Дом 17 по улице Черч-роу Кэрол Джеймс

Однажды Отец попытался убить меня.

Смелое утверждение, я знаю, но основанное на фактах. Он замахнулся топором, и счесть это случайностью было невозможно. Он осознавал свои действия – и последствия своих действий. Ни один суд в стране не смог бы оправдать его при имеющихся доказательствах. Сама эта история утомительна. Я столько раз возвращалась к тем событиям, что тончайшие связи стали изнашиваться и рваться. Важно, чтобы вы поняли и запомнили все сказанное, мы вернемся к этому позже. Но прежде, чем мы продолжим, необходимо прояснить пару моментов.

Во-первых, ключевое слово в моем изначальном утверждении – «попытался». Если бы его нападение на меня оказалось успешным, я бы сейчас с вами не разговаривала. И давайте попытаемся избежать заблуждений: я очень даже живая. Во-вторых, мне не нужна жалость. Сантименты тут неуместны.

Мне нелегко далось решение убить Отца. Поверьте, эту идею я выстрадала. Однако, взвесив все имеющиеся доказательства, я пришла к единственному заключению: иного пути нет.

Отец должен умереть за то, что совершил.

Глава 1

Тяжелые стальные ворота медленно отъехали в сторону, открыв вид на дом во всем его великолепии. Он был совсем новый и выглядел так, будто его телепортировали прямиком из будущего. Углы острые, каждая стеклянная панель сияет, а белые стены отражают солнечный свет, словно у испанских вилл. Было нечто прекрасное в бескомпромиссной простоте этого здания, нечто тихое и успокаивающее. Никки задавалась единственным вопросом: может ли она представить, что они трое живут здесь? «Возможно» – сейчас она готова была дать только такой ответ. Ворота открылись до конца, и Итан нажал на газ, мотор «Теслы» снова ожил. Он въехал во двор и остановился у гаража. Там уже стояла «БМВ» с опущенным откидным верхом, хотя был еще только март.

– Что-то ты притихла. По-моему, ты за всю поездку не произнесла ни слова, – Итан улыбался ей с водительского сиденья, стараясь казаться беспечным.

Это была хорошая улыбка, камеры любят такую. Но Никки на нее не купилась. Нельзя прожить десяток лет с человеком и не научиться читать его. Для Итана это было важно. Она знала это с того момента, как он показал ей подробности на своем ноутбуке. Они просматривали дома и прежде, но этим он загорелся по-настоящему. Насколько сильно он загорелся, стало ясно на следующий день. До этого момента они рассматривали дома в какой-то туманной, скорее, теоретической перспективе, но тут Итан предпринял следующий шаг и договорился об осмотре.

Когда она не ответила, он добавил:

– Слушай, Ник, я знаю, что это не тот тип дома, который обычно тебя привлекает, но единственное, о чем я тебя прошу, это смотреть на него без предубеждения.

– Я смотрю на него без предубеждения. Вообще-то, я как раз думала о том, что он мне вроде нравится. Расположение мне нравится тоже.

Удивленный, Итан заглянул ей в глаза:

– Это не пустые слова?

Никки покачала головой:

– Нет. Знаешь, один из минусов нашего нынешнего дома в том, что живешь, будто в аквариуме для золотой рыбки. Бэдфорд-стрит слишком оживленная. Слишком много людей вокруг. А эта улица – полная противоположность.

И это была правда. Чёрч-роу была тихой улочкой в районе Кенсингтон. Она заканчивалась тупиком и словно была отрезана от суеты и беготни остального города. Тротуары были узкими, проезжая часть ровно настолько широкая, чтобы две машины могли разъехаться. Каждое владение окружала кирпичная стена, высокие деревья скрывали дома из виду, на каждые ворота была направлена камера. Дом номер «17» притулился в самом конце улицы. Стена вокруг него была на метр выше, чем возле соседних участков, а подъездная дорожка скрывалась за массивными воротами из черной стали. У Лондона, как у всех городов, были свои тайные уголки. Именно таким казалось это место – тайным уголком. Проезжая по Чёрч-роу, Никки могла представить, что живет здесь и чувствует себя в безопасности. Еще один плюсик в колонке «за». Также она могла представить, что Белла будет здесь в безопасности, а это было даже большим плюсом.

Итан переадресовал свою улыбку Белле, которая тихонько сидела сзади. Она глазела на дом молча, оставляя при себе свои мысли. Все говорили Никки, что Белла похожа на нее, но ей казалось, что на Итана. У дочери был тот же, что и у отца, нос, идеальных пропорций, та же сияющая улыбка, те же искрящиеся, голубые глаза, противоречивые, наводившие Никки на мысли одновременно о ледниках и о тропических морях. У обоих были густые черные волосы: у Беллы по плечи, у Итана – коротко стриженные. Белле достаточно было одним пальчиком шевельнуть, чтобы получить от отца все, чего ей ни захочется. Порой Никки смотрела на этих двоих, секретничающих, словно заговорщики, и ее охватывала необоснованная ревность. В такие моменты трудно было представить, что перед ней тот самый ребенок, которого она девять месяцев носила под сердцем.

– Как на счет тебя, Белла Бу? – поинтересовался Итан. – Что думаешь ты?

Белла потянулась за своим планшетом и начала печатать на экране.

– Нормально.

Голос, шедший из планшета, звучал как голос шестилетки, но был лишен каких бы то ни было эмоций, которые обычно ожидаешь от ребенка – ни воодушевления, ни смеха, никакой реакции, ничего. Он напоминал Никки голос из старой службы точного времени. Информация, о которой вы осведомлялись, предоставлялась вам, но в холодной механической манере.

– Всего лишь нормально? – переспросил Итан.

Белла пожала плечами в ответ, и это могло означать что угодно.

– Ну что, пойдемте?

Итан выскочил из машины, не дожидаясь ответа, горя нетерпением, как ребенок в рождественское утро. Никки вышла из машины как раз тогда, когда Итан уже подскочил к задней двери и распахнул ее с апломбом. Белла выбралась, с насупленным видом глядя на него и словно бы желая прогнать прочь, но при этом явно сдерживая улыбку. Прежде чем Никки успела что-либо сказать, Итан схватил их обеих за руки и повел к парадной двери. Им ничего не оставалось, как следовать за ним на волне его энтузиазма.

Первое, что заметила Никки, когда они подошли, это отсутствие ручки на двери. Это была одна из тех деталей, которые привлекают внимание. Есть вещи, которые ты принимаешь как данность: солнце восходит каждое утро на востоке, а у дверей есть ручки. Следующее, что она заметила, это отсутствие прочих атрибутов, которые ожидаешь здесь увидеть: ни звонка, ни почтового ящика, ни номера дома. Просто деревянный прямоугольник, выкрашенный в черный цвет, как если бы дверь только что прибыла сюда прямиком с фабрики и ждала, когда к ней подберут аксессуары. Никки замялась перед дверью. Итан выглядел не менее озадаченным.

– Как поступим? – спросила она. – Постучим?

Итан не успел ответить, потому что дверь бесшумно открылась и голос сказал: «Рада вас видеть, мистер и миссис Роудс. Пожалуйста, входите».

Никки уставилась на дверной проем, но не увидела там ни души. Итан тоже смотрел во все глаза, и выражение его лица из озадаченного становилось ошеломленным.

– Думаю, поступим, как говорит леди, – проговорил он, делая шаг внутрь.

Никки колебалась мгновение, потом взяла Беллу за руку и последовала за ним. Не успела она войти в фойе, как услышала еле различимый звук за спиной. Она оглянулась как раз в тот момент, когда дверь медленно закрылась за ними.

– Мисс Фишер ждет вас на кухне. Она рекомендует вам идти на запах кофе.

Голос был теплый и сладкозвучный, казалось, что он совсем близко. Вот только рядом никого не было. Итан теперь ухмылялся, явно забавляясь происходящим. Никки не разделяла его восторга. Она не любила сюрпризы. Они могли сыграть злую шутку с ее тревожностью.

– Вероятно, мне следует представиться, – продолжил голос. – Меня зовут Элис, и я здесь для вашего комфорта и благополучия.

– Комфорта и благополучия, – отозвался эхом Итан. – Знаете что, ребята, пожалуй, мне нравится, как это звучит.

Запах кофе усилился, когда они перешли в просторную приемную. Здесь, как и снаружи, стены были ыкрашены в белый. Цвета добавляли каучуконосы, расставленные стратегически точно, и большой настенный экран, на котором демонстрировался Пикассо, изобилующий оранжевым и красным. Пространство ярко освещалось десятками маленьких галогеновых лампочек, встроенных в потолок. Приемная сужалась, превращаясь в коридор, который шел вперед метров на десять, прежде чем снова расшириться и плавно перейти в большую кухню открытой планировки, большую часть которой занимал стол-остров с гранитной столешницей. Все здесь было гладким и элегантным и пахло, как только что прибывшее с фабрики.

Катриона Фишер сидела за этим столом-островом. При виде гостей она поднялась, чтобы поприветствовать их. Двигалась она так, словно была уверена, что если надо будет, то и вселенная потеснится, лишь бы ей было комфортно. Она разменяла пятый десяток, ростом была сантиметров на десять-двенадцать ниже Никки, то есть, около метра шестидесяти. Наиболее запоминающейся была прическа: гладкий боб цвета воронова крыла, рассеченный полоской насыщенного бирюзового цвета. Черная мешковатая рубашка и черные брюки-карго контрастировали с царившей вокруг белизной. Белла подергала Никки за руку и протянула ей свой планшет. «Эдна Мод» – было написано на экране. Никки прикусила губу, сдерживая смех. Эдна Мод была одним из персонажей «Суперсемейки» – говорливой гуру моды, занимавшейся дизайном костюмов супергероев. Мультфильм был на тот момент одним из любимых у Беллы. Глядя на Катриону, Никки должна была признать, что Белла попала в точку. Сходство было очевидным, не только во внешности, но и в манерах.

– Итак, кто хочет кофе? – спросила Катриона.

– Мне не нужно, – сказала Никки.

– Мне тоже, – отозвался эхом Итан.

– Как насчет тебя, юная леди? – обратилась Катриона к Белле. – Хотя должна отметить, что ты, по-моему, еще слишком молода для этого.

Белла прижалась к Никки и вцепилась ей в ногу.

– У вас последний шанс. Имейте в виду, что Элис делает весьма впечатляющий кофе, – Катриона дала им меньше секунды, чтобы ответить, и тут же воскликнула. – Элис, еще один кофе, пожалуйста. Этот сделай немного прохладнее и не такой сладкий, как в прошлый раз.

– Конечно, мисс Фишер.

Кофе-машина принялась шипеть и булькать на столешнице, которая тянулся вдоль дальней стены. К тому времени, как Катриона дошла до кофе-машины, напиток был уже готов и от чашки поднимался завитками пар.

– Идеально. Знаете, многое в этом доме восхищает меня, но венчает этот список, несомненно, Элис. Кстати, что вы о ней думаете? Просто потрясающе, а?

– Пожалуй, – ответила Никки, хотя, по правде, была не очень впечатлена. Спору нет, Элис открыла им дверь и сварила кофе, но, по мнению Никки, Элис была всего-навсего Алексой, замаскированной новым псевдонимом.

Катриона улыбнулась, причем так, чтобы в диапазон улыбки попали и Никки, и Итан:

– О’кэй, я приняла решение: можете забирать дом.

– Прошу прощения, – сказала Никки, – но мы еще не решили, хотим мы его или нет.

– Чего тут решать? Кто не захочет жить здесь?

Никки повернулась к Итану.

– Почему у меня такое чувство, будто за меня уже все решили?

Итан поднял руки, показывая, что он тут ни при чем, и его удивление выглядело на сто процентов настоящим:

– Я понятия не имею, о чем она.

– Дело в том, – обратилась Никки к Катрионе, – что когда я последний раз ездила смотреть дом, процедура была следующей: сначала нам показывали жилище, потом мы уходили и обсуждали это. После этого – и только после этого – мы принимали решение, хотим мы купить его или нет.

– И если бы речь шла об обыкновенном доме, все было бы именно так. Но это необыкновенный дом. Через десять-двадцать лет, возможно, он таковым и станет, но сейчас, верьте мне, это дом уникальный. Единственный в своем роде. К тому же если бы вы осматривали обыкновенный дом, то водил бы вас по нему агент по недвижимости, который бы делал все возможное, чтобы убедить вас совершить покупку. Но ведь вам осмотр устраивает не агент по недвижимости, вас интервьюирует сам архитектор. Это не показалось вам странным?

Показалось, но Итан объяснил ей, что это из-за того, что дом еще не выставлен на продажу. Сам же он узнал о доме от друзей друзей и посчитал, что это звучит просто идеально. Он надеялся, что если они встретятся с Катрионой напрямую, то первыми смогут воспользоваться предложением. Если Никки согласится.

– Что вы имеете в виду, говоря, что интервьюируете нас? Пока все, что вы сделали, это спросили, нравится ли нам виртуальный помощник и хотим ли мы кофе.

Катриона рассмеялась.

– Элис гораздо больше, чем виртуальный помощник. Стандартного помощника вы лишь просите о чем-нибудь, и он старается выполнить просьбу настолько хорошо, насколько может – обычно с разной степенью успеха. Элис создана, чтобы предвосхищать ваши желания еще до того, как вы сами их осознаете.

– При всем уважении, это звучит так, будто вы угощаете нас байками.

Катриона покачала головой.

– Элис – искусственный интеллект нового поколения. Правильным было бы считать ее помощником, который способен выполнить любое ваше желание.

– Это звучит как еще одна байка.

– Знаете что, давайте вернемся к этому разговору после того, как вы поживете здесь пару недель. Вообще-то, даже пару дней. Я гарантирую, что за это время вы сами во всем убедитесь.

– Мы еще не сказали, что покупаем дом.

– Вы это сделаете. Хорошо, пойдемте со мной, я хочу, чтобы вы взглянули кое на что, – она переключила свое внимание на Беллу. – Вообще-то, я думаю, что взглянуть на это захочешь ты.

Не добавив к этому ни слова, Катриона поставила кофе на стол и быстро зашагала через кухню. У двери она задержалась и оглянулась на них с улыбкой:

– Ну, чего вы ждете?

Никки обменялась взглядами с Итаном, потом взяла Беллу за руку и вышла вслед за Катрионой в коридор. Пока они шли по дому, Катриона попутно сыпала комментариями cо скоростью сто слов в минуту. Она привела их к комнате в самом конце дома. Когда она подошла к двери, та бесшумно отъехала. Катриона сделала шаг внутрь и поманила их жестом за собой. Комната, в которой они оказались, была примерно восемь на восемь метров, в дальней стене были двери, выходящие в патио с маленьким садом в стиле дзен. Мебели не было, а в воздухе витал запах свежей краски.

– Я думаю, это станет идеальной спальней для вашей дочери.

Никки в этом сомневалась. Ей не нравилось, что комната находилась в глубине дома, вдали от других спален. Она бы предпочла, чтобы Белла была в одной из соседних комнат – так было устроено в их нынешнем доме, и это ее устраивало. Однако Белла, похоже, не разделяла ее сомнений. Она отпустила ее руку и шагала к дверям в патио так, словно комната ей уже принадлежала. Еще до того, как она дошла, двери отворились, и девочка вышла в яркий и прохладный свет. Никки наблюдала за ней, чувствуя, как внутри проклевывается и начинает расти паника.

– Похоже, сад огорожен, – тихо проговорил Итан ей на ухо, – она никак не сможет выйти на улицу.

– Верно, – вставила Катриона. – Огромное преимущество этой комнаты в том, что ваша дочь сможет выйти на улицу, когда ей захочется. Важно, чтобы дети дышали свежим воздухом, не правда ли? Это было одним из соображений, которыми я руководствовалась, планируя эту часть дома. Я хотела создать пространство, совмещающее в себе внешний и внутренний миры. Я посчитала, что раз уж детей невозможно оторвать от их электронных гаджетов, то почему бы не создать такую среду, в которой мир извне сам придет к ним. Все, что нужно сделать, это попросить Элис открыть дверь, и вот он ваш личный миниатюрный эдемский сад.

Никки прошла по комнате к дверям в патио, речь Катрионы ее не убедила. То, что она там увидела, не переменило ее мнения. Белла сидела на корточках возле пруда, зачарованная зрелищем карпов кои, лениво плававших кругами в воде. Совсем немного нужно было, чтобы она потеряла равновесие и нырнула к ним. Вероятно, хватило бы и легкого ветерка. Было очевидно, что у Катрионы Фишер детей нет. Если бы были, ей бы не пришло в голову поместить сюда пруд. Может, это и смотрелось симпатично, но, с точки зрения Никки, это был потенциальный несчастный случай, который так и ждал своего часа.

– Все в порядке, – сказал Итан, вновь прочитав ее мысли. – Мы придумаем, чем накрыть его. Какой-нибудь сеткой. Мы сумеем сделать его безопасным.

Он прошел мимо нее в сад.

– Ну, что ты думаешь о комнате, милая?

Белла обернулась, улыбнулась ему и принялась упоенно тыкать в экран планшета.

– Круто, – сообщила она все тем же бесцветным голосом. – Можно мне присматривать за рыбками?

– Конечно можно. Но тебе придется кормить их каждый день.

Белла кивнула.

– И тебе придется научиться заботиться о них правильно. Этот вид рыб требует очень тщательного присмотра. Все это, конечно, на случай, если мы в итоге решим купить дом.

Они оба обернулись и посмотрели на Никки. Их улыбки были совершенно одинаковыми. Как и детский блеск в глазах. Когда она впоследствии проматывала в голове те события, то понимала, что в этот момент уже знала наверняка: они переедут сюда.

Глава 2

На обратном пути в Сент-Джонс Вуд Итан говорил мало. Для него осмотр дома был простой формальностью. Если до приезда в дом у него и оставались сомнения, то к тому моменту, когда Катриона Фишер закончила экскурсию, их не осталось. По-мальчишески восторженный блеск в его глазах становился ярче с каждой комнатой, а к тому моменту, как они спустились в цокольное помещение с бассейном и кинозалом, он был полностью очарован и пленен. Для Никки все было не так очевидно. То ей вдруг начинало казаться, что это может сработать, а в следующий момент представлялось худшей идеей на свете. Давить было бесполезно, поэтому Итан благоразумно предпочел держать рот на замке.

В ту же секунду, как они повернули на Бедфорд-стрит, она испытала знакомое ощущение того, как тревога внутри нее крепнет и скручивает ее нутро в узел. Это происходило каждый раз, и ей следовало бы уже привыкнуть, но она не могла. Предполагалось также, что со временем это чувство будет ослабевать. Но оно не делалось слабее. В такие дни, как сегодня, она чувствовала, что раны не зажили, и ей казалось, что она вернулась на исходную. Итан сбавил скорость, когда они приблизились к дому, и стал высматривать, где бы припарковаться. Пока они скользили вдоль линии припаркованных автомобилей, Никки ничего перед собой не видела, кроме парадной двери их дома. Все ее внимание было приковано к ней, и в одно мгновение она вдруг пережила заново тот несчастный случай и его последствия в мельчайших подробностях: боль, утрату, вину, запоздалые сожаления, всё. Итан неожиданно вдавил педаль газа, вытряхнув ее из размышлений. Он заметил свободное место, и будь он проклят, если кто-то его опередит. На ровном ходу «тесла» двигалась почти беззвучно, но когда мотор и вовсе затих, это как будто подчеркнуло воцарившееся между ними молчание. Никки начала отстегивать ремень, но заметила, что Итан не пошевелился, явно не собираясь отстегивать свой.

– Ты не идешь?

Итан покачал головой.

– У меня встреча с Келли, насчет нового шоу.

Келли была его агентом. В настоящее время он был в процессе перехода с шоу, которое шло на «Радио-2» во время, когда на дороге было больше всего автомобилистов, на утреннюю программу. Вообще-то, он завершил старое шоу еще в январе и сейчас достиг того предела, когда уже чувствовал скуку и готов был вернуться к работе. В первое время было приятно, что он чаще бывает рядом, но теперь и Никки считала дни до его выхода на новую работу. Запуск шоу был запланирован на апрель, и последнее время было много встреч. Эту, однако, он не упоминал.

– Встреча с Келли, говоришь? Первый раз слышу.

Итан наморщил лоб, и было очень заметно, что это все напускное.

– Мне казалось, я говорил о ней.

– Не говорил. Более того, ты сам знаешь, что не говорил, – рассмеялась Никки. – Ты такой бессовестный лжец, Итан.

Теперь Итан тоже смеялся. Попался.

– Ладно, ты меня раскусила. Я просто хотел дать тебе свободно вздохнуть. Тебе о многом надо подумать.

– Ты хочешь этот дом, так ведь?

– Это так заметно?

Никки глянула через плечо.

– Как насчет тебя, Белла Бу?

Белла ответила кивком.

– Значит, двое против одного.

– Так это не работает, – сказал Итан. – Мы все трое должны быть согласны в этом вопросе, иначе ничего не будет.

– А когда ты вернешься?

– Давай, может, к ужину, что скажешь? У тебя будет весь день. Я могу привезти индийской еды.

– Индийская мне подходит.

Белла потыкала пальцем в экран планшета:

– Мне корму, пожалуйста.

Итан улыбнулся ей, оглядываясь через плечо:

– Это само собой разумеется.

– А мне, пожалуйста, курицу бхуна, – Никки перегнулась через сиденье и поцеловала его. – Люблю тебя.

– Взаимно, – сказал Итан, возвращая поцелуй.

Никки вылезла из машины и открыла Белле дверь.

– Люблю тебя, папочка.

– И это тоже взаимно, милая, – сказал Итан, посылая ей воздушный поцелуй.

У их обмена знаками любви был сладко-горький привкус. Это был один из тех моментов, в которые Никки осознавала, как много они трое потеряли. Слышать, как Белла говорит Итану, что любит его, этим холодным, пустым голосом, было как удар ножом по сердцу.

Никки помогла Белле выбраться, и они вместе проводили взглядом «теслу», отъезжающую от тротуара. Они продолжали смотреть, пока машина не свернула с Бедфорд-стрит и не исчезла из виду, Белла махнула на прощание последний раз, крепко сжимая планшет в руке. Он был еще одним напоминанием о том, что случилось. Она всюду брала его с собой. Другие родители могли шутить о том, что их детей не оторвать от электронных гаджетов, но для Беллы планшет был той жизненно важной ниточкой, которая связывала ее с остальным миром. Розовая обложка, украшенная сердечками и звездочками, выглядела уже немного потрепанной. Никки задумалась, сколько еще, интересно, пройдет, прежде чем она захочет поменять ее на что-то более взрослое. Эти размышления вызвали еще один укол грусти. Во многом Белла все еще оставалась маленькой девочкой, но и слишком во многом она была старше своих шести лет. Держась за руки, они потихоньку пошли, Никки вела девочку справа от себя, заслоняя ее от дороги.

Их дом в эдвардианском стиле, белый и элегантный, был в конце целой террасы зданий идентичного вида. У него был свой характер и особенное очарование, какого никогда не будет у дома на Чёрч-роу. Они взобрались по ступеням к парадному входу, и с каждой ступенькой воспоминания о несчастном случае крепли, а мрачное предчувствие росло. Никки не могла припомнить, когда последний раз уровень ее тревоги так подскакивал – в недавнее время такого точно не было. Она достала ключи и открыла дверь, и пока она это делала, ее рука слегка тряслась. Она посмотрела вниз на Беллу, но та была поглощена очередной статьей о рыбах в своем планшете и пребывала в счастливом неведении относительно терзаний Никки.

Когда они оказались внутри, Никки закрыла дверь, защелкнула задвижку с цепочкой и повернула ключ, заперев врезной замок на пять оборотов. Если бы она сделала то же самое два года назад, сейчас все было бы совсем иначе. Эта мысль появлялась у нее каждый раз, когда она входила в дверь. Останется ли эта мысль здесь, когда они переедут, или эта часть невроза перекочует вместе с ними? Наверное, только время покажет.

В воздухе висел тяжелый и горячий запах домашнего супа, который повел их по коридору. София мыла посуду, когда они вошли в кухню. Услышав их, она обернулась с улыбкой, схватила кухонное полотенце и стала вытирать руки. Белла помчалась к ней через кухню, и София сгребла девочку в объятия и поцеловала.

– Проголодалась, Коразонсито[1]? Время обеда давно прошло, – у нее все еще был сильный испанский акцент, хотя она больше половины жизни прожила в Великобритании.

Белла ответила энергичным кивком, и София еще раз чмокнула ее, прежде чем отпустить и повернуться к Никки.

– Как насчет тебя, ми кариньа[2]? Куриный суп, твой любимый.

Никки покачала головой.

– Спасибо, я не хочу есть.

– Точно, не налить тебе немножко? Знаешь, тебе действительно не мешало бы немного поесть.

– Ничего, я попозже.

Никки помогла Белле снять пальто и разделась сама, бросила верхнюю одежду на один из стульев и села. Когда Белла помыла руки и тоже уселась за стол, ее уже ждала миска супа и тарелка с хлебом. Порция была слишком велика, но Никки уже давно сдалась. У Софии был дежурный ответ, что у Беллы растущий организм. Как бы то ни было, Белла умела контролировать себя. Она сама останавливалась, когда была сыта.

– Итак, Коразонсито, – начала София, – как тебе дом?

Белла оставила ложку в миске и начала печатать на планшете:

– Потрясающе. У меня будет свой пруд с рыбками в комнате.

София вытаращила глаза с недоверием:

– В комнате? Быть не может.

Бела кивнула, насупившись. Высунув кончик языка, она принялась торопливо тыкать в планшет. Обе, Никки и София, боролись с желанием нарушить тишину. Все терапевты сходились в одном: важно, чтобы Белла чувствовала, что ее слышат.

– Там снаружи комнаты сад. А в нем как раз и есть пруд. Папочка сказал, что я могу присматривать за рыбками.

– Звучит и правда потрясающе.

– Их там три. Я назову их Рубин, Сапфир и Изумруд.

– Какие красивые имена. Жду не дождусь, когда смогу взглянуть на них, – София присела на стул возле Никки и дождалась, когда та подняла на нее взгляд. – А что ты думаешь о доме, ми кариньа?

Никки бросила взгляд на Беллу, и София поняла ее. Она плавно сменила тему, заполняя тишину подробностями о том, как она провела утро. София была с ними уже много лет. Они наняли ее в качестве экономки, но она была гораздо большим, чем просто экономкой. Ей было далеко за пятьдесят, у нее были длинные черные волосы и быстрая легкая улыбка, делавшая ее на десять лет моложе. Она всегда носила что-нибудь красное, потому что верила, что этот цвет приносит удачу. Сегодня на ней были красные туфли. София выросла в маленькой фермерской деревушке к северу от Барселоны, но ей там было тесно. Она покинула родные края, как только смогла, перебравшись сначала в Мадрид, потом в Лондон, где и познакомилась со своим мужем Филипом. Он умер пять лет назад от рака; она ухаживала за ним в течение всей болезни. Даже сейчас она не вполне оправилась от горя. Наверное, она никогда бы не смогла. Никки слишком хорошо знала, что бывают потери, после которых уже не придешь в себя.

У Софии не было детей, и она относилась к Белле, как к внучке, которой у нее никогда не будет. Она любила девочку всем сердцем, и это чувство было ответным. «Коразонсито» – так она нежно звала Беллу; в переводе с испанского это значило «сердечко» и подходило идеально. Родители самой Никки умерли еще до того, как она встретила Итана – мать от рака груди, отец – несколько лет спустя от аневризмы мозга. После несчастного случая София стала для нее второй матерью и тем человеком, который помогал ей собирать осколки былой жизни. Сказать, что она была на вес золота, значило ничего не сказать.

Белла отправила в рот еще одну ложку супа, затем со стуком бросила ложку в миску, схватила свой планшет и объявила, что она идет в свою комнату. Она съела совсем немного супа, а к хлебу даже не притронулась. Обычно она съедала все, что ставили перед ней, но иногда, в тех случаях, когда ее мысли были заняты чем-то захватывающим, поступала так же, как сейчас. Никки была не против. Приятно было видеть ее такой возбужденной и ведущей себя, как обычный ребенок. Это нечасто случалось теперь. Никки дождалась, когда дверь закроется, прежде чем заговорить.

– Прости. Похоже, сегодня никто не ест твой суп.

София лишь пристально на нее смотрела – губы сжаты так плотно, что превратились в одну жесткую линию, глаза смотрят еще жестче. Впервые за день на ее лице не было и тени улыбки.

– Что? – не выдержала Никки.

– Я просто жду, когда ты ответишь на мой вопрос. Итак, что ты думаешь о доме?

Глава 3

София продолжала пристально смотреть, ожидая ответа.

– Дом прекрасный, – осторожно начала Никки, – Белла и Итан от него в восторге.

– Это и так было ясно. Ну, во всяком случае, относительно Беллы. Она говорила о нем так, будто уже переехала. Но вопрос, ми кариньо, в том, в восторге ли от дома ты?

– Я не испытываю к нему ненависти.

– Это не одно и то же, и ты это знаешь.

Никки вздохнула.

– Я люблю наш дом. Когда мы впервые приехали посмотреть его, я сразу поняла, что это то место, где мы будем растить наших детей.

– Любишь или любила? Потому что с любовью так бывает: она может умереть так же легко, как и родиться. Может быть, даже легче.

Никки ничего не ответила.

– Признай это, ты не была здесь счастлива с тех пор, как Грейс умерла.

При упоминании имени Грейс Никки снова вернулась к тому моменту, когда произошел несчастный случай. Было начало летних каникул, чудесный день, температура воздуха почти добралась до тридцати градусов. Тем июнем девочкам исполнилось по четыре года, и они играли в прихожей с теннисным мячиком, перекатывая его друг другу из противоположных концов коридора. Никки пошла на кухню приготовить им что-нибудь перекусить после полудня. Она была от них лишь в паре метров, достаточно близко, чтобы услышать их удаляющуюся болтовню. Как многие близнецы, они даже развили свой собственный язык, – криптофазия, так называлось это явление в технических терминах. Если бы она могла понимать их, то услышала бы, что им слишком жарко и они решили открыть входную дверь, впустить немного свежего воздуха, хотя им снова и снова повторяли, что этого делать нельзя.

В ту же секунду, как она услышала резкий звук тормозов снаружи, она поняла, что случилось что-то плохое. Звук был слишком громкий, словно машина была в самом доме. Кувшин с соком, который она держала в руке, упал на пол и разбился вдребезги; она выскочила из кухни. В коридоре девочек не было, а входная дверь была распахнута настежь. Она увидела Беллу на тротуаре, глядевшую с раскрытым ртом на белый фургон доставки. Грейс лежала перед ним в неестественной, ломаной позе. Зеленый теннисный мячик откатился в сторону и замер неподалеку от нее.

Врачи и хирурги сделали все, что от них зависело, но не смогли спасти Грейс. Повреждения головы были настолько серьезными, что даже если бы она пришла в сознание, то всю оставшуюся жизнь прожила бы овощем. Последовавшая за тем неделя была адом на земле; смотреть на Грейс, лежащую в кровати в окружении разных аппаратов, надеяться на чудо, зная, что оно не случится. Объяснить Белле, что ее сестра-близнец умрет, было самым сложным, что Никки доводилось делать в ее жизни. Она до сих пор не знала, как смогла выдержать это. Она и Итан описали ситуацию настолько честно, насколько Белла могла вынести. Были потоки слез, были горестные мотания головой, а маленькое личико Беллы выглядело совсем потерянным, но поскольку она перестала говорить, сложно было понять, что в действительности она думала. Когда Грейс ушла, Никки хотелось лишь исчезнуть.

Грейс умерла через несколько недель после ее четвертого дня рождения. Она была похоронена на церковном кладбище в Сэндридже, маленькой деревушке в Хартфордшире, где Никки выросла. Могилка была рядом с участком, где были похоронены родители Никки, в тени ясеня. Это было красивое место, на которое послеполуденное солнце изливало свой свет. Никки навещала могилу по крайней мере раз в месяц, меняла цветы и прибиралась. От вида белого надгробного камня у нее всегда сжималось сердце, но еще сильнее на нее действовала надпись, высеченная на мраморе:

Здесь покоится Грейс Роудс,

которая ушла танцевать с ангелами

– Позволь мне спросить кое-что, – начала София, – как ты считаешь, ты сможешь научиться любить этот дом?

Никки покачала головой:

– Не знаю. Возможно.

– Для начала неплохо. Ладно, как ты считаешь, ты сможешь превратить его в настоящий дом для вас троих?

Никки кивнула:

– Думаю, да.

София замолчала, ожидая, когда Никки снова посмотрит на нее:

– Ты можешь хотя бы вообразить себя снова счастливой здесь, в старом доме? По-настоящему счастливой? И будь честной, ми кариньо. Для тебя самой, не для меня.

Никки поколебалась, потом отрицательно мотнула головой.

– Тогда тебе нужно переехать.

– Но необязательно в этот дом.

– Это правда, но знаешь, что я думаю? Я думаю, ты могла бы отговорить себя от переезда в любой дом.

– Возможно, ты и права.

– Призраки умерших цепляются не только за дома, – проговорила София мрачно, – но и за души живых. Грейс останется запертой здесь, пока ты ее не отпустишь.

– Но я не хочу отпускать, – тихо сказала Никки.

Капелька скатилась по ее щеке, но прежде, чем она успела вытереть ее, София смахнула слезинку пальцем и взяла Никки за руку. Ее кожа была теплой и грубой, а прикосновение – утешительным.

– Бог забрал Грейс, и, поверь мне, я каждый день спрашиваю Его, как Он мог это сделать, – София помедлила, снова ожидая взгляда Никки. – Однако Он оставил тебе Беллу, и я верю, что Он сделал так, чтобы у тебя были силы продолжать двигаться вперед. А тебе нужно двигаться вперед, ми кариньо. Для Беллы, для тебя и для Итана. И для Грейс тоже.

– Я понимаю. Но это так тяжело.

– Знаешь, когда Филип умер, я не могла себе представить, что смогу продолжать жить, но я как-то смогла. Мы все сильнее, чем нам кажется, а ты одна из самых сильных женщин, что я знаю.

Никки покачала головой. София говорила это лишь для того, чтобы подбодрить ее. Она не была сильной. Отнюдь нет. Большую часть дней она чувствовала себя так, словно балансирует на краю, на расстоянии одного крошечного шажка от катастрофы.

– Это чистая правда, – добавила София.

– Что, по-твоему, я должна делать?

– Это не мне решать.

София похлопала ее по руке, затем встала и пошла обратно к раковине, чтобы закончить мыть посуду. Никки наблюдала за ней некоторое время, а потом достала мобильник, положила его на стол и долгое время просто сидела, уставившись на него. Комната Беллы была прямо над кухней, и отсюда было слышно, как она ходит туда-сюда. Грейс была мертва, и с этим ничего нельзя было поделать; Белла, однако, была жива. Что было бы лучше для нее? Ведь чего бы они ни сделали, какое бы решение ни приняли, оно должно было быть тем решением, которое будет наиболее благоприятным для Беллы. Здесь повсюду, куда бы Белла ни заглянула, таился призрак Грейс; воспоминания о ее сестре-близняшке были встроены в ДНК дома. Быть может, переезд на Чёрч-роу станет тем новым стартом, который был так нужен им всем. И кто знает, может быть, это станет первым шагом к тому, чтобы Белла вновь заговорила.

Никки потянулась за мобильным прежде, чем успела бы передумать. Итан ответил после второго гудка, как если бы телефон уже был у него в руке и он только ждал ее звонка.

– Привет, Ник. Все в порядке?

– Все хорошо. Я просто позвонила сказать, что можешь возвращаться. Мы покупаем дом.

Глава 4

Сегодня 12-е июня. Ровно семь лет назад Никки была в отделении для рожениц, парила на препарате «Этонокс» высоко, как воздушный змей, и все сжимала руку Итана и пыталась доказать ему, что «Этонокс» – это название лондонского ночного клуба, в который она ходила, когда была помоложе.

Девочки любили отмечать день рождения, и им всегда устраивали большой праздник, на который они приглашали всех своих друзей. На их последний совместный день рождения все нарядились диснеевскими принцессами, и это была настоящая вакханалия. Собралось общим счетом тридцать детей, все в ярких бальных платьях и до предела возбужденные от сладостей и праздничного веселья.

Когда они на следующей год предложили устроить праздник, Белла отказалась, отдав предпочтение домашней пицце и просмотру фильмов с ней и Итаном. Это положило начало новой традиции, которая продолжалась и по сей день. Они каждый раз предлагали вечеринку, но она говорила, что хочет этот тихий вариант, – хотя ее потерянное выражение лица говорило совсем о другом. Никки понимала. Праздничная вечеринка без Грейс снова разбила бы ей сердце. Трудно было и на Рождество. Тяжело было создавать новые счастливые воспоминания, когда ты оставался в плену старых.

– С тобой все хорошо, ми кариньо?

– Я в порядке.

– Нет, не в порядке.

– Просто скучаю по Грейс, вот и все.