Исчезновение. Дочь времени. Поющие пески Тэй Джозефина

– Вы не покажете мне свой револьвер, сэр?

– Показал бы, будь он у меня с собой. Но, к сожалению, он в ящике в Скотленд-Ярде.

Томми, казалось, был поражен в самое сердце.

– Я думал, он у вас всегда при себе. У фараонов в Америке – всегда. А вы умеете стрелять, сэр?

– Умею, – улыбнулся Грант, снимая этим ужасные подозрения, которые начали зарождаться в голове ребенка. – Я вот что предлагаю: когда ты следующий раз будешь в Лондоне, приходи в Скотленд-Ярд, и я покажу тебе револьвер.

– Я могу прийти в Ярд? О, спасибо! Большое спасибо, сэр! Это будет просто классно!

Томми ушел, вежливо пожелав доброй ночи, окутанный радостной аурой в фут толщиной.

– А родители думают, что они могут излечить мальчишек от любви к огнестрельному оружию, если не станут дарить им игрушечных солдатиков, – вздохнула Марта, ставя омлет на стол. – Садитесь есть.

– Я должен вам за разговор с Лондоном.

– А я-то думала, вы будете отдыхать.

– Я и отдыхал, но мне в голову пришла одна мысль, и это, пожалуй, первый шаг, который может привести к решению задачки, с тех пор как я занялся ею.

– Ладно! – проговорила Марта. – Так что теперь радуйтесь, и пусть ваши пищеварительные соки делают свою работу.

Маленький круглый стол придвинули к очагу, для украшения трапезы и создания настроения на него поставили свечи, и в спокойной дружеской обстановке они стали ужинать. Вошла миссис Трапп с цыпленком, была представлена Гранту и многословно поблагодарила его за приглашение Томми. Больше их никто не беспокоил. За кофе разговор коснулся Сайласа Уикли и странного образа жизни в доме в проулке.

– Сайлас гордится, что живет жизнью рабочего класса, хотя никто не понимает, что это значит. Ни один из его детей, он считает, не должен начинать в лучших условиях, чем были у него самого. Он ужасно скучен, когда толкует о том, что вышел из начальной школы. Можно подумать, что он первый со дня основания университета, кто поступил в Оксфорд, окончив начальную школу. Он – классический случай перевернутого снобизма.

– А что он делает с деньгами, которые зарабатывает?

– Бог знает. Возможно, закапывает их под полом хижины, в которой работает. Никому никогда не разрешается переступать порог этой хижины.

– Я беседовал с ним в этой хижине сегодня утром.

– Алан! Вы умница! И что там внутри?

– Один известный писатель и очень мало результатов его работы.

– Я думаю, он исходит кровавым потом, когда пишет. Понимаете, у него совершенно нет воображения. Я хочу сказать, он не может представить себе, как работает мозг другого человека. Поэтому все его ситуации и реакция его персонажей на ситуации – сплошные клише. Он продается благодаря своей «близости к земле», своей «стихийной силе». Господи, спаси нас всех! Давайте отодвинем стол и сядем поближе к огню.

Марта открыла буфет и, превосходно имитируя мальчишку-разносчика, продающего всякую всячину с лотка на железнодорожной платформе, произнесла:

– «Драмбуи», бенедиктин, стрега, «Гранд Марнье», «Боло», шартрез, сливовица, арманьяк, коньяк, ракия, кюммель, разнообразные французские сиропы невыразимой сладости и сердечное средство миссис Трапп – имбирная настойка.

– Вы намереваетесь проникнуть в тайны Департамента уголовного розыска?

– Нет, дорогой, я предлагаю отдать должное вашему вкусу. Вы один из немногих знакомых мне мужчин, который им обладает.

Она поставила на поднос шартрез и ликерные рюмки и удобно устроилась на кушетке, вытянув свои длинные ноги.

– Теперь рассказывайте.

– Но мне нечего рассказывать, – запротестовал Грант.

– Я не это имела в виду. Я хотела сказать – поговорите со мной. Представьте, что я ваша жена – упаси боже! – а я просто буду вас слушать. Например, вы же не думаете всерьез, что у несчастного тупицы Уолтера Уитмора хватило пороха стукнуть этого мальчика Сирла по голове, не так ли?

– Нет, этого я не думаю. Сержант Уильямс называет Уолтера мямлей, и, похоже, я согласен с ним.

– Как называет?

Грант объяснил, и Марта заявила:

– Ваш сержант Уильямс абсолютно прав! Да и передачи Уолтера пахнут нафталином.

– Он может скоро и сам устареть, если это дело не прояснится.

– Думаю, ему сейчас приходится туго, глупому бедняжке. Сплетни в маленькой деревне – это убийственно. Кстати, ответил ли кто-нибудь на обращение полиции по радио? Я слышала его в час дня.

– Нет. Во всяком случае до шести сорока пяти, когда я последний раз говорил с Ярдом. Я дал им ваш номер на ближайшие два часа. Надеюсь, вы не против.

– Почему вы думаете, что его могла подвезти какая-нибудь машина?

– Потому что если его нет в реке, он, должно быть, ушел в противоположную сторону от нее.

– По собственной воле? Но это очень странный поступок.

– А может, он страдает потерей памяти. И вообще, есть пять возможных вариантов.

– Пять!

– В среду поздно вечером Сирл пошел вниз по проулку, здоровый и трезвый. После этого его никто не видел. Существуют следующие варианты. Первый: он случайно упал в воду и утонул. Второй: его убили и бросили в реку. Третий: он ушел отсюда, руководствуясь собственными соображениями. Четвертый: он бродит где-то, потому что забыл, кто он и куда идет. И пятый: его похитили.

– Похитили?!

– Мы ничего не знаем о его жизни в Америке, мы должны учитывать это. Быть может, он приехал в Англию, чтобы на время убраться из Штатов. Я ничего не узнаю о нем, пока мы не получим отчет с Западного побережья – если получим. Скажите, пожалуйста, а что вы думаете о Сирле?

– В каком плане?

– Как вы считаете, он способен на розыгрыш?

– Ни в коем случае.

– Лиз Гарроуби тоже высказалась против. Она заявила, что розыгрыш не показался бы Сирлу забавным. А как вы думаете, его сильно увлекла Лиз Гарроуби? Вы же были у них на обеде.

– Достаточно, чтобы Уолтер заболел от ревности.

– Правда?

– Они очень мило выглядели рядом – Лесли и Лиз. Знаете, как прирожденная пара. То, чем Уолтер и Лиз никогда не будут. Не думаю, чтобы Уолтер хоть что-нибудь понимал в Лиз. И мне показалось, что Лесли Сирл понимал очень многое.

– Когда вы познакомились с ним, он вам понравился? В тот вечер вы после обеда забрали его с собой.

– Отвечаю – да. Он мне понравился – с оговорками.

– Какими оговорками?

– Трудно передать словами. Я не могла отвести от него глаз, но он казался мне совершенно нереальным. Звучит странно, правда?

– Вы хотите сказать, что ощущали в нем что-то поддельное?

– Не в общепринятом смысле. Он явно был тем, за кого себя выдавал. Во всяком случае, у нашей мисс Юстон-Диксон есть тому доказательство, как вы, очевидно, знаете.

– Да. Сегодня во второй половине дня я беседовал с мисс Юстон-Диксон о Сирле. Его фотография, которая есть у мисс Диксон, очень серьезное доказательство. А о чем вы говорили с Сирлом в тот вечер, когда привели его к себе?

– О, короли и капуста[23]. Люди, которых он фотографировал. Люди, с которыми мы оба знакомы. Люди, с которыми он хотел бы познакомиться. Мы долго сообща восхищались Дэнни Мински и так же долго ужасно спорили по поводу Маргерит Мэрриам. Как и вы, Лесли считал Маргерит мировым гением и не желал слышать о ней ни одного дурного слова. Он так надоел мне, что я рассказала ему кое-какую горькую правду. Потом мне было стыдно. Подло ломать детские игрушки.

– Надеюсь, это принесло ему пользу. Он достаточно взрослый, чтобы не скрывать от него жизненные факты.

– Я слышала, вы сегодня собирали алиби.

– Откуда вы знаете?

– Из моего всегдашнего источника. От миссис Трапп. А кто те несчастные, у кого алиби нет?

– Практически вся деревня, в том числе и мисс Юстон-Диксон.

– Наша Дикси исключается. Кто еще?

– Мисс Лавиния Фитч.

– Дорогая Лавиния! – рассмеялась Марта при мысли, что у мисс Фитч обнаружена склонность к убийству.

– Лиз Гарроуби.

– Худое сейчас время для бедняжки Лиз. Кажется, она была почти влюблена в этого мальчика.

– Миссис Гарроуби?

Марта помолчала, задумавшись.

– Знаете, я бы не поручилась за эту женщину. Она могла бы совершить убийство, не дрогнув, если бы убедила себя, что так надо. Она бы даже пошла в церковь и испросила у Бога благословения своему поступку.

– Тоби Таллис?

– Н-нет, не думаю. Тоби нашел бы какой-нибудь другой способ свести счеты. Что-нибудь гораздо менее рискованное и столь же действенное. Тоби замечательно умеет изобретать массу способов мелочной мести. Не думаю, чтобы ему потребовалось убивать кого-нибудь.

– Сайлас Уикли?

– Интересно… интересно. Да, мне кажется, Сайлас может совершить убийство. Особенно если книга, которую он в тот момент пишет, продвигается не очень хорошо. Видите ли, книги для Сайласа – способ дать выход своей ненависти. А если ей поставить запруду – он может убить кого-нибудь. Кого-нибудь, кто покажется ему богатым, красивым и пользующимся незаслуженным успехом.

– Вы считаете Уикли сумасшедшим?

– О да. Возможно, с медицинской точки зрения это не доказать, но он определенно неуравновешенный. Между прочим, а есть какая-нибудь доля правды в слухах о ссоре между Уолтером и этим мальчиком, Сирлом?

– Уитмор отрицает, что это была ссора. Он говорит, что была просто легкая размолвка.

– Значит, неприязнь между ними все-таки существовала?

– Доказательств этому нет. Минутное раздражение совсем не то, что неприязнь. Мужчины могут серьезно поспорить вечером в пабе, не ощущая никакой неприязни друг к другу.

– О, вы сводите меня с ума. Конечно же, неприязнь существовала. Из-за Лиз.

– Не будучи связан с четвертым измерением, утверждать не берусь, – поддразнил Грант Марту, забавляясь ее неожиданным умозаключением. – Уитмор заявил, что Сирл вел себя вызывающе. В чем, с вашей точки зрения как военачальника, могло выразиться это «вызывающе»?

– Вероятно, он сказал Уолтеру, что тот не ценит Лиз и что, если Уолтер не изменит своего поведения, он, Сирл, уведет у него Лиз. И если Уолтер думает, что это не удастся, то он заблуждается. Он, Сирл, уговорит Лиз собрать вещи и удрать с ним во вторник на следующей неделе и готов поспорить на пять фунтов, что так и будет. А Уолтер ответил, очень обиженно и строго, что в этой стране мы не заключаем пари, где ставка – благосклонность женщины, во всяком случае джентльмены не заключают, и поставить пять фунтов на Лиз – это оскорбление. Понимаете, у Уолтера абсолютно отсутствует чувство юмора, именно так он и творит свои радиопередачи, внушая любовь к себе старым дамам, которые сторонятся жизни в деревне, как чумы, и, увидев воробья, не узнают его. А Лесли, очевидно, сказал, что, если Уолтер считает, что пятерка – это слишком мало, он готов поставить десять: ведь если Лиз помолвлена с таким тупицей и педантом, как Уолтер, в течение почти двенадцати месяцев, значит она вполне созрела для перемены, и десятка будет как найденные деньги… И тогда Уолтер поднялся и вышел, сильно хлопнув дверью.

– Откуда вы знаете, что он хлопнул дверью?

– Душенька мой, сейчас уже все в Орфордшире знают, что он хлопнул дверью. Поэтому-то Уолтер – Подозреваемый Номер Один. Ваш список не имеющих алиби исчерпан?

– Нет, есть еще Серж Ратов.

– О, а что делал Серж Ратов?

– Он в темноте танцевал на травке у реки.

– Звучит очень похоже на правду.

– Да? Вы видели его?

– Нет. Но это вполне в духе Сержа. Понимаете, он все еще одержим идеей возвращения. До сцены с Лесли Сирлом Серж планировал возвращение как способ доставить удовольствие Тоби, а теперь он планирует его как способ «показать» Тоби.

– Откуда у вас такое понимание внутренних побуждений у людей?

– Я двадцать пять лет играла в театре, и не только по указке режиссера.

Грант посмотрел на Марту, освещенную пламенем, элегантную, красивую, и подумал обо всех ролях, в которых он видел ее: куртизанки, злые фурии, карьеристки и домашние хозяйки-«тряпки». Актеры и правда обладают проницательностью, пониманием мотивов, движущих человеком, которое отсутствует у обычных людей. Это не имеет ничего общего с умом и очень мало – с образованностью. В общем смысле ум Марты был так же неразвит, как ум не очень способного одиннадцатилетнего ребенка. Ее внимание автоматически соскальзывало со всего, что было чуждо ее сиюминутным интересам, и результатом являлась ее инфантильная невежественность. То же самое Грант наблюдал у больничных сестер и переработавшихся врачей общей практики. Однако дай ей в руки текст пьесы, и она из каких-то тайных, природных закромов вытащит все необходимое, чтобы выстроить собственную характеристику персонажа.

– Предположим, это действительно убийство, – проговорил Грант. – Если судить чисто внешне, по, так сказать, весовой категории имеющихся в данный момент подозреваемых, на кого бы вы поставили?

Марта немного подумала. В руках она вертела рюмку, и отблески огня играли на ее гранях.

– Эмма Гарроуби, наверное, – произнесла она наконец. – А могла Эмма совершить это? Физически, я хочу сказать.

– Могла. Поздно вечером в среду она простилась с мисс Юстон-Диксон у развилки тропинок. Никто не знает, когда она вернулась в Триммингс. Остальные к тому времени уже отправились спать, точнее, разошлись по своим комнатам. Во всяком случае, парадную дверь запирала миссис Гарроуби.

– Так. Времени вполне достаточно. От Триммингса до этой излучины совсем недалеко. Интересно, как выглядели туфли Эммы в четверг утром. Или она сама чистит их?

– Наверное, если на туфлях была какая-нибудь предательская грязь, она вычистила их сама. Миссис Гарроуби показалась мне очень методичным человеком. А почему вы выбрали Эмму Гарроуби?

– Ну, мне представляется, что совершить убийство можно, только если ты человек, одержимый одной-единственной идеей. Пока у человека есть разнообразные интересы, вряд ли какая-то одна мысль поглотит его настолько, что он совершит убийство. А когда у вас все яйца лежат в одной корзинке или там осталось всего одно яйцо, тогда вы теряете представление о том, что можно, а чего нельзя. Я ясно выражаюсь, инспектор?

– Абсолютно.

– Прекрасно. Налейте себе еще шартреза. Так вот, Эмма кажется мне человеком, способным сосредоточить свои мысли на одном предмете, больше, чем кто-либо другой из всех подозреваемых. Никто не назовет Сержа человеком, способным сосредоточиться, разве только на том, что происходит в данный момент. Серж в течение всей жизни постоянно ссорится с людьми, но он никогда не проявлял склонности к убийству. Самое большее, на что он способен, – швырнуть в них тем, что попадется под руку.

– При отсутствии кнута, – усмехнулся Грант и рассказал Марте о своем разговоре с Сержем. – А Уикли?

– По своей весовой категории, если воспользоваться вашей метафорой, Сайлас только на один-два фунта отстает от Эммы, но отстает безусловно. У Сайласа есть успех, семья, книги, которые он собирается написать в будущем (пусть даже они будут повторением старых, только другими словами). Интересы Сайласа не так замкнуты в одном русле, как интересы Эммы. Если исключить вспышку какой-то беспричинной ненависти, Сайласу незачем избавляться от Лесли. И Тоби тоже. Жизнь Тоби просто блещет разнообразием. И как я сказала, у него есть масса других способов свести счеты. Но Эмма… У Эммы нет ничего, кроме Лиз.

Марта задумалась. Грант тоже молчал.

– Вы бы видели Эмму, когда Уолтер и Лиз объявили о своей помолвке, – проговорила Марта наконец. – Она… она просто сияла. Как ходячая рождественская елка. Она всегда об этом молчала, и вот вопреки всему ее желание сбылось. Уолтер, который был знаком со всеми умными и красивыми женщинами своего поколения, влюбился в Лиз, и они собираются пожениться. Уолтер когда-нибудь получит Триммингс и состояние Лавинии, и, даже когда мода на самого Уолтера пройдет, у них будет столько мирских благ, сколько можно пожелать. Это было как сбывшаяся сказка. Эмма просто плыла над землей, выше уровня почвы на дюйм или два. И тут появляется Лесли Сирл.

Марта, актриса, снова замолчала. И, как истая актриса, держала паузу.

Поленья рассыпались и вспыхнули, выбросив язычки пламени. Грант тихо лежал в кресле и думал об Эмме Гарроуби.

И о двух вещах, неизвестных Марте.

Как странно, что человек, выбранный Мартой в качестве подозреваемого, жил на той же территории, откуда происходили две неразрешимые загадки в этой истории: перчатка в ящике Сирла и пустое место в фотоящике.

Эмма. Эмма Гарроуби. Женщина, которая воспитала младшую сестру, а потом, когда сестра упорхнула из-под ее крыла, вышла замуж за вдовца с маленьким ребенком. Интересы Эммы столь же естественно влились в одно русло, как у Тоби устремились по разным, не так ли? Она сияла – «ходячая рождественская елка», – узнав о помолвке. А за период, прошедший после помолвки (как было известно Гранту – пять месяцев, не двенадцать), восторг лишь усилился и превратился в нечто еще более замечательное – в уверенность, в чувство удовлетворения, безопасности. За эти пять месяцев помолвка выдержала ряд мелких обрушившихся на нее ударов, и Эмма, должно быть, привыкла считать ее нерушимым, надежным делом.

И тут, как сказала Марта, появляется Лесли Сирл. Сирл с его шармом и жизнью перелетной птицы. Сирл с его видом «не от мира сего». Никто не мог бы наблюдать этот золотой дождь[24] с более сильным, немедленно возникшим недоверием, чем Эмма Гарроуби.

– Что может заполнить пространство десять на три с половиной на четыре дюйма? – спросил Грант.

– Щетка для волос, – ответила Марта.

Грант вспомнил, что есть такая игра, в которую предлагают поиграть психологи. Услышав определенное слово, испытуемый в ответ произносит первое, что ему приходит в голову. Судя по всему, это срабатывает точно. Грант предложил этот вопрос Биллу Мэддоксу, и Мэддокс, не колеблясь, как и Марта, сказавшая: «Щетка для волос», произнес: «Гаечный ключ». А Уильямс, вспомнил Грант, предложил пакет мыла.

– Что еще?

– Набор домино. Коробка конвертов? Нет, слишком мала. Колода карт? Таким количеством карт можно завалить необитаемый остров. Набор столовых ножей. Фамильные ложки. А что, кто-то прячет фамильное серебро?

– Нет. Просто мне интересно, что бы это могло быть.

– Если это серебро Триммингса, бог с ним, дорогой. На аукционе за него не дали бы и тридцати шиллингов – за все. – Взгляд Марты с бессознательным удовольствием скользнул по простым георгианским приборам на ее собственном, стоявшем за спиной столе. – Скажите, Алан, если это не будет раскрытием профессиональной тайны, а кого вы видите в этой роли?

– Какой роли?

– Убийцы.

– Это было бы непрофессионально. Но думаю, что не раскрою никакой тайны, если скажу вам, что мне кажется – такового нет.

– Что? Вы действительно думаете, что Лесли Сирл жив? Почему?

И в самом деле – почему, спросил себя Грант. Что было такого во всем этом деле, что создавало впечатление, словно он на спектакле? Словно он сидит в кресле в партере и между ним и реальностью – оркестровая яма. Некогда помощник комиссара в минуту редкой откровенности сказал Гранту, что у него есть самое бесценное качество для их работы – чутье. «Но не позволяйте ему управлять собой, Грант, – сказал он. – Придерживайтесь доказательств». Вероятность того, что Сирл упал в реку, была девяносто девять против одного. Все факты указывали на это. Если бы не ссора с Уолтером, которая усложнила ситуацию, ему, Гранту, вообще не пришлось бы разбирать это дело. Его бы признали обычным несчастным случаем: «Исчез, считается утонувшим».

И все же. Все же. Вот оно есть, а вот его нет. Присказка старого фокусника. Она преследовала Гранта.

Почти не сознавая этого, он произнес ее вслух.

Марта внимательно посмотрела на него и спросила:

– Фокус? Чей? И для чего?

– Не знаю. Только я не могу избавиться от ощущения, что меня разыгрывают!

– Вы считаете, что Лесли просто каким-то образом ушел?

– Или кто-то хочет, чтобы все выглядело именно так. Или еще что-нибудь. Мне кажется, что я в цирке и смотрю, как человека распиливают пополам.

– Вы перетрудились, – заявила Марта. – Куда же, как вы полагаете, мог исчезнуть Лесли? Если только он не вернулся в деревню и не залег где-то, притаившись.

Грант очнулся и с восхищением посмотрел на Марту.

– Как странно, – произнес он, улыбнувшись. – Я не подумал об этом. Вы думаете, Тоби прячет его, чтобы досадить Уолтеру?

– Нет. Я уверена, это бессмысленно. Но ваша теория о том, что он ушел, тоже бессмысленна. Куда он пойдет посреди ночи, когда на нем только спортивный костюм и плащ?

– Может быть, я узнаю что-нибудь после того, как завтра повидаюсь с его ку…

– У него есть кузен? Удивительно! Все равно как обнаружить у Меркурия родственника по жене. Кто он?

– Не кузен, а кузина. Насколько я понял, художница. Ради меня она пожертвовала воскресным дневным концертом в «Альберт-холле». Я воспользовался вашим телефоном и договорился с ней.

– И вы полагаете, она знает, почему Лесли ушел посреди ночи в одном костюме и плаще?

– Вдруг она знает, куда Лесли мог направиться.

– Цитируя мальчика, вызывающего актеров на сцену, «надеюсь, все пройдет отлично», – сказала Марта.