Коллекционер Робертс Нора
Эш не нашелся что сказать, даже не успел придумать, и тут у него зазвонил телефон.
– Простите. – Он приподнялся и достал телефон из заднего кармана. – Это полиция. Нет, останьтесь, прошу вас, – сказал он, когда Лайла встала. – Детектив Файн. Нет, вообще-то я не дома, но могу к вам подъехать или… секундочку. У них что-то есть, – обратился он к Лайле. – Копы хотят поговорить со мной еще раз. Я могу отправиться в участок или позвать их сюда. Они сейчас возле моего дома.
«Ты же предлагала помощь, – напомнила себе Лайла. – Вот тебе возможность подтвердить искренность своих намерений».
– Пусть подъезжают сюда. Все в порядке.
Он снова заговорил в телефон, не сводя с нее взгляда.
– Я у Лайлы Эмерсон по известному вам адресу. Да, я все объясню при встрече. – Он сунул телефон в карман. – Им не понравилось, что я здесь и общаюсь с вами. Это было слышно по голосу.
Лайла сделала глоток вина и задумалась:
– Они решат, что мы давно знакомы и каким-то образом все обстряпали – вы убили брата, а я вас покрываю. Потом до них дойдет, что это полная чушь.
– Вот как?
– В этом случае вы бы не стали приглашать их сюда, ко мне, чтобы не навести на след. Более того, я позвонила в службу спасения, как только женщина упала. И это означает «покрывать»? Зачем вообще звонить? Не проще ли, чтобы это сделал кто-то другой? Я могла бы сказать, что это ваш брат вытолкнул ее на моих глазах. Просто и ясно. Так что они пораскинут мозгами, а потом зададут резонный вопрос, с чего это мы вдруг попиваем вино на террасе Кильдербрандов. И на него есть резонный ответ.
– В логике вам не откажешь.
– Когда пишешь, нужно во всем искать смысл.
«Эмпатия, – подумал он, – помноженная на логику и сдобренная богатым воображением».
– И какой же смысл в старшеклассниках-оборотнях?
– В воображаемом мире важна не правда, а правдоподобие. В моем мире оборотни еще как имеют смысл. Что не объясняет, почему я так нервничаю. Слишком много полиции. – Лайла встала и схватила лейку, хотя уже поливала растения. – Я в жизни не имела дела с полицией, а теперь началось. Я говорю с ними, вы говорите с ними, я говорю с вами, что по сути является перепостом. Джули говорит с ними…
– Потому что продала картину?
– Что? Нет. Вчера вечером к ней влезли в квартиру. Вероятно, подростки, потому что украли пару «Маноло», флакон духов и помаду. Но все равно это взлом и вызов полиции. А теперь все по новой. Похоже, я залила растения.
– Сейчас жарко. Им не повредит. – Тем не менее он взял у нее лейку и поставил на место. – Я могу встретить их внизу.
– Я не к этому. Я и сама хочу пообщаться с ними, потому что вы снова убедили меня в том, что это не ваш брат вытолкнул ее. Будете кофе? У меня есть сырные крекеры, хотите? Никогда не знаю, что нужно делать. Эх, надо было приготовить холодный чай.
– У вас снова мысли разбегаются, – заметил он. – Думаю, вам следует расслабиться. – Он взял бокал, который она отставила, и подал ей. – А теперь пойдемте в квартиру и поговорим с копами.
– Правильно. Я рада, что вы здесь. Хотя, не будь вас здесь, они бы не пришли. Но я все равно рада. А вот и они, – сказала Лайла, когда раздался звонок.
«Перестань думать об этом», – приказала она себе и направилась к двери.
– Детективы. – Она отступила, пропуская их в квартиру.
– Мы не знали, что вы знакомы, – начала Файн.
– А мы и не были знакомы… прежде.
– Вчера в участке я краем уха слышал ваш разговор и понял, что Лайла и есть тот самый свидетель. – Эш сел в гостиной, ожидая, когда другие последуют его примеру. – На выходе я догнал ее и попросил уделить мне время.
Файн посмотрела на Лайлу долгим задумчивым взглядом.
– И вы пригласили его прийти сюда?
– Нет. Мы поговорили в кофейне напротив участка. Эш хотел своими глазами увидеть место, где я находилась в ту ночь. Я не сочла это предосудительным, тем более что Джули его знает.
– Джули? – вскинул брови Уотерстоун.
– Моя подруга, Джули Брайант. Она управляет художественной галереей «Chelsea Arts», где выставляется Эш. Я говорила вам о ней, – вспомнила она. – Я пользуюсь ее адресом.
– Мир тесен.
– Похоже на то.
– Достаточно тесен, – вмешалась Файн. – В квартире жертвы обнаружилась ваша картина, мистер Арчер, приобретенная через упомянутую художественную галерею в Челси.
– Да, я слышал. Но мы не были знакомы. Как правило, я не знаком с теми, кто покупает мои работы. Я не лезу в расследование. Оливер – мой брат. Мне нужны ответы. Мне нужно знать, что произошло. Скажите, что на нем было надето, когда вы его нашли? – наседал Эш.
– Мистер Арчер, у нас есть вопросы.
– Вы сказали им, что видели? – обратился Эш к Лайле.
– Да, конечно. Вы про кулак и темный рукав? Да. – Она помолчала. – Оливер ведь был не в темной рубашке, нет?
– Вы видели какое-то движение в тускло освещенной комнате и через бинокль, – напомнил ей Уотерстоун.
– Все верно. Но в это мгновение я видела темный рукав, и, если Оливер был не в темной рубашке, значит, не он ее толкнул. Я должна была видеть его лицо. Эш говорит, он был метр восемьдесят пять. При таком росте я должна была хотя бы частично увидеть его лицо над ее головой, когда он прижал ее к стеклу, а я не видела.
– Из ваших собственных показаний следует, – терпеливо начала Файн, – что все произошло очень быстро, и ваше внимание было сосредоточено преимущественно на ней.
– Все так, но я должна была заметить его лицо. И если бы ее толкнул Оливер Арчер, я бы не увидела темный рукав.
– И в то же время больше в квартире вы никого не видели.
– Нет.
Файн повернулась к Эшу.
– У вашего брата были неприятности? Может быть, ему угрожали?
– Насколько мне известно, нет. Неприятности обходили его стороной.
– И вы не были знакомы с Сейдж Кендалл, с которой он жил и которая приобрела вашу картину за пятизначную сумму? Почти шестизначную.
– Так и знала, что она мне не по карману, – пробормотала Лайла.
– Мы не встречались, и, как я уже говорил, брат рассказал мне о ней недавно. Он не выталкивал ее. И себя не убивал. Я это знаю точно, но почему вы так думаете?
– У вас были проблемы с братом, – заметил Уотерстоун. – С вашим единокровным братом.
– Он был редкой занозой в заднице.
– Вы человек вспыльчивый, как-то избили пьяного.
– Не стану отрицать. Но Оливеру я в жизни не наподдал – это было бы все равно что ударить щенка. И я никогда не поднимал руку на женщину. Проверяйте, копайте, переверните все вверх дном, только ответьте мне на один вопрос: почему вы ведетесь на то, что было явно подстроено?
– Я могу выйти в другую комнату или на террасу, чтобы вам не мешать.
Файн посмотрела на Лайлу, затем перевела взгляд на Эша.
– А толку-то? Вы ведь тотчас все ей расскажете.
– До сих пор она все делала правильно. И проявила искреннее участие к совершенно постороннему человеку, а могла бы сказать, чтобы ее оставили в покое, она ведь и так сделала достаточно. Непременно все ей расскажу. И никуда она отсюда не пойдет.
Лайла только хлопала глазами. Она не могла припомнить, когда в последний раз за нее так рьяно заступались.
– В крови вашего брата обнаружили алкоголь и барбитураты, – сказала Файн.
– Я уже говорил, что он никогда не мешал таблетки с алкоголем.
– Того и другого было столько, что, по словам криминалиста, без своевременной помощи летальный исход от передозировки был гарантирован. Он считает, что в момент смерти ваш брат находился без сознания.
На лице Эша застыло мрачное выражение. Лайла заметила это, потому что наблюдала за ним.
– Оливера убили.
– Теперь мы расследуем двойное убийство.
– Мне так жаль. – Поддавшись порыву, Лайла перегнулась через стол и положила ладонь поверх его руки. – Вы с самого начала были в этом убеждены, и… Мои соболезнования, Эштон.
– Оказался не в то время не в том месте? – медленно произнес он. – Так, что ли? Его вырубили, а ее били, запугивали и вытолкнули из окна. Потом застрелили его, как будто бы он покончил с собой в порыве раскаяния или от отчаяния. Но били ее, значит, все дело было в ней.
– Вы утверждаете, что не знали ее, так что давайте пока ограничимся вашим братом. У него были долги?
– Долги он всегда возвращал. Доил трастовый фонд, родителей или меня, но всегда все возвращал.
– Где доставал наркотики?
– Понятия не имею.
– В прошлом месяце он ездил в Италию. На несколько дней остановился в Лондоне, потом в Париже и вернулся в Нью-Йорк. Вам известна цель этой поездки?
– Нет. Может быть, он ездил по работе? В Лондоне живет его мать. Он бы не упустил возможности увидеться с ней. А в Париже живет Жизель, она нам родная по отцу.
– У вас есть их контакты?
– Да. Я вам отправлю. Значит, он был без сознания?
На мгновение Файн смягчилась:
– Да. Криминалист уверен, что в момент выстрела Оливер был без сознания. Еще хотим спросить вот о чем…
Полицейские задавали вопросы, Эш старательно отвечал, Лайла молча слушала. Потом она проводила их до дверей, надеясь, что они ушли с концами, и вернулась в гостиную.
– Хотите еще вина или воды? Может быть, кофе?
– Нет, спасибо. Я… мне нужно идти. Нужно сделать несколько звонков. И… спасибо. – Он поднялся. – Простите, что все это… свалилось на вас. Еще раз спасибо.
Она помотала головой и, снова собравшись с духом, приблизилась к нему и обняла. Она почувствовала, как его руки слегка коснулись ее спины, и отстранилась.
– Если потребуется помощь, звоните. Я серьезно.
– Да, я знаю.
Он сжал ее руку, потом отпустил и пошел к двери.
Она стояла, печалясь и сочувствуя, уверенная в том, что больше они не увидятся.
Глава 5
Эш стоял перед многоквартирным домом, сунув руки в карманы. До этого момента он не сознавал, насколько ему не хочется заходить внутрь. Судя по всему, какая-то его часть все-таки была в курсе и потому позвала на помощь друга.
Люк Толбот стоял рядом, тоже сунув руки в карманы.
– Мог бы дождаться, пока его мать приедет.
– Не хочу, чтобы она разбиралась с этим. На нее и так страшно смотреть. Давай покончим со всем поскорее. Копы ждут.
– А вот этого врагу не пожелаешь.
Эш объяснил швейцару цель прихода и предъявил удостоверение личности.
– Мои соболезнования, сэр, – сказал тот.
– Спасибо.
Он уже устал это слышать. Последние два дня он только и делал, что звонил всем подряд и выслушивал соболезнования, сформулированные на все лады.
– А после давай по пиву, – предложил Люк, когда они поднимались на четырнадцатый этаж.
– Заметано. Знаю, что Олимпия собиралась заняться его вещами. Я подумал облегчить ей задачу. Она вряд ли заметит разницу, но все же ей будет полегче.
– Пусть сама решает. Ты и так достаточно на себя взвалил. А вдруг отправишь на выброс свитерок, который она презентовала ему на Рождество?
– Ну да, ты прав.
– Именно поэтому я здесь.
Эш первым вышел из лифта. За ним последовал Люк. Он был широкоплечий, с сильными руками и крупными ладонями, ростом под два метра, с густыми, частично выгоревшими на солнце, каштановыми волосами, которые падали на ворот простой белой футболки. Он зацепил дужку темных очков за шлевку джинсов и быстрым взглядом окинул коридор. Глаза у него были ярко-голубые.
– Тихо, – заметил он.
– Ага. Тут наверняка действует шумовой регламент. У них тут на все случаи есть регламент.
– Живут по правилам. А не хочешь жить по правилам, покупай все здание, только не каждому это по карману.
– Дом небольшой.
Перед дверью, заклеенной сигнальной лентой, впрочем, уже надорванной, Эш остановился и, мысленно чертыхнувшись, нажал на звонок. Увидев в дверях детектива Уотерстоуна, он опешил.
– Я думал, вы отправите сюда сержанта.
– Да перепроверяем тут кое-что.
– Люк Толбот.
Он протянул руку.
– О’кей. А вы не похожи на адвоката, – заметил Уотерстоун.
– А я и не адвокат.
– Люк поможет мне упаковывать вещи. Не знаю, как быть с теми, что не Оливера…
Он осекся, заметив на светло-сером диване безобразное пятно засохшей крови. Другой ужасный след виднелся на темно-серой стене позади дивана.
– Бог ты мой, а закрыть это было никак? – требовательно поинтересовался Люк.
– Простите. Нет. Возможно, вы захотите поговорить с родственниками Кендалл и вызвать клининговую службу. Я могу подсказать компании, которые специализируются на подобных услугах.
Из соседнего помещения появилась Файн.
– Мистер Арчер. Как вы оперативно. – Она с прищуром посмотрела на Люка, потом ткнула в него пальцем. – «Пекарская дюжина» на 16-й Западной.
– Верно. Это моя пекарня.
– Там-то я вас и видела. Из-за вас мне приходится еженедельно лишних пять часов потеть в тренажерном зале.
– Рад слышать.
– А все ваши брауни. Прощай, фигура – иначе не скажешь. Ваш приятель? – обратилась она к Эшу.
– Да. Вот пришел мне помочь. Мать Оливера дала список фамильных вещей. Не знаю, сохранились ли они и где вообще.
– Позвольте взглянуть. Я проверю.
– Он в телефоне.
Эш достал телефон и вывел список.
– Запонки и карманные часы я видела. Они в спальне. Антикварный серебряный портсигар – нет, это – нет, и каминных часов тоже не было. Здесь только запонки и часы. Вряд ли мы проглядели остальное.
– Возможно, остальное он продал.
– Узнайте у его дяди-антиквара – он у него работал.
– Точно.
Эш достал телефон, снова посмотрел по сторонам и увидел свою картину. Она висела на стене напротив испорченного дивана.
– Славная, – заметила Файн.
– И понятная. – Уотерстоун пожал плечами в ответ на недоуменный взгляд Эша. – А то обычно не разберешь что к чему.
Натурщицу звали Леона. Она была нежная, с округлыми формами и тягучим, мечтательным взглядом. Он представил ее на лугу – ветер играет волосами, раздувает юбку, смычок занесен над скрипкой.
И она с противоположной стены наблюдала за тем, как умирал его брат.
Разве в этом был смысл?
– Мне бы хотелось поскорее закончить с этим. Мне сказали, что тело еще нельзя забрать.
– Думаю, теперь уже скоро. Я сама узнаю и сообщу вам.
– Хорошо. Я заберу его одежду и вещи из списка. Его мать просила об этом. Насчет остального я не знаю.
– Если что-то покажется знакомым, дайте знать.
– У него должны были остаться документы, папки, компьютер.
– У него был ноутбук. Им пока занимаются. Есть коробка с бумагами. В ней страховые документы, бумаги трастового фонда, деловая корреспонденция. Все проверено, вы можете ее забрать. Она в спальне. Еще есть фотографии. Вы, кстати, не в курсе, была ли у него банковская ячейка?
– Не могу сказать.
– В комоде лежало шесть тысяч четыреста пятьдесят долларов наличными. Можете их забрать. Когда закончите, вам нужно будет расписаться за них. Еще есть опись всего изъятого для опознания и экспертизы. Вам нужно будет уточнить, когда все это можно получить.
В ответ он покачал головой и прошел туда, откуда появилась она, – в спальню.
Стены насыщенного фиолетового цвета контрастировали с белоснежной отделкой и придавали помещению элегантный, даже королевский вид, а лаковое дерево массивной кровати с балдахином усиливало это впечатление.
Копы, разумеется, сняли с постели все до матраса. Очевидно, для экспертизы. Расписной сундук в изножье был открыт, внутри все было вверх дном. На всех поверхностях лежал тонкий слой пыли.
В подборе картин чувствовался вкус. Вкус женщины. Лес, окутанный туманной дымкой. Волнистые холмы под звездным небом. Они гармонировали с благородным духом пространства – и подсказывали, каким человеком была обреченная возлюбленная брата.
Светский глянец скрывал романтичную душу.
– Вляпался братец серьезно и бесповоротно, – заметил Эш. – Здесь чувствуется шик, стиль и порода. Он всегда к этому стремился и получил, что хотел.
Люк сложил вещи в одну из коробок, которые они принесли с собой.
– Ты сказал, у него был счастливый голос, когда вы разговаривали в последний раз. Счастливый и взволнованный.
– Да, именно такой. Возбужденный. – Эш потер лицо руками. – Поэтому я отложил встречу. Уловил в его голосе намек на аферу, выгодное дельце или грандиозную идею. Просто не хотел связываться с этим и с ним тоже.
Люк обернулся. Он неплохо знал друга и подпустил в голос иронии:
– Если снова хочешь заняться самобичеванием, дай я хоть пиджак подержу.
– Нет, проехали.
Тем не менее он подошел к окну, сразу нашел окна Лайлы и представил, как она стояла в ту ночь, развлекая себя подглядыванием за чужой жизнью.
Подойди она к окну на десять минут раньше или позже, ничего бы не увидела.
И, как знать, пересеклись бы тогда их жизненные пути?
Поймав себя на размышлениях о том, чем она сейчас могла быть занята, он отвернулся от окна, подошел к комоду, открыл ящик и уставился на сваленные кучей носки.
Копы, ясное дело. У Оливера носки лежали бы аккуратными рядами – он никогда их не скручивал. Беспорядок отозвался в душе новой печалью, как тонкий слой пыли.
– Как-то я пошел с ним, уже не помню почему – так вот он целых двадцать минут покупал гребаные носки, в тон галстуку. Кто так заморачивается?
– Уж точно не мы.
– А теперь какой-то бездомный будет щеголять в кашемировых носках.
С этими словами Эш вынул ящик и вывалил его содержимое в коробку.
К исходу второго часа у него набралось сорок два костюма, три кожаные куртки, двадцать восемь пар обуви, несметное количество рубашек и галстуков, а еще коробка с дизайнерской спортивной одеждой, лыжное снаряжение, набор для гольфа, часы «Ролекс» и «Картье», помимо тех, что были на Оливере.
– А ты говорил, что много коробок не понадобится. – Люк разглядывал кучу на полу. – Нужны еще две как минимум.
– Остальное подождет или хрен с ним вообще. Из того, что просила его мать, кое-что найдено.
– Тогда ладно. Но даже в этом случае стоит заказать пару машин. – Люк снова окинул коробки хмурым взглядом. – Или грузовик.
– Я вызову транспортную службу, они перевезут все ко мне. – Он достал телефон. – А мы идем пить пиво.
– Так еще лучше.
Выйдя из здания, Эш постарался оставить мрачные мысли за порогом, а оживленная атмосфера бара окончательно их развеяла. Темное дерево, запах дрожжей, звон бокалов, шум голосов – это поможет вытеснить из памяти жуткую тишину пустой квартиры.
Подняв бокал, Эш разглядывал на свет янтарные переливы содержимого.
– Кто пьет крафтовое пиво под стремным названием «Дикий вепрь Бесси»?
– Ты, надо думать.
– Исключительно из любознательности. – Он сделал глоток. – Знаешь, неплохо. Тебе следует подавать у себя пиво.
– У меня пекарня.
– И что с того?
Люк со смешком попробовал свой «Забористый хмель».
– И переименоваться в «Бухло и Бриоши».
– От посетителей не будет отбоя. И спасибо за сегодня, Люк. Знаю, тебе нужно глазуровать капкейки.
– Денек отдохнуть от плиты не помешает. Я подумываю открыть второе заведение.
– Ты мазохист.
– Возможно. Только последние полтора года мы тут всем надрали задницу, так что я присматриваю еще одно помещение, главным образом в Сохо.
– Если нужна финансовая помощь…
– Не в этот раз. Но если бы ты не помог поначалу, я бы не думал сейчас о расширении. Так что, если я запущу второе заведение и по ходу дела надорвусь, моя смерть будет на твоей совести.
– На поминках мы подадим твой фирменный вишневый пирог. – На память сразу пришел Оливер, и Эш отхлебнул пива. – Его мать хочет волынщиков.
– Вот блин.
– Не знаю, что ей взбрело, но она уперлась. Я уступил, иначе она, чем черт не шутит, пожелает оружейный салют или погребальный костер. С нее станется, потому что она совсем не в себе.
– Ты все порешаешь.
Это уже практически стало семейным девизом, подумалось ему. «Эш порешает».
– Пока не отдадут тело, все в подвешенном состоянии. Но даже когда похороны пройдут, это не кончится. Все закончится, только когда мы выясним, кто его убил и почему.
– Копы, вероятно, напали на след. Только они вряд ли скажут.
– Не думаю. Уотерстоун, по крайней мере, в глубине души считает, что это я. Его смущает сам факт нашего знакомства с Лайлой.
– Знай он тебя лучше, понял бы, что тебе нужны ответы – потому что все вокруг донимают тебя вопросами. У меня, кстати, он тоже есть. Как она из себя, эта любительница подглядывать в чужие окна?
– Она называет это иначе – человеческим интересом. И знаешь, в ее изложении это звучит убедительно.
– Представляю.
– Ей нравится наблюдать за людьми и общаться с ними. Это странно, потому что она – писатель, а значит, большую часть времени проводит в одиночестве. Но это монтируется с хаусситтингом. Она проводит время в чужом пространстве, заботится о нем. Она участливая.
– И в чем именно это проявляется?
– Она заботится о жилье, имуществе, питомцах. Она и ко мне проявила участие, хотя совсем не знала. Она… открытая. А открытым людям порой прилетает в жизни.
Читать бесплатно другие книги:
