Подсолнух Воробей Ирина
– Ну, что ж, добро пожаловать. Ваши ключи, – сказала Виктория, протягивая Татьяне звенящую связку.
– Спасибо.
Татьяна, как хозяйка, проводила ее и, счастливо помахав рукой, будто прощалась с единственной подругой, захлопнула дверь, когда Виктория спустилась по лестнице. Обернувшись и еще раз оглядев новое обиталище, Татьяна почувствовала себя взрослой.
Первым делом она занялась стиркой одежды и белья. Потом сбегала в супермаркет за необходимыми предметами гигиены, простой косметикой, чаем и печеньками. Делая маленькие глотки горячего напитка, разносящего аромат мяты по комнате, оглядывалась вокруг и никак не могла нарадоваться, будто поселилась в Зимнем дворце. Чай ее расслабил. Снова почувствовав усталость и эмоциональное истощение, Татьяна прилегла на диванчике и мгновенно уснула.
По пробуждении глубокий сон, казалось длился всего одно мгновение. Она резко открыла глаза, думая, что ничего не изменилось. Но в комнату теперь вливался не белый полуденный свет, а розовато-желтоватые оттенки настигающего небо заката. Татьяна соскочила и заметалась по незнакомой квартире, пытаясь понять, к чему, где и как приступить.
Ей хотелось есть, но было нечего. В первую очередь требовалось привести себя в порядок перед первым рабочим днем. Она отправилась в ванную и застряла там на полтора часа, пока тщательно намывалась и брилась. После душа Татьяна минут пять не решалась наносить на глаза дешевую тушь в страхе потерять все ресницы или вообще зрение, но все-таки накрасилась ей аккуратно. Потом подкрасила губы жирной, неприятно пахнущей, помадой морковного цвета. Смотрелось пока неплохо, но Татьяна предвкушала, как вся эта косметика может растечься на лице прямо во время выступления. От такой перспективы бросало в дрожь, но прийти в первый день без макияжа ей показалось более кощунственным.
Платье еще не высохло, как и все остальное. Пришлось влезать во влажное белье и мокрые кроссовки, зато в чистое.
Перекусить она решила в маленьком бистро напротив, где подавали вредную и сытную шаурму, которую Татьяна по-питерски называла шавермой. Там было грязно и кучно, но пахло заманчиво. Пришлось сбросить брезгливость на входе, чтобы с наслаждением слопать вкусность за одним из столиков.
В районе «Дэнсхолла» улицы были забиты молодежью, которая кричала, смеялась, гуляла и даже дралась. Многие из толпы шли туда же, куда и Татьяна. Все вокруг ходили красивые, веселые, пьяные. Сексапильные девушки сверкали блестками в мини-юбках на толстых каблуках. На их фоне Татьяна сама себе казалась неказистым воробьем, по случайности залетевшим в лебединое озеро.
Охранник на фейсконтроле сначала не хотел ее пускать, тем более, вперед очереди, и заставил ждать Павлика, который, к ее удаче, пришел несколько минут спустя.
Татьяна смогла подробно разглядеть парня. Лицо его еще сохранило юношескую припухлость, но Павлик всеми косметическими силами старался придать себе взрослости. Зачесывал волосы назад и набок, оголяя гладкий лоб. Ходил в подобранной не по размеру деловой одежде, что придавало сто процентов строгости сверху, а ноги обувал в начищенные до блеска туфли с острым носком. Костюм на нем теперь сидел другой, темно-зеленый, матовый, с коричневой рубашкой. Все вместе это смотрелось нелепо. И если бы не такие темные цвета, то выглядел бы он почти так же аляписто, как герой Джима Кэрри в фильме «Маска».
Павлик попытался вкратце ввести Татьяну в курс дела.
– Штат у нас большой, со всеми в первый день не перезнакомишься, – говорил он быстрым речитативом. – Относительно дружный. Мы типа на отделы тут бьемся. В клубе есть своя кухня и официанты. Есть бар, где всем руководит бар-менеджер. Барных стоек несколько в разных концах. Есть промоутеры, которые в основном тусят в баре или на танцполе.
Пока он это рассказывал, Татьяна оглядывала толпу. До открытия клуба оставалось полчаса, а очередь так удлинилась, что казалось, первые в ней посетители пришли сюда утром.
Стеклянные двери автоматически раскрылись перед ними, впустив внутрь. Напротив гардероба висело огромное зеркало наподобие тех, что используют в голливудских гримерках. По периметру стояли трубчатые железные скамейки из нержавеющей стали. Стены, как в галерее, были обвешаны масляными холстами с изображением абстрактных цветных узоров, геометрических и не очень фигур, линий и клякс или непонятно чего еще.
Огромная центральная люстра с множеством мелких деталей занимала половину потолка. Сначала Татьяна подумала, что детали были из хрусталя, но это вовсе оказался металл, в котором отражался свет множества круглых потолочных лампочек, рассыпанных по поверхности словно звезды. Все вместе это создавало атмосферу ретрофутуристичного бального зала. Уже этот холл-прихожую можно было использовать для пафосных светских раутов.
– Вообще, у нас тут много директоров, – продолжал Павлик. – Исполнительный директор, который занимается хозяйственными и административными вопросами. Музыкальный директор, который занимается артистами и диджеями, ну и вообще, всем музыкальным сопровождением вечеринок. Генеральный промоутер, который занимается раскруткой и продвижением клуба. Их ты, скорее всего, видеть не будешь. Твой руководитель – Арина, арт-директор то есть, которая занимается креативным наполнением: всеми шоу-программами, вечеринками, танцами, в том числе. Ты непосредственно подчиняешься ей, мне, как администратору, и Свете, которая старшая гоу-гоу и заодно хореограф. Я тебя сейчас как раз ей передам. Дальше она тобой займется.
Чтобы войти в танцевальный зал, предстояло сначала преодолеть турникет, плавно переходящий в металлический невысокий забор. Павлик приложил магнитную карту к пластиковому ридеру, и они прошли дальше.
В дизайне интерьера преобладали черный и белый цвета, а все предметы имели не строгую, а причудливую, витиеватую или угловатую форму. Идеально гладкую напольную плитку в форме многоугольников черепашьего панциря из черного мрамора разрезали белые динамичные разводы. Потолок напоминал пчелиные соты, которые различались количеством углов и кривизной форм. В некоторые из них утопал матовый пластик, а в некоторых блестели зеркала. В таком же стиле украсили стену за барной стойкой. Светодиодными лентами обрамлялось почти все. По углам и в других местах расставили металлические статуи, изображающие не людей и не животных, а, скорее, древних языческих духов и богов, или визуализирующие чью-то больную фантазию. Статуи скручивались, преломлялись и отражали свет не хуже зеркал.
В центре располагалась сцена, которую Татьяна уже видела. Голубая дверь в гримерку находилась по правую сторону и терялась за кулисами. По сцене плавала легкая разноцветная дымка и метались в разные стороны лучи светомузыки. За диджейским пультом стоял тот же парень, что и вчера. Он махнул им рукой и улыбнулся.
– Это Таня, новая гоу-гоу, – крикнул Павлик, указывая вправо и назад, хотя она шла с другой стороны.
Диджей понятливо закивал, по-дурацки улыбаясь, как будто ничего не расслышал. В таких громоздких наушниках услышать что-то было затруднительно. Но Татьяна ответила на его приветствие легким поклоном головы. Почему-то диджея Татьяне Павлик не представил. Она решила, что, вероятно, должна была его знать, потому промолчала.
Павлик открыл голубую дверь и рукой показал проходить первой. В гримерке толпились парни и девушки. Некоторые уже переоделись в сценические костюмы, остальные ходили в повседневной одежде. Почти у каждого столика кто-нибудь стоял или сидел, а то и по двое. Кто-то копался в шкафу. Кто-то смотрел в окно. Пара девушек валялась на пуфе в углу – те самые «кореянки», которых Татьяна видела вчера на сцене. В центре сгрудилось человек пять. Татьяна не успела их всех пересчитать, потому что из самого сердца толпы вырвался грубый возглас:
– Это что еще за гадкий утенок?
Взгляды всех устремились на новенькую. Любопытные, недоуменные, смешливые и испытующие. Говорила Света. Татьяна узнала ее по яркому цвету волос, но Павлик все равно ее представил.
Глава 4. Самостоятельная (2)
Света стояла в центре, впереди всех, скрестив руки на груди и расставив ноги на ширине плеч, будто готовилась к битве. Выражение лица ее показалось Татьяне раздраженным и напыщенно самоуверенным. Тон голоса принял яркий недовольный оттенок. Она чуть ли не фыркнула, из-за чего Татьяна сильно смутилась и опустила плечи.
– Балерина! – махнула Света рукой небрежно, поворачивая голову назад на группу поддержки. – Я думала, по назначению Арины сюда как минимум прима Большого должна явиться!
Татьяна чувствовала на себе не менее дюжины пар глаз. Все казались настороженными и прикованными к ней. От этого становилось нервознее. Будто ее окружила стая голодных волков в диком лесу.
– Это Таня, – Павлик игнорировал все слова и взгляды. – Не прима и не Большого, но балерина, а теперь танцовщица гоу-гоу. Прошу любить и жаловать.
Татьяна быстро догадалась, насколько ей здесь не рады, особенно как назначенцу Арины. Большинство ухмылялись, остальные пугающе молчали, не спуская с новенькой глаз. Татьяне не понравилось то, как Павлик ее представил, и то, как на это хмыкнула Света. Она не хотела, чтобы ее продолжали считать балериной, хотела сбросить с себя этот ярлык и стать кем-то другим, но все продолжали делать на этом акцент.
– Свет, объясни человеку нормально, что да как, – выдохнул Павлик. – И снабди всем необходимым.
Рыжая ничего не ответила, а Павлик и не ждал. Он быстро оглядел всех в гримерке и вышел, оставив Татьяну на растерзание коллегам.
Она резко почувствовала себя беззащитной, еще более беззащитной, чем в первую ночь. Каждой порой ощущала излучаемое Светой раздражение. Остальные выглядели и вели себя спокойно, только замерли в ожидании непонятно чего. Лица их выражали немой вопрос, который Татьяна четко прочитать не могла, но догадывалась о сути. Все они ждали ее появления и многое про нее уже обсудили. Всем было интересно, кого и почему назначила сюда Арина.
Пользуясь паузой, больше чтобы сбавить градус неловкости, Татьяна стала изучать помещение.
Гримерка оказалась просторной и хорошо освещенной. По сравнению с тем, что было в театре, в котором они танцевали выпускной спектакль, эта выглядела роскошно.
Туалетные столики выстроились вдоль трех стен. Четвертую полностью занимал шкаф-купе с зеркальными створками. Здесь было убрано. В углу под потолком висел кондиционер. На стульях валялась одежда, а обувь аккуратно складировалась на двух обувницах и около.
Напряженное молчание длилось с полминуты. Татьяна остановила взгляд на побрякушках, валявшихся на туалетных столиках. Света сверлила ее злобным прищуром, будто читала проклятие про себя. Потом она резко двинулась вперед и направилась мимо новенькой к шкафу. Покопавшись там, развернулась и швырнула в Татьяну целлофановый прозрачный пакет с чем-то мягким. Татьяне пришлось сделать шаг в сторону и вытянуть руки, чтобы поймать его.
– Надевай, – приказала Света, снова отвернувшись к шкафу.
Острый веер рыжих волос прокрутился вслед за ней и спал на мускулистые плечи. Она открыла другую дверь, присела на корточки и достала оттуда коробку для обуви, в которой аккуратно были сложены лакированные белые босоножки на высокой изящной танкетке. Они пришлись Татьяне по вкусу.
– И это, – добавила Света, поставив коробку поверх пакета.
– Ээ? – протянула Татьяна, оглядев толпу вокруг.
Произнести что-то более вразумительное ей не давал стресс и, как следствие, напряженное онемение во всем теле. Света невозмутимо пялилась в ответ.
– Переодеваться прямо здесь? – сглотнула Татьяна.
– Ширма там, – бросила рыжая и присела за столик у окна.
Рукой указала на угол за шкафом, в котором пряталась двустворчатая ширма с красивым цветочным узором, имитирующим японский. Татьяна смекнула и пошла переодеваться.
В пакете лежало белье, испещренное крупными и мелкими стразами, словно ночной небосклон звездами. Лиф и стринги соединялись между собой четырьмя кружевными лентами со звездочками. В комплекте шли чулки из темно-синего кружева с узором из белых звезд.
Татьяна минуты три стояла за ширмой, стесняясь выходить. В такой одежде она чувствовала себя полностью голой, хотя самые интимные места были прикрыты. Она осматривала себя со всех сторон, насколько позволяла гибкость.
Стринги оказались очень узкими, не полностью скрывали зону бикини, что особенно заставляло Татьяну смущаться. Стопам в туфлях было удобно, но ноги дрожали на такой высоте от боязни подвернуться. Она потопталась на месте, чтобы привыкнуть к новой обуви, и один раз чуть не упала. Как на таких активно танцевать, пока не могла себе представить. В пуантах было гораздо удобнее.
Дискомфорт выражался во всем наряде целиком. Татьяна хотела забиться в угол, но все-таки вышла, потому что жизненно нуждалась в этой работе.
Света оценила ее образ в костюме и цокнула губами.
– Отвратительно.
Она бесцеремонно отодвинула тонкую ткань трусов указательным пальцем и, заглянув туда, отпустила. Резинка хлестнула Татьяну по животу.
– Что за заросли?
По гримерке пробежались неприятные смешки. Татьяна поймала несколько прищуренных ухмылок на лицах других девушек. Парни, которых было меньшинство, где-то шесть из шестнадцати, с любопытством поглядывали на нее. Сами они выглядели такими гладкими, будто вместо нормальной человеческой кожи с порами и волосами были обтянуты силиконом.
Татьяна посмотрела на себя, но не знала, что на такое следует ответить. Света скрестила руки на груди и в упор уставилась на растерянную новенькую. Татьяна чувствовала, как медленно расплавляется под грозным взглядом, но ничего поделать не могла. Она возмущалась глубоко в душе, волновалась и нервничала, теребила руками звездочки на животе для успокоения, ожидала дальнейших инструкций и горела желанием поскорее выйти в зал лишь для того, чтобы уйти отсюда.
Света ей не понравилась. Она была строга, придирчива и неприветлива. Смотрела высокомерно, говорила грубо, всеми жестами и мимикой отталкивала от себя. Очевидно, этого и добивалась – сделать так, чтобы Татьяне стало некомфортно, не понравилось и захотелось уйти, хотя ей поставили противоположную задачу. «А может, нет? – с ужасом осознала она. – Может, Арина специально сказала ей меня гнобить?». Это показалось весьма вероятным. Но даже если весь мир противился тому, чтобы Татьяна здесь танцевала, ей просто некуда было идти, поэтому приходилось цепляться за место из последних сил.
– У меня волосы белые и невидимые, это не помешает, – Татьяна собрала по сусекам остатки бойкости. – В следующий раз все сделаю.
Она выдержала долгий Светин взгляд, сменившийся с пренебрежительного до снисходительного.
– Может быть, для тебя действуют какие-то особенные правила, – сказала рыжая, надавив на предпоследнее слово, и сощурилась, – но все мы здесь подчиняемся строгим стандартам. Ты должна быть гладкой. Везде, кроме головы.
Она еще раз оценивающе взглянула на нее снизу вверх. Остальные последовали ее примеру, как будто синхронизировались по блютуз. Потом Света шмыгнула носом и заговорила более наставническим, чем издевательским тоном:
– Лучше сделай сразу лазерную эпиляцию. С бритвой будешь мучиться.
Татьяна кивнула, хотя полного представления о том, что такое лазерная эпиляция не имела. Никогда до этого область бикини не доставляла ей столько неудобств, поэтому ей и в голову не приходило делать с ней что-то неестественное.
– Может быть, есть шорты? – с надеждой спросила она, хотя вероятность положительного ответа казалась нулевой.
Света вернулась к шкафу и, покопавшись там на одной из полок, достала короткие черные шортики, больше похожие на трусы-хипстеры, но зато они закрывали интимную зону полностью.
– Держи пока, – шорты прилетели Татьяне прямо в лицо.
Было не похоже, что рыжая метила в другую часть тела. Татьяна глубоко вздохнула, чтобы стерпеть такое. Затем Света указала на свободный угловой туалетный столик, самый далекий от окна. Татьяна за секунду до этого поняла, что ей отведут именно это место.
– Можешь всю косметику здесь оставлять. Никто ее трогать не будет, – продолжала главная, отмахнув за плечо длинную прядь. – Ты танцевать-то хоть умеешь?
Ее прямоугольное лицо приняло такое выражение, будто она уже ничего от жизни не ждала, но в глазах мелькнула искра надежды на лучшее.
– Умею, – твердо ответила Татьяна, чтобы показать стойкость, хотя в душе ревела, как маленькая девочка.
– Помимо классики? – уточнила Света, чуть наклонив голову набок, чтобы взгляд казался более внимательным и унизительным.
– Буду импровизировать.
Рыжая хмыкнула и отвернулась. Татьяна не стала заходить за ширму, чтобы надеть шорты, потому что парни и так уже все видели. Она быстро натянула их, но застегнуть на тугую пуговицу оказалось непросто. Света было протянула руки, чтобы помочь, но Татьяна отвернулась, воскликнув:
– Я сама!
– Ну, раз ты такая самостоятельная и всеумеющая, пойдешь на сцену со мной сейчас, – сказала главная.
Все уставились на новенькую ошарашенно, потом стали переглядываться и вздыхать. Татьяну эту насторожило. Сердце забилось сильнее. Почти выпучив из орбит глаза, она внимательно следила за тем, как Света спокойно подошла к туалетному столику, подкрасила тушью ресницы, добавила каплю тонального крема на нос и аккуратно размазывает ее губчатым тампоном. Потом поправляет костюм, грудь в чашах бюстгальтера, трусики и чулки. Она молча прошла мимо Татьяны к выходу и тонким пальцем показала следовать за ней, не обращаясь по имени и ничего не говоря. Все остальные замерли, провожая их взглядами, а потом, когда дверь за Татьяной начала закрываться, закопошились.
Глава 5. Алмаз
В зале все еще было пусто. До открытия клуба оставалось пять минут. Татьяна поняла это по неоновым цифрам на квадратных часах, что висели над барной стойкой напротив сцены. Музыка, не прерываясь, временами по синусовой волне то затихала до шепота, то разрасталась до оглушающего шума – диджей возился с настройками.
По мере приближения к сцене в Татьяне нарастала паника. Это был ее первый рабочий день. Первый в жизни. Ей предстояло делать то, чему она никогда не училась. В самом центре танцпола на глазах у целой толпы. А гостей ожидалось множество – очередь уже ломилась в двери. Она, конечно, грезила в полудреме, как будет выходить на эту сцену, кружиться в выступе вокруг шеста и покорять возбужденную публику, но морально оказалась не готова.
Страх заполнил все нутро. Сердце забилось в угол. Легким стало не хватать воздуха. Татьяна напрягла мышцы рук и ног, сковав тело изнутри, чтобы не дать себе впасть в паническое бешенство. Словно Терминатор, она шагала за Светой по ступеням на сцену, затем в круглый балкончик. Рыжая выбрала тот, что ближе к гримерке. Татьяне пришлось волочить до следующего железные ноги.
Диджей включил популярную песню, и Света начала разминку. Растягивала шею, руки, ноги и корпус. Татьяна следовала ее примеру, хотя разминка никак не помогла ей справиться с ощущением забетонированности.
Когда толпа ввалилась в зал, рыжая затанцевала, не обращая внимания на Татьяну. Большинство гостей ринулось к барным стойкам. Часть расселась по столикам. Остальные беспорядочно, с широкими промежутками, заполонили свободное пространство клуба.
С очередным хитом танцпол наполнился людьми из холла. Света активно задвигала руками, обвив шест одной ногой. Она крутилась, вертелась, дергала головой и широко улыбалась, как и вчера, и делала все это так непринужденно, будто танцевала дома перед зеркалом. Татьяна чувствовала себя скованной невидимой проволокой. Она боязливо оглядывалась по сторонам, пытаясь оценить, насколько сильно к ней присматриваются, и двигалась осторожно. Движения ее совсем не соответствовали музыке и ритму, но, к ее счастью, толпу внизу мало интересовало, что происходит на сцене. Хотя пару насмешливых взглядов она все же зацепила.
Света подмахнула Татьяне руками снизу, призывая к более агрессивным движениям. Под ее пристальным взглядом Татьяна резче завертела попой, активнее переставляла ноги и широко размахивала руками. Потом, когда заиграла зажигательная R&B мелодия с элементами латиноамериканского фолка, тело само задрыгалось под музыку, порой выдавая такие движения, о своей способности делать которые Татьяна и не подозревала. Но энергия в ней быстро угасала. Ее сдерживала невидимая и очень жесткая цепь, выплавленная из смущения, морализаторского воспитания матери и неуверенности в себе.
Двадцать минут растянулись для Татьяны в бесконечность. Это была не минута славы, как она мечтала вчера перед сном, а вечность ее позора. Толпа не смотрела на нее вовсе, как будто от неловкости, и это задевало гораздо сильнее насмешливого любопытства. Татьяна старалась двигаться плавнее и изящнее, но выходило грубо и нелепо. Она пыталась копировать движения Светы, а получалось как у младенца, повторяющего за мартышкой.
Наконец, Татьяна поймала призывающий взгляд рыжей, что пора уходить со сцены. Света ловко спустилась по лестнице на высоченных шпильках, как горная коза. Татьяна стала ее догонять. Уходя за кулисы, они натолкнулись на «кореянок» во вчерашних костюмах. Обе девушки никак не поприветствовали коллег, но взглянули на Татьяну так, будто знали о ней много больше, чем она сама.
Она проследила за ними, чтобы понаблюдать. Стиль их танца показался ей своеобразным. Обе девушки двигались обрывисто, резко и энергично, иногда под музыку замедляясь и как бы растягиваясь в воздухе, но потом быстро возвращались в привычный темп.
Не успела Татьяна войти в гримерку, как за ней появилась грозная фигура Арины с сердитым лицом и кулаками в брюках. Сегодня она носила мятный костюм с безрукавным длинным пиджаком. Топ под ним был настолько короток, что представлял зону декольте во всю ее объемную ширь и полностью открывал плоский живот. На губах блестела алая помада. Рекламные локоны пружинились на каждом шаге.
При ее появлении все замерли. Толкнув Татьяну легонько в бок, она вышла в центр гримерки и сразу вскрикнула в затылок Светы, которая рассматривала себя в зеркало, перегнувшись через стул.
– Какая нахрен сцена? – Арина не стеснялась выражений.
Оглядев поредевших, застывших по стенам и углам, танцовщиков в комнате, Татьяна поняла, что никто здесь не упрекнул бы директора в сквернословии. Рыжая резко обернулась на гневный упрек. По губам пробежала злорадная ухмылка. Она скрестила руки на груди и присела краешком попы на столик.
– А что не надо было? – фальшиво удивилась. Актриса в ней, на взгляд Татьяны, погибла давно и в муках. – Я думала, ей только там и место. Ты же единолично ее наняла.
Директор несколько секунд злобно пыхтела, как голодный и истосковавшийся по человеческому мясу дракон. Татьяне хотелось исчезнуть из комнаты, чтобы не попасть случайно под ее обжигающее жаром дыхание. Она понимала, что явилась причиной гнева, но пока не понимала, в чем дело.
– Правила никто не отменял, – на тон более спокойным голосом произнесла Арина.
– Неужели? – Света подняла одну бровь и усмехнулась, проведя языком под нижней губой. Бугорок прокатился по подбородку и исчез за тонкой щекой слева. – Судя по всему, на кастинг это не распространяется?
– Распространяется. Кастинг я провела сама.
– Ха! – рыжая задрала назад голову и застыла так на пару секунд, продемонстрировав лебединую шею. – Претенденток получше, видимо, не нашлось? Неужели «Дэнсхолл» так низко пал?
Они смерили друг друга презрительно-ехидными взглядами. Каждая ухмылялась. Все остальные превратились в бронзовые статуи и старались не дышать. Татьяна ерзала от дико зудящей неловкости, хотя ей стоило тоже застыть и не двигаться, но накаленные нервы не позволяли.
– Не тебе осуждать мои решения, – медленно проговорила Арина.
Стоя позади нее в двух шагах, Татьяна чувствовала, как сильная волна напряжения медленно растягивается по комнате.
– Ну куда мне? – Света резко повысила голос. – Я всего лишь жопотряска в стразах! А ты, как истинный ювелир, умеешь заметить в куче камней алмаз.
Она небрежно ткнула указательным пальцем в сторону Татьяны и на звенящих нотах продолжила:
– Если она твой алмаз, какого хера ты прибежала сюда тогда? Ты ее без конкурса взяла, но для сцены она слишком плохо танцует? Ты сама себе противоречишь!
– Алмазы надо огранять и шлифовать, прежде чем выставлять на продажу, – Арина указала рукой назад, примерно в Татьяну. – На грязный кусок неровного мутного камня никто не позарится, пока он красиво блестеть не начнет. Но это не значит, что грязный алмаз – не алмаз.
– Раньше ведь мы только отборные бриллианты брали, – прищурилась Света, делая медленный шаг вперед. – А теперь ты всякую дрянь с земли подбираешь? Моей сестре, уже готовой, отшлифованной и ограненной, в сто карат, ты даже в кастинге поучаствовать не дала. Из-за этой сучки.
Рыжая стрельнула в новенькую молниями из глаз, но быстро перенаправила ярость на арт-директора.
– Что у нее за блат?
Татьяна, наконец, осмелилась посмотреть на Арину и увидела ее непреклонный взгляд, безэмоциональное, словно застывшее во льду, лицо, уверенную и напряженную позу. Директор злилась, но всеми силами держала себя, чтобы не закричать. Желваки шевелились, а верхняя губа поджала нижнюю.
– Я ее блат, если тебе привычнее мыслить так, – усмехнулась Арина, расправив кулаки в ладони внутри карманов.
Директор уверенными шагами начала движение вокруг Светы, глядя то в стену, то в пол, то на на нее. Та оборачивалась вслед с прищуром, в котором были видны только два белых огонька, недобрых, дрыгающихся, готовых к атаке, – отблески потолочной люстры.
– Я предпочту алмаз с земли поднять, самостоятельно отшлифовать и огранить, чем сразу звезду с неба схватить и обжечься, – закончила речь и движение Арина, вернувшись на прежнее место.
С легким стуком каблуков она приставила одну ногу к другой, как солдатик, не вынимая рук из брюк, и уставилась на Свету, которая резко повернула к ней лицо и вскрикнула:
– Ну вот сама ее шлифовкой и занимайся! На меня не рассчитывай.
Рыжая секунду сверлила Арину глазами, потом с напором двинулась к выходу, одарив по пути и Татьяну проклинающим взглядом. Та съежилась и посмотрела на арт-директора, которая стояла в центре комнаты, оглядывая подчиненных. Фигура ее, статная, властная, прямая, кружилась вокруг своей оси за взглядом, пока не остановилась на Татьяне. Тогда она вздохнула и тоже двинулась к выходу, показав танцовщице идти за ней. Татьяна, как собачонка, побежала следом.
Они прошли по неоновому коридору к голубой двери в конце, как и прошедшей ночью. Арина с размахом открыла ее и, сделав шага три, резко развернулась всем корпусом. Татьяна вошла в кабинет и по жесту Арины закрыла за собой дверь.
– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что не можешь меня подвести? – спросила арт-директор, снова сунув кулаки в широкие карманы. – Я на тебя, считай, все фишки поставила. Деньги ты в любом случае должна будешь отработать. Но если все пойдет плохо, отрабатывать их будешь, моя унитазы. Все понятно?
Холодный взгляд арт-директора пронзил Татьяну насквозь. Отчаяние накрыло с головой.
– Понятно, – приглушенным обидой голосом ответила она и опустила глаза.
Арина разглядывала ее требовательно, будто пыталась выжать еще что-то, но молчала. Потом обошла широкий стол и села в кресло, откинув мало послушные локоны за плечи.
– В первый месяц все у нас танцуют на стойке гоу-гоу за вторым баром, рядом с туалетом, – спокойно начала арт-директор, глядя в монитор, будто разговаривала теперь с Татьяной по телефону, а не вживую. – Сейчас ты пойдешь туда же.
Татьяна кивнула, хотя Арина не могла этого заметить, а точнее, не хотела.
– Хореографию учи по видеоурокам, – наставнически продолжала она. – Подпишись на Светин канал. Она хорошо там многие вещи объясняет, в том числе базовые. И на паблик ее подпишись. Там тоже много всяких лайфхаков танцевальных.
Арина говорила так, будто зачитывала заранее подготовленную инструкцию, параллельно изучая что-то другое на ярком экране перед собой. А потом внезапно посмотрела Татьяне в глаза и задала неожиданный вопрос.
– Ты девственница?
– Что? – опешила Татьяна, но завертела головой.
– Один раз, поди, всего сексом занималась? – Арина изучала ее с легкой усмешкой на пухлых губах.
– Нуу… – потянула Татьяна и сдалась. – Почти.
– Так и думала. У меня дома ты лучше танцевала, – заметила она, приподняв уголки рта. Форма при этом почти не пострадала, оставаясь такой же нарочито пухлой и круглой. – Один раз – не пидорас. Раскрепоститься тебе надо.
Татьяна вмиг раскраснелась, услышав такую резкую фразу, появление которой, казалось бы, ничто не предвещало. Но еще больше ее насторожил смысл сказанного. Арина откинулась на спинку кресла и заложила под голову согнутые в локтях руки.
– Ты больно зажата в танце. Не престало, поди, балерине полуголой в ночном гадюшнике задницей перед пьяной толпой трясти?
Уловив черное смущение Татьяны, Арина расхохоталась в голос. Толстые губы растянулись в тонкую окружность, обрамляющую широко раскрытую пасть, которая показалась Татьяне хищнической, острой и глубокой, – такая загрызет и не подавится. Все то время, пока арт-директор наслаждалась собственной шуткой, она переминалась с ноги на ногу, не понимая, как себя вести, что делать и что отвечать. Оказалось, отвечать было не обязательно.
– Ладно, сегодня там в углу у туалета как-нибудь перекантуешься. Завтра будь у Арбатской в семь.
– Вечера? – от неловкости спросила Татьяна.
– Разумеется. И с костюмом.
Арина смерила ее таким взглядом, в котором словно никогда не было веселья, а вечно царили тьма, холод и презрение. Смех канул в эту бездонную пасть бесследно и так же внезапно, как и вырвался оттуда за минуту до этого. Они обменялись номерами телефонов. В голове Татьяны тут же возникла мысль покинуть помещение. Казалось, Арина телепатически внедрила в нее эту идею. Татьяна послушно кивнула и направилась к выходу.
Прильнув с той стороны к двери всем дрожащим телом, она дала себе секунды отдышаться. Сердце стучало неимоверно. Дыханию потребовалась целая минута, чтобы вернуться в привычный режим. Идти в гримерку, полную ненавидящих ее танцовщиков во главе со Светой, ей не хотелось, а до выступления оставалось целых пять минут. Лучшей идеей показалось скоротать эти минуты в туалете.
Татьяна вытерла лоб и щеки увлажненным бумажным полотенцем, протерла подмышки, которые больше вспотели от разговора с Ариной, чем от танцев, поморгала перед зеркалом, будто пыталась сбросить кошмар с ресниц, а потом глубоко-глубоко вдохнула и резко выдохнула. Часть тяжести вышла наружу, и будто полегчало. Надо было отправляться на стойку, что находилась всего в нескольких метрах от застенка, за которым прятались двери в туалетные кабинки.
Стойка гоу-гоу представляла собой небольшой круглый пьедестал, без перил и шеста, но очень узкий. Максимум, который можно было там себе позволить в танце, это расставить ноги на ширине плеч, а упасть с него казалось опасным. Матовое покрытие имитировало то ли резину, то ли кожу. В целом, пьедестал сильно походил на барабан и показался Татьяне неустойчивым. Но выбора ей не предоставили. Предстояло как-то оттанцевать здесь всю ночь.
Бармены бегали за стойкой, как ошалелые, акробатически уворачиваясь друг от друга с бутылками и бокалами в руках. Гости гудели и пританцовывали. Люди знакомились, веселились, флиртовали. Алкоголь снабжал их энергией для этого. Никто не видел, как Татьяна выходит из туалета и поднимается на мини-подиум. Никого это не интересовало. Она снова танцевала на краю сцену, почти за кулисами, никому не нужная, специально спрятанная от всех. И так было даже лучше.
Громкая музыка заставляла вибрировать все здание и всех, кто в нем находился. Когда в полночь на сцену вышел ведущий в золотом галстуке, все внимание публики направилось к нему. Татьяну не замечали. Стесняться было некого, но это не помогало. Движения по-прежнему выходили такими, будто железные шипы впивались в кожу, мышцы и кости. Двигаться заставляла только необходимость отрабатывать уже потраченное. Татьяна закрыла глаза, поймала волну и стала танцевать просто, как умела.
Ночь пролетела быстро. К четырем утра Татьяна чувствовала себя зомби, хоть и не знала, как мертвецы могут себя чувствовать. Ей казалось, что вся кровь вытекла вместе с потом. Воздуха не хватало, а от обязанности улыбаться никто не освобождал. Скулы тоже болели. Татьяна боялась, что дурацкое выражение неискренней улыбки теперь навсегда застынет на ее лице, но как только сошла с подиума, щеки сами опустились от бессилия. Татьяна привыкла к интенсивным нагрузкам, ведь, учась в академии, могла тренироваться часы напролет, но легкие не привыкли к такому сжатому количеству кислорода, оттого усталость копилась вдвойне. К тому же, колонки находились прямо над ее головой, от чего черепная коробка под утро трещала по швам. Все вместе очень утомляло.
«Добро пожаловать в свободную взрослую жизнь» – саркастично поздравила себя Татьяна и невесело улыбнулась, глядя в черное окно автобуса, на котором возвращалась в арендованную квартиру.
Невзирая на все неудобства и усталость, она чувствовала облегчение от прошедшей ночи. В душе искрилась радость от того, что она двигалась, как хотела сама, от того, что она преодолела себя, выступая перед толпой почти голой, от того, что продержалась первую ночь несмотря ни на что. Впереди предстояло продержаться еще как минимум одиннадцать таких же ночей, а затем бесконечное их число.
Глава 6. Часть посвящения
Больше устав морально, чем физически, Татьяна спала очень крепко. И долго не хотела просыпаться, пока чья-то холодная рука не затрясла ее с силой. Она приоткрыла глаза и сквозь туман полусна увидела толстое лицо. Окруженный густыми порослями рот с желтыми сточившимися зубами то сжимался до идеально круглого отверстия, то растягивался в непонятные плоские фигуры. Грубый голос, с резью в ушах ворвавшийся в сознание, что-то требовал. Татьяна откинула с плеча чужую руку и приподнялась на кровати.
– Кто вы такой?! – вскричала она, придя в себя.
Тучный мужчина в джинсовом жилете и спортивных брюках изобразил на лице негодующее удивление. Татьяна уставилась на него с раздражением, разгневанная таким наглым вмешательством в ее покой. До всего остального пока не успела додуматься.
– Это ты кто такая?! И что ты делаешь в моей квартире?! – завопил мужчина, отпрянув.
– Что значит в вашей?
Татьяна огляделась кругом, пытаясь вспомнить, что вчера произошло. Но вспоминать было нечего. Она лежала на раздвижном диване в квартире, за которую заплатила двадцать тысяч за месяц вперед. Здесь она уснула на рассвете. Ничего в обстановке квартиры не поменялось. Только солнце теперь пробивалось сквозь двухслойный стеклопакет прямо на мебель и на пол. Татьяна даже шторы не задернула перед сном.
– То и значит. Это моя квартира. Как ты тут оказалась? – возмущался мужчина.
– Но я… Я же арендовала ее у… – Татьяна замялась. Теперь вся встреча с женщиной в голубом казалась туманной и нереалистичной. – У Виктории. Она здесь собственник. Она же мне бумажку какую-то показывала.
– Какую бумажку? Не такую ли?
Он всучил ей в лицо, прямо под нос, ламинированный специальный бланк желтоватого цвета, на котором красивыми буквами было написано «Свидетельство о праве собственности», а дальше шло описание, что за собственность непосредственно под это право подпадает. Татьяна прочла адрес и номер квартиры и осела.
– Подождите, я позвоню ей, – сообразила она и зарыскала по кровати в поисках телефона.
Мужчина вежливо, хоть и пыхтя с негодованием, ждал, пока она дозвонится, но она не смогла. Почти сразу из динамика компьютерный голос провайдера сообщил о недоступности абонента. В неверии и отчаянии Татьяна набрала номер еще раз. Потом еще. Пока мужчина не потребовал слезть с его кровати и не освободить помещение.
– Но я уже заплатила ведь! Какое право вы имеете!
– Это моя квартира! – кричал в ответ мужчина. – Не знаю, кому ты платила. Выметайся!
Он был неповоротлив и нездоров, но слишком огромен, что наводило страх. Татьяна сжалась.
– Ах вы, мошенники! – она стукнула ножкой об пол, но мужчина даже не вздрогнул.
В его руку могли поместиться целых две Татьяниных ноги.
– Вымаааатывайся отсюда! – указал он пухлым пальцем на дверь. – А то полицию вызову!
Она в испуге отскочила назад, сжав в руках одеяло. Спорить было бессмысленно. «Драться с этим носорогом за территорию все равно не получится», – подумала Татьяна, сглатывая обиду. Она могла только убежать. Собрать манатки и снова бежать. Опять в безысходность и неизвестность. Без денег и без жилья.
Под его пристальным надзором и угрюмым уханьем Татьяна собрала вещи в пакет: всю косметику закинула вниз, сверху набросила спортивный костюм, остатки печенья и чая. Пока делала это, поблагодарила вчерашнюю себя за то, что легла спать в платье, а не голая. В нем же и вышла в отсырелый подъезд.
Дверь с грохотом закрылась. Татьяна вздрогнула. По подъезду прошла звуковая волна гулкого удара. Она стояла в оцепенении, не до конца понимая, что с ней произошло. До Виктории дозвониться так и не смогла. Стоять перед дверью не имело смысла. Играл этот мужик естественно, но стало ясно, что ее развели как дурочку. Деньги получили, квартиру оставили себе, общипали ее, наивную, как курицу.
Заглянув в малюсенький кошелек, Татьяна пересчитала оставшиеся деньги. «Почему все так несправедливо? Неужели все люди – такие сволочи? – давилась злобой про себя. – Что мне теперь делать? Я здесь пропаду!».
Выйдя из подъезда, наполненного спертым воздухом, на свежую улицу, она глубоко вдохнула теневую прохладу с примесью остатков дневного тепла. Отчаяние накрыло ее на лавочке у подъезда, на которую она свалилась в бессилии.
В полицию, во-первых, идти было нельзя, потому что мама наверняка ее разыскивала, а, во-вторых, вряд ли могло помочь, потому что она ничего не запомнила и никаких доказательств не имела.
Шок от произошедшего быстро прошел. Татьяне стало жалко себя. В кошельке валялось всего несколько тысяч рублей. И это все, что она имела на месяц вперед. Ее снова заманили, обманули и унизили. Она снова осталась без ночлега. Совершенно одна в большом городе.
Единственное, что у нее было – это работа в клубе, перед которой предстояло явиться на Арбатскую к семи. Она даже не знала, что ее там ждало, как и в целом по жизни. Оттого и разрыдалась. Татьяна ревела как маленькая девочка, не сдерживая страдания ничем. Слезы вытекали ручьями, огибая щеки с обеих сторон, опадая на землю, смешиваясь с соплями и слюной. Лицо все стало красным. Грудь болела от надрывов и тяжелого прерывистого дыхания. Она долго плакала, пока не выплакала все слезы. Глаза в какой-то момент просто перестали производить новые. Рыдания со временем сошли на нет. Татьяна застыла на полминуты, приводя мысли в порядок, а затем руками вытерла лицо, отряхнулась и поднялась. До назначенного времени встречи оставалась пара часов.
Проще было добраться на метро: быстрее и удобнее, но Татьяна могла себе позволить не спешить. Надо было где-то перекусить. Пока ехала в автобусе, желудок ворчал, ежеминутно напоминая о собственной пустоте. Кафе и ресторанов в центре располагалось множество. Татьяна выбрала столовую, которая показалась ей самой дешевой.
Еда оказалась безвкусной, разжиженной, двойной эконом, но Татьяна наелась. По большей части потому, что аппетит в ней так и не проснулся. Кофе тоже оказался никаким. Ничуть не бодрил. Из вкуса давал только кислинку, чуть разбавленную сладостью молока – сочетание отвратительное, зато стоил копейки. Пена на поверхности плавала, но больше походила на мыльную воду. В общем, Татьяну все только огорчало. А впереди ждал длинный вечер, еще более длинная ночь и совсем бесконечная жизнь, которая теперь представлялась, скорее, вялотекущим умиранием, чем набирающим темпы взрослением.
Она не думала ни о чем конкретном, просто злилась на свою наивность, глупость и беспомощность. Казнила себя за побег из дома, за доверие Виктории, за неспособность постоять за имущество, которого теперь не осталось. Она тоже украла деньги у матери, а сама ничего не имела.
Свобода дорого обходилась и пока не давала никаких преимуществ по сравнению с прошлой жизнью, где Татьяна сидела хоть и в клетке, зато в безопасности и комфорте. Она снова вспомнила свою комнату, запахи выпечки из кухни, медитативные звуки радио. Ей захотелось встать у станка, включить мультфильм и заниматься своим делом, не заботясь о том, где спать, что есть и как жить.
Загорелся экран телефона – вылезло уведомление. Арина написала: «Я в золотом вольво у метро». Татьяна быстро схватила пакет и выбежала на улицу. От кафе до места встречи было минут десять пешком, но она бежала. Боялась, что арт-директор будет злиться, если она заставит себя ждать. Но лишь прибежав, поняла, что Арина сама приехала раньше. Татьяна остановилась напротив золотого внедорожника, в каждой детали которого читалась элегантная скромность.
Арина не сразу ее заметила. Сидела за рулем, строгая и задумчивая, смотрела вниз, наверняка в смартфон. Рядом на пассажирском сиденье, откинув голову назад, развалилась Лада в расхлябанной манере. Лениво повернув голову набок, она увидела Татьяну и широко заулыбалась. Толкнув мать в плечо, она замахала рукой. Арина посмотрела на Татьяну, поджала правый уголок пухлых губ и, опустив стекло, приказала залезть на заднее сиденье. Татьяна молча послушалась.
– Привет, Танюха! – сразу воскликнула Лада. – Ну что, покоряем Арбат сегодня!
– Что? – удивилась Татьяна и застыла на пару мгновений.
– Переоденься сначала, – вставила Арина. – Я думала, ты сразу в костюме будешь.
– Ну, как мне в нем по улице идти? Я же на общественном транспорте добиралась, – не успев скрыть возмущения, ответила Татьяна и сразу затихла, вспомнив, что разговаривает с арт-директором.
– Ну, сейчас ты в нем по улице и пойдешь, – усмехнулась Арина, глядя в зеркало заднего вида на то, как Татьяна неуклюже стягивает с себя Ладино платье. – Воспринимай это как часть посвящения в гоу-гоу.
Испугавшись подглядываний, Татьяна всмотрелась в стекла автомобиля.
– Они тонированные, – успокоила ее Арина и снова уткнулась в телефон.
Лада повернулась всем корпусом к Татьяне.
– Круто! Я думаю, с тобой мы дохрена бабла соберем, – она восторженно и без смущения глядела на голую Татьяну.
Ей стало неловко, но грубить дочери арт-директора не хотелось, поэтому она поскорее натянула бюстгальтер от костюма.
– Не матерись, – пригрозила Арина, не отрываясь от телефона.
– Ой, да это не мат. По телеку же даже так выражаются. Даже на Первом канале, – отмахнулась Лада от матери.
Той было уже не до дочери. Она либо посчитала, что выполнила воспитательную функцию сполна, либо просто потеряла интерес к разговору ввиду более захватывающей переписки в мессенджере.
– А что значит мы? – спохватилась Татьяна. – Какое бабло? Где соберем?
– На Арбате, – невозмутимо ответила Лада. – Ты будешь танцевать. Я рэп читать. Юрец нам подыграет.
Татьяна замерла в растерянности. Она пыталась понять, чему следует удивиться в первую очередь: тому, что Лада читает рэп, или тому, что она сейчас будет танцевать на Арбате в этом костюме, или тому, что они будут делать это вместе. Она перевела растерянный взгляд на Арину. Та затылком его почувствовала.
– Да, Таня, учись работать на публику, – ответила директор на немой вопрос. – Лучше публики, чем на Арбате, ты нигде в Москве не найдешь.
– А это вообще легально? – спросила Татьяна.
– Разумеется, деревня, – закатила глаза Лада. – Слышала когда-нибудь о проекте «Уличный артист»?
Татьяна завертела головой.
– Короче, проект такой есть, организован администраций города. На сайте можно забронить время и место выступления, где хочешь. Там даже бумажку официальную дают, если вдруг что.
Лада помахала перед Татьяной листком с печатным текстом. Прочитать его возможности не было, но Татьяна предпочла не сомневаться.
– Понятно, – ошеломленно кивнула она, а про себя с горечью подумала: «Как много мне еще предстоит узнать об этом мире».
Когда Татьяна закончила переодеваться, они втроем вышли из автомобиля. Вещи она оставила внутри. Лада тащила за собой рюкзак с чем-то нелегким. Арина заблокировала автомобиль, и они неспешным шагом отправились на Арбат.
