Сегодня – позавчера. Испытание временем Храмов Виталий

– Будем брать? – сразу встрепенулся Бредень. – Или просто мочить?

– Неплохо бы. Но не пробьёмся. А что? Это мысль! Нужны смертники. А, подожди, сейчас же их – добровольцами называют. Надо изобразить атаку на эту оккультную шишку. С поддержкой дальнемагистральных бомбовозов. Та-ак, дальнейшее твоих германских ушей не касается. Вилли, свали в туман!

Когда лишних отогнали за пределы штабного периметра, я растянул трофейную карту.

– Так, вернёмся к делам нашим скорбным. Пока мы немцу не по зубам. Пока. Но нашему командованию не удастся сюда перебросить всю Красную Армию. Это невозможно. И танков нам не привезут. Единственное, я слышал, что есть транспорты, способные перевозить лёгкий внедорожник, типа «козлика» или пушку ЗиС-3. А это уже тонна веса. Есть такие? Есть. Уже хорошо. Не спрашиваю – сколько, боюсь расстроиться. Плакать буду. А вот про возможность перевозки бронетехники даже не спрашиваю – даже «Единорога» не сможете перевезти. Так?

– Не совсем. Есть проекты…

– Уже неплохо. Эти проекты надо поднять и потрясти. Поясню, к чему я это всё. Через линию фронта нам пробиться не дадут. Противник не тупее Вилли. Они быстро приставят тот самый палец к носу и сообразят, что чудовищный взрыв недалече, провал операции «Курьер», «майор Медведь», странные люди со странным оружием и странными танками – звенья одной цепи. И если для «майора Медведя» они не пожалели танковой дивизии СС, то для Медведя с Кока-Колой, это я про тебя, товарищ генерал, они не пожалеют и всей танковой армии, вместе с Гудерианом, фон Боком и Манштейном – в придачу. Так что ножками мы отсюда не уйдём. Остаётся методом Винни Пуха, прикинуться тучкой – и улететь. Потому, Коль-Коль, связывайся с Центром, как хотите, крутите, но надо просчитать все ритмы, всё синхронизировать, брать эту взлётно-посадочную полосу, сажать на неё транспорты, планеры или что там у вас имеется – и улетать.

– Не существует сейчас транспорта, способного поднять боевую машину десанта! Ещё лет двадцать не будет, – покачал головой Сугроб.

– Будем разбирать на составляющие. Всё, что возможно снять – снимем. Остальное – взорвём. Такой мой вариант выхода из этой жопы. Готов выслушать другие.

– Всех вывезти не удастся.

– Ясен пень! У нас всегда есть и будут добровольцы-смертники, что останутся. На верную смерть. Главное – обеспечить эвакуацию этих, мать его, гостинцев! Гля! Свалились тут! Что вам за Уралом-то не упасть-то! Один же перенёсся себе удачно в центре Черноземья, нет, этим надо тут, в Донбассе! А мы теперь проворачивай операцию вселенского масштаба! Мать его за ногу! Об угол стола! Раком! Как специально! А если бы не я, а друзья Вилли на вас наткнулись, а, незалежанцы? Через год бы все панцергренадерские дивизии были вооружены БМД и «калашами»? Про БТР я и не говорю – с этим они и сами справляются. А как они обрадуются вашим гаджетам? Вот гадское же слово! Они в сорок четвертом – сорок пятом по пиндосовским летающим крепостям лупили зенитными управляемыми ракетами с радиоуправлением и тепловыми головками самонаведения. А с вашими «подсказками»?

Сугроб вскочил, лицо багровое, хоть прикуривай от него:

– Это мы виноваты? Мы имели возможность выбора места?

– Витя, остынь, – тихо приказал Кельш, – не их вина тут. А наше везение. Твоё везение. Прав был Лаврентий…

– В рот того везение! В рот… – заорал я.

– Встать! – заревел генерал. Сразу пропал милейший Коль-Коль. А в полный рост проявился генерал госбезопасности. – Молчать! Пшёл вон! Пока не успокоишься – не возвращайся!

– Ах ты! Меня?! Послал! Слышь, ты чё такой дерзкий, а? Да кто ты такой, а? Генерал, гля! Развелось тут генералов – плюнуть некуда! Да сам ты пошёл!

Я вылетел из шатровидного штаба. В гневе закрутился на месте, выискивая жертву, – на кого излить своё негодование? Громозека, где ты есть? Душара, падла, предатель! Как же мне тяжело без наших с тобой мордобоев!

Ага! Кто не спрятался – я не виноват! А не спрятались двое из ларца – Лёлик и Болик. Как специально, стоят, ждут.

– Потанцуем? – рявкнул я на них, давая команду Басе на полную дезактивацию комплекса. Костюм максимально втянул себя в наспинный короб-рюкзак.

Качки переглянулись, похрустели шейными позвонками, качая головой, похрустели кулаками, встали в стойки.

– Понеслось! – рявкнул я.

Несколько минут мы месились, как злейшие враги – никаких спортивных правил! Боевой рукопашный бой! Летали по поляне по очереди, вспахивали своими телами осеннюю лесную почву. Но ничья. Даже по очкам. Не смог я их одолеть, даже несмотря на «модернизацию» моего тела пришельцем.

Кстати, модернизации той осталось – к половине подходит.

Бой остановил я, подняв руки в знаке «стоп», потом поклонился, как принято на Дальнем Востоке, и улыбнулся:

– Молодцы. Быстрые, ловкие, сильные.

Ага! А у самого сердце радостно прыгает до горла – я выдержал бой сразу с двумя бойцами весьма высокого уровня! Всё же неплохо Громозека меня поднатаскал! Земной поклон ему, когда вернётся.

– Так не честно! – заявляет один близнец.

– Ты системы твоего костюма Железного Человека отключил, – продолжает мысль второй.

– А нам было интересно – что может эта штука, – завершает предложение первый.

Они разговаривают, продолжая мысль друг друга. Как будто у них один мозг на двоих. Вот это синхронизация! И они даже не братья!

– А вот с включенным костюмом будет как раз не честно. Благодарю за бой, но этого мало. Хочу крови. Есть добровольцы снизить поголовье двуногого скота в фельдграу?

– Есть!

– И я тоже! А какое оружие можно брать? «Печенег» – можно?

– А СВД? «Весло»?

– А «винторез»?

– «Печенег» – на 7,62 на 54? И СВД. Заряжайте патронами, что нам ссадили с неба – и вперёд! Кто привык к «калашам» – сочувствую, предлагаю ППС или новый АКС-42. Образец опытный, совсем сырой. Может капризничать. ППС – штука надёжная, но только для ближнего боя. Уверенное поражение – пятьдесят метров.

Я вертел в руках оружие, расхваливая, проводя вводный инструктаж, в немалой степени гордый собой. Я – есть причина удивления попаданцев. Я приложил руку и язык к появлению этих образцов стрелкового оружия. Я. Яколкин! А судя по тому, что нам его скидывали в тюках с самолётов – сюда, в тыл врага, – оружие это было уже массовым, совсем не секретным. Ну, ППС – понятно, он ещё весной пошёл в тираж, а вот автомат Симонова… Удивили меня мои московские руководители расторопностью.

Ага, на наш галдёж вывалили и товарищи командиры, тоже включившись в любимую мальчиковую игру – в «автоматики». Даже Коль-Коль с интересом разглядывал АКС-42, хотя он и курировал его разработку. На начальном этапе. Пока «не выбыл по болезни».

– Ну, Николай Николаевич, как получилось? То, что задумывалось?

Кельш ловко разобрал АКС, собрал. Потом попросил АКМ, провел те же манипуляции.

– Нет. Всё же – «калаш» не заменит.

– Всему свой срок, – усмехнулся я, – теперь у нас есть натурные образцы. Подключим Симонова, Дегтярёва, Токарева, Горюнова, Шпагина, остальных оружейников, покажем, объявим конкурс. Не ждать же нам, пока будущий великий Калашников в танчики наиграется?

Люди вокруг нас с интересом прислушивались. Пусть послушают. Полезно это для дела.

Мы же, русские, такой народ, что ценим и любим шкурный интерес. Любим сладко пожрать, крепко поспать, бабу ласковую и податливую, дурмана водочного потребить до непотребства.

Но, как только почуяли, что стали причастны к чему-то глобальному, эпохальному – забываем и покой, и сон! Горы можем голыми руками свернуть ради высокой, недостижимой цели. И чем выше и эпохальнее цель – тем больше горит душа. Такая вот ёжнутая особенность нашего рода. Нам нужны недостижимые цели, чтобы оставаться людьми. Без «строительства» очередного «светлого будущего» или очередного «Царствия Небесного на земле» превращаемся в двуногий скот, жрущий, гадящий и абсолютно равнодушный ко всему. Причём если цель – достижима, ясен путь к её достижению, видны и преодолимы трудности – не интересно. Даже пальцем не пошевелим. Воевать – так с потрясателем Вселенной, воровать – так миллион, икать – так королеву! Иначе – пусть другие потеют ради чепухи. Чурки и немцы разные. Нам – рай на Земле подавай, Луну на блюдечке, яблони на Марсе. Дурак Бровеносец, что объявил социализм почти достроенным, что в 1980 году – он, коммунизм, и наступит! Сразу руки и опустили. Массовое пьянство народа в 80-е годы я помню хорошо.

– Слушайте, отцы-командиры, – обратился я к Бредню и Сугробу, отведя их за локотки в сторону, – расскажите мне, наконец, что там у вас произошло? Как народ реагировал?

Они рассказывали, Бася вёл запись, протокольную. Ну, понятно, «майдан» – народная хохлятская забава. Путч, смещение довольно слабого, нерешительного, вороватого президента, стрельба на улицах, погромы в столице и других городах. Несогласие восточных областей Украины, неповиновение, референдум в Крыму, отделение Крыма, присоединение Крыма к России, народное ликование в России, блокада России всем «цивилизованным» миром. Лепка из Путина «кровавого диктатора» Западом и лепка из Путина «Сталина» – нашими.

Ликование. Народ радуется возможности пободаться с Америкой и его шавками? А я о чём говорю? Нам нужны недостижимые цели. Нам нужен Потрясатель Вселенной. Нам нужен Сатана. Как враг.

– А Донбасс при чём?

– Донбасс и Луганск – тоже провели референдум, но Россия не приняла их, – ответил Сугроб.

– Много ты понимаешь, – отвел глаза Бредень. – Дымыч, подь до мини!

Подбежал один из бойцов Бредня. Обычный, ничем не примечательный, в отличие от «братцев-кроликов» Лёлика и Болика. Средних лет, среднего телосложения, непримечательное лицо.

– Расскажи, как у вас война началась.

– Мутно и погано, – ответил Дымыч и сплюнул себе меж ног, – после референдума город окружили блокпостами нацгвардия. Нарики и отморозки. Нацистские флаги развесили, наркотой обдолбятся, задираются до всех. Мы на них – плевали. Первый раз, что ли? Жили, как и раньше. Работали. Жили. А потом люди стали пропадать. Девки молодые. Дети. В городе – тихий ужас. А потом их стали находить. В посадках да в оврагах. Девки – замучены, снасильничаны, забиты до смерти. А дети… Дети… У меня дочь с танцевалки не пришла. Я с ума сходил, по городу метался, искал. Нашли ещё в овраге. Живот – вскрыт, органов – нет.

У меня лица поплыли перед глазами, я схватился за плечо Сугроба, чтобы не упасть.

– Семью посадил в машину, отправил в Ростов, сам свою «Сайгу» взял и на блокпост. И не я один. Этим скотам деньги нужны на ширялово, – доносился до меня голос издалека, как сквозь вату.

Бася доложил о вмешательстве в моё тело, введение чего-то там, стало легче, я смог вздохнуть, сердце – снова пошло в ритме.

– А на блокпостах – уже никого. Сбежали, как толпы мужиков с топорами увидали. А потом они по городу «Градами» ударили. Так и началась эта война.

У меня не было ни слов, ни эмоций. Только ледяная ярость.

– Товарищ генерал, сводный отряд выступает в отвлекающую диверсию. Возражения не принимаются. Нам нужна от вас взрывчатка и сапёры.

Коль-Коль посмотрел мне в глаза. Потом заглянул за мою спину, увидел Дымыча, поджал губы разочарованно (уже в курсе событий с Дымычем? Шустёр!). Кивнул:

– Удачи.

– Нам она не потребуется. Добровольцы-смертники – строиться. Выступаем. Запевай!

Один затянул, ещё пара голосов подхватила, потом ещё и ещё:

Круто, когда строй, пусть не большой, два десятка человек, но хором! А я не слышал такую песню. Бася, а ты? Да ты что? «Алиса»? Вот я отсталый!

Строй грянул хором:

Думаете, я вспыльчивый мальчик, которому кипящая моча в голову шибанула и он полетел искать приключений? Да, я – в состоянии истерики с момента, как встретил этих хроно-«зайцев». Но не позволяю истерике руководить мной. Истерика проявляется только в повышенной смехуёвовщине. В излишней возбуждённости и болтливости. Но руководит мной расчёт. Эта операция давно напрашивалась, но сложноисполнимо.

Дело в том, что рано или поздно (лучше поздно, затем и идём) противник вынужден будет применять против нас средства усиления – танки и пушки. А где они сейчас, эти средства? На востоке, на фронте, или на западе – на заводах. И перевезти их к нам поближе можно только железной дорогой. Ближайшая станция – вот она. А вот и уязвимое место – мост. Прервать транспортное сообщение противника – первейшая необходимость в войне. Ясен пень, что враг догадывается о ценности моста. Ясен пень, что охрана этого стратегического объекта усилена. Потому он и стоит до сих пор. Ни один партизанский отряд к нему не рискует подступиться. Людей положишь – а мост не взорвёшь.

Да-да, а я вот такой наглец, что решил, что смогу. Ведь сколько нас – трое… тьфу! Ну, д’Артаньян я, что ж теперь?

Небольшая группа, мобильная, хорошо вооружённая. Брал только «стреляных воробьёв». Есть шанс.

Гэрэушники. Ха-ха. Как они меня развели! А я и повёлся! ГРУ! Для меня может быть только одно ГРУ – Главное Разведывательное Управление Генерального Штаба Вооружённых Сил Российской Федерации. А для Коль-Коль – совсем всё иначе. И он вывел этих «гэрэушников» на чистую воду. Никакое они не ГРУ. Это разведывательно-диверсионный отряд Донецкой Республики. А их ГРУ не более чем самоназвание. Понты ребята колотят. Те четверо, что представились «гэрэушниками», – воюют с первых дней. Только четверо и остались из первоначального состава. Они прорывались из какого-то окружения у какого-то Славянска. Вышли на бойцов ополчения ДНР. И ляпнул Манок, шуткой про ГРУ. Шутка затянулась.

Сам дурак! Ну какие Лёлик и Болик спецы ГРУ? С такой комплекцией? Размер бицепса на скорость полёта пули не влияет. Потому спецы все, как Путин – мелкие живчики.

Со мной в рейд вызвались и два «хохла». Непонятно, зачем? А я не люблю непонятки. Дое… докопаться до них надо!

– А вы зачем вызвались? – деликатно, прямо в лоб, поинтересовался я.

Хохлов двое. Один – обычный парень, белесый, как белорус, взгляд твёрдый, губы тонкие. Сейчас улыбнулся:

– Тут мечта детства вдруг исполнилась. Я из нашего дурдома вдруг оказался в кино «про немцев». Как у Симонова или Бондарева. Кто не мечтал бить немцев своими руками?

– Там могут быть не только немцы. Могут быть совсем не немцы.

Губы парня сжались:

– Пох! Надоело уже – непонятно, кто свои, а кто чужие. Кто прав, а кто козёл?! Тут ясно – тут наши, там – не наши! Наши – со свастиками, террористы-сепаратисты – с красными флагами и георгиевскими лентами. Вот где, командир, веришь?! – Он слова свои закончил криком, рубанув себе по горлу ребром ладони.

– Верю, – спокойно ответил я. И повернулся ко второму.

Этот более сложный персонаж. Если первый парень простой и понятный, как червонец, то с этим сложнее. Бородатый. Может, я ошибаюсь, но это многое значит. Борода ведь не стильная. Не модная. Не в угоду моде отрощенная. Мне, например, ясно, что этот чувачок – работник умственного труда. Не офисный планктон, а именно думающий. Но оторванный от реальности – капитально. Эти двое – полные противоположности.

– Я не знаю, – пожал плечами бородатый, – просто считаю, что это правильно.

– Кем работал до призыва?

– Сисадмин.

– Что ты с ними делал?

– С чем?

– С сисями?

Бородач разинул рот.

– Нет, они тут ни при чём. Я – программист. Следил, чтобы компьютеры работали.

– Понятно. А стрелять ты учился в Конторе?

– Нет. В армии. И ещё мы по выходным страйком занимались. Разрешите вопрос, товарищ командир?

Ну вот. Угадал. Такие вот, как этот, становятся хорошими комиссарами. Если их вовремя не пристрелить.

– Нет, – ответил я. Хотя более чем уверен, что всё одно спросит. Он ведь для этого и пошёл с нами. Я его интересую. Именно я.

– За что вы ненавидите хохлов?

– Ну, ты и чёрт, Борода! – усмехнулся я. – Привал! Давай выясним. Ты сам вызвался, или тебя делегировали? Сам? Понятно.

Дело вот в чём. Такие вот типы, как этот, становятся мучениками, ботанами травлеными или душой компании. Не лидерами, а именно душой. Поэтому придётся мне ему отвечать. Он, гля, олицетворение, сука, эгрегора. Говоря с ним, говоришь как бы сразу с большей частью этих попаданцев, вырванных из привычной среды обитания, оказавшихся в небывалом стрессе, привычно и незаметно для самих себя сложивших эту надличность, а Борода так же привычно стал «управлять сетью». Осознаёт он это? Нет. Так вот у него с рождения повелось. Эмпатия развита.

Что им сказать? Как сказать?

– Как я говорил, вы у меня не первые из будущего. Первого я встретил тоже в тылу врага и вёл его к своим. Долго, болотами, окольными звериными тропами. Потому много пообщались.

– Довёл?

– Нет. Когда линию фронта переходили, нас с ним минами накрыли. Я его добил, чтоб не мучился. Не, не смотрите так – там без шансов было – кишки повылезали, ноги оторвало. Меня и самого так приголубило, что полгода по госпиталям помирал. Так что было время подумать над нашими с ним разговорами. И как раз тема распада Союза и последующая судьба народов Союза меня нехило интересовала. У меня есть родные и на Украине…

– В Украине.

– Нет, дорогой, именно «на Украине». Мне не веришь – Гоголю поверь, – он хохол. Не отвлекай – сам запутаюсь. Так о чем я? А, не важно! Я вот чего хохлам простить не могу. В общем, начну с того, что я экономист. До войны был. А это не специальность. Это диагноз. Так вот, как экономист, я сопоставил Россию и Украину на старте – на момент распада Союза. По нескольким ключевым для экономики стран пунктам:

Первое. Финансы. Обе страны начинали с нуля. Хотя нет. Россия – признала за собой долги Союза. То есть начинала с огромного минуса.

Второе. Промышленность. Сопоставимо. Хотя Украина и чуть вырывалась вперёд из-за следующих дальше пунктов.

Третье. Территория и климат. Надо ли пояснять, у кого были преимущества по компактности территорий, равномерности распределения населения, мягкости климата, меньшего транспортного плеча меж ресурсами и местами их переработки? Большая часть России – территория рискованного земледелия. А половина вообще непригодна для жизни – зима семьдесят пять процентов времени года. Ресурсы в вечной мерзлоте закопаны. Откопай их ещё! Довези. Ага, дороги в вечной мерзлоте – проложи. Наладь жизнь людей. Что жизнь в Сургуте, что на Луне – не большая разница. А у хохлов – уголь, газ, руда – рядом.

Четвертое. Трудоспособное население. Трудоспособное, трудолюбивое, грамотное, законопослушное – оно было одно – в обеих странах.

Пятое. Вооружённые силы. У хохлов осталась в наследство Западная группа войск. Самая боеспособная. Где она к исходу века? И ядерное оружие у них было. Было, да сплыло. Опять плюс – содержание ядерных боеприпасов – тот ещё геморрой и расходы!

Шестое. Энергетику и транспорт не надо сравнивать – они были едиными в Союзе. Одинаковыми.

Седьмое. Научный потенциал. Опять преимущество Хохландии, что была первой в Союзе по поголовью учёных на душу населения.

Где всё? Может, забыл что, не суть. То есть Украина оказалась даже на более выгодных стартовых позициях. Более того, я сравнил бы Украину не с полузамороженной Россией, а с объединившейся в это время Германией. Эти страны были сопоставимы. На тот момент. Как мы теперь знаем, Германия не только переварила ГДР, но и начала цивилизационный проект «Евросоюз». Тот же Третий рейх, но не силой оружия, а культурным поглощением, денежным связыванием. А Хохландия? Мечтает войти в ЕС. А могла сама стать центром кристаллизации своего, славянского Евросоюза. Но не стала.

И эту роль вынужденно взяла на себя Россия. В мире ведь как – или ты становишься лидером и собираешь вокруг себя «шестёрок», или становись чьей-нибудь шавкой. Иначе – сожрут. Или пан – или пропал. Украина не захотела стать паном. Стала набиваться в шавки к немцам. И вот тут появляется основное отличие хохлов от русских. Хохлы нам пеняют и колют в глаз нашей «державностью», называют «имперским шовинизмом». Но русские не могут стать шавками. Не хочешь прислуживать – тащи ярмо цивилизационного проекта. И мы впряглись. И потащили. Белорусы подхватили, помогают. А хохлы кривят рты, посмеиваются, поплёвывают. Именно поэтому русские бывают разные – великороссы, белорусы и малороссы. Именно поэтому такое презрительное отношение русских к хохлам. Так что Советский Союз, или Российская империя, или Российская Федерация в границах Российской империи – это не больная фантазия шовинистов, реваншистов и других – шистов, а историческая необходимость. Необходимость для выживания. Ладно, это в другой раз.

А как будет относиться один брат, впряженный в плуг, когда его младший брат, выросший, окрепший и возмужавший, презрительно отказывается помогать? Да ладно помогать – вообще отказывается работать. Накрасился, расчесался, нарядился в отцовские праздничные одежды и смотрит по сторонам – кому бы отдаться? Но при этом столоваться ходит в избу брата, хотя тот и сам живёт кое-как, у самого – семеро по лавкам. Да отцов кредит – не погашен! Да ещё и соседи, оборзевшие, отцово поле подрезают, забор постоянно отодвигают, дальнюю родню забижают. А от родного брата – никакой помощи. Одно слово – блаженный. Если не сказать обиднее. Назвать его тем самым именем, каким называют продажных… Которые честь свою продать готовы за кусок колбасы в красивой обёртке. Которые мужичью пахотную долю готовы поменять на бабью, зависимую. Как вы относитесь к мужику, что бабьей жизнью живёт? Как? Пидорги? Модно, говоришь? Ребята, как же я рад, что не живу в вашем аду!

– Ну, я тебе понятно донёс свою мысль? – спросил я Бородатого.

– Но ведь это не так! – вскочил тот, собрался продолжить.

Я тоже поднялся, жестом заставил его заткнуться.

– Я не претендую на роль последней инстанции. Это сугубо моё личное мнение. Кроме того, весьма отвлечённое от реальности. Здесь и сейчас хохлы – это лишь чуть более дотошные и чуть более хитровывернутые товарищи – не более. У нас, в Красной Армии, есть только три национальности – русские, хохлы и чурки. И то хохлы только те, что ротными старшинами стали. Или хлеборезами. Остальные просто бойцы Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Это понятно? У нас тут нет национальностей. Все мы – скифы. Все мы – братья-славяне. У нас есть только свой-чужой. Наш или предатель. Друг или враг. Война идёт, ребята. Поэтому, я понимаю, тема для вас – животрепещущая, но мне – гораздо важнее, чтобы вы вернулись с этого «набега». Чтобы смогли попасть к нашим, в безопасность. Чтобы смогли реализовать свои самые потаённые мечты, стать тем, кем даже не мечтали! Вам дан такой шанс! Вот ты, управленец сетью, тут даже компьютеров пока нет! Хочешь сталь Биллом Гейтсом или Стивом Джобсом?

– Это возможно?

Я улыбнулся:

– Даже обоими сразу. И даже шпалерами. Один попаданец там был мастером литейного цеха. Сейчас, здесь, он – ведущий конструктор бронетехники. Он разработал самоходку СУ-76М. Имеет государственные награды. Лично получал из рук самого Калинина. Лично знаком со Сталиным и Берией. Миллионером стал. Процент получает с каждого самохода. И проценты с патентов на технологии, что воплотил. И его берегут. Пылинки с него сдувают.

Ха-ха! Почти так и есть. Сдувают пылинки. И в окружение посылают. Подставляют под панцердивизионы СС и Аненербе. Но это не публичное. Семейное. А сор из избы…

– Так что впереди у вас неограниченные просторы деятельности и развития. Дерзайте! В нашем молодом государстве трудящихся перед всеми все дороги открыты! Королёв – сирота, сын учительницы, Рокоссовский – вообще поляк, по определению – английский шпион, Конев – крестьянский сын, Сталин – послушник духовной семинарии. Дерзайте! А можете и прожить простую и спокойную жизнь обывателя. После войны, конечно.

– После войны будет другая война, – сказал хохол с тонкими губами, вставая, отряхивая штаны.

– Возможно. Будет. Или не будет. Хорош базарить! Время против нас. Дотемна нам надо без приключений до места добраться. Попрыгали, хроно-«зайчики».

– Мы – не хроно-«зайцы», – ответил один из осназовцев полка НКВД.

– Ну, да. Вы – белки-летяги. Не, лучше – летучие мыши. Бэтмэны, гля! Где детонатор?

Поднять настроение личному составу – первейшая обязанность командира. А меня так и прёт на смехуёчки да пиндехаханьки. Истерика, кули! Сам себе я психиатр. Сам себе диагноз поставил, сам себя и исцеляй!