, но можно и нужно затормозить процесс его разрушения, пока в недрах гибнущего мира зародится новая сила, способная взвалить тяжелое бремя управления и подавления на свои плечи. Посвященному Чирсу выпал жалкий жребий, но он принимает его с достоинством.
Робкое покашливание за спиной заставило Чирса резко обернуться.
— Мы обнаружили их, посвященный, — достойный Кюрджи смотрел на Чирса не мигая, и в его бесцветных глазах таился страх. — Мои люди стерегут этот дом днем и ночью.
Чирс мрачно кивнул головой. Он придет. Он обязательно придет, почтенный жрец Ахай, Несокрушимый Меч Храма, или, точнее, меченый Бес из Ожского бора. Дети, это все, что у него осталось в жизни.
— Мне он нужен живым, — глаза наместника Великого сверкнули яростью.
— Все будет как ты пожелаешь, посвященный, — бритая голова жреца склонилась едва ли не до каменных плит пола.
В преданности Кюрджи Чирс не сомневается. Храм умел воспитывать служителей. Впрочем, бывают и исключения. Хотя почтенный Ахай, это ошибка не Храма, а посвященного Чирса. Прошлое отомстило ему как раз в тот момент, когда он меньше всего этого мог ожидать. Общность судьбы свела его много лет назад с капитаном меченых Чубом, оба были изгнанниками, оба жаждали вернуться, чтобы отомстить. Храм искал пути в Лэнд, и Чирс сумел доказать посвященным, что способен на многое. Переворот, совершенный Геронтом, круто изменил его судьбу. Но Чирсу не хотелось возвращаться чьей-то милостью, он жаждал вернуться победителем. Обстоятельства благоприятствовали ему. Меченые Чуба без труда захватили Лэнд. Посвященный Нумилин был вне себя от бешенства, его ставка на серых Труффинна Унглинского оказалась бита. Храм сделал первый шаг в Лэнд благодаря усилиям Чирса. У Геронта хватило ума оценить оказанную услугу. К сожалению, он промахнулся в другом. И тогда и сейчас Чирс считал убийство Тора Нидрасского ошибкой. Меченые и горданцы слишком одиноки в этом мире, чтобы противостоять друг другу. Самомнение Геронта дорого стоило по священным и почтенным. Сын Тора Бес разрушил сердце Храма. Душа старого жреца Ахая не обретет покоя в хрустальном дворце Великого. Его внук разрушил то, чему он служил всю жизнь, служил, даже будучи изгнанным из стен чистилища. Он завещал свою любовь к Храму сыну и дочери. Чирс выполнил завет отца. А Данне человек из чужой страны оказался дороже памяти отца и жизни брата. Она родила Беса и вложила в него силу, перед которой оказались бессильны генераторы Храма. Ее сын стал чудовищем, способным только разрушать. Чирс просто обязан остановить этого монстра, хотя бы потому, что сам приложил руку к его воспитанию. Почтенный Ахай, Несокрушимый Меч Храма, должен быть уничтожен! Он ускользнул из рук гвардейцев в Гордане, он избежал добрый десяток расставленных для его поимки ловушек и все кружил и кружил вокруг Хянджу, к немалому удивлению посвященных Чирса и Халукара. Его тянуло сюда, как гвоздь тянет к магниту. Теперь Чирс знает причину. Халукар расставил силки: добро пожаловать, почтенный Ахай, посвященный Чирс не прочь будет встретиться с тобой в последний раз.
Хянджу засыпал, утомленный жарким и долгим днем, его улицы стремительно пустели. Жрецы не любили праздношатающихся — время, отведенное на сон, должно использоваться по назначению. Охрана вокруг Чистилища была усилена гвардейцами убитого Канакара. Храм Великого уже не нуждался в их защите, зато они могли пригодиться в городе. Появление в Хянджу гвардейцев Канакара вызвало недоумение у многих обывателей, но, в конце концов, Великому виднее, куда направлять верных слуг, и недоумение не вылилось даже в легкий ропот, хотя одичавшие в степи гвардейцы не церемонились с горожанами. Целый квартал близ Чистилища был отведен под их казармы, и несколько тысяч хянджцев в мгновение ока остались без крова. Впрочем, Великий позаботился и о них. Правда, в новых домах порой не было даже крыши, но о подобных мелочах вслух распространяться не следовало, и покорные горожане с завидным усердием принялись обустраиваться на новом месте. Где-то среди этих новоселов затерялся старик Икскон, которому Бес доверил Волка и Тора. Наверное, он напрасно оставил детей в Хянджу, но тогда другого выхода у него не было, а потом ранение в ногу помешало меченому вернуться в город раньше посвященного Чирса. В верности старика Бес не сомневался. Зря что ли он так долго и усердно промывал ему мозги, хотя старый варвар, выкупленный им на свободу, скорее всего не предал бы и так. Если бы, конечно, не попал в руки псов Халукара — эти умели развязывать языки даже глухонемым.
Старик, изгнанный из дома, потерялся среди нескольких тысяч подобных бедолаг, и Бесу с большим трудом удалось его разыскать. Помог ему Хой, слуга Чирса, с которым меченого свел молчун Кон. Что связывало молчуна из Башни с плосколицым варваром из никому неведомых мест, Бесу выяснять было недосуг, но Хой пока не давал повода усомниться в его верности. Это он предупредил меченого, что возле дома Икскона не все ладно, похоже, ищейки Халукара отыскали след старика.
Желтый плащ служителя Храма скрывал высокую фигуру меченого с головы до пят. Городских стражников Бес не боялся — ни один стражник не осмелится задать вопросы человеку, облаченному в жреческий плащ. Иное дело гвардейцы-горданцы, эти не церемонились ни с кем, за исключением почтенных и посвященных. Однако знание системы охраны Чистилища позволяло меченому избегать не желательных встреч. Почтенный Кархадашт, Щит Великого, не утруждал себя нововведениями. Единственное, что он сделал, так это удвоил посты гвардейцев на улицах, прилегающих к Чистилищу.
Появление жреца в бедном квартале вызвало недоумение обывателей, но вопросов Бесу никто не задавал. Да и сам он ни к кому не обращался за советом. Черный колдун, ближайший помощник посвященного Вара, был хорошо известен в Хянджу. Никто не сомневался, что именно он убил Геронта, и каждый горожанин почел бы своим долгом сообщить о его появлении властям.
Бес миновал наполовину разрушенный глинобитный дом, крыша которого держалась только молитвами его обитателей, и скользнул в небольшой дворик, обнесенный полуразвалившейся оградой. Этот дом был побогаче соседнего и сохранился гораздо лучше. Вероятно, в нем жил когда-то торговец средней руки. Почему при дележке он достался старику Икскону, знала только левая нога какого-нибудь младшего жреца Храма.
Бес замер, прижавшись спиной к нагретым за день горячим солнцем камням ограды. Несколько десятков метров отделяли его от распахнутых настежь дверей гостеприимного дома. То, что старый Икскон не закрыл на ночь двери. Беса не удивило — в Хянджу не знали, что такое запоры. Смущала Беса неестественная тишина, царившая в доме. Лети в эту пору наверняка спят, но Икскон слишком стар, чтобы угомониться так рано. Бес нащупал под плащом приклад огненного арбалета. Короткий меч у правого бедра чуть качнулся, приподнимая полу длинного жреческого одеяния. Пожалуй, двери сейчас не для изгнанника Ахая.
Черепица хрустнула под ногой меченого, и он замер, прислушиваясь и приглядываясь к тому, что происходило во дворе. Обзор с крыши был довольно приличным, а падающий из открытой двери свет позволил вовремя увидеть крадущихся вдоль забора храмовиков. Бес поднял автомат и выстрелил. Кто-то закричал истошным голосом, и несколько стволов дружно ударили по крыше. Однако Беса там уже не было. Он кошкой скользнул вниз и припал к земле. Через мгновение с крыши соседней хижины застрочил автомат, это Крол отвлекал внимание храмовиков на себя. И, надо признать, рабы Великого в долгу не остались. Бес был даже слегка ошарашен тем, что врагов оказалось так много: почти из каждого дверного проема стоявших плотно друг к другу убогих хижин полетели огненные стрелы. Кролу сейчас приходилось туго.
Какой-то человек выступил из сумрака ночи и замер в нескольких шагах от Беса. Желтый плащ на плечах указывал на невысокий ранг обладателя. Человек этот не мог быть ни Кархадаштом, ни Халукаром, и тем не менее его фигура была знакома меченому. Следом за жрецом появились слов но из-под земли еще двое. Этих Бес опознал без труда по кошачьей бесшумной походке — тени. Поговаривали, что эти нелюди могли видеть в полной темноте так же хорошо, как и на свету. Что ж, почтенный Ахай тоже не из тех, кого пугает ночь. Бес достал из-под плаща резиновую маску и, морщась от отвращения, приладил к лицу. Прежнему обладателю этой личины ее потеря стоила жизни. Снова ударил автомат, но уже значительно дальше. Стрелял не Крол, это Бес знал точно. Красноглазый червь при всей своей расторопности не смог бы убежать так далеко. Но гвардейцы всполошились не на шутку. Жрец в желтом плаще что-то крикнул, и еще несколько теней выскользнули на свет, а потом, повинуясь его знаку, вновь растворились в ночи. Гвардейцы перестали скрываться, факелы в их руках горели едва ли не по всему кварталу. Крик стоял невероятный. И палили гвардейцы из своих огненных арбалетов практически беспрерывно. Бес невольно посочувствовал почтенному Кархадашту — тупость его подчиненных превосходила все мыслимые пределы. Жрец со столь знакомой фигурой выругался, и Бес узнал по голосу достойного Кюрджи. Сбросив на землю ненужный теперь плащ, меченый неслышно шагнул вперед, присоединившись к теням, окружавшим даровитого помощника Халукара. Никто не обратил на него внимания. Кюрджи встревоженно вслушивался в ночь, пытаясь определить, что же, собственно, происходит. Бес сам намечал пути отхода Кролу и Хою и сейчас ориентировался в происходящем лучше всех. Крол и Хой, попеременно отвлекая внимание на себя, опережая один другого, тащили за собой целую свору орущих во все горло гвардейцев.
— Опол, — приказал Кюрджи вибрирующим от бешенства голосом, — найди этого дурака Бастара и скажи ему, что беглецов двое, что идут они след в след, и пока второй стреляет, первый успевает проскользнуть под носом у гвардейцев.
— Ты думаешь, это меченый?
— А кто это еще, по-твоему, может быть? Он и его последний уцелевший червь. Слышишь, как они идут — словно связанные невидимой нитью.
— Бастар мог бы и сам догадаться, — проворчал недовольный Опол.
— Бастар всего лишь глупый гвардеец, и спрос будет не с него, а с нас, если упустим почтенного Ахая. Иди, старик, а не то посвященный Чирс сам оценит твое усердие.
Опол угрюмо буркнул что-то себе под нос и скрылся в темноте. Несколько теней двинулись следом, готовые в любую минуту к смертельному прыжку. С Кюрджи остались только двое, не считая Беса. Меченый вытащил из-за голенища нож и нанес два коротких удара — тени не издали ни звука, оседая на землю. Достойный жрец даже не обернулся. Бес положил ему руку на плечо и приставил нож к горлу. Кюрджи издал булькающий звук и ошалело уставился на взбесившуюся тень.
— Не суетись, достойный, — посоветовал ему Бес, — жизнь прекрасна.
Лицо жреца приняло наконец осмысленное выражение, видимо, он по голосу опознал почтенного Ахая.
— Тебе не пройти сквозь оцепление, — сказал жрец почти спокойно. — Только детей погубишь.
— Ты выведешь меня из города.
— А если нет?
— В таком случае достойному Кюрджи уже никогда не быть ни почтенным, ни посвященным.
Читать бесплатно другие книги:
