Разреженный воздух Морган Ричард
Он даже выглядел соответствующе – добрые патрицианские черты лица, выветрившийся антрацитовый цвет кожи, коротко подстриженные кудрявые волосы достаточно сдобрены сединой, чтобы придать ему статус солидного пожилого государственного деятеля. Они продержались до самого полудня, прежде чем задействовать этого парня, и, судя по реакции прессы, он стоил ожидания. В ответ на его слова вопросы хлынули сплошным потоком, словно пена из растрясенной бутылки шампанского.
– Сколько аудиторов вы с собой привезли?
– Земной надзор выдал ордер на арест любого высокопоставленного чиновника КОЛИН?
– …планируете сотрудничать с местными властями?
– Губернатор под подозрением?
– …достаточно долго, чтобы получить результаты?
– Что именно вы собираетесь расследовать…
Вопрос прервался внезапным звуковым сигналом, когда тот, кто запускал трансляцию, решил, что свободная пресса становится слишком настырной для своего собственного блага. Эдвард Текеле добродушно нахмурился и подождал.
Сигнал оборвался. Директор откашлялся.
– Если не сложно, давайте задавать вопросы по одному зараз. А поскольку моя гарнитура еще не синхронизировалась с местным потоком данных, боюсь, мне придется спрашивать, как вас зовут. Возможно, мы могли бы начать, да, – он указал на один из передних рядов, – с вас, мадам.
– Сколько… простите, Алекс Ривера, «Вайбы Долинной кошечки»… сколько человек насчитывает ваша аудиторская команда?
– Нас 117 человек, включая меня.
Среди журналистов, физически присутствующих на пресс-конференции, прокатилась тихая волна испуганных вздохов. По парящим сзади бранегелям пробежала рябь, когда те, кто висел на прямой линии, наклонились вперед, пытаясь уловить ответ собравшихся.
Сидящая впереди и по центру Ривера собралась с силами, почти оправившись от свалившегося на нее шока.
– Это… эм… это очень много людей, директор Текеле. Вы действительно хотите сказать, что не планируете никаких карательных мер, но привезли на Марс сотню с лишним готовых к действию аудиторов?
– Совершенно не планирую, юная леди. Как вы уже слышали, я обещал, что…
– Господин директор! – Резкий, чересчур драматичный тон человека, перебившего Текеле, был безошибочно узнаваем по повестке, если не по голосу. Мужчина, подросток по марсианскому счету, и вы могли практически дословно пересказать то, что он собирался спросить дальше. – Будете ли вы предпринимать попытки отменить Хартию Долины? Будут ли ваши люди применять оружие на марсианском реголите?
Долгая пауза. Текеле уставился на своего собеседника так, будто свет в пресс-центре внезапно померк.
– А вы, сэр?
– Я – ДеАрес Контадо, и имя нам – легион. Я выступаю свидетелем «Первого Марсианского перехвата» и спрашиваю от лица Временного совета граждан, будет ли это вторжение в дела Долины разворачиваться с применением военной силы? Сколько ваших сотрудников имеют военную подготовку? Сколько из них вооружены? Жители Марса имеют право знать.
Воцарилась неловкая тишина. Кто-то закашлялся. Чувствовалось, как другие журналисты закатывают глаза.
Возможно, Текеле это уловил. Он еле заметно улыбнулся.
– Вы перепутали меня с адмиралом, мистер… Контадо. – По комнате прокатился короткий взрыв смеха. Текеле подождал, пока тот утихнет. – И мне кажется, даже адмирал едва ли может рассчитывать взять долину Маринера под контроль с сотней человек, вооруженных или нет. Так что, отвечая на ваш вопрос: нет, разумеется, нет. Мы здесь не для того, чтобы вводить военное положение. Мы аудиторы, а не морпехи, политика не наша забота. Мы действуем совместно с правоохранительными органами колонии и будем работать в тесном сотрудничестве с ними. – Выверенная пауза. – Так, кого еще я могу заверить в полном отсутствии у нас планов вторжения?
Еще один взрыв смеха, но, как и первый, он был нервным и недолговечным – вымученный смех аудитории, которой не нравится выступающий перед ней артист и которая не уверена, какой может оказаться следующая шутка и на кого она будет направлена.
– Может, еще вопросы?
В зале взмыла рука.
– Майк Таманг, «Патруль Брэдбери-Сити». Есть ли у вас в настоящее время ордера на арест кого-то из жителей Долины?
– Нет.
– Когда, на ваш взгляд, это изменится?
Текеле, походу, слегка расстроился.
– На мой взгляд, это изменится тогда, мистер Таманг, когда мы найдем доказательства отдельных должностных преступлений, достаточных для выдачи ордера. По крайней мере на первом этапе мы прибыли сюда для установления фактов. А вот уже собранные нами факты определят дальнейшие действия.
Я фыркнул. «Ага, и, если вы на это купитесь, у меня есть ископаемая монтажная плита доисторической марсианской цивилизации, которую я хочу продать вам задешево».
На экране Текеле отвечал на вопросы бранегелей.
– Елена Монтальбан, «Новости Нагорья», – представилось изображение женщины с бритой головой и андскими чертами лица. – Нам обещали провести обширную проверку еще три года назад, но она так и не состоялась. И вот теперь вы здесь без какого-либо предупреждения. Это что, та самая обещанная проверка, на три года отставшая от графика?
И снова эта выверенная улыбка КОЛИН.
– Боюсь, на этот вопрос я не могу ответить. Меня назначили на пост директора по аудиту шесть месяцев назад, и все это время я упорядочивал детали, которые могут нам понадобиться в этот раз. Проверка 95-го года и ее отмена выходят за рамки моей компетенции. Но могу вас заверить, что все наши заботы вполне актуальны.
– Не сомневаюсь. Но даже в этом случае должны были остаться какие-то долгоиграющие проблемы, которые вы унаследовали от несостоявшегося аудита. Что насчет них?
– Я не припоминаю ничего подобного. Разумеется, весь аудит основывается на непрерывном потоке данных, но есть ли у нас какие-то конкретные вопросы, касающиеся Марса трехлетней давности, – тут вам стоило бы обратиться к моему начальству на Земле.
Неудобные журналистские вопросы, заданные через пару сотен миллионов километров космического пространства руководству самой могущественной корпорации Солнечной системы? Удачи вам, Елена Монтальбан.
Но та или не понимала намеков, или ей было все равно.
– Директор Текеле, вы же не хотите всерьез убедить нас, что не знакомы с историей предыдущих…
– Думаю, самое время ответить на следующий вопрос. Да, вы, впереди.
Камера поспешно поворачивалась в сторону, чтобы найти новый ракурс.
Но недостаточно быстро, чтобы опередить внезапную яркую вспышку света, поджарившую бранегель Монтальбан до хрустящей корочки.
Как правило, я стараюсь не удивляться тому, что творит КОЛИН, чем упрямо горжусь. Обычно для этого не требуется особых усилий. Пусть они катятся к черту со всеми своими бреднями об акушерах для космических родов человечества. Время, проведенное за кулисами вместе с «Блонд Вайсьютис», довольно быстро смыло позолоту с этой песни, а после того как меня бросили на Марсе, я окончательно потерял все остатки уважения к КОЛИН. Долина – наглядный пример того, что происходит с корпоративными благими намерениями, когда чистая прибыль оказывается под угрозой.
Но как бы то ни было, аудиторская группа численностью в 117 человек вызвала пиетет даже у меня. Они послали всего шестьдесят с чем-то рыл улаживать кризис с Олигархами Титана, и по тем временам это считалось довольно важным событием. А теперь здесь, в бьющемся сердце Разлома, мы получили в два раза больше народа. Текеле мог говорить все, что ему вздумается, но это была армия вторжения, и никто с опытом закулисной игры не поверил бы в иное.
Разумеется, никто в Брэдбери и не поверил. Остаток дня я провел наблюдая за тем, как вереница высокопоставленных городских чиновников разыгрывает одну из двух импровизированных сценок – либо повторяют пантомиму Малхолланда «я-подавился-гнилыми-устрицами-на-рассвете», либо копируют резкий выход Сакаряна «работаем-как-обычно».
И это еще были ягодки.
Вместо цветочков раздавался медийный бесконечный гул, на все лады демонстрирующий красивую инфографику того, как может развернуться аудит. Различные говорящие головы давали бессмысленные комментарии о том, что все это могло означать. Их монологи перемежались еще более бессмысленными – когда не подвергались общей цензуре – уличными интервью с теми представителями общественности, которых сочли достаточно глупыми и безобидными для показа на экране. Время от времени в кадр попадали странные сцены настоящих уличных протестов, но они исчезали настолько быстро, чтобы ничего, кроме парочки бранегелевых лозунгов, заметить было нельзя. Попадались и кадры восторженных толп, собравшихся приветствовать очередных знаменитостей-ультрапутешественников, которых на этот раз привез челнок. Некоторые из ведущих новостных каналов даже включили пару-другую кадров со вчерашнего дождевого парада – просто для того, чтобы окончательно все запутать. Такой у новостного коктейля Долины фирменный рецепт: ленивая журналистика, сведенная до стерильных звуковых фрагментов и очищенного мусора, ее достаточно, чтобы слегка завлечь публику. Получается необработанное зрелище, засунутое в блендер, лишенное полезного контекста или глубины и затем размазанное по коллективному лицу аудитории, словно бесконечная струя спермы.
«Дайте нам минутку, и мы дадим вам… ну, в принципе то, что вы и заслуживаете, долбоебы».
И вся эта картина не могла скрыть колоссальную нехватку фактов у любого представителя медиамашины. Больше всего на свете она напомнила мне высокий, тонкий свист воздуха, вырывающегося в вакуум через пробоину в корпусе.
В конце концов я выключил звук. Прогнал в голове несколько диссоциативных трюков, позаимствованных из методичек «Блонд Вайсьютис». Большая часть далась мне со скрипом – прошло уже немало времени с тех пор, как я пользовался этими техниками в последний раз. На Марсе я отдавал предпочтение измененным опиатам и «Марке». Но стоило приложить небольшое усилие, и старые, укоренившиеся привычки вернулись. Я погрузился в сладкое медитативное состояние – и чуть не пропустил ржавый хрип инсуленового диспенсера, готовившегося выхаркать одеяла на наступающую ночь.
Похоже, мне удалось сжечь целый день.
Я протянул руку и забрал накидку, когда та сладкой ватой посыпалась из отверстия. Психоастенический транс развеялся, стоило закутаться в инсулен и переключить внимание обратно на экран. Какой-то одинокий репортер преследовал на улице женщину, которая решительной походкой маршировала прочь. Журналист заваливал дамочку вопросами, но та не показывала ни малейшего желания остановиться и ответить на них. Было что-то знакомое в ее позе, в осанке, а может, я узнал эту шапку коротко стриженных седых волос. Поскольку я заглушил звук, то пришлось встать с койки и поднять его на пару делений, лишь бы услышать, о чем они говорят.
– … то есть можно предположить, что вы приветствуете эту проверку?
– Неужели? – В голосе женщины сквозило бесцеремонное нетерпение, но еще оставалось место для толстого слоя едкой иронии сверху. – Так вы предполагаете?
– Ну, э-э, на самом деле вы неоднократно говорили, что, э-э, «Долина страдает под все более жестоким гнетом корпоративной эксплуатации».
И тут, разумеется, я все вспомнил. Кусочки мозаики сошлись, и я почувствовал приступ грусти. Как и все, она постарела с тех пор, как я видел ее в последний раз.
– Наверняка, – продолжал настаивать репортер, – вы должны быть рады, что наконец пришел кто-то, способный обуздать эту эксплуатацию?
– А кто сказал, что они явились сюда что-то обуздать?
– Директор Текеле только что заявил, что эта проверка…
– Текеле – проплаченный рупор, защищающий интересы тех же людей, которые управляют Долиной. Он не будет менять ничего из того, что имеет значение.
Мартина Сакран – единственная, не терпящая подражаний дочь Самого, многолетняя наследница Борьбы, а теперь Коронованная королева в Изгнании здесь, на Марсе, пусть даже королева сжавшегося и распыленного королевства, чьи одичавшие и побитые подданные стали бы жестоким разочарованием для ее отца. За эти годы я не раз и не два стоял в ее коридорах и, если отбросить собственную горечь, был не слишком-то впечатлен. В Солнечной системе еще остались места, где мютюэлистическая политическая теория и технический социализм по-прежнему способны собрать толпу, но не в Разломе. Пожалуй, именно по этой причине Земля и сбросила дщерь Сакрана сюда после смерти ее отца. Она делала что могла, организовывала и активизировала всех последователей и спонсоров, каких только удавалось собрать, но в основном собирала лишь политическую пыль. На самом деле со стороны репортера было довольно умным решением выследить ее. У нее была точка зрения, которую вряд ли принял во внимание кто-то еще. А значит, этот репортаж точно пустят в эфир, и таким образом наш бесстрашный внештатник получит свой гонорар хотя бы за то, что развлек зрителей этой безобидной женщиной. Насколько я знал, в наши дни за Сакран даже слежки не вели.
– То есть вы не верите, что земной офис КОЛИН волнуют нарушения Хартии Долины? – надавил журналист.
Мартина Сакран молча шла дальше. Слегка ускорила шаг, повернула за угол и оказалась, как я понял, на Маск-Плаза. Впереди виднелось небольшое скопление фигур. До меня дошло, что она, похоже, направляется на собственную демонстрацию.
Ни разу не смутившись, мистер Бесстрашный Внештатник поспешил следом за ней.
– То есть вы хотите сказать, – немного запыхавшись, выпалил он, – что все эти миллионы, потраченные на то, чтобы привезти сюда аудиторов… вся эта подготовка… все эти расходы… это все обман? Показуха?
Что-то изменилось в осанке Сакран. Не знаю, можно ли назвать это решимостью, уж слишком она горбилась. Но Мартина остановилась и уставилась на своего мучителя. Красивые, узкие черты лица под шапкой коротко стриженных серых волос, ее отец продолжал жить в этих скулах, глазах и изгибах челюсти. Но жизнь, потраченная на политический активизм, оставила свой след, забрала с костей излишнюю плоть и оставила взамен резкие черты лица, морщины под глазами и суровый, пристальный взгляд.
– Слушай, придурок… у меня нет времени учить тебя принципам экономики, а они понадобятся тебе, чтобы понять, что на самом деле здесь происходит. Но давай начнем с основ. Ты имеешь хотя бы малейшее представление о том, сколько прямых инвестиций корпоративные партнеры КОЛИН влили в Долину хотя бы за два последних года?
– Я, э-э… – разумеется, он не имел.
– Официально раскрытая информация – 128 триллионов маринов. Судя по прошлому опыту, реальная цифра примерно на 40 процентов больше. Усек?
По записи этого понять было нельзя, но, похоже, репортер кивнул. Сакран кивнула в ответ и изобразила кислую улыбку. Она знала, что выступала в шоу уродцев, знала, что была лишь приманкой для пресыщенного зрительского аппетита, просто маленькой кислой закуской в медиабуфете. Она знала, что, вероятнее всего, кричит в пустоту. Но все равно полезла в бутылку. Десять лет в изгнании, а она явно не собиралась завязывать.
Может, просто не умела.
– Отлично. А теперь возьмем эту знаменитую горстку миллионов, о которой ты тут вякнул, предполагаемую стоимость оснащения и развертывания аудита. Как думаешь, она что-то значит в сравнении с парой сотен триллионов? Правильный ответ: нет, ни капли. Эта горсть реголита, брошенная в лицо пылевой буре над плато Тарсис. Не важно, как сильно бросишь, как высоко прицелишься – это ни хера не изменит.
Над моей головой, словно желая подчеркнуть ее слова, начали тускнеть потолочные плитки. В сгустившемся полумраке прямоугольник экрана стал светиться еще ярче, и глядящее с него мрачное и красивое лицо внезапно показалось мне еще более одиноким и пронзительным. Словно призраки прошлого Сакран окружали ее, сгущая темноту вокруг.
Я невольно почувствовал приступ сочувствия. Плохая политика – не единственный способ оказаться в изгнании.
– А теперь, если вы меня извините, – произнесла она с все той же мрачной иронией, что и раньше, – мне тут еще перед демонстрацией выступать. Видите ли, даже здесь, на Марсе, некоторые понимают, насколько глубоко уходят корни этих проблем. Даже здесь некоторые пытаются изменить ситуацию на уровне, который действительно имеет значение. Подходите, послушайте, может, что-нибудь и поймете.
Мы так и не узнали, принял ли бесстрашный репортер приглашение, – репортаж оборвался на кадре, в котором Мартина Сакран уходит прочь, сменился рекламной паузой. Я хмыкнул, воспоминания порхали в голове испуганными мотыльками. В свое время, еще до Карлы Вачовски, я столкнулся с немалым количеством сакранитов – в те дни пиратство по политическим мотивам входило в число профессиональных рисков любого оверрайдера на внутрисистемных рейсах. С ним было сложнее справиться, чем с обычными, ориентированными на получение прибыли бандами, но это не…
Дверь тихо щелкнула.
Я слегка напрягся. Конечно, не думал, что со мной что-нибудь случится, пока я нахожусь в камере под наблюдением, особенно сейчас. С той бурей, что сейчас разразилась вокруг проверки, я, наверное, волновал ДПБ в последнюю очередь. Но у департамента была длинная история передачи прав частным правоохранительным фирмам, типа «Эм-Джи-4», так как Хартия удачно трактовала права компаний как граждан. В открывшуюся серую зону можно было глубоко провалиться и сильно ушибиться, ударившись о землю.
Из полицейского отделения, сквозь узкие щелки, просачивался бледный свет. Потолочные плитки внезапно ожили и вернулись к полному освещению, дверь с ворчанием ушла в сторону. В камеру заглянул незнакомый мне коп в форме.
– Ты. Вейл. Тащи сюда свою задницу. У тебя посетитель.
Глава седьмая
Зажав меня между двумя коренастыми типами из отряда зомби, они повели меня в комнату для допросов. Третий парень, держа наготове дергач, замыкал шествие, идя в шести метрах позади. Видимо, либо кто-то за время моего пребывания в камере догадался заглянуть в досье, либо же Никки предупредила: остерегайтесь этого ублюдка.
– Как проходит проверка? – дружелюбно поинтересовался я, когда мы загрузились в лифт.
Приклад дергача с силой ударил меня в затылок, я повалился на закрывающиеся двери. Чтобы не упасть, пришлось упереться в них обеими руками. Перед глазами заплясали темные точки, в ушах застучала кровь.
– Ты видел, Пако? Он потянулся за твоей дубинкой!
Коренастый коп слева хмыкнул.
– Похоже на то. Чертовски тупой шаг с его стороны.
– Именно, – дуло дергача резко уперлось мне в поясницу. Его обладатель наклонился к моему уху. – От такого некоторые парни неделю кровью мочатся.
– Нам придется проверить записи с камер наблюдения, – невозмутимо произнес Пако. – Ну, чтобы убедиться наверняка.
– Да, потом мы так и сделаем. Но ты же знаешь, система постоянно глючит. Лично в этом убеждался. Можно потерять несколько часов записей. – Он щелкнул пальцами рядом с моим ухом. – Просто по щелчку пальцев.
– В таком случае останется только наше слово.
– Думаешь, у Никки будут с этим проблемы?
– Не могу представить.
Оба мрачно рассмеялись. Я поднял голову и посмотрел на их искаженные в потрепанном алюминии лифтовых дверей отражения, они выглядели как существа, протиснувшиеся из какого-то другого измерения. Или как люди, до неузнаваемости искаженные жестокими инопланетными силами.
– Есть еще какие-то неотложные вопросы, Вейл?
Я промолчал. Лифт пискнул и остановился. Я осторожно сменил позу и убрал руки с дверей как раз перед тем, как те открылись. Близнецы-зомби вытолкнули меня в коридор.
Как и большинство современных зданий в Разломе, Полис-плаза была высокой и парящей, и комнаты для допросов находились довольно высоко. Мы стояли перед огромным, от пола до потолка, окном, из которого открывался отличный вид на мерцающие и мигающие огни Брэдбери. Быстро окинув взглядом достопримечательности – башню КОЛИН во всем ее сверкающем ночном великолепии, бульвар Хайек, пролегающий через центр города прямо как палаш, огромную плиту здания по правам на добычу минеральных ископаемых на Шестьдесят Второй улице – я прикинул, что окна выходят более-менее на юг. Глаза инстинктивно пытались отыскать край освещенного пространства, увидеть лежащую за городской чертой темную долину и огромный силуэт вздымающегося за ней склона. Сложно сказать, можно ли различить такие детали на расстоянии, или же разум просто дорисовывал картинку.
– Шагай, придурок. Ничего нового ты не увидишь.
Словно чтобы доказать его неправоту, по небу расплылось прерывистое фиолетовое сияние – свободные фотоны из ультрафиолетового конца спектра проливались из какого-то богатого энергией приспособления между слоями Мембраны. На пару ударов сердца мы все замерли.
– Это, наверное, из-за дождя? – пробормотал Пако.
Очарование ушло. Второй зомби-тип хмыкнул:
– Да это может быть что угодно, черт бы их побрал. Мембранные технологии, кто знает, чем они там заняты каждый долбаный час дня и ночи. Пошли, нам еще этого хрена доставить надо.
И мы, ускорив шаг, свернули за угол, оставляя обзорное окно за собой, после чего оказались в коридоре, куда выходило множество дверей. Рядом с каждой в стене светилась красным или синим встроенная панель. Судя по количеству красных огоньков и оживленному движению в коридоре, ночь выдалась напряженная. Возле одной двери, жуя промышленное количество бодрящей травки и отрывисто посмеиваясь над плохими шутками друг друга, стояла пара тяжеловесов из отдела по соблюдению контрактов. Меня вдруг обуяли воспоминания, даже ностальгия. Чуть дальше мимо нас, таща за собой шлейф дорогих духов, пронеслась безупречно одетая адвокатша, быстро говорившая в гарнитуру. Блеск ее костюма и идеально бледная кожа свидетельствовали о молекулярных марстеховских системах, без всяких сомнений о каком-то нереально дорогом люксе из последней линейки. Другой адвокат, не так хорошо одетый и надушенный, сидел на скамейке рядом с очередной красной дверью. Он снял гарнитуру, пощипывал переносицу и моргал глазами, под которыми лежали такие синяки, что ему явно бы не помешало немного травы, что жевали два бугая из СК.
Сразу видно государственного защитника.
Через девять дверей по правую руку мы остановились, и Пако коснулся красной панели своим кольцом с печаткой. Дверь отъехала в сторону, меня втолкнули внутрь. Из узкого окна открывался вид на кусочек того же пейзажа, что я только что видел. Центр комнаты занимал потрепанный стол из металлических сплавов, по обе стороны от него стояла пара дешевых стульев из углеводородного волокна. За столом, спиной к окну, скрестив ноги и положив руки на колени, сидела китаянка в дорогом костюме. По элегантности она могла поспорить с дорогой адвокатшей, которая пронеслась мимо нас в коридоре. Было и еще кое-что – на столе перед ней лежало маленькое неглубокое блюдце с радиальными ребрами и тупым бугорком в центре, похожим на перевернутый черный гриб из орудийного металла. Шифратор частот, судя по виду, одна из последних моделей «Сеннхайзера». Дорогая игрушка.
Зомби с дергачом наклонился к моему уху.
– У тебя пятнадцать минут, – прорычал он и испарился.
Дверь захлопнулась.
– Это неожиданно, – признал я, – насколько помню, вы должны были появиться только послезавтра.
Она жестом пригласила меня сесть. Линзы головной гарнитуры были такими же непроницаемыми, как и тогда, когда я видел ее в последний раз, в голубом полумраке балкона в «Девочках Долины». Ее лицо было таким же бесстрастным, как и тогда, когда она ушла и оставила мне свой стул за столом Сэла. И все-таки сейчас она сидела так, что казалось, будто изображение гостьи слегка дрожит по краям.
И она пришла на два дня раньше.
– Что происходит? – спросил я, так и не сев. – Вы нормально прибрали Сэла?
– Все в порядке. – Шифратор глушил эхо голосов, придавая всему странно приглушенную резкость, словно мы разговаривали с кем-то, обернутым в хлопковую вату. – Полиция взяла показания у моих людей, все они рассказали одну и ту же историю. Словно из ниоткуда появилась фигура в маске, никто точно не уверен, как именно она выглядела. Вы выстрелили в нее из дергача, но попали в других, попытались повалить ее на землю, но вам это не удалось, неизвестный убил Кирогу и исчез. – Она сделала деликатную паузу. – Непонятно даже, был ли это мужчина. В этом тоже никто не уверен. В конце концов все пришли в замешательство, головные гарнитуры не дали им ослепнуть, но свидетели крайне потрясены и шокированы насилием.
– Потрясены насилием. Точно. Приятный штрих. – Я отодвинул стул. – А что говорит охрана Сэла?
– Ничего особенного. Их убедили в том, что стоит поступить мудро и согласовать свои заявления с новым менеджментом. – Она небрежно пожала плечами. – В любом случае их ослепила вспышка.
Я сел.
– Ну хорошо, это должно сработать. Никто не купится, но они не смогут ничего доказать. Что с моими деньгами?
– Они будут переведены на ваш счет в течение нескольких следующих месяцев по мере того, как мы возьмем под свой контроль деятельность Кироги и его денежные потоки.
– Мы так не договаривались.
– Мистер Вейл, я не сомневаюсь, вы прекрасно помните, что соглашение предусматривало неизбежную растяжимость сроков. Боюсь, в настоящий момент наши денежные потоки подвергаются непредвиденной проверке.
Аудит. Сраный аудит.
И внезапно губернаторский дискомфорт Малхолланда разом стал доставлять мне куда меньше удовольствия. Хорошо, что главный мудак и его соратники запаниковали, но мне как-то и в голову не приходило, что его проблемы могут стать моими. Радости стимулирования – похоже, все те парни, в честь кого здесь называют бульвары, что-то там да знали, в конце концов.
– Непредвиденная проверка, да? – Внезапно желудок свернулся в тугой узел – я понял, к чему все идет. – Дайте угадаю, она отсрочит мой выход отсюда?
Она заколебалась.
– По мнению нанятого нами адвоката, любая нежелательная спешка в этом вопросе только привлечет к нам внимание, которого мы бы предпочли избежать. Он предлагает оставить все как есть, по крайней мере до тех пор, пока не начнется рассмотрение дела.
– Рассмотрение дела… – Я наклонился и понизил голос до едкого шипения. – Мы договорились на три недели, край – месяц. Вы хоть представляете себе, как здесь рассматриваются дела? По убийству в стрипклубе? Еще и сейчас, когда все пытаются прикрыть свое дерьмо прежде, чем Земной надзор его унюхает? Да я могу просидеть в камере до следующего года, прежде чем они оторвут коллективную жопу от стула и решат наверстать упущенное.
– Такой риск существует, это правда.
– Найдите мне другого адвоката. Такого, кто знаком с понятием трудовой этики.
– У нас есть только один адвокат. И поиск кого-то нового может поставить нас в уязвимое положение.
– Это полная ерунда по сравнению с тем, насколько уязвимыми вы себя почувствуете, если мне надоест пялиться в стену и я решу рассказать о нашем соглашении насчет Сэла.
Короткая ледяная пауза. Словно бы я рассказал очень безвкусную шутку или плюнул на стол между нами.
– Я не верю, что вы так поступите, – произнесла она с самообладанием, которое лишь на микрон отличалось от идеального. – Вы… вы потеряете столько же, сколько и мы.
– Не совсем. – Я наклонился ближе. – Вы же помните, как я сказал вам, когда мы еще все планировали, что с таким куском дерьма, как Сэл, ДПБ будет просто действовать по правилам? Что ж, из этого вытекает одно полезное следствие. Видите ли, им будет насрать, кто конкретно выставил его из шлюза, если, отпустив меня, они смогут накрыть операцию Кратерных тварей.
– У нас было соглашение, мистер Вейл.
– Да, и нарушаю его не я. Пока что.
– Мы понимаем, что ситуация… неудобная.
Я усмехнулся и кивнул.
– Неудобная. Послушайте… Сюй, верно? Это же значит «Постепенная»?
– Да, – настороженно.
– Ну, прямо сейчас я бы сказал, что это имя вам чертовски идет. – Я указал на виднеющиеся в окне очертания Брэдбери. – Где-то там у меня есть арендованная капсула Дайсона, за которую я внес меньше половины стоимости. И я снимаю место, в котором ее держу. Полная срань, но это дом, и я по уши влез в долги, чтобы его содержать. Примерно через восемь месяцев мне придется снова забраться в капсулу, уснуть и проснуться только через четыре месяца.
– Ваша физиология… мы осведомлены о том, какие ограничения она на вас накладывает.
– Неужели? Что ж, одно из этих ограничений заключается в том, что я должен получать деньги. Чтобы платить за капсулу, за аренду, они должны перечисляться, пока я в отключке. Не знаю, как вы ведете дела в Элладе, но здесь? Здесь, если я пропущу платеж, обо мне, блядь, все тут же забудут. Так что скажите мне, Постепенная, каким образом я смогу заработать жирок, необходимый мне на целых четыре месяца, если застрял здесь из-за ваших проблем с денежными потоками и вашего трусливого придурка-адвоката?
– Мы, разумеется, сожалеем…
Я резко вскочил на ноги. Дешевый углеводородный стул отлетел в сторону. Она подалась назад, вскинула руки, готовая к драке. Большинство кратерных ребят из триад знает кое-какие приемы, 489-й не отобрал бы их для работы в Разломе, если бы они не могли за себя постоять. Так что я замер на месте, лишь бы она поняла, что драки не будет. Я заговорил размеренно, пытаясь обрести спокойствие, которого не чувствовал.
– Не лгите мне, Постепенная. Прямо сейчас вы ни о чем не жалеете. – Я оперся о стол. – Но еще пожалеете, если я не вернусь на улицы через сорок дней, как мы и договаривались. Я не собираюсь сидеть сложа руки взаперти восемь месяцев просто потому, что вы, ребята, лишились яиц перед лицом небольшой операционной трудности. А теперь идите и передай это своему 489-му, потому что здесь мы закончили.
Я развернулся. Направился к двери.
– Мистер Вейл?
Я повернулся, занеся руку для стука.
– Что?
– В данном контексте я и есть 489-я.
Я опустил руку, развернулся и посмотрел на нее. Она не отвела взгляда, линзы гарнитуры внезапно стали прозрачными – миндалевидные глаза, жесткие и внимательные, не несли в себе никакой угрозы. 489-я – традиционная позиция триад – старший силовик. Она занимала центральное место в моих переговорах с командой Кратера, когда четыре месяца назад мы договаривались о смерти Сэла, но я понятия не имел, что она на самом деле может возглавлять их бойцов. А теперь они отправили ее, чтобы извиниться. Сама ли она так решила, или кто-то еще выше по иерархической лестнице там, в Элладе, – не имело особого значения. В любом случае это был мост, который не стоило сжигать.
– Ну, хорошо, – тихо сказал я.
– Мы не… проявляем неуважения к вашему вкладу. Мы вас вытащим. Но вы должны позволить нам проявить гибкость, чтобы мы смогли все сделать элегантно.
«Можно подумать, у меня есть какой-то выбор».
– Хорошо. Идите и сделайте все элегантно. Или через задницу. Мне наплевать. Просто уложитесь в сорок дней.
Я протянул руку и постучал по двери. Та скользнула в сторону практически мгновенно, я потерял равновесие, споткнулся, провалился в образовавшийся проем…
И практически упал в объятия Никки Чаканы.
Глава восьмая
– У тебя внезапно появилось множество экзотических новых друзей, Вейл. В чем дело, внезапно образовалась страсть к кискам из Кратера?
Я последовал в ее кабинет. Огляделся в поисках стула.
– Ревнуешь?
Она скользнула за свой стол, села. Вытащила из кучи хлама бутылку «Джей Ди Рэд» и открыла ее.
– Стаканы в раковине. Там, за… а, забей, воспользуемся этими. Садись.
Я подтащил к столу свой стул и сел. На фоне еще одного вида в окне за ее спиной Чакана разлила выпивку в два грязных на вид стакана, которые я не сразу заметил в окружающем их мусоре. Никки смахнула на стол спутанный клубок ремней и заплаток из вебларовой брони и толкнула один из стаканов через освободившееся пространство в мою сторону.
– Итак.
– Итак, – согласился я. – За что пьем?
Где-то, в одном из этих идиотских журналов о стиле жизни, которые вечно разложены в местах, где приходится чего-то ждать, вы несомненно встречали упоминание об «Акантиладо Арес». Возможно, слоган звучал как «Семь чудес Дивного нового мира». «Восемь инженерных чудес, в которые вы с трудом поверите». «Девять наиболее роскошных отелей в человеческом космосе». Что-то подобное. А еще «Десять мест, в которых нас кондрашка хватит, если мы встретим там вашу жалкую задницу». Это подразумевалось, но, разумеется, никогда явно не говорилось. Ключевую роль тут играла эксклюзивность, как и в базовой идее самого бренда марсианских технологий, и «Акантиладо Арес» был эксклюзивен по максимуму. Он располагался в пятидесяти километрах к западу от Уэллса и обслуживающего космопорт поселения. Полностью герметизированный, он свисал с южной стены Долины подобно большой зеркальной грозди кубистского винограда. Благодаря прозрачному полу смотровой площадки, не говоря уже о прозрачном дне трех бассейнов, отель предлагал захватывающий вид на располагавшуюся в девяти километрах внизу Долину. Если захотите, можете получить пару перевернутых люксов в пентхаусе с тем же эффектом, но большая часть номеров нацелена на менее угрожающие виды – например, на панораму Разлома, открывающуюся с высоты Мембраны.
Говорят, триггерные волны на восходе и закате – это просто нечто.
Подавляющее большинство гостей приезжало в отель прямиком из терминала Уэллса, после разморозки. Они добирались в герметизированном краулере с роскошными сиденьями и экранными панелями вместо иллюминаторов, оттуда попадали прямиком в брюхо роскоши и комфорта, которые, вероятно, не шибко отличались от повседневного существования сверхбогачей на Земле. Со вкусом обставленные интерьеры, настоящие живые люди в роли заботливых слуг, свежее ощущение того, что вокруг все делается исключительно ради тебя. Чувство тепла, безопасности и полной изоляции от реального мира снаружи не покидает вас ни на секунду.
Мы, однако, гостями не были. Потому поднялись на служебном лифте.
– Прекрасный вид, – я облокотился на ограждение, вглядываясь в неопрятную бездну внизу. От виски Чаканы у меня все еще слегка кружилась голова. – Никки, ты когда-нибудь задумывалась о том, каково было бы жить здесь?
– Нет. Почему бы тебе не присесть?
В лифте кроме нас никого не было. Чакана махнула ладонью перед стоящей за нами затянутой в комбинезоны очередью, резко произнесла «дела полиции» и нажала на кнопку закрытия дверей. Теперь скамейка была полностью в ее распоряжении. Она вытянулась в самом центре грязного, потрепанного сиденья из нанопленки в двух метрах от меня, стиснув зубы от усталости и сердито глядя вдаль.
– Ну хорошо. – Я повернулся спиной к обрыву и открывающемуся виду, взглянув на нее. Подтянулся и с опаской уселся на перилах. – Не хочешь рассказать мне об этом аудиторе, с которым мне предполагается нянчиться?
Чакана закатила глаза.
– Как я тебе и сказала, она – крохотный винтик в машине Земного надзора. Строго второй состав. Она здесь, чтобы изучить лотерейные протоколы и связи с «Вектор Рэд». И она хочет возобновить расследование по делу Пабло «Павла» Торреса.
– Независимо от основной проверки?
– Понятия не имею, Вейл. Это же чертов аудит. Думаешь, эти земные придурки скажут мне хоть слово из того, что мне не полагается знать?
Справедливо. Я немного поерзал на перилах, наблюдая за тем, как на Долину наползает утро. На стене, вдоль которой мы ползли, образовались гигантские пятна и завихрения, по мере того как солнце просовывало пальцы в Разлом, каждое пятно постепенно превращалось из силуэта в накрашенную, текстурированную геомассу. Туман с тусклым красным оттенком и неоперившееся облако из какой-то инверсионной шапки, которые мы миновали ранее, внезапно озарились ярким светом, а внизу темнота медленно отступала по каменистому дну Долины на запад, туда, где мерцали огни безымянных городов, все еще ожидающих наступления рассвета.
Больше всего меня беспокоила Постепенная.
Она видела, как на выходе из комнаты для допросов я наткнулся на Чакану. Она в любом случае будет следить за мной и через пару часов узнает, что я вернулся на улицы. Учитывая, как прошел наш разговор, данный набор фактов приведет ее к ряду крайне неприятных выводов.
У подобных ситуаций нет срока годности. Мне нужно будет сделать несколько звонков, и очень скоро. Но гарнитура по-прежнему оставалась дома, а одноразовый комплект не подходил. Чакана же явно не собиралась выпускать меня из поля зрения до тех пор, пока это дело, чем бы оно ни оказалось, не будет улажено и запущено к ее удовлетворению.
– Тебя что-то беспокоит, оверрайдер?
– Не особо. – Я прислонил голову к стеклу и притворно зевнул. Взглянул наверх, туда, где приближающаяся кубистическая громада отеля подмигивала мне и сияла в лучах яркого солнца. Ткнул большим пальцем вверх.
– Смотри, вот о чем я говорю. Сколько нужно персонала, чтобы управлять этим местом, человек тридцать? Сорок, вряд ли больше.
Чакана уставилась на меня. Покрасневшие глаза за линзами ее гарнитуры прищурились, и я мог лишь надеяться, что от раздражения, а не от подозрения. В свое время мое обучение в «Блонд Вайсьютис» включало в себя несколько довольно действенных методов маскировки своих истинных намерений, но, как примерно все остальное из того периода моей жизни, они уже изрядно заржавели. Я не знал, что выдают язык тела и электрофизиология, возможно, они уже подавали сигналы совершенному полицейскому снаряжению Чаканы.
– Предположим, тридцать, – я продолжил отвлекать внимание как мог. – И все это время они живут взаперти – заканчивается смена, ты садишься в автобус до Уэллса, едешь до поселения для обслуживающего персонала, это еще одна консервная банка, там садишься в маленькую консервную банку на колесах, чтобы добраться сюда. Должно быть, это похоже на жизнь в эпоху Поселения.
– Вейл, да мне наплевать.
– Возможно, однажды тебе станет не наплевать. Говорю тебе, если будешь слишком долго сидеть взаперти, это скажется на нервах. Легко кончить жизнь психопатом.
Она сама с трудом подавила зевок.
– Полагаю, ты об этом не понаслышке знаешь.
– В те времена это не имело значения, потому что команды поселенцев постоянно менялись. Но этих несчастных ублюдков никто не меняет – они просто получают Качество, Выбор и Свободу остаться без работы, если им не нравятся условия.
– Это разбивает мне сердце. Ты что, в сакраниты подался?
Я поморщился.
– Я просто говорю, что с правоохранительной точки зрения это бомба, готовая взорваться. Однажды у кого-нибудь здесь сорвет крышу, и вам придется иметь дело или с кучкой убитых ультрапутешественников, или с заложниками.
– Сомневаюсь.
Кабина замедлила ход, вздрогнула и лязгнула, достигнув верхней точки подъема. С тихим шипением выровнялось давление. Чакана встала и потянулась:
– Обычно они просто нажираются и режут друг друга в Уэллсе вечером по пятницам. И вообще, при чем тут я?