Жестянка Денисов Вадим
– А изба-то не достроена, – заметил интендант.
– В принципе, всё ясно, – решила Ирина, – продолжаем движение. Денис, подъезжай не торопясь, а я сбоку зайду.
– На директрису не попади, – предупредил я.
– Поучи меня тактике, салага! – тут же разозлилась Кретова, поднимая стрелковые очки за козырёк кепки. Моей, между прочим, кепки. Как подарила, так и забрала «на время». – Хватит болтать попусту, полетели!
– Лётчица… – буркнул я, когда экипаж вернулся к машине и опустился на коричневый кожзаменитель сидений, вытертый задницами многочисленных пользователей до лоска. – Кому летать, а у кого за спиной прицеп на колёсиках. А вот контрастные очки, как у группера, добыть бы надо.
Что сказать, мужик как мужик, обычный, мужичанский.
Среднего роста пейзанин лет сорока, крепкий, коренастый. Загорелый, как дорожный рабочий в августе. Простая серая рубаха навыпуск с чуть закатанными рукавами и просторные штаны. Видны сильные руки и узловатые пальцы. Большой и тяжёлый тесак в кожаных ножнах висит на ремне слева. Ствола за плечом не видно. На голове – плетёная шляпа с широкими полями, кустарной выделки вещь, похожая на забракованное в мастерской сомбреро.
Ладно, сейчас разберёмся. Я остановился почти рядом с незнакомцем, экипаж тут же спешился и рассредоточился. На этот раз даже Троцкий был с ружьём.
Мужчина неспешно двинулся от кустов к грунтовке, мельком посмотрел на джип и с открытым ртом уставился на повисший рядом глайдер. Карабин Кретова отложила в сторону, но я знал, что пистолет у неё в руке.
– Чудо-чудное! – произнёс незнакомец низким голосом. – Слышал я, как в Переделе болтали всякое про эти штуки из Пятисотки, а вот вижу впервые. Диво-дивное!
– Отставить фольклорный базар, товарищ, отвечать по сути, коротко и предельно ясно! – недовольно поморщившись, рявкнула ему сверху Кретова. – Кто такой, откуда прибыл и зачем?
– Кто-кто… Зовут Андрей Зацепин, человек божий, обшит кожей… Решил поставить тут заимку, строимся, значит, помаленьку. Мы сами из староверов будем. На хозяйстве осталась жена с детками, а я, как только вас приметил, сразу поспешил к дороге.
– Огнестрельное оружие есть?
– Имею, а как же. Одностволка-курковка, в кустах лежит, – кивнул мне мужчина. – В руки не стал брать, я ж с понятием.
– Пикачёв!
Не дожидаясь пояснений, парень метнулся к обочине и вскоре доложил:
– Есть ствол! Незаряженный!
– Оставь там же! – откликнулся я.
– Всё понятно, это обычный заказчик, – нетерпеливо бросила мне Кретова, посмотрев на наручные часы. – Денис, поработай с ним, а я хозяйство проверю, – решила Ирина и, не дожидаясь ответа, с места и полным ходом рванула к озерцу прямо над кустами.
– Эвона, как… – Зацепин восхищённым взглядом проводил чудо-технику. – И без бензина? Сама летает!
– Летает-летает, – подтвердил я очевидное. – Вот что, Андрей, расскажите обстоятельно, как вы здесь очутились и что планируете делать.
Наш тихушник-интендант тоже не терял времени даром. Тенью подойдя к тачке, он попытался её приподнять, оценивая вес груза. Однако рогожку приподнять Иосиф Самуилович таки постеснялся. Я продолжал пристально рассматривать отшельника в упор, а несчастный Зацепин, уже отвыкший от столь бурного общения с незнакомыми людьми, растерянно вертел головой, пытаясь уследить за всеми сразу.
– Долго сюда добирались? – наконец поинтересовался я для порядка.
– Почти неделю шлёпали от Передела. Мы же с тачками, с поклажей… – охотно пояснил он. – Проверили по пути ещё пару местечек, не понравилось.
– Семь дней толкать тяжёлые тачки, это, знаете ли… Весьма сомнительное удовольствие, хе-хе, – проскрипел интендант.
– Ничего, я ещё крепкий, да и парни у меня молодцы, сильные, выносливые.
– А не страшно вот так жить? – покачал головой Спика.
– Как? – искренне не понял Зацепин.
– В одиночестве, в отрыве. Я бы, наверное, не смог, – признался наш стажёр.
– Чего же тут мочь-то? Нормальное дело, никто не мешает, мозг не выносит. Соседи солидные. Я ведь на Земле промысловиком был. В тайге жили, на большой реке. Скорее всего, на Енисее. Так что мы люди привычные.
Он начал рассказывать, что живёт промысловой охотой и рыбалкой, копит товар на продажу, собирает и перерабатывает по своим рецептам дикоросы. Сейчас налаживает бортничество – нашёл где-то диких пчёл. Это описание незнакомого для меня образа жизни я выслушивал с большим интересом.
Гравилёт уже возвращался. Подплыв к нам, Кретова с видом небожителя опустила свою небесную колесницу и наконец-то спустилась на грешную землю.
– Во дворе женщина и четверо детей, – доложила она. – Двое мальчиков лет тринадцати-четырнадцати, да?
– Эти приёмные, но родные. И двое своих.
– Я так и подумала. Маленький братик и сестрёнка. Дом ещё не полностью отстроен, сарай полностью готов. Есть солнечная панель, небольшая. Стоит каркас ещё какого-то сооружения…
– Баня же! – с готовностью пояснил Андрей. – Как же русскому человеку без бани-то, никак нельзя.
– На берегу озера лежит небольшая лодка, – продолжила Ирина. – Лёгкая, не поняла, из чего она сделана.
– Корой обшита, ласточка. Берёз я здесь пока не находил, но подходящую подобрал… Текёт немного, зараза, нужно её ещё пару раз рыбьим клеем пробить, будет как броня, – отшельник вел себя миролюбиво и охотно отвечал на любые вопросы.
Кивнув ему, Кретова подошла ко мне.
– Ну что, День, придётся порадовать Владимира Викторовича новой отметкой на карте. Или не порадовать… Как заимка называется? – обернулась она к Андрею.
Тот лишь пожал широкими плечами.
– Заимка и заимка. А что, нужно как-то называть?
– А как же! Порядок такой. Значит, будет Зацепой. И озеро Зацепина, – легко решила Ирина. – Какое тут расстояние до Пятисотки?
– Километров пятнадцать будет, на обратном пути замерим по одометру точнее, – ответил я.
– Товарищи, время теряем! – недовольно напомнил интендант.
– Да. Вам, товарищ Зацепин, хорошо бы объявиться в Пятисотке, как ближнему соседу, представиться, пообщаться с начальством, – посоветовала Кретова. – Итак, по какому делу встретили?
Она не ошиблась, Андрей действительно оказался заказчиком, так мы называем людей, живущих в относительной близости от Переделкино, но не готовых тащиться туда для торговли пешком. Вот и просят нас. Правда, все известные группе заказчики живут чуть ли не в полусотне километров отсюда.
– Выкладывайте перечень необходимого, товарищ старовер, а там посмотрим, – нетерпеливо вмешался интендант в разговор, доставая из кармана курточки блокнот и карандаш.
Перечень оказался достаточно ёмким. Отшельнику требовалась разная одежда для членов семьи и инструмент, гвозди и проволока.
– Патроны нужны, у меня всего восемь штук в запасе, не трачу зря. Мы зверя и птицу всё больше на самоловы берём… Хорошо бы, конечно, ещё один ствол, пусть и плохонький, – неуверенно закончил он. – Для жены. Всё спокойней будет, когда со старшими сыновьями на промысел уходим. Бродить приходится много.
– Огнестрельное оружие в большом дефиците и дорого стоит, – предупредил его интендант. – Что у вас приготовлено для обмена?
Зацепин с готовностью откинул с тележки рогожу.
– Вот, – он вытащил перетянутую бечевой увесистую стопку книг.
Ого! Скудный библиофонд Пятисотки насчитывает всего сто шестьдесят единиц хранения, они у нас на вес золота. А тут сразу пятнадцать книг! Это большая ценность и в Переделкино. Учебники для школы! Пара технических справочников, остальное – художка. «Три мушкетёра»! Нет, это не продаётся, самим надо.
– «Таинственный остров», Жюль Верн! – с восторгом прочитал на корешке Спика. – Так и не дочитал её, дурак.
– Сладится, прочитаешь, – пообещал я. – А ещё можете достать?
Спрашивать, где промысловый человек нашёл подобный клад, на Жестянке не принято, это табуированный вопрос.
– Пошукать надобно, – хитро прищурился промысловик. – Кое-что и своим деткам оставить хочу.
– Что ещё? – поторопил его Троцкий.
На это раз на свет божий начала появляться всякая электроника: какие-то блоки с проводами, большие и малые печатные платы, утыканные всякими мелкими штуками. Слушайте, такого изыскателя полезно иметь в соседях! Ведь это именно то, о чём мечтает наш радист Некрасов! Да и Левашов тоже.
– Добыл, когда мы ещё жили рядом с Переделом. Долго не решался выставить на продажу, такое Волков и реквизировать может, – по глазам промысловика было видно, что он далеко не так прост, как могло показаться поначалу. Оно и понятно, простачки в отшельничестве на Жестянке не выживут. – Потом решили перебраться к вам под бок, я подумал, что…
– Хех! Ты бы ещё банок консервных насобирал, – хмыкнув, Спика выдал известную фразочку из компьютерной игры.
– В смысле? Ты чего несёшь, пацан? – обиделся промысловик.
– Не обращайте внимания, мальчик пошутил, – успокоила его Ирина. – А ты, Спика, придержи-ка свои шуточки, не умеешь ещё.
– Так я не понял. Этого достаточно?
– Достаточно, достаточно, – словно нехотя подтвердил Иосиф Самуилович, который явно был не прочь отцыганить ещё немного ништяка. – Годится.
– Сразу желаете забрать или же на обратном пути? – Зацепин быстро смекнул, что ни книги, ни электронику мы оставлять в Переделе не собираемся.
– При возвращении, – подтвердила его догадку Кретова.
– Вот и славненько! Тогда я обратно свезу… А это вам, уважаемая!
– Что тут? – недоумённо спросила Ирина, с осторожностью принимая из рук Зацепина берестяной туесок с крышкой.
– А медок! Бортничаем понемногу, у меня в этом деле богатый земной опыт. Подсластите чаёк вечерком.
– Спасибо… С мёдом вам обязательно нужно в нашу медсанчасть обратиться, там он наверняка нужен, это же почти лекарство.
– Учтём, учтём, – впитывал информацию Андрей.
Через семь минут конвой наконец-то продолжил движение.
Пш-ш…
– Ирина. Что-то ты быстро удрала, поди, медок там трескаешь? – подколол я по рации начальницу и подругу. – Поделилась бы сладеньким…
– Сказано же тебе было: вечером, под чаёк, что непонятно? – строго ответила мне радиостанция. – На дорогу смотри, продолжаем движение. Соединяйтесь там с Пятисоткой, доложите.
Глава 8
В дороге
Следов присутствия человека в диком степном краю совсем немного. На обочинах этой грунтовой магистрали невозможно найти, например, мятый колёсный диск или изношенную автопокрышку. Обувщик за такую находку душу продаст. Обочины у нас образцово чистые, ни бутылки, ни бумажки. При желании можно отыскать пустые консервные банки, потому что консервы всех видов нередко попадаются в красных бочках. Однако и эта пустая тара валяется не абы где, а в строго определённых местах, которые мы называем «мотелями». Это кое-как организованные места ночных придорожных стоянок промысловиков, курьеров и свободных странников – расчищенные от кустарника ровные площадки, обложенные крупными камнями очаги и балаганы, крытые дёрном шалаши или небольшие чумы, составленные из кривых жердей и веток.
Если уж тебя в пути застала ночь, то лучше остановиться в таком «мотеле», спокойней будет. Обычно их ставят грамотно – хороший обзор во все стороны, незаметно ни зверю не подкрасться, ни врагу, поблизости есть пресная вода. А вот продуктовые закладки или депо, как называют такие нычки, в мотелях искать бесполезно. Если они и имеются поблизости, то тщательно замаскированы. Во всяком случае, я про них только слышал, обнаружить депо ещё не удавалось.
Не просто жара стоит, а настоящее пекло. Хоть бы одно облачко появилось!
Как же здесь не хватает авто с кондиционерами! Не сними мы верхние половинки дверей, сварились бы. Спасает только набегающий на скорости встречный поток. Но его сейчас нет, как и нет и той самой скорости, «уазик» еле плетётся, переваливаясь на буераках. Где дорожные службы, я спрашиваю, куда смотрят власти? Пассажиры к моему ворчанию не присоединились. Они только кряхтели, участвуя телами в маневрах между колдобинами.
Прицеп на буераках мешает. Конечно, его можно было бы пристегнуть тросом к гравилёту, эта бесовская техника потянет дюжину таких, и не заметит. Но тогда конвой потеряет средство разведки.
Мозги плавятся.
– Каждое утро я укрепляюсь в мысли, что в этом дурдоме все неизлечимо больны. Чаще всего психически, – неожиданно объявил интендант.
– Почему именно утром, Иосиф Самуилович? – тут же поинтересовался Спика, которому смертельно надоело ехать в тишине. Он и так все запасы молчания израсходовал на месяц вперед, любит молодой поболтать, водится за ним такой грешок.
Троцкий посмотрел на него оценивающе, словно впервые увидел.
– Потому что, молодой человек, я пребываю в таком возрасте и состоянии здоровья, когда следует прислушиваться к мудрой поговорке: «если ты проснулся, и у тебя ничего не болит, то ты умер».
Молодой человек громко хрюкнул.
– С утра пораньше и днём мне мотают нервы и тянут жилы без наркоза самые бестолковые представители нашей общины, – развернул тему интендант. – Отдельно могу выделить вас, спасателей. Да-да! Шумные, наглые, скандальные. Из-за какой-то железки или тряпки готовы лишить меня пары лет оставшейся жизни… В результате уже к пяти вечера у меня начинает раскалываться голова.
– А медички?
– Эти ещё хуже! – быстро ответив мне, интендант безнадёжно махнул ладонью.
Теперь рассмеялся я. Может быть, несколько злорадно.
А молодой человек увидел повод озвучить своё мнение:
– Нет, ни в какие болезни я не верю, папаша! – бухнул он громко и решительно. – Я верю в то, что мы избранные. Резерв на чёрный день.
– То есть сейчас, по-твоему, дни светлые? Ну-ну, верьте дальше, надежды юношей питают… Ох, что-то мне нехорошо, плохо переношу тряску, – пожаловался интендант, положив пальцы на виски. – Где у нас термос с чаем? Ох… Денис, не могли бы вы вести машину таки поровнее? Говорил мне папенька: «Иосик, старайся ехать в лимузине, не лазай в джипы, это же табуретки на колёсах!»
– Иосиф Самуилович, ровней никак не получится. Может, вам стоит пересесть к Ирине? Поедете как падишах, не колыхаясь, – предложил я серьёзно. Жалко интенданта, трясёт изрядно. Ещё пару километров будет тянуться тряский участок дороги с ухабами и ямами. И так плетусь со скоростью двадцать. Ещё и прицеп этот…
– На разделочной доске с неизвестными излучениями под задницей? Я вас умоляю… научно объяснил отказ Троцкий, от безнадёги тягостно вздохнув.
Огромную желтоватую равнину, конечно же, сложно обозревать, если путь лежит в низине – куда ни глянь, густые заросли кустарника скрывают горизонты. Но стоит только подняться на любой холм, и сразу открывается замечательный вид на все местные красоты, которые многим могут показаться сомнительными. А мне нравится. Огромное пространство раскидывается под тобой живой картой, всплывают величественные горные хребты, обозначаются извилистые русла рек, проявляются редкие овраги и пятна болот на месте пересохших от жары озёр.
Кретовой надело плестись черепахой, она люто ненавидит такое ползанье. Гравилёт замер в полукилометре, ожидая, когда мы доберёмся. Далековато, не нужно так делать.
– Вы бы прилегли, что ли, – вежливо посоветовал я Троцкому. – Чем ниже голова, тем меньше амплитуда раскачки. Всё сиденье ваше.
Теперь Спика сидел рядом со мной, впереди.
– Тесно. Но, пожалуй, прилягу, – нехотя согласился интендант. – Устал я что-то от тряски, подташнивает.
По этим колдобинам и ямам уже давненько никто не ездил. Без ежедневного укатывания и трамбовки колесами автомобилей большие участки дороги покрываются паутиной мелких и глубоких трещин – иссушенная и выжженная беспощадным солнцем земля не выдерживает дневное пекло и относительную ночную прохладу. Никогда не мерзли ночью при двадцати пяти градусах тепла? Да так, что зуб на зуб не попадает. А такое случается, когда днем на солнце под пятьдесят градусов.
Обочины грунтовой магистрали поросли мелким кустарником, изредка молодыми, чуть позеленевшими деревцами, вплотную подступившими к растрескавшимся полосам глины. Зелени совсем мало. Обвалившиеся откосы небольших холмиков, уходящие вниз к медленно текущему, заболоченному ручейку, тоже не буйствовали густой высокой травой, зато пестрели какими-то красными ягодами, похожими на дикую смородину. Остаётся только надеяться, что короткая дождливая зима добавит сил поникшей зелени и вернет яркие краски оживающей после засухи природе, на время отвоёвывающей у беспощадного солнца сантиметр за сантиметром.
Вот только далековато ещё до той зимы.
Рано или поздно – скорее, рано, – перед каждым из вновь прибывших на Жестянку людей встаёт глобальный вопрос, собранный воедино из нескольких. И этот кошмарный вопрос будет всплывать в голове постоянно, до самой смерти. Озвучить его можно примерно так: «Почему в барреле оказался именно я, за что мне выпало такое счастье, и с какой целью меня сюда переместили?».
Приходя после больнички в себя, им задаются не только взрослые, но и дети малые. Естественно, каждый начинает судорожно фантазировать, искать мало-мальски логичные варианты ответа, по сути, «открывая Америки» – всё давно придумано. Чтобы народ не мучился, на первой же вводной лекции перед новичками вываливают наиболее популярные и обкатанные, что ли, версии.
Их совсем немного, основных всего три.
Как показывает практика, рано или поздно каждый «счастливчик», попавший на Жестянку рано или поздно выбирает для себя одну из этих трех версий. С этим и живет. У каждой версии есть горячие сторонники, говорят, что в Переделе не так давно были даже созданы общественно-политические партии или движения. Есть, конечно, и более экзотические варианты причин массового заброса людей, но их никто не обсуждает серьёзно. Находятся и такие люди, кто не согласен ни с одной из популярных версий. Это я, например. Потому что все они не дают ответа на некие трудные вопросы. Так что я неким образом пребываю в подвешенном состоянии, не приняв ни одну из популярных версий.
Что за версии?
Первая называется так: «Мы все безнадёжно больны».
Слушайте. Все переселенцы поражены какой-то смертельной неизлечимой болезнью, и это рано или поздно скажется. Сработает болячка. Все люди Жестянки являются носителями чудовищного китайского или инопланетного вируса. Медики Пятисотки, увы, не могут ни подтвердить такой вариант, ни опровергнуть его. У них нет соответствующей этой задаче лаборатории, оборудования, образцов, реагентов и прочего… А самое главное – квалифицированных специалистов. Поэтому мы не имеем шансов на выздоровление, и по сроку каждый может умереть в страшных муках после ураганного проявления болячки. Вот только короткая история освоения Жестянки эту версию как-то не подтверждает. В общинах уже родились вполне здоровые дети, вообще не знающие, что такое Земля, а первые здешние старики умерли, извините, вполне штатно, без жутких непонятных симптомов – это и называется естественной смертью.
Неизвестный вирус? Да и чёрт с ним, если он никак не сказывается на образе жизни и не мешает работать, любить и рожать детей. А он ничуть не мешает. Кроме того, так и остаётся не прояснённым закономерный вопрос: «Зачем такие адские сложности с организацией огромного природного карантина?». Народу на Жестянке, по земным меркам, совсем мало, и такое количество заразных людей вполне можно было бы изолировать и на Земле. Как вариант, на каком-нибудь крупном острове в океане. Тем не менее, сторонников «больничной» версии хватает. Как правило, эти люди в принципе любят жаловаться на здоровье и всегда готовы публично рассказывать о своих болячках.
Однако почему бы, в таком случае, персоналу ЦУП не предупредить несчастных об особенностях заболевания? Рассказать о симптомах и возможных осложнениях. Предостеречь, проинструктировав, что заражённым категорически противопоказаны холода, например? Но никакого инструктажа не было. Зачем-то всем частично стёрли память. В общем, дыр в этой версии предостаточно.
Вторая версия криминальная.
Согласно ей, вся Жестянка есть не что иное, как грандиозная зона или ссылка в один конец для очень опасных преступников, этакая планетарная тюрьма без права реабилитации и освобождения. Такой вариант позволяет понять, почему всю нашу ораву не оставили на Земле – а ну как сбежим, удачно поднимем бунт и освободимся либо сами, либо со сторонней корыстной помощью? Можно допустить, что на уставшей от преступности Земле, где не нашлось желающих пачкать руки карательными возможностями пенитенциарной системы, было принято межправительственное и межнациональное соглашение по высылке особо опасных на другую планету.
Выходит так, что все мы – закоренелые преступники, моральные уроды и просто чудовища, ведь за кражу шоколадных батончиков из супермаркета запихивать в баррель не будут… Тогда получается, что я – безжалостный наёмник с кучей военных преступлений за спиной, а Ирина Кретова – кровавая маньячка-насильница, распотрошившая в подземных переходах сотню невинных душ.
Что ж, такая версия немного поинтересней предыдущей. Какие вам нужны инструкции и разъяснения, изверги? Брысь на Жестянку, гниды! Сидите там на пожизненном заключении! Режьте, жгите, стреляйте друг друга, если хочется, а заодно занимайтесь предварительной колонизацией планеты. Глядишь, вновь народившиеся поколения станут обычными людьми. А там и настоящие хозяева объявятся. Скупо бросят «спасибо за подневольный труд» и посадят оставшихся первопоселенцев-уголовников в нормальную тюрягу, каноническую. Кстати, скрытая задача колонизации, освоения нового жизненного пространства присутствует и в медицинской версии…
Итак, все мы неисправимые преступники. Но тогда разве не должны были эти криминальные качества проявиться в каждом из нас уже здесь? Пироманьяк непременно должен регулярно запаливать здания, экстремист – устраивать громкие смертоносные теракты, а маньяк обыкновенный – объявлять охоту с тесаком на одиноких ночных прохожих. Разве не так? Однако ничего подобного не происходит, уровень преступности на Жестянке хоть и не соответствует параметрам нормальной цивилизованной страны, однако и катастрофическим его не назовёшь.
Да, здесь можно встретить романтиков с большой дороги, ворюгу или шулера, случаются короткие перестрелки при конфликте соседей-фермеров, например, из-за воды. Конечно, п питейных заведениях случаются и мордобой, и поножовщина с кровопусканием. В Переделкино таких заведений аж целых три штуки. Все регулярно жалуются на сталкеров, особенно вольных, из-за чего те стараются бывать в городке как можно реже, повяжут. Хотя… Сказать по совести, эти вольняшки – самые настоящие бандиты.
Красные бочки ловят все гражданские, кому повезло их заметить, и у кого есть возможность выпотрошить бочки с последующей доставкой содержимого для продажи. Сталкам-вольняшкам кроме краснух нужны ещё и баррели. И они, наверняка, их получают, ведь что-то мы просто статистически не успеваем подобрать. Баррель может достаточно далеко отнести сильным ветром, какой-то спускаемый аппарат остаётся без внимания спасателей из-за плохой видимости в ненастье.
Синдром Дикого Запада, издержки жизни на фронтире… Однако «хулиганки» на улицах нет, городская полиция знает беспредельщиков наперечёт и быстро купирует такие эксцессы. Разговор у них короткий – никаких прав человека, сразу в кутузку. А то и к стенке поставят. Так что, в поддержку криминальной версии следует признать – всё это на Жестянке есть, но вовсе не в таких масштабах, будь все поселенцы поголовно с самым тяжелым уголовным прошлым.
И дети – как быть с ними? Они-то что успели натворить, если их насильно усадили в баррель? Это что, тоже ужасные преступники? В восемь лет от роду, вы серьёзно? Нет, и в криминальной версии слишком много хорошо заметных косяков. И я могу только удивляться, зная, что сторонников именно такого предположения тоже изрядно. Блатной романтики, что ли, не хватит людям?
Пояснений нет. И здесь опять возникает тема Инструкции…
Последнюю из распространённых версий успел упомянуть Спика.
Да, сообщество людей разных национальностей живёт в необычной резервации. От слова «резерв». Потому что на родной планете Земля уже случился или вот-вот произойдет какой-то апокалипсис. Планета стопроцентно обречена, как и всё живое на ней. Желая сохранить человечество хоть в малой его части, специально созданный странами мира Центр переселения, который мы называем ЦУПом, разработал программу переселения разных народов на другую планету, при этом не рискуя носителями и многоразовыми спускаемыми аппаратами, а с помощью одноразовых баррелей.
Людей-резервистов наоборот отбирают специально, ориентируясь на их явные и скрытые таланты, какие-то важные способности и даже на генетику. Адепты версии заброса элиты могут гордиться – они как бы лучшие! Избранные, которым на новом месте доверено сохранить и преумножить род людской. Они и гордятся. По прошествии некоторого времени многие из числа сторонников «избранности» трезвеют, оценивая поведение и реальные деяния окружающих, но находятся и упёртые. Избранные мы, говорят, и всё тут! А по мне – так самовыдвиженцы.
На самом же деле никакой избранности нет. Складывается впечатление, что организаторы массового переселения народов хватают, кого придётся, прямо на улице. Кого сгрёб, того и в летающий гроб… Кроме того, непонятна идеология заброса исключительно одиночек. Разве не разумней было бы отправлять людей вместе с роднёй, семьями, ведь это только поможет успешной колонизации Жестянки! Феномен стёртой памяти можно и не разбирать, настолько он нелогичен… Ставить задачу освоения новых земель и перед этим вычистить голову от накопленного опыта? Дикость.
Вопрос снабжения первопоселенцев – отдельная беда. Особо доверенные избранники вправе рассчитывать на оптимальный ассортимент поставок, не так ли? В ресурсниках и в красных бочках должно обнаруживаться действительно самое нужное. Не тут-то было, бочки и баррели комплектует какой-то пьяный завскладом, интендант-двоечник. Он вполне может впихнуть в баррель старинный патефон без пластинок, а о пальчиковых батарейках и фонариках с механическим заводом вспоминает редко…
Он хватает из ящиков и стеллажей то, что попадётся под руку, никакой системности! Почему кур и уток отправлять можно, а вот собак и нормальную тягловую силу нельзя? Не смекает, не доходит? Всего один раз на моей памяти в грузовом барреле обнаружился новенький горный велосипед. Он находится в распоряжении дежурного по гарнизону. Можно прокатиться к мосту, к теплицам и опытному полю, позвать кого-то передать записку… Но в городок на велике в одиночку не махнешь, это очень опасно. А была бы группа, можно было бы и практиковать с остановками и дежурством… Красные баррели преподносят такой подарок. Велосипеды в Переделе, отличные машинки, внедорожные, встречаются у состоятельных людей, вот только с прошлого года тупой ЦУП вместо них всё частенько начал забрасывать самокаты. Зачем поменяли позицию?!
Самокаты большие, взрослые, но по грунтовке на них кататься… Вот фермеры и стараются приобрести на последние деньги сразу два самоката, чтобы соорудить из них тележку на пневмоходу. Бери и толкай до самого Передела… А простейшие мопеды без электроники? Зато мы четыре недели назад вытащили с Иркой из барреля два отличных унитаза со всей арматурой.
Да что там говорить, у нас печатные книги в дефиците, справочников не хватает катастрофически. А вот смартфоны прилетают. И таких ошибок, недоработок хватает, пьяницу никак не могут уволить.
И ещё. Хаос в заброске можно понять и простить в первые месяцы начала операции. Вот-вот над Землёй разверзнутся хляби небесные, тут уж не до формирования конкурсных комиссий. Будешь хватать, кого попало и снабжать, чем попало. Однако… Что-то уж слишком долго длится катаклизм, долго Земля умирает, вам не кажется? За это время ЦУП должен был успокоиться, разобраться с кадрами, учесть накопленный опыт, сделать анализ и обеспечить системность заброса. И что же мы наблюдаем? Хаос продолжается не один год, и конца-края ему не видно, кадровой службой и складским хозяйством по-прежнему руководят какие-то дебилы.
Нет, что-то тут не то.
Теперь расскажу, почему я не могу принять ни одну из версий.
Все три версии базируются на аксиоме: в ЦУПе всем заправляют люди, земляне. Умные или нет, но не очень подготовленные к такой трудной работе. На мой же взгляд, в сложившейся схеме буквально всё кричит о том, что людей возле пультов управления там нет в принципе. Всем заправляют какие-то зелёные инопланетяне, уродливые гугонцы, жители Нибиру или бог весть кто ещё, одно упоминание о существовании которых вызывает у большинства ехидные смешки.
Эти инопланетяне просто не понимают важность книги, как источника знаний, у них с собственных «кроманьонских» времён развилась совсем другая система получения и хранения информации. Гугонцы честно стараются, анализируют разные стороны жизни землян, которые никуда не делись, подсматривают и пытаются максимально учесть уже наши материальные потребности. Выходит так, как выходит. А уж говорить здесь об особом подборе кандидатов… И потеря людьми памяти – следствие какой-то привычной для них, гугонцев, процедуры, которая им ничуть не вредит. Или же эта потеря памяти – сопутствующее переброске осложнение, которое гугонцы не считают критическим.
Стоит принять это трудное, согласен, допущение, как всё сразу встаёт на свои места. В том числе и появление глайдеров.
Засада такова – нет никаких смертельно больных, как нет коллекции опаснейших преступников, нет карантина и тюрьмы. Но тогда, естественно, нет и славного сообщества прогрессоров-цивилизаторов. Самим гугонцам Жестянка не нужна.
А что им тогда нужно?
Чёрт его знает, фантазировать здесь бесполезно. Поэтому таким как я, неверующим, пожалуй, несколько тяжелей, чем большинству. Но чего тогда ждать? Инструкции, настоящей Инструкции. Вот в неё я точно верю, ведь кто-то же начал ожидать её первым, что-то этакое вызнав!
И, между прочим, одну инструкцию мы уже получали – это было задание для обитателей Пятисотки. Наша миссия.
– Дым по курсу! Справа от дороги! – доложил Спика взволнованно и сразу высунулся наружу на полкорпуса.
Я не торопился реагировать, зная, что летящая впереди над землёй Кретова уже как-то сориентировалась и сейчас выйдет на связь. Гравилёт пошёл вбок, удаляясь от объекта. Это плохо.
– Там Горелое, бывший вольный хутор на отшибе, – кратко пояснил я Пикачёву, а большего сказать не успел.
Пш-ш…
– Денис, ну ты понял.
– Что, опять? Видела?
– Вроде бы да, за стеной кто-то прячется.
– Ты уверена?
– Какая теперь разница, уверена я или нет, всё равно разъяснить придётся, – рация шипением передала её вздох.
Да, теперь придётся соваться наобум.
– Вот хотели же мы с тобой эти стены снести! – сказал я и выругался.
– Тогда времени не было, придётся разбираться сейчас.
– Разберемся, – согласился я, притормаживая.
– Близко не подходи, – предупредила Ирина.
– Ага, учёный. Встану за сотню.
Целых строений на старом хуторе не осталось, одни пожарища. От двух домов уцелели лишь покрытые углями передние стены с провалами окон, выходящих на дорогу. И ни одного человеческого силуэта меж ними. За стенами что-то горело, столб густого черного дыма поднимался в небеса.
В прошлый раз человек там был, и очень плохой человек. А сейчас? Чертово логово, кусочек ада, сплошная чернота… Виднелись обугленные брёвна, в стороне аспидным скелетом стоял сгоревший остов бани. В воздухе стоял не просто запах гари, а тяжелый смрадный дух. Трупы там, что ли? Или зверьё задохнулось.
Уже не первый раз оценивая масштаб бедствия, я кивнул Спике, приказывая выходить из машины, а затем вопросительно посмотрел на Троцкого. Тот выпучил глаза, торопливо затряс щеками и грустно молвил:
– Я не любитель таких приключений.
– Что там случилось-то? – из короткого радиообмена Спика понял, что возможные разборки могут быть серьёзными и взял «ремингтон» наизготовку.
– Случилась задница. Когда-то здесь стоял нормальный хутор… Большой, богатый. А потом его кто-то спалил. Или завистники, или кровные враги хозяев. О жертвах ничего не знаю. Короче, восстанавливать его после пожара не стали, владельцы собрали оставшийся скарб и свалили. Где-то с год назад уже другие хозяева всё тут почистили и отстроили хозяйство заново… Но вскоре подожгли и их. И так, прикинь, три раза, каждая попытка здесь встать заканчивалась поджогом.
– Несчастливое место, – качнул головой Спика.
– Точно, нехорошее, – подтвердил я, пристраиваясь с биноклем и автоматом с левой стороны за капотом.
– Поэтому Зацепин и решил уйти подальше от городка?
– Это одна из причин. Скорее всего, он не хочет ни с кем конфликтовать. Обычно все стараются не отдаляться от Передела слишком далеко, а ручьёв мало.
– А мы-то почему ощетинились?
– В прошлом конвое нас здесь на обратном пути обстреляли из засады, – пояснив стажёру, я взял в руки бинокль.
– Хрена себе, борзота! – возмутился Спика.
– Кто-то из гладкоствольного, картечью влупил, но мы успели проскочить.
– А чего не зачистили?
– Темнело уже, не впотьмах же его ловить. Ладно, наблюдаем.
Да как тут понаблюдаешь, бинокль вообще контраста не даёт, ничего не разобрать среди этого антрацита!
– Дым откуда взялся, неужели эти дрова до сих пор не догорели? – не унимался Спика.
– Сам поджигает, мстит таким образом. Он ненормальный, похоже, из пострадавших. Псих. В Переделе о нём знают, но тамошние менты сюда не поедут. Говорят, собирайте добровольцев и решайте сами… А кому это нужно? Никому, здесь только мы мотаемся, фермеры в эту сторону пока не суются.
– Он что, живёт здесь?
Я пожал плечами. Какая нам разница?
Пш-ш…
– Парни, есть шевеление! Этот гад весь в саже и прячется за кучами. Вы его потревожьте, а я посмотрю.
– Пикачёв, огонь! – тихо скомандовал я, – Постреляй в сторону стен, вспугни.
Правое ухо тут же забило грохотом выстрелов «ремингтона». Стажёр не частил, сажая пули с рассеиванием. Затем начал набивать патронами опустошённый магазин.
– Денис, дайте мне бинокль, – послышался за спиной голос интенданта. Вылез всё-таки!
– Я посмотрю, а вы стреляйте себе на здоровье, стреляйте… – предложил Троцкий самым миролюбивым тоном, которым предлагают отдохнуть на тахте под кальян.
Бах! И тут же хлопнул ещё один выстрел со стороны пожарища.
В воздухе прошелестело, щёлкнуло, в паре метров от джипа с дороги взлетел пылевой фонтан.
– Гадство, так он тоже пулей бьёт! На землю! – заорал я, падая за колесо. И сразу потянул за собой застывшего статуей Троцкого. Пуля – это вам не разлетающаяся с расстоянием картечь. Выпущенная даже из гладкоствольного оружия, она летит далеко, достаточно точно, а бьёт сильно.
– Откапываем гада! Огонь!
Но у Спики при перезарядке патрон встал криво, и он возился с затвором. Да что ж такое… Я поймал в прицел чёрный контур ближней стены.
Сухой треск коротких автоматных очередей, ничуть не похожий на работу СКС или гладкоствольного ружья, заглушил все остальные звуки, барабанил по макушке, ввинчивался в уши. Мне пришлось чуть приподняться, стрелять с земли с таким магазином было не совсем удобно. Под ярким дневным солнцем мечущееся за дульным срезом злое мерцающее пламя почти не было видно, а пороховые газы тянуло лёгким ветерком влево, сизым шлейфом уносило за внедорожник.
Я давил на спусковой крючок, быстро выпуская одну короткую очередь за другой, переносил огонь с ближней стены на дальнюю и надеялся, что напарники обнаружат дрогнувшего врага.
Автомат вдруг замолк: магазин был пуст.
Похоже, ни один из выстрелов не достиг цели. Я откинулся на колесо, рука метнулась к подсумку с запасным магазинами.
Теперь Пикачёв начал вести огонь, вдали хлопали выстрелы из СКС Кретовой.
– Видел его! Шеф, он реально весь чёрный. Отпрыгнул куда-то! По нам пальнул и отпрыгнул!
– Куда-то… – зло прошептал я. Наблюдатели, титская мать с египетской силой!
– Он же не за стенами, товарищи, – сварливо проскрипел Троцкий. Интендант стоял за водительской дверью в неудобной позе, упершись коленками в железную подножку и вытянув шею так, чтобы можно было выглянуть с биноклем.
– Преступный элемент спрятался за невысоким навалом брёвен правее, примерно в десяти метрах, там дыр много, – неторопливо начал докладывать интендант. – Так что вы можете, если мне будет позволено совето…
Читать бесплатно другие книги:
