Ветер и крылья. Перекрестки Гончарова Галина
Ну есть. Ладно уж…
Его высочество не был ни полным дураком, ни абсолютной сволочью. Да, ему не хотелось жениться, ему не нравилась Адриенна, он вообще любил другую. Но что с того?
В романах тоже любят одних, женятся на других, спят с третьими, и, заметим, практически все герои при этом довольны. Механизм давно отработан.
А потому…
Не придумал он, что подарить невесте. И по-простому прислал ей кошель с лоринами и вежливое письмо, смысл которого заключался в простых словах: мол, сама купишь, что надо и что пожелаешь.
Но ведь принц! На любовницу меньше тысячи тратить зазорно. А на невесту?
Так что у Адриенны было две тысячи лоринов. Которые она пока и не потратила. Громадная же сумма! Если вот так, сразу…
Если подумать, те же Лаццо за год тысяч двадцать – тридцать зарабатывают. Но у них и налоги, и расходы, и в дело вкладывать. А ей вот просто так дали. И она хотела эти деньги вложить!
Вло-жить!
Не растренькивать на эданну и ее сыночка, век бы того не видеть…
Хорошо еще, с каретой и лошадьми сошлись. Адриенна рявкнула даже, в запале, что она поедет как есть. А если эданну что-то не устраивает… вот пусть сама повозки и тянет!
Но минимум тысяча лоринов на все это улетит!
Это хорошо еще, есть подарок принца! А если бы пришлось самой деньги из бюджета выкраивать? Да Адриенна за год на себя и пятидесяти лоринов не тратила!
За год!!!
А тут зараз и предлагается в пять раз больше потратить! На барахло!!! А она еще растет!!!
Выброшенные деньги! И все этим сказано!
– Эданна, пошить тоже можно по-разному, – предложил дан Рокко. – Так, чтобы потом можно было… там, не знаю… рукава и подолы подлиннее сделать – да подшить, платье со шнуровкой, чтобы потом распускать… Я тогда столько не зарабатывал, а девочек одевать нужно было. Супруга моя и заботилась… что-то такое я помню. Хотите – Джачинте напишу? Она подскажет, она во всем этом лучше разбирается…
Адриенна кивнула.
– Ладно, дан Рокко. Я поговорю с портнихой. Но подарки…
– Дана Адриенна, у меня есть одна идея…
– Идея?
– Конечно. Лошадь – чудесный подарок, – улыбнулся дан Рокко. Только масть подберите для невесты. Для нее белую, для него, скажем, вороную, и преотлично будет. СибЛевран, считайте, хорошо отдарится…
– А…
– А сбрую и седло закажем у местного шорника. Я ему дам вот то, которое вам Тоньо подарил, пусть посмотрит и под него сработает.
Адриенна почесала кончик носа.
– Он так сможет? Там же тонкая работа…
– Дана Риен, да кто там на тонкости смотреть будет? Выделим ему серебро и бархат, и пусть ляпает, лишь бы пороскошнее…
Адриенна подумала пару минут и кивнула. Пожалуй, что… и дорого выйдет, и роскошно, и отговориться можно всегда.
– Давайте так и сделаем, дан Рокко.
– Уже расходов и поменьше?
Адриенна скрипнула зубами.
– А я еще и так скажу. Мы когда в Альмонте были, я поговорил кое с кем… знаю лавочку, в которой вам хорошие ткани продадут подешевле. Так что платье не в пятьдесят лоринов выйдет, а, скажем, в тридцать, может, и того меньше…
Адриенна едва дану Рокко на шею не кинулась.
– Ох, дан! Что бы я без вас делала?
– А что бы делала без вас моя дочь? Мой внук? Да и меня уже не было бы, – резонно ответил дан Рокко. – Вы не переживайте, дана. Справимся, не та это беда, чтобы горевать, а та, чтобы горе избывать.
Адриенна и спорить не стала.
Избывать?
Вот работой его избывать и будем. И попробуйте только кто сказать, что дане не подобает! Утоплю!
В родном пруду!!!
Мия
На скамейке в храме скорчилась, съежилась грустная фигурка. И столько в ней было боли, столько отчаяния…
Падре Норберто Ваккаро провел службу как должно и людей принял как положено.
А Мия все сидела и сидела… она долго не могла решиться прийти сюда. Очень долго. Сил не было ни на что. От девочек она вообще не отходила.
И Джакомо ее не трогал. Давал время пережить горе. Ладно, у него так не было, когда он про Пьетро узнал. Но то другое. А вот когда мама умерла… мать Джакомо любил. Одну, из всей семьи…
Пусть Мия переживет свое отчаяние, пусть переболеет этим, как чумой, а потом уж можно будет и новое задание ей давать.
Мия и «болела».
Каждую ночь она видела Энцо во сне. И ощущение-то было… все у него в порядке! Все хорошо! А просыпалась и вспоминала… и вот этот конфликт рвал ее душу и разум на части. Она и в храм-то сообразила прийти далеко не сразу, была уверена, что Господь ее не услышит. Но потом вспомнила про падре Ваккаро.
Подумала…
Ладно – она. А за Энцо попросить?
Это же другое! И Мия отправилась в церковь.
Кажется, она даже времени не ощущала. Сидела и молчала, погруженная в свое горе, свою боль, свое отчаяние. Наконец падре смог подойти и присесть рядом с ней на скамеечку.
– Здравствуйте, дана.
– Здравствуйте, падре… – тихо ответила Мия.
– У вас горе.
Падре даже не спрашивал – утверждал.
А чего тут думать? И синяя лента в волосах, и тоскливые глаза, и само… ощущение, что ли? Когда столько лет в храме… поневоле научишься людей понимать. Они ведь сюда все несут.
Горести, радости, проблемы, решения…
– Горе, – тихо отозвалась Мия. – Мой брат… я не знаю, погиб он или нет. Он пропал без вести, в море… тела не нашли, но и выжить, говорят, он не мог. Никак не мог…
Падре взял ледяную руку, сжал…
– Молитесь, дана. Молитесь за него как за живого.
– Вы думаете, падре?
Мия и сама говорила себе, что не верит, что он жив, жив, ЖИВ!!! Но когда рядом с тобой это кто-то произносит, становится легче.
– Надежда остается всегда. Даже там, где нет ни тьмы, ни света, есть надежда.
По бледным щекам Мии побежали слезы. Впервые.
Не крик, не вой, не стон… она впервые смогла заплакать.
– Я иногда думаю, что это мое наказание, падре. Я была плохой… я и осталась плохой. Я нарушаю заповеди и буду нарушать их впредь. И Энцо умер.
Падре только вздохнул.
Вот вроде и умные люди… а все равно – такие дети!
– И что вы делать собираетесь, дана?
Мия независимо дернула плечом.
– Я не знаю.
Пальцы у падре Норберто были теплые. А у нее – ледяные. И она постепенно отогревалась рядом с ним. Только вот боль не уходила. Сидела под сердцем тупым гвоздем, свербела…
– Вы теперь грешить не будете? – ласково уточнил падре.
– Буду. – Мия даже не сомневалась в своем ответе. Дядя не поймет, реши она страдать и плакать. Тем более отказываться от заказа. Какое-то время ей отдохнуть дали, но девушка даже не сомневалась – недолгое. На земле живем, не на небе.
Да ей и самой деньги нужны были.
Ремонт домика на Приречной-поперечной проделал в ее финансах определенные… дыры. Это ж и рабочие, и материалы, и все проплатить надо, а тридцать процентов еще и на воровство скинуть. Может, и чуточку поменьше, но все равно – своруют! Хоть ты с топором над ними стой! Хоть как!
– Вот видите. Вы всерьез считаете, что за ваши грехи вас Бог наказал, отняв вашего брата?
Мия хлюпнула носом.
Как-то это неправильно звучало…
– Вот-вот, дана. Наказывали бы вас, коли уж грехи – ваши.
– Мне ведь и больно?
– А когда б вы заболели, или скрючило бы вас, или искалечило… Бог ведь всемогущ, нашлась бы и на вас подходящая болезнь, – предположил падре.
– Ну… не знаю.
– Все мы думаем, что мы-то и есть самый центр мира, дана. И без нас ничего не будет, ни солнца, ни звезд…
– Может, и будут, – буркнула Мия. – Я их уже не увижу.
– Будут, дана. Вы мне поверьте, ваши грехи – они ваши и есть. Никто их у вас не отберет. И на другого человека не навесит, чай, не ручная кладь, чтобы с одного осла на другого переваливать.
Мия представила себя и Энцо в виде двух осликов и улыбнулась. Пока еще краешками губ.
– А…
– А ваш брат – другой человек, и дорога у него своя, и грехи свои, и дела тоже свои. Если послано ему испытание, так оно ему и послано. Не обольщайтесь, ваше у вас еще впереди.
– А почему мне больно уже сейчас? Если испытание впереди?
– Потому что вы – живая, дана.
Мия невольно фыркнула.
– Была б я мертвая, не пришла бы.
Падре Ваккаро улыбнулся. Ну все, шутить начала дана, улыбаться… оттает! Никуда не денется…
Когда с нашими близкими случается беда, мы ведь воспринимаем это иначе. Мы спрашиваем, в чем виноваты МЫ! Потому что больно НАМ, потому что своя рана тяжелее, сильнее свербит…
Чужую боль мы воспринимаем через призму своего эгоизма. Вот и весь ответ…
А если еще мы чувствуем за кого-то ответственность, думаем, что не уберегли, не защитили, не позаботились… вот так с Мией и произошло.
Это падре и попробовал объяснить Мие, понимая, что совет «молиться и все пройдет» ей ни к чему. Слишком деятельная натура. Слишком умная…
Мия внимательно слушала. А потом подвела итог:
– Падре, вы можете помолиться за моего брата?
– Могу, дана. И вы приходите… помолимся вместе.
– А можно…
– Можно и сейчас.
Падре взял Мию за руку и подвел к иконе. Первый опустился перед ней на колени.
– Господь милосердный…
Мия сложила руки, посмотрела на икону.
Как молиться? Какие слова найти, когда привычные не дарят облегчения? Когда молитвы кажутся громоздкими, тяжеловесными, неуютными…
Мия не могла найти слов. А падре нашел их. И все было правильно, потому что она просила…
Она просила для себя. А падре молился за человека, которого даже ни разу не видел. Не для Мии, а просто – для Энцо.
Пусть смилуется Господь, пусть Лоренцо Феретти останется жив, пусть все будет хорошо…
И Мие казалось, что Господь его слышит. Ее, наверное, нет, она не заслужила. А вот падре – обязательно слышит.
И на душе становилось чуточку легче.
Домой Мия хоть и не летела, но шла вполне спокойно. Даже улыбалась…
Энцо жив. Она это всем своим существом чувствует. Он пока не может дать о себе знать, но братик жив, жив, ЖИВ!!! А падре Ваккаро за него помолится. Больше Мия пока сделать не может ничего.
Джакомо придирчиво осмотрел племянницу.
– Мия, я смотрю, тебе полегче?
– Да, дядя.
– Отлично. У нас есть заказ. На выезде. Пройдем в мой кабинет?
– Конечно, дядя.
Мия понимала, что так лучше. Поедет она, развеется немного.
В кабинете Джакомо устроился в кресле, кивнул Мие на второе.
– Ты сможешь сейчас… работать?
Мия прислушалась к себе. Джакомо спрашивал о другом. Сможет ли она контролировать себя, сможет ли превращаться… все же метаморф сильно зависит от своих эмоций. А она вся была никакая… просто – никакая.
– Да, дядя. Я смогу.
– Это хорошо, – кивнул Джакомо. – У нас есть заказ на эданну Фабиану Маньи.
– Так? А подробности? Что за эданна, что требуется от нас?
– Эданна Фабиана Маньи, возраст… нет, не помню, лет двадцать пять, может, чуть побольше, – пожал плечами Джакомо. – Ситуация там простая. Ее супруг, дан Маньи, оставил двоих детей и вдову несколько лет назад. А еще наследство. Наследство там состоит из двух частей. Собственно поместье Маньи – достаточно большое, хорошее, способное приносить доход. Оно отошло к сыну дана Маньи.
– И?
– И деньги. Вторая часть наследства – деньги, Мия. Эданна собирается замуж за молодого парня, естественно, тратить деньги она будет на него и на себя.
– А на кого надо? – неприязненно уточнила Мия.
– По мнению ее свекрови – на поместье и на детей.
– Хм…
С этим спорить было сложно. Мия думала примерно так же.
– Эданна Маньи считает, что если… то есть когда Фабиана выйдет замуж, ни монетки никто не увидит. Кроме того, молодой муж выразил горячее желание забрать детей у бабушки.
– Та-ак…
– Да. Она тоже подозревает, что, это неспроста. Более того, подано королевское прошение, и дан Леонардо Манчини желает взять фамилию Маньи.
– Манчини…
Мия задумалась. На ум ничего не приходило…
– Ты не в курсе истории, и я не стану ее рассказывать полностью, – отмахнулся Джакомо. – Просто мать у дана Леонардо – записная шлюха. И фамилию… вряд ли даже она знает, от кого ее сын. Старый Манчини дураком не был, и его семья мальчишку тоже не признала.
– Ага…
Смысл Мия поняла.
Если семья мальчишку не признала, а фамилию он носит… издеваться над ним, конечно, не будут. В глаза. А вот за глаза шепоток идет, его не заткнешь и не уймешь. И желание поменять фамилию у него, понятно, есть. Чтобы не видеть глумливой ухмылочки на лицах людей.
Важно ведь и как посмотрят, и как улыбнутся… и за взгляд не вызовешь на дуэль. Это просто взгляд.
– Я знаю, такие решения должен согласовывать его величество… это долго.
– Не в данном случае. Эданна Манчини, мамаша дана Леонардо, является подругой эданны Вилецци. А эданна Вилецци…
– Активно греет постель его высочества, – кивнула Мия. – Я помню.
– Ну, в последнее время у нее появилась конкурентка, – хмыкнул дядя. – Между прочим, дана Алессандра Карелла очень похожа на тебя. На ту, которую видел принц.
Мия пожала плечами.
Похожа – и что же? Она совершенно не собиралась являться в гости к его высочеству. Было и прошло. Ей даже в бордель наведаться не хотелось. Вообще не хотелось иметь дела с мужчинами.
Зачем?
Каких-то невероятных чувств она не испытала, просто знала, на что способно ее тело. И достаточно.
Джакомо кивнул то ли Мие, то ли своим мыслям. Все же он не ошибся, когда предложил девушке такое решение. А то юные девицы или начинают романтизировать сношения, или, наоборот, – шарахаются от каждого мужчины. А тут…
Было, попробовала, теперь относится ко всему спокойно. Приятно смотреть.
Идеальное оружие растет. Просто идеальное.
– Так вот. Прошение удовлетворят быстро. Свадьба состоится осенью. Точнее, в конце лета…
Мия кивнула.
– А нам когда надо поработать?
– Нам уже надо выезжать в Маньи.
– Зачем? – удивилась Мия. – Если до свадьбы еще месяц?
– Дело в том, что нам заказали несчастный случай ДО свадьбы. И очень просили не привлекать к нему внимания.
Мия задумчиво кивнула. В принципе понятно. Если эданна помрет после свадьбы, муж все равно будет наследником. В этом ничего хорошего нет. Деньги из семьи уйдут.
А вот если ДО свадьбы…
Бывает, горе-то какое… сердце не выдержало, печень отказала… тут надо смотреть, что именно у эданны не в порядке.
– Хорошо, дядя. Я только вещи соберу… Когда нам выезжать?
– Хоть завтра. Я готов.
Мия кивнула. И отправилась собирать вещи.
Сестренки проскользнули в дверь, когда она укладывала в сундук несессер с ядами.
Да, Мия начала собирать свою коллекцию. Что-то дарил ей Джакомо, что-то она покупала самостоятельно, на что-то расщедрился Комар.
После того как его величество изволил употребить Осьминога самолично, Комар подгреб под себя примерно пятую часть его наследства. И собирался увеличить долю.
Мия к этому, конечно, никакого отношения не имела, ходили слухи, что Осьминог (вот полудурок-то!) полез в политику. А туда никому нормальному не надо, это уж точно.
Грабь, режь, убивай… но стоит тебе влезть в придворные интриги – и все. Конец.
Но если Осьминог об этом не знал, кто ему лекарь?
Комар же, лишившись соперника и приобретя деньги, был благодушен и щедр на премии. Особенно за удачно выполненную работу.
– Мия, ты уезжаешь?
Серена, как старшая, начала первой. Джулия просто смотрела.
– Да, сестрички. Я ненадолго, может, на месяц.
– Не в море?
– Нет, – тут же успокоила их Мия. – И я собираюсь вернуться.
– Энцо тоже собирался, – хлюпнула носом Джулия. – Мия… это обязательно? Уехать?
Мия только головой покачала.
– Серена, Джулия, вы уже взрослые, – начала она, аккуратно подбирая слова.
– Да, – похвасталась Серена. – Дядя говорит, что года через два-три меня и замуж выдавать можно.
Мия пожала плечами.
В принципе, четырнадцать лет… кого и раньше выдавали. Но это мы еще подумаем и абы кому сестру не отдадим.
– Вот. А приданым кому-то из вас станет Феретти…
– А тебе, Миечка?
Мия качнула головой.
– Я не уверена, что выйду замуж. Но не в этом дело. Нам с дядей надо съездить в Феретти, посмотреть, как там идут дела.
– Там же управляющий? – удивилась Джулия.
Мия потрепала младшую сестренку по темным волосам.
– Запомни, солнышко, никогда не доверяй управляющему. Всегда все проверяй.
– Хорошо. А дяде?
– Никому.
Джулия серьезно кивнула. Интересно, запомнит, нет? А, не важно. Мия будет рядом и присмотрит. И за сестренками, и за их мужьями… никуда они не денутся.
Жаль, что про зеркало мастера Сальвадори пока узнать ничего не удается. Но это терпит. Она еще найдет время…
И Мия принялась укладывать в сундук бархатную пелерину.
О том, что Энцо тоже не планировал ни исчезать, ни пропадать, она старалась не думать. Ни к чему. Она точно не исчезнет.
Нет у нее такого права. Девочки и так лишились отца, матери, брата… даже нянька вышла замуж! Мия обязана остаться в их жизни. До замужества – обязательно. А потом у них и поважнее дела найдутся. Стоит только на Марию поглядеть – и сразу ясно. Семья не оставит времени ни на что другое. Еще и суток маловато окажется.
Адриенна
Дни до отъезда!